Текст книги "Притворщик (СИ)"

Автор книги: Юлия Резник

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 13 страниц)

Глава 9

На следующей неделе у меня в универе настолько плотный график, что я не знаю, за что хвататься. Поэтому когда отец звонит и приглашает встретиться, я отказываюсь, предпочтя встрече с ним свидание с Сашкой. И никакой вины за это не чувствую. Разве я виновата, что мы с отцом познакомились в том возрасте, когда нормальные люди как раз сепарируются от родителей, с головой погружаясь в личную жизнь? К тому же Сашка ко мне всего на неделю вырвался! И чем больше времени мы проводим с ним вместе, тем отчетливей я понимаю, как мне повезло. Он правда удивительный. Мне с ним легко, весело и спокойно. Мы на одной волне. Сашка всего на пару лет старше, поэтому у нас много общего – мы фанаты Хаяо Миядзаки, корейской кухни и технологий. У нас общие ценности и схожие взгляды на жизнь. Мне с ним все в удовольствие. Болтать о чем-то, или о чем-то молчать. Рассказывать то, что никому еще не рассказывала, или его секреты выведывать. В какой-то момент я вообще ловлю себя на том, что только о Сашке и думаю. Быть может, поэтому меня так выбивает из колеи звонок брата.

– Да! – нетерпеливо бросаю в трубку, предвкушая разговор с очередным мошенником, ведь кто еще мне может звонить с незнакомого номера?

– Аня? Привет. Это Матиас. Помнишь такого?

Он мог бы и не представляться. Я его голос ни с чьим не спутала бы. Этот звук внутри меня отзывается раскатистым эхом и потом еще долго-долго не утихает.

– П-привет. Да, конечно. Что-то случилось?

– Это ты мне скажи. Все ли в порядке?

– Да, – теряюсь я. – У меня все хорошо. А что?

– Ну, раз хорошо, то, может, ты найдешь в своем плотном графике время на встречу с отцом?

Останавливаюсь посреди шумного холла. Металл в голосе Матиаса проникает заточкой мне между ребер. Какого черта? В чем я перед ним провинилась?

– Может быть, и найду. Сейчас завал в универе.

Звучит так, будто я оправдываюсь. Ловлю себя на этом и непроизвольно морщусь. Какого черта, спрашивается? У меня своя давно устоявшаяся жизнь. Они должны это понимать. Не так ли? А ко всему прочему, какого фига Матиас считает себя в праве вмешиваться в наши с отцом дела? И уж тем более что-то мне предъявлять?

– Он болеет.

Теперь в его голосе нет ничего кроме чудовищной какой-то усталости. И… растерянности? Меня охватывает странное волнение. И, черт его дери, вина. За то, что я не испытываю того, что нормальные люди испытывают к своим родителям.

– Я позвоню ему послезавтра. Пока, правда, ни минуты свободной.

Ответом мне служат короткие гудки в трубке. Серьезно? Он просто сбросил вызов? Растерянно смотрю на погасший экран, а потом и по сторонам оглядываюсь. Оказывается, за время разговора я почти дошла до общаги.

Ну, вот как так? Все же хорошо было. А теперь настроение на нуле. Поднимаюсь к себе. В комнате снова бардак.

– Ну, наконец-то! – выныривает из-за дверцы шкафа Гордеева. – Где тебя носило?

– У меня только пары закончились.

– А… ну, да. Слушай… – глаза Светки блестят. – Я тебе ничего не говорила, это типа сюрприз. Но сегодня Санек ведет нас всех в Мона! Как думаешь, что надеть?! Хотя у кого я спрашиваю…

– В Мона? Это какой-то клуб?

– Какой-то?! Ань, ну ты как с луны. Это лучшее заведение в городе. Интересно, как твой Сашка достал пропуск?

– Без понятия, – ныряю в холодильник, – Ты уверена, что ничего не напутала?

– Нет. Они с Ромкой моим вчера что-то там на пару мутили, ну этот и признался, когда я его к стенке приперла. Классно же?! Когда бы мы еще туда попали? Как думаешь, видно, что это паль?

Гордеева трясет передо мной сумочкой с логотипом Prada.

– Откуда мне знать? Я настоящей не видела.

– Черт! Я так волнуюсь. Просто кошмар. Что надеть, м-м-м, чтобы лохушкой не выглядеть?

Каждый наш разговор со Светкой сводится к шмоткам и мужикам. Я бы и рада отмахнуться, но ведь и мне тоже придется ехать в этот злосчастный клуб. Лично для меня – довольно сомнительное удовольствие, но если Сашка решил именно так провести наш последний вечер – куда деваться?

