355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Юлия Павлова » Финт покойной тети » Текст книги (страница 15)
Финт покойной тети
  • Текст добавлен: 26 сентября 2016, 17:36

Текст книги "Финт покойной тети"


Автор книги: Юлия Павлова



сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 15 страниц)

У Ладочникова есть великолепное качество, превращающее его немногочисленные недостатки, типа пахучих носков, в достоинства – Костя не врет.

Сев рядом с креслом Кости и тоже уставившись в бегающих по зеленому полю здоровенных мужиков, я, не повышая голоса, начала разговор:

– Кость, скажи, а если ты арестуешь бандита, вернее, шайку бандитов при совершении преступных действий, тебя могут повысить вне очереди?

– Могут, но подобные операции планируются заранее, и если дело не очень опасное, вперед идет начальство.

– А если опасное?

– То «Альфа». А бывает так, что разрабатываешь дело, разрабатываешь. Двадцать квартир с разговорами обойдешь, анализы у экспертов буквально сам чуть ли не проверишь, в морге с трупом посидишь, начнешь нащупывать ходы и понимать, кто преступник, а у тебя дело из-под носа забирают. Хорошо, если еще в нашем ведомстве остается, хоть поинтересоваться следствием можно, а то заберут в ФСБ, и как в воду канет.

– Обидно. Кость, а если, например, у меня на даче, в подполе или в сарае обнаружится лаборатория по изготовлению наркотиков или печатанию фальшивых денег и я смогу доказать, что к ней отношения не имею… В то же время там запертыми будут находиться люди с темным прошлым. Можно их арестовать и навязать статью посерьезней?

Костя оживился, забыл про футбол и отставил салат.

– Конечно, можно. Они же везде отпечатки пальцев наоставляют. Очень хорошо бы, чтоб судимость в прошлом имели. А уж если получится «в особо крупных»! – Костя закатил глаза от предвкушаемого удовольствия. – Хотя такие дела ФСБ ведет, нам близко подойти не дадут.

– А если ты один будешь об этом знать? И именно ты произведешь арест?

– Это была бы удача. – Костя серьезно посмотрел на меня. – Я готов ехать прямо сейчас.

– Куда?

– На твою дачу.

– Костя, это было образное выражение.

– Жаль. – Костя придвинул к себе салат. – Но если что… сразу звони мне, я с нашими подъеду. Сама не суйся, опасно… Мечтаю поиметь твоего братца, считай, что в тот день ты сделаешь меня счастливым, хотя бы ненадолго.

Мила, перемыв посуду, взяла за руку Ладочникова и увела спать на четвертый этаж.

В два часа ночи перезвонил пьяный Вадик, интересовался здоровьем сестры. Странно устроен человек. Сейчас Вадик был совершенно искренен, а стал бы он интересоваться самочувствием моей мамы и других родственников, если б меня убили в заложницах? Да еще по его же вине…

Поворковав по телефону минут пять, признавшись в диком желании потрахаться с ним немедленно, я обещала страстную встречу завтра же, не дожидаясь вечера, прямо с утра. Вадик почему-то от этой идеи не зажегся, может, инстинкт самосохранения проснулся?

Перед тем как заснуть, я вспомнила о находящемся под полом Сизом. Съехала ли у него уже крыша или он пока мучается похмельем?

Два дня пришлось отслеживать Вадика и буквально уговаривать заехать ко мне вечерком. При этом мною было обещано разливное море самым дорогих вин в объеме «сколько влезет», всевозможные деликатесы, которые он пожелает, в размерах «сколько съешь», и любой секс в вариантах «на что встанет». Вадик в гости не спешил, ссылаясь на обилие дел.

При его звонках иногда слышались тонкие подхихикивания временных фавориток. Меня это мало волновало. На третий день я звонить не стала, наступило время выдержать фасон и нагнать таинственности. Гуляла с собакой, разрабатывала ногу, к телефону не подходила, а свой сотовый так у мамы и не забрала.

Днем на скамейку ко мне подсела Лариса, истеричным голосом спросила, не беременна ли я. Нет, к сожалению.

