Текст книги "Духи и сигареты"
Автор книги: Юлла Островская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 14 страниц)
– Разрешите идти, товарищ сержант, я на дежурстве.
– Если так, то почему ты, боец, оставил свой пост?
– Я… А вы не боитесь, что я могу пойти к командиру части или к старшине и подать на вас рапорт?
Сержант резким движением выдернул ремень и со всего размаху ударил Алесандра. Больше всего на свете тот боялся физической боли. Алесандр готов был вынести что угодно, только не физическую боль! Он даже уколов в больнице боялся.
– Снимай штаны! – заорал сержант. – Ну! – И снова резкий удар ремнем. На этот раз по лицу.
Дрожащими руками, не отдавая себе отчета в том, что делает, Алесандр расстегнул ремень и спустил брюки. Все остальное сделал сержант. Молодой человек стоял на коленях, ничего не чувствуя, послушно выполняя все, как солдат на плацу. Это длилось недолго. Потом Алесандр дошел по коридору до казармы, лег в свою кровать прямо в одежде, забыв об обязанностях дежурного, и пролежал всю ночь без сна, глядя в потолок и чувствуя нестерпимую боль. Наутро он остался равнодушен к наказанию за то, что своевольно покинул пост; равнодушен к насмешкам солдат по поводу его сонного вида; равнодушен к тому, что ему было холодно от поднявшейся внезапно температуры. На построении после выкрика «Рядовой Райшер, выйти из строя!» – он действительно хотел выполнить команду, но не услышал больше ни голосов лейтенанта и капитана, ни собственных шагов. Алесандр потерял сознание, и самое противное – на виду у всех.
Когда-то ему нравилось быть на виду у всех, но только на сцене театров, на танцполе клубов и на переполненных городских улицах, где он всегда выделялся из толпы стильной внешностью и модельной походкой…
Сержант приходил каждую вторую ночь, и всякий раз Алесандр делал то, что тот ему приказывал, уже без сопротивления, механически, как кукла.
Через две недели он не выдержал, пришел в кабинет командира части и, не отрапортовав о прибытии, не представившись и даже не козырнув, глядя прямо перед собой, негромко, но четко произнес:
– Сержант… – Фамилия, столько раз произносимая за день солдатами, вертелась на языке, и Алесандр без труда назвал бы ее, но только не сейчас. – Сержант… крашеный брюнет из второй роты заставляет меня заниматься с ним сексом.
В кабинете командир части был не один. Там сидел еще какой-то мужчина с погонами подполковника. Мужчины переглянулись, а Алесандр молча стоял, глядя прямо перед собой. Ему было все равно.
Через несколько дней сержант куда-то исчез, потом появился в части снова, но ни разу больше не оставался с Алесандром наедине. Зато основательно издевался над ним на учениях. А перед дембелем сержант (видимо, за неимением сговорчивого и отзывчивого партнера он решил не оставаться на второй срок) приказал привести Алесандра в каптерку, выстроил там несколько рядовых и отымел его по полной программе, приказав рядовым в случае, если молодой человек будет сопротивляться, крепко избить его ногами. Это длилось долго, очень долго… А потом сержант ушел, закинув ремень на плечо и насвистывая.
