Текст книги "Проще, чем кажется (СИ)"

Автор книги: Юлия Устинова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 11 страниц)

14

– Вы у себя, дома? Вдвоем с Денисом будете встречать или собираетесь куда? – чрезвычайно вкрадчиво спрашивает мама.

– Да… – покосившись на Макса, тактично ожидающего меня в отдалении, стараюсь говорить как можно тише. – Мы вдвоём, мам, – в потоке вранья, это единственные слова, за которые мне нестыдно.

Наверное, оттого, что говорю я их, имея в виду Макса, а не Дениса, с которым, как мама думает, я все еще нахожусь в отношениях.

– Ну передай привет Денису, поздравь от нас, – просит ни о чем не подозревающая мама. – Что-то давно не приводишь его, Маш. Я уж думаю, не обиделся ли на что. Вроде, я в последний ваш визит ничего такого не говорила ему. Или что, Маш? Ляпнула что-то, да?

Ага. Все-таки не такая уж и «ни о чем не подозревающая».

С Денисом я уже несколько недель, как рассталась. А маме не сказала. Вот так получилось. И она по-прежнему уверена, что я живу с Денисом и работаю в магазине «Крючок и поплавок».

Глупо веду себя, по-детски, по-идиотски. Сама знаю.

А как я ненавижу врать! Мне физически плохо и некомфортно становится от того, что я вешаю маме лапшу на уши.

Но ложь – как снежный ком. Если позволить набрать силу и вес, она так затягивает, что признаться в чем-то оказывается сродни селф-харму.

– Мам, ну что ты начинаешь? – Отвернувшись, телефон ладонью прикрываю и подальше от Потапова по скрипучему снегу прохожу. – Ничего ты не ляпала. И никто ни на кого не обиделся. Работали мы… Просто смены у обоих так совпали, что никак, – молочу что попало, лишь бы она не накручивала себя в праздник. – Всё, хорошо, мам. Не волнуйся.

– Ну ладно тогда, – с заметным облегчением выдыхает мне ухо. – Тут с тобой поговорить хотят. Передаю трубку, – сообщает заметно прохладнее. – А… И зарядник найди уже, а то не знала, что и думать, – добавляет напоследок.

– Хорошо… С наступающим, мам, – роняю, заинтригованная ее предупреждением.

– Ку-ку, Мань! – доносится из динамика такой родной и любимый голос.

Широко улыбаюсь в трубку.

«Маней» звали и зовут меня только самые важные мужчины в моей жизни: папа, Сашка. И Максим, конечно.

Услышать папу я никак не ожидала, поэтому сходу начинаю закидывать его вопросами:

– Папа⁈ Пап! Ты дома, что ли? Как? Откуда? Когда ты приехал⁈ – верещу на эмоциях, оглашая округу своими счастливыми воплями.

– Пришвартовался сегодня, – весело отбивает он, – ориентировочно в четырнадцать нуль-нуль. Сообщение твое получил днем, потом звоню тебе, звоню, не доступна, – сокрушается следом. – Зарядку где-то посеяла, что ли, Маша-растеряша? – повторяет ложь, которую я маме скормила чуть ранее.

– Пап, да как так-то⁈ – удивляюсь с еще большей силой. – Ты же в рейсе должен быть!

– Да всё, Мань, – смиренно тянет папа. – Хватит. Находился по морям. Списан в запас. Самовольно.

– Уволился, что ли?

– Да там всё одно к одному, – вздохнув и засмеявшись, он пускается в длинные объяснения: – Двадцать первого в шторм попали. Болтало так, что руль сорвало, ну и на брюхо сели. Потом буксировали нас в Холмск. Мы на якорь встали, механики давай выяснять, что там с управлением. Ребята все приуныли. Работы нет – зарплаты не жди. А у меня шейный хондроз, мать его ити, обострился. Благим матом орал, Маня. Ну меня в порту на скорую и в больничку. Пока укол не сделали, не отпустило. А потом там, в больнице, мне Шура наш приснился… Говорит, пап, чего лежишь, тебе же домой надо. И я оклемался чуток, думаю, и правда. Мне же домой надо. Ну и всё. Пошел в контору, мол, так и так, говорю, я домой поехал. А у меня же контракт. И я в лоб заму, хотите, говорю, увольняйте, как хотите, но этот Новый год я буду дома встречать. Ну зам поулыбался, посмотрел на меня и подумал, наверное, а и хрен с ним, и подписал мне все в трудовой чин чинарем… Расчет дали… Денег я нормально накопил. Теперь тебе квартиру купим, Мань. Хватит мыкаться по съемам. Свое жилье у тебя будет. Не зря я столько лет, Мань, слышишь? – и снова вздыхает. – А мне что? Много надо? У меня все есть. А вам молодым жить надо, – и, вроде бы, даже уже сам с собой разговаривает.