Огромная Зорька радостно обслюнявила Стерву и попыталась поцеловать меня. Лариса прикрикнула на собаку и начала планомерно меня оскорблять, выясняя, чем же я смогла привязать к себе Лешу. Руки при этом она держала в карманах полушубка, сдерживалась.

Я бы давно встала и ушла, но есть во мне то гадское женское чувство, которое появляется при победе над соперницей. Лариса нервничала, а я наслаждалась. Он ей не звонил, не предупредил, не появился по собственной воле ни разу с тех пор, как познакомился со мной. Напоследок Лариса обозвала меня стервой, на что моя собака долго отвечала радостным лаем, и ушла, заплакав. Зорька поплелась за ней. Собаку мне было жалко.

Сразу после программы «Время» в квартиру ворвалась Татьяна Степановна «излить душу». Очень не хотелось с ней общаться, но каждый человек имеет право на оправдание. Мы пили с ней чай до полуночи. И я опять слушала исповедь не очень счастливой, сильной и теперь богатой женщины. Она хотела денег и получила их, заплатив за это семьей.

Вадик прозвонился в одиннадцать, но я отослала его на завтра.

Из всего, что рассказала деловая бабушка Алексея, меня заинтересовали только пространное повествование о детстве Леши и момент организации моего освобождения.

Как только Татьяна Степановна узнала, какую сумму требуют с внучка за хромую девку, она с ходу предложила Ладочникову сто тысяч и еще четыреста Андрею за организацию налета на квартиру, в которой меня держали и где в сапоге тихонько голосил «жучок». Операция с нападением переросла в фарс, бабушке пришлось раскошелиться на лечение парня из группы Андрея и на операцию Виталика, получившего ранение в ключицу. Бедная Татьяна Степановна обвздыхалась, жалуясь на траты.

Теперь она решила окончательно порвать с криминалом и всерьез взялась за расширение цеха художественных изделий. Я, от душевной щедрости, отдала Татьяне Степановне учредительные документы предприятия «Альтаир», а также пообещала все заготовки, краски и кисти, сваленные в мастерской Кати на даче. Татьяна Степановна задумалась о поездке на ночь за город, но я охолодила ее присутствием там мамы. Вряд ли она без меня отдаст ей теперь, после случившегося, даже пустой флакон из-под гуаши.

Бабушка два раза прерывала свой рассказ и между делом задавала вопросы об Алексее, спрашивая меня, где он может быть сейчас. Я делала каменное лицо и несчастные глаза. И то и другое получалось вполне убедительно.

Татьяна Степановна начала приходить в себя, энергия опять била через край, а в глазах мелькал калькулятор. С такой родственницей можно запросто загреметь лет на двадцать пять, она ведь додумается в квартире коноплю выращивать или еще что похуже производить… Хотя обещает исправиться.

Бабушку я выпроваживала часа два. При этом улыбалась, подливала чай, ругалась исключительно про себя, молча. Терпение мое было безгранично, на грани подвига.

Спала я в эту ночь плохо. Алексей полночи играл в волейбол на пляже, с ним заигрывало все женское население земли, а я сидела под кусточком с накрытыми пледом ногами и стеснялась встать.

Вадик утром деловым тоном назначил мне встречу на девять вечера… Момент настал. Томным и дрожащим голосом я шепотом поведала ему о странном стеллаже в моем подвале и непонятных ксероксах, на которых пытались отпечатать деньги. Пожаловалась на страх и боязнь выйти из дома. Он, тут же сменив снисходительный тон на душевный, решил бросить ставшие несрочными дела и немедленно приехать утешить «бедную хромоножку». Я всхлипнула и сразу согласилась.

Через час в квартиру, чуть не снеся меня вместе с входной дверью, вломились Вадик, его два шефа Митя и Жора со студенистыми глазами и два охранника. Один из них был Сергей, но ни он, ни я не стали бросаться друг другу на шею. Стерва, как самая умная, немедленно забилась под кровать и смотрела оттуда, высунув мордочку со сползшей на левый глаз челкой с красной заколкой в форме сердечка.

