Текст книги "Кремль. Ставка. Генштаб."
Автор книги: Юрий Горьков
Жанр:
История
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 25 страниц)
Глава 3
Кадровая политика
Существенную роль в деятельности Верховного Главнокомандования занимала работа с кадрами, ибо от командного состава и особенно его высшего звена зависят успехи и поражения в годы войны и мира.
Известно, что в период подготовки к войне с Советским Союзом Гитлер поставил задачу добиться качественного превосходства командного состава Вермахта над командным составом Красной Армии. Мы же на пороге войны остро ощущали недостаток в квалифицированных военных кадрах, вызванный репрессиями 1937–1938 годов. Потребность в кадрах возрастала, правда, не только из-за арестов и расстрелов, но и в связи с техническим переоснащением, организационным совершенствованием и стратегическим развертыванием армии и флота. Только в 1940 году в СССР были сформированы семь военных округов и армий, шесть стрелковых корпусов, двадцать две стрелковые дивизии, сто двадцать бригад и полков. В стадии формирования находились еще девять мехкорпусов, двадцать танковых дивизий и двадцать танковых бригад. На 1941 год планировалось иметь: управлений округов – 16, управлений фронтов – 1, управлений полевых армий – 20, управлений стрелковых корпусов – 62, управлений мехкорпусов – 29, а всего – около 300 дивизий сухопутных войск.
«Благодаря» так называемой «чистке», как я уже писал выше, из рядов Красной Армии было уволено за период с 1935 по 1939 год включительно без малого пятьдесят тысяч человек. Многие из них – по политическим мотивам. В отчете управления по начсоставу РККА от 5 мая 1940 года, направленном Наркому обороны К. Е. Ворошилову, говорилось:
«В результате проделанной работы армия в значительной мере очистилась от шпионов, диверсантов, не внушающих доверия иностранцев, от пьяниц, расхитителей народного достояния».
Абсурдность этих ярлыков очевидна. Как я уже говорил, проводя «чистку», партийные вожди превращали армию в машину, послушную своей воле. Для доноса, увольнения, а то и ареста было достаточно не только неосторожного слова, но порой даже взгляда, который могли истолковать как неверие в «гениальность» вождя или его соратников.
Во время «чистки» существовало самое настоящее соревнование за количество выявленных «врагов». Командование военных округов наперегонки стремилось доложить «отцу народов» о проделанной работе. Примером может служить донесение по Киевскому военному округу:
«И. Сталину.
…В Киевском особом военном округе в результате очищения от врагов уволено, отстранено от должности, арестовано: Наименование должностей Уволено Отстранено Арестовано
| Командиров корпусов | 7 | - | 7 |
| Командиров дивизий | 5 | 9 | 5 |
| Командиров УР | 3 | - | 3 |
| Командиров бригад | 6 | - | 5 |
| Командиров полков | 21 | 4 | 14 |
| Всего: | 42 | 13 | 34 |
Всего уволено командного и начальствующего состава 1834 человека (6,1 % от численности), из них арестовано 861, исключено из партии 1091 человек. Подлежит изъятию еще несколько сот, как участников блока военно-троцкистского и национального характера…
Командующий войсками КОВО командарм 2-ранга Федько
Член Военного совета, корпусной комиссар Щаденко».[27]27
ЦГАСА. Ф. 31083, оп. 3, д. 157, л. 160.
[Закрыть]
Первый экземпляр донесения был направлен И. В. Сталину, второй – В. М. Молотову, третий – К. Е. Ворошилову. Впоследствии Федько назначили заместителем наркома обороны, затем арестовали и расстреляли. Щаденко тоже стал заместителем Наркома обороны. Репрессии его миновали.
