Текст книги "Ночные снайперы"

Автор книги: Юлия Волкова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 18 страниц)

3

Со знаменитой телеведущей Аленой Калязиной Сашу связывали давние дружеские, а последние лет пять и деловые отношения. Сейчас они вместе работали на известном питерском канале «Невские берега». Сашина старшая подруга руководила «Невскими берегами» вместе со своим супругом – Феликсом Калязиным и имела связи среди чиновников различного ранга. Александра отвечала лишь за несколько программ канала и никаких далеко идущих связей не имела, но это не мешало им общаться на равных. Алена не только любила и уважала младшую подругу, но иногда, в неразрешимых ситуациях, и вовсе не могла обойтись без ее помощи. Как, например, теперь, когда она совершенно растерялась и не знала, что делать. Поэтому, несмотря на поздний час, и вызвонила Александру.

Супруг Алены Феликс Калязин – мужчина исполинской комплекции, пудов восьми весом, с пухлыми, чисто выбритыми, розовыми, как у младенца, щеками, большим носом и пронзительными серыми глазами сейчас лежал на огромной круглой софе в гостиной, укрывшись клетчатым ворсистым пледом, и громко постанывал. Алена, пожалуй, впервые видела мужа в таком плачевном состоянии. Но ведь и причина этого состояния была серьезной! Сегодня вечером, когда Феликс выходил из здания, где располагались офис и студии телеканала «Невские берега», в него выстрелили! Пуля едва задела ему макушку, но разве от этого легче? В него стреляли! В доброго, умного, чудесного Феликса, который старался ни с кем не портить отношений, не делить сферы влияния, не бросаться в сомнительные авантюры! За что?! Внутри Алены все кричало.

– За что? – вторил ей вслух стонущий супруг.

– Успокойся, любимый, – запричитала Алена, хотя обычно причитания были ей не свойственны. Но разве можно спокойно смотреть на страдающего – не от боли, от вопиющей несправедливости и унижения – супруга? – Я уверена, что это недоразумение. И вообще все обошлось. Все ведь обошлось, правда? Налить тебе чаю? Или, может быть, чего покрепче? Телевизор включить? Или видик с твоими любимыми мультами?

Калязин замотал головой. Не хотел он чаю. И покрепче ничего не хотел. И мультов любимых – тоже. Он был в шоке. Впервые в своей полной испытаний жизни. Ведь в него! Стреляли!

Гости вошли в жилище Калязиных беспрепятственно – калитка и входная дверь коттеджа находились в состоянии «нараспашку». Мелешко, увязавшийся за Сашей в качестве адъютанта, удивленно хмыкнул.

– Они что, совсем ничего не боятся? – спросил он. – Или им уже на все наплевать?

– Ну, во-первых, бояться нечего – это же кондоминиум с серьезной охраной, – ответила Саша. – Калитка вокруг дома и двери созданы архитектором исключительно по инерции традиционного мышления людей, живущих в отдельных и коммунальных квартирах без домофонов и консьержек. А во-вторых, ты, наверное, прав. Они просто забыли, что у них в доме есть запоры. Им не до этого.

– Подумаешь, какие нежности! – фыркнул Мелешко. – В меня стреляли несколько раз. Ты думаешь, я после этого утрачивал связь с действительностью?

– Но ты же – грубый, толстокожий опер, подготовленный к любым рискованным неожиданностям, – возразила Саша. – Кроме того, это издержки твоей профессии.

– Ну уж… – несогласно покачал головой майор, совсем не считавший себя толстокожим.

– Наконец-то! – вскричала Алена, забыв поздороваться, когда Мелешко и Александра поднялись на второй этаж, в огромную гостиную. – И майор с тобой – очень хорошо! Надеюсь, вы поможете найти эту сволочь!

– А что было-то? – робко спросила Саша. – Как ты себя чувствуешь, Феликс?

– Как швед под Полтавой! – жалобно хмыкнул Калязин. – Посмотри!

С этими словами он оторвал одну щеку от подушки и продемонстрировал ее вошедшим.

