Текст книги "Притворщик (СИ)"
Автор книги: Юлия Резник
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 13 страниц)
Глава 25
Ветер свистит в ушах. Каждый шаг уверен и ритмичен, словно я ощущаю подошвами своих новеньких Найков биение сердца земли. Мое же сердце колотится как ненормальное, разгоняя по телу приятную усталость. С каждой милей пробежки мышцы все сильней жжет, и это такой кайф – лишнее напоминание о том, что я – молодец, славно потрудилась. Бег – это мой вызов самой себе. Преодоление. И удовольствие от победы. Замедлившись, останавливаюсь отдышаться. Глубокий вдох – выдох. И еще. В носу щекочет соленый аромат океана. По спине течет пот. Тепло растекается по телу, хотя на улице бодрящие пятьдесят градусов по Фаренгейту.
Отвожу взгляд от носков кроссовок и, так и не разогнувшись, устремляю его в просвет между домов, окрашенный охрой заката – невероятная красота. Такое зрелище грех упустить. В нескольких метрах от меня скамейка. Недолго думая, направляюсь к ней. Легкие еще горят, да. Но в сравнении с тем, как это ощущалось, когда я только начала бегать, уже далеко не так сильно. С каждым разом дистанция дается мне все легче.
На баскетбольной площадке гоняют мяч парни. В одном из них я узнаю нашего приятеля.
– Привет, Майк! – машу рукой. Тот оглядывается, замечает меня, молча отворачивается и сплевывает на землю. Ах, ну да… Наши друзья заняли сторону Сашки. Я для них и спустя полгода – дрянь, разбившая сердце их бро.
Ну и пошли вы. Так даже лучше. Я начала новую жизнь. Закономерно, что и люди в ней новые.
Плюхаюсь на скамейку. Вытягиваю ноги и, запрокинув голову к небу, снова делаю глубокий вдох. На самом деле сейчас мне как никогда комфортно в моем одиночестве. Поначалу было стремно, я приходила домой, включала телек и свет в каждой комнате, создавая иллюзию, что не одна. Или звала в гости соседок, с которыми познакомилась в бассейне. И только со временем я смогла оценить, как классно иной раз побыть в тишине. Просто сесть на диван, или лечь, или встать за барную стойку в очередной попытке приготовить что-нибудь съедобное и помолчать, прислушиваясь к себе.
В руку тычется чей-то влажный нос. Шокированно распахиваю глаза. Пес! Один в один Джек. Интересно, как он поживает? Жаль, не у кого узнать. С Мартой за полгода мы даже словом не перекинулись. Только с Матиасом переписывались. Изредка. И всегда по делу. Как всегда, от воспоминания о нем сердце истерично заходится.
Чтобы успокоиться, растягиваю губы в натужной улыбке и, потянувшись к псу, даю ему понюхать руку. Интересно, какой дурак додумался спустить его с поводка? Это же категорически запрещено, насколько я знаю здешние законы. Как пить дать выпишут штраф.
– Надеюсь, ты не оттяпаешь мне конечность, – ворчу я.
– Он не понимает по-английски.
Замираю. Сердце выскакивает из груди. Долбит в уши… Деревенею, не в силах себя заставить обернуться. Это же… Наверное, галлюцинации, да? Пот на коже стынет, отчего меня начинает знобить. Медленно поворачиваю голову.
Матиас стоит сбоку, такой большой, что тень, которую он отбрасывает, покрывает почти всю альпийскую горку. Я живу в классном месте. Здесь очень ухоженная территория, да… Господи. Это правда он?
– Привет. А ты… ты что здесь делаешь?
Джек… Это же Джек, правда? Плюхается на задницу и принимается вилять хвостом, на миг переключая мое внимание. Сдвигаюсь поближе к нему. Веду между ушей… В груди пожар. Дым выедает глаза, я, кажется, сейчас заплачу…
– Приехал в гости. Ты же звала, забыла? Или передумала?
На Матиасе самые простые джинсы, толстовка необъятного размера и болотного цвета парка. Я забыла, какой он красивый… Лучи заходящего солнца золотят его щетину. И это слишком яркое зрелище для моих затянутых солью глаз. Только бы не заплакать. Нет, он что, и правда здесь?! Правда?