Вот как говорил Н. Н. Воронов на Главном Военном Совете о кадровой политике в 1937–1938 годах:
«В армии создалась обстановка (после 1937 г. – Ю. Г.), что командир как-то не чувствует себя уверенным в своих действиях, любой подчиненный может в любой момент поднять шум по любому его мероприятию по партийной линии, по линии особых органов, пойти пожаловаться политруку или комиссару и командир никогда не может быть гарантированным, что немедленно не начнется разбор его дела. Много «ловкачей» умело пользуются этими, обходными путями, много говорят и выступают, состоят в активе, а на самом деле ноль».[28]28
ЦАМО РФ. Ф. 16а, оп. 2951, д. 243, лл. 9-55.
[Закрыть]
По этому же поводу генерал армии С. П. Иванов писал:
«Армия была фактически обезглавлена. Судите сами. 22 сентября 1935 года было опубликовано Постановление ЦК и СНК СССР о введении в Красной Армии персональных воинских званий. Звание Маршала Советского Союза получили 5 полководцев, командармов 1 ранга – 5, командармов 2 ранга – 10, комкора – 67, комдива – 186, комбрига – 397, полковника – 456 командиров. Лучшие представители политсостава получили: армейского комиссара 1-го и 2-го ранга – 16 человек, корпусного, дивизионного и бригадного комиссара – 128 человек. Высших военно-морских званий флагман 1-го и 2-го ранга были удостоены 8 человек.
А в 1937–1938 годах большинство из этих «лучших» объявлены врагами народа… Из примерно 1300 человек высшего состава осталось – 350.
…без командующих остались все 16 военных округов и 5 флотов, 33 корпуса, 76 дивизий, 291 полк, 12 авиадивизий».[29]29
Иванов С. Штаб армейский. Штаб фронтовой. – М., 1990, с. 27–28.
[Закрыть]
Вот что говорил о сложившейся ситуации на заседании Главного Военного Совета, которое проходило с 21 по 27 ноября 1937 года, командующий Закавказским военным округом комкор Н. В. Куйбышев (брат В. В. Куйбышева):
«…А я вот вам приведу факты. На сегодня у нас тремя дивизиями командуют капитаны. Но дело не в звании, а дело в том, что, скажем, Армянской дивизией командует капитан, который до этого не командовал не только полком, но и батальоном, он командовал только батареей. У нас в Азербайджанской дивизии – майор. Он до этого времени не командовал ни полком, ни батальоном, и в течение последних лет являлся преподавателем училища. Откуда может быть хорошим командиром Грузинской дивизии Джабахидзе, который до этого в течение 2-х лет командовал ротой и больше никакого командного стажа не имеет».
Весьма примечательно о кадровой политике говорил на военно-научной конференции в 1957 году Министр обороны Маршал Советского Союза Г. К. Жуков:
«Особенно плохо у нас обстояло с руководящими кадрами, которые в период 1937–1939 гг., начиная от командующих войсками округов до командиров дивизий и полков включительно, неоднократно смещались в связи с арестами.
В результате чрезмерной подозрительности Сталина, которую умело использовала гитлеровская разведка, наши военные кадры перед войной были физически истреблены без всяких оснований. Вооруженные Силы Советского Союза фактически были обезглавлены, поэтому войска вступили в войну, не имея опытных командующих фронтов, командиров корпусов, дивизий и полков.
Прибалтийским фронтом, как известно, командовал преподаватель академии Кузнецов, который ничем, кроме полка, не командовал. Западным фронтом командовал Павлов, который до этого командовал мехполком и танковой бригадой.
Юго-Западным фронтом командовал Кирпонос, который, кроме училища, никем не командовал».[30]30
Жуков Г. Сборник выступлений и статей. – ЦАМО РФ. Инв. № 33713. с. 165.
[Закрыть]
Начальник Генерального штаба сухопутных войск Вермахта генерал-полковник Ф. Гальдер на сообщение заместителя военного атташе в России полковника Кребса в мае 1941 года заявил:
Нельзя, на мой взгляд, обойти вниманием влияние репрессий на деятельность Генерального штаба. Если провалы в кадровой политике на высшем оперативном уровне удалось хоть как-то заполнить (со всей остротой «голод» на высших командиров ощущался в войсках до второй половины 1942 года), то отношение к сотрудникам Генерального штаба, особенно его верхушке, как к мелкой разменной монете в большой политической игре, привело к последствиям поистине ужасающим, исправлять которые пришлось усилиями всего народа и на фронте, и в тылу, в течение всей войны.
