Текст книги "Проще, чем кажется (СИ)"
Автор книги: Юлия Устинова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 11 страниц)
4
После сеней, куда через окна проникают лучи заходящего зимнего солнца, мы оказываемся в кромешной мгле.
В доме темно, хоть глаз выколи.
Я достаю телефон, активирую фонарик и пытаюсь отыскать выключатель. Первым его находит Макс. Щелкает. Но ничего не происходит.
– Электричества нет? – спрашиваю я в панике.
– Погоди, дай сюда, – Макс просит у меня телефон и, подняв его, направляет фонарь на стены.
Эврика, в поле зрения попадает электрический счетчик!
– О, да будет свет! – щурюсь, когда Макс переключает заветный тумблер.
Однако почти сразу под абажуром раздается какой-то треск, я даже ничего толком рассмотреть не успеваю, как комната снова погружается во мрак.
– Да будет свет, сказал электрик и перерезал провода, – шутит Макс, перемещаясь под абажур. Рост Потапова позволяет заглянуть внутрь, просто поднявшись на цыпочки. После чего он оповещает: – Лампочка перегорела.
– Может, есть новая? Надо в ящиках посмотреть.
– Давай сама, – он возвращает мне телефон. – Я в чужих домах по шкафам не шарю.
И, о, чудо, лампочка в наличии! На средней полке скрипучего буфета лежат целых четыре штуки, там же я нахожу несколько парафиновых свечек и упаковку со спичками.
Дядь Миша – молодец.
Даю себе задание позвонить ему, чтобы сообщить о приезде. Все-таки хозяин дома не папа, а его старший брат. Будет некрасиво, если тот узнает, что я была в Лебедином, а его не предупредила.
Наконец, свет снова вспыхивает, и я осматриваю дом.
Комнат здесь всего две: просторная кухня и крошечная спальня по ту сторону большой русской печи. Из мебели: буфет, круглый стол в проеме между окон, диван с двумя креслами, сервант, набитый посудой. В глаза бросается пустая божничка в «красном углу» – иконы переехали к дяде Мише вместе с бабушкой, когда та обезножила.
По причине того, что окна сейчас закрыты ставнями, в доме не очень уютно, но в целом, все почти так же, как и было при живой и здоровой бабушке.
– Ну как тебе? – спрашиваю Потапова, тоже тщательно изучающего интерьер.
– Холодно, Мань, – замечает он совершенно в тему.
У меня нос не покраснел уже, а посинел. Ведь в домике едва ли теплее, чем снаружи.
– Надо печку затопить, – я с опаской смотрю на это творение инженерной мысли.
И, пожалуй, только сейчас понимаю, куда попала.
– Где дрова найти, знаешь? – с готовностью подхватывает Макс.
– Где-то там, – киваю на темное окно, выходящее во двор.
– Ясно. И печь топить ты тоже не умеешь, – ворчит он, открыв дверцу печи и заглянув внутрь.
– А что там уметь? Положил дров, напихал бумаги и поджег. Делов-то. На крайний случай в Интернете гляну… – дабы не быть голословной, беру телефон.
Связи практически нет. Одна палка. Про Интернет молчу.
– У меня только «ешка» ловит, – сообщает Макс, исследовав значки на своем мобильном. – И воды, как я понимаю, в доме тоже нет, – мрачно констатирует.
– Блин, блин, блин! – по лбу себя стучу. – Я же хотела взять в магазине пару бутылей! Ну схожу до колонки.
– С ведрами? – прыская, уточняет Потапов.
– Да. И с коромыслом, – глаза закатываю.
– Ладно. Может, я на что сгожусь, – усмехается он. – Закутайся пока во что-нибудь. Пойду искать дрова.
Макс – настоящий добытчик, потому как вскоре он возвращается с огромной охапкой березовых поленьев. К этому времени я успеваю найти пестрое шерстяное одеяло и завернуться в него с головой.
– Повезло. В бане лежали наколотые.
Бросив дрова на обитый железом пятачок перед печкой, Максим опускается на корточки и принимается сдирать с поленьев бересту.
