Текст книги "Проще, чем кажется (СИ)"
Автор книги: Юлия Устинова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 11 страниц)
24
Весь день проходит в череде самых обычных домашних дел.
Хоть мама по привычке и ворчит, что в Рождество нельзя стирать, я делаю пару загрузок, иначе завтра мне будет не во что переодеться. В конце концов, стирка – это не грех. И она никак не влияет на чистоту моих помыслов в этот великий праздник.
Во второй половине дня начинается сильный снегопад. И мама замечает, что снег на Рождество – хорошая примета.
На что папа подкалывает ее в своей привычной манере:
– Это потому что мне его кидать, да?
А мама благосклонно отбивает:
– Нет. Правда хорошая. И, между прочим, все эти годы я снег сама убирала.
Вздохнув, папа тушуется и выходит во двор. В окно вижу, как он закуривает и делает несколько ходок до ворот и обратно. Пока он борется со снегом, очищая двор и площадку у гаража, мы с мамой занимаемся приготовлением ужина. Гвоздь меню – запеченная с грушей курица. Но, если честно, толку от меня мало. Из рук все валится. Я то и дело выпадаю из разговора, думая о том, где сейчас Макс, что он делает и думает ли он обо мне. И мама, глядя на меня, нет-нет да и вздохнет.
И я вздыхаю. И вздыхаю. И вздыхаю…
Состояние такое, словно у меня одно полушарие под просекко, а второе в мыслях о Потапове совсем ссохлось. Поэтому, когда около семи его крузак паркуется возле нашего дома, я чуть в окно не вываливаюсь, чтобы на него посмотреть. Не на крузак, на Макса, конечно. Только на улице уже давно стемнело, и разглядеть Максима лишь в прихожей удается.
Миссия не выглядеть так, словно весь день его ждала, безнадежно провалена. А вот Потапов, кажется, вполне спокоен.
– Привет.
Мимолетная улыбка, чмок в губы, и мне вручают большой букет красных роз. Пока Макс снимает куртку, меня обдает будоражащим ароматом его парфюма.
– А ты зачем такой нарядный?
Обнаруживаю, что под курткой Максим упакован в одну из своих идеально сидящих на нем безупречной белизны рубашек и черные брюки.
– Ну… Я так-то в гости пришел.
А у меня со школы триггер: белый верх, темный низ – наряд для особых, торжественных случаев.
Еще и розы… И то, как этот мужчина из интеллигентной семьи к моим сегодня на ужин напросился, мне тоже не дает покоя.
Я не Шерлок, однако про дедукцию кое-что знаю.
– А это в честь чего? – на букет взгляд опускаю.
– Мань, ты чего докопалась, а?
– Ты же не… Ты же ничего такого не задумал? – выдвигаю смутное подозрение.
– Какого такого?
И Максим снова так улыбается, что у меня в мозгу все центры удовольствия моментально открывают еще по филиалу. Но продолжить допрос мешает папа, громко приветствуя Потапова:
– Здорова, Максимка! Какой молодец, что пришел!
– Здравствуйте, Анатолий Петрович.
– О, а чего так официально?
– Есть причина.
Папа с Максом обмениваются рукопожатиями. И в этот момент Максим украдкой мне подмигивает. А папа комментирует его слова:
– Интрига, однако!
Нахмурившись, на Макса смотрю, между нами проскакивает ощутимый комок напряжения, и я просто хватаю его за руку и тащу за собой вверх по лестнице.
– Пап, мы скоро! – кричу обалдевшему от такого поворота отцу.
– Мань, ты мне даже разуться не дала, – сообщает Максим.
Не обращая внимания на эту оплошность, загоняю его на второй и заталкиваю спиной вперед в свою бывшую комнату, где наконец отпускаю, включаю свет, увеличиваю между нами дистанцию и цветы на стол кладу.
– Цель визита? – к Максу поворачиваюсь с самым предвзятым видом.
– Ты мне решила паспортный контроль устроить, Мань? – смеется.
– Давай говори, зачем пришел? – тороплю его с ответом.
Сияющая улыбка сползает с его красивого гладко выбритого лица, и он признается:
– За тобой конечно.
Что и требовалось доказать!
– Максим, мы же договорились… – со стоном взгляд в потолок устремляю и неосознанно оседаю на край стола.
Я не конспиролог. Не верю во всякие теории заговора. Но что-то мне подсказывает, что одним предложением переехать к нему, дело сегодня не обойдется.