Генштаб – это мозг армии, с помощью топора оперировать его нельзя. А как с ним поступало высшее политическое руководство СССР? В 1937 году был удален из Генштаба, а затем расстрелян Маршал Советского Союза А. И. Егоров. В Красной Армии это был единственный человек, имевший практику в командовании оперативными объединениями, прекрасно знавший сложный механизм работы высших органов стратегического руководства Вооруженными Силами государства в целом. После него никто не мог надолго задержаться в кресле начальника Генштаба. В течение года перед войной в нем последовательно сменили друг друга три человека – маршал Б. М. Шапошников, генералы армии К. А. Мерецков и Г. К. Жуков. Последним выпало руководить главным штабом РККА примерно пять месяцев. За это время они не только не сумели решить никаких стратегических проблем, но даже в обстановку Генштаба не смогли вжиться. Где уж там понять его место и роль в стратегическом управлении Вооруженными Силами. О налаживании взаимодействия Генштаба с другими военными и гражданскими ведомствами я просто не говорю.
Немало чехарды было и внутри самого Генерального штаба. Основным генератором идей в Генштабе было оперативное управление (до 13 октября 1939 года – оперативный отдел). Так вот, за шесть предвоенных лет в этом управлении поработали семь начальников! Например, комкор И. В. Смородинов руководил им всего два с половиной месяца, генерал-лейтенант Н. Ф. Ватутин – полгода. Генерал-лейтенант Г. К. Маландин был назначен на место Ватутина и продержался на нем до 30 июня 1941 года. Трех месяцев ему оказалось мало, чтобы наладить работу управления и хоть как-то проявить себя.
Аналогичных примеров много и по другим управлениям и отделам. Разумеется, такое положение не могло не сказаться на руководстве войсками. Какая уж тут подготовка к агрессии… В Генштабе была нарушена преемственность руководства. Новые руководители часто отвергали документы, подготовленные по распоряжению их предшественников, на разработку которых тратилась уйма времени. Иногда с приходом нового человека работа отделов начиналась с нуля. Бессмысленная нервотрепка отрывала людей от конкретной деятельности в войсках, контроль над исполнением директив и приказов НКО и Генштаба был недопустимо ослаблен.
Меж тем война неотвратимо надвигалась, и это чувствовали все. Кадры в армии нужны были как воздух. С 1936 года подготовкой командно-начальствующего состава с оперативно-стратегическим кругозором занималась Академия Генерального штаба. Ее выпускники владели теорией и практикой осуществления армейских и фронтовых операций. При Академии были открыты курсы командующих объединениями, а также командиров корпусов (КУКС, КУВНАС). Только в 1939–1940 годах через эти курсы прошли более 400 человек.
В других академиях в 1940 году обучались 20135 слушателей (против 9189 в 1937 году).[32]32
ЦГАСА. Ф. 37963, оп. 14, д. 245, л. 200.
[Закрыть] На 1 мая 1941 года в Вооруженных Силах имелось 18 академий и 8 военных факультетов при гражданских вузах. При Академии имени Фрунзе и в академиях родов войск на семимесячных курсах в конце 1940 года обучалось 840 человек.
Офицеры полкового звена повышали квалификацию на курсах «Выстрел». За полгода через них проходили до 9000 человек. К тому же, значительно была расширена сеть учебных заведений, готовящих командиров со средним образованием. Если в 1937 году в стране насчитывалось 10 пехотных училищ, то в 1940 году их было уже 59. Всего штатная численность курсантского состава включала в себя к началу 1941 года 175 330 человек.