– К-как ты меня н-нашел?
– Твой адрес указан на некоторых документах.
На документах о наследстве, он имеет в виду?
Облизав губы, невольно кошусь на его руку. Кольца нет. Гул в ушах усиливается. За полгода, что я бегаю и посещаю спортзал, я стала гораздо сильней и выносливей, но это сейчас нисколько не помогает.
– Я его поменяла…
– Угу. Милая девушка, которая там теперь живет, объяснила, где тебя искать.
Зачем искать? Ну не в гости же он на самом деле приехал! Вглядываюсь в его глаза в надежде найти ответы. И машинально глажу Джека по морде.
– Он тоже в гости? – сиплю.
– Ага. Я теперь повсюду с ним. Мама... Короче, он ей оказался не нужен.
– Вот как? Хм… А как она в целом? – свожу брови я, и тут вдруг будто щелкает – вот я дура! Человек после пары суток в пути. А я с ним во дворе светские беседы затеяла. – Слушай, а где твои вещи?
Суетливо вскочив, оглядываюсь по сторонам. Никаких вещей нет. Ну конечно! Он же наверняка сначала заехал в гостиницу. А ты что думала? Он к тебе, да?! Идиотка. Какая же ты идиотка, Аня. Ничему жизнь тебя не учит.
– В машине, – бросает Матиас, окинув меня странным придирчивым взглядом, задержавшимся на… животе. Неосознанно касаюсь его рукой. Это что еще значит?
– В машине?
– Я арендовал тачку в аэропорту. Гостиницу пока не стал. Вдруг ты пустишь меня пожить? Нехило сэкономлю.
Горло перехватывает. То, что я отчаянно трясу головой, дескать, нет, конечно, не выгоню, понимаю постфактум. А так будто все сквозь меня. И шутка его, и начавший накрапывать дождь, и пес, и крики на баскетбольной площадке, и доносящийся в приоткрытое окно бит…
– Слушай, холодно – трындец. Давай уже домой.
Домой. Так странно от него это слышать. А еще более странно видеть Матиаса в моем кондо. Здесь просторная кухня-гостиная, но только одна спальня. А еще ж…
– Люси!
Кокер-спаниельша выбегает навстречу, оглушая нас громким заливистым лаем. Тот больно бьет по моим натянутым, как стальные тросы Золотых ворот, нервам. Я всхлипываю. Перевожу взгляд с маленькой, но агрессивной суки на бедного забившегося в угол добермана и начинаю истерично ржать.
– Фу, Люси! Нельзя, детка. Нельзя.
А у самой истерика.
Подхватываю свою крошку на руки и утаскиваю в ванную. Хотя по-хорошему туда бы строило притащить Джека. Лапы грязные у него.
Гляжу на себя в зеркало. Кошмар какой-то. Выгляжу как страшилище. Щеки лихорадочно горят, взмокшие волосы облепили череп. Глаза просто как у маньячки! Ну почему он приехал сейчас, а не, скажем, неделю назад, когда я принарядилась ради вечеринки по случаю Рождества? А впрочем, какая разница?!
Если он все же приехал.
Вот только зачем? Ну не в гости же, в самом деле! Меня трясет, как тонометр в руках гипертоника. Мысли путаются. Я понимаю, что не выход – от него прятаться, но и выйти я не могу. Боюсь. Неизвестности боюсь, да. Но еще больше – разочарования. Ведь мало ли какие у него причины быть здесь?
– Ты располагайся, чувствуй себя как дома. Мне надо сполоснуться после пробежки! – ору в приоткрытую дверь. Что отвечает Матиас – не слышу. Люси возмущенно рычит и скребёт, требуя ее выпустить. Какой-то дурдом. Бедные соседи.
– Фу, Люси! Сначала пообещай мне хорошо себя вести… – В ответ эта зараза огрызается злобным рычанием. – Тогда здесь посидишь, – мстительно замечаю я и начинаю раздеваться.
Из ванной выхожу, по меньшей мере, четверть часа спустя. Матиас на прекрасном английском о чем-то шутливо переговаривается с курьером. А я и забыла, что заказала пиццу на ужин!