После новости о том, что папа был болен и лежал в больнице где-то на Сахалине все остальное я пропускаю мимо ушей.

– Папа, да как так⁈ Почему ты не сообщил, что в больнице лежишь! Один! На другом конце страны! – натурально отчитываю его. – Да на другом конце планеты почти! И мы же с тобой переписывались! А я ни сном, ни духом! – мне даже обидно становится.

– Да ты бы там надумала себе, Мань, – сладким голосом увещевает меня отец. – Все ж обошлось. Меньше знаешь – крепче спишь. Я тебе хотел сюрприз сделать.

– Ну и сюрприз, пап! – продолжаю ворчать. Не знаю, радуюсь я больше или сержусь, что он за нос меня водил. – Как ты сейчас⁈

– Я молодцом, Мань, – бодро отбивает. – Молодец, как малосольный огурец!

По голосу понимаю, что он уже нормально на грудь принял, и говорю:

– Пап, ты там закусывай, ладно. А то Новый год лицом в салате встретишь.

– Ты давай мне тут, отца не учи, – в шутку осаждает меня. – Лучше завтра своего Дениса бери и к нам приходите. Познакомимся уже наконец, чтоб по-людски, а? Он там тебя замуж не зовёт ещё?

– Нет, – сухо отрезаю, поглядывая на ходящего туда-сюда Потапова.

Он тоже по телефону общается – своим родителям звонит.

– Вот мода пошла! Как жить с девками, так будьте любезны, а как жениться… – папа грозно умолкает.

И я слышу, как на заднем фоне мама просит его до меня не докапываться в Новый год и убеждает папу, что мы сами с Денисом во всем разберемся.

– А я, Мань, разве докапываюсь? – в свою очередь, папа у меня этот факт уточняет.

– Нет. Но… Пап, а мы никак, мы не сможем прийти завтра. Мы… У нас не получится. Мы завтра из города уедем на все праздники, но потом я первым делом домой, к вам, слышишь, пап? – давая обещание, приправленное очередной порцией вранья, просто отвратительно себя чувствую.

Ну как я ему скажу сейчас, что с Денисом я – всё, когда осенью обещала их познакомить? Как я скажу им, что я вообще не в городе, а в деревне? Что я тут с Максом?

Дядя Миша меня не сдаст. Я же его попросила. Так что можно не переживать.

Но, боже мой, как же стыдно!

Я все им скажу, объясню, потом я обязательно во всем им признаюсь. Но не сегодня. Не в праздник. Не хочу, чтобы мама с папой снова огорчались из-за того, что у меня жизнь не устроена.

Меньше знают – крепче спят.

Я еще недолго общаюсь с папой, и мы с Максом почти одновременно заканчиваем телефонные разговоры с родней.

– Папа дома, представляешь! – первым делом ему сообщаю. – Был шторм, у них отказал руль, и их траулер на мель сел, а потом их буксировали… Он вернулся, Максим, насовсем! Папа теперь дома!

Я даже подпрыгиваю и висну у Макса на плече, после чего задираю голову и смотрю в удивительно чистое звездное небо.

В Новый год, и правда, случаются чудеса. Не всегда и не у всех. Но вот у меня случилось.

С тех пор, как Сашки не стало, папа почти не бывал дома. И это разбивало мне сердце. Ведь за его почти круглогодичным отсутствием стояло нечто больше, чем желание человека хорошо заработать и получить новый опыт.

Папа винил себя в смерти сына. Как и Макс. Мама винила папу. А я… я просто не могла смотреть, как два близких человека превращаются в чужаков. И папа не смог, подписался на эту вахту на краю света. И вот он дома.

В этот Новый год они с мамой оба дома. Вместе…

Я выдыхаю вверх густые клубочки пара и мысленно молюсь:

Господи… Ты дал им сил пережить горе… Так дай им счастья, дай им здоровья, дай им тихой семейной жизни… Научи их прощать… Это все, о чем я прошу… Господи…

– Это очень круто, Мань, – обнимая за талию, Потапов меня встряхивает и искренне радуется вместе со мной. – У дядь Толи прежний номер? – снова свой телефон достает.

– Да. – Я сразу напрягаюсь и отступаю, говоря: – Не надо, не звони ему.

– Мань, да хорош, – усмехается Макс. – В смысле «не надо»? Я хочу поздравить его так-то и маму твою. Я каждый год это делаю!

Знаю, что делает. И кто я такая, чтобы мешать Потапову общаться с моими родителями, которых он искренне любит и уважает?

– Ну тогда не говори, что ты тут… Что я тут… Что мы… Что здесь… Вместе, – путано тарахчу, пытаясь сформулировать свое требование более четко.

– А что ты им сказала? Что ты где? С кем? – любопытствует Макс.

– Да какая разница? – отбиваю несдержанно. Не хочу ему признаваться, что мои родители думают, что я все еще с Денисом живу. Но врать Максиму я не хочу еще больше. Поэтому съезжаю с темы. – Решил звонить – звони. Просто сделай, как прошу, и всё.

Пока Потапов с родителями моими общается, я ловлю каждое его слово, опасаясь, что он проболтается. Но тот меня не подводит.

Однако, поздравив моих, потом все же ждет более внятных объяснений:

– Мань, что за конспирация? Не хочешь, чтобы они знали про нас?

– Не хочу.

– Почему?

– По кочану, – фыркаю, пиная новым ботинком снежную корку. – Домой пошли. Я замёрзла.

Злясь на себя, устремляюсь вниз по дороге.

Уже все не то: и засыпанная снегом деревенская улочка, и звездное небо, и уютный свет в окнах домов. Все ощущение праздника куда-то ушло. И никто в этом не виноват. Только я. Врушка несчастная.

– Мань? – Макс вскоре догоняет меня и берет за локоть, мягко останавливая.

– Ну что? – мотаю головой, глядя на Потапова. – Что я им должна была сказать⁈ Что укатила в старый дом в Лебедином вместе с тобой⁈

– Да что такого-то⁈ – повысив голос, Макс разводит руками.

– Тебе ничего, – ворчу на него. – Ты же мужчина! А про меня они что подумают⁈ Уж, знаешь, всяко поймут, что мы тут с тобой не просто по старой дружбе зависли! Потому что, как время показало, рано или поздно дружба между мужчиной и женщиной, приводит к постели. И они у меня не дураки! Я не хочу, чтобы они знали, чтобы они думали, что я уже вообще всякий стыд потеряла… А я его потеряла, Максим! С тобой потеряла! – довожу до его сведения. – Это раз. А, во-вторых, они сразу начнут спрашивать, что у меня с жильем, с работой…

– Поэтому мне и надо было дядь Толе и теть Тане сказать, что я тут с тобой не просто так, – подхватывает Потапов.

– А как⁈ – ору и ржу. Ну анекдот ведь! Правда! Еще вчера я Макса сама вызванивала, чтобы он вывез меня с моим барахлом в это село, а сегодня он говорит такие вещи… Что он мелет? – Давай перезвони, – упрямо толкаю, скрестив на груди руки. – Давай-давай, звони моему папе, скажи, что у нас мутки. Что ты меня трахнул в доме его матери и еще собираешься. Скажи ему это, а потом послушай, как он обрадуется.

– Надо будет – перезвоню, – произносит Макс глухо. – Ты чего загналась-то? – однако телефон в карман убирает.

– Я загналась⁈ – воздухом давлюсь от возмущения.

– Ну не я же! – рявкает Потапов.

– Ой всё, – снова с места срываюсь.

– Мань… Ну что не так? – Макс зовет меня, догоняя.

– Всё так. Пошли. Холодно.

Только в дом заходим, как я сразу развиваю бурную деятельность. Наливаю в тазик воды из чайника и начинаю мыть немногочисленную посуду.

В это время Макс в печку поленья подкидывает, заносит с улицы очередную партию дров, после чего приближается ко мне со спины и обнимает.

– Мань, я не хочу ругаться.

– Я и не ругаюсь, – замираю с руками, опущенными в теплую воду.

– Я согласен с тем, что ты сказала на улице. Ты права, – чеканит Потапов. – Я мужик, и мне проще. Но я тебя услышал. Конечно же тебе не все равно, как твои родители могут все это воспринять. И что тебе из-за этого может быть неудобно, я тоже понимаю.

Я беру со стула полотенце и, вытирая им руки, поворачиваюсь к Максиму.

– Макс, что мы делаем? – шепчу, притушенная его искренностью и желанием понять, какая такая муха меня укусила.

– Встречаем Новый год… – задвигает с улыбкой.

– Нет. Что мы делаем – вообще?

Сливаемся взглядами, и я чувствую, как снова трещит и рассыпается моя раковина.

– То, что давно следовало, Мань, – с нежностью и мукой в голосе проговаривает Максим, заставляя меня вздрогнуть, когда к щеке большим пальцем очень бережно прикасается. – Очень давно. Неужели ты не понимаешь?

15

– Нет. Не понимаю, – ладонь Максима от себя отвожу и в стол пятой точкой упираюсь, сотрясая его. Позади плещется вода. Я обхватываю себя руками, заключаю свое сердце в оковы, запираю замки и прошу: – Прекращай.

– Да что прекращать? – безрадостно усмехается Макс. – Ты опять одна. Я один… До сих пор. Почему так происходит, не думала?

– Я до сих пор одна, потому что у меня дебильный характер, – кстати приходятся слова, брошенные Денисом в пылу нашей последней встречи. – А тебя до сих пор не отпускает чувство вины. Вот – почему ты один. И тут со мной. Вчера и сегодня. И все эти годы.

– Маш… – попятившись, Макс умолкает. И я даже слышу его зубной скрип, так сильно он стискивает челюсти. – Это не так.

– Скажешь, простил себя?

– Не в этом дело.

– Да перестань, – роняю нетерпеливо, отправляя полотенце на стул. – Ты ни в чем не виноват. И тебя никто ни в чем не винит. Ты был Сашкиным другом, а не нянькой и не обязан был пасти его круглые сутки.

– Но если бы я не ушел тогда… – сокрушается Макс так же, как делал это восемь лет назад.

– Это был несчастный случай, Максим, – повторяю ему то же, что и тогда, и потом, и всегда. – И тебе не надо чистить карму, опекая меня.

– Я тебя не опекаю, я о тебе забочусь, – в штыки принимает мой совет. – Есть разница, правда? Твой покойный брат тут ни при чем.

– И я тебе за все благодарна, Максим, – со всей искренностью ему сообщаю. Потапов кивает. Еще и еще. А я зажмуриваюсь. Ну что я за дура такая? Испортила нам обоим вечер. – Всё, хватит о грустном. – Обернувшись, я беру спички и снова зажигаю оплывшие свечи. Уношу таз с посудой. Свет даже в кухонной зоне не оставляю. После чего подцепляю со стола за горлышко ополовиненную бутылку шампанского. Стаканы остались в воде, поэтому я не заморачиваюсь и просто вручаю Потапову бутылку, говоря: – Пей. Хочу, чтобы ты напился и ни о чем не думал.

Усмехнувшись, Макс делает глоток и тянет меня за руку к дивану, где ставит шампанское на пол, и мы садимся.

– Давай напьемся, – кивает одобрительно, разглядывая мою ладонь с красной розой, которую держит своей широко раскрытой. Сглатывает, чему-то улыбается и снова становится серьезным, когда в глаза мне смотрит: – Но даже в щи бухой я тебе скажу, что ты ошибаешься, Маша. Я тут с тобой и все это время не из-за Сани. А из-за тебя.

Сказал и смотрит. Ждет, что я отвечу.

А я без понятия, как комментировать.

Сердцем, безусловно, все чувствую, но разум изо всех сил противится столь трезвой и голой правде.

– Ладно… – совсем невпопад шепчу.

И Макс переспрашивает:

– Ладно?

– Да. Ладно, – отвожу взгляд. – Только это не то, на что ты намекаешь.

– Я не намекаю, – Макс подносит мои пальцы к губам, но не целует, лишь прижимается к костяшкам, а следом добавляет совершенно ровно и буднично: – Я просто тебя люблю, Мань.

– И я тебя люблю, – тоже говорю запросто, ничуть не кривя душой.

Мне кажется, что любить Потапова у меня уже в жизненной программе заложено. Люблю его, конечно. Он и родители – мои самые главные люди.

Но Максима словно не устраивает мой ответ. До такой степени он ему не по нраву, что Макс считает своим долгом уточнить:

– Я люблю тебя не как друга, понимаешь?

И я снова подхватываю:

– И я тебя, Макс. Не как друга.

– Орешь надо мной? – недоверчиво выталкивает он, стискивая мои пальцы, словно призывая перейти на какой-то иной уровень честности.

– Нет. Я тебя люблю, – упрямо повторяю то, что вовсе не является какой-то тайной или откровением. Для меня, по крайне мере. – Но это мне не мешало быть с другими. И тебе не мешало… Поэтому я и говорю, что это не то.

– Мань, ты моришь, что ли? – сурово выдыхает Максим.

– Почему? Я серьезно! – тоже завожусь и повышаю голос. – Да, между нами есть чувства, отнюдь не братские, сам видишь! И это похоже на любовь, но это не то. Вернее, да, есть большая вероятность, что это любовь – но она другая, не то, из-за чего все сходят с ума и создают семьи.

И, как по мне, все звучит логично.

– Не то? – Макс же смотрит на меня с таким лицом, словно в первый раз в жизни видит.

– Не то, – уверенно мотаю. – Иначе мы бы с тобой уже давно влюбились друг в друга по-настоящему, свихнулись друг на друге, поженились и наделали бы маленьких Потаповых, – привожу самые очевидные аргументы тому, что наши отношения – не что-то типичное.

– Да у меня никогда ни с кем такого не было, Маш! – с заметным нетерпением сообщает Потапов.

– У меня тоже такого – ни с кем, – активно киваю в подтверждение. – Это очень уникальное ощущение, согласись?

Ненадолго опустив веки, Макс головой трясет с самым потерянным видом, смеется, давится воздухом, после чего обводит меня рукой и побуждает оседлать его, говоря:

– Иди уже сюда, моя уникальная.

С удовольствием забираюсь на него, поскрипывая штанами. Без всякой увертюры, Макс молча сгребает ладонями мой зад, ощупывает талию, плечи, груди. И только в волю натрогавшись, стопорит рукой затылок, чтобы поцеловать, делая это тоже с отборной эксклюзивностью: так долго, крепко, отчаянно и пьяняще меня еще не целовали.

– Что? – шепчет черт знает сколько минут спустя. – Снова не то?

Сжимая Макса за шею, слепо толкаюсь головой ему в лоб и вяло бормочу:

– Скорее всего, нет, – обвожу языком истерзанные губы.

Мне так сладко во всем теле, что даже веки лень поднять.

– Ты уже сомневаешься? – хрипло усмехается Максим.

Отстранившись, перевожу сбитое дыхание, улыбаюсь своим ощущениям и заставляю себя открыть глаза.

– Ты просто очень классно целуешься, и я плохо соображать начинаю.

Мозги и правда отказываются воспринимать текущую действительность.

Слишком много информации.

Слишком много эмоций.

Слишком много противоречий.

Амбивалентность.

Не представляю, как все сейчас взять под корень и посчитать. Я музыкант, а не математик. И у меня одно с другим не складывается. Не складывается у меня.

Душа и разум. Колкость и нежность. Абсолютное доверие и тысяча сомнений.

Почему сейчас? Да где ты раньше был? Где ты был раньше?

– Я люблю тебя, – Макс добивает меня своим очередным признанием.

И я киваю часто-часто, становясь похожей на сумасшедшую.

– А я тебя… – шепчу едва слышно. – И я тебя, – повторяю неосознанно.

– Хочу тебя, – сжав на попу, пахом в меня снизу вписывается.

– Да… И я… Давай… Какие проблемы?

Сражаемся бурным дыханием, после чего Макс берет меня за подбородок и требовательно в глаза смотрит:

– Играешь со мной? Издеваешься? Ты в танке? Или что?

– Мы будем трахать друг другу мозг или что? – отражаю с наслаждением.

– Так… Я тебя понял, – нахмурившись, сообщает он. – Или нет…

Мы оба ржем, снова жадно целуемся. Я кусаюсь и дразню его:

– Мы не знаем, что это такое, если бы мы знали, что это такое, но мы не знаем, что это такое.

– Примерно, так оно и есть, – выдыхает Макс с самым растерянным на свете видом. Его ладони, пройдя путь от талии до ягодиц, крепче меня стискивают. – Мань, теперь я что-то хреново соображаю.

– Подсказка, – отвожу в сторону его голову, чтобы прошептать у самого уха: – Ты говорил, что хочешь мне полизать…

16

– Тогда… – Максим скребет пальцами кожу моих штанов, – мне, наверное, стоит быть последовательным в том, что я говорю, да?

Я сильнее сдавливаю его бедрами и вжимаю промежность в изрядно оттопыренную ширинку.