* * *
Вернувшись из армии, Алесандр неделю просидел дома, пока родители весьма недвусмысленно не дали ему понять, что в ближайшее время ему необходимо найти работу, поскольку им уже надоело его постоянно финансировать. Алесандр не стал ни просить, ни спорить. Надоело так надоело. Он просто отыскал свое старое портфолио и пошел устраиваться на работу. В одном театре ему сказали, что в актерах не нуждаются; в другом заверили, что молодым актерам всегда рады, особенно сейчас, однако, к сожалению, в данное время театр на гастролях, но обязательно, просто непременно следует зайти через две недели на прослушивание к главному режиссеру; третий театр вообще оказался на ремонте, и только в четвертом Алесандру сказали, что для постановки, которая уже репетируется, срочно требуется молодой актер. Молодому человеку велели появиться завтра до четырех часов, потому что как раз в этот день будет репетиция, и режиссера с утра предупредят о его приходе. Алесандр поблагодарил, вышел из театра и пошел в свое любимое кафе на Невском. Но, достав деньги, чтобы расплатиться за селедку под шубой, парфе ореховое и жасминовый чай, он обнаружил, что его баланс сводится к ста тридцати рублям. Дадут ли родители еще денег или нет, Алесандр не мог быть уверен – в последнее время они стали слишком строги к нему. Возьмут ли его завтра на работу или нет, еще не известно. Занять денег было не у кого. Разумеется, ему бы не отказали, разумеется, его не забыли, но ему просто не хотелось никому звонить: начнутся бесполезные расспросы и бестолковые разговоры, до которых ему нет абсолютно никакого дела. Алесандр убрал деньги, улыбнулся девушке, уже приготовившей для него поднос с заказом и чек, развернулся на каблуках и вышел. Ему было все равно, что о нем подумают и скажут. Ему было все равно, что он остался в этот раз без селедки под шубой, парфе орехового и жасминового чая. Ему было все равно, что в Питере снова наступала осень, лил дождь. Придет время – будет и на его улице праздник.
На следующий день, когда он пришел в театр, ему сказали, что репетиция закончилась раньше обычного и режиссер уже ушел, но оставил Алесандру свой адрес, чтобы тот зашел к нему домой.
– А этот ваш режиссер, надеюсь, не извращенец?
Вахтер недоверчиво посмотрела на молодого человека, а потом расхохоталась.
– Да бог с вами! Милый старичок, народный артист, очень интеллигентный, очень талантливый. Идите, не бойтесь и не стесняйтесь. Он очень хотел вас посмотреть. У нас из нового спектакля ушел актер, и ему никак не найдут замену. А премьера уже на носу. Просто наш режиссер очень старенький, он не смог вас сегодня дождаться, поэтому уехал домой, вот и все.
Алесандр вышел на улицу и посмотрел на адрес, написанный на клочке бумаги. Режиссер жил у черта на куличках, практически на самой окраине – на проспекте Непокоренных. Там даже метро нет, а ходит туда лишь древний грохочущий трамвай. Ну, если уж сам режиссер, старенький народный артист, приглашает в гости, то, конечно, надо идти.
Алесандр прошел пешком до Финляндского вокзала и только там сел на трамвай. Когда он вышел на конечной, рядом с проспектом Непокоренных, был уже шестой час. Алесандр спросил у прохожих, как найти дом, номер которого был написан на бумажке, и пошел в указанном направлении. Это была обычная девятиэтажка со сломанным кодовым замком в подъезде, с вонючими лестницами, неработающим лифтом, доверху набитым на каждом этаже мусоропроводом, разбитыми стеклами в узеньких окнах.
Алесандр поднялся на последний этаж, позвонил в дверь.
– Кто? – раздался хриплый мужской голос.
– Мне нужен… – Алесандр посмотрел на бумажку и прочел вслух имя режиссера, которое показалось ему знакомым – кажется, он видел его в титрах нескольких фильмов. – Я актер, мне сказали в театре, что…
Щелкнул замок, дверь приоткрылась.
– Входи, – глухо произнес голос.
Алесандр вошел в темный коридор. Пахло козьим молоком и еще чем-то… липой… да, точно, цветками липы. Тикали часы.
Шаркая ногами, старик прошел в комнату.
– Разуваться? – спросил Алесандр, заметив, что почти повсюду лежат ковры.
– Да, – ответил режиссер.
Алесандр разулся и прошел в комнату вслед за хозяином. Тот устроился в кресле и жестом предложил Алесандру сесть напротив, на высокий шоколадного цвета пуфик. Алесандр сел.
– Как тебя зовут?
– Алесандр Райшер.
– Как?
– Алесандр Райшер.
– Почему ты пришел в театр?
– Я закончил ВГИК три года назад, актерский факультет. Это моя профессия, поэтому я и пришел.
– ВГИК готовит актеров кино. А я спросил, почему ты пришел в театр?
– Потому что ролей в кино нужно ждать, а мне необходима работа уже сейчас. Я раньше играл в театре, московском – участвовал в коммерческом проекте, в мюзикле.
– В мюзикле, – передразнил режиссер интонацию Алесандра. – Что ты делал два года после учебы? Все время играл в мюзикле?