– О Боже! – воскликнула Саша. Вся левая щека Феликса была ярко-вишневого цвета. – Вы врача вызывали?

– Господи, Александра! – Алена неожиданно зарыдала. Это было совершенно на нее не похоже. – При чем тут врач? Это не синяк! Это – краска! И она не отмывается! То есть отмывается, но плохо.

– Бензином оттирать пробовали? – деловито поинтересовался Мелешко.

– Пробовали! – продолжала рыдать Алена. – Не помогает!

– Завтра пригласим экспертов-химиков, – твердо проговорила Саша. – А сейчас прекратите истерику! Ведь ничего ужасного не произошло. Просто какой-то хулиган решил пульнуть в движущуюся мишень большого размера. В маленькие он не попадает.

– Он и в меня почти не попал, – пробурчал Калязин. – Только краской залил. Но за что?!

– Феликс, успокойся, – Саша не знала, что предпринять. Ей было очень жалко своего униженного генерального и мечущуюся Алену. – Плох тот телевизионщик, у которого нет врагов. Если они есть, значит, ты не зря ешь булку с маслом. Или ты хотел прожить жизнь, нравясь всем? Как же нужно себя вести, поставив такую цель?

– Значит, это враги? – голос Калязина стал бодрее. – А ты говорила – хулиганы.

– Одно другому не мешает, – усмехнулась Саша. – Это враги, но не очень кровожадные. Представляешь, что было бы, если бы они выбрали для своей мести иное оружие?

– Я был бы героем, – серьезно проговорил Феликс. – А так я – дурак, облитый непонятно каким дерьмом из рогатки.

– Так вот из-за чего вы расстраиваетесь! – рассмеялся Мелешко. – Из-за того, что не лежите сейчас в морге с биркой на нижней конечности?

– Андрей! – простонала Алена. – Ты со своим юмором во дворике, что ли, посидел бы!

– Прошу простить, Алена Ивановна, – нахмурился Мелешко. – Но я пытаюсь привести вас с супругом в чувство. Ведь Александра права – ничего страшного не случилось. Все живы и вполне здоровы. Краска когда-нибудь смоется, обещаю. Во всех подобных случаях смывалась. А по поводу дурацкой ситуации – разберемся. Если будем владеть подробной информацией. Повторяю, ваш случай – не первый. Вам известно об этом?

Феликс утробно застонал и отвернулся к стенке.

– Феликсу Борисовичу известно, – ответила Саша. – Но когда я ему об этом рассказывала, он здорово смеялся. Он думал, что я сама придумала такой сюжет. Полагаю, следует оставить его в покое, дать немного отдохнуть. Да, Феликс?

Из-под пледа высунулась толстая лапища Калязина, которая дала всем присутствующим знак: идите, идите, без вас тошно!

Саша взяла Алену за локоть и потянула за собой – к выходу из гостиной. Алена с жалостью посмотрела на внушительный холм, грустно сопевший под пледом, вздохнула и поддалась. Мелешко же вышел из гостиной Калязиных с радостью, облегченно переводя дух. Он был хоть и «мент», привычный ко всякого рода психологическим катаклизмам, но до сих пор плохо переносил истерики как женские, так и мужские.

Они спустились в кухню-столовую, где Алена сразу плюхнулась на диванчик и слабым голосом пробормотала:

– Если чего-нибудь хотите, обслуживайте себя сами. У меня нет сил.

Саша покачала головой и села рядышком, а Мелешко отправился в путешествие по просторному помещению на поиски чего-нибудь… этакого, – для бодрости. Авокадо, например. Или бутылки коньяка. По ходу дела включил электрический чайник и засунул какой-то полуфабрикат в микроволновку. В общем, не стеснялся, тем более, что был у Калязиных не впервые.

– Чем мы можем тебе помочь? У тебя есть какие-то соображения? – спросила Саша подругу, понимая, что только рациональное направление разговора может привести ее в чувство.

Алена помотала головой и закрыла лицо ладонями.

– Не знаю, – проговорила она глухо. – Для Феликса это огромное потрясение. Я никогда не видела его таким… потерянным.

