Текст книги "Финт покойной тети"

Автор книги: Юлия Павлова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 15 страниц)

– Алло, мам, ставки растут. Григорий предлагает квартиру в два раза лучше и денег полтинник баксов в придачу.

Мама помолчала, я слышала, как она барабанит пальцами по столу.

– Знаешь, мы сегодня с тобой к Илье приглашены, ему полковника дали, вот там и поговорим. Передавай Григорию привет и отсылай его до завтра. Маше не терпится тебя увидеть. Надень скромное черное или однотонное платье, все цацки сразу на себя не навешивай, а только самый дорогой бриллиантовый гарнитур…

– Мам, ну сколько можно. Я же не дура какая-нибудь, соображу.

Григорий старательно следил за действиями собаки, на меня опять не смотрел.

– Она сказала, что мы завтра дадим ответ. Сегодня идем к дяде Илье, ему полковника дали, надо отметить.

– Завтра?

Григорий из всего разговора услышал только это слово, остальное его не касалось. Он встал и ушел без «до свидания» или «пока», вытащив по пути пальто из шкафа. Совершенно на него не похоже. Или он всегда был показушно воспитанным, а мы не замечали? Хотя, если б у меня оттяпали купленную мною квартиру, я бы и улыбаться не смогла… А может, Катя просто бравировала перед знакомыми богатым любовником, может, она дала деньги на покупку? С теткой все могло быть.

Закрыв за Григорием дверь, вернее, обе стальные двери, я села перед трельяжем в спальне. Григорий не услышал, что мы сегодня идем на обмывание звания «полковника», ему это не важно, а вот для меня это событие из ряда вон выходящее.

В гостях у маминого брата мы бывали примерно раз в год, к сестре дядя Илья относился хорошо, а меня приглашали из жалости. Я последние года два и не была там ни разу, в основном из-за Андрея, сына Ильи и тети Маши. В детстве он мне постоянно хамил, а в последнее время разговаривал как с неизлечимо больной, умственно отсталой…

Теперь мама решила похвастаться наследством. И я ее понимаю. Мне тоже хочется показаться в платье за штуку долларов, с бриллиантами в ушах и на руках. Тем более на новой фирменной машине. Моя нога не мешала водить, Катя в свое время купила особую педаль для инвалидов и учила меня вождению машины.

Приехать к дяде Илье надо было к семи, еще за мамой заехать… Нужно выйти в пять, нет, лучше пораньше, мать опять не успеет собраться.

Я уже прикидывала, какое из Катиных платьев на меня влезет и как будет смотреться колье из двадцати семи бриллиантов… Но Стерва кротко тявкнула и скосила вишневые глазки, призывая к сочувствию… Блин, надо ее выгулять, неизвестно, во сколько закончатся мои показательные выступления на дне рождения дяди.

Погода была «так себе». Идти далеко с собакой не хотелось, и, дождавшись, когда Стерва оросит газон с зеленой травой и желтыми листьями, я собралась щелкнуть пальцами, давая команду «домой!». Но моя поднятая рука замерла. Правее, у кустов сирени курил парень, рассматривая окна моего дома. Вот такой, именно такой тип мужчин приводит меня «в полную готовность». Очень высокий, очень стройный, почти худой… Не красавец в журнальном смысле, но мужик, мужчина.

Парень повернулся, и сердце мое екнуло. Не дай бог в такого влюбиться. Именно такие мужчины, с отличной фигурой и нестандартной внешностью самые активные е… Красавцы обычно расслаблены, уверены в себе, а эти постоянно доказывают окружающим, что лучше всех. А взгляд, вот это взгляд! Знает, зараза, что неотразим. Хорош, хорош, собака. Правда, глаза у него голубые, я больше люблю темные, хотя его это не портит, такое произведение природы трудно испортить… Но пора домой. Никогда на меня мужчины, подобные этому, не обращали внимания… и, может быть, оно и к лучшему, голову терять не хочется.

Щелчок пальцев развернул Стерву, начавшую копать ямку, и мы благополучно вернулись в квартиру.

