Текст книги "Духи и сигареты"
Автор книги: Юлла Островская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 14 страниц)
Алесандр и не заметил, что вещи в его сумке слегка в беспорядке. Что ж, по крайней мере, ей удалось достать билет, и ему не надо самому ехать на вокзал.
Ужин Анжелика Витальевна принесла в комнату и составила Алесандру компанию.
Ночью он проснулся оттого, что в глаза ему ударил свет ночника.
Анжелика Витальевна сидела на краю его постели в прозрачном ярко-красном пеньюаре и улыбалась. Она погладила его по волосам.
– Тсс, тише, ничего не говори. Я не хотела тебя будить.
– Что-то случилось?
А что еще он мог сказать в этой ситуации?
Анжелика Витальевна отрицательно покачала головой.
– Ты такой хорошенький, когда спишь.
О, боги мои, начинается. Алесандр терпеть не мог такого рода сюсюканья. Анжелика Витальевна чуть наклонилась, как раз ровно настолько, чтобы пеньюар слегка распахнулся. Потом она наклонилась еще ближе. По логике событий дальше следовал бы поцелуй и постельная сцена. Причем актриса готова была повторить тысячу дублей этого эпизода от начала и до конца.
Алесандр встал, завернулся в одеяло, отошел на другой конец комнаты. Он бы надел брюки и майку, но все дело осложнялось тем, что он любил спать абсолютно нагим.
– Анжелика Витальевна, – строго начал он, – я вам очень благодарен за помощь, за эти билеты, за гостеприимство. Я вовсе не хочу вас обидеть. Но поймите, есть определенные границы.
– Я понимаю, понимаю, – заулыбалась Анжелика. – Все в порядке, Алесандр.
– Да не все в порядке.
– Неужели я настолько тебе неприятна?
– Да при чем здесь это. Во-первых, вы мне в матери годитесь; во-вторых, поймите, вы не в моем вкусе. Извините, но если уж на то пошло, вы сами вызвали меня на откровенный разговор.
– Хорошо. Я подожду.
– У вас есть муж, у вас двое взрослых детей. Господи, что ж такое-то…
– Да, я слишком стара для тебя. – Ее голос дрогнул. Не хватало еще, чтобы она тут перед ним расплакалась, давя на его жалость. – Но в моем возрасте уже трудно влюбиться. А я влюбилась. Вот такая история.
Анжелика Витальевна вздохнула, запахнула пеньюар и вышла из комнаты.
Алесандр надел на всякий случай нижнее белье, и даже майку, и лег в постель. Но заснуть не получилось. Анжелика Витальевна вошла снова. В руках у нее были одеяло и подушка. Она положила их на пол.
– Я тогда хотя бы посплю рядом с тобой немножечко. Можно?
– Анжелика Витальевна…
– Анжела.
– Анжелика Витальевна, у нас, насколько я помню, места в одном купе, вот там и поспите со мной рядышком. А сейчас, пожалуйста, вернитесь к себе в спальню.
– Нет. Это мой дом, и я сама буду решать, где мне спать.
Алесандр посмотрел, как она устраивается на полу, встал, надел брюки, куртку, кинул в сумку зубную щетку, свою одежду, проверил, на месте ли паспорт и билет.
– Ты что, уходишь? Алесандр, если я что-то сделала не так…
– Все так. Спокойной ночи. Еще раз спасибо. Я обязательно отдам деньги. В Петербурге.
Он вышел в коридор.
Анжелика Витальевна выбежала за ним.
– Ты не уйдешь. Москва – очень опасный город.
– Дайте, пожалуйста, ключи от двери.
– Нет. Это чужой для тебя город. Иди ложись. Я сейчас уйду из твоей комнаты.
– Анжелика Витальевна, я жил в этом городе четыре года. Дайте ключи.
– Иди спать, мальчишка!
– Можно не орать? – попросил из своей комнаты Валера.
– Спи, тебе рано вставать! И не учи мать, как ей следует себя вести!
Валера вышел из комнаты.
– Можно не орать? – повторил он.
Анжелика Витальевна с надеждой посмотрела на Алесандра.