– Твое сегодняшнее настроение тоже для меня новость, – нахмурилась Саша. – Я все понимаю, но не могла бы ты рассказать, как все это произошло?

– Меня там не было! – с отчаянием воскликнула Алена. – Я в это время в мэрию ездила. Возвращаюсь – а тут половина студии бегает по территории. Феликса в горизонтальном положении, как фараона, несут несколько человек, вносят в дом. У меня в глазах темнеет, я в обморок грохаюсь. Никогда не грохалась, а тут грохнулась. Потому что… ты понимаешь, – Алена всхлипнула. – Мелешко, что ты там возишься, коньяк на второй полке в угловом баре. Давай, наливай!

Мелешко не заставил себя ждать, распахнул створки бара, оперативно, как и полагается людям его профессии, разлил коньяк в два бокала – себе и хозяйке, памятуя о том, что Александра ничего крепче кефира не пьет. Алена выпила коньяк залпом и продолжила свой рассказ.

– Очнулась оттого, что меня наши сотрудники тормошат – Лапшин, Миловская, еще кто-то, а вокруг люди в белых халатах снуют… Через некоторое время я все-таки соображаю, что Феликс жив. Ну а потом мне подробности стали рассказывать. И казалось бы, ничего особенного, дрянь одна, но мне очень страшно стало. Потому что если бы другой вариант состоялся… Вот послушай! Вышел он из дверей офиса, направился к стоянке, тут в него сразу и попали. Неважно, что в макушку, но попали же… А если бы чуть ниже? А если бы пуля была настоящая?.. – голос Алены сорвался, но она постаралась взять себя в руки. – У наших охранников, ты знаешь, реакция хорошая. Быстро сориентировались, стали по окрестностям рыскать. Поняли, что стрелять могли только из сквера напротив. Прочесали сквер, оцепили выходы. Ограда там высокая – через нее не перелезешь. Ну и что ты думаешь? Никого не нашли. Пенсионеры и пенсионерки по скверику прохаживались, перед сном воздухом дышали, собачек выгуливали, а больше никого – ни молодняка, ни бомжей, ни более серьезных личностей. Может быть, сволочи эти по льду ушли, по Большой Невке? Ведь со стороны воды садовой ограды нет.

– Следует иметь в виду, что лед еще очень хрупок, – сказала Саша рассеянно. – Сегодня пять градусов мороза. А вчера вообще ноль был. Ты говоришь, что стрелять могли только из сквера напротив? Но от него до нашей стоянки расстояние немаленькое. Метров сто пятьдесят будет.

– И что? – Алена непонимающе уставилась на подругу.

– А то, что этот факт подтверждает наши с Андреем предположения. В Феликса стрелял тот же снайпер, который палит подобным образом уже месяца два. И не из рогатки, как думает Феликс.

– И что занятно, – добавил Андрей, – работает этот снайпер почему-то только по четвергам и пятницам.

– Так-так… – настороженно проговорила Алена. – Тогда теперь рассказывайте вы.

Мелешко с Сашей переглянулись и начали поочередно развлекать Алену занятной историей. Впрочем, в основном это делал Андрей, а Александра лишь уточняла какие-то детали, известные ей из неофициальных источников, о которых майор слышал впервые.

В городе действительно вот уже месяца два действовал снайпер. И использовал он для своих целей не совсем обычное оружие. Пуля, попавшая в макушку Феликса, была всего лишь… желатиновым шариком с краской. Возможно, конечно, что стреляли из рогатки. Возможно, что из игрушечного ружья. Но когда утром начальник главка собрал весь цвет оперативного состава города, насчет красящего шарика и средства, с помощью которого шарик во всех случаях долетал до цели, имелись уже и другие мнения. Например, мнения специалистов-экспертов. Правда, у них не было полной картины по серии этих преступлений. Ни Степан Кокорев, ни сантехник Косолапов милицию после покушений не вызывали. Степа, подумав, что получил «плюху» в рамках продолжения адреналиновой акции, обиженно развернулся и отправился обратно в баню – отмываться. А охрана под руководством его друзей, знавших, что данный инцидент сценарием предусмотрен не был, рванулась на поиски обидчика. Вопросом, что за «пуля» размазалась по Степиной груди, никто не задался. Гораздо позже Кокорев-старший сообщил о неприятном происшествии на свадьбе в соответствующие органы, подозревая заговор против семьи. Косолапов же, будучи в состоянии далеком от трезвого, вообще ничего не понял. И только когда на станции Удельная его задержал наряд линейной милиции – ибо сантехника к тому моменту совсем не держали ноги, – выяснилось, что кровавое пятно на его лице – вовсе не результат драки или падения, а нечто, обычной квалификации не поддающееся.

