Текст книги "Проще, чем кажется (СИ)"
Автор книги: Юлия Устинова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 11 страниц)
10
На предложение Максима встретить вместе Новый год в Лебедином соглашаюсь без лишних уговоров.
Я хочу с ним остаться. Это главная причина, которую я не стану анализировать.
Я бомж и мне некуда ехать – это вторая. Я безработная и денег у меня кот наплакал – туда же.
Радует одно – мой телефон наконец перестанут насиловать банки.
Где я собираюсь жить и на что после праздников?
Вся надежда на продажу аккордеона.
Мой «Вельтмайстер Агат» новый тысяч пятьсот стоит.
Аккордеон – отнюдь не дешевый инструмент. Даже самые старые детские модели с задубевшим мехом и западающими клавишами моим родителям в копеечку влетали. А моего новенького темно-рубинового красавца мама с папой мне подарили на поступление в колледж. Сашка тогда уже на заочке учился и работал, тоже помог с приобретением дорогого немецкого инструмента.
Они все были уверены, что меня ждёт блестящее музыкальное будущее. Я и сама так считала. После колледжа планировала в консерваторию поступать, но на первом курсе колледжа Саша ушел из жизни. Прямо перед самым Новым годом… И всё у нас в семье пошло наперекосяк.
Сейчас на «Авито» мой аккордеон за три с половиной сотни с руками и ногами точно оторвут.
Ну а зачем он мне? По профессии меня работать не берут из-за особенностей внешности.
Макс был прав, когда говорил, что я пожалею о том, что делаю со своим телом. Потапов никогда не боялся говорить мне правду в лицо. За то и люблю его, за то и уважаю – он настоящий друг, доставшийся мне от старшего брата по наследству.
После неудач с трудоустройством по специальности я правда не сильно расстроилась. Вдохновлённая свободой и духом авантюризма моего парня Вити, работала администратором в тату-салоне, где он был мастером. Музыку я не бросала, занималась сама. Казалось, время еще есть. Успею.
А сейчас, спустя четыре года после получения диплома, конечно, понимаю, что ни в какую консерваторию я уже не поступлю и, как педагог, никому я не нужна.
Без опыта. С татуированными кистями и шеей. С штангой в носу…
Да, может быть, меня и взяли бы куда-то, только я уже сама всю уверенность и запал подрастеряла. Что я могу дать детям?
Поэтому нафига козе баян?
А для себя играть – только душу рвать.
Я, конечно, на корпоративах и мероприятиях иногда подрабатываю, но не мое это – выступать перед теми, кто пьет и ест, когда я играю для них великую музыку.
Музыка – мои крылья. Только их так больно расправлять. Да и лететь мне некуда.
«Инструмент всегда тебя прокормит, Маша», – любила повторять Анна Павловна – моя преподавательница в музыкальной школе. Кто же знал тогда, что ее слова окажутся столь пророческими?
Так что после новогодних продам аккордеон, золото свое выкуплю, сниму жилье, найду работу, Максу все долги отдам. Не переживайте. С голоду не умру.
Но не будем о грустном.
Сегодня же канун Нового года!
И мы с Потаповым едем за покупками в другой населенный пункт – Фершампенуаз. А по пути заезжаем в Париж – очень колоритное и интересное село.
– Ни фига себе, и правда, башня! – удивляется он, тормозя у главной его достопримечательности.
– La Tour Eiffel. А ты думал!
Вообще-то, это обычная вышка связи, просто сделанная в виде символа столицы Франции, однако впечатление она производит должное. Мы даже селфи делаем, встав под нее. Правда Максим сразу же меня обратно в машину тащит и ругается, что холодно, а одета я не по погоде.
– Мне надо дяде позвонить, – сообщаю уже в салоне.
– Мань, насчет дров, скажи, чтобы не беспокоился. Я закажу «Газель» колотых. Или две. Сколько надо, короче.
– Если я скажу такое, дядь Миша меня к черту пошлет. Он меня очень любит. Я просто его предупрежу, что мы здесь, чтобы был в курсе, и с наступающим поздравлю.
– Ладно. Тогда трубку мне дай, я сам с ним решу.
Я набираю дядю и недолго болтаю с ним.
Он удивляется, как это меня сюда занесло, спрашивает, не одна ли я. И я отвечаю: «Не одна, дядь Миш. Я с Максимом». И передаю телефон Максу.
С дядей Мишей они знакомы. На похоронах и поминках виделись.
Макс тоже поздравляет дядю с наступающим и по поводу дров с ним общается. Слышу, как дядя спорит и ворчит – а я же говорила. Но Макс очень вежливо его убеждает, что все равно сделает то, что решил. Сходятся мужчины на том, что дрова дяде привезут, но за это Макс должен будет приехать к нему летом в отпуск, ходить с ним на рыбалку и мыться в его новой бане. Что Потапов дяде клятвенно обещает.
Дядя, видимо, считает, что Макс – мой жених. Да вся моя родня так думала, когда Максим от меня на похоронах брата ни на шаг не отходил.
И вот спустя столько лет он по-прежнему рядом…
– Маме не будешь звонить? – деликатным тоном интересуется после разговора с дядей.
– Вечером позвоню. А папе сейчас напишу, а то потом он до меня не дозвонится.
Одобрительно кивнув, Максим доводит до моего сведения следующее:
– На водной колонке, кстати, там, у нас, в Лебедином, есть связь. У меня там офис уже. Я маме звонил и по делам.
Я улыбаюсь, но что-то не дает мне покоя.
– У тебя из-за меня на работе точно проблем не будет? – внимательно на Макса смотрю. – Ты же недавно в новой должности. И я, если честно, не особо верю в тему с твоим отпуском.
– Если честно, Мань, он у меня однодневный и неоплачиваемый, – подтверждает мои подозрения.
Никакого отпуска у Потапова нет.
– Ну вот, – я морщусь, кусая губы и костеря себя последними словами. – Так и знала, что выдернула тебя с работы.
– Да все хорошо, – спешит успокоить Максим. – Вчера же пятница была, финансовый год закрыли. Все на корпоратив собирались с самого утра. Я взял за свой счет. Сегодня у меня законный выходной. На работу девятого только.
От его объяснений легче мне не становится.
– Еще и корпоратив пропустил, – сокрушаясь, головой мотаю. – Мне та-ак неудобно.
– Мань, нахрен мне тот корпоратив? – Макс собственнически меня за коленку обхватывает, сжимает и вверх ладонью ведет. – Я с тобой вчера провел незабываемый вечер.
От его прямого взгляда моментально краснею, вдруг вспоминая наиболее яркие моменты этого незабываемого вечера.
– Я тоже… С тобой, – сообщаю смущенно.
Столько лет не робела перед Максом, а сегодня просто норму по испанскому стыду перевыполняю. Так мне и надо. Буду знать, как ноги раздвигать перед лучшим другом.
О, если бы можно было отмотать назад вчерашний день… Я бы ни за что ему не позвонила, ни за что.
– Вот и ладненько, – Потапов шлепает меня по ноге и достает свой телефон. – Блин, тут в округе ни одного магаза с одеждой нет, – ворчит, водя большим пальцем по экрану. – А нет, есть один… Заедем.
– А что тебе нужно?
– Тебе нужно. Тебя надо утеплять. В этом точно пневмонию заработаешь.
– Макс… Ну не надо. До завтра продержусь.
– Надо, Маня, надо. Не спорь, пожалуйста, – настаивает Максим, не повышая голоса.
А я уже в том положении, что поздно строить из себя самодостаточность. Рядом с Потаповым я к этому и не стремилась никогда. Макс меня часто выручал с деньгами, переводил суммы и даже больше, чем требовалось. Иногда я ему почти сразу долг отдавала, хотя Потапов мне изначально все списывал, прося ничего ему не возвращать. Честно сказать, я этим пользовалась. Но сейчас все изменилось. Мы переспали. Не хочу, чтобы он думал, будто я жду от него какого-то вознаграждения за вчерашнее.
Да он и сам так не решит. Знаю. Однако, когда мы в небольшой, забитый вещами магазинчик заходим, я себя катастрофически стремно чувствую.
– Здравствуйте, а есть у вас что-то теплое на эту милую девушку? – обращается Потапов к мужчине-продавцу.
– Одежда, обувь, головной убор? – уточняет тот, водя по мне взглядом.
Я молча топчусь в пороге, проклиная себя, что послушалась Макса и притащилась сюда.
– Нам бы всё, – Максим берет ситуацию в свои руки.
– Сейчас подберем. Проходите.
Мужчина жестом зовет нас пройти вглубь помещения. Подойдя к Максу, я шепчу и умоляю:
– Пожалуйста, давай уйдем.
– Маш, перестань. Что за капризы? – хмурится Потапов, беря меня за руку и увлекая за собой.
Пока примеряю все, что мне приносят, краснею, как помидор, психую и пыхчу.
– Ну как? – Макс заглядывает в примерочную, едва я успеваю натянуть очередной слитный комбинезон – стильный, удобный, бежевый, с мехом несчастного енота. – О, вот этот мне больше нравится, – одобряет комбез.
На ценник смотрю – тошнить начинает.
– Я с тобой не расплачусь, – ворчу, разглядывая себя в зеркало.
– Считай это новогодним подарком.
– Я себя халявщицей просто чувствую, – прикладываю ладони к пылающим щекам.
– Переживешь, – нетерпеливо высекает Максим. – Зато у меня будет душа спокойна.
На самом деле, его щедрая душа успокаивается только, когда он мне вдобавок покупает ботинки, шапку, свитер и варежки.
За продуктами я уже упакованная еду.
Максим кидает в тележку нижнее белье – трусы, носки мужские. А я смеюсь. До чего мужика довела! Бедный. В Новый год из-за меня без чистых трусов остался.
– Давай, куда, что нужно? – Макс передает мне инициативу.
– Да… Я не знаю. У нас же есть, вроде, все.
– Ничего у нас нет, – ворчит на меня. – Ну что ты как неродная? Ма-ань? Помогай. Я не очень шарю в продовольственных делах.
Мы снова набираем тележку всего.
На кассе образовалась приличная очередь. Терпеливо ждем, пока перед нами семейная пара загрузит на ленту свои многочисленные покупки, и медленно продвигаемся вперед. А потом я ненароком замечаю, куда смотрит Максим – на подставку с презервативами, – и на меня взгляд переводит, выкатывая самый невинный вид.
Я жду, как он поступит: возьмет или нет. Потапов тем временем дальше проходит, игнорируя контрацептивы. Тогда я беру с подставки большую коробку и кладу рядом с сеткой с мандаринами, которую Макс достал из тележки.
Появление на ленте коробки к защитой он никак не комментирует, даже бровью не ведет. А я хочу, чтобы повел. Следом еще одну пачку беру, в пальцах ее верчу, типа, изучаю и отправляю к первой. Потапов по-прежнему – ноль реакции. Тогда я третью добавляю и до кучи две маленькие – уже не глядя, что там и с каким эффектом они. У Потапова же денег много, купит. Да и, в принципе, презервативы – вещь в хозяйстве нужная для мужчины.
Наконец Макс улыбается. Молча, довольный, сверкая белыми зубами, он ладонью пододвигает дюрексовую пирамидку ближе к прочему и приплюсовывает к покупкам яйцо киндер сюрприз. Потом еще одно.
– Достаточно, – торможу его, когда он за третьим тянется.
Яйца Макс в покое оставляет, зато берет большую шоколадку.
Я перехожу к внешней стороне кассы, чтобы покупки уложить, но Макс у меня из-под носа работу уводит. Сам все трамбует по большим магнитовским пакетам.
Остаются презервативы и яйца. Странный набор, согласитесь?
Кассир пробивает их в самую последнюю очередь и на третьей упаковке контрацептивов краснеет, и все же не сдерживает улыбки. Максу ее выписывает. А обнаружив на ленте еще и шоколадные яйца, вообще чуть под кассу не падает от еле сдерживаемого смеха. Потом уже только на меня смотрит, сразу серьезной становится и вздыхает – безнадежно так.
Мол, вот тебе повезло с мужиком.
Мне пожалеть ее сразу хочется и сказать, что это мы просто прикалываемся друг над другом и, вообще, Макс – не мой мужик.
Однако мне приятно, что кто-то снова так считает. Очень-очень приятно.
– Спасибо. С наступающим вас, – расплатившись с телефона, Макс вручает шоколадку приунывшей женщине на кассе, и та снова расцветает улыбкой.
И я, кстати, тоже.
Вроде бы, небольшой жест, а о многом говорит.
Я знаю, что Максим не выделывается. Он по натуре такой человек – внимательный и великодушный. И таким он был задолго до того, как устроился в свою фирму, поднялся вверх по карьерной лестнице и стал хорошо зарабатывать. Вот поэтому я и удивляюсь, что его еще к рукам до сих пор не прибрали, не окольцевали и не наделали ему маленьких темноволосых и кареглазых Потаповых.
Я же видела некоторых девушек, с которыми он встречался, общалась даже. Я знаю, какие в его вкусе – красотки, длинноволосые, фигуристые, неглупые.
Неужели у него настолько высокие запросы к выбору той самой? Не понимаю. Таким, как Макс – только жениться и продолжать свои потрясающие гены. А он все со мной носится…
* * *
– Блин! Опять кофе не купили! – первое, о чем я вспоминаю уже дома, в Лебедином, пока пакеты разбираем.
– Зато презервативов на пару месяцев хватит, – их как раз Максим и достает. – Или ты их надувать собралась, как шарики?
– Боишься, что не вывезешь меня? – отражаю нахально.
– Клянусь, ты договоришься, Мань, – усмехается Макс, перебирая упаковки. – Вот тут одни с анестетиком на этот случай есть, – угрожающе указывает пачкой на меня. – О, и с дополнительной смазкой еще – вообще вещь.
– Ну и что ты мне сделаешь? – фыркаю, отправляя на полку холодильника очередную партию продуктов. – Кашу маслом не испортишь, бабу хуем не убьёшь.
Слышу, как Потапов воздухом давится, и оглядываюсь, чтобы насладиться моментом.
– Не матерись! Тебе не идет! – он сердито закидывает в буфет презервативы, туда же, где лежит другой стратегический запас: лампочки, свечи и спички. – Где ты вообще всей этой дряни понабралась⁈
– Это не дрянь, а фольклор, устное народное творчество, – я пытаюсь впихнуть в холодильник шампанское.
– Я не понимаю такое творчество в твоем исполнении, – продолжает меня отчитывать за использование ненормативной лексики.
– Ох, простите, пожалуйста, что потревожила ваши нежные уши, Максим Сергеевич! – отбиваю со смехом.
Бросив все дела, Потапов чрезвычайно взыскательный взгляд на меня обращает.
– Мань, ты вот это все нахрена передо мной-то выкатываешь, а? – и тон его становится иным – нет, не разочарованным, а каким-то трогательно-развинченным. – Выходки твои хайповые я оценил. Но я же знаю тебя, знаю, какая ты на самом деле, – добавляет, не моргая.
– И какая же я⁈ – выпаливаю, не выдержав его прямого взгляда.
– Ты… – Максим кулаком в стол упирается, словно этому сильном мужчине вдруг требуется какая-то точка опоры. – Ты… воспитанная. Ты умная. Ты талантливая, – начинает он выдавать мне характеристики. – У тебя красивая и открытая душа… Душа музыканта. Ты от Бога способна посещать высокие миры, куда вот мне, например, не попасть… Поэтому маты тебе совершенно не идут. Еще ты вечный ребенок. Что я лично нахожу очень очаровательным. Еще ты жалостливая, и иногда это тебе жизнь портит. Вспомни, сколько ты Витька своего жалела, все бросить его не могла. Ты и к маме вчера не поехала не потому, что она будет тебя пилить, а потому что ты ее расстраивать не хочешь своими проблемами. Отца жалеешь… Для них у тебя всегда все окей. Ты добрая ко всем, кошек вон бездомных подбираешь, – находит взглядом умывающегося Вусю. – Ко всем добрая ты. Только не к себе, Мань…
Сила воздействия его монолога такая, что мне становится трудно дышать.
Максим всю мою браваду просто в порошок стирает.
– Перестань меня анализировать, – сухо бормочу.
И, нет, я не плачу, просто что-то в глаз попало.
– Не буду, – примирительно тянет Максим, ко мне приближаясь. – Мань, не грусти, а то я тебя снова отшлепаю.
Раздувая ноздри, с трудом перевожу дыхание.
«Лучше обними», – взглядом прошу.
И Макс меня слышит. Обнимает, крепко к груди прижимает и долго гладит по спине, без какой-то там сексуальной подоплеки, пока я первой не отстраняюсь, предварительно вытерев пальцами пролившиеся слезы.
– Спасибо за тимбилдинг, – шмыгаю потекшим носом. – Я… ценю все, что ты для меня делаешь. И я не про что-то материальное… Я о том, что ни за какие деньги не купишь. Ты правда меня знаешь. И ты… мой… самый… – шепчу судорожно, – близкий.
– Ты моя – тоже. Самая, Мань, – Макс еще раз нежно по руке ладонью проводит. – Все хорошо?
– Да… Я… – пячусь назад и окидываю взглядом комнату. – Приберусь тут. А ты мне баню обещал. Я грязная как хрюшка.
– Сейчас и займусь. Там сруб новый и печка, думаю, все проще будет, чем в доме. Поехал я, короче, за водой. Нашел фляги пустые. Затоплю. Потом дрова еще порублю. И снег покидаю, – сообщает о своих планах.
– Какой трудолюбивый финансовый директор, – не могу им не восхититься.
– Мань, я бы еще поел что-нибудь. Горячее. Потом. Пожалуйста. Если несложно, – вежливо просит.
И я киваю.
– Да, конечно. Приготовлю. Ты же на целую роту всего накупил. Всё обратно увезем.
– А, может, не увезем, – загадочно произносит Максим.
– Как это? Не увезем?
– Так это… Всё, давай хозяйничай. Зимний день короткий, а нам еще Новый год встречать.
11
– Ты чего опять раздетая выскочила⁈ – опершись на лопату, Потапов встречает мое появление во дворе с самым строгим видом.
К вечеру мороз еще сильнее окреп, и его колючее дыхание моментально сквозь одежду пробирает.
– Макс, ты можешь мне помочь на чердак залезть? – показываю на крышу домика. – Там должна быть елка искусственная и игрушки. Если их, конечно, не выкинули.
– Тебя духом Нового года накрыло, что ли? – усмехается Максим.
Я ежусь, обхватив себя руками. В отличие от меня, заметно, что Максу жарко: фуфайка расстегнута, шапка сдвинута назад, а щеки румяные – засмотреться можно.
Деловой стиль Потапову очень идет: брюки, пиджаки, рубашки, галстуки – на нем всегда все сидит идеально.
Но деревенский фэшн – как выяснилось, идет и сидит в разы больше и лучше! Вот он, истинный Макс – простой и работящий. Настоящий мужчина.
И вся прелесть его образа, наверное, заключается в том, что таким Потапова могу видеть только я. Только я, понимаете?
– Да, накрыло, – отвечаю с опозданием, откровенно залюбовавшись им.
– Сам залезу и поищу. В дом зайди уже! – прогоняет меня с улицы.
Я не спорю, в тепло возвращаюсь и теперь на контрасте с чистым уличным воздухом замечаю, какие потрясающие ароматы в избушке витают.
Одна из двух конфорок на электрической плитке не работает, но вторая не подкачала. Надев рукавицу, я осторожно снимаю крышку и пробую. Жаркое из вырезки с черносливом в старой бабушкиной скороварке удалось. Надеюсь, что Максу понравится. Я очень хочу, чтобы ему понравилось, ведь я давно уже с таким удовольствием ни для кого не готовила.
Скороварку убираю на дощечку и ставлю чайник, мою зелень, нарезаю, параллельно заправляю маслом и винным уксусом винегрет.
Представляете, Потапов объявил, что хочет именно этот салат с, внимание, французским названием, пока я его в магазине пытала, что бы такого сегодня простого приготовить. Нашим легче. Я нашла в «Магните» готовый набор для винегрета, от себя покрошила в него маринованные огурцы – овощи мне пресными показались, добавила лук и консервированный горошек.
Из новогоднего меню больше у нас ничего особенного и нет, кроме фруктов, сыров и мясной тарелки.
– Ты все нашел! – радуюсь, как дитя, когда Макс заносит в дом небольшую нейлоновую елку, а следом коробку из-под телевизора.
– Куда ставить? – разувшись у порога, Макс скидывает верхнюю одежду. – Крестовину не нашел. Как смог – сколотил, – обращает мое внимание на подставку для елки.
И явно скромничает – она, словно, тут и была.
– Все супер! У тебя золотые руки! Давай вот тут поставим, – прохожу в комнату и на пространство между телевизором и креслом показываю.
– Должна войти, – соглашается Максим.
Входит идеально.
Первым делом я поправляю покореженные ветви и обматываю ель купленной вчера гирляндой. Другая – паутинка – уже на кухонном окне мигает.
– Смотри, какие!
Открыв коробку, достаю одну из коробочек поменьше и показываю Максу спасенные им из забвения елочные украшения, переложенные потемневшей ватой и засыпанные осколками менее везучих своих собратьев.
Очень жаль побитые советские игрушки – это же такой раритет. Но целых гораздо больше: шишки, кукурузки, сосульки, колокольчики, домики, разноцветные шары с выемками и со «снегом», стеклянные бусы. Я трепетно перебираю, изучаю каждую, прежде чем на елку повесить. В завершение набрасываю на верхние ветви серебряный «дождик».
Максим тем временем находит в коробке запечатанную пачку ветхих бумажных флажков и мне показывает.
Читаю на упаковке: Флажки елочные «Цирк». Бумажные. Двухсторонние.1984 г. 30 шт.
– Восемьдесят четвертый! – поражаюсь возрасту этих бумажек, отряхивая руки от налипшей трухи и пыли. – Нас с тобой тогда еще даже в планах не было!
– Разумеется, Мань. Наши родители тогда еще в школу ходили.
– Да-а, – тяну с какой-то неизъяснимой ностальгией.
Ведь эти старые игрушки – свидетели не одного праздника, – помнят еще моего папу маленьким и дядю Мишу. А я вдруг вспоминаю елочные украшения в нашем доме. У нас точно так же, в гараже, в этом ненавистном всем нам гараже, стоит искусственная елка и есть коробка с игрушками. И точно так же их уже годами никто не достает.
Если бы сейчас я увидела те самые игрушки, точно бы разревелась. А эти, бабушкины, из прошлой эпохи, дарят только самые теплые ощущения.
И все же есть у меня новогоднее воспоминание, о котором я могу говорить без слез. Им и спешу поделиться с Максом.
Но сначала прошу его погасить свет.
– Помню, в детстве залезешь под елку… Не тут. Дома, – говоря это, я опускаюсь на ковер и заползаю под ель таким образом, что голова под нижними ветками оказывается. – Вот так ляжешь и смотришь наверх. И кажется, что там происходит волшебство. – Прищурившись, я всматриваюсь вглубь нейлоновых ветвей, где в отражении шаров и переливах мишуры мерцают огоньки гирлянды. Фоном на телевизоре звучит мелодия из старого фильма. И творится реальная магия. Вдруг становится легко и радостно на душе, совсем как в детстве. – Иди сюда, – шепчу Максу из-под елки.
– Ма-ань, – слышу его хриплый смех.
– Ну иди, иди, – рукой подзываю. – Выключи взрослого дядьку, найди своего внутреннего ребенка и полежи минуту.
– Только ради тебя.
Максим устраивается рядом. Мы лежим в тишине, плечо к плечу, а после я замечаю, что он не вверх смотрит, а на меня.
– Да ты туда смотри! – подбородком ему задаю направление.
– А… Да-а, – рассеянно тянет. Чувствую, как его пальцы находят мои и нежно поглаживают. – Ма-ань? – тихо зовет Максим.
– Что? – поворачиваюсь, и мы сливаемся взглядами.
В темных глазах Потапова вспыхивают красные искры, хотя на ели сейчас зеленые светодиоды загораются. У меня в груди мгновенно своя собственная гирлянда зажигается и с медленным плавлением затрагивает низ живота.
– А давай тут на все новогодние зависнем? – предлагает Макс, переплетая наши пальцы.
– Зачем?
– Проведем вместе каникулы, – говорит очень выверенным тоном.
У меня даже мысли не возникает, чтобы отказать ему. Напротив, голова кружится и такая эйфория захватывает, когда понимаю, сколько у нас будет времени, чтобы… Чтобы… что? Я не знаю, как это назвать…
Мутки. Да. Точно.
– А твои родители? – все же считаю нужным напомнить Максиму. Мутки – мутками, дружба – дружбой, но Потапов – единственный ребенок в семье, объект гордости и обожания родителей, и отношения у них очень уважительные и трепетные. – Ты ведь к ним всегда первого числа ходишь поздравлять.
– Извинюсь, объясню, что у меня исключительная ситуация, и в этот раз не получится. Они поймут.
– Исключительная? – хочется понять, что стоит за этим выражением.
– Да, – лаконично отвечает Макс.
Гораздо больше информации я получаю из его прикосновений. Казалось бы, мы всего лишь держимся за руки, но ощущения такие, словно трахаемся ими: плавно и чувственно. Adagio.
– Ты меня сейчас соблазняешь? – дразню его улыбкой.
– Получается? – сипло переспрашивает и прочищает горло.
– Ага…
Тогда Макс пальцы освобождает и на бок перекатывается, попутно обнимая меня за талию, и тоже вынуждает повернуться.
– Мань, мой внутренний ребенок хочет целоваться, – сообщает, приближая лицо к моему. – Мы же не станем его расстраивать? – горящий взгляд на мой рот нацеливает.
В груди и горле так беспокойно становится, что я судорожно глотаю, прежде чем головой помотать:
– Не станем…
Прикосновения его губ и густой щетины встречаю тихим всхлипом. Макс не торопясь ласкает меня, постепенно раскручивая поцелуй с вполне целомудренного до влажного, громкого и одуряюще-эротичного.
– Вот оно – волшебство, Мань, – шепчет в короткую передышку.
И только мы на новый круг заходим, как нас отвлекает шуршание по ту сторону елки.
– Вуся, брысь! – шугаю кота, играющего с «дождиком».
– Кошка и елка – извечное противостояние, – усмехается Макс, водя ладонью по моему боку.
– Он – кот, – в который раз поправляю.
– Мань, так мы останемся? До восьмого? – спрашивает таким голосом, словно от моего ответа вся его жизнь зависит.
– Да что мы тут делать будем столько дней? – даже теряюсь.
Больше недели в глуши, без интернета, без городского комфорта… Неужели Максу тут настолько нравится?
– Мы будем делать все, что до этого делали, только еще качественнее, – сообщает он.
Звучит двусмысленно, согласитесь.
Еще качественнее… Я все в красках представляю… Мамочки.
И, выдержав паузу, чисто ради приличия, великодушно соглашаюсь:
– Ну давай. Посмотрим, насколько тебя хватит.
– Меня-то хватит. А ты меня потянешь? – и снова его слова можно трактовать двояко.
– Так… Мы сейчас про что? – пытаюсь выяснить, о чем речь-то.
Улыбнувшись, Макс сохраняет интригу, за бок меня сотрясает и первым выползает из-под елки, оповещая:
– В баню пошли, Мань.
– Ты же голодный. У меня всё готово, – сдвигаюсь, принимаю протянутую им руку и тоже встаю.
– Ага, очень вкусно пахнет, но давай потом. Вместе поужинаем… – Потапов заключает меня в объятия. – Сначала баня. Ты же грязная как хрюшка. Я – вообще, как свинья, – сообщает со смехом. – Я тебе спинку потру. Ты – мне. Или стесняешься меня?
– Нет. А ты меня? – любопытствую с улыбкой.
– И я тебя…