– Нет, служил в армии.
– Служил в армии? А что же не откосил – так у вас, кажется, говорят?
Алесандр прокашлялся. Давно он не проходил коллоквиума.
– Не счел нужным.
Режиссер кивнул. Судя по возрасту, он наверняка прошел войну.
– Слушай меня внимательно, Александр.
– Извините, но я не Александр, а Алесандр. Так же, как Александр, только без «к».
– Не перебивай. Никогда не перебивай режиссера. Ты придешь на репетицию завтра, в десять утра. Ты не опоздаешь. Придешь и сразу начнешь работать. Если то, что ты делаешь, мне понравится, роль твоя.
– Может, мне сейчас вам что-нибудь прочитать или спеть?
Режиссер бросил на Алесандра странный взгляд, которого тот не смог разгадать, протянул руку, взял с тумбочки какие-то бумаги, потрепанные, исписанные пометками, и положил обратно, а потом открыл стеклянный шкаф, взял другие бумаги, более новые, с печатным текстом, и подал Алесандру.
– Вот тебе пьеса, Саша.
Алесандр хотел было поправить, но махнул про себя рукой, решив на первых порах не лезть на рожон.
– Ты прочтешь ее, найдешь нужную интонацию и назавтра выучишь свою роль. Не всю, разумеется, – сколько успеешь. А чем больше успеешь, тем лучше. Твоя роль в списке действующих лиц третья сверху. Твой герой молод, и у него нет прошлого. То есть, – усмехнулся режиссер, – разумеется, оно у него есть, как и у любого человека, только он якобы ничего не помнит. Каждый из действующих лиц навязывает ему свою версию этого прошлого. Но никто не знает, что молодой человек на самом деле прекрасно помнит всю свою биографию. Просто в один прекрасный день он решил начать новую жизнь, поэтому хочет услышать от людей ту версию своего якобы прошлого, которая его устроит. – Режиссер посмотрел на Алесандра. – Но не буду рассказывать тебе слишком много. Ты обдумаешь роль и прочтешь то, что заложено между строк. Завтра ты расскажешь мне свою концепцию, а я расскажу тебе твою роль, какой она должна быть в общем контексте моего замысла спектакля. Если у тебя нет вопросов, ты свободен.
– Спасибо, что уделили мне время. Я завтра обязательно буду. До свидания.
– До свидания.
С проспекта Непокоренных Алесандр решил ехать не на Васильевский, а на Невский, в кафе.
– Как обычно, – сказал он девушке, принимающей заказ. – Или нет, лучше дайте бокал шампанского. – Алесандр положил на блюдце все свои сто тридцать рублей. – На парфе ореховое, я так полагаю, здесь не хватит.
Ему поставили бокал шампанского, парфе ореховое, за которое он остался должен еще двадцать рублей, и селедку под шубой – за счет заведения. Алесандр улыбнулся, поблагодарил, взял поднос, прошел в дальний зал к своему любимому столику в правом углу зала у дивана, положил перед собою пьесу, закурил, сделал глоток шампанского и принялся учить роль. Он наощупь брал одной и той же вилкой сперва селедку под шубой, потом парфе ореховое, умудрившись так экономно пить шампанское, что еще немного осталось, когда все уже было съедено.
Алесандр просидел в кафе до закрытия, зато на зубок выучил свои реплики. Теперь он знал пьесу от и до и готов был хоть сейчас идти на репетицию.
Он пересек Невский, зашел в круглосуточный музыкальный магазин «Титаник» и погулял по залу, чтобы в тепле скоротать время. Затем пешком, как он любил это делать, дошел до моста, только на этот раз не Литейного, а Дворцового, и перешел на Васильевский. Молодому человеку показалось, что на ростральных колоннах горит огонь. Странно, что за рассвет такой особенный, может, праздник какой? Домой Алесандр вернулся уже утром и решил, что ложиться уже бесполезно, ведь на репетиции надо быть в десять, да к тому же спать ему совершенно не хотелось. Алесандр еще раз повторил роль, принял душ, выбрал, что надеть, включил телевизор, поставил просмотренный уже несколько раз в кинотеатрах, но ни разу на кассете фильм и лег на кровати, не снимая покрывала…
Его разбудил телефонный звонок. Звонили маме. Алесандр громко позвал ее, но ему никто не ответил. Тогда он сказал, что мамы дома нет, спросил, что передать, и положил трубку. На часах было одиннадцать пятьдесят одна. Телевизор был выключен. Видимо, кто-то из родителей позаботился. Да лучше б они позаботились разбудить его! Алесандр вышел на балкон, раздумывая, стоит ли идти на репетицию, которая, возможно, уже закончилась, или нет. Режиссер настойчиво предупредил его не опаздывать. Но он выучил роль! В конце концов, с каждым может случиться что угодно: попасть в пробку на дороге, внезапно заболеть, застрять в лифте, наконец! Алесандр наскоро оделся и взял сценарий. Ни на метро, ни на маршрутку, ни тем более на машину денег у него не было. Алесандр побежал. Уроки армии пошли на пользу: он добежал до театра быстрее, чем того можно было ожидать. Молодой человек не стал ничего объяснять охраннику, а пронесся по коридору, по лестнице, отыскал зал, остановился, чтобы отдышаться и поправить рубашку, и вошел.
Шла репетиция. По репликам Алесандр понял, что репетировали, совершенно точно, другую пьесу, и это его успокоило. Режиссер сидел в зале в третьем ряду. Алесандр устроился в первом ряду амфитеатра. Нужно было дождаться перерыва или конца репетиции. Наконец, был объявлен перерыв. Алесандр подошел к режиссеру, поздоровался и извинился за опоздание. Режиссер увидел и услышал его, но отвернулся и принялся разговаривать с помрежем. Алесандр стоял и терпеливо ждал. Он понимал, что виноват, и не хотел подливать масло в огонь. «Парик просто пудрой присыплем, да и все. Об этом можете даже не переживать. Меня беспокоит другое, что у нас кулиса в той сцене ни разу вовремя не отдернулась, и еще, по поводу…» – Алесандр слышал обрывки фраз (оба разговаривали тихо) и старался следить за каждым движением режиссера, чтобы не пропустить нужный момент и напомнить о себе. Наконец, помреж удалился. Но режиссер, вместо того чтобы повернуться к Алесандру, остановил пробегающего мимо актера и принялся ему что-то втолковывать. Актер кивал, потом задал один вопрос, выслушал ответ, снова кивнул и побежал дальше, громко провозгласив: «Все на сцену! Перерыв закончен! Ау! Ребята и девчата! Подъем!»
Пустым взглядом режиссер смотрел на сцену. Он о чем-то размышлял.
– Извините, – снова начал Алесандр, – прошу прощения, я опоздал…
– Начнем с первой сцены, – произнес режиссер, обращаясь к актерам. Он даже не посмотрел на молодого человека.
Алесандр постоял еще какое-то время, затем положил текст пьесы на спинку пустого кресла и направился к выходу.
– Когда ты опоздаешь на спектакль, то заставишь зрителя ждать. Ты что же, будешь объяснять зрителю причину своей непунктуальности? А опоздаешь ты потому, что не уважаешь своего зрителя. А значит, и свою профессию. Извини, если твои надежды не оправдались. Мне правда искренне жаль. Но с тобой или без тебя мы сделаем этот спектакль.
– Но вы ведь допускаете, что каждый человек может столкнуться с непредвиденным обстоятельством?
– Я допускаю, Алесандр. Зритель не допустит.
Режиссер посмотрел на молодого человека долгим и по-старчески мудрым взглядом, отвернулся и погрузился в прогон.
Алесандр вышел из театра и несколько минут стоял на улице на морозном сильном ветру, сунув руки в карманы джинсов, бесцельно глядя по сторонам. Он бы с удовольствием поймал сейчас машину, доехал бы до кафе-клуба «СССР» и там, в тепле, под негромкую музыку выпил бы горячий глинтвейн или кофе с корицей. Но денег ни на машину, ни на глинтвейн, ни на кофе не было. Алесандр позвонил одной знакомой, у которой раньше всегда можно было одолжить денег, но вместо ответа услышал, что суммы на его счете не достаточно для звонка.
А режиссер был прав…
Алесандр пешком вернулся домой, взял портфолио и вышел из подъезда. Удача улыбнулась ему: он увидел знакомую из дома напротив, на звонок которой ему не хватило денег. Она вытаскивала из машины тяжелый огромный мешок. Алесандр помог ей. Как выяснилось, семья девушки только что вернулась с дачи с богатым урожаем.
Приятельница предложила зайти вечером в гости и, если будет настроение, затусить в каком-нибудь клубе. Она одолжила Алесандру семьдесят рублей, поскольку больше у нее не оказалось. Молодой человек обещал вернуть деньги, и тут он вспомнил, что, кажется, задолжал ей еще года четыре или больше назад то ли две тысячи, то ли пять. Ему впервые стало стыдно.
Он отнес портфолио на Ленфильм и на обратном пути зашел в случайно замеченное рекламное агентство, располагавшееся в маленьком подвале старого дома. Он решил оставить свои фотографии и там.
– Да, безусловно, у нас обширный актерский банк данных, – улыбнулась девушка-менеджер. – Мы сотрудничаем с различными российскими и зарубежными фирмами, а также кинокомпаниями и компаниями, занимающимися промоушен-акциями. Если вы соответствуете запросам рекламодателя и режиссера под конкретный проект, мы вам звоним и приглашаем на кастинг. С ваших гонораров мы вычитаем по двадцать пять процентов. Сейчас я дам анкету, вы ее заполните и, если располагаете временем, можете подождать режиссера – у нас как раз сейчас идет съемочка. Он скоро освободится и сможет лично отобрать ваши фотографии.
Едва анкета оказалась в руках Алесандра, как в коридоре резко распахнулась дверь и в приемную стремительно ворвался невысокий мужчина средних лет в коричневой поношенной куртке и потертых серых джинсах, а за ним вышел высокий худой блондин в сапогах и штанах для верховой езды.
– Это беспредел, Ларочка! Это невозможно! Я не могу так работать! Я не могу, ты понимаешь! – заорал мужчина в куртке. – Что ты мне привела? Что это такое? – он несколько раз ткнул пальцем в блондина.
– Иван Григорьевич, я…
– Ларочка, у меня твои «я» уже в одном месте! Ларочка, это не актер, это… у меня нет слов! Я, Ларочка, художник, я здесь, чтобы создавать, чтобы творить, понимаешь? Ты здесь, чтобы поставлять мне материал для творчества. Это, – он снова ткнул пальцем в блондина, – не материал, это даже не полуфабрикат, это даже не сэконд-хэнд, это… У меня нет слов, девочка моя!
– Иван Григорьевич, но вы же…
– Да, я Иван Григорьевич, и я не могу, заруби себе на носу, я не могу работать в такой атмосфере! С минуты на минуту придет заказчик. Что, объясни мне, что я покажу заказчику? Где рекламный ролик? Нет рекламного ролика. Где продукт? Нет продукта.
– Но вам же предлагали снимать у них, а не на студии, вы…
– Потрясающе! – Режиссер всплеснул руками и покачал головой. – При чем здесь студия? Да если заказчик увидит, что вытворяет в кадре этот бездарь! – Режиссер посмотрел на блондина. – Иди сними костюм, ты мне сколько пленки перепортил, еще не дай бог и реквизит мне испортишь!
Парень, не говоря ни слова, вышел.
– Но, Иван Григорьевич, вы сами выбрали этого актера.
– Это не актер, это вредитель! Актер – это тот, кто приносит доход, за работу которого заказчик платит мне деньги. А этот принес мне одни убытки. Я не удивлюсь, если заказчик решит обратиться в другую фирму.
– Но у вас же есть какой-то материал.
– Материал? Это не материал, это позор для моего бизнеса.
– Значит, надо было брать девушку.
– Надо было. И ты должна была настоять. Виновата ты. Все, Ларочка, все. Я разорен. Ты знаешь, какая там предусмотрена неустойка? А ты помнишь, какую сумму нам должны были заплатить по контракту? Все, пойду торговать пирожками в электричках. Пирожками, Лара!
– Иван Григорич весь в работе! Любо-дорого посмотреть!
Алесандр обернулся: в дверях стояли две девушки. Одна – та, которой было любо-дорого посмотреть, – в широкополой шляпе, не по сезону короткой юбке-клеш, доверху застегнутом коротком плаще, туфлях на шпильке, с зонтом-тростью и огромными серьгами-кольцами. Другую Алесандр узнал сразу.
Девушка на шпильках прошла несколько шагов и расстегнула плащ.
– Ну, Иван Григорич, дорогой, чем порадуете? У нас уже нет терпения, так хочется посмотреть, что вы тут приготовили! Хотя мы тут решили поделиться с вами кое-какими идеями. Но уверена, вас никому не переплюнуть. Созданный вами рекламный ролик затмит собою все прочие, и клиенты пойдут к нам табунами! – Девушка рассмеялась и села на диван рядом с Алесандром. – А это кто у нас? – Она протянула Алесандру руку. – Вита.
Тот ответил на рукопожатие.
– Видите ли, Виточка, тут такое дело, – замялся режиссер. Мимо прошел уже переодевшийся блондин, сказал «до свидания», не обращаясь ни к кому конкретно, и удалился. – Так вот, я говорю, такое дело…
– Да, расскажите нам, а лучше покажите, – засмеялась Вита. – Покажите нам наш рекламный ролик. Вы умничка, дорогой Иван Григорич, все время в трудах. Как вами не восхищаться?
– Видите ли, Виолетта, как-то так внезапно вышло, что в самый последний момент мне в голову пришла восхитительная идея, восхитительная. Реклама моментально привлечет потенциального и даже непотенциального клиента. Но мне нужна ваша помощь. Сутки. – Режиссер прочел непонимание в глазах собеседницы. – Дайте мне сутки. Всего сутки. Я вам сделаю конфетку, не рекламу – конфетку!
– Так, Иван Григорич, золотце, я что-то не пойму. – Вита огляделась по сторонам, ища поддержки в глазах окружающих. – Ролик еще не готов, что ли?
– Виолеточка, как не готов? Ролик готов! Готов, но в моей голове. Я все продумал, осталась самая малость – запечатлеть это на камеру. Сутки, Вита, сутки.
– Иван Григорич, это несерьезно.
– Понимаю. Лара, быстренько всем кофе. Пойдемте ко мне в кабинет, все обсудим спокойно…
– Иван Григорич, вы не поняли. У нас с понедельника уже проплачен эфир. А у нас еще даже нет рекламного ролика. Вы хоть представляете, сколько стоит одна минута телеэфира?
– А как же? Вита, положитесь на меня. Сутки. Да, кстати, я все продумал. Необходимо, чтобы вы, – он сосредоточил внимание на Виолетиной спутнице, – именно вы были в кадре. Значит так, вы скачете на белоснежном коне по берегу Невы, камера смотрит вам вслед…
– Подождите, – вмешалась Вита, принимая принесенный Ларисой кофе. – Мы же условились, что в кадре обязательно должен быть мужчина. Понимаете, наш комплекс верховой езды рассчитан, разумеется, на любой контингент, но прежде всего на состоятельных дам, чьи удовольствия оплачивают мужья, а сами работают с утра до ночи и не могут уделить благоверным достаточно внимания. Богатые дамы приезжают к нам, и у нас есть для них мини-отель, бассейны, массажисты и главное, ради чего они собственно и приезжают, – услуги красивых инструкторов по верховой езде, которые не только обучают их управлять лошадью, но также предлагают экзотические конные экскурсии на двоих.
– Гениально. Вита! Я немедленно зову оператора, и мы вместе едем к вам, девочки, снимать ролик прямо на территории комплекса с вашими инструкторами. И уже завтра, а не в понедельник, вы сможете нажать кнопку на пульте и увидеть по телевизору рекламный ролик, и как результат – толпы клиентов…
– Нет, нам нужно, чтобы в кадре находился профессиональный актер, чтобы была изображена неподдельная страсть, погоня, мужская сила. Этакий рыцарь, понимаете?
– Ну, Вита, актер нынче на вес золота…
– По-моему, вы выбрали очень даже неплохого актера. Лично мне нравится. – Кристина улыбнулась и подошла к Алесандру. – Привет. Как дела?
– М-м, я не против. Типаж что надо, – согласилась Вита. – Иван Григорич, собирайтесь, едем снимать наш рекламный ролик. А то сами знаете, – она вынула из сумочки прозрачный файл с бумагами, – договор дорог по деньгам.
Съемки, как и пророчил режиссер, продлились почти сутки. Виолетта такого графика не выдержала и уехала домой, Кристина же осталась. Чтобы поддержать себя, она пила крепкий кофе одну чашку за другой. Режиссер постоянно кричал на всех, кто попадал в его поле зрения, грозился уволить оператора и заставил гримеров и костюмеров несколько десятков раз изменить образ Алесандру, пока не нашел тот, что идеально воплощал его замысел. За приличным гонораром Алесандр должен был подъехать в офис рекламного агентства утром в понедельник.
Он уходил после съемок вечером следующего дня, вместе с Кристиной. Оба были уставшими и сонными.
– Спасибо, ты практически вытащила меня из нищеты, – рассмеялся Алесандр. – Я как раз искал работу, поскольку сейчас на мели. Так что извини, я даже не могу пригласить тебя на чашку кофе, хотя ты и так сегодня выпила его достаточно.
Кристина улыбнулась.
– Что ж, в таком случае, я могу пригласить тебя на чашку кофе. Он на меня все равно уже не подействует – я очень хочу спать. Но надо же отметить то, что мы наконец сняли эту рекламу.
– Может, завтра? У меня уже будут деньги. Я просто реально устал. Мне еще до этого не удалось выспаться.
– Хорошо. Как хочешь.
– Давай тогда завтра созвонимся. Ты, кстати, сейчас куда?
– Средний проспект. Это на Васильевском.
– Нам по пути.
– Давай на метро, у меня как раз на карточке осталось две поездки.
– ОК, – ответил Алесандр и открыл двери метро, пропуская Кристину вперед.
* * *
Была ли это ирония судьбы или закономерность, но вторым языком после французского в институте у Валеры оказался испанский. Преподавал его столетний седой профессор, скучный и нудный доктор каких-то неизведанных наук. Он постоянно рассказывал истории из своей практики, задавал кучу домашних заданий и каждый месяц устраивал проверочные тесты в виде конференций на испанском языке. Валера ненавидел этого старика. И был не одинок в своей ненависти. На третьем курсе испанского не было целый месяц. Профессор получил очередной гранд и уехал на полгода на Кубу. Вся группа была счастлива. Но в октябре испанский язык вновь появился в расписании, а рядом – странная фамилия загадочного нового педагога. Валера пришел только ко второй паре, обосновался на задней парте, разложил на коленях журнал, включил плейер и для вида положил на парту учебник и раскрытую тетрадь. Какая разница: если не старый профессор, так обязательно какой-нибудь другой зануда. То ли дело французский – там хоть молодая преподавательница, сама недавно окончила вуз, ей хоть можно мозги пудрить. Хотя в одиннадцатом классе, увидев однажды Жанну – он так и не забыл о ней, – Валера очень хотел стать переводчиком с испанского. Тогда он смог бы поехать в Испанию и снова увидеть ее. Так думал Валера два года назад. А сегодня после пары его ждала Люба: высокая, веселая, на личном авто, в узкой мини-юбке и без труда получающая зачеты у преподавателей-мужчин.
Она вошла в аудиторию через сорок минут после звонка и сказала, что ее задержали в деканате. Она села на стул и прочла список присутствующих-отсутствующих. Ее голос был таким же, какой он услышал, когда с шоколадом и грецкими орехами она вошла в палату. Светлые волосы и голубые глаза.
Валера не поверил своим глазам. Откуда, почему, как? Она – здесь? Зачем? Что делает эта женщина в кресле преподавателя института, в Москве? Ведь она в Испании, она во Франции, она где угодно, только не здесь. Она сон, мираж, героиня из книг – только не преподаватель испанского. Она сказала, что учебник не нужен, что они будут читать неадаптированную литературу на языке оригинала, что уже к следующему разу нужно принести такую книгу, а именно: роман, рыцарский любовный роман. Валера не сводил с нее глаз, держа в руках бессмысленный глянцевый журнал, не слушая плейер… Он смотрел на нее. Он не мог ошибиться. Это она, Жанна.