Но совсем иначе обстояло дело в остальных случаях. Например, директор средней школы Илона Олеговна Майская после того, как две пули снайпера здорово испортили ее пышную прическу, не только вызвала милицию, но и потребовала тщательной экспертизы состава краски, полагая, что после его выяснения она легко разыщет преступника в классах вверенного ей учебного заведения. Проявив невероятную оперативность, она приказала запереть двери школы и произвести обыск содержимого сумок и портфелей потенциальных злодеев. На данное мероприятие был брошен весь педагогический состав школы, но ничего похожего на красящие пульки у детей не нашли. Тем не менее эксперты потрудились на славу и заключили, что в директора школы был выпущен красящий шарик и не из какой-нибудь рогатки, а из настоящего пейнтбольного спортивного оружия, так называемого маркера.

– Когда в прицеле пейнтбольного снайпера оказалась первая жертва, а именно некий чиновник Кокорев, – сказал Андрей, – экспертиза тоже была произведена. Не потому, что этот чиновник оказался таким же дотошным, как и директриса школы. А потому что он от этого выстрела чуть не отправился на тот свет – то ли от неожиданности, то ли от того, что удар был все-таки сильным и привел к болевому шоку, у него случился сердечный приступ. И поскольку причину того, что человек лежал без сознания, выяснили не сразу, оперативная группа место происшествия осмотрела. И нашла неподалеку странную штучку – прозрачный желатиновый шарик. Ну, а эксперты потом объяснили, что это такое.

– Но желатин должен легко смываться, – встрепенулась Алена. – Почему же краска не сходит с кожи Феликса?

– Этот снайпер – большой шутник, – усмехнулся Мелешко. – Он начиняет свои заряды краской, которую обычные пейнтболисты не используют. Они стреляют обычными желатиновыми шариками с пищевыми красителями. А этот – чем-то другим. Мне химики что-то говорили о составе, но, ты знаешь, Алена, из меня химик – тот еще… Я запомнил, что там имеются какие-то клеевые добавки и масло.

– Значит, пейнтбол… – мрачно проговорила Алена. – И что бы это значило?

– Я второй месяц об этом размышляю, – вздохнув, отозвалась Саша. – С одной стороны, это чистой воды хулиганство. За которое даже на пятнадцать суток не посадишь. С другой стороны, хулиган осуществляет свои мерзкие выходки с удивительной, прямо-таки маниакальной последовательностью. Обязательно каждую неделю два человека становятся его жертвами – в четверг и пятницу. Почти все жертвы, кроме директора школы, получают желатиновую пулю поздно вечером, ближе к ночи. В оперативных кругах этих стрелков теперь называют «ночными снайперами». Но ведь в темноте невозможно стрелять без специальной оптики.

– Ну, это специально обученный хулиган, – хмыкнул Андрей. – С прибором ночного видения.

– Ничего себе хулиган! – воскликнула Алена. – Можно подумать, что этот прибор в состоянии приобрести в магазине любой мальчишка! Ведь это же большие деньги! Да и пейнтбольное ружье, я слышала, стоит немало. Получается, что какой-то богатый недоросль придумал себе оригинальное развлечение? А все жертвы просто случайно попали ему под руку?

– Под прицел, – машинально поправила ее Саша. – Мне не кажется, что этот человек развлекается. Иначе стреляли бы в какого-нибудь одного Кокорева. То, что его жертвами стали отец и сын – вряд ли случайность.