У дяди Ильи я сидела именинницей почти в центре стола. От сверкания серег, на которых в семь рядов были волнами уложены мелкие, но дорогие бриллианты, тетя Маша жмурила глаза. Остальные гости мало обращали на меня внимания. Только тети-Машина подруга, которая появлялась на каждом празднике с худым спокойным мужем, сначала смотрела на мои кольца и колье со снисходительной брезгливостью, а потом, когда тетка, сминая свой необъемный бюст о ее плечо, прошептала ей что-то на ухо, явно расстроилась, рассматривая двадцать семь бриллиантов… Мама делала вид, что ничего не замечает.

Дядя Илья бросил в фужер с водкой звездочку и предложил выпить за себя. Мужчины встали, женщины выпили сидя. Я была за рулем, и это стало самой лучшей «отмазкой» от водки и шампанского. Я не против выпить и даже иногда перебираю с этим делом, но дома, без свидетелей, сидя в удобном кресле. После ста пятидесяти грамм я начинаю падать. Нога не держит. Не знаю, как алкоголь может выборочно действовать на мои колени, но они начинают работать не синхронно, каждое в своем ритме. И я падаю, если, конечно, не держусь за стенку, что тоже не доставляет особой эстетической радости ни мне, ни собутыльникам.

Сегодня я только «мило и скромно» улыбалась, пригубив из бокала шампанское и отставив его почти полным. Андрей не рвался ко мне с предложением пообщаться, но посматривал раз в пять чаще обычного. Интересно, проводили ли с ним родители инструктаж или он сам такой сообразительный?

Вскоре гости устроили танцы и слаженно прыгали на ковре гостиной под заводные маршеподобные газмановские песни. Я скромно сидела около мамы, слушала словоизлияния дяди о сложностях в работе и повышенной опасности. Дядя мой служит подполковником, теперь полковником в милиции. Его жена тоже работает в МВД, занимает должность невысокую, но теплую – замещает заведующего аптекарским отделом. Сына они направили в то же русло, и он дослуживается до своих очередных звездных погон в аналитическом отделе.

Мне гудеж с застольными песнями и напольными плясками быстро надоел. Я достаточно покрасовалась, посверкала глазами и бриллиантами, удивила знакомых и незнакомых теток чем могла, ну и пора сваливать домой.

Мать так рано уезжать не собиралась, ей было интересно со сверстниками. Мне в провожатые назначили Андрея. Я попыталась отказаться, но меня никто не слушал. Смешно. Когда я на новой машине, в тепле и удобстве, меня провожают, а раньше мы с мамой ковыляли по лужам или мокрому снегу после очередного показушного семейного юбилея, и никому в голову не приходило проводить нас.

Андрей подержал мне пальто, вызвал лифт, помог сойти с лестницы. В автомобиль я села сама и захлопнула дверцу. Открыв окно, я помахала ему ручкой и сказала спасибо. Пока он приходил в себя от такой наглости, я развернулась и выехала на дорогу.

На третьем светофоре я сообразила, что еду в сторону старого, а не нового дома. До разворота пришлось проехать не меньше километра. С вождением у меня не все прекрасно, опыта маловато, но ничего, он приобретается с практикой и дает уверенность.

Припарковавшись перед подъездом, я сняла колье и убрала его в сумочку.

В окнах квартиры мне не понравился оттенок темноты за тюлем. Светловато. Может, я забыла выключить свет в ванной, двери которой я по Катиной привычке не закрывала, или мне только кажется?..

Открыв магнитным ключом подъезд, я осторожно начала подниматься по лестнице. Сосредоточившись на этом процессе, я не сразу поняла, что такое мне мешает на площадке перед дверью. Ну не мешает, а… как бы отвлекает… На верхней ступеньке, радостно глядя на меня, сидела поскуливающая Стерва с голубеньким бантиком, съехавшим на глаза… Я чуть не упала.

Что именно сейчас начались мои неприятности, мне в голову пока не приходило, для этого пришлось сделать еще десяток шагов до своей двери. Странно, не могла я оставить Стерву вне жилищного пространства. Не могла. Она бы выбежала за мной к машине. Хотя, если вспомнить, я слишком быстро спускалась в своем вечернем варианте и на мелочи типа ошарашенных глаз соседей внимания не обращала.

Ладно, идиотка так идиотка. Бедная моя собака, сколько же она здесь часов провела? Но тоже странно. Такую псинку, как моя Стерва, вряд ли кто оставил бы без внимания: или сперли бы, или пожалели. Значит, я не заперла квартиру и собака выбежала мне навстречу?

Как последняя идиотка я подергала дверь и удостоверилась, что преграда между «крепостью» и внешним миром не нарушена, то есть дверь стояла незыблемо. Это что же? Моя дорогущая собака была никому не нужна на протяжении всего этого времени? Или она никому не давалась?

Взяв Стерву на руки, я поправила ей бант для лучшего обозрения, погладила для утешения и открыла дверь.

Первое, что я увидела, это содранное ковровое покрытие в коридоре. Напрочь снятый палас, лежащий свернутым рулоном у намертво вмонтированных шкафов прихожей. Та-ак. И что же дальше?

Дальше было еще хуже. Я смогла рассмотреть повреждения в холле только потому, что в ванной, при открытой двери, горел свет. Честное слово, я при уходе его выключала.

Нашарив справа от входной двери выключатель, я им щелкнула… и вот она, первая, но самая достоверная и ужасающая неприятность – мебель в гостиной была отодвинута от стен, картины были сняты, обои местами висели клоками.

…Вспомнилась какая-то молитва типа «убереги меня от напастей…». Не помогло. И тут я увидела на полу у окна незнакомого парня… Маленький, черноволосый, одет как старшеклассник. Курточка, недорогие джинсы, носки дешевые… С шеей у него было не все в порядке. Как бы и не было шеи. Кровавое месиво. И пятно на дорогущем ковре.

Не знаю, наверное, надо было заорать. Или упасть в обморок. Или заорать, кинуться к телефону и потом упасть в обморок. Но я, подхватив забежавшую за мной собаку, тихо вышла из квартиры.

На стене дома висел таксофон, и я набрала «02». Береженого бог бережет.

Милиция приехала через пять минут. Две машины с мигалками. В подъезд трусцой просеменили люди в форме, в окнах квартиры засверкали вспышки фотоаппарата, менты возились по периметру подъезда.

Я стояла в тени полуоблетевшей сирени, сжимая в объятиях Стерву. Собака слегка дрожала, но молчала. Выждав пять минут, я поставила ее на землю. Она залилась радостным лаем, наскоро пописала и рванула к моей машине. У машины собака остановилась. Огромный милиционер с удивлением уставился на нее.

– Эт-то чей зверь неустановленной породы?

Я вышла из-за куста и пошла к собаке.

– Это йоркширский терьер. Нравится?

Пожилой милиционер растерянно оглянулся вокруг, считая заигрывания с ним рядом с местом преступления совершенно неуместными. Только моя хромота смирила его с неуставной формой приветствия.

– Нравится. Девушка, тут сейчас произошел несчастный случай. Во второй квартире найден труп, а перед этим был анонимный звонок в отделение милиции. Вы что-нибудь можете по этому поводу сказать?

– Могу. Я возвратилась домой. Поднимаясь по лестнице, увидела свою собаку, которую несколько часов назад собственноручно заперла в квартире. В которой, кстати, была включена весьма дорогая и, по утверждениям фирмы, надежная сигнализация. Но дверь оказалась заперта. А когда я ее открыла и вошла, кругом был разгром. На полу гостиной валялся неизвестный мне мужчина, явно мертвый. Пришлось подхватить собаку и вызвать вас.

Милиционер, разговаривавший со мной, стоя вполоборота, и не надеявшийся услышать ничего вразумительного, развернулся ко мне всем корпусом:

– Ну?

– Что «ну»?

– Эта собака – свидетель?

Милиционер кивнул на Стерву, нюхающую его ботинок.

– Эта. И квартира моя. Живу здесь вторую неделю.

Теперь меня слушали трое милиционеров. Милиционер повышенной плотности закурил и сурово спросил:

– Ну?

– Баранки гну. Потом вы приехали. С того момента, как я вызвала милицию, прошло всего десять минут. Оперативно работаете.

Толстый милиционер смотрел на меня, остальные двое на него. Хорошо, что хоть те молчали, не «нукали».

– Где вы, говорите, живете? Давайте пройдем, там удобнее показания записывать.

Я пожала плечами, подхватила на руки Стерву и пошла в подъезд. Все трое потопали за мной. Толстый остановился, рядом с ним остановились другие, и я, не слыша топота за спиной, тоже остановилась, оглянулась.

– Меня Сергей Дмитриевич зовут.

– Очень приятно. Настя.

Сергей Дмитриевич оглянулся на сопровождающих:

– Я так думаю, что один справлюсь.

Менты закивали и заговорили между собой. Оба достали блокноты и разошлись в разные стороны. Один под окна дома, другой, проскочив мимо нас, побежал в подъезд.

Во всей квартире горел свет, и она казалась теперь чужой. Труп был накрыт черной пленкой, а вокруг сидели на корточках, ходили из комнаты в комнату и просто стояли люди в форме и в штатском. Мне вначале показалось, что их человек семь, но потом оказалось, только четверо. Самым спокойным был оператор, он ходил, вцепившись в свою видеокамеру, и что-то бубнил под нос, плавно обходя мебель и криминалистов.

Сергей Дмитриевич крепко взял меня под локоть, подвел к телу, и парень, снимающий отпечатки пальцев на мебели, по его кивку откинул край пленки с лица убитого.

– Знаете его?

– Нет. Второй раз вижу.

– Второй? А когда первый?

– Когда в квартиру недавно вошла, я же вам рассказывала. Закройте, а то меня стошнит.

– Пойдем во вторую комнату, там спокойнее. Что пропало из вещей?

– Не знаю. Кажется, ничего. Только шкафы от стены отодвинуты и обои со стен содраны. Странно.

– Очень странно. После нашего ухода повнимательнее в квартире посмотри.

Пока Сергей Дмитриевич располагался в гостевой спальне, расправляя на столе протокол допроса, я позвонила маме. Тетя Маша долго ее не звала, расточая мне комплименты по поводу того, как я похорошела. Я не отвечала, ждала, когда же она услышит мое молчание. Не сразу, но все-таки она поняла.

– Что случилось, Настя?

– У меня в квартире убит незнакомый человек.

Тетя Маша охнула, трубка стукнулась о стол. Было слышно, как выключили музыку и затих гул веселых голосов. Я в другой компании никогда бы не сказала о случившемся, не стоит тревожить людей своими проблемами, но сегодняшние гости были на восемьдесят процентов из тех самых органов, которые мне сейчас были жизненно необходимы.

Мама взяла трубку и взволнованно-пьяным голосом начала расспрашивать: «Кто? Где? Почему? Когда ты успела вляпаться?»

– Мама, не могу я опять все заново повторять. Ты приезжай, а то мне страшно.

Она ойкнула. Я не знала, куда она побежала после того, как отдала трубку дяде Илюше, но уверена, что одеваться. Если у меня поранен палец, она падает в обморок, но если что-нибудь посерьезнее, она полностью мобилизуется и сделает все для моего спасения.

Когда мне делали операцию за операцией на колене, она уверенным голосом разговаривала с врачами, выносила за мной горшки и за месяц моего пребывания в больнице ни разу не заплакала, даже после того, как ей сказали, что я останусь хромой. Теперь она помчится меня спасать, не экономя денег на транспорт, достав свои последние из кошелька или напористо занимая их у гостей, невзирая на должности и степень опьянения.

Дядя Илья откашлялся в трубку, почмокал губами и почти членораздельно спросил:

– Настя, у тебя какой округ, Северный?

– Нет, я ведь теперь в новой квартире. Северо-Западный.

– Ах, да. Тогда совсем хорошо, у меня там Юрка работает. То есть он сейчас здесь. Ты позови к трубочке кого-нибудь из ребят, кто поближе.

Я обернулась на Сергея Дмитриевича, который сначала нетерпеливо постукивал ручкой по столу, а теперь с открытым ртом оглядывал стены.

– Вас можно попросить к телефону?

Милиционер скорчил мину пациента перед дантистом, но трубку взял.

– Майор Подвижников у телефона. Слушаю вас.

Я не знала, кто такой «Юрка» из нашего округа, но лицо майора посуровело.

– Поздравляю, Илья Александрович… Понял… Понял… Понятное дело, всяко бывает… Здравствуйте, Юрий Борисович… А ничего пока не ясно… Постараюсь… Обязательно доложу.

Сергей Дмитриевич осмотрел меня новым взглядом:

– Юрий Борисович кто тебе? Они там в два голоса орали, я не понял.

– Дядин друг. Вместе в академии учились.

Худой интеллигентный мужчина, жене которого я испортила настроение своим бриллиантовым гарнитуром, и был тот самый Юрка. Это я точно знаю. А вот заканчивал ли мой дядя-увалень хоть одно учебное заведение, включая общеобразовательную школу? Я всегда в этом сомневалась. Образование на нем практически не отразилось, он так и остался шумным охламоном из пригорода Твери. Но по теории вероятности он должен был поприсутствовать в каком-нибудь институте…

Следователь кашлянул в кулак, привлекая к себе внимание:

– А где ты работаешь?

– Завхозом на ЖБК, в заводоуправлении.

Сергей Дмитриевич опять посмотрел по сторонам, прикидывая, чего же такого можно было украсть на заводе, чтобы все это купить? Строительные плиты машинами вывозить, что ли? Я скромно потупила взгляд.

– А эта квартира и все что в ней – наследство. У меня тетя пятнадцать дней назад умерла. Ковер на полу, где труп лежит… очень дорогой. Кровь, интересно, с него отмоется?

– Тоже мне проблема, порошком отчистишь. Так, давай садись напротив, начнем записывать все заново. Откуда ты ехала? Куда? Знаешь ли убитого парня?

Я села напротив майора, выставив больную ногу вперед и поглаживая собаку. На заполнение протокола ушло всего двадцать минут. За это время пару раз заходили другие милиционеры, шепотом докладывали Сергею Дмитриевичу о продвижении расследования.

– Настя, а как ты думаешь, что этот человек делал в твоем доме?

– Бес его знает. Его чем убили?

– Выстрел из пистолета.

– С ума сойти. К тому же обои ободраны… Ума не приложу.

Стерве надоели мои нервные руки. Она вырвалась и трусцой носилась по квартире, подняв хвост и тявкая на входивших мужчин.

К концу допроса появилась мама с квадратными глазами. В двери она оттолкнула высоченного милиционера, метнулась ко мне, прижала к своей груди мою голову и гладила, гладила. Сергей Дмитриевич отвел глаза. В коридоре заскулила Стерва. Мама, не оборачиваясь, крикнула туда:

– Мужики, осторожнее! Она тысячу долларов стоит!

Высокий милиционер в дверях вытянулся и даже поднял одну ногу. Мама оторвалась от меня, поймала Стерву и села рядом с Сергеем Дмитриевичем:

– Майор, что произошло?

Тот сморщился от запаха спиртного, исходящего от матери, и пробубнил: «Вам дочь все расскажет», – встал и выбрался из комнаты, стараясь ничего не задеть. В коридоре он дал какие-то указания, и все вышли из квартиры.

Мама немного обиделась, потом взгляд ее сфокусировался на бутылке мартини на журнальном столике.

– Настя, тебе необходимо выпить.

Она быстро встала, взяла два высоких бокала, налила по половине.

– За то, чтобы у нас все было хорошо.

После этого она залпом осушила бокал, со звоном поставила его на стекло столика и сердито посмотрела на меня.

– Ты чего плачешь?

Я шмыгнула носом. До ее приезда надо было держаться, стараться выглядеть «молодцом», но теперь меня развезло. Я тоже выпила мартини, стуча зубами о край бокала.

– Мне того парня жалко. За что его так?

Мама растерялась. Убитого она видела, знакомым тоже не признала и переживала только за меня. Какой-то мертвый грабитель… Оно ей надо? Но, представив, что сегодня женщина ее возраста узнает о смерти сына, она тоже заплакала.

В квартире опять появился Сергей Дмитриевич, покосился на нас с сочувствием.

– Парня забрали, отпечатки сняли, можете начинать уборку. А тебе, Настя, хочу сказать – дело очень уж странное. Кстати, если б ты приехала на десять минут раньше, то могла бы поучаствовать в разборке, может, убийцу бы увидела.

Бокал в моей моментально вспотевшей руке стал тяжелым, выскользнул из мокрых пальцев и бомбой взорвался о стекло журнального столика. Стекло пошло мелкими трещинами, литровая бутылка мартини и мамин бокал повалились на пол, бокал треснул, бутылка осталась цела.

Сергей Дмитриевич неодобрительно покачал головой и вышел, осторожно закрыв за собой входную дверь.

Мама заголосила: «О боже, о боже мой!» – и побежала запирать обе двери на замки. Я, отставив ногу, раскорячкой нагнулась за бутылкой, отвинтила крышку и пила не отрываясь, пока мартини не кончился. Вспомнился поворот к дому, который я пропустила. Как раз десять минут ушло на разворот.

Поставив бутылку на пол, я посмотрела вокруг более светлым и веселым взглядом. Мама на диване, напротив, смотрела на меня испуганными, но трезвыми глазами.

– Настя, кому мы перешли дорогу?

И у меня, и у нее возникло несколько предположений, в том числе и о квартире, но мы решили сегодня себя не накручивать, подождать до завтрашнего дня. Хотелось посоветоваться с отцом, но он был на даче.

После того как мать подмела пол, мы подвинули на место тяжелый шкаф, развесили картины, скатали ковер… и делать стало абсолютно нечего. Ни смотреть телевизор, ни читать не хотелось. Хотелось сидеть друг против друга, плакать и пить водку. Но мама, сказав несколько ободряющих слов для меня и себя, решила отвлечься и разобраться в шкафах. Я ее отговаривала, ссылаясь на позднее время, но она все-таки влезла в платяной шкаф в альковной спальне.

Я легла на кровать и думала о своем. О том, как мне только что повезло, хоть и через несчастье, и вот опять встала передо мной Смерть. А мне так хотелось счастья, хотелось любви и чтобы это чувство было взаимным. Хотелось общаться с интересными людьми и быть им интересной… Собака рядом со мной похрапывала, голубой бант сполз на левый глаз.

Мама комментировала вслух то, что обнаруживала в шкафу. Ее поразило шелковое постельное белье, прозрачные пеньюары с низким декольте, нераспакованные чулки по тридцать долларов. Я сквозь дремоту слышала: «Во б…, вот молодец Катька, хоть оторвалась напоследок. А тут… как в омуте живешь». Дальнейшие словоизлияния мамочки, которая никогда в выражениях не стеснялась, прошли мимо моего слуха. Я спала.

Утром опять меня разбудил Григорий. Мама еще сопела в подушки, наслаждаясь новыми ощущениями от водного матраса. Меня она ночью раздела, а сама спала в праздничном бархатном платье. Где она у Кати такой размер нашла? Судя по полупустой бутылке мартини у кровати и пульту со следами липких пальцев, она еще долго общалась с телевизором и на раздевание самой себя сил не хватило.

Григорий, позвонив в дверь раз пять, загромыхал ключами. Я лежала и слушала, чем это закончится. Ему удалось открыть одну дверь, а на второй он застрял. Мама с вечера заперлась на засов, который был пневматический, сейфовый и еще какой-то. Вставать было лень, но я знала, что такое моя мама, когда она не выспится и с похмелья. Пришлось доковылять до дверей. Засов убрался одним поворотом маленького рычага. Григорий влетел в квартиру и обнял меня с большим удовольствием.

– Анастасия! Как я рад, что ты жива. А телефон включать надо, я же беспокоился.

– Вы потише, пожалуйста, кричите, мама спит. А откуда вы узнали… о случившемся?

Григорий снял пальто и кинул его мне на руки. Он начал снимать ботинки, неуклюже держась за стену, и только теперь я увидела, насколько он пьян.

– Киска моя, телевизор смотреть надо. «Дежурная часть» сегодня с утра поведала столице и России о происшествии в твоей квартире и просила всех, кто хоть что-нибудь знает, помочь в расследовании. У тебя рассол есть?

– Рассола нет. Есть мартини, коньяк, водка и текила.