Люси, прошмыгнув у меня между ног, стремительно залетает в гостиную. Опасаясь за ее жизнь, бегу следом. И застаю вот какую картину – Джек, видно, вспомнив о том, что он вообще-то солидный пес, прижал бедолагу Люси лапой, дескать, не пыли. А когда та трусливо завиляла хвостом, со всех ног бухнулся рядом.
– Че там? Взаимопонимание найдено? – хмыкает Матиас за спиной.
– Похоже на то. Он точно ее не тронет?
Совершенно неожиданно Матиас обвивает меня рукой, бесцеремонно ведет по животу и, задержавшись на долю секунды, проходит дальше. Вот и что это опять было? Опускаю взгляд. Стыдиться мне нечего. За время занятий спортом я даже приобрела неплохой рельеф.
– Постой… Ты что? Думал, я могу быть беременна?
А что? Это хоть как-то могло объяснить его появление.
– Мало ли. Мы трахались без резинки. А заливал я тебя не стесняясь.
Стою, обтекаю. Глазами как филин, блин, хлопаю. Он серьезно вообще? Во рту пересыхает. Я затравленно оглядываюсь, хватаю бокал, в который Матиас, видно, не ощущая ни капли стеснения в моем доме, плеснул вина, и залпом его осушаю.
– Я правильно понимаю, что допуская такую мысль, ты выжидал полгода?
Стискиваю пальцы, едва удерживая себя от желания плеснуть остатки прям в его надменную рожу! Это просто непостижимо. Почему я так люблю этого чурбана?! За что? Он же гребаный инвалид! Ампутант без сердца.
– Хотел оставить тебе шанс самой справиться с…
– С чем? – шиплю я.
– С боязнью привязанности. Со страхом отношений с человеком, которого ты по какой-то идиотской причине считаешь себя недостойной.
– Что? Я не верю своим ушам! Это мне говорит человек, у которого чуть язык не отсох сказать мне «люблю»!
– Как будто, если бы я сказал, ты бы осталась!
– Что теперь гадать? Ты же не сказал! И да, я не беремена, как ты, наверное, заметил. Так что если ты надеялся, будто я вернусь под этим предлогом…
– Я не прошу тебя возвращаться.
Нет, это невыносимо. Тогда чего он хочет? Что ему надо вообще?! Может, в завещании нашли какую-нибудь ошибку, а я уж невесть чего придумала? Сглотнув распирающий горло соленый ком, шепчу:
– Нет?
– Нет. Это было бы слишком большой жертвой.
– Думаешь, ты ее недостоин? – скатываюсь в шепот. Наши взгляды встречаются. Тону в его глазах, как в океане. Как в океане, который чуть однажды меня не забрал, вот почему я больше не катаюсь на волнах…
Матиас отводит взгляд. Треплет Джека между ушей, выигрывая время, подбирая слова. В конце концов, так всегда, репетируешь-репетируешь, что скажешь, а когда доходит до дела, в голове пустота. Хотя почему я вообще решила, что нам есть о чем разговаривать?! Волнение давит. Злюсь на себя. На вопрос свой дурацкий. Тоже мне… Недостоин. Какого фига я возомнила, что знаю все о его страхах? Что мы с ним близки гораздо больше, чем это могло бы показаться стороннему наблюдателю в силу наших различий.
– Думаю, что она мне не нужна.
Вот как? Ну, все правильно. На хрена ему я? На кой черт ему мои жертвы? Ничего перед собой не видя, открываю на ощупь шкафчик. Достаю тарелки. Мы же собирались поесть. И тут мне на бедра ложатся его ладони.
– И очень надеюсь, что два взрослых и без ложной скромности умных человека смогут построить отношения так, чтобы никому из них не пришлось жертвовать своими мечтами.
Я замираю. Касаюсь лбом злосчастного шкафчика. Он так близко, что я просто схожу с ума. От этого и галлюцинации.
– Отношения? – повторяю, едва ворочая языком.
– Угу. Примете нас с Джеком на первое время?
– На первое время, – эхом повторяю я. – А что потом?
– Не знаю. Возможно, мы найдем жилище побольше. Надо глянуть, что за дома тут сдают.
Голова кружится. Калейдоскоп крутится, выстраивая перед глазами совсем уж нереальные картинки.
– Подожди. А как же твой бизнес? Клиники…
Я знаю, какой он ответственный. Как важно для него было сохранить и преумножить отцовское наследие.
– Это мечта папы. Не моя.
Горячие руки соскальзывают на плоский живот. И начинают движение выше.
– А ты? Как же? Я не понимаю…
– Я нашел отличного управляющего.
– И отправился за мечтой?
– Ты очень близка к истине. – Матиас прикусывает мое ухо, проникает рукой под шелк халата.
– Это очень… – чуть поворачиваюсь к нему, – очень смело.
Эмоции топят. Утаскивают в блаженство.
– Или глупо. Мне тридцать шесть. В этом возрасте пиздец как сложно все начинать заново.
– Так, может, и не надо? – шепчу в его губы. – Не хочу, чтобы ты однажды пожалел, что так круто изменил свою жизнь непонятно ради чего.
– Непонятно ради чего? – насмешливо фыркает Матиас и осторожно поворачивает меня к себе лицом. – Издеваешься, да? Непонятно… – перекатывает на языке. – А как ее не менять, Ань, если мне без тебя этой сраной жизни нет, как оказалось? Притворяться, что я этого не замечаю? Что у меня все ок? Да я не спал, кажется, ни одной ночи, с тех пор как ты уехала.
Он правда это говорит? Нет, вот правда? Я ведь не сплю?
– Ты винишь меня?
– Нет. Только себя. Что у меня, долбоеба, язык в заднице. Что сказать не могу…
– …что не можешь? – не дыша, подталкиваю я и все равно не верю своим ушам, когда он выдыхает:
– Что люблю тебя.
Эпилог
– Да. О да, блин. Мы это сделали. Хорошая работа, Мат…
На самом деле то, что мы продали права на использование нашего патента за баснословные деньги – результат огромной командной работы нескольких десятков программистов, ученых-химиков и биологов, и, конечно же, венчурных инвесторов, чьи деньги привлекались в стартап. Я же просто делал бизнес, позволяя этому случиться быстрее. ИИ, в создании которого принимала участие Аня, все же нашел то самое вещество, которое могло стать отличным лекарством от деменции. Хотя в возможность этого поначалу верила лишь небольшая горстка людей. Мы запатентовали его, а сегодня продали одному известному фарм-гиганту. И поскольку речь шла не только о действительно огромных суммах, но и о неизбежных последствиях от этой сделки для человечества, последние месяцы были очень нервными. Я чертовски, просто дьявольски устал, но ни на что не жалуюсь. Мне нравится ощущение причастности к чему-то по-настоящему великому. А то, как плавно я вписался в эту историю – вообще отдельный рассказ. Ведь когда я только переехал, и мысли не было, что я найду себе применение так быстро. Просто стартап, в котором работала Аня, отчаянно нуждался в людях, денег тогда им катастрофически не хватало, ну и как-то так вышло, что я стал в команде кем-то вроде принеси-подай на безвозмездной основе. То есть делал то, до чего у других, занятых реальным делом, просто не доходили руки. И как ни странно, именно такие задачи требовали самого детального понимания процессов. Ну, или хотя бы того, чтобы я мог о них рассказать, сделав вид, что что-то там понимаю. Со временем я так проникся идеей, что когда дела стали совсем плохи, даже вложился в проект деньгами и как-то так потихоньку взвалил на себя бизнес-составляющую проекта.
– Надеюсь, они не отложат это дело в долгий ящик.
Сэм кивает. Этим озабочены все члены команды. Имели бы мы потенциал, так сами бы вывели препарат на рынок, а не передавали бы на него права фарм-гиганту, за которым не заржавеет придержать выпуск без ложной скромности революционного препарата до тех пор, пока они полностью не отобьют стоимость исследований по уже выпущенным на рынок. Так работает этот грязный бизнес. В нем жизни людей мало что значат. То ли дело прибыли. Но у нас нет мощностей, чтобы двигаться дальше. Поэтому… так, да.
Пиздец. Я посвятил этому три года жизни.
– Куда сейчас?
– Ты как хочешь, босс, а я домой.
– Ну и правильно.