– А то, что его жертвами стали бизнесмен, чиновник, пьяница-сантехник и директор телевизионного канала, это тоже не случайность? – вскипела Алена. – Я уверена, что в кругу наших знакомых, как друзей, так и недоброжелателей, нет стрелка-пейнтболиста. Правда, несколько моих приятелей из администрации иногда постреливают в элитном клубе «Викинг». Но подумать, что они могут так развлекаться по вечерам, я не в силах.

– Возможно, стрелок находится не в кругу знакомых, а в кругу наших зрителей, – задумчиво пробормотала Саша. – Возможно, ему не нравятся наши программы или даже канал в целом. Вот он и решил отомстить человеку, которого считает главным виновником нашего профессионального несовершенства.

– А слесарю-сантехнику он за что мстит? – серьезно спросил Мелешко.

– Ты полагаешь, что сантехнику не за что мстить? – улыбнулась Саша. – Может быть, тот ему фановую трубу криво поставил.

– Это мысль, – Мелешко заметно воспрянул духом. – Осталось выяснить, кому этот парень насолил. Завтра пошлю ребят в контору книгу жалоб просматривать. Если таковая у них имеется.

– Нет, – озабоченно нахмурилась Алена. – Тут что-то не так. По-моему, это дети. Ну кто еще может пульнуть в директора школы?

– Может быть, в директора стреляли дети, – заметил Мелешко. – А в других случаях, возможно, взрослые. Но из одного оружия, теми же самыми пульками-шариками. Состав краски слишком специфический. Таких шариков в пейнтбольном магазине не купишь.

– Семейка неуловимых мстителей? – невесело хохотнула Алена. – Нужно прощупывать почву в пейнтбольных клубах. И я этим займусь завтра же.

– Я тоже, – сказала Саша. – Как называется тот клуб, в который ходят твои знакомые пострелять?

– «Викинг», – ответила Алена. – Правда, не думаю, что этот ненормальный ходит туда. Там собирается исключительно благопристойная публика.

– Ничего, – проговорила Саша. – Надо же с чего-то начинать.

4

Пиджак у Бади мог бы быть и поприличнее, подумал Пирогов. Не в смысле – подороже и помоднее, а в смысле – поопрятнее, почище и поглаже. Есть же у них, в конце концов, костюмеры, что ли… Да и женат он вроде бы, если верить газетам. Впрочем, если газеты не преувеличивают, кроме жены у Бади имеется весьма внушительная команда бойфрендов. Неужто ни один из его мускулистых красавчиков не умеет обращаться с утюгом? Им что – наплевать, в каком виде их кумир и хозяин появляется на людях? Или для Бади визит к знаменитому питерскому сыщику – не повод, чтобы утюжить костюмчик? От последней мысли у Пирогова испортилось настроение. Он знал – это комплексы. Но ничего не мог с собой поделать. Даже когда посетители заискивающе заглядывают в глаза в ожидании его снисходительного решения, он никогда не ощущает себя хозяином положения. Потому что отдает себе отчет – они нужны ему не меньше, чем он им. А может быть – больше.

На сегодняшний день объективная ситуация в частном сыске такова, что предложение намного превышает спрос. И по этой причине Пирогов должен заискивать перед клиентом, а не клиент перед ним. Это он, Игорь, великий и знаменитый, гений частного сыска должен, как пес, нетерпеливо вилять хвостиком и вставать на задние лапки в томительном ожидании момента, когда клиент-заказчик небрежным жестом извлечет из внутреннего кармана пусть мятого и грязного пиджака, но внушительную котлету, сиречь бумажник. Каким количеством купюр соблаговолит он помахать у сыщика перед носом, чтобы тот подал голос и завертелся волчком от переполняющего душу чувства восторга и преданности к новоиспеченному хозяину? Откровенно говоря, Игорь согласен даже на небольшое количество. Штук пять бумажек с изображением портрета Джорджа Вашингтона и сыщик – ваш с потрохами. Готов к самоотверженному, каторжному труду двадцать четыре часа в сутки.