– Точно, я же сам покупал. Настена, как же тебе повезло!

– С телевидением? – Я не понимала пьяного оптимизма Григория, он меня раздражал. – Так это дядя Илюша, наверное, постарался.

– А кто у нас дядя Илюша?

Григорий выпрямился и зарычал на прибежавшую к нему Стерву. Собака ответила тем же. Я повесила пальто в шкаф и пошла на кухню, Григорий за мной. Он полез в холодильник, загремел открытыми бутылками.

– Так что там с дядей?

– Он – полковник милиции. Уже целую неделю. Возглавляет что-то типа отдела по борьбе с организованной преступностью. Вчера, когда это случилось, я сразу ему позвонила. Я же говорила, мы к нему с мамой праздновать ездили.

Григорий наморщил лоб, через секунду широко улыбнулся.

– Не помню. Но это здорово. Ты не представляешь, как это здорово, что у тебя дядя из того самого отдела и сможет защитить любимую племянницу. Текилу будешь?

– По утрам не пью. Григорий, а как же дверь вскрыли? Мне Катя говорила, что охранная фирма, ставившая двери и сигнализацию, обещала девяносто восемь процентов надежности.

– Обещали, но ты себе голову не забивай, пускай милиция разбирается, а если станет ясно, что был взлом, сдери с фирмы деньги, штуку баксов они должны выплатить как минимум. Насть, так что вчера случилось?

– Вы же по телевизору видели. – Я сделала себе кофе и с отвращением смотрела, как Григорий опрокидывает в себя вонючую текилу. – А подробностей я сама не знаю.

– Ладно, извини, я понимаю, что тема не самая приятная. Давай с собакой по старой памяти погуляю. И включи телефон – наверняка знакомые интересуются.

Как только я включила телефон, он переливисто зазвонил.

– Алло.

– Настя, ты хочешь меня в гроб загнать? – Усталый голос отца сжал мне сердце.

– Папочка, извини, мы думали, ты на даче.

– На даче тоже телевизор есть. Где мать?

– Спит. Перепила вчера.

– Разбуди.

Мама еле встала, на автопилоте дошла до кухни и припухшими глазами на помятом от сна и перепоя лице вглядывалась в малознакомую обстановку. Она долго оправдывалась перед отцом. Понюхав вскрытую бутылку на столе, она поморщилась, но налила себе граммов двадцать и быстро их опрокинула. Отец продолжал нотацию по телефону, мать сокрушалась и поддакивала, но я видела, как она размышляла над проблемой – «пить или не пить».

Я убрала с ее глаз бутылку и пошла перепрятывать бриллианты из ящика в прикроватной тумбочке в сейф. Сейф у Кати был на треть заставлен коробочками с украшениями, но денег в нем не было ни копейки: ни рублика, ни доллара. Ключ от сейфа я положила в специальную щель ящика тумбочки и отправилась в ванную.

Пока я в ней бултыхалась, мама приготовила завтрак, а вернувшийся с выгула собаки Григорий позвонил в охранную фирму договариваться о смене замков.

Бумажные деньги производили большое впечатление на путешественников, посещавших Китай в VII–VIII веках. Марко Поло писал, что их выпуск – это новый способ достижения той цели, к которой давно стремились алхимики. В VIII веке правительство Чингисхана свободно обменивало бумажные денежные знаки на золото, поэтому их подделка приносила большие доходы и считалась страшным преступлением.

Монетная система США. История доллара

Доллар (английский dollar, от немецкого taler) – денежная единица США, Канады, Австралии, Новой Зеландии, Либерии, Эфиопии, Тобаго, Ямайки, Западного Самоа, Сянгана, Фиджи, Багамских островов, Брунея, Гондураса.

Делится на 100 центов.

В США введен в 1786 году (серебряный доллар). Доллар США – головная валюта долларовой зоны. В обращении находятся:

а) федеральные резервные билеты 100, 50, 20, 10, 5, 2 и 1 доллар (эмиссия купюр в 500 долларов и выше прекращена, и они фактически не обращаются);

б) серебряные сертификаты;

в) казначейские ноты (гринбэки);

г) монеты серебряные;

д) монеты золотые.