Я попыталась возмущаться, но на третьей минуте прекратила. Два авторитета могли меня не так понять. Царским жестом предложила им спуститься в погреб.

Авторитеты не стали растрясать жиры, послали сначала вниз Вадика и охранников. Для наглядности хватило предъявить им лифт.

Я сделала вид, что задумалась над дальнейшими действиями. Сергей нагнулся поближе рассмотреть сооружение и шепнул мне, чтобы я попыталась убраться отсюда – авторитетам я надоела до болей в печенках. В ответ я тихонько посоветовала Сергею не лезть со всеми в подвал. Он понял с полузвука и согласно моргнул глазами.

Митя и Жора не выдержали, решили посмотреть на шедевр подземной архитектуры, Сергей остался за сторожа в квартире. Я растерянным голосом объяснила, что в прошлый раз видела в подземной комнате безумного человека, может, он привидение, может, охранник местный. Мужчины достали пистолеты и вошли в лифт.

На подходе к типографии, при переходе мимо датчика, включающего свет, я стала хватать их за руки, прося защитить меня от привидения. Из комнаты действительно доносилось нудное пение и мерное постукивание в стальную дверь. При нашем приближении она плавно отъехала, для чего мне пришлось сымитировать боязнь мышей и отскок в сторону. В зеленую кнопку двери я попала сразу. Моего телодвижения никто не заметил.

Четверо мужчин встали на пороге типографии. Сигизмунд Иванович смотрел на них с интересом. Пришедших больше заинтересовали печатные станки и огромная звезда на полу, выложенная из пачек долларов. Мне хватило одной секунды, чтобы выскочить за черту закрывающейся двери. Рядом с первой кнопкой выпукло выделялась вторая, красная. Оставалась надежда, что это аварийный вариант – быстрое закрывание двери. И я не ошиблась.

Лифт ехал обратно, а я, улыбаясь, наслаждалась звуками из-за стальной стены. Мужчины матерились, били кулаками и стреляли. Стрельнули только два раза, после этого на время заглохли, но колотили по двери долго, я специально посидела в подвале, с удовольствием послушала.

Им так хотелось много денег. Они так страдали без возможности напечатать себе столько, чтобы купить все на свете, в том числе и людей.

Пусть печатают. С утра до ночи, круглосуточно. Но, поскольку они не люди, а авторитеты, то их от нормальных людей лучше изолировать. Вместе с деньгами.

Три дня. Я продержу их там три дня. Хорошая цифра, божественная, стабилизирующая. А потом сдам их Ладочникову, пусть строит карьеру, он хороший сам по себе, да и нам с Милой пригодится.

Сергей встретил меня на лоджии, помог выбраться.

– Ну чего там?

– Все нормально. Твои шефы решили задержаться, в подвале я их заперла. А тебе пора менять работу.

– Да, я тоже подумывал об этом. Перейду на охрану грузов. Насть, я тебе вчера и позавчера днем перезванивал, предупредить хотел. Сизый пропал, а он в последнее время грозился разобраться с тобой.

– Спасибо, Сережа. Сизый тоже там. – Я показала пальцем в пол. – Третьи сутки твоих поджидает.

Сергей очень обрадовался новости.

– Так они же, Насть, перебьют там друг друга.

– Надеюсь.

– Вот здорово! Я сейчас к Витальке в больницу заскочу, обрадую.

– Привет передавай. Он не очень злится на меня?

– На тебя? Почему на тебя? Мы сами в охранники пошли, знали, почем хлебушек жевать нанялись. А за рану Витальке знаешь сколько отвалили? Пять штук баксами! Я за такие деньги готов каждый месяц раненым быть.

Я послушала Серого еще минут пять и посоветовала подальше спрятать сверкающий чищеным стволом «узи». Серый прихватил в подарок Виталику канистру с вином и помог мне собраться.

Я, забрав Стерву, на три дня уехала на дачу. Там мы с мамой наводили порядок в Катиной мастерской. Приехавшая Татьяна Степановна посоветовала заняться делом. Я ей выложила идею о гобеленах, она скептически отнеслась к моему личному участию, но как начало для нового цеха это ее заинтересовало. Она даже нашла в библиотеке Катерины учебник.