С учетом перевооружения Красной Армии в СССР создавались новые военные учебные заведения – 8 танковых, автомобильное, тракторное, военно-инженерное училище, училище химзащиты, 29 школ пилотов. Для подготовки кадров морских командиров дополнительно к концу 1940 года возникли еще три военно-морских училища. В целом в Вооруженных Силах было 214 училищ сухопутных войск и ВВС, 16 военно-морских учебных заведений. Кроме того, часть командиров готовилась на шестимесячных курсах младших лейтенантов. Была развернута сеть курсов по подготовке командиров запаса. Резерв командных кадров к началу войны составлял 860 тысяч человек.[33]33
ЦГАСА. Ф. 4, оп. 16, д. 2781, лл. 132–134.
[Закрыть]
Формально с помощью принятых мер утраты в командном составе были восстановлены. Проблема, однако, заключалась в другом: опытных, квалифицированных командных кадров не хватало катастрофически. Ведь для подготовки командира, а тем более командующего, требуется весьма длительное время. Не случайно сроки службы в должностях от командира батальона и выше были определены в среднем в четыре года. Чтобы стать командующим армией или фронтом, человек должен прослужить от двух до четырех лет в каждом армейском звене. Только тогда он будет готов для выдвижения на вышестоящую должность.
В свете поставленной проблемы дело в Красной Армии обстояло следующим образом. В 1940 году количество новых назначений составило 246 626, или 68,8 % к штатной численности. К 1940 году по высшей группе были назначены 1674 человека, по старшей – 37 671 человек, по средней – 159 195 человек. Для укомплектования высших строевых должностей от командиров полка и выше были выдвинуты 2 452 человека, из них в 1939 году назначено:
командующих войсками округов – 5 (29,4 %), командующих армиями – 11 (68,8 %), командиров корпусов – 39 (61,9 %), командиров дивизий – 143 (72,8 %), командиров полков – 787 (68,2 %).[34]34
ЦАМО РФ. Ф. 148, оп. 3763, дд. 246 и 289.
[Закрыть]
Все это происходило лишь за полтора года до начала войны! А ведь остальные командные должности высшего звена были заняты еще позже.
Итак, с количественной стороной в вопросе о кадрах дело вроде бы прояснилось. А как быть с качественной? Можно ли было за два последних предвоенных года обеспечить советским командирам уровень подготовки командного состава немецкой армии? Разумеется, нет. Вермахт имел командный состав, хорошо подготовленный учебными заведениями. Каждый офицер строго следовал служебному цензу прохождения службы в основных должностях, к тому же, имел, как правило, боевой опыт. Иными словами, начальник Генштаба сухопутных войск Вермахта генерал-полковник Ф. Гальдер имел право, как мне кажется, сделать столь резкое заявление о командирах Красной Армии, которое я приводил выше. Большинству наших командиров учиться пришлось на войне. Там заканчивали свои «академии» многие военачальники, используя метод проб и ошибок, что приводило порой к тяжелым потерям.
Особенно четко плачевное состояние дел в подготовке кадров в предвоенные годы прослеживается на примере авиации. Подавляющая масса наших пилотов вступила в бой с немцами, имея «налет» на боевых самолетах всего по нескольку часов. Между тем германские летчики, как правило, имели налет до 300 часов и выше. А если учесть, что перед войной началась массовая переподготовка летчиков РККА на самолеты МИГ-1, Як-3, ЛаГГ-3, Ил-2, Пе-2 и другие, то вообще трудно говорить о какой-либо готовности наших ВВС к военным действиям.
Такова была в нашей армии ситуация с кадрами. То, что И. В. Сталин и его окружение сделали с армией, сравнимо только с крупной военной катастрофой. Как известно, за 1418 дней Великой Отечественной войны мы потеряли трех командующих фронтами, четырех начальников штабов фронтов, пятнадцать командующих армиями, 46 командиров корпусов, 112 командиров дивизий.[35]35
ЦАМО РФ. Ф. 148а, оп. 3763, д. 246, л. 289.
[Закрыть] Пусть читатель сам сравнит цифры этих безвозвратных потерь с результатами сталинских «чисток». Комментарии здесь, как говорится, излишни.