(Большая Советская Энциклопедия, том 8, 19–2 год)

В настоящее время доллар США выступает на международном финансовом рынке с функциями, выполнявшимися прежде золотом… В долларах осуществляется примерно 70 % расчетов в международной торговле и операциях, связанных с движением капиталов.

(Современные Соединенные Штаты Америки. Энциклопедический справочник. М., Политиздат, 1988 год)

Во время завтрака позвонила Мила и осторожно спросила, не случилось ли чего у меня?.. А то у нее на работе одна тетка сказала, что утром по телевизору был показан сюжет об убийстве где-то в районе Тушина. Там еще собачку, йоркширского терьера, показывали. Мила вспомнила, что я живу теперь в Тушине и собака моя той самой породы.

Я ее успокоила и порадовалась ее беспокойству за меня. Она выслушала мой рассказ и сладким голосом попросила разрешить ей дать мой новый телефон Леониду. Я настойчиво убеждала Милу этого не делать. Леонид – не самое светлое воспоминание в моей жизни. Как часто бывает, за одним безрадостным фактом сразу же вспомнились все неприятности последнего месяца, и внезапно к ним добавилось воспоминание о том, что мне надо было сегодня выходить на работу. Распрощавшись с Милой, я поскакала в комнату переодеваться. Мама заглянула ко мне.

– Ты чего?

– Мне надо на заводе показаться. Продлю заявление «за свой счет». Прямо и не знаю, как за руль сесть, я не протрезвела.

– А как ты раньше добиралась? Заелась, да?

– Мам, – я причесывалась в коридоре и отодвигала ее от себя подальше, – не дыши на меня и не пей больше сегодня. От нашей квартиры мне было ехать шесть остановок на троллейбусе, а отсюда десять минут пехом до метро, там с пересадкой и еще две остановки на троллейбусе. И все время придется стоять. На один транспорт вся зарплата уйдет.

– Не ворчи. С ума сойти, такое наследство, и ни копейки денег. Григорий! У вас есть в долг? А то Насте надо до работы доехать!.. И мне на хлеб не помешает.

Григорий вышел в коридор, вытирая салфеткой рот, достал из кармана купюру и молча отдал мне.

– Мы отдадим. – Мама честно смотрела на него.

– Да ладно, это не деньги. А вот насчет квартиры надо переговорить подробнее.

Я не стала слушать продолжения, мама разберется без меня, и поехала на комбинат.

Как всегда, уборщицы начинали здороваться со мной по всей длине коридора. Электрик Евгений вмялся при моем появлении в стену и старался не дышать, надеясь, что утренний амбре до меня не дойдет. Я никогда не ленилась прочитать ему лекцию о вреде алкоголя на рабочем месте, но сегодня было не до этого.

В заводоуправлении не знали о наследстве, но мою новую одежду отметили сразу. Схватив бумагу со стола секретарши, которые менялись у нашего директора чаще, чем обваливался рубль, я накатала заявление об еще одной неделе за свой счет и быстро подписала его у замдиректора. Объяснять ничего не надо было, мама уже позвонила и пожаловалась на мое плохое самочувствие в связи со смертью ближайшей и любимой родственницы. Замдиректора с удивлением смотрел на мое новое пальто и костюм, который стоил больше его официальной месячной зарплаты раза в два.

Выдав уборщицам внеочередную партию порошка и чистящих средств, я попросила слесаря присмотреть за оболдуем электриком, выполнить заявки по кабинетам, которые обязательно будут, без моей подписи и разрешила ему оформить вместо болеющей второй месяц уборщицы его жену.

Уборщица со второго этажа начала жаловаться на отсутствие хороших перчаток, но я уже не слушала и вприпрыжку бежала к проходной. Поймала машину и понеслась домой.

Там на диване сидели мама с папой и решали, что первым продать из моей квартиры, чтобы были деньги. Катя оставила приличную сумму денег на счетах, но взять я их смогу только через полгода. В права наследства на все движимое и недвижимое имущество я смогу вступить только через шесть месяцев, но в нашей стране на такие мелочи не особенно обращают внимание, тем более что раздора среди ближайших родственников, претендующих на наследство, у нас не было.