На сотовый телефон дозвонился Славик, интересовался, не у меня ли «козел Вадик», но я честно призналась, что в данную минуту его со мной нет. Славик просил при встрече с Вадиком быть осторожнее, а при случае плюнуть в лицо с приветом от него. Я не стала расспрашивать о конфликте между ними, уверена, что ничего светлого и доброго не услышала бы.

Еще Славик просил, чтобы Алексей, как только объявится, перезвонил ему. До него и ребят дошли слухи, что Григорий убил Игорька, а самого Гришу «оформил» Алексей. Я подтвердила слух, и Славик велел передавать ему огромную благодарность от семьи и обещал Леше помощь в любое время суток круглогодично.

На даче мы каждый вечер разводили огонь в камине, пили всей семьей вино и комментировали то, что нам навязывали политики. Особенно старались папа и Татьяна Степановна. Мама больше хлопотала на кухне, а я ничего не делала, распускала старые кофточки и накручивала шерстяные клубки.

В Москву я вернулась на третий день. Опасалась, конечно, увидеть побитые стекла или сгоревшую квартиру, но ничего, внешне все выглядело пристойно.

Я рассчитывала приехать часа в два дня, договориться о сдаче преступников нашей славной милиции, но получилось, что приехала к семи вечера.

В квартире, представив милицейскую суету, протоколы, медлительных экспертов, решила не портить себе ночь и сдать бандитов с утра. Тем более завтра воскресенье, светлый день. Подарок для дежурящих.

А в два часа ночи приехал Алексей.

Он открыл дверь своими ключами. Шикнул на Стерву, тихо разделся у кровати и скользнул ко мне под одеяло. Пока я просыпалась и решала, сон это, глюк или явь, он лег рядом, обнял меня и… время растворилось от запаха его тела, ощущения божественных прикосновений, от тепла его кожи на моих руках и губах.

Алексей в приглушенном свете выглядел фантастически. Вместо длинных светлых волнистых волос – обесцвеченный блондинистый бобрик, брови, подтемненные и с умом подщипанные, изменили форму. Он был изумительно красив, до боли. Только врет много.

Даже когда он к утру заснул, я не смогла отнять от него своих рук. В рассветном сером окне занимался морозный день… Мой античный бог контуром очерчивался на фоне прозрачного тюля.

Я смотрела на Алексея беспрерывно. Неужели когда-нибудь я смогу полюбить еще кого-то? Невозможно… Не дай бог уйдет это сумасшедшее чувство, мне будет пусто и одиноко… Сколько осталось до отъезда Леши?.. Четыре часа. Четыре часа счастья. Счастья общения с ним.

Когда Алексей встал и начал собираться, он заговаривал мне зубы, чтобы я не раскисла окончательно, рассказал, как была построена типография под окном нашего дома.

Григорий, в бытность свою активистом-комсомольцем, был командирован от отдела инженеров сдавать зачет по гражданской обороне. Всем отделом был нарисован план эвакуации при химическом взрыве на ближайшем предприятии, еще была схема обмыва домов и тротуаров при радиоактивном заражении, а также списочный состав руководства, которому в первую очередь положены противогазы и обмывочные пульверизаторы.

Целый час Григорий сдавал нетрезвому майору зачет. Потом пришел подполковник с дочкой. Подполковник выгнал из кабинета Григория и надолго засел с майором.

Дочка, услышав из-за закрытой двери привычный звон водочной стеклотары, потащила Григория в соседний кабинет и достала из пакета бутылку сладкой наливки. После первой Григорий сгонял за водочкой и колбасой, потом их потянуло на интим, и они опробовали на прочность кабинетный стол, за ним, размявшись портвешком, они проверили устойчивость кресла… А утром, проснувшись на паласе под переходящим Красным знаменем, они долго похмелялись пивом, и полковничья дочка от нечего делать объясняла Григорию, что же начерчено в метровых альбомах на листах кальки. Это были планы бомбоубежищ и подвалов, годных для использования в целях спасения гражданского населения в случаях катастроф или военных конфликтов.