– Только позови. Я за тобой…
Алесандр кивнул.
– Валер, извини, что разбудили, дай мне, пожалуйста…
– Тебе нужны ключи? – уже в слезах сказала Анжелика. – Сейчас. Сейчас. Одну секундочку. Подожди.
Она вошла в спальню, включила свет.
– Что происходит? – мужской голос.
– Заткнись! – женский.
Валера стоял в дверном проеме спальни, сложив руки на груди, и молча смотрел на родителей.
– Мам…
– И ты заткнись!
Звук хлопающих дверок шкафов.
– Надоело! Все мне надоело! – женский голос.
– Анжела, – мужской.
– Я отдала тебе лучшие годы! – женский.
О, боги, что ж за ночь-то такая. Алесандр осмотрелся: люди часто вешают ключи в прихожей. Да что это вообще за манера такая, замыкать на ночь входные двери на тридцать замков!
– Валер, – позвал он, – открой мне, пожалуйста, дверь.
– Дайте мне пожить для себя!
– Анжела, мы можем спокойно поговорить?
– Хватит! С вами не получается спокойно!
– Прекрати истерику, сядь.
– Ты кто такой? Ты кто такой? У тебя даже работы теперь нормальной нет. Что, в диспетчеры пойдешь? Будешь сидеть в кабинетике за пультом? Ты же не умеешь это делать! А какая там зарплата? Смешно! А он – актер. Он понимает меня.
Стук, хлопок, выключился и включился свет.
– Тебе вставать нельзя! – Пауза. – Не-про-во-жай.
Эта фраза окончательно добила Алесандра. Он начал искать ключи в карманах висевшей на крючках верхней одежды. Он отомкнул двери, кинул ключи на обувную полку и вышел на лестницу.
Когда дверь за мамой захлопнулась, Валера повернул ключ, выключил свет в коридоре и посмотрел в зеркало.
Ему хотелось спать.
Он вошел в спальню родителей, посмотрел на отца, на разбросанные по комнате вещи.
– Я завтра уберу, – сказал он. – Выключать свет?
Валентин не ответил. Он лег, откинул одеяло наполовину, провел ладонью по лицу.
– Воды… принеси, – тихо сказал он.
Валера не ответил. Он вышел из комнаты и отправился в гостиную, которую мама отвела Алесандру. Там он забрал со столика фотографию Жанны, выключил свет, вышел на кухню, достал алюминиевую тарелку, положил в нее фотографию, поджег, подождал, пока догорит, стряхнул пепел в мусорное ведро, вымыл руки, поставил на плиту чайник. Зачем непременно горячую? Папа сказал просто – воды. Валера достал кружку, налил из чайника воды, выключил плиту.
Он стоял какое-то время с кружкой в руках, слушая тишину на кухне.
Внезапно он швырнул кружку об стену.
Разлетелись осколки.
– Будь ты проклят… Будь ты проклята, Жанна!
* * *
Съемки продлились все лето и всю осень и закончились только к Новому году, в декабре. Снимали в Москве, в Санкт-Петербурге, на Кавказе, в Праге. Алесандру казалось, что он объездил полсвета. Он был в настоящих средневековых замках, высоко в горах, в гротах… Снимали на природе и в павильоне, массовые сцены и крупные планы.
Алесандр даже и не предполагал, что, сыграв средневекового рыцаря, он станет звездой, и не просто звездой, но кумиром для многих людей. Его имя будет красоваться на рекламах и постерах, в газетах и журналах, будет звучать по радио и во многих телевизионных программах, не говоря уже о дворах и улицах.
После Нового года он вплотную сел за работу над сценарием и уже весной продал его кинокомпании, подписав к тому же контракт на исполнение главной роли.
Он купил однокомнатную квартиру на одной из линий Васильевского, поближе к метро «Приморская». Ему нравился его район, и он не желал его менять. У него уже были водительские права, но он не хотел, а может опасался, садиться за руль, и потому по-прежнему обходился метро, по крайней мере, пока это было возможно, даже первое время после выхода фильма в прокат.