Впрочем, Бади, как и любому подобному клиенту, о непритязательности Пирогова знать совершенно не обязательно. Да и другим посетителям агентства «Гоголь» тоже. Ибо репутация главы этого агентства говорит совершенно обратное: Игорь Петрович весьма и весьма разборчив, соглашается работать в исключительных случаях и за исключительные гонорары. Денег в его трехметровом сейфе куры не клюют, а если он и берется за дела, то от скуки, чтобы хоть чем-то занять свой безбрежный царственный досуг. Благодаря чему сложилось такое мнение в определенных кругах, сказать трудно, но Пирогов не в обиде. Имидж богатого и ленивого сыщика, раз в год отрывающего задницу от офисного стула для того, чтобы блистательно справиться с невероятно трудным делом, по сию пору служит неплохую службу – от толстосумов отбоя нет. Нужно ли объяснять, что глубокие знания и непревзойденные умения Пирогова достаются тому, кто выигрывает аукцион?

И тем не менее Игорю Петровичу Пирогову, по прозвищу Гоголь, получившему это прозвище за невероятное сходство с классиком, до сих пор никак не избавиться от комплексов. Он живет в постоянном страхе, что поток желающих воспользоваться его услугами в один прекрасный момент вдруг иссякнет. И он не успеет забить свой сейф доверху. Впрочем, про сейф и про «доверху» – шутка. К несчастью, личные и служебные траты великого сыщика значительно превышают его гонорары. Поэтому нечего удивляться тому, что он готов «вилять хвостом» перед Бади несмотря на то, что ни Бади ему не нравится, ни его пиджак.

Игорь Петрович видел, что шоумейкер эту готовность «повилять хвостиком» чувствовал. Своей огромной, вздувшейся печенкой чувствовал. Шоумейкеры, они вообще люди чувствительные, с гипертрофированной интуицией-печенкой. Они на ней только и выезжают. Печенка – их главный рабочий инструмент. Но это и естественно: для того чтобы в зажатых, тупых и бездарных мальчиках и девочках разглядеть будущих звезд, мозгов совершенно недостаточно. Можно даже без преувеличения сказать, что мозги в этом деле – помеха. Главное – нюх. Унюхал звезду – и вперед! Крути во все стороны, швыряй в большие концертные залы и на стадионы. И «бабок» не жалей. Об ушах бедных зрителей и говорить нечего.

Бади не жалел ни «бабок», ни ушей. Начинал он, как было известно Игорю, лет двадцать назад, пробуя себя и в роке, и в попсе, но с рокерами у него дело не заладилось – едва «раскрутившись» с его помощью, они безжалостно бросали своего благодетеля, искренне не понимая необходимости иметь в группе лишнего участника, претендовавшего на девяносто девять процентов прибыли от концертов. После нескольких шумных публичных скандалов Бади плюнул на рок-культуру и сосредоточился на попсе. Причем на попсе заведомо бездарной. Он специально выбирал глупеньких, безликих и безголосых, ибо таковые пробиться на эстраду самостоятельно, без внушительного финансового промоушена не могут по определению. С его легкой руки взошли на звездный небосклон мальчики из группы «Ха-ха», девочки «Белочки» и смешанный квинтет «Простые нравы». Зрители сначала плевались и свистели на их концертах, потом привыкли, потом забуйствовали в экстазе фанатизма. Впрочем, не исключено, что плевались и пребывали в экстазе разные зрители. Сейчас Бади «раскручивал» новый проект с претенциозным названием «Звездный холдинг» и клонировал на эстраде глухо мычавших и обездвиженных, словно после легкого церебрального паралича, артистов-малолеток десятками. На радость безмозглым малолеткам-зрителям, которым, по большому счету, наплевать, под какую какофонию оттягиваться, кайфовать, балдеть, колбаситься…

Обо всем этом Игорь Пирогов знал из материалов, специально подготовленных сотрудниками его агентства к визиту шоумейкера. Поскольку сам сыщик был бесконечно далек от шоу-бизнеса и «звездных» событий, концерты не посещал, музыкальных каналов не смотрел, «Белочек» от «Стрелочек» не отличал.