Калька при перевертывании слипалась в мокрых от пива пальцах. Один из листов выдернулся, когда Григорий и его нетрезвая девушка решили испробовать полюбившийся ему способ удовлетворения плоти.

Часам к двенадцати дня девушка вспомнила, что ей пора в школу, а Григорий решил позвонить на работу, отпроситься для поправки здоровья после удачно сданного зачета. Пока они собирались, Григорий решил вернуть в папку оторванный листок, но девушка, смеясь, сказала, что не стоит мучиться. Ну не будет у районного отдела гражданской обороны одного разрушенного бомбоубежища, ну и черт с ним. Григорий, по врожденной аккуратности, кальку с планом подземного помещения положил себе в пакет.

И только через пару лет вспомнил о нем. Еще лет пять помещение было невостребованным. Один год у него в бомбоубежище работал цех по выделке кожи. Потом прошло лет семь или восемь, пока Григорий крутился в другом бизнесе, и только при знакомстве с Татьяной Степановной и Катей он опять вспомнил о неучтенном помещении.

Полгода под предлогом застекления лоджии шли работы по проведению подземного хода из квартиры, купленной на имя Кати, к бомбоубежищу. От него оставили только пятьдесят квадратных метров, все остальное обрушили и замуровали бетоном.

Алексей вспоминал, как он таскал мешки с цементом, перекидывая их через балкон, а я смотрела на него, и мне хотелось прижаться к нему и не отпускать никуда. И никогда.

Непривычный вид – очки в тонкой оправе и полуспортивная одежда – сделал его совсем пацаном. Я хотела его от этого не меньше.

Но момент «Ч» настал. Я даже не смогла выйти в коридор, сидела на кухне, уронив голову на белый пластик стола.

Я приеду к тебе, Леша. Хоть в Париж, хоть на Курильские острова. Там, где ты, – там столица мира, там, где нет тебя, – безлюдная пустыня. Господи, надо же так влюбиться… вот несчастье-то.

Андрюшенька объявился у меня дома в одиннадцать часов утра. Я бы еще очень и очень подумала, открывать ли ему дверь или вызвать ребят из ближайшего отделения милиции, которые до выяснения обстоятельств продержали бы его пару часов «в обезьяннике», но братец открыл квартиру ключами. Минуты две я смотрела на его злое лицо, пока не сообразила.

– Ты где взял ключи? Слепки, что ли, сделал, домушник-любитель?

– Ты… дрянь, с детства контуженная. Ты не понимаешь, почему до сих пор жива. Не понимаешь, потому что не знаешь. Это я, я тебя из-под удара вывел. А ты что делаешь?

Сон, значит, отменяется. В таком состоянии люди орут не меньше часа. Вот был бы у меня пистолет… чпок, и нет проблемы. А потом я бы братца в типографию спустила, и теперешние обитатели его бы съели без остатка. У них там тепло, зажигалки есть, они бы его цивилизованно схавали… Боже, прости меня за грешные мысли! Он дерьмо, конечно, но не имеет права один человек лишать жизни другого.

– Андрей, я не расслышала о контуженой. Подробнее, пожалуйста.

Андрей расстегнул пальто и скинул его на пол. Стерва, спящая у тапочек, взвизгнула и забилась под тумбочку. Мне хотелось того же.

Братец сел на край кровати, оперся руками о ходящий волной матрас и навис надо мной.

– Сука дешевая! Как я тебя ненавижу! Сидела в заднице всю жизнь и сидела бы дальше… Какого хрена тебе, именно тебе, идиотке, досталась такая тетка? Я бы с таким наследством давно большие дела бы делал…

Красивый у меня брат, красивый. Но не в эту минуту.

– Андрей, ты не отвлекайся, ты ближе к злободневной теме…

Он, почувствовав наконец неудобство позы, когда его руки ходили в такт водяному матрасу, вызывая угрозу его же устойчивости, а не страх собеседника, сел нормально.

