Текст книги "Неоновые росчерки (СИ)"
Автор книги: Юлия Поспешная
Жанры:
Роман
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 14 страниц)
BMW
E39. Сочно-лазурного цвета продукт немецкого автопрома ожидал нас в специальном гараже. Здесь ставили тачки, которые уже протестили на стенде и теперь нужно попробовать на дороге. Дамир уселся за руль. Я хотела было сесть рядом, но Добряк категорично покачал головой. – Нет, Ника. Тебе придется сесть на заднее сидение. Я разочарованно взглянула на него: терпеть не могу ездить сзади! Но спорить времени не было. Я открыла левую заднюю дверцу и собралась сесть на сидение, как перед глазами у меня промелькнули несколько ярких воспоминаний. Их содержание потрясло меня настолько, что я замерла на несколько мгновений, а потом брезгливо взглянула на обшитое черной кожей заднее сидение. – В чем дело? – спросил Дамир, обернувшись и увидев мое выражение лица. – Скажи, Дамир, а хозяин этого авто случайно не заказывал чистку салона? – Нет, – удивленно поморгав, ответил Добряк. – А что? – Стоит убедить его заказать эту услугу, – вздохнула я с плаксивым отвращением. – А на заднем сидении лучше повторить раза три-четыре. – А что не так с задним сидением? Я снова вздохнула и скорчив болезненную рожицу, посмотрела на Дамира. Если бы я могла ему описать все содержимое только что увиденных мною воспоминаний. Да эта машина... её хозяин просто превратил свой
BMW
в место интимного уединения! И ладно я бы увидела только эту череду беспорядочного бурного секса, так ведь тут были следы! Господи! На заднем сидение места живого не было! От двери до двери всё, пардон, было обильно забрызгано... Фу! Фу!!! Мерзость!.. – Дамир, я не буду здесь сидеть... – я быстро и категорично замотала головой, вылезая из машины. – Это просто!... Это!.. Я не могу! Я совсем не могу! Правда! Пожалуйста, не заставляй меня там сидеть!.. – Да что не так-то, Ника? – Дамир был потрясен моей реакцией. Наверное, со стороны я казалась ему совсем неадекватной дурочкой. Угу, если бы я могла показать ему все, что там сейчас увидела!.. – Меня... меня укачивает сзади, – соврала я, первое что пришло в голову. – Просто ужасно! До тошноты! Хочешь, можешь убедиться, но тогда, боюсь, чистки салона точно не избежать! – Да ладно, хорошо... давай, садись рядом... – пожал плечами Добряк и прокашлялся. – Надеюсь, нас не тормознёт ДПС из-за ребенка на переднем сидении. – Я, вообще-то, уже не такой уж ребенок, – заметила я, усаживаясь рядом с водительским сидением. – Мне пятнадцать, а через три года будет восемнадцать. Дамир завел двигатель, одарил меня высокомерной улыбкой и покровительственно заметил: – Позволь дать тебе совет, золотце синеглазое: не торопись взрослеть. Мы выехали из гаража и оказались на шоссе. – ‘Ага’, – немного уныло подумала я. – ‘можно подумать, золотце кто-то спрашивал!..’. До нужного мне места мы ехали долго. Гораздо дольше, чем могли бы. Дамир оказался очень, очень, очень осторожным водителем. Нет, я всё понимаю. Может так и нужно – еле плестись и уступать дорогу даже распоследнему Хёндай Солярис – но для меня это было невыносимо! Особенно, когда я спешила предостеречь семью Стаса! Когда мы были на месте, я поспешно отстегнула ремень безопасности и, бросив короткое ‘Спасибо!’, выбежала из машины. У Дамира, наверное, была куча вопросов, куда я так припустила, но мне было все равно. Я бежала так, как будто за моей спиной осыпалась земля и разверзалась наполненная бурлящей лавой пропасть! Я летела вперед, старательно огибая редких