Дерибасов при личном знакомстве ему сразу активно не понравился. И причина этого неприятия заключалась, конечно, не в мятом пиджаке. Дело в том, что за долгие и не всегда бесцельно прожитые годы Пирогов привык подразделять людей на две основные категории. К первой категории относились люди-человеки, которые жили сами (как – другой вопрос) и давали жить другим. То есть в принципе уважали право на существование других особей. Поэтому и вели себя соответственно. Например, прислушивались к собеседнику, когда тот что-нибудь говорил. Адекватно соотносились с чужим поведением. Видели в другом себе подобного, свободного хомо сапиенса. Второй тип человеков отличался от первого радикально. Этому типу был неведом факт, что кроме них в мире существуют еще и другие живые существа. То есть чисто визуально перед их глазами что-то там такое, конечно, мелькало. Но представить, что фигурки на двух ножках и с двумя ручками и еще целым набором необходимых деталей могут быть похожими на них, они не могли, хоть убей. Для них все в мире вращалось вокруг собственных персон, в том числе и смешные ручки, ножки, огуречик. Бади Дерибасов явно относился ко второму типу. Может быть, в силу специфики своей профессии. Вероятно, в силу специфики своего восприятия жизни, он выбрал себе такое занятие, которое дает возможность распоряжаться людьми, как марионетками. Но, так или иначе, Бади великого сыщика Игоря Пирогова в упор не видел. Он видел в нем функцию, которая должна осуществить его волю. И от этого Гоголю-Пирогову было грустно и немного смешно. Потому что он уже предчувствовал тот момент, когда пошлет этого помятого шоумейкера вместе с его гонором и гонораром куда подальше! Хотя деньги были нужны. В данный момент – просто на жизнь. Иначе придется продавать контору со всем техническим и кадровым обеспечением.

– Что же вы молчите? – воскликнул Бади, когда весь его красноречиво-надрывный словесный поток иссяк. – У вас есть какие-то соображения насчет того, что я вам сказал?

«Ого! – подумал Гоголь. – Он интересуется моими соображениями. Может быть, он не совсем законченный пуп земли?»

– А что вы, собственно говоря, мне сказали? – произнес он скучным тоном. – Что вас в один прекрасный момент измазали какой-то гадостью ваши недоброжелатели? Я полагаю, такие неприятности – составная часть вашей нелегкой звездной жизни. Когда-то гнилыми помидорами и сливами бросали в бездарных артистов. Нынче народ стал образованнее, понимает, что артист за свое фиаско не отвечает. Виноват продюсер.

– Вы думаете, это – всего лишь хулиганская выходка, и она связана с моей основной работой? – ответил Дерибасов, язвительно улыбаясь. Улыбка у него была американская – широкая, в пятьдесят два зуба. Маленькие глазки при этом являли полный контраст с улыбкой. Они были настороженными и злыми.

– Да, – кивнул Игорь и стал рассматривать маленькие горошины на рожках черта, сидевшего на его любимой пепельнице.

Самоуверенный Бади вдруг заелозил в гостевом кресле.

– Послушайте, Игорь Петрович, – томно задышал он. – Возможно, вы не поняли. В тот момент я как раз выигрывал аукцион. Я мог бы выложить любую сумму за Афродиту, выходящую из пены. И многие об этом догадывались. Неужели непонятно, что это хладнокровно спланированная акция?

– Непонятно, – упрямо проговорил Пирогов. – Если бы вас убили, я бы понял. А то ведь… смешно сказать. Что вам мешало вернуться в зал после перерыва и выиграть баталию за Афродиту?

– В таком виде? – с искренним изумлением воскликнул Бади. – Вы хоть представляете, как я выглядел после этого мерзкого акта? На меня словно вылили целое ведро с дерьмом!

– С дерьмом? – заинтересовался Пирогов. – Так в вас выстрелили шариком с дерьмом?

– Я не знаю, что это было, – рассерженно проворчал Дерибасов. – Не знаю ни про какие шарики. Но воняло от этой смеси отменно. Прибавьте к этому жуткую боль в скуле. Вы же видите, синяк до сих пор не прошел.