По одной из самых красивых в мире дорог… Домой. Мы с Аней полгода назад оформили ипотеку на симпатичный дом в Пало-Альто. Чем-то напоминает дом вампирской семейки из Сумерек. Даже не спрашивайте, почему я смотрел этот фильм.
Навстречу, тявкая, выбегают собаки.
– Тише вы! Ну все-все… Где наша мама? Ань, я пришел.
Дом залит мягким вечерним солнцем. Одна из стен гостиной полностью стеклянная, так что даже слепит. Неудивительно, что я не сразу замечаю прикорнувшую на диване жену. Удивленно кошусь на часы. Нет, ничего не перепутал. Еще и шести нет. Улыбнувшись, опускаюсь задницей на пол. И смотрю… Смотрю, не в силах отделаться от мысли, что мы с ней все-таки те еще придурки. Решили почему-то, что с чувствами у нас не очень, и вот уже четвертый год проверяем, а не ошиблись ли? Как будто подвоха ждем. Или до сих пор не верим, что все у нас получилось, что мы достойны... Все не верим, да.
– Ох, ты уже пришел… А я тебя по телеку видела.
– Да? – веду по Аниной щеке. Одной рукой Люсе пузо чешу, другой поглаживаю скулу жены. – И как?
– Ты отлично держался. И костюм тебе идет просто преступно.
– Я так и не понял, почему ты не поехала на подписание. Это твой успех.
– У меня были дела поважнее.
Аня зевает, ставит ноги на пол. Отодвигаюсь, давая ей пройти.
– Ты голодный?
– Немного. Кину пару стейков на гриль. Переоденусь только…
– А я салат приготовлю.
Сотни таких вечеров. Горы в закатном свете, неспешные разговоры, иногда горячие споры, впрочем, никогда не переходящие в ссору или скандал с битьем посуды. Просто тихое счастье. Которое, наверное, уже не помешает разбавить детскими голосами. Я все чаще думаю о том, что хочу дочь. От этой конкретной женщины, для которой тема материнства до сих пор несколько болезненна. Однажды Аня сказала, что боится не справиться с ролью матери, потому что у нее не было достойного примера. Я возмутился, попытался ее приободрить, но она, кажется, не слишком поверила моим словам. С тех пор мы никогда этого не обсуждали. Почему-то не обсуждали, а ведь наша жизнь идет… Кажется, только переехал, все бросив, а уже прошло три года! В следующем году мне сорок. Оглядываясь назад, невозможно не признать, что я многого за это время добился. Отец… Отец наверняка бы мной гордился, да. Так почему же сейчас, после проворачивания огромной сделки, о которой я и мечтать не мог, ощущение счастья будто неполное?
Отгоняю от себя грусть, быстро принимаю душ, переодеваюсь и выхожу на террасу. Аня задумчиво смотрит на горизонт, стоя в профиль в истончившейся от многочисленных стирок футболке, сквозь которую просвечивается блюдце ареолы. Во рту привычно сохнет. Ч-черт… Как так вышло, что мы не трахались… Боже, а сколько прошло с последнего раза? Все время сжирала работа. Кажется, мы сорвались прямо у меня в офисе… Да. Так и есть. На пол полетели бумажки, я нагнул ее над столом и трахнул так, что потом в глазах потемнело. Но с тех пор прошло, наверное, недель шесть… Да блядь! Быть такого не может.
Пересекаю террасу, становлюсь у Ани за спиной, будто в плен ее беру, упершись руками о деревяное заграждение. Тычусь носом в висок. Касаюсь щеки губами. Какие-то темы даются нам так легко, что становится удивительным, почему до сих пор нам так сложно поговорить с ней о чувствах.
– Знаешь о чем я думал, когда тот парень из СNN тыкал мне микрофоном в рот?
– О чем? – улыбается моя девочка.
– А том, что, наконец, все позади, и мы можем взять с тобой отпуск, чтобы побыть вдвоем. Я пиздец как по тебе соскучился.
