Текст книги "Проще, чем кажется (СИ)"

Автор книги: Юлия Устинова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 11 страниц)

8

На Макса вид снизу просто шикарный открывается: красивое сильное тело, темная растительность на груди и в паху, мощные бедра, тоже покрытые изрядным количеством темных волос.

И теперь я знаю наверняка, что общего у конкретно этого мужчины и обезьяны: шерсть. Шесть букв. Подходит!

Откуда я это знаю?

Так на нас же не осталось и нитки одежды.

Я голая. Макс голый – между моих разведенных ног располагается. Подо мной чудовищно колючее одеяло впивается в горящие огнем после Потаповской экзекуции ягодицы.

– Не передумала?

– Не передумала – что?

– Отдаться мне?

Водя обнаженной головкой по моей выставленной напоказ промежности, Максим удерживает нас обоих у стартовой линии. От его взгляда, обращенного туда же, меня хлеще прежнего в жар бросает.

– А ты не передумал?

Ответом служит стремительное и глубокое проникновение. Макс всаживает член с таким лихорадочным рвением, что я впервые столь явственно ощущаю, где у меня матка находится. Сопровождаю это событие громким писком и не могу не прокомментировать:

– Не знала, что он у тебя такой длинный…

Макс развязно усмехается, однако спрашивает, чуть ослабив натиск.

– Нормально?

– Нет, – головой мотаю, поглощенная эффектом первого нашего яркого контакта. Не нормально – аномально необычно и болезненно сладко. – Ты меня девственности лишил где-то там еще. Посмотри, кровь не идет, – отражаю с чуть запоздалой отрешенной усмешкой.

– Думаешь, у меня упадет из-за твоей болтовни, да? – смеясь, Макс снова врывается в меня, здороваясь с маткой.

Только между нами столько влаги, что кроме острого удовольствия его дерзкое вторжение у меня больше ничего не вызывает.

– А что… может? – сиплю и задыхаюсь.

– Тихо… – Макс грозно шикает.

Подхватывает под ягодицы и отводит мое бедро, толкая под него свое пушистое, смотрит, как член медленно проникает в меня по самое основание и, наконец, глаза закатывает, сексуальным движением уводя подбородок вверх.

Я вижу, как ему хорошо, и это понимание кратно увеличивает и мое собственное желание.

– Тихо… В темноте… И под одеялом… Извини, не знала, как ты любишь, – дразню Макса уже из последних сил. – Свет выключи, если стесняешься.

К порядку Максим призывает меня самым примитивным способом – затыкает рот своим. Жестко целует и плавно трахает. Грубо терзает губы. Бедрами же беспрецедентно-нежные движения выписывает.

Duramente.

Dolce. Teneramente.

А всё вместе – affettuoso.

На очередном такте у меня глаза сами собой закрываются. Так это фантастически здорово ощущается.

– Ну что там по длине, дразнилка? – мне прилетает саркастическая ответочка.

Её Макс сопровождает тем, что облизывает пальцы и накрывает ими клитор, принимаясь ласкать его. Не в состоянии и слова произнести, я много-много раз киваю, прикусив губу. И Макса полностью устраивает моя немая покорность. Крепче перехватив за бедро и опустив ладонь на грудь, он начинает методично трахать меня.

Трахать начинает. Макс. Меня.

И столь невероятное сочетание слов и их смыслов лишь подстегивает мое наслаждение.

Макс меня трахает. Ниже падать некуда. Но и выше не взлететь. Я парю на максимально допустимой высоте.

Я снова пьяная. Пьянее, чем когда-либо. Или даже свихнувшаяся. Да… Поехавшая – точно!

Иначе, как такое могло произойти, что я и Макс занимаемся грязным примитивным сексом на старом диване в доме из моих детских воспоминаний.

– Ты что-то притихла, Ма-ань? – хрипит Макс между громкими вздохами спустя впечатляющий своей продолжительностью отрезок времени.

Я снова скулю – раздраженно и глухо. Глаза зажмурены. Во рту сухо. Все мышцы в напряжении. Плавлюсь. Потом обливаюсь. Хнычу и задыхаюсь. Уже во всю оргазм нагоняю, а он лезет.

Хорошо ли мне? Да это просто полнейший тре бьен, мадам и месье. Это кайф в чистом виде. Это так… сладко… так остро, красочно и сильно, что даже не поддается детальной раскладке. Кукожит всю и трясет… Сворачивает низ живота, и я вылетаю за границу реальности.

Возвращаюсь в этот бренный мир только, когда Макс уже расстреливает мне живот своим горячим семенем, покрывая его длинными струями и помогая себе рукой.

Снова зажмуриваюсь – так сюрреалистично все это выглядит.

– Ничё ты быстрая, – слышу будто издали его пошлый комплимент.

Отвесив его, Макс шлепает меня по бедру, чтобы подвинулась, и падает рядом.

Он пыхтит на всю комнату. Я тоже еле дышу. Тело стынет от обилия выступившей из пор влаги.

Осторожно открываю глаза.

Надо мной все тот же прокопченный низенький потолок, пересеченный косицей электропроводки. Голову направо поворачиваю. Грудь Потапова критически часто опускается и поднимается. Вижу, как он облизывает губы свои сухие.

– Ма-ань… – сладчайшим сиплым тоном зовет меня и на бок поворачивается, попутно обнимая.

Да сам же ладонью в свою сперму вписывается.

– О, блин… – размазывает все это добро по мне. Ну спасибо. – Тебя надо чем-то вытереть…

– Салфетки… на буфете, – еле языком шевелю.

– Да… Щас… Пять сек… – бормочет он, глотая воздух. – Вспоминаю, как ходить.

Сам улыбается – весь красный и довольный. За ногу меня сотрясает, снова облизывается и вскоре вспоминает, как ходить. Приносит мне влажные салфетки.

Я молча вытираюсь и хватаю первое, что под руку попадается – стариковскую рубашку. Закутываюсь в нее и волосы торчащие поправляю.

– Мань, все… нормально? – осторожно спрашивает Макс, наблюдая за мной.

– Супер… – роняю, окинув взглядом его вытянутое на диване тело.

– Точно?

– Да. Все круто.

Схватив носки, направляюсь к двери и на ходу их надеваю – оба, разные.

– Ты куда?

– До ветру схожу, – шутливо сообщаю, толкая ноги в большие-большие валенки, которые делают меня похожей на астронавта.

– Оденься! – слышу окрик Макса, когда дверь толкаю.

Снаружи холодно, как в космосе. Темно и тихо. Только снег скрипит под ногами.

После похода в деревенский ватерклозет в минус пятьдесят (по ощущениям) я возвращаюсь в избу – дрожащая и с ног до головы покрытая «гусиной» кожей.

Беспощадно хочется в душ. Прямо люто!

О, душ! Горячий, расслабляющий и долгий!

А ещё лучше в горячей ванне бы поваляться. Однако из удобств у меня только рукомойник, старая раковина под ним, а ещё ниже, в шкафчике – ведро – пращур современной канализации.

Укрывшись за шторкой, я кое-как намываю стратегически важные места и живот, наспех вытираюсь и кутаюсь в дядину рубашку, от которой пахнет так же, как и от меня – Максом и сексом.

Я переспала с Потаповым.

Макс меня трахал.

Он кончил мне на живот. Вот.

Рифмуя мысли, смотрю в зеркало, оценивая свой катастрофически блядский видок. Если существует в мире более эпичный срам, коим могло завершиться мое тридцатое декабря, дайте знать. Потому что я даже не представляю.

– Я спать, – нарочито бодро объявляю, покинув свое укрытие.

Макс даже отреагировать не успевает, как я, прошмыгнув мимо него, скрываюсь в маленькой спаленке за белой двустворчатой дверцей. Где даже свет не включаю и, торопливо скинув валенки, залезаю на ватное одеяло и под два таких же – тяжелых и холодных, – ныряю с головой, и трясусь, пока в какой-то момент не замираю.

По близкому скрипу половиц понимаю, что у двери топчется Потапов.

– Маша? – вежливо стучит три раза.

Я не отвечаю, продолжая лежать под тонной ваты тварью дрожащей.

– Мань, я войду? – спрашивает Макс, прежде чем распахнуть скрипучую створку. – Маш? – зовет требовательнее. – Маша, я знаю, что ты не спишь, – нетерпеливо добавляет. И я вдруг замечаю одну очень любопытную деталь. Спустя столько лет, но вот замечаю: обращение «Маня» Максим использует в одних случаях, а «Маша» – это для другого. Для чего-то серьезного, непростого, обстоятельного. – Маш, выйди, а? Поговорим. – Убеждает меня в моей догадке. А я сейчас к такому не готова. Мне можно немного подумать? А? Я же все-таки девочка. Девочка, которая дала своему лучшему другу. Дала, как никогда никому не давала. Дала просто, как… последняя… Не знаю, сколько он так стоит, ожидая моей хоть какой бы то ни было реакции на свои призывы, пока не произносит: – Ладно. Извини. За… всё. Видимо… Спокойной ночи.

*То, что на итальянском ранее, здесь и далее – Маня использует музыкальные термины.

В предыдущей главе:

Prestissimo – предельно быстрый темп.

В этой:

Duramente – «жестко».

Dolcе, teneramente – «нежно», «ласково».

Affettuoso – «очень нежно, мягко, томно, страстно, порывисто».

9

Спокойной ночи.

Ну-ну. Веки дрожат от переизбытка эмоций. Внутри все словно пружиной стянуто.

Как спать-то теперь? Как уснуть? Как перестать думать?

И почему он извинился? За что? Ему же понравилось?

Я не знаю… Я больше вообще ничего не знаю и всерьез думаю, что точно не усну сегодня, однако этот длинный странный день в какой-то момент неожиданно заканчивается.

Когда открываю глаза в следующий раз, то первое, что чувствую – нечеловеческий холод. Мой посиневший нос фиксирует температурный рекорд. Голова и раскрытые плечи до ломоты остыли. В надежде согреться ухожу с головой под одеяло и слышу, как скрипит дверь.

– Мань, в эту сторону перебирайся, – глухой голос Макса доносится.

– Что такое? – открыв лицо, различаю в освещенном дверном проеме его фигуру. – Почему так холодно⁈

Наклонившись, от подныривает под низкой притолокой, чтобы заглянуть в остывшую спальню и сообщить:

– Да я одну штуку забыл задвинуть на печке. Заслонку. Весь жар в трубу ушел. Уже затопил. Потерпи. Давай сюда, тут еще более-менее.

Я закутываюсь в одеяло и сонно бреду в соседнюю комнату, где сразу же валюсь на диван.

Свет горит только в кухонной зоне. В основной части помещения царит уютный полумрак, зато печь хорошо освещена.

Макс еще одеяло приносит и накрывает меня.

– Сколько сейчас? – даже, примерно, не представляю, который час.

– Полшестого, – отзывается Максим, чем-то шебурша возле печки. – Рано еще.

А я, представляете, выспалась. Что, в общем-то, неудивительно, учитывая, детское время моего отхода ко сну.

Со смеженными веками наблюдаю, как Потапов садится на корточки и открывает дверцу в печи, чтобы добавить пару поленьев. После чего поднимается и, прислонившись плечом к стене, стоит так довольно долго.

Его длинные ноги и торс хорошо вижу, а вот лицо скрыто в тени.

Гадаю, смотрит ли он на меня, пока сама пялюсь на него исподтишка.

– Чё ты там встал над душой? – первой не выдерживаю.

Приткнувшись спиной в диван, освобождаю для Максима большую часть спального места и, заметив это, он отзывается:

– Я сейчас… Пойду еще дрова принесу.

С улицы он возвращается таким холодным, что мы дрожим втроем: я, Потапов и диван. Последний, бедолага, в неразложенном состоянии настолько узок, что я не без удовольствия вписываюсь лицом Максу в грудь.

Оба ненадолго затихаем, пока я не нащупываю его скукоженные холодные кисти и накрываю своими с обеих сторон.

– Замерз как суслик.

– А ты согрелась хоть? – освободив ладонь, Макс обнимает меня и крепче к себе притягивает за голое бедро.

– Угу… – причем моментально – стоило ему только лечь рядом.

Ведь на мне, кроме рубашки, ничего нет. И Потапов явно в курсе ситуации. Делаю вывод исходя из того факта, как целомудренно он оттягивает рубашку вниз и перемещает руку на поясницу.

Тотальный рыцарь. Абсолютный джентльмен. Почетный член клуба «Воспитанные парни».

Я, разумеется, теперь в курсе, что у Макса наряду с благонравием существует и другая сторона – распутная и чувственная. Однако все, что он себе позволяет сейчас, так это держать меня за талию и пальцы наши переплести в очень неудобной для него позе.

– Спи, Мань.

И еще в макушку меня целует.

– Сделай, пожалуйста, так, чтобы я проснулась, – хрипло бормочу ему в футболку. – В принципе. Не хочу замерзнуть тут насмерть.

– Спи, спи, – шепчет ласково и дает обещание, от которого у меня вдруг сердце гробиком переворачивается: – Я больше никогда не дам тебе замерзнуть.

В это невозможно поверить, но парень из моих девичьих грез звучит так, словно дает мне священную клятву. То ли спросонья, то ли почему еще, но я именно так его негромкие слова воспринимаю. И все жду, надеюсь, что его руки оживут, наберутся наглости, и Максим прикоснется ко мне так, чтобы я снова почувствовала себя желанной.

Только, наверное, он в тихом шоке от такой Маши. Свое, как мужчина, Потапов получил, про меня не забыл, на что мне жаловаться, верно? Я и не собираюсь.

Все это что-то явно из теории «Черного лебедя». Я осталась без работы, без крыши над головой… И вот мы тут… Лежим в одной постели.

С этой сенсационной мыслью я долго лежу, нежась в объятиях лучшего друга, пока, сморенная теплом и его равномерным дыханием, опять не засыпаю.

Мое очередное пробуждение снова полно сюрпризов.

Во-первых, я совсем не чувствую холода. Не чувствую до такой степени, что с удивлением обнаруживаю себя раскрытой. Простите, пожалуйста, но у меня торчит кусочек голой попы. И это первое, от чего я подрываюсь, спешно оттягивая рубашку, ведь в кресле сидит Макс и смотрит телек в беззвучном режиме. То есть, как вы понимаете, наблюдать за кусочком моей худосочной задницы ему тоже ничего не мешало.

Во-вторых… Я уже не помню, что «во-вторых», потому что Макс замечает, что я проснулась и нежно произносит:

– Доброе утро.

Еще и улыбается так, что я краснею – так это обольстительно. Твою мать.

– Почему так жарко? – машу ладонями себе на лицо, списывая красные щеки на температуру воздуха в помещении.

– Тебе не угодишь, – усмехнувшись, Макс поднимается из кресла и перемещается ко мне – свежий, бодрый, красивый – бесит просто. – Как спалось?

– Хорошо, – стараюсь не дышать на него с утра. – Где Вуся?

– Да вон сидит, – Максим на ворох одеял в другом кресле кивает, где я натыкаюсь на придирчивый взгляд моего питомца. Думаю, если бы кошки умели говорить, то Вуся бы мне сказал пару ласковых по поводу вчерашнего. – Покушала, погадила, поспала. Хорошая девочка… – вкрадчиво проговаривает Потапов, проводя ладонью по моему бедру, вверх, под самый край рубашки забирается.

В первую очередь реагируют мои осязательные рецепторы – так это приятно, потом голос его – низкий, мягкий, сексуальный, – сбивает, и только после я допираю, что он сказал.

– Чего?

– Я про кошку, – улыбается Максим, видимо, кайфуя от того, что видит на моем лице. – Про кошку я. Спокойно, Мань.