Игорь синяка не видел. Бади либо преувеличивал потери, либо пользовался качественной крем-пудрой. Хотя Пирогов был в курсе того, что пейнтбольный выстрел может обернуться не только синяками на открытом участке тела, но и при определенной скорости полета шарика вышибить стекла из окон. Не такая уж это невинная забава…

– Поймите, господин Дерибасов, – вздохнув, проговорил он. – Вероятность того, что я найду преступника, ничтожно мала. Это все равно, что искать киллера.

– Это и есть киллер – я уверен! – вскричал Бади. – А выстрел на аукционе – это предупреждение. Меня хотят убить, как пить дать! Я уже мобилизовал свою службу безопасности и охрану. Но пока преступник гуляет на свободе, я не могу полностью отдаться творчеству. Я нервничаю. Я не сплю. Я не в состоянии ни о чем думать. Что вас смущает? Я обещаю вам хороший гонорар!

– В этом я нисколько не сомневаюсь, – усмехнулся Пирогов. – Но у меня слишком мало фактов, чтобы браться за это дело. Я могу, конечно, прочесать все пейнтбольные клубы, выявить там стрелков с криминальными наклонностями, но… Во-первых, на это потребуется года два. Во-вторых, даже если я и найду того, кто в вас стрелял, я не смогу поймать его за руку и привести в суд. С какой стати?

– Я не прошу вас вести его в суд, – сердито произнес Дерибасов. Было видно, что он недоволен непонятливостью сыщика. – Я прошу найти этого человека или ту организацию, которая за ним стоит. Наверняка вам стоит изучить биографии всех участников аукциона. Нити преступления тянутся оттуда, голову даю на отсечение.

Пирогов скептически взглянул на шоумейкера. Этот самовлюбленный павлин уверен, что хулиганский поступок связан со страстями, происходившими на знаменитом городском аукционе, который проходил два раза в год в Аничковом дворце и на который съезжались покупатели со всего света. Назывался аукцион «Сокровища Северной Пальмиры», и распродавались на нем действительно сокровища – произведения искусства, периодически скапливавшиеся в таможенных терминалах города. Затея такого мероприятия со стороны городских властей была сомнительной, ибо ценности задерживались на таможне на основании закона, запрещавшего вывозить за рубеж предметы национального достояния, место которым в государственных музеях. Но не всякий музей мог позволить приобрести какой-нибудь холст из частной коллекции за его настоящую цену, а отдавать его даром музейному ведомству чиновники считали верхом бесхозяйственности. Поэтому они и придумали аукцион. Руководители музеев, конечно, тоже имели право в нем участвовать. Но разве могли они конкурировать с заморскими гостями, которые готовы были выложить за какой-нибудь черновой набросок Филонова или Добужинского сотню-другую тысяч своих заморских денег? В нынешнем году страсти разгорелись из-за изящной статуэтки Афродиты неизвестного автора, которая по некоторым данным была изготовлена не позднее семнадцатого века, подарена каким-то европейским дипломатом Екатерине Великой, до последнего дня монархии принадлежала венценосной семье, во время революции была утеряна, в годы Второй мировой и позже всплывала два или три раза в той или иной частной ленинградской коллекции, затем снова исчезала, а вот теперь обнаружилась в чемодане туриста, намеревавшегося провести свой отпуск в Европе. Турист утверждал, что статуэтка перешла к нему по наследству от бабушки и он всего-навсего собирался показать ее своим европейским друзьям. На таможне Афродиту изъяли, оформили как национальное достояние, границу пересечь не позволили, туриста задерживать не стали, дабы не вызывать громкого скандала, а через несколько месяцев уже высшее руководство таможни, выбив из экспертов совсем другой документ – о ничтожной ценности данного произведения, выставило статуэтку на аукцион. Настоящие ценители искусства все про Афродиту знали, и нынешнее знаменательное мероприятие в Аничковом дворце собрало покупателей в три раза больше, чем ожидалось.