Глава 4
Стратегическое планирование войны
Выше я уже упоминал о том, что в ряде публикаций содержится утверждение, будто бы Советский Союз весной 1941 года готовил превентивную войну против Германии, разрабатывая стратегию упреждающего удара по сосредоточенной, но еще не развернутой полностью немецкой армии. В этой связи особое место во всех домыслах и толкованиях отводится последнему оперативному плану войны, о существовании которого читателю уже известно из предыдущих глав. Еще раз хочу напомнить, что ознакомиться с этим документом, гриф строгой секретности с которого был снят только в 1992 году, можно в Приложениях к этой книге.
Особое внимание к этому документу со стороны историков вполне оправдано. С этим планом мы вступили в Великую Отечественную, им руководствовались командующие и штабы военных округов. Анализ этого плана позволяет ответить по крайней мере на два животрепещущих вопроса: собирался ли СССР напасть на Германию летом 1941 года? Какие ошибки в стратегическом планировании были допущены высшим советским военным и политическим руководством в предвоенный период? Вопросы эти заслуживают самого пристального рассмотрения, причем, по возможности, с учетом оперативных планов западных приграничных округов. Кроме того, исследование проблем, возникающих при планировании войны, архиважно для объективной оценки источников ее возникновения, подготовки к ней государств и армий, военных планов сторон.
В самом деле, оперативный план войны является концентрированным выражением военной доктрины, принятой в государстве. Он представляет собой тот стержневой документ, вокруг которого увязываются в единое целое мобилизационный план, план строительства Вооруженных Сил, программа развития вооружения и боевой техники, подготовка резервов, планы военно-экономических мероприятий.
Не только рядовым читателям, но даже специалистам-историкам немногое известно об оперативном планировании войны, разрабатывавшемся в СССР в предвоенные годы. Вопросы принятия решений, их документального оформления по многим объективным и субъективным причинам глубоко не исследованы. Уже не осталось людей, которые принимали личное участие в этом нелегком и весьма ответственном деле. Восстанавливать историческую правду в настоящее время приходится по имеющимся архивным материалам, записям в личных тетрадях Б. М. Шапошникова, А. М. Василевского, Г. К. Жукова и других военачальников и политических деятелей.
Разумеется, оперативные планы войны в Советском Союзе, как и в любом другом государстве, имелись. Их подлинники хранятся в военных архивах. В различное время эти планы носили разные названия: «О стратегическом развертывании Красной Армии на случай войны на Западе по варианту ПР» (1924 г.).,[36]36
ЦАМО РФ. Ф. 16а, оп. 2951, д. 4.
[Закрыть] «Записка по обороне СССР» (1927 г.).,[37]37
Там же, д. 25.
[Закрыть] «Оперативный план» (1927–1928 гг.).,[38]38
Там же.
[Закрыть] «План стратегического распределения РККА и оперативного развертывания на Западе» (1936 г.).,[39]39
Там же, д. 175.
[Закрыть] «Основы стратегического развертывания на Дальневосточном театре военных действий» (1938 г.).,[40]40
Там же, д. 209.
[Закрыть] «Соображения об основах стратегического развертывания вооруженных сил Советского Союза на 1940–1941 годы» (1940 г.).,[41]41
Там же, д. 239, лл. 198–244.
[Закрыть] «Соображения по плану стратегического развертывания вооруженных сил Советского Союза на случай войны с Германией и ее союзниками» (май 1941 г.).[42]42
Там же, д. 237, лл. 1 -15.
[Закрыть]
Вопросы планирования военных действий были постоянно в центре внимания Генерального штаба и советского правительства. В период с 1921 по 1923 годы их планирование в основном сводилось к разработке оперативных документов в штабах военных округов. Начиная с 1924 года, когда был создан единый штаб РККА, и до самого начала войны оперативный план разрабатывался и уточнялся не менее пятнадцати раз.