В тот день Алесандр начал писать новый сценарий. Днем его донимал шквал телефонных звонков от редакторов ток-шоу, ассистентов режиссеров по подбору актеров… Все куда-то его приглашали. Потом позвонили его московские товарищи по фильму и пригласили его на вечеринку. Они приехали на несколько дней в Петербург, к тому же у одного из них как раз был день рождения.
Вечеринка закончилась далеко за полночь. Алесандр вернулся домой, спать совершенно не хотелось, несмотря на то, что он достаточно много выпил, впрочем, как и все, кто был на вечеринке. Он принял кучу таблеток – у него болели голова и горло. Потом спустился в круглосуточный магазин и купил бутылку шампанского, такого же, какое пили на вечеринке. Затем он прогулялся немного, вернулся домой, включил музыку и сделал небольшую перестановку в комнате: повесил на стену зеркало, над другими зеркалами, которые стояли на полу (при этом выслушал ругань соседей по поводу сверления в шесть часов утра): повесил красные и синие светильники, которые купил уже давно, но все никак не было настроения установить; убрал ковер, чтобы отнести его на днях в химчистку; покрасил половицы в черный – почему не в розовый? – цвет; разбросал по полу простыни; зажег в комнате свечи и аромалампы. Затем он приготовил себе салат. Головная боль сменилась головокружением, першение в горле – тошнотой. Он выпил еще кучу лекарств, съел салат, приготовил горячую ванну, сделал музыку громче, поставил на зарядку мобильный телефон, открыл шампанское и лег в ванную. Там он вспомнил, что не взял бокал для шампанского, пришлось пить из горла. Он решил совершенно ни о чем не думать, и у него получилось. Он пил шампанское, слушал музыку и периодически добавлял горячей воды.
Алесандр проснулся, когда вода почти остыла. Шампанское он уже выпил, пена в ванной растворилась, музыка в комнате отключилась. Он безумно хотел спать. Алесандр надел халат, пришел в комнату и заснул, едва коснувшись подушки.
Его разбудил телефонный звонок. Телефон звонил долго и громко. Но встать Алесандр не смог. Он чувствовал жуткую слабость и головокружение.
– Только полный кретин мог прийти домой пьяным и простуженным, нажраться таблеток и выпить бутылку шампанского!
Он снова заснул и проснулся часов в шесть. Его невыносимо тошнило, одолела слабость, и почему-то в какую-то секунду он пожалел, что бросил курить. Молодой человек хотел принять ванную, но, вспомнив о вчерашней ночи… или сегодняшнем утре?.. передумал.
Часов в восемь Алесандр вышел на улицу. Доехал на метро до Гостиного Двора, пошел по Невскому.
Угол Невского и Литейного.
Светофор.
Пешеходы.
Алесандр в темных очках.
В темных очках Кристина.
Глаз не видно, а значит, не видно взглядов.
На Алесандре – расстегнутый голубой плащ, высокие фиолетовые сапоги, голубые бриджи и оранжевая рубашка.
На Кристине – розовая облегающая футболка с длинным рукавом, белая застегнутая жилетка, белая короткая юбка и черные ботинки на шнурках.
Они прошли мимо, как чужие, как обычные прохожие, спешащие каждый по своим делам.
Молодой человек не замедлил шаг, но весь мир вокруг вдруг перестал существовать. Ладно Алесандр. Он так и рассчитывал: пройти мимо, если вдруг большой город столкнет их. Гордость? Быть может. Хотя вряд ли. Если бы она его окликнула, он бы обернулся. Но Кристина?! Почему она прошла мимо?
Или ему показалось? В его-то состоянии – неудивительно…
Кристина сняла очки, когда угол двух проспектов остался позади. Да, это так, она собиралась пройти мимо, если вдруг они когда-нибудь пересекутся – все-таки в одном городе живут. Но он?! Девушка знала, что если бы она остановилась… то Алесандр стал бы ей больше чем другом. Но нет, она ждала Жанну и не имела права ее предать. Кристина надела очки и пошла дальше.
Алесандру было все равно, куда идти.
Он машинально спустился в любимое кафе, прошел в дальний зал. Любимый столик свободен.
Он повесил плащ и сел.