– Это дядь Миша, наверное, оставил. Он сюда каждое лето в отпуск приезжает, ремонтирует тут все, в порядок приводит. А так дом стоит пустой почти круглый год.
– Теперь ясно, почему сюда газ не провели, – имеет в виду, что дома на противоположной стороне улицы полностью газифицированы.
– Да, бабушку же давно парализовало. Отец далеко живет. Если бы не дядь Миша, тут бы уже все…
– Спички, Мань, не видела? – спрашивает Максим.
– Видела!
Я несусь к буфету за спичками, отдаю ему и с нарастающим изумлением наблюдаю, как Потапов разжигает огонь в печи.
– Эй, урбанист, где ты печку топить научился?
– Нигде. Даже костер ни разу сам не разводил, – признается тот, завороженно глядя на занимающееся пламя. – Надеюсь, существует какой-то эволюционный кеш, и у меня все получится, иначе мы тут оба окочуримся.
Я, почему-то, даже не сомневаюсь, что у Макса получится, при этом не могу отказать себе в удовольствии похихикать над ним:
– О, так это в тебе что-то на уровне ДНК взыграло?
Оглянувшись, Макс проводит по мне долгим взглядом, под которым я очень странно себя чувствую. Вопрос мой игнорирует и снова в печку заглядывает, оповещая:
– Кажется, разгорелось…
Прикрыв дверцу, он встает и, потеснив меня у стола, достает из пакета бутылку с кагором.
– Бокалы давай, греться будем, – покосившись, сдергивает в горлышка этикетку.
– Бокалы? – удивленно переспрашиваю, подходя к буфету. – Ты выпить решил? А как за руль сядешь?
Достаю два граненых стакана, нюхаю, дую внутрь каждого и, на всякий пожарный, протираю их вытянутым рукавом свитера.
– Сегодня не поеду уже.
Взяв бутылку, Максим довольно долго вращает ее через горлышко в одном направлении, потом всего несколько раз в другом, после чего ставит на стол и без всяких усилий вталкивает в бутылку пробку одним пальцем.
И, если бы он хотел произвести на меня впечатление, то у него бы это получилось.
– Подожди… – поднимаю взгляд на его лицо. – Как это… сегодня не поедешь? В смысле?
– В смысле, я тебя не брошу одну в этом деревенском квесте. Это не обсуждается.
Я ставлю стаканы на стол, поправляя рукав, и снова кутаюсь в одеяло, бормоча при этом:
– Я не беспомощная.
– Разумеется, нет, – проговаривает Макс, разливая крепленое. – Завтра вместе поедем, – протягивает мне стакан.
– Потапов, да что ты мной распоряжаешься? – принимаю напиток и принюхиваюсь к яркому аромату.
– Я не распоряжаюсь, я беспокоюсь, – снисходительно поправляет Макс. – Сегодня Сашкина годовщина, и тебе приспичило приехать сюда…
Он умолкает, но его острожный тон и опасливый взгляд говорят сами за себя. В печи все громче трещат дрова и гудеть начинает. В образовавшейся тишине я и спрашиваю:
– И? На что ты намекаешь? – хочу понять, что у него в голове.
– Да ни на что, Мань, – Максим с виноватым видом покручивает в пальцах стакан.
– Нет. Ты что-то же предполагаешь, – настырно смотрю на него. – Как и с деньгами… Опять сделал неутешительные выводы, да?
– Братан… – Улыбнувшись, Макс тянется, чтобы обнять мою завернутую в одеяло фигуру. – Мань, я ничего плохого про тебя не думаю. Веришь мне? – ощутимо прижимает меня к себе, обхватив ладонью за плечо. Я киваю. Конечно же я ему верю. – Вот и все. Давай для согрева.
Он тянет ко мне стакан, но я поспешно отвожу свой.
– Нет, не для согрева, – даю понять, что мы должны Сашку помянуть.
Макс кивает.
Не чокаясь, выпиваем все до дна. Я морщусь от крепости терпкого сладкого напитка. В горле и груди сразу теплее становится, чего не скажешь про ноги. Пальцев уже не чувствую.