К разработке и ознакомлению с ним допускался строго ограниченный круг лиц. В Генштабе к нему были допущены в полном объеме его исполнитель – заместитель начальника оперативного управления (генерал-майоры В. К. Триандафиллов и А. М. Василевский – каждый в свое время), начальник оперативного управления, первый заместитель начальника Генштаба, начальник Генштаба, Нарком обороны и основные члены Совета обороны (И. В. Сталин, В. М. Молотов, Л. М. Каганович, К. Е. Ворошилов). План имел самый высокий гриф секретности – «совершенно секретно», «особо важно». В предвоенное время (1940–1941 годы) он разрабатывался в единственном экземпляре, а на утверждение докладывался только И. В. Сталину.
Анализ оперативных планов показывает, что наиболее полно, с высокой штабной культурой они были разработаны в период деятельности начальников Генштаба Маршалов Советского Союза М. Н. Тухачевского и А. И. Егорова. Ответственным исполнителем этих документов был начальник оперативного управления (начальник оперативного отдела) В. К. Триандафиллов. Планы регулярно рассматривались и утверждались Советом Труда и Обороны, а также Главным Военным Советом. Постоянными докладчиками по планам были указанные выше лица, но чаще всех Триандафиллов. Во время обсуждения выступали члены Совета, а иногда и приглашенные лица (по касающимся их вопросам). Решения оформлялись постановлениями СТО. Они незамедлительно доводились Генштабом до исполнителей. По исполнительным (частным) директивам разрабатывались фронтовые и армейские документы (планы обороны госграницы), иногда (до 1935 года) – планы фронтовых и армейских операций.
Все планы исполнялись от руки. Даже вторые и другие экземляры в случае их изготовления также переписывались от руки самими исполнителями. Эти документы тщательно оформлялись, подписывались должностными лицами и утверждались.
Исполнителем предвоенных планов был А. М. Василевский.
Последним уточненным планом был оперативный план войны, утвержденный в 1938 году.[43]43
ЦАМО РФ. Ф. 16а, оп. 2951, д. 209, лл. 65–84.
[Закрыть] Он был подписан К. Е. Ворошиловым и Б. М. Шапошниковым и утвержден И. В. Сталиным, В. М. Молотовым, Л. М. Кагановичем и К. Е. Ворошиловым (как членом Главного Военного Совета). С 1938 по август 1940 года он не уточнялся, хотя в этом была прямая необходимость, так как изменилась территория за счет присоединения к СССР ряда областей, увеличились людские ресурсы, стало больше военных округов. Кроме того, резко изменилась военно-политическая обстановка, так как началась вторая мировая война.
Только к августу 1940 года оперативный план был разработан вновь (исполнитель генерал-майор А. М. Василевский). В его разработке деятельное участие принял многоопытный штабной работник крупного стратегического масштаба Б. М. Шапошников (с мая 1940 года Маршал Советского Союза).
План был доложен Наркому обороны С. К. Тимошенко. Но он не одобрил его, так как считал, что в нем излишнее значение придается группировке противника севернее Варшавы и в Восточной Пруссии. Маршал не согласился с предположением разработчиков плана, что именно здесь, севернее устья реки Сан, развернутся основные события в случае войны с немцами. Кроме того, он считал, что не был как следует проработан вариант, когда основные силы противника могли развернуться южнее Варшавы.
История, однако, подтвердила предвидение Б. М. Шапошникова. Именно там, где указывалось в предложенном на рассмотрение проекте плана, позже сосредоточились две мощные группы германских войск – «Центр» и «Север», которые в июне 1941 года нанесли главный удар в направлении Варшава-Белосток-Минск. Вероятно, события начала Великой Отечественной войны развернулись бы по-иному, если бы к мнению Б. М. Шапошникова прислушались.
Работа по уточнению оперативного плана была продолжена уже под руководством нового начальника Генштаба генерала армии К. А. Мерецкова. Непосредственным исполнителем по-прежнему остался А. М. Василевский. К сентябрю 1940 года проект оперативного плана был готов. 18 сентября он был скреплен подписями С. К. Тимошенко и К. А. Мерецкова и представлен И. В. Сталину на утверждение.