– Это я с Митей и Жорой договорился. С начальством согласовал. Твой Лешка должен был откупиться от бандитов и работать на нас. Он почти создал новую типографию, денег на обустройство мы ему дали, связи у него есть… А сегодня, б…, я узнаю, что его на работе нет. Исчез. Выехал скорее всего. Ты ему помогала?

Андрей ударил по одеялу и попал рядом с больной коленкой. Я дернулась и отодвинулась.

– Осторожней, братец. Нас, родственников, не так много. Убьешь в запальчивости, знаешь, сколько потом бумаг объяснительных писать придется?

– Сука, ой сука! Ненавижу!

– Аналогично, шеф. Ты что думаешь? – Я встала и надела длинное домашнее платье. – Что ты себе думаешь? Я, или Леша, или мои родители – мы куклы безмозглые и бесчувственные? А мы живые и мыслящие, а значит, не всегда предсказуемые. Знаешь, как вы меня все за это время достали? Вы, самоуверенные, наглые, думающие только о собственном брюхе и кармане. Да, я мало задумывалась раньше. И о себе. И о политике этой гребаной. Это вы, кто так хочет денег и власти, заставили меня думать. Заставили принимать решения. Андрюша, если бы ты пришел ко мне еще месяц назад, объяснил все как есть, попросил помощи, я скорее всего начала бы искренне тебе помогать. А ты решил все за меня, за родителей, знакомых, решил заработать на упавшей тебе в руки ситуации большие деньги…

– Я?.. Деньги?..

Андрей тоже встал, и руки его сжались, будто он готовился меня задушить.

– Я разве для себя? Сколько мы получаем, знаешь? Пять копеек. А ФСБ – это безопасность страны, это мирная жизнь населения… это экономический рост и благоденствие…

– Боже мой! Какие слова! Ты, Андрюша, вроде бы не был комсомольцем и тем более партийным функционером? Откуда такой патриотическо-комсомольский задор?

Пальцы Андрея окончательно скрючились, и в спальне нависло напряжение. Я не знала до этих пор, где у братца самое чувствительное место, теперь знаю – это вопросы безопасности страны, как он их понимает. Надо ломать ситуацию.

– Андрюша… Давай выпьем? Сядем на кухне, и ты мне все подробно объяснишь. Может, я чего действительно не поняла и сделала глупость? Давай выпьем, снимем стресс? Тем более двенадцать часов дня – ни заснуть, ни поработать.

Братец посмотрел не меня сначала с подозрением, затем со снисходительностью… и согласился.

Мы сели на просторной кухне. Пока выставлялись на стол закуска и бутылки, сквозило напряжение. Стерва, потягиваясь лохматым тельцем, устроилась на подстилке около пустой миски и смотрела на нас, недоумевая.

– Смотри, собака и та удивлена твоим приходом и тоном разговора.

Андрей криво улыбнулся. Вот такой стиль поведения женщины он понимал, к такому он привык. Привычность ситуации снимает раздражение и позволяет настроиться на конструктивный разговор. Мне так кажется.

Первые десять минут мы усиленно изображали родственников за легким семейным завтраком. На десятой минуте настало время беседы. Андрей вытер руки о салфетку и попросил подрезать сыра. А почему бы нет? Я подрезала. Красиво положила на тарелочку и поставила поближе к единственному брату.

– Кушай, Андрюша, только объясни, чего именно ты от меня хочешь?

Андрей взял желтую пластинку сыра, откусил и помахал оставшейся частью в воздухе.

– Настя, а ты знаешь, моя мама в минуты острого алкогольного отравления, то есть с похмелюги, постоянно рассказывает мне о малознакомом ей самой и уж тем более мне человеке, который является моим родным отцом? Имя его – Сева.

После недосыпа и часовых рыданий по уехавшему любимому человеку трудно сразу сориентироваться в именах собственных. Я уточнила:

– Сева – это Севастьян или как?

– Какая разница, Настя? Другой человек. Мой биологический отец – другой человек. Ни фига я тебе не родственник по крови.

– А кто?

– …в пальто. Другой у меня папа, поняла?

– А-а! Поняла! Поэтому можно лезть мне между ног на общих основаниях!