– Необязательно… – жарко целую за ухом и шепчу Максу: – Что ты хочешь? Расскажи. Что тебе нравится?

– Всё…

– Всё? – продолжаю манко дышать ему в ушную раковину. – Слишком мало данных.

Мне ведь действительно любопытно побольше узнать о скрытой до сих пор стороне его жизни – интимной. Хочу послушать о фантазиях Макса, его потаенных желаниях, предпочтениях, если таковые имеются.

– С тобой – всё, Мань, – Максим скользит ладонью по спине и опрокидывает меня себе на колени.

Задрав мой топ, толкает пальцы прямо под чашечку лифчика, грудь сминает.

– Всё – это абстрактно, – приподнимаю голову, чтобы понаблюдать за тем, с какой алчностью он трогает меня и как жадно смотрит на мое тело. – Больше конкретики, ну?

– Ну… Сейчас я бы глянул, как твоя задница со следами моей ладони принимает меня. Хочу тебя в этой блядской сетке, – за резинку топа меня тянет и рукой подталкивает, возвращая в исходное.

– Анальный секс? – уточняю, не без удивления глядя на Потапова.

– Вообще-то, я не его имел в виду, а позу…

– Раком? – конкретизирую, чем снова вызываю у Макса ту самую реакцию, от которой просто балдею.

Я всегда говорила ему, что думала. Да я даже первая в любви Максу призналась еще будучи одиннадцатиклассницей, и я же спровоцировала наш первый поцелуй. Но все это было очень невинно. А теперь он так забавно подтормаживает от моей прямолинейности.

Я же в полном раздрае от его недавних откровений нахожусь.

– Да-а… – кивает Макс наконец. – Хочу тебя и так… И эдак… Всё хочу. Сними уже штаны, Мань.

– Ты даже за руку меня толком не подержал, а уже просишь анал! – я притворно ахаю, эмоционально отгораживаясь от того, что мы обсуждали ранее.

– Хорош выражаться, ты же девушка, или я вымою тебе рот, клянусь, – сквозь смех угрожает Потапов.

– У меня чистый рот, – отражаю тут же.

Однако от скрипучих кожаных брюк позволяю себя избавить, привстав на коленях.

– Пока… да… чистый, – Максим стягивает с меня штаны и отправляет их в свободный полет.

Я остаюсь в стрингах, лифе и черной сетке.

– Минет? Камшот? Снова хером меня пугаешь? – войдя в раж, продолжаю доводить Макса. – А ты становишься предсказуемым… – и за плечи его резко хватаюсь от резкого рывка, думая, что Максим собирается и меня на пол швырнуть за такие разговорчики. Но он сам придерживает за поясницу, чтобы не упала, и всего лишь тянется за шампанским. – Что ты… – даже опомниться не успеваю, как мне в рот врывается бутылочное горлышко.

Подняв бутылку, Макс поит меня шампанским, не давая перевести дух.

– Глотай… – приказывает, когда я давиться начинаю. – Ещё… Ещё глотай.

Я делаю несколько огромных глотков, и часть жидкости прорывается наружу, стекая по подбородку и шее холодными струями. Макс убирает бутылку.

– Что ты делаешь? – ошалело на него смотрю.

– Мою тебе рот, – с этим, накрыв ладонью затылок, Макс начинает методично вылизывать и зацеловывать мои губы, кожу вокруг них и подбородок, ласкать языком шею, отчего у меня ум за разум заходит. – Тебя это заводит, да? Грязные разговоры? – между возбуждающими прикосновениями губ и языка шепчет. – Грубость? Эпатаж? Жесть? Что, Мань?

Охваченная пламенем, я чрезвычайно громко дышу, но сдаваться не собираюсь.

– Разве это грязные разговоры? Пф… – роняю пренебрежительно. – Это детский сад, штаны на лямках. – За это Макс прописывает мне ощутимый шлепок по ягодице, но я упрямо бравирую: – Разве это жесть? – Следом мне снова прилетает по попе, и вот тогда я взвываю от обжигающей боли: – Ай! – к ягодице ладонь прикладываю. – Больно же, блин! Потапов, ты совсем, что ли, озверел⁈ – моментально растеряв весь свой запал искусительницы, пищу словно маленькая обиженная девочка.

Максим тоже выходит из образа истязателя и пытается развернуть меня, взяв поперек талии.