5 октября план, носивший название «Соображения об основах стратегического развертывания вооруженных сил Советского Союза на Западе и на Востоке на 1940–1941 годы», был рассмотрен Правительством (практически И. В. Сталиным и В. М. Молотовым).[44]44
Там же, д. 239, лл. 1-37.
[Закрыть] Учитывая мнение, что основная угроза исходит из района южнее Варшавы в направлении на Киев, И. В. Сталин дал указание усилить войска Юго-Западного фронта. После устранения замечаний, высказанных И. В. Сталиным, 14 октября план был утвержден.
В первом разделе плана о противниках Советского Союза был сделан следующий вывод:
«Таким образом, Советскому Союзу необходимо быть готовым к борьбе на два фронта: на Западе против Германии, поддержанной Италией, Венгрией, Румынией, Финляндией, и на Востоке против Японии, как открытого противника, или противника, занимающего позицию вооруженного нейтралитета, всегда могущего перейти в открытое наступление».[45]45
Там же, лл. 198–204.
[Закрыть]
Дальнейшие события подтвердили этот очень важный вывод о составе коалиции противников, сделанный военно-политическим руководством Советского Союза, как на Западе, так и на Востоке. Известно, что военный министр Японии X. Тодзио 5 июня 1941 года утвердил план войны против Советского Союза с далеко идущими целями. Японские милитаристы пристально следили за развитием обстановки на Западе, выбирая удобный момент для нападения. Они сосредоточили у границ с Советским Союзом мощные группировки войск. Только упорное сопротивление советских Вооруженных Сил в 1941–1942 годах, а затем и перелом в ходе войны не позволили весьма осторожному дальневосточному хищнику посягнуть на неприкосновенность наших границ.
«Соображениями…» было правильно определено местоположение основной группировки немецких войск, которая была способна нанести главный удар в направлении на Ригу, а частью сил на Ковно, Двинск, Полоцк или на Ковно, Вильнюс, Минск. Предполагались концентрические удары со стороны Ломжи и Бреста с последующим их развитием на Барановичи – Минск. Вспомогательный удар ожидался с территории Румынии на Жмеринку. Это был по сути первый вариант возможных действий войск противника.
Не исключалась также вероятность создания основной группировки на юге в районе Седлец – Люблин для нанесения главного удара на Киев. Однако основным, наиболее политически выгодным для Германии, а следовательно, наиболее вероятным являлся первый вариант ее действий с развертыванием главных сил к северу от устья реки Сан.[46]46
Там же, л. 204.
[Закрыть]
Каковы же были основы стратегического развертывания советских войск на Западе, заложенные в замысле рассматриваемого плана действий? Планом предусматривались два варианта.
По первому из них главные силы Красной Армии на Западе должны были развернуться к югу от Брест-Литовска с тем, чтобы мощными ударами в направлении Люблин, Краков и далее на Бреслау на первом этапе войны отрезать Германию от Балканских стран, лишить ее важнейших экономических баз.[47]47
ЦАМО РФ. Ф. 16а, оп. 2951, д. 239, л. 211.
[Закрыть]
По второму варианту главные силы развертывались к северу от Брест-Литовска с задачей нанести поражение главным силам германской армии в пределах Восточной Пруссии и овладеть последней.[48]48
Там же, л. 221.
[Закрыть]
Таким образом, первый вариант развертывания наших войск был признан основным, а второму варианту, хотя он также был утвержден, не придавалось должного значения.
В основе замысла по первому варианту было предусмотрено решение следующих задач:
1. Активной обороной прочно прикрывать наши государственные границы в период сосредоточения войск.
2. Во взаимодействии с левофланговой армией Западного фронта силами Юго-Западного фронта нанести решительное поражение Люблинско-Сандомирской группировке противника и выйти на р. Висла. В дальнейшем нанести удар в общем направлении на Кельце, Краков и выйти на рубеж р. Пилица – верхнее течение р. Одер.
3. Прочно прикрыть границы Северной Буковины и Бессарабии.