И, заметив, как я пританцовываю, Потапов берет стул, ведет меня к печке, усаживает и пледом с дивна сверху оборачивает, как кулёму. А мне так холодно, что я уже хоть во что готова завернуться.
– Грейся. За печкой пригляди, чтобы не погасло. Если что, зови.
– А ты куда? – оглядываюсь на дверь, в направлении которой шагает Макс.
– Дрова рубить, – отвечает от так, словно это какое-то обычное для него занятие.
Минут через двадцать непосредственно возле печи становится ощутимо теплее. Щеки горят. Я снимаю с себя плед, доливаю в стакан вина – в таком виде и встречаю Потапова: окосевшая и краснолицая.
– Замерз? – обращаюсь к нему с полупьяной интонацией.
И ничего понять не могу. Макс же с мороза зашел, а на нем парка расстегнута, лицо тоже все красное.
Он бросает возле моих ног новую охапку поленьев и, тяжело дыша, сообщает:
– Ага, какой там… Мокрый, как мышь… Жесть. Как после тренажерки.
– Фитнес-клуб «Лебединое» к вашим услугам.
– Кроме вина попить ты вообще ничего не взяла, да?
– Ой… – отхлебываю из стакана.
– Ладно, я тогда за водой поехал. И кошку твою уже можно заносить, пока она мне салон не обгадила.
– Это кот. Он мужчина. Джентльмен. И он не гадит, – возмущенно отражаю, вставая со стула.
Поржав надо мной, Макс на большой пластиковый бидон указывает и взглядом просит, чтобы я проверила, что там:
– Вот это что за емкость?
Выполняю. Откручиваю синюю крышку и заглядываю внутрь.
Макароны. Сахар. Мука…
– Тут провизия какая-то.
– От мышей, наверное, убрали, – предполагает Макс и распоряжается: – Давай в шкаф пока уберем. С ведрами не прикол ходить. Сюда воду наберу.
Я пьяно киваю, и вместе мы довольно быстро освобождаем бидон. Пока Макс заворачивает крышку, обращаю внимание на его светлую парку, она вся в каких-то березовых ошметках.
– Ты куртку перепачкал, – подойдя, начинаю ее отряхивать. – Жалко. Новая же?
– Да брось, Мань.
– Нет, погоди.
Полная решимости я подхожу к вешалке у двери, снимаю с нее более подходящую случаю верхнюю одежду и протягиваю Потапову со словами:
– Оригинальный бренд. Ив-Сен Ватник. Зимняя коллекция.
– Шикардос, – смеется Макс, стягивая парку.
Облачившись в новое одеяние, вешает куртку на крючок и забирает бидон.
Я отхлебываю вино и смеюсь на всю избушку, представляя Потапова.
Черный крузак и фуфайка – забавная дисгармония. Но Максу все очень идет: и крузак, и фуфайка…
Только в честь чего я об этом думаю?
Потому что я уже поддатая. Да. Точно. Именно поэтому.
А еще мне жарко становится.
Избавляюсь от одеяла и из куколки превращаюсь… не, не в бабочку, увы… в пьяную муху. То ли доза вина какая-то сонная, то ли все дело в том, что я так быстро согрелась, но я еле шевелюсь, пока включаю холодильник, советский, раритетный, но работающий – «Юрюзань», куда закидываю часть продуктов. Потом, вооружившись, старым гусиным крылышком, выметаю к порогу снег, который Макс со двора натаскал, и даже отыскиваю за печкой две разноцветные дорожки. Половики стелю, затем вытираю влажными салфетками клеенку на столе и все остальные горизонтальные поверхности. И к очередному возвращению Макса успеваю прикончить еще четверть стакана.
После сладкого вина пить ужасно хочется, и я с жадностью выпиваю половину ковшика.
– Ледяная! А какая вкусная! – нахваливаю колодезную воду.
– Не пей много, заболеешь, – ругается Макс. А сам ковш забирает и допивает за мной. – Чайник ставь давай, – тяжело дыша, еще зачерпывает. – Я пойду ставни открою, а то у меня стремное ощущение, как в землянке сидим. Дышать темно.
Он снова уходит по делам, с которыми я, понятия не имею, как бы справилась сама, и чего бы мне это стоило – тоже не знаю.
Ведь Потапов один все переделал, а я только напилась. Хороша Маша.
Чтобы реабилитироваться, кипячу чайник, наливаю в умывальник за шторкой воду, Вусе туда же толчок ставлю. Посадив кота в лоток с напутствием сосредоточиться и подумать немного о бренном, мою руки и пару тарелок ополаскиваю. Куда потом нарезаю сыр и все остальное богатство раскладываю.
Вместе с половиками за печкой лежали валенки: большие и очень-очень большие.
Переобуваюсь в те, что поменьше, показываю Вусе, где корм, и оставляю его в покое – изучать наше новое временное жилище.
Тем временем, Макс впускает свет в последнее окно.
Без ставень в доме сразу светлее становится несмотря на вечерние сумерки.
Домой Максим с очередной партией поленьев приходит. Снимает фуфайку, шапку и, явно заметив, что я тут прибралась, разувается возле порога.
– Валенки надень, – показываю на те, куда меня целиком можно засунуть. – Ну или тапки. Пол ледяной, – подхожу, чтобы поставить перед Потаповым дядины тапочки.
– Спасибо, Мань, – улыбнувшись, он толкает ноги в тапки. – А где умыться можно? И есть, во что переодеться?
– Вот тут, – за цветную шторку его завожу. Пока Максим умывается, роюсь в шкафу, где отыскиваю полотенце, синюю полосатую футболку и байковую рубашку в клетку, какие деды носят.
Нюхаю. Вроде, все чистое.
– Бодрит, да? – заглядываю за шторку, где тихо матерится Потапов, умываясь ледяной водой. – Ой…
Смущенно замираю, увидев, что из одежды на нем только штаны.
– Не то слово, – надвигаясь, Макс зачем-то тянется ко мне. И я соображаю – за полотенцем. – Как заново родился.
– Вот… – попятившись, передаю ему одежду. – Это дядино… Все, что нашла.
– Годится… – покинув санузел, Макс натягивает футболку, рубашку надевает и садится за стол. – Чаем меня напоишь, хозяйка?
– Конечно, – толкаю в чашки два пакетика.
Спасибо дяде Мише – чай у нас есть.
– Что-то не похоже на деревенское угощение, – Макс подцепляет пальцами кусочек чеддера и салями, сворачивает и в рот закидывает.
– Ну так мы и не в обычной деревне, – замечаю, разливая кипяток. – До Парижа пятнадцать километров, – имею в виду название соседнего, более крупного населенного пункта.
– Да, я слышал про Париж. Там и башня, вроде, есть?
– Есть, – ставлю перед Максом чашку с чаем и сажусь по другую сторону стола. – В детстве папа нас возил. Копия Эйфелевой уменьшена в несколько раз, но все равно впечатляет.
– А откуда такое название у деревни?
– Париж? Ну так-то тут много европейских названий: Кассель, Варна, Арси, Фершампенуаз… А бабушкина сестра, баб Люба, жила в деревушке с названием Требия.
– Требия? А это что такое?
Поднимаюсь, чтобы достать из шкафа коробочку с рафинадом, попутно пускаясь в объяснения:
– Предки местных жителей были татарами-казаками. Они же – нагайбаки – очень интересный народ. Только в наших краях проживает. Родной язык у них татарский, но при этом они православные. И вот эти казаки все войны прошли, включая войну с Наполеоном. Оттуда топонимы. А Требия от французского «très bien» пошло.
– Я не знал. Любопытно, – удивляется Макс, делая себе очередной бутерброд с крекером, беконом и сыром.
– Моя бабуся была нагайбачкой, – я толкаю между двумя крекерами кусочек грудинки.
– Так и ты, стало быть, тоже представитель этого уникального народа?
– Ну… Я уже седьмая вода на киселе. Татарского я не знаю, обычаев тоже. Зато французское все люблю, – перевожу взгляд на бутылку. – Кагор, например.
Улыбнувшись, Макс тянется через стол и берет меня за руку, тщательно ощупывает пальцы и спрашивает:
– Хоть согрелась, француженка?
– Да. А вы меня удивляете, господин финансовый директор.
– Чем это?
– Своей способностью адаптироваться к деревенской жизни.
– Здесь классно… – тянет он задушевно.
– Аутентично, да, – поддакиваю, похрустывая крекером. – А тебе, разве, завтра не надо в офис?
– Я в отпуске.
– Ты же трудоголик и не ходишь в отпуск, – прищуриваюсь недоверчиво.
– Да, а еще дрова не рублю и все такое… Надо пробовать что-то новое, – говорит Потапов, но неожиданно меняет тон: – Мань… Ты же понимаешь, что я тебя одну тут не оставлю?
– Понимаю…
Глядя на наши сцепленные пальцы, я киваю, уже отдавая себе отчет, что идея приехать сюда в такой мороз была катастрофически тупой. Еще и Максима из города выдернула. Из-за меня он рубил дрова, топил печь… И сидит сейчас в шмотках и шлепках моего пожилого дяди.
– Чего ты улыбаешься?
– Представила, если бы ты в таком виде в офис заявился, – прыскаю с пьяну.
– Что? Совсем не нравлюсь тебе? – гоняя по моему лицу взгляд, Макс слегка кривит губы.
– Да… Нет… Почему? Нравишься… – пытаюсь исправиться, но получается что-то не то. – То есть… Ну как друг… – добавляю поспешно, чтобы не звучало с подтекстом.
– Мм-м, – неопределенно тянет Макс, выпуская мою кисть. – Ладно… Пойду еще дров подкину.
5
– Двадцать каналов, а смотреть вообще нечего, – сетует Потапов, переключая на очередной из двадцатки федеральных.
– Да оставь уже хоть что-то, – ворчу на непрекращающееся однообразное мелькание. – Я телек сто лет не смотрела.
– А я сто лет не видел кинескопный телек.
Макс оставляет в покое пульт от тридцатисантиметрового «Шарпа», куда мы долбимся вот уже минут пятнадцать, перебравшись после ужина на диван.
Смотреть и правда нечего – ни Ютуба с VPN, ни самого захудалого онлайн кинотеатра. Еще и реклама банков и Озона бесконечная.
Я покачиваю валенком в сторону тумбочки, где стоит дядина ретро-магнитола.
– Еще кассетник. – обращаю на нее внимание Максима.
– Работает, интересно?
– Попробуй включить.
Осторожно сняв с колен Вусю, я иду чистить зубы.
Мне кажется, после кагора у меня теперь зубы, как у того жуткого демона из первого «Астрала». Еще бы не мешало в туалет сходить, но пока терпится, пожалуй, подожду.
Жить в тех условиях, которые имеются в бабушкином доме непросто. Ведь условий-то и нет никаких. Но, в целом, можно привыкнуть и к дровам, и к печке, и к студеному полу… И мыть посуду в тазике – тоже не страшно. А вот уличный туалет. Зимой. В ужасный мороз. Вот это страшно, люто и действительно требует сверхчеловеческой выдержки.
Пока рот полощу, выглядываю из-за шторки. Потапов все-таки позарился на винтажную электронику.
– «Санио». Мэйд ин Джапан. Оригинал, прикинь? – с благоговением сообщает он, изучая красный двухкассетник. – Так… кто тут у нас, – начинает перебирать стопку аудио. – Газманов сойдет?
– Э-э, – отрицательно мычу, прежде чем пойти и сплюнуть.
– Любэ? – повысив голос, интересуется Макс.
– Нет!
– Игорь Тальков?
– Не знаю такого.
– Юрий Антонов?
– Что-то знакомое.
Я покидаю ванную комнату за шторкой и снова плюхаюсь на диван.
– Боярский еще есть, – Потапов крутит в пальцах очередную кассету.
– Боярского давай! – отбиваю моментально.
– Как ты сразу оживилась, – смеется Максим, перетаскивая магнитолу поближе к розетке.
– Папа Боярского слушал. Я всего его песни знаю.
– Нифига.
– Ну не все, но с одной флешки точно знала назубок. Давай включай.
К нашему удивлению красный японский агрегат заводит музыку без нареканий. Первой играет «Зеленоглазое такси», а после нее – «Ланфрен-ланфра».