прохожих на своем пути. В эти мгновения я искренне жалела, что не умею, как парни, перепрыгивать через забор! Многие препятствия мне бы не пришлось оббегать. Впереди показался дом, в котором жили Корниловы. Ещё чуть-чуть! Я почти на месте! Ветер обдувал лицо и путался в волосах. В моих легких истощался кислород, дыхание жгло гортань, болезненное чувство распирало ребра. Почти... Я почти на месте. Впереди показалась женщина с сумками, я едва не врезалась в неё. И учитывая её габариты (и массу) это было бы, как в анекдоте про Smart, который врезался в оленя. ‘А олень посмеялся и ушел...’. В моем случае ‘олень’ ещё час читал мне нотации и ругал последними словами! – Да куда ж ты так несёшься, идиотки кусок! – прокричала она мне вслед. И это я ещё избежала столкновения... Мне было плевать. В уме я держала только одну цель, мной владело только одно-единое стремление: успеть, предупредить... спасти! Я представить себе не могла, что будет, если я опоздаю. Я боялась даже предположить, как на меня посмотрит Стас, когда узнает, что его семью похитил мой дядя, чтобы передать Гудзевичу!.. Мой любимый и единственный дядюшка! Который, вот беда, некогда был плотно связан с криминалом. Но он же завязал! Завязал!.. Так какого же чёрта! В эти секунды, признаюсь, я чувствовала нарастающее и крепнущее гневное чувство. Ну, зачем?! Зачем?! ЗАЧЕМ?! Что он, не мог послать подальше этого Гудзевича?! Я была уже рядом с домом Корниловых, впереди показался их подъезд... дверь которого, внезапно открылась и оттуда вышли они. Рита и Алина. Я видела их всего пару раз в жизни, да и то на фотографиях в бумажнике Стаса, но я мгновенно их узнала. К моему удивлению рыжеволосая Рита тащила за собой розовую сумку на колесиках и ещё одну, поменьше, несла на плече. Следом за ней шла их со Стасом дочь, с рюкзаком за спиной и небольшой сумкой в руках. Я остановилась, поспешно втягивая носом воздух. Сердце стучало по ушам, под ребрами пружинистым клубком собиралась напряженная тяжесть. Я глубоко выдохнула, вздохнула и направилась к ним. – Добрый день! – улыбнулась я, подходя к Рите и Алине. Обе тут же уставились на меня. – Добрый, – Рита окинула меня подозрительным взглядом. А дочка Стаса смотрела с любопытством, задерживая взгляд на моих недавно купленных кроссах от Nike. – Вы меня не знаете, – быстро начала я, – но я... Я на пару мгновений замешкалась, не зная, как представиться семье Стаса. Не говорить же им правду! – Меня зовут, Ника, я студентка юридического университета и... – Поздравляю, – холодно перебила меня Рита. – Извините, мы спешим. Алина! Рита окликнула дочь, и они вместе подошли к красному хэтчбеку Mazda Hazumi. – Вы, что уезжаете?! – обеспокоенно воскликнула я. – А вам-то какое дело, девушка? – Рита молча передала сумку вышедшему из машины водителю. – Что вы от нас хотите? – Вам нельзя уезжать! – выпалила я.-Вам... – Девушка, вы кто? – скривившись, спросила меня Рита. – Что вам нужно? – Вам нельзя уезжать! Вам сейчас же нужно в полицию! – пока я бежала сюда, я не успела придумать, как сказать жене Стаса, что им с дочерью угрожает кошмарная опасность. – Зачем это нам в полицию? – медленно спросила озадаченная Рита. – Что-то с папой?! – взволнованно спросила Алина, взглянув на меня – Алина, садись в машину, – повернувшись к дочери, велела Рита и снова взглянула на меня. – Девушка, я не знаю, кто вы и что задумали, но идите-ка лучше... – Послушайте... – Ничего я не собираюсь слушать! – вскинув руки, раздраженно воскликнула Рита. – Мы спешим, а вы нас