Пока Максим приближается, оставляя на ламинате мокрые отпечатки подошв, я вся скукоживаюсь и руками себя перехватываю.
– Мань, начнем с того, что я ни о чем с тобой не договаривался, – дипломатично замечает. – Я тебя выслушал, я тебя понял, правда, понял, но поступлю так, как считаю нужным, как минимум, на том простом основании, что я мужчина.
– А… – фыркаю. – Ты мужчина, и ты всё решил, да? А я так, в поле ветер, в попе дым. Со Стасиками в голове ходячее недоразумение, да?
– Со Стасиками? – выдыхает со смехом.
– С тараканами!
– А-а… – кивает. – Уважаю твоих Стасиков, Мань. Славные ребята, не дают расслабиться. И с попкой все в порядке у тебя, – сгребает меня ладонями за бедра. – А решение, я надеялся, мы примем совместно. Как взрослые люди.
– Макс, ну всё же классно и так… – касаюсь пальцем виска, где бешено пульсирует жилка, и головой растерянно качаю. – Нафига?
– Надо лучше, Мань. Лучше надо. Ты же меня любишь?
– Допустим, – кончик языка прикусываю.
– А я люблю тебя. И смысл нам сейчас по углам разбегаться? Смысл тормозить? Я его просто не вижу. Я вот домой заскочил, у родителей посидел, по городу проехался, и как-то все не то. Без тебя вообще всё не то. Даже небо не того цвета, – аргументирует с небывалой для него поэтичностью.
– Мы живем в промышленном городе, у нас всегда небо не того цвета, – напоминаю ему чисто из упрямства и чтобы дать себе хоть небольшую передышку.
Тяжело вздохнув, Макс лишь крепче меня стискивает.
– Пропаду же я, Мань, – жалуется. Бедненький.
– Да в честь чего ты пропадешь? – отражаю с дурацким смехом, а сама просто шизею от его признаний.
– Да потому что не могу без тебя, говорю же! – отбивает Макс так же громко. – Но ты, видимо, можешь… – Слушая его, толкаю между губ указательный и принимаюсь кусать ноготь. – Не психуй, – отводит от моего рта палец. – Давай мы придем к компромиссу?
– Каким образом? – прищуриваюсь, гоняя взгляд по лицу Потапова.
– Я задам тебе один вопрос, а ты скажешь мне «да», – вкрадчиво сообщает он.
Запрокидываю голову и глубоко вздыхаю.
Намерения Максима уже более, чем очевидны. И в этой связи я целую бурю чувств проживаю. В ее эпицентре, безусловно, вспыхивает радость, но вокруг нее столько мусора в вихрь закручивается – неуверенность, сомнения, упрямство мое патологическое, – что я не в состоянии адекватно отреагировать.
– Ты даже не дал мне возможность попробовать стать своей лучшей версией, прежде чем просить о таком. Вот и кто ты после этого? – отчитываю Макса за скорость, которую он задает нашим отношениям – космическую и пугающую.
– Ну как кто, Мань? – ладонями по талии моей водит, наклоняется, мягко стукается в мой лоб своим и говорит: – Без ума влюбленный в тебя… Скучающий… Хотящий тебя. И ты для меня всегда – лучшая. А если тебя вчера наш разговор напряг, так это я на эмоциях… Делай, что считаешь нужным. Я не буду тебе указывать, чем заниматься и на что тратить свое время, но позволь мне быть рядом, заботиться о тебе, любить тебя и делать это по праву.
Его очередной поток искренности весь воздух из легких выбивает.
Я голову поворачиваю, чтобы хотя бы вздохнуть нормально.
Потапов, как из мультика – его и там, и тут показывают. Он все во мне собой заполонил.
– Мань… Любимая? – шепчет звонко.
– Что?
Сердце ухает. В полнейшем шоке наблюдаю, как он из кармана брюк кольцо достает – золотое, с синим камнем в обрамлении маленьких сияющих кристаллов, без футляра и лишних понтов.
– Что-что? – Взволнованно усмехается. У самого грудная клетка не меньше моего намахивает. – Ты выйдешь за меня замуж?
– Сегодня купил? – на кольцо смотрю.
– Мамино, – выше поднимает и демонстрирует, как в гранях свет переливается. – С темы не съезжай.
– Потапов, блин… – зажмуриваюсь на пике переживаний. – Сегодня Рождество! Кто, вообще, делает предложение в Рождество⁈
– А что такого? Брак – это богоугодное дело.
– Брак… – глаза открываю и тут же в кольцо взглядом упираюсь. – Боже мой…
– Ты не уверена, что хочешь выходить за меня? Или что? – осторожно спрашивает Максим.
– Нет.
– Нет?
– Да, блин, да! – психую, опасаясь, что он не так меня понял.
– Да? – растерянно переспрашивает.
Я снова смыкаю веки, прислушиваюсь к себе, даю нам обоим возможность побыть в этом волшебном моменте, который больше не повторится, а после выдыхаю:
– Да… Я согласна.
Ну а что мне остается?
Сказать, чтобы отстал со своим кольцом? Что я не хочу за него замуж?
Так я же хочу!
– О… Ну круто.
Максим немного притормаживает, получив мое согласие. Видимо, не ожидал, что так быстро его получит. Как будто бы я ожидала. Мы оба не ожидали. И вот, что из этого получилось – на моем безымянном сверкает кольцо его матери.
– Бред какой-то, – озвучиваю свои ощущения.
– Великовато немного, – Максим же кольцо крутит и камень по центру фаланги располагает.
– Оно чудесное… – с дрожью проговариваю, любуясь украшением. – Очень красивое. А как же Алёна Владимировна теперь без своего кольца?
– У нее еще есть. Она сама настояла, чтобы я это взял. Его можно уменьшить, если что.
– Твои знают, – делаю вывод, что Потаповы уже благословили своего сына на это богоугодное дело. – Они в шоке, да?
– Конечно нет, – цокает языком. – Никто не в шоке. Сейчас пойдем твоим скажем, – успокаивает и предлагает: – Поцелуемся, может, уже?
Толком скрепить поцелуем наше решение не даю. Как только мне возвращают губы, сразу спрашиваю:
– Максим, мы же не торопимся?
– Да мы уже на несколько лет опаздываем, Мань.
– Думаешь?
– Уверен.
– Ну вот какая из меня жена?
– Как какая? Любимая.
– Ты долбанулся… Ты сошел с ума… – часто и быстро дыхание перевожу. – Ты меня рофлишь, да?
– Ничего подобного. Я максимально серьезен. И так трезво я еще не мыслил. Но ясность ума – это тут, Маня, – он по виску себя стучит. – А в остальном я торчу по тебе и такие приходы сейчас ловлю, ты бы только знала.
У Максима совершенно очаровательный вид. Верхняя часть скул порозовела. И зрачки по пять копеек, как будто он реально чем-то обдолбался. Но это неудивительно, ведь сама переживаю ровно такое же состояние: лицо горит, а в груди жарко, сладко и тесно.
– Ты хоть понимаешь, на что подписываешься? – с непривычки большим пальцем кручу на безымянном колечко.
– На долго и счастливо.
– Пф… Удачи, – улыбаюсь. – Надеюсь, ты не ждешь, что взяв твою фамилию, я стану белой и пушистой?
– Нет. Не жду. Белая и пушистая – не про тебя. Ты как алая роза, Мань, знаешь… Яркая, колючая, но и нежная.
– Я нежная?
– Ещё какая… Нежности нежнее я даже не представляю.
Максим берет в ладонь мою правую руку и целует в центр тату – красный бутон.
– Просто ты ко мне не объективен.
Тяну наши руки к своим губам и проделываю с его кистью то же самое.
– Просто я тебя очень сильно люблю.
– И я тебя, Максим… Тоже… Очень. Очень-очень… Как любила, так и люблю.
И тогда он хрипло просит:
– Ещё скажи…
– Я люблю тебя… – за шею его тесно обнимаю. – Люблю, слышишь? Люблю… Я… Я столько всего чувствую… Я как будто проснулась… – шепчу в его гладкую и божественно пахнущую лосьоном щеку. – Я как будто… вернулась… К себе… С тобой я к себе вернулась… Я не знаю, как объяснить…
Отстранившись, Максим с особой выразительностью меня рассматривает.
– Я знаю, Мань, я вижу, – и сам краснеет от удовольствия.
Вопрос риторический, моей реакции не требует. Оба замолкаем. Целуемся, обнимаемся и так несколько потрясающих тихих минут проводим, пока в дверь тактичный стук не раздается:
– Молодежь, у вас все хорошо? – мама беспокоится.
– Да, мам! – отбиваю бодро. – Мы сейчас!
Толкаю от себя Макса. Букет ему вручаю, чтобы пошел в воду поставил и моих успокоил, а то мало ли, что они там думают. Сама ненадолго в ванной укрываюсь, ополаскиваю холодной водой лицо, втыкаю в зеркало, собираюсь с духом и минут через десять присоединяюсь ко всем в большой комнате за накрытым столом.
– Вот она… Невеста, – комментирует папа мое появление.
Макс поднимается, усаживает меня на соседний стул и поясняет, что я пропустила:
– Мань, прости, но я им всё уже сказал. Как-то само получилось.
Замечаю мамин красноречивый взгляд, который она дарит кольцу.
– Ладно, – снова краснею и тянусь к ложке, торчащей из салатника. – Раз вы тут без меня обо всем порешали, давайте есть.
– Слыхал? – весело прыскает смехом папа, обращаясь к Максу. – Сказала, как отрезала. А посмотрела? Как собака Баскервилей.
– Зашибись у невесты резюме, – ворчу, отправляя на тарелку салат из овощей. – Спасибо, пап.
И Макс подхватывает:
– Да, действительно. Спасибо вам за дочь, Анатолий Петрович, Татьяна Ивановна… Маша – она удивительная.
– Передай, пожалуйста, бутер, – на тарелку с бутербродами с красной рыбой киваю. Ну не люблю я, когда меня при мне обсуждают. Макс не тушуется, подает мне блюдо, и я беру свой бутерброд. – Благодарю.
– Ох и намаешься ты с ней, Максимка, – сквозь смех вздыхает папа. – Помяни моё слово.
– Толя! – осаждает его мама.
– А что? Ты говоришь, в меня она. Это она в тебя! Вот посмотри, один в один.
И я вдруг неожиданно для себя и для всех улыбаюсь. Родители ворчат друг на друга совсем, как в старые добрые, и так на душе хорошо становится.
– Мам, пап… – откладываю приборы. – Максим, конечно, намается со мной, но он правильно говорит… Спасибо вам. Спасибо вам за всё, мои родные, – проговариваю со всей серьезностью и дрожью в голосе. – И пусть у вас все будет хорошо.
– Да мы что… – скромно роняет папа и на маму осторожный взгляд переводит: – Потихоньку, да, Тань?
– Да, Толь, – сразу двумя мокрыми от слез глазами подмигивает ему мама. – А вы давайте… – протяжно вздыхает, на нас с Максом внимание сосредотачивая. Мы не глядя находим пальцы друг друга под столом и стискиваем, слушая, как мама нас благословляет: – С Богом… Чтобы главное у вас, молодых, всё было… Дети наши дорогие, будьте счастливы!
Эпилог
Десять лет спустя
– Никит, давай сюда, – прошу залипшего в мульт сына вернуть мой телефон.
Проверяю, беззвучный ли режим. Ближайший час я буду для всех занят, о чем и пишу своей помощнице. До конца рабочего дня ещё час, но сегодня я раньше уехал.
В школе искусств, где преподает Маня, начинается концерт, посвящённый Дню учителя.
Из Машиных учеников двое вначале дуэтом выступают, затем их сменяет череда других маленьких исполнителей. Никитка, которого я прямо посреди сончаса из яслей забрал, сонно хлопает ресницами, тянет меня за рукав и снова клянчит телефон. Говорю, что не дам, что мы на концерте, а на концерте нужно смотреть на сцену. Трехлетний сын надувает щеки, но не решается спорить. Знает, если я сказал «нет» – значит нет.
– Приглашаем на сцену Потапову Александру. Класс преподавателя Потаповой Марии Анатольевны. Русская народная песня «Светит месяц». «Позарастали стежки-дорожки», в обработке Мордуковича.
– Смотри, Никит, сейчас Саша выступать будет, – пересаживаю насупившегося сына на колени и тот сразу маму взглядом находит – Маня стул для дочери на сцену выносит.
– Мама! – кричит ей на весь зал.
Оглянувшись, Маня – такая нарядная сегодня, улыбается, машет нам и прикладывает палец к губам.
– Тише, сын, – шепчу Никитке. – Мама на работе. Вон Саша, смотри.
Телефон достаю и навожу камеру на Саню.
С апломбом селебрити наша девятилетняя дочь поднимается по ступеням на сцену, встает возле стула и манерно кланяется кивком головы.
Дочка у нас музыкант – вся в маму.
Ее вынашивали под звуки аккордеона, под его мелодии она училась ползать, ходить и говорить, поэтому ничего удивительного, что Саша именно к нему проявила интерес, когда встал вопрос о выборе музыкального направления. Я и сам уже даже не представляю свою жизнь без этого инструмента.
Если не Саша свои пьесы дома разучивает, то значит Маня играет, записывает очередное видео для своего канала или в частном порядке занимается онлайн с одним из учеников в свой законный выходной.
Моя жена – талантливый педагог, всей душой любит свою работу и отдается ей без остатка. Да Маня во всем такая – и в музыке, и в работе, и в жизни, и в любви – страстная, пламенная и энергичная.
После второго декрета в прошлом году она на работу вышла и снова понеслось: уроки, концерты, конкурсы. Параллельно жена совмещает на должности преподавателя в колледже, где раньше сама училась. Моей Мане все интересно, она с охотой берется за что-то новое, только успевай ловить ее по городу в обеденный перерыв, чтобы накормить, иначе она до самого вечера голодной останется.
Я, бывает, в шутку верчу ее в руках, пытаясь найти место, где у жены аккумулятор находится. Она же утверждает, что работает на солнечных батареях. И что-то в этом есть. В будни Маня без задних ног вместе с детьми падает… Да она и сама все тот же ребенок.
Правда сегодня этот ребенок в темно-синем костюме с брошью – цветком розы на лацкане выглядит, как невероятно красивая женщина.
После концерта встречаемся все на парковке музыкальной школы.
Маня сына целует, спрашивает, как день прошел. А я говорю дочери:
– Молодец, Сань. Ты очень круто сыграла.
– А мама сказала, что на конкурсе лучше было, – поджав губы, сообщает дочь.
– Это она тебе не как мама, а как твой преподаватель сказала, – объясняю ситуацию.
И Маня тоже пробует сгладить момент:
– «Стежки-дорожки» – просто умничка, – хвалит дочку. – А вторую пьесу ты заиграла. Я же тебе вчера говорила, чтобы оставила инструмент в покое.
– Я хотела сыграть лучше всех, а получилось плохо, – бормочет Саша, которая не любит, когда ей делают замечания.
– Не плохо, Саш. Просто с помарками. Не переживай, у меня так тоже было, – осторожно лавирует Маня.
– Правда?
– Конечно. Ты сыграла хорошо.
Дочь сразу в лице меняется. Ведь мама для Саши в вопросах музыки – неоспоримый авторитет. И если она сказала «хорошо» – это то и значит, потому что даром Маня даже детей наших хвалить не станет.
Наконец и я жену целую, а затем обращаю внимание, как ее машина блестит на солнце.
– Ты тачку помыла?
– Да, с утра заехала.
– Кто бы мою отвез и помыл, – на свой забрызганный грязью внедорожник взгляд перевожу.
– Не знаю, не знаю, Максим Сергеевич, – эффектно флиртуя со мной, Маня плечами покачивает. – Сама зашиваюсь.
Бросаю взгляд на часы: начало шестого.
– Мань, короче, детей вместе к твоим везем?
– А ты все купил?
– Естественно. Все купил. Все, что ты сказала взять, взял, – предупреждаю все ее вопросы.
– Блин, мне же надо машину поставить.
– Так давай у твоих и оставим. Смысл сейчас в другой конец города ехать? Пока туда-сюда, темно станет. А нам еще пилить сто двадцать километров.
– Да. Давай. Так и сделаем. Всё. Поехали. Саш, садись! – торопит дочку.
Чтобы не терять времени даром и не возиться с креслами, везу Никиту в своей машине. Саша едет с Маней. Возле дома тещи с тестем все выгружаемся, я детские вещи достаю из багажника, Сашин кофр, школьный рюкзак и рюкзак с игрушками сына.
В прихожей нас теща встречает. Маня, раздевая Никитку, раздает матери ЦУ.
– Ой, Маш, не переживайте! Езжайте спокойно, – тормозит ее мама. – Держи, Максим, – вручает мне увесистую термосумку. – Тут все готовое. Оба с работы, голодные. А это приедете и покушаете сразу.
– Спасибо вам большое, – с благодарностью киваю теще.