Мой оптимизм Андрея не порадовал. Он помрачнел и совершенно серьезно заявил:

– Стране нужны деньги.

Я не знала, как реагировать на такое заявление. Можно только смотреть, выпучив глаза и офигевать.

– Андрей, а кому не нужны деньги? Ты мне назови адрес человека или организации, я не поленюсь, подъеду посмотрю, на память сфотографирую.

– Ты не понимаешь… Знаешь, сколько стоит самая элементарная операция по освобождению офицера средней должности из плена?

– И сколько же?

– От двухсот до полумиллиона. Это не считая суммы выкупа. Нужно собрать информацию, чаще всего за деньги, подготовить людей, экипировать, подготовить пути отхода. Опять же взятки, оружие, транспорт.

– А сколько стоит выкупить солдатика?

– Эти обычно выбираются сами.

– Или не выбираются. Нет, Андрей, не нравится мне твой подход. Выкупить офицера…

Очень благородно. Но дешевле войну не начинать. Ты используешь человека для изготовления фальшивых денег – преступление, затем человека необходимо уничтожить – еще большее преступление, «подчистить» свидетелей – преступление, не оправданное ничем. И все для блага государства. Не может быть правое дело замешено на крови и кровавых деньгах.

Андрей ел бутерброд с осетриной и смотрел на меня в упор. Выглядело это смешно, хотя и страшновато.

– Мне тебя, Андрей, жалко. Кто-то использует твои убеждения для своего кармана. Проведут пару громких операций, освободят пяток заложников, а затем типография случайно взлетит на воздух и скоропостижно «сгорят» в ней полмиллиарда, из которых тебе не достанется ни цента, а у племянника и внучки контролирующих тебя генералов появятся виллы в Лос-Анджелесе. Вот такой наш российский патриотизм за твой счет. Кстати, ты со своей упертостью будешь раздражать начальство, и оно постарается задвинуть тебя или в область Дальнего Востока, Таймыра, тайги, или в гроб.

За окном мороз, тишина. Тиканье часов на стене. Андрей отложил четвертый бутерброд, отхлебнул кофе.

– Ты помогла ему уехать?

– Нет. Я только дала денег.

– Хотел бы я такое «только». Насть, забудь ты о своем Лешке, выходи за меня замуж.

– Ни-за-что. Я не переношу насилия и при первой же попытке меня «воспитывать» рукоприкладством отравлю тебя.

Андрей покосился на отложенный бутерброд. Я даже не улыбнулась. Но совершенно неожиданно мне стало его… жалко?

– Послушай, Андрей. Если не хочешь очень крупных неприятностей, уезжай немедленно из Москвы. Лучше с Казанского вокзала. Выйди в любом поразившем тебя задрипанностью городишке и останься там на недельку.

– С ума сошла? Меня с работы уволят.

– Считай, что уже. Кончилась твоя карьера в ФСБ. А если не кончилась, то может начаться на другом уровне. Но через неделю.

– А что будет-то?

– Точно не знаю, но захват типографии и банды будет.

– Типографию нашли?

– Нашла.

– Ты?

– Я. Не стреляй глазами, она уже обложена со всех сторон.

– Су-ука! Боже мой, как же мне хочется тебя убить!

– Ты мне только что предложение сделал.

– Ты же меня подставила. Понимаешь?

– Да иди ты лесом! Сам обращаешься со всеми как с пешками… я уже об этом говорила. Тебе на всех наплевать. Значит, ответная реакция такая же. Ты обо мне подумал? Что со мной-то будет?

– Не-ет… И как же ты теперь?

– У меня на завтра билет в Париж. Еду в составе делегации Министерства здравоохранения. Андрей, хватит байки слушать, собирайся и уезжай.

– Сейчас?

– Немедленно. Посиди здесь минутку.

Андрей с удивлением смотрел мне вслед. Походка у меня почти выровнялась, теперь я работала над «легкостью». Вернувшись на кухню, я положила перед ним пачку пятидесятидолларовых купюр.

– Это из тех?

– Из тех. Проверено – берут везде и с удовольствием.