– Он – кот, – возражаю уже по традиции. – У него просто яички не опустились, – мелю что попало.

– Кто сказал?

– Я в Интернете читала. – Рука Потапова все еще курсирует по моей филейной части, что я и комментирую: – А это что, харассмент, Максим Сергеевич?

– Мань, вот ты как сказанешь что-нибудь вечно, хоть стой, хоть падай, – прыскает смехом Макс, однако руку убирает. Все веселье вмиг улетучивается, а невысказанное между нами ощутимо давит на нервы тяжелым осадком. Усевшись, я закрываюсь полами рубашки, провожу пальцами по коротким, сбившимся в жесткие прядки волосам, которые не мешало бы помыть. – Маш, что не так? Объясни? – Макс первым на разговор решается.

– Да все нормально, – в глаза ему смотреть не смею.

– Нет, – он головой упрямо качает. – Это вчера все было нормально. Даже отлично. Просто потрясно. А потом ты загасилась от меня. И сегодня мне уже категорически нельзя к тебе прикоснуться? – раскидывает ситуацию несколькими конкретными фразами.

– Можно… Наверное… Если хочешь. Прикасайся… – отвечаю невпопад. – Я просто не знаю, что тебе сказать, – растопыренной ладонью лоб закрываю.

– Жалеешь, Маш? Сильно?

– Нет. Просто… Все… Как-то… Слишком… Ту мач… Я и ты… Не ожидал, да? – прищуриваюсь, все же решившись взглянуть на Макса.

Боюсь предположить, о чем он думает. В своих-то посткоитальных переживаниях разобраться сложно.

– Даже в самой влажной фантазии такого не представлял, – сообщает Макс, выводя на лице мечтательную улыбку, которая сразу же гаснет. – А ты от меня… что… я… ожидала?

– Что ты захочешь мне вдуть? – нарочно все опошляю – мне так легче, что ли. – Нет. Не ожидала. Думала, что в этом смысле я тебя не интересую.

– Ты заблуждалась, – подхватывает Максим.

– Очевидно… что… – глаза шире распахиваю и киваю, – да.

– И что теперь?

От его вопроса у меня в висках стучать начинает.

– Без понятия.

– Нам же хорошо было, Маш. Ну? – Макс прочищает горло, глядя на меня с особой осторожностью. – Мы ведь с тобой взрослые люди. Да блин, что мы такого сделали-то?

– И правда… – Нервно посмеиваюсь и пристыженно жмурюсь. – С кем не бывает… Действительно.

– Мань, представь себе, я тоже очень растерян, – с самым серьезным видом произносит Потапов. – Но я ни о чем жалею… Наоборот…

– Ты растерян? – переспрашиваю.

– А как ты думаешь? Ты же… Ты же не просто какая-то случайная девушка, с которой у меня был умопомрачительный секс. Ты – это… ты, – заканчивает после волнующей паузы.

– Умопомрачительный? – вслух смакую его признание.

– Вне всяких сомнений, – подтверждает Макс. – Лучший в моей жизни.

– Не ври. – Вижу, что не врет.

– Поверь. – Конечно, верю.

Смысл ему врать или льстить мне? Такие вещи без слов понятны – Потапова потянуло на экзотику в моем лице, и я не оплошала.

– И ты не считаешь меня потаскушкой?

– Нет. Потаскушкой – нет, – нагло ухмыляется он. – Всего лишь развратной и похотливой.

– И бесстыжей? – бросаю вдогонку.

– И бесстыжей, – кивает.

– Ты меня все еще уважаешь? – самое главное хочу выяснить.

– Секс – никак не про уважение, Мань, и на мое отношение к тебе никак не влияет.

– И… я по-прежнему твоя братишка? – спешу уточнить.

– Братишка, Мань, еще какая.

У него так легко выходит обо всем говорить. А я вот не уверена, что наш жаркий перепих не будет иметь последствий.