– Мань, а что такое «ланфрен-ланфра»? – любопытствует Макс.
– Что-то на французском, наверное… – пожимаю плечами. – Не знаю, погугли.
– На чем? На кассетнике? – усмехается он.
– Блин, точно, – вспоминаю, что мы с ним, как пещерные люди.
Я правда не думала, что тут будут такие проблемы со связью и мобильным интернетом. Это же теперь, получается, моя новогодняя чат-рулетка накрылась медным тазом.
– Как у кока-то дела? – неожиданно серьезно спрашивает Потапов, возвращаясь к разговору о моем папе уже в ином контексте, хоть и под все того же Боярского.
– Нормально. Ему все нравится.
Мой отец, повар по образованию, последние годы работает на рыболовецком судне и дома почти не появляется.
– Созваниваетесь?
– Ну да… Вот он в отпуск приезжал осенью.
– А с матерью они как?
– Да никак. Как соседи, но те и то, мне кажется, больше общаются, – усмехаюсь, пытаясь отогнать прочь невыразимую печаль.
Вот так вот бывает… Жили два человека, любили друг друга, родили детей, а теперь даже смотреть друг на друга не могут.
– Открыть вина еще? – предлагает Макс, чтобы сгладить момент, я думаю.
– Ты хочешь напиться?
– А что еще делать в восемь вечера? – легкомысленно роняет он. – Так ты будешь?
– Давай. Не мне же завтра за руль.
Максим к столу проходит, чтобы заняться бутылкой сухого. Я же поднимаюсь, чтобы перемотать на следующую песню.
– А, может, я завтра не поеду, – подает голос Потапов под звуки вступления нового трека.
– Не поедешь? – я изумленно оглядываюсь.
– Мне тут нравится. Я же в отпуске. Ты тоже. Встретишь со мной Новый год? – выталкивает Макс как-то… неуверенно.
– Здесь? – пальцем окружность рисую в воздухе, уточняя, что все верно понимаю.
– Да.
– Без никого?
– Ну как это… С кошкой твоей.
Закончив раскручивать бутылку, Макс проделывает с ней тот же фокус, что и ранее.
– Это кот, – напоминаю ворчливо. – Ты не шутишь? – и тоже к столу приближаюсь.
– Нет, – Макс головой качает, наполняя стаканы.
– Да брось, тебе же по-любому есть, с кем встретить Новый год, – прищурившись, смотрю на Максима, пытаясь выяснить, что стоит за его внезапным предложением.
Жалость? Забота? Или ему просто делать не хрен?
– Я хочу встретить его с тобой, – с акцентом на последнем Макс протягивает мне вино.
– Перестань, со мной все нормально. – Выпивку принимаю, однако остальное встречаю довольно прохладно. – Правда. Не надо меня опекать до такой степени. Да, сегодня я тупанула, знаю… Надо было тебя послушать, но в итоге мы здесь…
– Разве я что-то сказал? – толкает достаточно провокационно.
И смотрит соответствующе – словно виды на меня какие-то имеет.
Я, конечно, понимаю, мы тут одни, заняться нам нечем, но это же не повод, чтобы… Чтобы… что?
– Потапов, это я такая пьяная, что не одупляю чего-то, или ты ко мне, как будто бы… подкатываешь? – озвучиваю свои подозрения.
На его взгляды, вздохи и недомолвки этим вечером у меня уже аллергия.
Если это приколы такие, то мне абсолютно не смешно.
– Я? – будто бы, искренне удивляется.
Супер.
Я делаю глоток красной кислой бурды и морщусь.
Теперь он прикидывается белым и пушистым, а я себя дурой чувствую.
А вот не надо было пить с пяти часов вечера!
– Так все ладно… – едва пригубив, ставлю стакан на стол. – Проехали, – сотрясаю расправленными ладонями. – Я этого не говорила, ты этого не слышал. Это все Боярский… – понимая, что несу полную чушь, в конце совсем тушуюсь: – То есть… Короче, я, наверное, спать пойду.
Попятившись, иду к дивану, чтобы захватить кота.