Как жаль, что он бросил курить.
Первый зал был полон. Здесь же, помимо Алесандра, сидели только две девушки за столиком в углу. Они негромко разговаривали и курили. Алесандр постарался уловить запах дыма от их сигарет. Потом представил, что это курит он сам, поднес два пальца ко рту, вдохнул едва доносящийся до него сигаретный дым, опустил руку, не меняя комбинации пальцев. Он разыграл этюд выкуривания мнимой сигареты (хорошо, что его никто не видел!), затем кинул плащ на диван у столика и пошел делать заказ. Парфе ореховое, жасминовый чай и сельдь под шубой?
Неужели он так давно здесь не был? В меню появились новые названия, на витрине – новые пирожные и салаты.
Алесандр взял только кофе – новый сорт, который он здесь еще не пробовал. В кофе оказалось добавлено мороженое и ликер «Куантро».
Крепкий напиток отрезвил его.
Алесандр вдруг понял, как многое изменилось. Или он сам изменился?
Он достал телефон, пролистал пропущенные вызовы. И ему захотелось, чтобы сейчас пришел кто-нибудь, с кем можно было бы просто поговорить. Ни о чем. Чтобы пришел – друг.
Листая записную книжку, Алесандр понял, что в его списке таковых просто нет.
Утром он поехал к родителям, взял кое-какие вещи, позавтракал и выслушал отцовские нотации: дескать, нечего прохлаждаться, мол, съемки в одном фильме и написание одного сценария вовсе не означают, что надо останавливаться на достигнутом. Алесандр в советах отца не нуждался. Он и так собирался сейчас поработать над своей новой рукописью, и в итоге написал пару страниц. После он позвонил координатору, чтобы уточнить график съемок по своему первому сценарию, пообедал и уехал домой. Он уже решил, чем займется дома.
Алесандр сел на полу – зачем он убрал ковер? – положил рядом мобильный и обычный телефон, раскрыл чистый блокнот и написал на первой странице: «Записная книжка. А. Райшер».
Он открыл список номеров в своем телефоне.
Первая запись выглядела как «А». За этой буквой скрывался его собственный номер домашнего телефона. То есть теперь уже не его, а родителей.
Алесандр подумал, что разумнее оформить книжку, расположив данные не по алфавиту, а по роду отношений между ним и теми людьми, чьи номера он туда запишет. Поэтому наверху страницы он вывел слово «Родственники», поставил цифру 1, далее написал «Мама и папа» и внес в эту графу номер телефона.
Следующим на очереди оказался некий «Any». Этого имени и значившегося под ним номера Алесандр не знал, точнее – не помнил. Молодой человек решил поступить так. Для начала он пролистает книжку, не останавливаясь на номерах и именах, которые ему совершенно ни о чем не говорят, перепишет данные тех, кого он помнит, а уж потом обзвонит всех «незнакомцев» и решит, актуальны ли они для него или нет. А может, звонить «незнакомцам» сразу? Он листал книжку не по порядку, перескакивая через несколько номеров, пролистывая буквы, потом снова к ним возвращаясь.
Тетя. В графу «Родственники». Она живет в Великом Новгороде и иногда приезжает в гости. В эту же графу попали «Маша» – двоюродная сестра, а также «Деда и баба»… Как-то неэстетично… Алесандр переименовал: «Дедуля и бабуля». Так будет правильно.
«Лео». Что за Лео? Алесандр уже начал набирать номер, но вспомнил этого человека. Они виделись несколько лет назад. Лео подвозил Алесандра домой и гордился тем, что закончил военно-морскую академию. Молодой человек стер его номер. По тому отношению, какое продемонстрировал при их последней встрече Лео, Алесандр еще тогда понял, что их общение неактуально. Где уж там – актер кино и офицер военно-морского флота!
«Сергей». Алесандр обрадовался этому номеру. Он вывел вторую графу на новой странице: «Друзья». А вдруг там все так же, как и в случае с Лео, или еще чего похуже? Все же прошло много времени. Алесандр стал набирать номер, но на последних двух цифрах остановился и положил трубку. Он вспомнил случайную встречу с матерью Сергея.
«Гриша». Почему нет? Алесандр набрал номер телефона, прежде чем внести его в записную книжку. Он уже хотел положить трубку – слишком долго не было ответа, – как вдруг наконец услышал голос. «Какой Алесандр? Еще раз представьтесь, пожалуйста, я не понял, кто это». Алесандр терпеливо объяснил. Даже назвал свои давнишние имя и фамилию. «А-а, добрый вечер, Алесандр. Ты извини, я перезвоню на этот номер через час. Сейчас не могу говорить. Я на работе». Через час Гриша не перезвонил. И через полтора. Что ж, видимо, ФСБ и Москва сделали свое дело. Алесандр стер номер.
«Кэт». Что за Кэт? Он позвонил. Обслуживание абонента временно приостановлено. Жаль. Алесандр переписал номер и имя на отдельный лист бумаги, поставил знак вопроса и стер номер из мобильного.
«Режиссер». Еще одна графа – «Работа». Это номер телефона режиссера первого фильма.
«Лена». Это координатор того же фильма. Этот и еще несколько номеров в графу «Работа».
«Паша ВГИК». Паша… ВГИК… А, Паша! Они вместе снимали квартиру в Москве! Колонка «Друзья»… Стоп, сперва – позвонить. Алесандр набрал номер. Паша сказал, что уже собирается спать, но все же с радостью уделит Алесандру пару минут. Он поздравил молодого человека с выходом фильма и тут же начал расспрашивать, нет ли у того связей, чтобы протолкнуть его личный проект. Дескать, он тут и сам мечтает сделать фильм, уже даже начал снимать, сколотил свою труппу, даже нашел оператора, но дело встало из-за отсутствия денег. Мол, Алесандр теперь в столичных тусовках вращается, наверняка может найти и спонсора, и продюсера… Они поговорили. После этого Алесандр записал его номер в графу «Работа».
«Хельга». Эта девушка живет в доме напротив, на Среднем. Соседка по двору. Они иногда видятся. Но это не… И куда ее записать? Алесандр завел новую графу – «Знакомые». Иначе-то и не скажешь.
«Линда». Он помнит Линду. Давным-давно они тусовались вместе. Хельга говорила, что Линда стала наркоманкой. Алесандр набрал номер. Слова Хельги подтвердились. Алесандр стер номер.
Еще несколько номеров бывших однокурсников по ВГИКу и приятелей из московской жизни он переписал в графы «Знакомые», «Работа» и «Связи».
Графа «Связи» появилась, когда Алесандр решал, куда же записать номер одного из московских приятелей. Тот работал в сети автозаправок. В «Работу» его не запишешь, а до «Знакомых» в том смысле, в котором понимал это слово Алесандр, этот человек не дотягивал. Все-таки они слишком мало знают друг друга.
Еще несколько номеров в «Связи» и «Работу» и в отдельный лист с вопросительным знаком – абоненты, которые временно не обслуживаются или находятся вне зоны действия.
«Аня». Когда-то у Алесандра был с нею роман. Нет, графы под названием «Любовь» просто не будет, потому что заводить ее ради одного номера не имеет смысла. Да и нет любви-то. Если когда и будет, то запишем в «Друзья», там все равно пока пусто. А пока – «Знакомые».
«Кристина». Алесандр улыбнулся. Вот тебе и графа «Любовь». Да что за бред! Он где-то слышал песню латиноамериканского певца, в которой звучали слова: «Она была мне и любовницей, и подругой» – что-то такое, насколько позволяли понять его убогие познания испанского. Нет, amigo [50]50
Amigo – приятель. Исп.
[Закрыть], так не бывает.
Алесандр не собирался стирать этот номер. Он думал, куда бы его записать. «Работа»? Да, он работал у нее, даже с ней, но это было давно. «Друзья»? Да какие ж это друзья, которые проходят мимо, не поздоровавшись. «Знакомые»? Со знакомыми он хоть изредка, но общается. А когда они с Кристиной виделись в последний раз?
Алесандр вдруг вспомнил, что вчера было двадцать седьмое мая. День открытия фонтанов. Молодой человек улыбнулся: что ж, символично. В последний раз они виделись двадцать седьмого мая. Вчера. Год назад.
Алесандр открыл «меню». Сейчас он позвонит ей, рискнет. Но для начала он решил подредактировать данные номера, а точнее – тип звонка. На имя «Кристина» у него стоял звонок, отличный от других. Теперь он поставит на этот номер обычную мелодию, как на всех остальных. Где эта функция? «Изменить, добавить фото, стереть…»
Раздался звонок в дверь. Не закрывая телефон и не убирая пальца с клавиши, Алесандр пошел открывать. Девочка и мальчик с букетом цветов «ошиблись дверью». Так они сказали. Но тут же узнали Алесандра, попросили автограф, именной, сказали, что уже купили билеты на фильм, отдали цветы и убежали. Молодой человек рассмеялся и закрыл двери. Что ж, пора заводить графу «Поклонники».
Когда он посмотрел на дисплей, телефона Кристины там больше не было.
Алесандр еще и еще раз пролистал соседние номера. Не было.
Кто-то решил все за него. Значит ли это, что так лучше?
Алесандр посидел несколько минут на полу, глядя на цветы. Он вспомнил, как дарил Кристине белые тюльпаны и ирисы. Быть может, свои первые цветы от поклонников он бы подарил тоже ей. Кто знает.
Что ж, оставит себе. Или завтра отнесет маме.
«Сапфир». Это инструктор с конюшни. В телефон его номер Алесандр записал под именем коня, на котором обычно ездил этот инструктор. Они часто общались, когда Алесандр работал у Кристины. Они и потом общались. Значит, «Знакомые».
А вот и номера телефонов тех, с кем он познакомился во время съемок. Алесандр был уверен, что у него с этими людьми будет еще не один совместный проект. Это все отличные ребята, и очень талантливые. С некоторыми из них он виделся на днях и понял, что с момента окончания съемок он уже успел соскучиться по ним. Алесандр знал: каждому из них он может позвонить в любую минуту, и каждый из них может позвонить ему. Он уже занес ручку над графой «Друзья»…
«Нет, это не друзья. Какие аргументы ни придумывай, Алесандр, но это – коллеги. Да, коллеги. А это уже совсем другое».
Еще долго он приводил в порядок свою записную книжку, но в итоге номеров оказалось не так уж много, как он предполагал. Какие-то из них он стер, до кого-то не дозвонился. А те, кому и дозвонился…
«Родственники», «Работа», «Связи», «Знакомые»… Один лист с неизвестными номерами телефонов.
Одна пустая графа.
Но так не бывает. Если она есть, значит, для чего-то она нужна?
Алесандр еще раз набрал один из номеров в «вопросительном» листе. Когда он звонил в первый раз, абонент не мог принять звонок.
Он не узнал голос, зато голос узнал его.
Это был Саша Каретников – пожалуй, один из немногих, кого Алесандр знал и с кем общался действительно долгое время, лет, быть может, двенадцать, а то и дольше.
Они поговорили.
Потом Алесандр вдруг сказал (или попросил?):
– Давай встретимся. Пожалуйста.
Они встретились поздним вечером в кафе на Невском.
Алесандр пришел первым и пока ждал, выпил одну чашку кофе с «Куантро», который на этот раз показался ему не тонизирующим, а просто очень крепким из-за ликера.
Сначала разговор был натянуто вежливым, со стандартными «как дела», «чем занимаешься» и тому подобными фразами.
Странно, Алесандр не помнил и, что как раз и странно, не хотел помнить, где, как и когда он познакомился с Сашей, кем тот работает, где живет…
Удивительно, но оказалось, что им все еще было о чем поговорить. Да, им было о чем говорить друг с другом. И не нужно при этом подбирать особые слова – они и так понимали друг друга. Можно было говорить обо всем и знать, что потом твои слова и мысли не будут комментировать на стороне, что тебя слушают и слышат и что говорят – тебе.
Но главное – они могли молчать в присутствии друг друга, не испытывая при этом неудобства. Один философ, которого Алесандр читал еще в институте, сказал (и эта мысль молодому человеку так понравилась, что он даже написал на эту тему эссе), что говорить можно со всеми, а молчать без чувства неловкости – только с немногими; умение молчать вместе и есть взаимопонимание.
– Почему так происходит, Саш? Ведь это нечестно.
– Люди меняются, Алесандр. В этом все дело.
Саша отпил чаю, взял на кончик вилки салат.
Алесандр молчал. Он внимательно смотрел на Сашу.
– Что ты имеешь в виду? Поясни?
– Люди меняются, Алесандр, – спокойно повторил Саша. – Ты знаешь человека. То есть, тебе кажется, что ты его знаешь. На самом деле, ты знаешь только образ этого человека, который ты же сам и сформировал в своем сознании. Этот образ состоит из его внешнего вида, из его привычек, его симпатий и антипатий, манеры говорить, улыбаться, из его образа жизни, круга общения. Из многих факторов. Понимаешь?
– Приблизительно. Ты говори, я внимательно тебя слушаю.
– Но все эти привычки, манеры, интересы – все эти факторы – зависят в большей степени от внешних условий.
– То есть?
– Например. Возьмем некоего человека. Назовем его условно «Он». В детстве Он общался по большей части со своими родными. Он впитал их образ жизни, их привычки, их проблемы, их интересы, их взгляды. Его собственные мнения формировались под воздействием их мнений, их интересов. Понимаешь?
– Да, разумеется.
– Потом в его жизни появляется все больше и больше людей. Приятели во дворе, школьные товарищи и учителя, да мало ли кто еще. Он узнает, что есть другие миры, отличные от того мира, в котором привык жить он и его окружение. Новые обстоятельства моделируют новые ситуации, в которых уже не получается действовать старыми способами. Приходится формировать новые взгляды. Старые постепенно заменяются. К тому же мы получаем массу новой информации. Планеты, математические формулы, литература, музыка, правила дорожного движения, последние новости. Масса новой информации расширяет наши представления и предоставляет нам право выбора. Со временем в Его жизни становится все больше людей, больше информации. Он меняется. И первого января две тысячи шестого года он уже не тот, каким был тридцать первого декабря девяносто седьмого года.
– Так что же, получается, мы настолько зависим друг от друга и от того, что происходит в мире?
– Нет. Мы зависим от наших взглядов, которые меняются под воздействием обстоятельств. Например. В ситуации А ты совершишь поступок А. По отношению к человеку А ты поведешь себя по модели А. В ситуации В ты совершишь поступок А, по отношению к человеку В ты совершишь поступок А. Поскольку ты уже делал так, ты считаешь это своей индивидуальной манерой поведения, своим неприкасаемым мнением. Ты будешь смотреть на ситуацию В, С и Е с позиции ситуации А, но это ошибка. Потом, уже где-нибудь в ситуации К, ты поймешь, что теперь все иначе, и будешь действовать по модели К. И тебе будет странно и непривычно. Но на самом деле изменилась только ситуация. Вот и все.
– Подожди, но ты сказал – люди меняются.
– Да. Ты создаешь образ человека. Это Модель А. Но проходит время, люди меняются. Компоненты образа изменились. Это уже ситуация В. А ты продолжаешь воспринимать ее по модели А. Но А и В уже не совместимы. Это параллельные линии. Они не пересекутся. У тебя есть любимый шоколад. Но однажды ты замечаешь, что в его составе изменились компоненты. Он стал лучше или хуже – не важно. Он просто стал другим. Но обертка та же. Образ тот же. Ты воспринимаешь эту обертку, и тебе хочется, чтобы содержание, все компоненты были теми же. А это уже невозможно.
– Подожди, но ведь меняются не только «они». Я, получается, тоже «меняюсь»?
– Да.
– А можно сделать так, чтобы этих изменений не было?
– Они все равно будут. Если не будешь меняться ты… Хотя это очень сложно, ты и сам не замечаешь, что перемены происходят. Так вот, не будешь меняться ты – а это, повторяю, невозможно, – будет меняться другой, и все равно ваши пути будут расходиться. Нет, не обязательно расходиться – они просто не совпадут или не пересекутся. Была точка пересечения, но дальше линии пошли под углом, и точки больше невозможны.