4. Активной обороной Северо-Западного и Западного фронтов сковать часть сил немцев севернее Брест-Литовска и в Восточной Пруссии. Прочно при этом прикрывать Минское и Псковское направления.
По второму варианту предусматривалось:
1. Активная оборона Минского и Псковского направлений.
2. Нанесение решительного поражения главным силам, находящимся в Восточной Пруссии.
3. Прочное прикрытие государственной границы на участках Западной Украины, Северной Буковины и Бессарабии, а также нанесение поражения группировке немецких войск в районе Люблин, Грубешов, Томашов.
Нетрудно заметить, что существенно новым в сентябрьском плане являлось признание основным южного варианта. Причиной тому, как писал в своей книге «Генеральный штаб в предвоенные годы» маршал М. В. Захаров, являлись соображения субъективного характера, и прежде всего личное убеждение И. В. Сталина в том, что гитлеровцы в войне с Советским Союзом будут стремиться в первую очередь овладеть Украиной и Донецким бассейном. Он полагал, что Германия не может вести длительную войну без захвата жизненно важных ресурсов Украины и Северного Кавказа.[49]49
Захаров М. Генеральный штаб в предвоенные годы. – М., 1989, с. 219–221.
[Закрыть] На самом деле Гитлер вовсе не рассчитывал на длительную войну. Он был последовательным сторонником теории «тотальных и молниеносных» войн, разработанной в свое время Шлиффеном, Мольтке-младшим и Людендорфом. Что же касается наших военачальников, то многие из них разделяли теорию так называемой «периферийной стратегии», разработанную в 30-х годах профессором Академии Генерального штаба А. А. Свечиным, последователем в этом вопросе немецкого военного историка Ганса Дельбрюка. Эта теория предусматривала сосредоточение войск на флангах, иначе говоря – периферии боевых действий, предполагая охват и в конечном итоге окружение и разгром наступающего противника. Против этой теории последовательно выступали в наших Вооруженных Силах А. И. Егоров и Б. М. Шапошников. Они справедливо указывали на опасность «периферийной стратегии», поскольку в случае ее применения инициатива наступательных действий сознательно уступалась противнику.
Кстати говоря, причина, по которой предпочтение отдавалось плану сосредоточения войск на южном направлении, крылась, к тому же, в том, что весь руководящий состав Наркомата обороны и Генштаба начинал свою службу в РККА в Киевском военном округе. Нарком обороны С. К. Тимошенко командовал этим округом, первый заместитель начальника Генштаба Н. Ф. Ватутин служил там начальником штаба, а начальник оперативного управления Генштаба был у него заместителем. Позднее к этим людям добавился Г. К. Жуков, который тоже успел послужить в должности начальника Киевского ВО. Все они считали главным для себя, а значит, и для всех, то, к чему они привыкли.
По мнению штаба КОВО, главная группировка немецких войск (по состоянию на октябрь 1940 года) в числе 145–170 дивизий была сосредоточена именно против Юго-Западного фронта с оперативным направлением на Киев.
После утверждения И. В. Сталиным «Соображений об основах стратегического развертывания вооруженных сил Советского Союза на Западе и Востоке на 1940 и 1941 годы» командующие войсками, члены Военных советов и начальники штабов округов были вызваны в Генштаб для разработки оперативных документов, которые здесь же утверждались Наркомом обороны. Кстати говоря, все они приняли участие в сборах высшего командного состава Красной Армии, о которых я уже упоминал и которые оказали существенное влияние на оперативное и мобилизационное планирование. В ходе сборов были проведены стратегические игры по обстановке, сходной с последним оперативным планом. Именно там и определялись взгляды на ведение войны в современных условиях.
В соответствии с этими взглядами назначенный на должность начальника Генштаба Г. К. Жуков дал указание начальнику своего оперативного управления Г. К. Маландину уточнить «Соображения…» к 22 марта 1941 года, а по «северному», то есть первому варианту – к 8 марта. Ввиду того, что работа по уточнению оперативного плана велась постоянно, новый проект был готов уже к 11 марта. Он имел существенные отличия от первых разработок.