– Мань, да хорош, – миролюбиво взывает Потапов, забирая оба стакана и перемещаясь ко мне. – Какой спать? Время детское. Давай я выключу Боярского от греха подальше, и мы просто посмотрим телек.
Что он и делает. Однако избавиться от позорной неловкости это не помогает.
Стиснув челюсти, медленно выдыхаю.
– Ладно…
Расположившись на приличном от Потапова расстоянии, я тянусь за пультом и включаю «Первый канал», где начинается новогодний выпуск «Поля Чудес». В последний раз это шоу я, по-моему, в Лебедином и смотрела. Бабушка Рая Якубовича очень уважала. Я же поражаюсь, каким он стал стареньким, но да и я уже, впрочем, не девочка с длинной косичкой… так-то.
– Добрый вечер! Здравствуйте! Пятница! В эфире капитал-шоу «Поле чудес»! И, как обычно, под аплодисменты зрительного зала я приглашаю в студию тройку игроков… – сообщает с мерцающего экрана Леонид Аркадьевич. Пока те представляются, я несколько раз кошусь на Потапова. Тот с невозмутимым видом смотрит телек. Ничего не понимаю. То ли я дура, то ли лыжи не едут? Почему он себя так странно ведет? – А вот и задание на первый тур…
– Мань? – в какой-то момент Макс замечает, что я безбожно пялюсь на него.
– Я… Я просто задание прослушала, – с громким скрежетом извилин все же нахожусь с ответом.
– Короче… Есть какое-то общее свойство у обезьян и у мужчин, – вводит в курс дела.
Я фыркаю и припечатываю:
– Чесать себе что-нибудь. – Взгляд на экран перевожу, пересчитывая синие квадратики: – Смотри. Че-сать. Шесть букв. Подходит.
Посмеявшись, Максим скрещивает руки на груди и отрицательно машет головой.
– Нет. Женщины себе тоже что-нибудь чешут время от времени, я уверен.
– Ну и какая у тебя версия? – отражаю сварливо.
– Кра-со-та. – По слогам произносит Макс. – Нет. Перебор.
– Чего?
– Ну говорят же, что мужик должен быть чуть красивее обезьяны, – объясняет выбор своего варианта.
– А-а… – тяну, все еще подтупливая после сцены у стола. Но, в конце концов, я же не сумасшедшая. Потапов действительно весь вечер подает мне неясные сигналы. – Ты сказал «от греха подальше», – предъявляю ему один из таких. – Что это значит?
– Да я просто пошутил, – он неестественно белозубо улыбается.
– Мм-м… – я же окончательно запутываюсь в своих подозрениях.
От позора меня спасает второй участник, который внезапно угадывает правильный ответ.
– Чего? – морщится Макс.
– Лысеть? – я тоже, если честно, в шоке. – Правильный ответ «лысеть»?
– Согласен, как-то… тупо, – критикуя, тянет Макс. – Чесать – куда ни шло, но лысеть…
Мы обмениваемся скептическими взглядами под звуки баяна. Один из участников шоу выступает с музыкальным номером.
– Сыграешь мне? – потянувшись за пультом, Макс гасит экран. – Сто лет тебя не слышал.
– Ну… – давлю со вздохом и киваю. – Давай его сюда, – взглядом на кофр в одном из кресел указываю.
Макс охотно поднимается и расчехляет аккордеон – мой красный «Вельтмайстер», который я уже отфоткала со всех сторон и выставила на «Авито».
– Как ты его тягаешь, Мань? – поражается Максим весу инструмента, пока несет ко мне.
– Да я привыкла уже.
Сев на край дивана, расправляю позвоночник и плечи. Надеваю лямки, ремешки на мехе отщелкиваю, чтобы беззвучно пробежаться пальцами по клавишам, пока думаю, что сыграть. В памяти всплывает фраза, которую я запомнила еще со времен учебы в колледже.
«Когда музыканту действительно плохо, когда он находится в самом, казалось бы, страшном состоянии духовной опустошенности – он играет Баха».
Токката и фуга ре-минор.
Я играю для Максима бессмертное произведение Баха из моей экзаменационной программы продолжительностью девять минут.