– Мам, ну зачем ты беспокоилась? – ворча, Маня ее в щеку целует. – Спасибо. – И дальше для дочери с сыном инструктаж проводит: – Бабушку с дедом слушайтесь. Саш, в телефоне не сидеть до ночи. Вечером позвоним.
– Там же связи нет, – с довольным видом напоминает та.
– Мы найдем, не переживай.
Заговорщицки переглядываемся с женой. О том, что есть оператор, который ловит в нашем загородном доме, Саше никто сообщать не торопится.
На даче у нас действует негласное правило – никаких телефонов. И касается оно и взрослых, и детей.
Мы до этой осени всегда их с собой брали за город. Никитка маленький еще был. Но в этот раз решили с Маней вспомнить молодость.
Наобнимавшись с сыном и дочерью на два дня вперед, выходим на улицу. Я быстро давление в шинах проверяю, и трогаемся.
– Мась, может, зря мы эти выходные устроили, а? Меня прям совесть мучает, что мы детей сбагрили, – жалуется жена, едва мы за город выезжаем.
– А меня нет, – сообщаю без всяких угрызений.
– Правда?
– Вообще нет, – с большей уверенностью повторяю. – Они и так выходные проводят часто то у моих, то у твоих. И родителям только в радость, сама же знаешь. Разница лишь в том, что нас на этот раз в городе не будет.
– Ну да… – соглашается Маня.
– Мань, всё, – по ноге ее хлопаю. – Родители рады. Дети довольны. Все на связи. Выдыхай. Ты же так мечтала поехать вдвоем. Ну-у… – тормошу за коленку, чтобы уже перестала загоняться.
– Всё, – жена берет мою кисть и располагает между ладонями. Шумный вздох, она сжимает меня и бодро отбивает: – Выдохнула. Вези меня в Лебединое!
– Другой разговор.
Пока едем, оба сходимся на том, что ужасно проголодались.
Маня с заднего термосумку достает.
– Будешь беляшик? – шелестит чем-то.
Учуяв запах еды, измученно выдыхаю.
– У меня руки грязные.
– У меня тоже. Пять сек. Где-то салфетки были антибактериальные.
Вытираем руки, пробуем и синхронно стонем от удовольствия:
– Мм-м…
– Скажи? Да? Почему у меня тесто, как у мамы, не получается? – сокрушается жена. – По ее рецепту же делаю, а все равно не то.
– У тебя тоже все вкусно, – заверяю ее, заталкивая в рот больше половины.
– Еще будешь?
– А-ай, – в смысле «давай».
– О, тут еще куриные котлеты. Пюрешка. Еще салатик какой-то, – Маня инспектирует содержимое термосумки. – Дай маме Бог здоровья.
– Это да, – говорю с набитым ртом. – Но мы сейчас наедимся, и кто потом мясо будет есть?
– Мась, тебя прёт по темноте мясо жарить? Завтра еще целый день. А сегодня я хочу в баню.
– Будет тебе баня, – обещаю.
В пути проводим чуть больше часа.
Приехав в деревню, переодеваюсь и включаю насос, воду из колодца в баню набираю и закладываю первую топку.
Топить печь в доме необходимости давно нет.
После ухода из жизни дяди Миши дом в Лебедином перешел полностью под нашу ответственность. Мы с тестем все тут переделали – от полов до крыши. Газ провели, подвели в дом воду и сделали стечную.
Летом мы тут по паре недель стабильно с детьми проводим и на выходные приезжаем, поэтому комфортное пребывание жене и детям я обеспечил в первую очередь. Внутри тоже ремонт был грандиозный: стены обшили, поменяли окна, сломали старую печь, а вместо нее нам сложили новую – по типу камина.
В Лебединое в холодное время года с детьми редко выбираемся, в основном – на зимних каникулах на пару дней, но в доме поддерживаем оптимальные плюс двадцать. На зиму не отключаем ничего. Стоит экоконтроль. А в телефоне у меня есть специальное приложение, чтобы следить за котлом.
Ну и куда же без отзывчивых соседей?
Бывает, и автомат вырубает. На этот случай у Утешевых есть ключ от нашего дома. Хорошие люди. Никогда не откажут, зайдут, включат, всё проверят.
Сегодня слякотно, но довольно тепло. Через два часа осенняя баня уже готова, и я зову жену.
– Что ты опять вздыхаешь, женщина моей мечты? – замечаю, как высоко поднимается ее грудь на очередном тягчайшем вдохе.
– Да вот думаю, наверное, зря я Сашку к себе забрала после декрета. Надо было у Оли оставить. Пусть бы она ее и дальше учила. А дома бы занимались, – жена сомневается, что приняла правильное решение.
– Да? И дома бы ты все равно ее на свой монастырь переучивала. Нет. Ей бы сложнее было только. В школе один педагог, дома – другой. Ольга, не в обиду ей, очень мягкая, как педагог. А ты спуску никому не даешь. И посмотри, какие у твоих учеников результаты.
– Я тиран. Родную дочь истязаю, – кривит губы разомлевшая Маня.
– Ты не тиран. Просто ты желаешь ей успеха, – подчеркиваю. – Я, что ли, нет?
– Да, но ты ее хвалишь, а я ей вечно говорю, что и где не так, – и снова вздыхает.
– Да. У тебя работа такая. Мы ей объясняем, и Саня это понимает. – Веду ладонью по влажной спине своей женщины. – Мань, не грузись. Ну, да, ты не просто мама для нее, еще и учитель. Но как к матери, какие у тебя к себе претензии?
– Я Никитке пижаму не положила! – резко вскидывает голову.
– Ну все, за тобой уже ювеналы едут, – по приколу толкаю ее собой.
– Да я серьезно. Забыла! Утром как сложила, так и оставила в детской.
– Поспит в трусах. Он же мужик. Что с днем рождения решила? – на более актуальном сосредотачиваюсь. – Дома или что?
– Не знаю.
– Мань, ну уже надо знать. Время поджимает.
– Давай мы, как в том году? – косится и ресницами часто хлопает как всегда, когда просит о чем-то.
В прошлом году мы вдвоем в ресторане посидели, а с родными просто попили чай.
– Так не получится. У тебя юбилей. Не отвертеться. Родители, родственники – все жаждут поздравить, – объясняю всю важность события. Иногда, как сейчас, как с ребенком с ней говорю. – Поэтому я и спрашиваю, что будем делать? Ты кого-то еще звать будешь?
– Ну Олю и Настю с мужьями, – своих коллег-подруг имеет в виду. – Мы же у них у всех были.
– Та-ак? – хватаю быка за рога.
– Веру… – Сестру мою двоюродную добавляет. – А раз ее, то и тетю твою с дядей. И мою тетю… – и съезжает с темы: – Макс, отстань, а! Я подумаю об этом, но не сегодня. Если честно, я бы вот так хотела отпраздновать свои тридцать пять, – льнет ко мне всем телом. – С тобой. Но, оказывается, что взрослый человек в день рождения себе не принадлежит, – делает неутешительный вывод.
– Ну что поделать, Мань? Все тебя любят, уважают. Потерпи, – уговариваю свою девочку. – А сюда мы с тобой и так приедем. На выходные. На каникулы.
– Ладно. Раз ты говоришь, будем праздновать юбилей по всем правилам, – соглашается с моими доводами и зевает.
– Эй, не спи, женщина, – тормошу ее за плечо. – У меня на тебя планы.
– Давай утром? Я тебе что хочешь сделаю, – сонно потягивается и дразнит меня своим обнаженным влажным телом.
– Ну Мань… – за грудь ее горячую хватаю. – Я хочу сегодня и утром, – тянусь, чтобы поцеловать.
Лениво сосемся. Целую жену и машинально ебу горячий воздух, двигая бедрами. Но по итогу моих телодвижений получаю:
– Я сейчас реально усну… Даже мыться лень… Неделя сумасшедшая какая-то…
Сам вижу, что Маня моя совсем выбилась из сил. Видно, снова села ее солнечная батарейка. Говорю, чтобы мылась уже и шла отдыхать. Сам в бане еще около часа торчу, несколько раз парюсь, весь свой банный церемониал соблюдаю.
Когда домой захожу, Маня уже спит, свернувшись калачиком в спальне на кровати. Накрываю ее одеялом. Беру телефон, недолго читаю новости и сам тоже довольно скоро вырубаюсь после напряженного дня.
Утром раньше жены просыпаюсь.
Саша уже в сети.
Чтобы не будить Маню, во двор выхожу и звоню нашему жаворонку, потом с сыном и тещей общаюсь.
Маня показывается из спальни через полчаса – с гнездом на голове, очаровательно-сонная и такая домашняя в своем желтом банном халате, в котором вчера и уснула.
– Сколько время? Не видел мой телефон?
– Десять. Теще позвонил. Сане позвонил. Все под контролем. Завтракают, – рапортую, зная, что она дальше спросит.
– Прости, Мась, – опустив голову, виновато протягивает. – Испортила нам вчера вечер.
Подойдя к жене, обнимаю ее и целую за ухом, потому что, пока зубы не почистит, Маня фиг даст себя в губы целовать.
– Перестань. Мы же отдыхать приехали, – выдыхаю ей в шею. – Выспалась?
– У меня даже слюни текли, – сознается, положив голову мне на плечо.
– Я наблюдал, – подкалываю.
– Мась, я голодная.
– Иди умывайся. Сварю кофе.
Послушно кивнув, Маня идет выполнять утренний туалет. А за завтраком снова вздыхает:
– Ну вот. Мы с тобой, как пенсы, Мась. Сбежали из города, чтобы спать.
– Это кто тут пенс, а? – смеюсь.
– Я, походу.
– Ты просто устала. У тебя дебильный график, реально. Я бы давно психанул. Ты даже в воскресенье почти не отдыхаешь.
– Ну если такое расписание, – пожимает плечами. – А на следующей неделе с Челябинск ехать, – про конкурс, куда поедет Саня и еще два ученика напоминает.
– Сам вас отвезу.
– Хорошо, – сделав глоток кофе, кивает. – Можно было на «Ласточке», но с детьми и с инструментами мотаться через весь город…
– Сказал же, что отвезу, – даю понять, что дело решенное.
– Хорошо, что воскресенье, и ты свободен.
– Я бы тебя в такую даль одну не пустил за рулем.
– Я знаю.
После завтрака Маня детям звонит, потом наводит порядок, и мы в лес собираемся.
– Какой запах, Максим! Ты слышишь? Как же тут хорошо осенью! – с детским восторгом сообщает.
Мы выходим на тропинку, ведущую к лесу, через заднюю калитку со стороны огорода, где летом тесть с тещей выращивают овощи.
– В Лебедином все сезоны хороши, – обняв жену, теснее к себе прижимаю. – Уникальное место. Его бы в ЮНЕСКО.
– Согласна.
– Хочу беседку летом во дворе поставить. И мангал новый заказать, – откатываюсь к более насущным вещам.
– Опять стройка, – в голос стонет Маня и разражается пылкой тирадой: – У тебя каждое лето грандиозные планы! Я еду сюда, чтобы слушать пастораль, звуки деревенской жизни! Как петух кукарекает. Как сверчки поют. Как жужжат пчелы. Как табун вечером возвращается… А ты, блин, со своим лобзиком и пилой вечно насилуешь мои нежные уши!
– Хочешь деревенской жизни, давай я тебе корову куплю? Или пчел разведем.
– Пчел я боюсь. А говядину, Максим Сергеевич, будьте любезны, только в виде стейка.
– Сейчас погуляем и будет тебе стейк.
Нагулявшись в лесу и надышавшись терпкими осенними ароматами, возвращаемся домой. И я признаюсь жене, что без детей, оказывается, отдых какой-то странный… Будто чего-то не хватает… И даже скучно, что ли. Маня говорит, что чувствует то же самое.
Но к вечеру, когда мы с ней уже выпили вина и занялись любовью – долго, медленно и со вкусом, оба сходимся во мнении, что иногда выходные без детей – все-таки тема.
Ведь когда еще я могу попросить мою прекрасную талантливую супругу сыграть для меня в одиннадцатом часу вечера?
– Сыграю для мужа, конечно… – улыбается в ответ на мою просьбу. – Но если я себе прищемлю соски, – смеется, когда аккордеон ей на бедра опускаю, – я тебя им укокошу.
– Нет. Не укокошишь. Ты слишком нас любишь.
– Ну так-то да.
Абсолютно обнаженная Маня играет для меня вальс. Тот самый, под который мы на свадьбе танцевали наш первый танец.
– Мань, ты… как обычно… До мурах, – делюсь с ней своими ощущениями, едва смолкают последние ноты. – Иногда думаю, что сильнее, как в этот раз уже не будет. И каждый раз ты меня покоряешь.
– Это же Таривердиев и тихое сияние его гения, – как всегда, скромничает любимая.
– Это твое сияние, Мань, – вспоминаю, как надо дышать. – Ты это… Всегда – ты.