– Но неужели нельзя пойти на взаимные уступки, что-то принять?
– Можно. Так обычно и происходит. Но даже этими уступками ты все равно кормишь тот образ, который у тебя уже создан. А образ не резиновый. И бывает, получается так, что перед тобой предстает совсем уже другой человек. Не тот, с кем ты когда-то познакомился. Ты знакомился с Васей, а он стал Василием Ивановичем или Васенькой. А ты не знакомился с Василием Ивановичем и Васенькой. Ты впускал в свою жизнь Васю. Он был тебе интересен, его образ ты знаешь. И теперь надо либо признать, что Васи больше нет, либо знакомиться с Василием Ивановичем или с Васенькой. А это другие, пока чужие люди.
– Но если все настолько нелогично, как тогда жить? Или пользоваться этой схемой.
– Напротив, все слишком логично для того, чтобы мы могли пользоваться этой схемой.
Они помолчали.
– Можно пожать твою руку? – спросил Алесандр. – И спасибо тебе, Саш.
– За что?
– Ну, значит, есть за что.
Не хотелось, и не нужно было спрашивать и говорить о том, о чем говорят обычно люди, которые давно не виделись или которые уже подводят разговор к концу. Можно было общаться без формул. И можно было помолчать вместе.
– Когда мы увидимся в следующий раз?
– Давай сделаем так. Когда ты захочешь встретиться – ты позвонишь мне. Когда я захочу встретиться – я позвоню тебе.
– Логично, – кивнул Алесандр.
Очевидно, графа «Друзья» не останется пустой.
Алесандр возвращался домой ближе к рассвету. Давно не ходил он этой дорогой. Через Литейный мост – его скоро сведут, подождет, – до сфинксов и дальше – на Средний.
Рассветный город. Нет – предрассветный. Сколько таких городов он видел. Сколько раз он видел этот предрассветный город!
Алесандр шел медленно, любуясь своим городом. Потом на набережной ждал сведения моста.
Он обожал это время суток. Предрассветный город, когда теперь уже точно все закончилось и еще ничего не началось.
Сколько он видел таких рассветных городов.
С их мокрыми от ночных дождей мостовыми, с их росами на травах, холодными небесами.
Он знал эти рассветные города, может быть, как никто другой.
Рассветы, когда теперь уже точно все закончилось.
Малый промежуток времени между этим «все закончилось» и тем, что начнется сейчас.
Последние минуты сна. Или первые. Сумерки отступающей ночи и начинающегося дня.
Сколько же раз шел он по предрассветному городу.
Пьяный, трезвый, счастливый, грустный, один, с кем-то, домой, к метро, из клуба, от кого-то, со съемок…
Вот теперь уже точно все закончилось. Не накануне вечером и даже не в последние минуты ушедших суток, а именно теперь, в минуты близящегося рассвета. Осталось чуточку-чуточку и начнется все по-новому или заново.
Но сейчас тихо и ничего нет, даже времени нет, оно еще не проснулось.
Пустота. Чистый лист. Все ненужное и лишнее стерто, все расставлено на свои места. Все. Все оказалось так просто.
Мокрые мостовые, туман. Один на один с городом. Нет людей, нет звуков. Есть только город. Нет машин, все закрыто. Есть пустота. Она пришла на несколько минут, а может даже секунд. Но она есть. Сейчас начнется новый день, с его людскими шагами, голосами. Откроется метро. В Петербурге все начинается с первым мостом. Вот сейчас. Все.
Но как, черт возьми, любил он это не обозначенное нигде, никем и никогда время между растворяющимися сумерками ночи и рассветом.
На Петроградской стороне он проходил мимо автобусной остановки. Там сидела женщина. Ждала первый автобус? А еще на остановке висела реклама фильма: лицо Алесандра крупным планом, еще несколько артистов, надпись… Женщина догнала молодого человека и спросила, не он ли, случайно, изображен на плакате. Узнав, что он, попросила автограф.
Сколько раз он видел эти рассветные города. Когда теперь уже точно – все закончилось.