– Прости, пожалуйста, не рассчитал силу. Очень больно? Прости, прости. Дай поцелую. – И он это делает. Наклоняет меня и нежно чмокает несколько раз в место, куда только что треснул. – Прости, Мань. Я правда не хотел так сильно.

– Ой да всё уже! – толкаю его от себя, чтобы сел нормально и отстал от моей горящей попы. – До свадьбы заживет.

– Точно?

– Да, да! Перестань! Это задница! Что ей будет!

– Я не зверею, я дурею рядом с тобой, реально, Мань. Ты и святого доведешь до греха.

Мы оба смеемся и почти одновременно умолкаем. Смотрим друг на друга в свечном сумраке уже без фильтров. Наступает минута какой-то странной тишины, когда все маски сброшены, и я мысленно обращаясь к Максу:

«Это не я. Вот же Я, Максим… Вот Я. Ты же видишь? Чувствуешь? Ведь чувствуешь?..»

Но вслух осмеливаюсь сказать другое, возвращаясь к его расспросам:

– Меня ты заводишь. С тобой – только ты.

– Я? И всё? – удивляется сипло. – Так просто?

– Да. Всё проще, чем кажется, – тянусь к нему, крепко обвиваю за шею и опускаю ладони Максу на макушку. – Можешь снова взять меня в миссионерочке, если другое тебя шокирует, и мне все понравится, – не кривляюсь – так оно и есть.

– Меня нихрена в тебе не шокирует, Мань, – взволнованно отбивает Максим, водя ладонями по моим голым бедрам и ягодицам. – Хоть наизнанку вывернись. Нет в тебе ничего, что бы меня оттолкнуло.

– На мне же пробу ставить негде, – настырно толкаю.

– Это же неправда.

– Уверен?

– Уверен… И я заинтригован.

– Чем?

– Тем, как ты разбираешься в категориях… – усмехается Макс, загоняя большие пальцы за веревочку трусиков. – Порно-Маня. Смотрю, тебя сложно удивить?

– Я пробовала практически всё, – говорю без дополнительного поклёпа – честно и сухо. – И со мной делали всё. Но это не значит, что я от всего балдею и на всё согласна, – считаю нужным сообщить. – На лицо я не разрешаю. И на волосы. И анальный секс, без подготовки – даже не лезь. И жесть – нет, если только вот столько, и я буду знать, что все контролирую, – пальцами показываю мизер и добавляю для пущего веса: – Я серьезно.

– И я серьезно, – подхватывает Макс. – У меня все к тебе всерьез, Мань. Всегда так было. И я думаю, что это взаимно. Я это чувствую. Я просто тебя знаю, – заверяет меня в том, что мне так важно было услышать. Я киваю. Ничего не подтверждаю. Просто роняю голову, пытаясь уловить хоть какие-то изменения в том, что я сама испытываю к Потапову. Но по итогу сверки понимаю, что ничего не поменялось. Он для меня все тот же. Моя первая влюбленность. Мой друг. Мой старший товарищ. Свидетель моего взросления. Мой близкий, верный и надежный. Мой родной и любимый человек. Просто мой. Несмотря на то, что у нас была близость, и его признания я не стала любить его больше или как-то иначе. Так странно. Я столько всего к нему чувствую, но это все совсем не ново. Я снова киваю, а Макс говорит: – Но если ты пока не готова, ничего, я потерплю, подожду. Столько лет ждал.

– Так чего ты ждал-то столько лет⁈ – восклицаю нервно и громко.

Пожалуй, это то, что я больше всего не понимаю!

– До тупого, Мань, – не знал, как к тебе подступиться, – признается Максим. – То у тебя кто-то был. То у меня. И я же… – умолкнув, он дергает головой, закидывая назад, и говорит: – Да, в общем-то, главная причина – то, что я абсолютный олух. А теперь ты очень красиво обороняешься. Неужели тогда о меня так сильно порезалась?

– Макс, хорош. У тебя иррациональное чувство вины по любому поводу уже, – ворчу на него. – Я же сказала, что не страдала по тебе все это время. Даже не думала в этом плане. Ты тогда дал понять, чтобы я ни на что не рассчитывала. Я и не рассчитывала, – плечами пожимаю.

– Тебе было семнадцать. Мне двадцать, – напоминает Максим. – Я был студентом, а ты школьницей, несовершеннолетней сестрой моего лучшего друга.

– Я все понимаю. Мы это еще тогда выяснили. Что же сейчас изменилось?

– Да не менялось ничего, Мань. Я и тогда тебя хотел, когда ты была под запретом. И все эти годы. Безумно, безнадежно, Мань. Ты совсем ничего не замечала?

– Нет. Не замечала. – Прикрыв глаза на миг, я хмыкаю и слезаю с Потапова, располагаясь справа. – Если бы заметила, сразу бы сказала. Как вчера. И, знаешь, ты очень тщательно скрывал свои желания и чувства, пробуя пачками других женщин, – наклоняюсь за шампанским, делаю глоток и подтягиваю к груди колени.

– Ну не прямо пачками, – пробует возразить Макс.

– Ты менял их чаще, чем батарейки в пульте и зубную щетку. Я не понимаю такую любовь. Извини, – передаю ему бутылку.

Он тоже пьет, а после спрашивает:

– А какую ты понимаешь?

– Уже никакую.

– А… – усмехается сардонически. – То есть твои бывшие они прямо как надо тебя любили, да? Так и где же они⁈ – вопит и снова к горлышку прикладывается.

– Да что ты орешь-то⁈ – за голову хватаюсь уже.

– Да потому что ты… – хрипит Потапов, гася эмоции быстрыми вдохами, – трудная, как не знаю что. Вот как с тобой можно…

– Я же сказала, что ты меня не вывезешь, а только сутки прошли. Меня никто не вывозит.

– Мань… – испустив тяжкий стон, Макс за бок меня к себе поворачивает, берет за подбородок и неожиданно целует в кончик носа. – Послушай, я тебя вывожу. Это не проблема. Я тебя такой и принимаю – неудобной и колючей, непредсказуемой и языкастой. Тебя, какую знаю, такую и люблю, Машка. Веришь?

– Я не… Ну… Да… – бормочу в новом потрясении. – Наверное. Раз ты так говоришь… Верю…

– Ясно. Что ничего не ясно, – приглушенно ворчит Макс.

После чего поднимается и скрывается в темной части помещения. Я слышу скрип шкафчика, еще не понимая, что так остро Потапову могло понадобиться в буфете. Но все становится очевидно, когда он возвращается и начинает неспешно скидывать с себя шмотки, а слева от меня приземляется упаковка с презервативами.

– Ты прям резко перепихнуться захотел? – со смехом комментирую его действия.

Сохраняя интригу и молчание, Максим носки снимает и трусы. Одурманенная алкоголем и желанием, наблюдаю, как из боксеров, покачиваясь, выскакивает торчащий колом член.

– Эй, алё, ты язык проглотил? Будем трахаться, да, что ли? – я немного в шоке от столь быстрого перехода. – Больше ничего мне не скажешь?

Загораживая свет, Макс воздвигается надо мной и вонзается коленом между моих разведенных бедер. Я машинально обвиваю руками его шею, он же толкает меня на спинку дивана, берется за веревки на боках и вынуждает приподнять попу.

– Да. Что ли, – медленно скатывает по бедрам мои стринги. – Любовью заниматься будем. Язык на месте. Ножки шире раздвинь.

Покусывая губу, делаю, что велит. И Макс, опустившись коленями на пол, впивается в меня жарким влажным ртом, попутно пальцами для большего доступа сверху раскрывая.

Нежная щекотка – мое первое ощущение от контакта с его языком.

Смежив веки, я пытаюсь нарисовать в фантазии нечто, что подстегнет мое желание. Но горячее того, что развертывается в режиме реального времени между моих бедер, вообразить сложно.

Смотрю достаточно долго, пока в мозгу не отбивает: «Макс мне лижет».

Макс. Мне. Лижет.

Мой Макс.

Сотрясаюсь в мелкой дрожи лишь от осознания этого сумасшедшего факта.

– Да-а… – тяну, блаженствуя.

Клитор бешено пульсирует.

Слышу удовлетворительный мужской стон. После которого язык Потапова вновь обводит бьющуюся в экстазе сердцевину.

– Какая у тебя малышка вкусная, Мань, – сообщает Макс с бесстыдной откровенностью и очаровательной непосредственностью.

Я собираюсь заржать и поднять его на смех за то, как он мою вагину обозвал, но вместо этого бездумно протягиваю его имя:

– Макси-им…

Кайфую и содрогаюсь, когда он вбирает в рот мой молящий о наслаждении кусочек плоти.

– Мне перестать? – издевается.

– Нет, пожалуйста…

– Пожалуйста – что? – продолжая изводить, большим пальцем клитор дразнит.