Невольно заражаюсь Светкиным волнением. Толкаемся задницами у зеркала, наводя марафет. С особенной тщательностью маскирую шрам, нанося толстый слой штукатурки, и накручиваю локоны. Сборы отнимают кучу времени, но, кажется, оно того стоит.

– Ух ты! – округляет глаза Сашка, разглядывая меня с ног до головы. И знаете, в этот момент мне становится все равно, как я буду выглядеть в глазах постоянных посетителей того шикарного заведения, потому что во взгляде единственного мужчины, которому я хочу нравиться, горит искренний восторг. Ну а потом нам еще свистят вслед встретившиеся на лестнице парни.

– Эй! – одергивает их Ромка. Мы со Светкой глупо хихикаем. Пока ждем такси, треплемся о том о сем, о каких-то пустяках. Наше время с Сашкой утекает, будто вода сквозь пальцы. Но в моменте мне так классно, что я не даю мыслям о расставании все испортить. И просто задвигаю их подальше.

Клуб, о котором Светка прожужжала мне все уши, находится неподалеку от порта. Если честно, я ожидала, что на входе нас будет встречать длиннющая очередь, ну, знаете, как это обычно показывают в голливудских фильмах. Но ничего подобного не происходит. Просто стильная вывеска. Просто дверь… И два вышибалы на входе, которые очень внимательно изучили наши документы, сверяясь со своим списком.

– Здесь бронь по штуке баксов за стол. Прикинь!

Цифры, конечно, впечатляют. Мне нервно. Правда, уже очень скоро я понимаю, что до нас здешней искушенной публике нет никакого дела. Слишком эти ребята зациклены на себе.

– Чего загрустила? – кричит Сашка на ухо, легко меня приобнимая. За эту неделю я успела привыкнуть к его прикосновениям и… не только. Если честно, я даже была готова пойти до конца, но все как-то не складывалось. То времени не было, то места. А трахаться наспех, где придется, не хотели ни я, ни Ким.

– Оплакиваю твои денежки. Мы могли бы забуриться в местечко и поскромнее.

– Да ладно. Ты чего? Впустили нас по блату. Главное, не заказывай самое дорогое блюдо из меню, – неловко шутит Сашка.

– Договорились. Наверняка это устрицы или краб. Надоело.

В жизни у океана есть свои плюсы, да. Что для других – роскошь, для нас – повседневная пища. В итоге останавливаемся на самом дешевом пиве, которое здесь, кстати, вообще не дешевое, и всяких закусках к нему. И все равно сумма выходит приличная. Правда, по мере того, как катится вечер, держать ее в голове все сложнее. Мы веселимся! Пьем, болтаем, выкатываемся танцевать. Танцпол здесь расположен на первом этаже в окружении столиков. А на втором, как мне объяснили, находится что-то вроде приватных лож.

Наверное, от выпитого чувствую себя королевой танцпола. Ко мне кто-то клеится. И не отлипает, даже когда я оборачиваюсь. Может, зря я так циклюсь на своем несовершенстве? Иногда мне кажется, что я уделяю своей внешности гораздо больше внимания, чем посторонние.

Улыбаясь, выворачиваюсь из рук незнакомого ушастого парня и пячусь, неминуемо врезаясь в…

– Сашка!

– Угу. Тебя на пять минут нельзя оставить, сразу кто-то начинает подкатывать.

Смотрю на него внимательно, обвив реками шею парня. Нет, он серьезно? Громко смеюсь, понимая, что да! Он и впрямь думает, что за мной идет настоящая охота. Ерошу черные и такие мягкие волосы. Ну какой же дурачок, а? Впрочем, пусть. Пусть лучше так думает.

В этот момент динамичный трек заканчивается, и диджей включает медляк. Сашка привлекает меня к себе. Я обвиваюсь вокруг него как лиана. Раскачиваемся в танце, едва переставляя ноги. Так хорошо. Немного голова кружится, и перед глазами мельтешит светомузыка, но хорошо. Я тону в мелодичном напеве. В Сашкиных резковатых духах, которыми он щедро полился, и только одно все портит – после пива очень в туалет хочется. Прямо аж поджимает. Дотерпев до последнего, кричу Сашке, что мне надо припудрить носик, и несусь в сторону туалетов. А те, как назло, далеко. Нужно пройти по коридору.