– Ма-акс, я не хочу испортить всё, – о чем ему и сообщаю. – Нашу дружбу… Только не это. Я не могу тебя потерять.

– Ты меня не потеряешь, – с нажимом убеждает.

– Я всегда всех теряю. Ну или они сами теряются. Я же Маша – растеряша, – безрадостно улыбаюсь.

– Я не потеряюсь, Маш, – он тянет ко мне правую руку и обхватывает остро торчащую коленку. – Что бы между нами ни было.

Разглядываю длинные пальцы Макса, представляя, как однажды на его безымянном увижу обручальное.

– Даже когда женишься и детей заведешь? – Хочу посмотреть на эту святую женщину, которая одобрит наше «что бы то ни было». – Почему ты, кстати, до сих пор, как дурак, без жены? – накрываю его руку своей и призываю к ответу очень требовательным взглядом.

– А сама почему не замужем? – отбивает Максим тут же.

– Да меня не звали как-то, – говорю, как есть.

– А так пошла бы, если бы позвали?

Встряхиваю головой. Это все реально ту мач для одного утра.

– Ой… всё… Проехали, – сняв с себя его ладонь, удерживаю рубашку и поднимаюсь. – Хочу кофе! – громко сообщаю, направляясь к умывальнику.

– Мы же не купили, – напоминает Макс, когда за шторкой скрываюсь.

– Ты чистил зубы моей щеткой? – предъявляю Потапову, выглянув из-за нее.

– Извини. Другой не было. Я тебе новую куплю, – обещает Максим.

Я провожу пальцем по влажной щетине, наваливаю двойную порцию зубной пасты и толкаю в рот.

Чистил и чистил. Что теперь, убить его за это, что ли? Тем более мы с ним вчера какими только биологическими жидкостями не обменялись…

Фак… Фак… Мрак.

Еще и кофе нет. Как в себя теперь прийти, не имея батарейки для мозга?

Ни туалета, ни душа, ни кофе.

– Поехали в город! – кричу Максу, сплюнув в раковину. – Прямо сейчас. Ещё день я тут не протяну!

– Протянешь. Баню затопим, – говорит некто голосом Потапова.

С перепачканным пастой ртом снова выглядываю из-за занавески.

– Кто ты такой и куда дел моего Макса? Макс не умеет топить бани.

И доводить меня до оргазма.

– Твой Макс быстро адаптируется, сама же говорила. Давай умывайся. Быстро перекусим и в магазин сгоняем. У нас даже хлеба нет. А я не могу без хлеба, у меня клаустрофобия без хлеба. И вообще… праздник же.

Услышав о планах, поспешно полощу рот и умываюсь.

– Ты что правда собрался встречать тут Новый год? – сложив руки на груди, перед Максом встаю.

– Правда. Давай останемся?

– Значит… ты решил продолжить наши мутки? – делаю вывод, крепче стискивая себя руками.

Теряюсь под его взглядом, как вчера, снова теряюсь, как дура последняя. К тому же Макс поднимается и надвигается на меня.

– Мутки? Это как?

Его ладони находят мою талию, прежде чем я ответить успеваю.

– Ну… – лениво усмехаюсь, дабы лишний раз не афишировать свое волнение. – Это когда людям клёво вместе, но нет всяких там дилемм, сложностей и ожиданий. Когда никто никому ничего не должен.

– И у нас мутки? – толкает Макс, когда я затихаю.

– У нас мутки. Не больше… чем…

– Уверена? – Макс смыкает ладони на крестце и ощутимо пахом в меня вписывается.

– Я знаю тебя. Я знаю себя. У нас мутки, Потапов, – бескомпромиссно повторяю, игнорируя его уже довольно внушительную эрекцию.

– Допустим… – кивает Макс с таким видом, словно хочет опротестовать мое заявление. И, честно говоря, у меня уже ушки на макушке, потому что я реально жду его возражений. Я хочу их услышать. Но Макс не тушуется больше. – Ладно. Да… – а внезапно соглашается. – Тогда, да, я очень хочу продолжить с тобой мутки, Маша.