Как только прозвенел звонок, Валера быстро побросал вещи в рюкзак и встал… Он сейчас же подойдет к ней и скажет, что не забыл ее, что полюбил с первого взгляда еще два года назад, что готов учиться у нее не только испанскому, но и любви, что она – лучшая из женщин… Но Жанна уже вышла из аудитории, пока он собирался с мыслями и подбирал слова. Так лучше. Он сможет подготовиться к разговору, и потом, необходимо, чтобы они остались вдвоем, да-да, вдвоем. Это последняя пара, все студенты уйдут. И они останутся вдвоем, и он сможет ей сказать все, что не сказал тогда, когда тот актер попросил его сходить к Жанне домой, чтобы принести его вещи, и когда Валера просто испугался, не решился и перепоручил это дело сестре, лишь бы не столкнуться снова с НЕЮ. Это было похоже на звонок кумиру, телефон которого ты долго подбираешь, а когда он или она наконец снимает трубку, ты молчишь, не знаешь, что сказать, или еще хуже – первым бросаешь трубку. А у Валеры тогда был шанс не просто позвонить Жанне, а прийти к ней. Но как бы он посмотрел на нее? Что бы он сказал? Она бы открыла дверь, а он бы вдруг вспомнил, что не купил с собой даже цветов. Он бы сказал, что ошибся квартирой. А она бы, наверное, пожала плечами и закрыла перед ним дверь. Но теперь все будет не так. Теперь испанский станет его любимым предметом. Он будет ходить на каждое занятие, и рано или поздно Жанна заметит его и поймет, что он один любил ее, как никто другой. Они расстались с тем актером. Быть может, он был виноват, не до конца поняв, каким счастьем обладал, не оценил ее. Может, она теперь разочаровалась в мужчинах? Но Валера не такой, он боготворит ее. Если потребуется, он пойдет за нею на край света – во Францию и Испанию, на неведомые острова и на край Вселенной. Он сделает ее счастливой. Пусть не думает, что он маленький мальчишка, беззаботный тинэйджер, у которого ветер в голове; студент, который подмазывается к преподу, чтобы получить зачет. Он ведь с первого взгляда понял, что она замечательная и что он должен быть с нею рядом.
– И как это называется? Все уже давно вышли, а ты тут копаешься. – В аудиторию вошла Люба, села рядом, поцеловала его. – Пойдем. Только знаешь, я подумала, давай в кино не сегодня. Поедем лучше в магазин: зима на носу, хочу себе шубу посмотреть. Поможешь мне выбрать, а то вдруг то, что я сама куплю, тебе не понравится, скажешь, я в ней плохо смотрюсь или еще что-нибудь. Потом можем заехать ко мне. Чаю выпьем, посмотрим сериал. Ну, а там – как пойдет… М?
– Люб, – Валерка чмокнул ее в щеку и вскочил, – у тебя прекрасный вкус, просто отличный. Мне уже нравится все, что бы ты ни выбрала. А я совсем забыл, башка дырявая, совсем вылетело, у меня завтра доклад по истории, да, по истории. Я и так в ней плохо соображаю, а если еще доклад… Короче, пока, до завтра.
– Да? Жалко. Ну, хорошо, доклад так доклад. Тогда завтра вечером куда-нибудь сходим. Или нет, подожди, завтра я не могу. На послезавтра тогда не планируй ничего, договорились?
– Сто процентов.
– Пойдем, я тебя тогда хоть до метро подвезу.
– До метро? Нет, как раз до метро мне не надо. Я в библиотеку, готовить доклад.
– Ты в библиотеку? Не смеши, Валер.
– Люб, читальный зал – единственное, что мне может сейчас помочь. Счастливенько.
Валера выскочил из аудитории и первым делом бросился к расписанию. Когда следующий урок испанского? В четверг, но только одна пара, первая. Во вторник – две последние, в четверг – первая. Заучив это расписание наизусть, он выбежал на улицу и понесся по аллее. Послезавтра он увидит Жанну, послезавтра он поговорит с нею. Послезавтра сбудется то, о чем он и не мечтал эти два года, но что не могло не произойти.