Веду по бедру, проникаю пальцами под футболку. Дома Аня никогда не носит белья. Взвешиваю спелую плоть в ладонях, отмечая, что она расцвела. Стала более женственной… Меня заводит это страшно. Я как маньяк. С ума схожу по ней. Знаю, что когда мне было здесь особенно трудно, она волновалась, что я пожалею о том, что примчался за ней. Поначалу вообще было сложно – она не спала ночами. А я не знал, как ее убедить…
– Я тоже. Соскучилась. Очень. Мат, я…
– М-м-м… – потираю соски подушечками пальцев. Оттягиваю. Все же удивительно, зачем таким крохотным штучкам настолько обширный пьедестал. Но меня ее грудь дико заводит. Поворачиваю к себе.
– Погоди…
– Ну что?
Кажется, или они стали еще более темными и… воспаленными будто?
– У тебя кто-то есть?
Мои брови взлетают вверх.
– Ты совсем ебнулась? Откуда вообще в твоей голове такое?
– Господи, да мы не трахались…
– Потому что я трахался с работой, – не даю ей закончить. – Эй, детка, ну ты чего?
А у нее ведь слезы на глазах! И губа дрожит…
– Не знаю. Я стала такой мнительной… А ты как будто отдалился и…
Это так не похоже на Аню, что я даже на мгновение теряюсь. Слезы, сопли… Претензии эти идиотские. Кладу ее руку себе на щеку. Веду по красивому камню на пальце.
– Извини, малыш. Ты права. Я действительно заработался. Но ведь это все для тебя. И для детей, наших детей, понимаешь? Чтобы быть уверенным в будущем.
– Ну и что? – чуть истерично всхлипывает она. – Ты уверен?
– Более чем. Можем хоть сейчас начинать, – провоцирую, зная, что она непременно пойдет на попятный. Уверенный в том, что мне еще придется не раз убеждать, что мы на самом деле готовы к родительству. Настолько осознанному родительству, каким оно только может быть. Такая уж моя женщина.
– Ч-что начинать?
– Детей делать. Я тебя хочу так, что яйца звенят, ты разве не слышишь?
Веду по животу, проникаю под резинку трикотажных брюк, а там все… влажно, сочно, и-де-аль-но. А сам бедрами веду туда-сюда, будто и впрямь надеюсь высечь тот самый звук. Аня истерично смеется. Всхлипывает. Со стоном нанизывается на пальцы. И эти звуки до того стремительно сменяют друг друга, что я не сразу разбираю ее «уже».
– М-м-м?
– Уже сделали. Я беременна, Мат. В последнее время у меня было столько работы, что я просто забыла сделать новый укол.
Ошалело моргаю. Взгляд бегает по любимому лицу. Я… Я тупо не могу этому поверить. А она плачет! Так горько, что страшно становится.
– И? Ты рыдаешь чего? Не хочешь, что ли? Рано? – сиплю я, не совсем понимая, что делать, если она согласится с моими предположениями.
– Нет! Что ты… Это от облегчения, наверное. Я так давно тебе хотела это сказать.
– А почему не говорила?
Я все еще в шоке. И правда не нахожу ответов.
– Ты был занят. А я хотела… завладеть твоим вниманием полностью в этот момент. Это же так… важно. Это ребенок, Мат. Наш первенец. Думаю, папа там… – задирает подбородок к небу, – с ума сходит от счастья. А ты? Ты рад? По твоему лицу ничего не понять!
– Конечно, – я откашливаюсь, проклиная собственное косноязычие и тормознутый темперамент. – Боже, Ань, конечно… Я… люблю тебя. Вас.
Чувствую, как подкашиваются ноги. Медленно оседаю. Доходит и впрямь как до жирафа. Обхватываю руками башку, согнув руки в локтях. Сижу так пару секунд, выныриваю. Подтягиваю Аню к себе. Есть в моей долговязости один несомненный плюс. Тот, что стоил всех насмешек в детстве и всех оскорблений – сидя на коленях, я нахожусь аккурат напротив ее живота.
Поднимаю футболку. Сдергиваю штаны вниз и принимаюсь с жадностью целовать позолоченную солнцем кожу. Аня зарывается пальцами мне в волосы. Смотрит, улыбается, плачет.
– Люблю, – поцелуй. – Люблю, – еще один. И так сто тысяч раз. – Надо маме рассказать, как думаешь?
– Потом!
– А сейчас что? – придуриваюсь простачком я.
– Ты знаешь! – ухмыляется Аня, маня меня в дом пальцем.