Туалетные комнаты устроены странно. У каждой есть предбанник с диванчиком, вешалкой по одну сторону и раковиной под шикарным зеркалом – по другую. Между ними, соответственно, располагается дверь в туалет. Несусь туда, с тихим вздохом облегчения делаю свое дело и хочу было уже выходить, когда дверь хлопает, а дальше… Дальше события развиваются так стремительно, что я тупо не успеваю как-то отреагировать.

– Да-да! Трахни меня, трахни…

Ситуация – нарочно не придумаешь. Обозначить свое присутствие ужасно неловко. Затаиться? Кажется, еще хуже. А между тем за дверью раздается металлический лязг. Почему-то я уверена, что с этим звуком о край раковины ударяет пряжка ремня. Охи, ахи… Шуршание одежды. Стон, сквозь который прорывается короткий развязный смешок. Едва слышный шелест разорванного конвертика презерватива. Едва слышный, да… Но такой отчаянно громкий, что на какой-то миг заглушает шум крови в ушах.

Боже мой. Я даже дышать боюсь. Кажется, что меня непременно услышат. И обвинят… В чем? В том, что я подслушиваю? Какого черта?! Не я же к ним пришла! Но какие бы я ни выстраивала в голове доводы, сердце никак не желает успокаиваться.

– Да-а-а! Вот так…

Влажные хлюпающие звуки, шлепки, стоны. Это все отвратительно. Так почему же я наклоняю голову, чтобы исхитриться еще и увидеть сначала руку с длинными узловатыми пальцами, сжавшимися на загорелом бедре, белоснежную манжету рубашки. Горло с выступающим кадыком, запрокинутую к потолку голову, белоснежный оскал зубов…

Я всхлипываю, узнав Матиаса, и этот звук тонет в каком-то непристойном жеребячьем фырканье, издав который, брат срывается в такой темп, что, кажется, столешница, на которой лежит его баба, этого просто не выдержит.

И я этого не выдержу тоже. У меня, кажется, пульс за двести. И ведь мне остается только это все пережить. Никаких других вариантов не существует, момент упущен. Я прижимаюсь горящей щекой к кафелю. И смотрю… Смотрю… Почему-то не в силах оторваться. Как он кончает в три толчка, один из которых сильный и такой глубокий, что у девушки под ним отрываются от пола ноги. А следом два коротких. Следом он отваливается, сдергивает с еще не опавшего члена презерватив и, отправив его в ведро, обтирает себя смоченным под краном полотенцем.

И все это на уровне моих глаз. В детальных омерзительнейших подробностях.

Я как будто в бреду. И так страшно! Что если они сунутся в туалет? Вот что я буду делать?

И каково это… вот так?

Эта мысль проскальзывает в голове, затронув меня лишь краем. Но и её хватает, чтобы возненавидеть себя до тошноты.

– Кайф! Ну какой же кайф, Матюш… Ты просто зверюга.

Девка мерзко хихикает. Шуршит одежда, а я… Я забиваюсь в угол, приваливаюсь к стенке и, подтянув колени к груди, молюсь о том, чтобы они поскорей ушли. В этот момент кто-то начинает стучать в дверь. В ту, что ведет наружу. Эти двое неторопливо заканчивают свои дела и выходят под чей-то осуждающий бубнеж. Я отсчитываю до тридцати и вылетаю следом, чуть не врезаясь в сунувшуюся в туалет женщину. Плевать. Даже не извиняюсь. Просто пулей лечу мимо, ничего перед собой не видя, пока не натыкаюсь на кого-то в полумраке. Поднимаю лицо.

– Аня?

Это глупо, да… Не спорю. Но я просто не могу с ним сейчас говорить. И пофиг мне на то, как это может выглядеть. Я просто пячусь, не сводя с брата глаз, обхожу его по дуге и, сорвавшись, несусь дальше. На воздух. Мне нужен воздух. Там точно станет лучше. Там все пройдет…

Вылетаю за дверь. Позади остаются грохот басов и клубный гомон. Я как будто попадаю в другое измерение. Подставляю лицо ветру. Тот приятно холодит горящие щеки и проникает под узкую юбку. Это невероятно, но там мне тоже нужно остыть. Кажется, мне никогда этого не пережить. Но минут через десять меня заставляет вернуться мысль о том, что меня наверняка уже потеряли.

Нагрянуть в клуб, как ни в чем не бывало, стоит всех сил. Еще хуже становится, когда я замечаю, что пока меня не было, в нашей компании случилось прибавление.

– Ань, ну где ты ходишь?! Посмотри только, с кем мы встретились! – радуется непонятно чему Светка, тыча Матиаса в бок. Я стискиваю зубы и шагаю к столику.

Глава 10

Настроение такое, что хочется или самому выпилиться, или убить кого-то. Хотя почему кого-то? У моей злости вполне понятный вектор. Смотрю на размалеванную сестренку, а та, напротив, глаза отводит. И этим лишь сильней убеждает меня в мысли о том, что именно она стала невольным свидетелем моего маленького туалетного приключения.

– Привет.

Аня так сильно краснеет, что это не в силах скрыть ни ее щедро нанесенное тональное средство, ни пульсирующий свет стробоскопов. Мажу взглядом по бешено колотящейся на ее шее венке, и тут же лениво соскальзываю на руку молокососа, опустившуюся ей на бедро. Секунду назад Анина подружка представила мне его как ее парня. Занята она, да? Дел невпроворот? И вроде понимаю, что сам таким безалаберным был в ее годы, и что, по сути, она ничего никому не должна, но во мне, наверное, слишком много бессильной злобы, чтобы ни на ком ее не выместить.

– Привет. Как жизнь? Уже чуть посвободней с делами?

Стоит этим словам сорваться с моих губ, как глаза сестренки вспыхивают праведным гневом. А я знал, между прочим, что темперамент у нее ого-го. Откуда-то знал, да… И теперь с интересом естествоиспытателя наблюдаю, как через напускное проступает она настоящая.

– Хочешь мне что-то предъявить? – цедит, наклонившись к моему уху. В ушах гремит музыка, но почему-то кажется, в этом невообразимом хаосе я отчетливо слышу, как колотится ее сердце. Аня сидит слишком близко. Мне ее чересчур… В ноздри проникает аромат разгоряченной в танце покрытой испариной кожи. И взмокших волос.

Не понимая, какой между нами с Аней ток, о чем-то без умолку щебечет Гордеева. Если эта девка и затыкается, то лишь когда спит. Не знаю, как Аня ее терпит. С другой стороны, а что ей остается? Жилье ей так и не дали. Вот почему одной из просьб отца, которую он сам обозначил едва ли не как последнюю, была просьба купить девчонке нормальную квартиру в центре. И за одно только это она могла бы проявить к нему чуть больше интереса. Уважить, мать его, желание отца увидеться. Потому что каждая встреча с ним может оказаться последней.

Стакан в моей руке лопается. Светка визжит. А Аня, напротив, стихает, с ужасом глядя на мою покрытую кровью руку.

– Упс. Пойду… Приведу себя в порядок. Отдыхайте.

Выбираясь, задеваю плечом сестренкиного хахаля. Пульсация в ушах усиливается. Кажется, я здорово перебрал. Ну и хрен с ним. Я же хотел забыться! И Динку драл лишь потому, что надеялся хоть так разогнать картинки сегодняшнего дня. Хреновые, блин, картинки.

В туалете никого нет. Отматываю сразу несколько бумажных полотенец и прикладываю к порезу. Он небольшой, но глубокий. Оттого кровь хлещет из меня, как из поросенка.

– Это не поможет. Здесь надо шить, – звучит за спиной тихий, чуть запыхавшийся голос.

– Смотрю, ты прямо питаешь страсть к туалетам, – насмешливо меняю тему, не отрывая взгляда от струи воды. И только несколько секунд спустя оглядываюсь, не без удовольствия отмечая, что румянец на лице Ани стал будто бы гуще. Это не делает мне чести, да, но справедливости ради стоит заметить, что я не так часто позволяю себе вымещать свою злость на людях.

– Слушай, какого черта? Я разве давала тебе повод разговаривать со мной в таком тоне?

– Нет?

– Нет! И это не я виновата, что стала свидетелем вашей оргии! Ясно?!

– Ясно, что ты понятия не имеешь, что такое оргия.

– А ты в этом, конечно, спец!

Мы уже просто орем друг на друга. Полотенце в руке намокает и наливается красным, становясь едва ли ни одного цвета с Аниными щеками. Не знаю почему, но мне нравится выводить ее на эмоции. И похер, со знаком плюс они или минус. Я поглощаю их, вытесняя сосущую пустоту внутри.

– Конечно. Хочешь, покажу?

Я отбрасываю полотенце в корзину с мусором и, сунув палец в рот, смотрю прямо ей в глаза. Смешно, что ее ведет от этого. Дыхание разгоняется, становится чаще и поверхностней, взгляд плывет, теряя фокус.

– Ты совсем ненормальный? – хрипит она.

– Это называется – сексуально активный.

– Ты мой брат!

Ах ты ж…. А она ведь не в курсе, что мы не родные. И это не мешает ей меня хотеть? Занятно. Плохая девочка. Очень плохая. Мне нравится. Я бы даже мог сыграть с ней в эту игру. Запретный плод наверняка обострит чувства и даже скрасит ее уродство. Такой сладкий изврат, но… Отец вряд ли мне это простит. Поэтому я беру себя в руки, насколько сейчас могу, и, отвернувшись, цежу:

– А он твой отец.

– Я же сказала, что освобожусь послезавтра! Я не отказываюсь от общения. Просто в универе завал, еще и Сашка здесь всего на неделю и…

– Таких Сашек у тебя будет еще с десяток.

– Ты по себе равняешь?!

– А отец у тебя один. И он умирает, – продолжаю гнуть свое.

– Ну да. Очень удобно – делать меня крайней. Только сам ты, как я погляжу, себе ни в чем не отказываешь. Веселишься, как ни в чем не бывало!

Это настолько, блядь, несправедливо, что я вспыхиваю, как канистра с бензином, в которую бросили спичку. Подлетаю к Ане, дергаю ее на себя.

– В отличие от тебя, я был с ним весь день!

Наши тела ударяются друг о друга. Мячики ее грудей расплющиваются о мой торс. Разница у нас в росте такая, что Аня смотрит на меня снизу вверх. Впрочем, как и любая другая женщина. Вот только далеко не на каждую я действую так… Я сам. Без привязки к деньгам и статусу. На абсолютно примитивном животном уровне, меняющем биохимию ее крови, ее дыхание и даже внешний вид. Это так манко – словами не передать.

Я наклоняюсь. Она как зачарованная на меня пялится. Испытываю извращенное желание тронуть языком уродующий ее шрам. Меня куда-то несет. Я абсолютно точно не в порядке. Пьяный, злой на весь мир и, сука, испуганный. Вот кто бы мне сказал, что взрослого мужика может привести в такой ужас мысль о скором сиротстве?

– Я встречусь с ним! Правда. Завтра, если это так срочно, – тараторит Аня, вроде как и не веря, что я ее поцелую, но в то же время ужасно того боясь.

Даже интересно, чем бы это закончилось, если бы у меня не зазвонил телефон. А так я приложил его к уху, и все враз перевернулось.

– Что?! Матиас! – теребит меня Аня, по лицу читая, что случилась какая-то фигня.

– Папе хуже. Пойдем.

Слава Богу, этой дурочке хватает ума со мной не спорить. Мы возвращаемся к Аниному столику, чтобы забрать ее сумочку, и теряем еще какое-то время на то, чтобы она объяснилась со своим парнем. Тот, конечно, увязывается за нами, но Аня пресекает эту идею. И это последнее, на что я обращаю внимание. Ведь мои мысли сейчас совсем в другом месте. С другими людьми…

Тычу в приложение такси, но из-за того, что дрожат пальцы, никак не удается вбить нужный адрес.

– Дай я, – мягко замечает Аня, вынимая из моих рук телефон. – Вот. Машина будет через семь минут.

Я отрывисто киваю и устремляюсь к выходу. За каким-то чертом нас выходят проводить ее друзья. Стоят, тихонько переговариваясь, пока я меряю шагами узкий тротуар. Минуты ожидания тянутся как последние страницы тяжелой книги. Торможу себя от того, чтобы не спросить, сколько еще нам ждать, но Аня будто сама понимает, как мне нужна эта информация.

– Еще пару минут. Он уже здесь, на развороте, – шепчет она и зачем-то касается моих пальцев своими, оставляя меня обожжённым этим прикосновением.

Наконец, темноту рассекают желтые лучи фар. Плюхаемся с Аней на заднее сиденье. В чувствах царит сумбур. Мне и легче вроде от того, что сейчас не один. И сложней. Потому что рядом с Аней я чувствую себя самозванцем, не имеющим права скорбеть. Знаю, бред. Но этот бред прочно засел в моей голове. И пока нет сил ни бороться с ним, ни его анализировать.

– У него рак, да?

– Да.

Наверное, надо бы как-то раскрыть тему… Рассказать, что он боролся как лев, и все было хорошо, до того как случился рецидив. А когда это произошло, отец будто перегорел. Отказался от химии, лучевой терапии. Сказал, что проживет столько, сколько отмеряно, без этого дерьма. Ну, вы уже, наверное, поняли, какой он упертый. Не зря баран. В смысле овен, но это одно и то же.

Дальше едем молча. У ворот дома припаркована одна из наших скорых. Ну, хоть что-то… В дверях сталкиваемся с возвращающейся бригадой. Останавливаюсь, чтобы расспросить о том, что и так понятно. Где-то между машиной и домом умудряюсь напрочь забыть о следующей за мной по пятам сестренкой. Поэтому когда мать встречает нас со словами: «Зачем ты ее притащил?!», лишь удивленно оглядываюсь на Аню.

– Отец просил. Пойдем, сообщим ему, что ты здесь.

– Не стоит! Он только уснул.

– Тогда мы просто к нему заглянем, – пожимаю плечами. Покой отца мать защищает как коршун. И это только лишний раз убеждает меня, что она все же может любить… Пусть и не своего ребенка, а мужика. Похер. К отцу я не ревную. – Пойдем, – бросаю Ане, шагая по коридору. С тех пор, как отец заболел, их с матерью свою спальню перенесли на первый этаж, чтобы ему не приходилось скакать по лестнице.

О том, что мне не нужна компания в эти секунды, понимаю с запозданием. Но уже ничего не исправить. Несколько минут мы топчемся у кровати мирно спящего отца, наблюдая за тем, как равномерно вздымается его грудь, и выходим. Потому что я ничего не могу при свидетелях. Ни поговорить с ним, ни плакать, ни даже просто коснуться.

– Извини.

– За что? – спрашиваю, упершись рукой в стену и низко-низко опустив голову.

– За то, что не приехала. Он казался… таким здоровым, – шепчет Аня, сглотнув.

– Это только видимость.

– Да я уже поняла, – кивает.

– Проехали. Пойдем, покажу твою комнату.

– Нет, что ты. Я не могу остаться.

– Почему? – обернувшись, устремляю на сестру тяжелый немигающий взгляд. Какого черта она выделывается? Разве не понимает, что мне сейчас совсем не до уговоров?

– Потому что твоей матери это явно не понравится.

– Она смирится. Если дело упирается только в это – забей.

Обхожу Аню по дуге, направляюсь к ведущей на второй этаж лестнице. Спиной ощущаю, что она семенит за мной.

– У меня же даже зарядки нет. Вещей на смену…

– Заедем завтра к тебе, перед встречей с риэлтором. А пока… – толкаю дверь в свою комнату, открываю комод и достаю первую попавшуюся футболку: – На.

Аня тормозит, явно не поспевая за развитием событий.

– Спасибо. Я думала, нам следует побыть с отцом. А ты какие-то встречи планируешь.

– Отец дал мне поручение купить тебе квартиру. Я его намерен исполнить.

– Мне ничего от него не надо! – горячо протестует сестра.

– Тебе, может, и нет. А ему хочется умереть с чистой совестью.

– Ну да, совесть… Все правильно.

– Слушай, – закипаю, – он же о тебе не знал!

– Думаешь, мне от этого легче? – рычит в ответ. Тут меня немного срывает, надо признать. Я толкаю Аню к стене, вжимаясь в ее мягкий живот какого-то хера тяжелой эрекцией. И мы с ней замираем на несколько секунд, соединяясь взглядами, прежде чем я всё-таки нехотя отступаю.

– Не легче. Только прошлого нам не изменить, как бы там ни было.

– Но ты бы очень хотел, да?

– Что?

– Изменить прошлое. Чтобы он обо мне не узнал.

Этот ее вопрос как будто выходит за рамки нашего разговора, являя совершенно иные смыслы. Будто Аня пытается вывести меня на откровения совсем иного толка. А потом сама пугается своей смелости и отступает.

– Ты обещал показать мне мою комнату.

– Я мог сделать так, чтобы о тебе не узнали, Аня.

– Так почему же не сделал?

– Потому что отца я люблю больше, чем…

«Чем ненавижу тебя». Я бы так, наверное, и закончил. Если бы в этот самый момент в комнату не вошла мать.

– Что здесь происходит?

– Ничего. Абсолютно. Ты не против, если Аня поселится в белой спальне?

Не давая матери даже рта открыть, оттесняю сестру в коридор и дальше, немного вглубь.

– Вот. Располагайся. Здесь кровать, балкон, ванная. Захочешь уединиться – закрывай мою дверь на защелку. Ванная у нас смежная.