Посматривая каждые пятнадцать секунд на часы, он допил кофе, встал, наклонился ко мне, поцеловал в щеку, а потом погладил задремавшую на половике Стерву. Стерва от удивления вздрогнула, но кусать его руку не стала. Ритм действий Андрея с первых шагов до одевания в коридоре все убыстрялся, из квартиры он уже выбежал.

Первый час пополудни. Воскресенье. Вызову милицию сейчас. Мне не нужно набирать «02», мне достаточно подняться на четвертый этаж и жать на кнопку звонка до тех пор, пока сонная Мила не откроет дверь.

– Ты чего, Насть?

– Мила, Ладочников дома?

Костя стоял, щурясь, за Милой.

– Что, Настька, все-таки нашла случайно типографию?

– Нашла. И там пять человек бандюков. Ладочников, что ты сонный стоишь? Вызывай своих ребят.

– Сейчас.

Костя нащупал телефон и набрал номер.

– Настя, пока я бригаду вызываю, садись заявление пиши.

– Какое заявление?

– Подстрахуемся. А черновик я печатными буквами набросал, на столе в кухне лежит, иди перепиши.

Мила взяла меня за руку и повела за собой. Она быстро заварила крепчайший кофе и пожарила гигантскую яичницу, пока я кропала взволнованной рукой заявление с формулировками типа «случайно нажала… удивленно увидела… внезапно обнаружила… неумышленно совершила действия…», ну и так далее.

Весь следующий день я проспала в квартире Алексея на кровати, занимаемой теперь Милой и Костей. Рядом со мной сидели две любимые подруги – Мила и Стерва.

Вечером зашла в свою квартиру посмотреть на результат. Какая я умница, вовремя вывезла самые хрупкие вещи и ковры. Лоджии у меня, считай, нету, подпол теперь тоже не отличался стерильной чистотой. Мебель в гостиной держалась, но поцарапанная.

В типографию спуститься мне не дали, но Костя устно проинформировал о состоянии помещения. Обезумевший Сигизмунд разбил аппараты, прибывшие ему в нагрузку боевитые молодцы дополнили разгром. Один из углов чистейшего помещения был превращен в сортир. Вонь стояла ужасная.

Я провидец. Сигизмунда чуть не съели. Решили подождать до сегодня. Чтобы не умереть от скуки, мужчины нарезали карт из драгоценной бумаги и расписывали «пульку», расплачиваясь фальшивыми деньгами.

Милиционеры, ходившие по квартире, смотрели на меня с интересом. Костя объяснил, что выводимые арестованные говорили в мой адрес очень много интересных сравнений и ярких эпитетов. Митя и Жора очень хотели со мной встретиться, предлагали ментам большие деньги за пять минут общения «с хромоногой идиоткой», можно в закрытом помещении, но обязательно без свидетелей.

«Колоться» авторитеты начали прямо в квартире. Митя орал, что к убийству Игорька, засланного Жорой в Катину квартиру, он отношения не имеет. И вообще знать ничего не знает, зашел чайку попить к другу, а его пригласили в сауну сходить. Сауна оказалась типографией по печатанию фальшивой «зелени»… И все показания в таком же духе. Полный бред и галиматья.

Наконец этот сумасшедший день закончился. Квартира была опечатана. Вечером я добралась до родительской дачи. А утром родители отвезли меня в аэропорт. Делегация уже проходила контроль, я встала в очередь на досмотр.

В самолете меня не укачивало, на заигрывания врачей из других городов я не отвечала, Эдуарда Арсеновича почти не слышала. Сегодня был понедельник. До четверга меня можно не трогать – бесполезно. До этого дня я не живая.

Днем в четверг я буду сидеть за столиком открытого кафе под Эйфелевой башней, прятаться от холодного ветра в широкий воротник шубы и ждать. Ждать, когда рядом со мной появится Алексей и серый мир снова станет красочным.

Я не знаю, что будет дальше. Я не до конца уверена, что нужна ему. Но я его люблю и, пока есть возможность, буду охранять, как всякая любящая женщина охраняет своего мужчину.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю