Текст книги "Финт покойной тети"

Автор книги: Юлия Павлова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 15 страниц)

– Ты чего, Насть?

– Ничего. Дальше можешь не рассказывать, догадываюсь. Андрей поговорил с Лешей, и он согласился сотрудничать. Потом Леша перезвонил Татьяне Степановне или Андрей перезвонил тебе, вы втроем встретились и выработали план…

– Точно… Ты молодец.

В дверь позвонили. Это не мог быть Алексей, это было бы слишком… Костя пошел открывать, и по шуму в коридоре, по восклицаниям громкого женского голоса, знакомящегося с Ладочниковым, стало понятно – приехала Мила. Разговоры пока откладываются и слава богу, надо переварить обвал информации, обрушившийся за последний час.

Мила вошла в кухню не настолько расстроенная, насколько можно было ожидать по истерическому телефонному разговору. Ладочников сзади нее косился заинтересованно. Мила выставила на стол пакет.

– Привет, отдыхающая, как пансионат? Я привезла шампанское, решила в нем утопить горе.

– Готов помочь тонуть.

Костя выпятил грудь и подмигнул мне. У Милы заблестели глаза охотничьим азартом. Хорошее у них настроение, завидую.

– Садись, страдалица. Насчет моего непродолжительного отдыха тебе, Мила, лучше Ладочников объяснит, он меня в «пансионате» навещал.

Мила подняла бровки на хорошеньком личике и на лейтенанта посмотрела с большим интересом.

– У тебя еще один поклонник объявился?

– Поклонник?.. Скорее охранник, он следит, чтобы я не вступала в порочащие меня связи.

– Ой! – Мила выставила из буфета фужеры и наблюдала за Ладочниковым, вскрывающим шампанское. – Мне тоже нужен такой охранник.

Костя осторожно разлил шампанское, сел между нами.

– Сначала утонем в шампанском, зальем женское горе, а потом я начну вас, Мила, усиленно спасать. Идет?

– Насть, ну почему тебе нормальные мужики попадаются, а мне – не всегда?

– Дарю.

Ладочников молчал, Мила порозовела.

– Слишком дорогой подарок.

– Тогда покупай.

Господи, как же я хочу увидеть Лешу – смуглую гладкую кожу шеи и плеч, родное лицо. Поцеловать капризную нижнюю губу, дотронуться до руки…

Передо мной появилось склоненное лицо Милы со свесившимися кудряшками.

– Настя, случилось что?

– Ничего особенного, а стоить тебе Константин Ладочников будет… ужина. Ты готовишь ужин из того, что найдешь в доме, быстро и вкусно.

Я заставила себя улыбнуться, Костя и Мила с энтузиазмом заулыбались в ответ. Мила щелкнула пальцами.

– Сторговались. Костя, иди за мной, я знаю, где можно достать много достойных продуктов. Полезли?

– Полезли, – ответил Ладочников. – Далеко?

– Рядом.

– А-а… может, пока повремените с покупкой, я прожорливый и вредный.

– Ничего, в хозяйстве все сойдет.

Мила увела Ладочникова в комнату, слышно было, как они переговариваются, открывая лоджию. Их голоса становились глуше и пропали, Мила завела его в погреб.

Пять минут люди пообщались, а со стороны было видно, насколько за это ничтожное время они заинтересовались друг другом. Мила не просто не посчитала нужным «сменить лицо» при постороннем, она напрочь забыла о своем эгоисте Шуре.

За окном залаяла собака – басом, сердито. Где моя Стервочка? Где моя наследственная красивая живая кукла? У Татьяны Степановны.

Татьяна Степановна. Бабушка Леши. Внешне ничего общего… общий взгляд с хитрецой. И то, что оба врут. А врут именно мне. Надо с ней поговорить. Обязательно.

Черт, я не спросила Ладочникова ее адрес и телефон. Наверняка у нее есть телефон, она мне в тот раз, несомненно, соврала. У кого бы спросить? Не буду я Ладочникова беспокоить. Хороший он парень, но мои проблемы решить не сможет. Никто не сможет, кроме меня самой.

– Алло, мама?.. Все нормально… Хорошо чувствую… Нога двигается… Да, пансионат очень и очень помог… Подожди… Здравствуй, папочка… Хорошо себя чувствую… Спасибо… нога ходит… Ни одной процедуры я не пропустила. Пап, дай маму, мне спросить надо… Мам… завтра обязательно… Мам!.. Мне нужен адрес и телефон Татьяны Степановны… Да, договориться на завтра… Спасибо… обязательно… непременно… Я тоже вас целую.

Уф! Однако какие они заботливые, фиг слово вставишь.

Я заново перечитала записанный адрес. Татьяна Степановна живет на соседней улице, рядом с моим домом.

Мила с двумя литровыми банками в руках и Ладочников с четырьмя трехлитровыми вернулись в кухню.

– Настя! Мы сегодня от голода не помрем.

– И в ближайшее полугодие тоже. – Лейтенант ждал, когда она разгрузит его, сам освободить руки боялся. – Ну и погреб, на случай атомной войны – не знаю, но гражданскую можно пережить с комфортом и прибылью.

Мне оставалось только улыбаться их словам и вовремя произносить «ага, угу, конечно». Разговор шел без меня. Звонить при них было неудобно… И не надо. Я лучше у Татьяны Степановны без приглашения появлюсь.

Не знаю, есть сейчас за домом слежка, но на всякий случай… Я прошла в коридор, посмотрела, в чем пришла Мила. Длинное черное пальто. То есть для нее оно длинное, а мне будет нормально. Пуговицы, конечно, не застегнутся, несмотря на то, что я похудела на восемь килограммов, но этого в темноте никто не заметит.

Прохромав обратно в кухню, я сообщила совсем не интересующимся мной гостям о походе за собакой. То есть будто к подъезду сейчас подойдет Татьяна Степановна, отдаст мне Стерву, и мы немного погуляем. Мила помахала рукой.

– Давай, давай, но не больше часа, ужин будет готов.

Ладочников проурчал, глядя на Милу, чтобы я была осторожнее, и предложил сопровождение. Я напомнила, что буду с бабушкой, которая может соперничать с бойцом спецназа. Ладочников со мной согласился.

Так, этих гавриков можно смело оставлять часа на два.

Пальто Милы жало под мышками, в плечах и бедрах, застегнулось только на одну пуговицу на талии. Сапоги пришлось надеть первые попавшиеся в штабеле коробок. Палку брать было нельзя – лишняя визуальная зацепка. Дверь за мной закрылась неслышно.

Короткими перебежками, подпрыгивая иногда на правой ноге, я добралась до нужного дома. Интересно, что сказала бы мама, если бы увидела меня в чужом пальто, без палки и инвалидной коляски, без охраны, вечером в чужом дворе? Представляю себе… А ведь она еще о похищении не догадывается.

Лицо у Татьяны Степановны, когда она открыла дверь, вытянулось сначала вниз, а потом вширь – это она так улыбалась.

– Заходи.

Квартирка обставлена была явно не на пенсионные деньги. Начиная с плинтусов коридора и заканчивая антикварной мебелью, все говорило о стабильном достатке. Сама хозяйка смотрелась сегодня стройнее и интеллигентнее. На кой ляд, спрашивается, ей нужна была работа у меня? Каким пунктом она значилась в чьем-то сложном плане?

Татьяна Степановна одной рукой быстро взяла мое пальто, повесила в шкаф и одновременно, продолжая плавное движение, нагнулась, достала из самого нижнего ящика прихожей тапочки, шлепнула их передо мной. Лихо у нее это получилось, мама моя от подобных упражнений кряхтит. Тут же вспомнилась звериная грация Алексея. Татьяна Степановна оглянулась на меня в дверях комнаты, усмехнулась и сделала приглашающий жест. Очень похожий на его…

За столом в гостиной сидел длинноволосый Аркадий, тот самый, что был в момент смерти с Катей и помогал папе с похоронами. Аркадий выглядел печальным, я впервые заметила, что его длинные волосы не просто светлые, а наполовину седые. Блин, всегда забываю, что Аркадий и Катя одногодки. Сорокалетний мальчик пил кофе.

– С ума сойти. Я впервые за этот месяц не вижу на столе бутылки со спиртным. Здравствуйте, Аркадий.

Аркадий кисло посмотрел в свою чашку и настороженно на Татьяну Степановну. Та села на широкий стул и придвинула к себе пол-литровую кружку. Аркадий налил в кружку кофе из цветастого чайника литра на три, вздохнул. Меня, прежде чем узнать, он рассматривал не меньше полминуты.

– Привет, Настя. Уже ходишь?

Я села за стол и оказалась напротив «сладкой парочки».

– Стараюсь. А вы какими судьбами здесь? Давно знакомы?

Татьяна Степановна, одетая в домашнее трикотажное платье, с прической и ухоженными руками смотрелась вдовствующей императрицей и никак не домработницей. Взгляд пожилой женщины скакал с бокала кофе на Аркадия, на меня, на стены комнаты. Тревожный, ничего не видящий от отчаяния взгляд. В глазах заблестели слезы.

В комнату влетела Стерва, собралась запрыгнуть на меня от радости, но короткие лапки не давали возможности даже разбежаться. Ветеран пудель ни на мое, ни на Стервино появление не отреагировал, спал у дивана и изредка приоткрывал глаз с бельмом.

Аркадий поднялся, достал из буфета кофейную чашку и поставил передо мной. Это передвижение и радостное тявканье Стервы вернули Татьяну Степановну из ее отрывочных видений.

– Ты рисовать умеешь?

– Нет.

– Жаль, нам нужен человек в цех художественных промыслов.

– Зачем?

Татьяна Степановна смотрела на меня, но мимо, рассматривая не то картину на стене за моей спиной, не то прожитую жизнь.

– Ты будешь теперь Катей. Катерина организовала хорошее предприятие, денежное. Конечно, без меня они все остались бы нищие и бедные… Правда, Аркаша?

Аркадий привстал, налил мне кофе. Не меняя выражения лица, без знаков препинания в голосе произнес:

– Правда Татьяна Степановна Настя я не знаю что делать у нее крыша едет.

Взгляд пожилой женщины тормознул на Стерве, аккуратно стягивающей с моей тарелки сыр. Собака слизывала его длинным языком и громко чавкала.

– Смотри, она чавкает как ребенок. У взрослых это получается гораздо противнее. У нас директор в магазине был, он отвратительно чавкал. Посадили его в шестьдесят третьем, через год после того, как он упек в тюрьму меня.

Чашка в моей руке дрогнула, на пластиковой скатерти коричневой лужицей замер кофе. Аркадий перекинул мне через стол кухонное полотенце.

– Она правду говорит, привыкай.

Татьяна Степановна, не замечая нас, всматривалась в зеркало буфета, стараясь найти свое отражение среди хрусталя фужеров и фарфора сервизов.

– Я плохо выгляжу. Пять лет работы коту под хвост. Катька, курва, такой финт выкинула.

Стерва, не найдя очередного куска сыра на опустевшей тарелке, громко гавкнула, Татьяна Степановна вздрогнула.

– Настенька. – Женщина поправила высокую прическу. – У нас неприятности. Алексея обложили со всех сторон. Его могут убить. Я отдала последние деньги. – Она оглядела комнату осмысленным взглядом. – Господи, прости меня, грешную! Что же я наделала! Аркаша, Настя, если с Алексеем что-нибудь случится, я наложу на себя руки, я сойду с ума.

– Может быть, вам выпить сто грамм водки и поспать?

Я говорила это, глядя в чашку. Не нравилось мне тут.

– Я не пью алкоголя. И заснуть не могу.

Татьяна Степановна взяла свою кружку, больше подходящую по размерам для пива, чем для кофе, но Аркадий расцепил пальцы старой женщины и кружку забрал.

– Действительно, Татьяна Степановна, хватит дурку гнать. Она же, Насть, вторые сутки ничего не ест, пьет кофе литрами. Вчера пришел Алексей, они разговаривали часа два на кухне, Леша после разговора повеселел, Татьяна Степановна помрачнела, а после его ухода, я так понимаю, он побежал за тебя, Насть, выкуп платить, она заварила себе ведро кофе и засела за этот стол. Второй день глушит свой термоядерный напиток, даже не разогревая.

– И ты здесь сидишь второй день? Добровольно?

Аркадий прищурился и хмыкнул.

– В другом ты мире живешь, детка. Татьяна Степановна – на-чаль-ство. Понимаешь? Мое, Лешкино, Катино, Гришки покойного. А домработницей к тебе она из куража устроилась. Над милицией посмеяться да любимого внука проконтролировать. Ты зачем сюда пришла? За Лехой?

– Нет, собаку забрать.

– Забирай и иди. Видишь, Татьяна сегодня не в себе? Иди, а то ей потом стыдно перед тобой будет.

– А перед тобой?

– Я привык. Катя покойная еще не такие фортеля выкидывала. Все, хватит, иди.

Мне показалось, что Аркадию не сорок, а все шестьдесят. И что этот старик с фигурой молодого мужчины принимает меня за марионетку.

– Аркадий, ты перестань так со мной разговаривать. Не я начинала всю эту игру…

Лицо Аркадия изменилось, стало страшным. Он вскочил, подбежал ближе и заорал, нависнув надо мной:

– Какую игру, дура? Пока Катька не умерла, все шло отлично. Ну ладно, переборщила она с дозой, жалко бабу, но все могло продолжаться и дальше. Деньги лились рекой. И тут выясняется, что все досталось тебе. Мастерская на даче, счета, трафареты… Почему тебе? Ну ладно, родственники, можно понять, но Катька, идиотка, куда-то записные книжки дела. Там адреса и телефоны поставщиков, оптовые покупатели. Теперь налаживать связи заново – это же года два работы.

– Аркадий, что ты на меня кричишь? Объяснить надо было по-нормальному. Отдам я вам часть денег. И трафареты ваши забирайте.

– Ты их что, нашла? – Лицо Аркадия продолжало меняться и становилось чудовищно алчной маской.

– Чего их искать? Все эти домики, кораблики, кошечки на трафаретах на даче, в подвале.

– Идиотка, о другом речь идет, о-дру-гом. Ты все равно не поймешь… да и не надо. Нет, ну, Катька, сволочь, кому все отдала? Кому?

Аркадий кричал свою речь мне в лицо, брызгал слюной, тряс головой, и мне захотелось разбить об его лоб что-нибудь стеклянное. Стерва, сидящая у меня на руках, тоже не выдержала, залаяла и даже попыталась укусить его за нос.

Неожиданно рядом с нами оказалась Татьяна Степановна. Она несильно шлепнула Аркадия по щеке, и тот осел на пол от подобного внимания начальницы. Татьяна Степановна начала медленно ходить по комнате, потирая виски. Аркадий остался сидеть на полу.

– Ты его не слушай, Настя. Все на самом деле совсем по-другому. Предприятие «Альтаир», художественные промыслы эти, нужно было для отмыва денег. Ты же знаешь, что дело в фальшивых долларах, я знаю, что Алексей тебя просветил… То есть каждые три дня Аркадий приезжал в офис, на Катину дачу, и сдавал деньги за проданный в художественных салонах и в Измайлове товар. Затем в одном из банков эти деньги как бы конвертировали и клали на счет. А на самом деле в банк сдавались фальшивые доллары и рубли, а через две недели деньги оттуда же получали. Но художественный цех работал, хотя производил картины и статуэтки в сто раз меньше, чем записано в отчетах. У каждого был свой фронт работ: Алексей отвечал за типографию, Аркаша – за реализацию картин и поделок…

Я смотрела на Татьяну Степановну, спокойно объясняющую схему криминального предприятия.

– А Григорий, интересно, чем у вас руководил?

– Занимался банками. Уговаривал их за определенную и очень не маленькую сумму закрыть глаза на широкий расцвет народных художественных промыслов. Мы всех собрались обмануть, а обманули себя. Настя, иди домой. Мне тяжело говорить.

– Может, вам денег оставить?

Татьяна Степановна резко обернулась ко мне.

– Денег? Мне? Ты действительно, Настя, дура. У меня денег столько, сколько до конца жизни уже не истратить. Всех купить могу. Лучше объясни, где мой внук? Он из-за тебя попал в это дерьмо. Вчера ушел, позвонил, что все нормально, и пропал. Ни ответа, ни привета. Вот ведь жили нормально, пока не связались с твоей семейкой. Катька – блядь с глазами нимфы, ты – наивная инвалидка. Лешенька, как мальчик порядочный, даже отказывался сначала от идеи знакомства с тобой…

– Значит, Алексей со мной специально познакомился?

– Естественно, нужно было разобраться с бумагами Кати и найти платы купюр… Это ведь миллионы, миллиарды. И ведь удобно как с Катей и Гришей было…

Татьяна Степановна хотела еще что-то сказать, но запнулась, вспомнив о присутствии Аркадия.

Спросить, что ли, зачем ей еще один миллион, ей уже о душе задуматься надо, о грехах, тянущих в противоположную от рая сторону… Да ладно, бог им всем судья. Самое главное, что я за сегодня узнала, – это то, что Леша со мной познакомился по заданию своей бабки и всей шарашкиной конторы, а не из любви к наивным инвалидам. Какая же я дура! Ну не мог он пристать к хромой девушке со средними внешними данными, не мог! Знала ведь об этом, думала. Но так захотелось счастья, что закрыла глаза на очевидное и поверила в красивую сказку.

Татьяна Степановна подняла разжиревшего пса с ковра, прижала его к себе.

– Друг ты мой, верный друг ты мой.

Бли-ин, Татьяна Степановна, по-моему, собралась плакать. Наверное, у меня характер мамы. Как только начинают нервничать вокруг, я успокаиваюсь.

– Перестаньте плакать! Тихо! Где собака? Где Зорька? А?

Татьяна Степановна как споткнулась от моего голоса.

– Какая собака, детка, вот же… Ах да, Зорька. Она в хороших руках. Ты прости меня, Насть. Я действительно… погорячилась. Но ты все равно иди. Не могу ни с кем разговаривать.

– До свидания.

Я повернулась уходить. Аркадий тоже начал пробираться к двери, но окрик женщины остановил его:

– Сидеть! Выльешь кофе, сделаешь чай, уложишь меня спать, купишь еды и можешь быть свободен до завтра. Настя, звони мне при малейшем намеке на тревогу в любое время суток. Утром обязательно нужно поговорить. Алексей тебе не чужой, продумаем вместе, как ему помочь.

Я натянула на себя тесное пальто Милы и, не застегиваясь, засунув Стерву под мышку, выскочила из квартиры. Миленькая тетка. Ей полком надо командовать, лучше смертниками. Ничего себе бабушка. Огребешь такую родственницу и никаким деньгам рад не будешь.

На улице мне стало противно и тоскливо. Нога разнылась тянущей болью.

До своего дома я шла долго, смотрела за вертящейся от радости Стервой и пыталась сопоставить все события, произошедшие за два месяца. Ничего не получалось. Зачем Алексей убил Григория, если это сделал действительно он, я даже и задумываться не буду, наверняка за дело. А вот почему Игорька застрелили, непонятно совсем…

Я сознательно забивала себе голову размышлениями о событиях вокруг меня. В эти минуты больше всего меня беспокоила боль в груди, там, где сердце и… душа. Сейчас там ничего, кроме бездны пустоты и боли, не было. В эту черную дыру проваливалось ощущение жизни.

Около подъезда, в кустах, курил мужчина. Он вышел навстречу, хамовато улыбаясь. Твою мать… Сигизмунд. Трезвый и злой.

– Здравствуй, миллионщица. Я вот подумал над твоими словами насчет наших шефов и решил, что ты права. Гады они, захребетники. Но ты их озолотила, и теперь моя очередь. Я готов принять от тебя в дар несколько сотен тысяч долларов. Начну какое-нибудь хорошее дело. Фонд организую или колонию для проблемных подростков, интернат с улучшенным питанием.

– Ой, Сизый, отстань. Не мели ерунды, и так голова от проблем раскалывается.

Я попыталась обойти его, но он вцепился в мою руку и прижал к себе.

– Сняла уже свою хренотень на коленке? Сняла. Значит, стала дееспособной. Мне ведь не только деньги от тебя нужны, мне хочется, чтобы у нас было взаимопонимание, чтобы ты орала подо мной от удовольствия, хочется…

– Сизый, не грузи! Потом, потом как-нибудь расскажешь о своих сексуальных фантазиях. Стерва, иди сюда.

Собака запрыгнула мне на руки. Сигизмунд, растерявшийся от моей реакции на его страстные слова, которые он наверняка целый день перед зеркалом репетировал, встал столбом посреди тротуара. Я обошла его и поднялась в подъезд, приволакивая ногу. Сигизмунд потащился за мной, пыхтя в затылок.

– Учти, Сизый, у меня дома подруга с приятелем. Приятель милиционер, так что лучше уйди. А денег я тебе не дам, не за что. И вообще их у тебя никогда не будет. Деньги зарабатывают, в основном головой. Если другим способом, то они очень быстро уплывают из рук.

Сигизмунд развернул меня, прислонил спиной к стене подъезда, просунул руки под пальто и сильно сжал грудь, до боли.

– До чего же ты нежный, Сизый. От твоих ласк и зверь подохнет.

Он нагнулся и укусил меня за шею так, что от боли пришлось заорать. Мне в тон заверещала Стерва, тявкая на придавившего ее Сизого. Укушенная шея онемела.

– Это тебе на память. В следующий раз на тебе будет десять таких укусов.

Ситуация получалась жуткая. Сигизмунд оторвался от меня и поспешно ушел. Стерва на руках успокоилась. Шею невозможно было повернуть. Я начала трезвонить в квартиру. Ладочников открыл дверь сразу же.

– Ты сейчас орала?

– Да. Меня один ненормальный укусил в шею.

Ладочников внимательно осмотрел укус.

– Еще немного, и он тебе мог мышцы повредить.

Мила, вышедшая в коридор, расхохоталась.

– Ну ничего себе сексуальный маньяк! Укусами запугивает.

– Кость, этот парень – Сизый, он меня сторожил последние сутки при похищении, и стрелял в милиционера именно он.

Костя закрыл плотно дверь, помог мне переодеться в тапочки.

– Настя, ты невнимательно слушала. Не было там милиционеров, кроме меня. Андрей вызвал своих людей. К какой организации они принадлежат, сама понимаешь.

– Тогда почему они так бездарно провели операцию по моему освобождению?

– Потому что они не боевики, просто ребята с работы Андрея.

– Зачем, Костя?

– У Андрея своего спроси «зачем». Он играет в свою игру, и милиция здесь ни при чем.

Костино лицо при имени брата исказилось брезгливой ненавистью. Я сочувственно и якобы понимающе покачала головой, разделась и ушла к себе в комнату. Свет не зажигала, легла на кровать и свернулась калачиком. Меня предали, подставили, использовали… Шея болела. Но именно это отвлекало от страшных мыслей.

После легкого щелчка ярко зажегся свет, Костя протянул мне руку:

– Не отчаивайся, Настя, все проходит. Сиди с нами и обязательно делай что-нибудь. Читай, пиши письма, салатик нарежь.

И я пошла на кухню резать салат и делать вид, что у меня внутри нет черной бездонной дыры.

Мила колготилась по кухне, хохотала на каждую шутку, а Константин начал рассказывать очередную байку:

– Сестра моя, Эльвира, пять лет назад решила поступить на любую работу, то есть хоть на какую-нибудь. Если вы помните, тогда доллар поднимался каждый день сразу на несколько пунктов, все продавалось в условных единицах. Рабочих мест не было вообще, и, чтобы устроиться хотя бы продавщицей в коммерческий ларек, надо было или иметь в магазине хороших знакомых, буквально родственников, или спать с владельцем палатки.

Эльвирка находилась в отчаянном положении. Толик вылетел с очередной работы, дочка должна была пойти в школу, и денег не было даже на портфель, младшенькому исполнилось восемь месяцев, и объяснить ему недостаток витаминов в доме было никак невозможно.

Проштудировав вдоль и поперек пять газет, Эльвира сделала вывод, что самые нужные люди в стране – это бухгалтеры с опытом работы, швеи-мотористки и девушки без комплексов. Еще нужны были водители с личным автотранспортом и помощники по бизнесу, но предполагалось, что они мужского пола. Больше предложений о работе не было, и, следовательно, семье – полная труба.

Народ толпами ездил в Турцию за тряпками или обучался на бухгалтерских курсах. Эльвирка вовремя не подсуетилась и осталась и без образования, и без денег.

Делать было нечего, дети просили есть, муж искал работу, и даже на метро и автобус мелочи второй день не наскребалось. Толик проверил все карманы пальто и шуб, денег хватило только на автобус.

Эльвирка съездила в цех к швеям-мотористкам. Не понравилось. Во-первых, там тоже нужны были определенные навыки, во-вторых, в подвальном помещении стоял такой шум, что она увидела, как случайно выскочившая из норы мышка грохнулась в обморок. Сидящие работницы походили на бледных роботов. Эльвирка решила в этот подвал вернуться только в самом крайнем случае.

Она позвонила по объявлению «требуются девушки без комплексов» и поинтересовалась, как насчет девушки слегка за тридцать, хорошо сохранившейся, но полноватой. Ее успокоили, что спрос есть на любой товар. А работать придется официанткой в ночном клубе. Спросили, есть ли у нее сексуальный опыт. Эльвирка честно сказала, что ее зае… имела эта гребаная жизнь и данный половой акт слегка затянулся.

Мужчина на другом конце провода хмыкнул, назначил смотрины на завтра, на шесть вечера, и порекомендовал надеть что-нибудь кожаное, в милитаристском стиле – сейчас, видите ли, на это опять поднялся спрос.

Сестра напряглась, решив отказаться, но спросила, сколько будет получать официантка. Ей назвали такую цифру, что вопрос «устраиваться, не устраиваться» уже не стоял, лишь бы взяли.

До завтрашнего дня необходимо было сварганить костюм. Эльвира просмотрела у подруг несколько разноплановых порнух для расширения эрудиции и решила не мудрствовать лукаво, а надеть высокие сапоги и пожертвовать кожаной курткой мужа. Раскроила она ее за пятнадцать минут, и Толик скептически посмотрел на три треугольника. Они слегка прикрывали грудь и нижнюю часть тела перед ногами. За два часа Эльвирка прострочила этот купальник, но осталась недовольна результатом. Не хватало изюминки, экстремизма было маловато.

Для придания костюму убойной силы она решила в самых ответственных местах прикрепить звезды, кокарды и обозначения родов войск. Для этого она отправилась в Военторг. Неулыбчивая продавщица бестрепетной рукой ссыпала все перечисленное в маленький бумажный пакет.

На «смотрины» Эльвира не опоздала, прибыла на пятнадцать минут раньше. Ей предложили переодеться в раздевалке. Оттуда была видна площадка перед комиссией из трех разнокалиберных мужиков и толстой тетки.

Перед комиссией крутилась девушка, практически раздетая, в одних перчатках. Тут Эльвира поняла, что одно дело – дома перед зеркалом задом вертеть и совсем другое – перед чужими людьми заклепками на голом теле сверкать.

Но раз уж пришла, надо было идти в бой. Она и пошла. Повернулась, наклонилась, взяла приготовленный поднос, прошлась. Члены и членша комиссии поставили таинственные значки в бумагах и пригласили следующую кандидатку. Результатов пришлось ждать полчаса. Почти всех взяли, а Эльвирку отозвал в сторону председатель комиссии, невысокий мужичонка с бегающими глазками. Он предложил ей подъехать к нему домой, отработать технику движения. Видишь ли, у Эльвиры оказались проблемы с пластикой. Зато у нее тонкая талия и грудь четвертого размера.

Председатель разговаривает с Эльвиркой, а у самого руки от нетерпения подрагивают. Она поймала настороженный взгляд охранника, немедленно согласилась и предложила подождать ее в машине. После чего смыла боевую раскраску с лица, быстро переоделась и вышла из кафе вместе с другими участницами, пройдя мимо машины на согнутых ногах.

Вечером она рыдала дома, понимая, что остался единственный выход – идти в швейную мастерскую. Но в девять часов приехал Толик и выложил на стол деньги – он нашел работу и попросил аванс. А костюмчик Эльвирка в мусоропровод спустила, побоялась, что дети найдут и черт-те что подумают…

Мила слушала Костю, забыв об ужине. А я сидела и ждала чего-то. Хотя чего ждать-то? Спасение утопающих – дело рук… ну и далее по тексту…

На кухне все так же светилась люстра, Мила рассказывала о работе, Костя подкармливал Стерву. Я достала старую записную книжку и нашла номер дяди Ильи и Андрея, записанный пятнадцать лет назад. В школе у меня еще были иллюзии по поводу родственной любви, больше я тот телефон в новые книжки не переписывала ни разу.

– Алло. Тетя Маша? Настя. А Андрей дома?

Тетя Маша, пока Андрей подходил к телефону, успела рассказать, как она рада за удачную операцию и надеется увидеть меня в ближайшее время. Еще она начала бесконечный разговор о том, как ее мужчины днюют и ночуют на работе, какие обои подобраны для коридора и какой стройматериал они отобрали для дачи, но тут к телефону подошел Андрей.

– Алло. У тебя все нормально?

– Нормально. Только очень хочется понять, что же происходит? Ты можешь со мной поговорить?

– Я сейчас приеду.

– Подожди, у меня гости.

– Выгони.

– Нет-нет, я лучше сама подъеду.

– Не стоит. Выгони гостей, я буду через полчаса.

Костя смотрел на меня настороженно, Мила с испугом. Им не хотелось расставаться.

– Я позвонила Андрею, хотела поговорить. Он приказал, чтобы я всех выпроводила. Но это, естественно, на вас не распространяется. Костя, как мне с ним разговаривать?

– Сурово. Давай сделаем так. Он будет через полчаса примерно?

– Да.

– Мы с Милой уйдем ненадолго, посидим в моей машине. А потом зайдем «на огонек». Ты, насколько я слышал, ему не сказала, что за гости?

– Не сказала.

– Ну и ладушки. Если мы будем не ко двору, тогда действительно выгонишь нас.

Фальшивомонетничество наказывается лишением свободы на срок от 3 до 15 лет с конфискацией имущества и ссылкой на срок от 2 до 5 лет или без ссылки, а если оно совершено в виде промысла – лишением свободы на срок от 10 до 15 лет с конфискацией имущества и со ссылкой на срок от 2 до 5 лет или без ссылки или смертной казнью с конфискацией имущества.

Статья 87 УК РСФСР

Ст. 186. Изготовление или сбыт поддельных денег или ценных бумаг

П. 1. Изготовление в целях сбыта или подделка банковских билетов Центрального банка РФ, металлической монеты, государственных ценных бумаг или других ценных бумаг и валют Российской Федерации либо иностранной валюты или Центрального банка наказывается от 5 до 8 лет лишения свободы с конфискацией имущества или без.

П. 2. Та же деятельность, совершенная в особо крупных размерах либо лицом, ранее судимым за изготовление или сбыт поддельных денег или ценных бумаг, наказывается лишением свободы от 7 до 12 лет с конфискацией имущества.

П. З. Деятельность, предусмотренная п.1 и п.2 настоящей статьи, совершенная организованной группой, наказывается лишением свободы на срок от 8 до 15 лет с конфискацией имущества.

Ст. 186 УК РФ, 1996 год.

Андрей и ребята разминулись в пять минут. Мила кокетничала, не хотела брать с собой в машину вторую бутылку шампанского, боялась «интимных инсинуаций». Костя вывел ее из квартиры в обязательном порядке, пальто застегивал на подруге уже на ходу.

Андрей вошел в квартиру по-хозяйски, сел за кухонный стол, оглядел сервировку.

– Были девушка с парнем?

– Да.

– Молодец, что выгнала, послушная. Ты похудела, стала совсем красивой.

– Спасибо.

Я смотрела на Андрея. Породистый парень, я во втором классе была в него влюблена. Целый год. Теперь, кроме гадостного ощущения, он во мне не вызывал ничего.

– Где Алексей?

– Зачем он тебе? Этот парень уже вне закона, можешь о нем забыть.

– Андрюша, ты понимаешь, о чем говоришь? Да я только из-за него тебя сюда позвала, узнать о нем побольше. Я его люблю, мне без него плохо.

– Давай без соплей. Он тебя подставил. Ты радуйся, что у тебя сейф не пустой. Твой Лешенька вполне мог подчистить все теткино наследство. Женился бы на тебе и грибочками летом накормил, бледными. Он у Кати с Гришей на подсобных работах был, «шестерил», завхозом вроде тебя работал, только получал в тысячу раз больше. Это ведь он все комплектующие для типографии достал, насчет краски договорился. Привозил сюда или на дачу – Катя место не выдавала.

– Андрей, подожди, у меня голова кругом идет. Значит, он обустраивал типографию? Работал с тетей? – Мне пришлось сделать изумленное лицо.

– Да.

– А при чем тут Татьяна Степановна?