задерживаете. Всё! Извините, мы нужно на вокзал! Не дав мне и слова сказать эта женщина уселась на заднее сидение автомобиля, рядом с дочерью. Я поймала через окно обреченный и одновременно извиняющийся взгляд Алины. Водитель уже повернул ключ в замке зажигания. Я рванулась к машине, распахнула дверцу и быстро уселась рядом с водителем. – Я тоже еду! – объявила я и показала деньги. – Если надо – заплачу. Водитель Uber лишь пожал плечами и передвинул ручку КПП. – Подождите! – запротестовала Рита и возмущенно указала на меня ладонью. – Она не с нами! Остановите машину, а ты, – она посмотрела на меня и повелительным жестом указала на окно, – вон из машины! Живо! Что смотришь?! – Маргарита, позвольте мне, пожалуйста, доехать с вами! – нервно и отчаянно взмолилась я. – Я должна... – Ещё чего! – негодующе воскликнула Рита. – Никуда ты с нами не поедешь! Что это вообще за хамство такое!.. – Рита, вам и вашей дочери нужно срочно скрыться! Вас собираются похитить!.. – я спешила донести до неё всю реальность нависшей над ними опасности. – Да что ты несешь! – снова перебила меня жена Стаса. – Пожалуйста, просто выслушайте меня и потом можете прогнать! – Да не собираюсь я выслушивать всякую чушь! – Это не чушь!.. – едва не плача, простонала я. Рита не давала мне и слова сказать. Она кричала и перебивала меня, не желая слушать и не позволяя объяснить её опаснейшее положение вещей! С трудом представляю, как они со Стасом вообще находят общий язык и приходят к какому-то взаимопониманию! – Остановите сейчас же! – Рита теряла контроль над собой, обращаясь к водителю. – Маргарита... – снова попробовала я. И тут Мазда плавно остановилась. – Прошу прощения, мне нужно купить таблетки... я быстро, – водитель отстегнул ремень безопасности и открыл дверцу автомобиля. Он вышел на лицу и обернулся, виновато улыбнувшись Рите. – Вы серьёзно?! – гневно воскликнула Рита. – Две минуты! – воскликнул водитель, показывая два пальца. – Да какие ещё!..-начала Рита. Но водитель Мазды захлопнул дверцы и побежал к пешеходному переходу. Я проследила за ним, он направился к аптеке на противоположной стороне улицы. Отлично. Это был мой шанс. – Рита, выслушайте меня, наконец! Вам с дочерью срочно нужно в полицию, вам нужна защита! – быстро и взволнованно затараторила я. – Да что ты за цирк тут устроила! – Убирайся из машины! Пошла вон! Быстро!.. – Мама, – тихонько позвала Алина. – Цыц, Алина! – прикрикнула на дочь Рита и снова обратила на меня свирепый взгляд. – Сколько раз мне повторять?! Выйди из машины! Немедленно!.. – Мама! – громче сказала Алина. – Тихо, Алина! – Мама, смотри! Смотри!!! Алина оживленно указывала пальцем в окно. Я проследила за её взглядом. К нашему водителю, который только вышел из аптеки, подошли двое мужчин в кожаных чёрных куртках. Одного взгляда на бесстрастные и отрешенные лица этих людей хватало, чтобы инкриминировать им участие в деятельности (любой) ОПГ. К тому же, одного из них я узнала – он был в свите Гудзевича, которая вытаптывала наш газон и чадила у меня под окнами своими вонючими сигаретами! – Cholera!*( Чёрт возьми!) – яростно воскликнула я, от переживаний переходя на польский. Я всё-таки опоздала! Люди Гудзевича, к моему сожалению, сработали слишком оперативно. Мелькнула мысль, что видимо не без помощи моего дяди. Ситуация резко ухудшалась. Двое ‘неблагодёжных граждан’ схватили ничего не понимающего таксиста за руки. Мужчина попробовал было протестовать и тут же получил удар в живот, от которого согнулся пополам. В этот же миг, из стоявшего неподалеку, сзади, чёрного gelandewagen, выскочили четверо крепких молодцов и уверенной трусцой бросились к нам. Когда они успели к нам подобраться! – Что... что это происходит? – Рита растерянно завертела головой из стороны в сторону. Впереди, перед нами резко затормозил ещё один чёрный внедорожник, из его распахнутых дверей также выскочили двое, неприятного вида, мужчин и тоже бросились к нашей Мазде, с другой стороны. Были окружены. Слева тянулся узкий тротуар и длинная стена дома, а справа оживленное движение. Деваться нам было некуда. Во всяком случае так думали люди Гудзевича. Я бросила взгляд на замок зажигания. К моей тихой радости тупица-водитель оставил ключи в замке. Это наш шанс! Я проворно перебралась за руль. – Эй ты что делаешь?! – испуганно воскликнула Рита. – Совершаю вам большое одолжение, – ответила я чуть дрожащим голосом. Я повернула ключ в замке. Мазда тут же отозвалась чуть звенящим рычанием мотора с японским акцентом. Бежавшие к нам бандиты, замерли. Я встретилась взглядом с одним из них, мы посмотрели друг на друга, я издевательски подмигнула ему и тут же дернула рукоять коробки передач, одновременно сдавая назад. Они рванули к нам. Я круто развернула хэтчек, кормой выехала на тротуар, распугав немногочисленных прохожих. В следующий миг я нажала на газ, и проворный японец помчался вдоль желтого здания, по узкому тротуару. Ну, давайте повеселимся, господа! Сидя за рулем набирающего скорость хэтчбека, я ощутила нарастающую лихорадку восторга. Я ощущала скорость, я ощущала звук и силу мотора, я ощущала жизнь. Вперёд! Только вперёд! Без остановки! Без оглядки! Без опасений и раздумий! Кто-то из бегущих на встречу бандитов, выпрыгнул нам на дорогу. Я чуть было не дала по тормозам, но вовремя спохватилась: от меня этого и ждут. Сбивать людей я была не готова, но коли уж сами под колеса прыгают!.. Я прибавила скорости. Оказавшийся на нашем пути громила и испугом отпрыгнула в сторону. – Ты его чуть не сбила! – проорала сзади перепуганная Рита. – Но ведь не сбила же! – беспечно крикнула я в ответ. – Держитесь! Я круто развернула машину на углу дома. Рита и Алина вскрикнули сзади. Я выехала на автомобильную дорогу, переключила скорость и бросила беспокойный взгляд в зеркало заднего вида. Зловеще сверкнув бликами на граненном кузове, следом за нами стремительно выкатил Гелендваген. – Надеюсь, вы не плотно позавтракали, – бросила я и снова круто развернула машину. Взвизгнули покрышки, Алина и Рита опять испуганно вскрикнули сзади. Мысленно я извинилась перед ними. Я направила Мазду во дворы. В узких переулках и переплетениях дворовых дорог у нас больше шансов оторваться от громоздкого и неповоротливого немецкого ведра. Хотя... Люди Гудзевича не отставали. Но, не смотря на уровень опасности, во мне против воли скачками росло зашкаливающее чувство адреналина. Оно вселяло неумолимую жажду скорости, жажду движения и неукротимого стремления! Быстрее! Вперёд! Пусть попробуют догнать! Я бы обозвала их тем самым словом на ‘л’, которым русские любят обзывать не слишком смышленых граждан. Но воспитание этому препятствовало. Я отдавалась движению, я жила в нём, обитала и растворялась в этом блаженном и нагнетающем триумфальном чувстве скорости. Я свернула возле новостройки, проехала вниз по пологой горке. Сбоку показался выезжающий из подземного паркинга кроссовер, я переключила передачу, чуть придавила тормоз и крутанула руль. Хэтчбек плавно и грациозно занесло, мы изящно и ловко обогнули кроссовер, застывший на выезде шлагбаума. Его водитель что-то прокричал нам вслед, но мы уже спускались вниз, в полумрак подземной парковки. В зеркало заднего вида я увидела, как кроссовер сдал назад и уже два ‘гелика’ ворвались на территорию паркинга, вслед за нами. – Зачем ты сюда заехала?! – верещала сзади перепуганная Рита. – Нам отсюда не выбраться! – Замолчите! – крикнула я, выворачивая руль. Я отлично знала, что делаю. Это глупцы на внедорожниках понятия не имеют во что ввязались! Они ведь не знали, что дрифт один из любимых способов езды для меня! Я училась этой эффектной езде уже второй год! И не без успехов! Я проворно описала полукруг между квадратными столбами и тут же, снова переключив скорость, рванулась вперёд. Первый внедорожник неуклюже попытался повторить мой маневр, при этом сбил об стену себе левое боковое зеркало и со звонким скрежетом разнес крыло белому купе ‘Инфинити’. – Да кто вас ездить учил, ребята?! – хихикнула я. Второй ‘гелик’ попытался меня подрезать. Но я успела среагировать и в красивом (просто образцовом!) дрифте ушла вправо. Я увидела, как обманутый водитель второго ‘гелика’ орет и размахивает руками за рулем. А сидящий рядом мужик с крупной бульдожьей челюстью, лупит его ладонями по лицу. Тьфу, ты. А говорят, мы женщины, истерички за рулём! Ага, кто бы говорил господа! Но тут грянули хаотичные гулкие хлопки. Они мощным дрожащим эхом разлетелись над крышами припаркованных здесь машин. – Они стреляют! – взвизгнула Рита. – Да вы что! – иронично и взволнованно воскликнула я. – А я-то думала это новогодние хлопушки! Первый гелик, с поцарапанной дверцей, ехал параллельно мне. Я увидела ствол автомата в окне и быстро свернула. Гремящая автоматная очередь выбила окна в автомобилях, за которыми я укрылась. Я съехала на второй, нижний ярус. Гелики устремились за мной. Меня немного лихорадило, все-таки за ездой по мне ещё не стреляли! Так себе удовольствие! Но адреналиновый восторг кипел в крови и придавал внутренних сил. Ничего, выкрутимся! Только бы нам колеса не прострелили! На втором ярусе было припарковано меньше машин, и мне было, где развернуться. Немецкие ‘квадратные’ вёдра упорно мчались за мной. Вернее, пытались не отставать. То и дело из их окон сверкали вспышки выстрелов и рыжие пламенные искры взрывались на железобетонных столбах паркинга. Выстрелы заглушали истошные крики Риты и Алины. Я и сама не кричала, лишь потому что приходилось вести машину. Мы мчались вперёд, я давила на газ, переключала скорости и крутила руль. Мой план был прост, как кирпич: запутать погоню в тесном для громоздких внедорожников пространстве с многочисленными опорными столбами, может быть спровоцировать аварию, и поскорее свалить. Однако, водители гелендвагенов тоже оказались не профанами. И просто так, даже активно петляя между припаркованных машин и столбов, оторваться от них не получалось. Ну, ладно. Посмотрим, насколько вас хватит дяденьки. Я вывернула руль, выходя из очередного дрифтующего виража. И рванула прямо на перерез выезжающему справа черному гелику. Второй мчался за нами сзади. Я сосредоточенно смотрела вперед. Удары моего сердца отмеряли мгновения. Переливающийся тусклыми бликами черный кузов здорового Мерседеса рос перед нами. – Ты что творишь, дура ненормальная?! – в безумной панике заорала Рита. Я боялась, но моя правая нога упорно давила на педаль акселератора. По спине спускался влажный холод и сухой жар дышал в лицо. Все мое тело туго стягивало и сжимало давящее лихорадочное напряжение. Я никогда ничего подобного раньше не делала! Я не знала, что из этого выйдет, я боялась наихудшего и боялась об этом думать. Но я была в движении, за рулем, на скорости. Я была на своем месте. Капот летящего нам навстречу внедорожника сверкнул бликами света, я дернула ручку АКПП и ударила по тормозам. Хэтчбек круто вильнул вправо, а едущий прямо за нами второй Gelandewagen не успел последовать примеру маленькой проворной Мазды. Два внедорожника столкнулись с сокрушительным гремящим скрежетом! Дождем брызнули выбитые окна, смялись крылья и крышки капотов. Один из внедорожников отбросило к столбу, а второй перевернуло и автомобиль, разбрызгивая огненно-золотые искры, проскользил цементному полу, чтобы с ошеломительным звенящим грохотом врезаться крышей в борт массивного бронзового Лексуса. Я в страхе, забывая дышать и вжимаясь в сидение, глядела на результат аварии. Наша Мазда застыла между столбом с буквой парковочного сектора и длинным Audi Q7. Алина и Рита, потеряв дар речи и способность двигаться также, как и я, взирали на результат крушения двух автомобилей. Крушения, которое устроила я. Нахлынувшее, внезапно, кошмарное осознание того, что я натворила, заставило меня оторвать руки от руля и быстро их прижать ко рту. Господи! Я же этого не хотела! Я не хотела... не хотела, чтобы так!.. То есть, я сделала это специально, мне нужно было, чтобы они столкнулись, но... Боже, я совсем, ни разу и ни за что не желала никому гибели! Я не понимала последствий! Не осознавала, что творила... Глубокое убийственное потрясение наполняло душу отравляющим чувством вины. Я мигом представила, сколько людей сейчас погибло в этих машинах! И плевать, какими сволочами они там все могли быть! Я бы никогда не посмела присвоить себе право решать кому жить, а кому нет! Я закрыла глаза и судорожно вздохнула, ощущая, болезненно гнетущее чувство от невыносимо мерзкого и горького понимания того, что я прервала чью-то жизнь! Я ведь... не этого хотела. Я просто... я просто пыталась спасти семью Стаса. Пыталась уйти от погони. Но... почему я даже не задумалась о том, что это может стоить кому-то жизни! Мои скорбные раздумья и мысленное самобичевание были прерваны звуком протяжного металлического скрипа. Я увидела, как в перевёрнутом внедорожнике открылась дверца, затем вторая и наружу, друг за другом выбрались четверо мужчин. За ними, из другого ‘гелика’ выбрались ещё трое людей Гудзевича. Они были помятые и побитые, с ссадинами и кровавыми царапинами на лицах, но живые! Живые, чёрт возьми! Меня обуяло идиотское чувство радости! Я испытала животворящее душевное облегчение... пока не увидела, в руках бандитов оружие. Они хромали и, покачиваясь, с угрюмыми и злыми лицами двигались в нашу сторону. – Да очнись ты! – Рита в сердцах хлопнула меня по плечу. – Все живы! Поехали!!! Бандиты подняли пистолеты, целясь в нашу сторону. Я резко сдала назад и резко развернула машину почти на сто восемьдесят градусов. Послышались раскатистые удары выстрелов. Но я уже вела Мазду к выезду из паркинга. Мы вырвались на первый ярус, и я тут же направила тачку к выходу. За широкими воротами въезда на паркинг символично и ярко белел дневной свет. Пульсирующие приступы нервной дрожи ‘мяли’ и сдавливали мое тело. У меня то и дело сбивалось дыхание, а внутри, где-то под сердцем каменело тугое чувство нагнетающего напряжения. Мы выехали со двора, я бросила взгляд на окно возле пассажирского сидения справа от себя и увидела в нём сквозную дыру с ореолом белых трещин. Я подъехала к выезду на проезжую часть и, ожидая красный свет на ближайшем перекрестке, проследила взглядом примерную траекторию выстрела. Пулю я нашла сбоку, чуть выше своего плеча. Она тускло поблескивала, плотно и глубоко застряв в моем сидении. Мерзкое, холодящее нутро, скользкое чувство опасности заворочалось внутри меня. Я перехватила взгляд Риты. Жена Стаса тоже увидела засевшую в сидении пулю. Рита прижимала к себе перепуганную Алину и гладила ту по голове. Я почувствовала мощный укол совести – если бы я сумела их убедить никуда не ехать им бы не пришлось переживать эту адскую гонку со стрельбой. А ещё, я успела подумать, что хотела бы сейчас, ненадолго оказаться на месте Алины. Я бы тоже очень хотела, чтобы моя мама прижала меня к себе, с теплотой и нежностью погладила по голове и прошептала: ‘Всё будет хорошо, доченька’. Я сглотнула жесткий комок. Уже пятый год, мне приходиться лишь мечтать о подобном и завидовать тем, у кого всегда есть любящая и заботливая мама. Я неистово и быстро заморгала глазами, чтобы не расплакаться. Не хватало ещё разреветься от зависти! На перекрестке зажегся красный, движение остановилось, и я вырулила на шоссе. – Куда мы едим? – подала вдруг голос Рита. – Нужно где-то спрятаться и переждать, – вздохнув, ответила я. Рита хмыкнула. – Не вздумай везти меня к Стасу! Я посмотрела в зеркало заднего вида и перехватила взгляд Риты. Зеленые глаза женщины были наполнены непреклонной и мрачной решимости. Я поняла, что и правда не стоит везти её к Корнилову, но... Чёрт возьми, а куда тогда?! Сама-то я их точно защитить не смогу! Мои раздумья прервала Рита. – У меня вопрос... даже два, – произнесла она. – Где ты, блин, научилась так водить?! И... почему мы не могли просто... просто уехать? Зачем была нужна эта опасная карусель в подземном паркинге?! Я вздохнула, кивнула и произнесла: – Я, с вашего позволения, отвечу в обратном порядке... – Как тебе угодно, – прохладно бросила Рита. – И давай без этих обременительных речевых оборотов. Бесит. – Извините... – Перестань извиняться и говори уже, – вздохнув, раздраженно произнесла Рита. – Как скажете, – согласилась я, чувствуя себя слегка неловко, – мы... мы на этой машине, не ушли бы от ‘геликов’ по прямой... Они бы нас догнали и... – Понятно. А почему по дворам нельзя было уйти? Этим махинам было бы тяжело угнаться за нами. Разве нет? – Я тоже сначала так подумала, а потом вспомнила какое количество машин у нас стоит во дворах. Иной раз даже пройти сложно, не то что проехать. Да и потом, а вдруг мы в тупик заедем или ремонт дороги будет или просто будет встречная машина ехать, и нам придется её пропускать... Да и потом, там же полным-полно людей, кто-то наверняка бы погиб, если бы они вот так же начали стрелять по нам, на дворовых улицах... – Ясно! – фыркнула Рита и, помолчав, добавила. – Может ты и права... А где ты так водить-то выучилась? Ты вроде не сильно большая. Сколько тебе? Восемнадцать? Девятнадцать? А то на вид, больше четырнадцати не дашь. – ‘Вот уж спасибо’, – подумала я, а вслух ответила: – Я... с детства люблю машины и... мне очень нравится скорость, движение, звук мотора... – Это-то я заметила, – суховато ответила Рита. – И во сколько ты первый раз села за руль? – Мне было шесть, когда папа первый раз в жизни, дал мне подержать руль. – я улыбнулась своим детским воспоминаниям. Тогда у меня ещё была семья, родители и... я росла, окруженная искренней безграничной любовью и трепетной заботой. – А без родителей, когда села за руль? – допытывалась Рита. – В двенадцать, – призналась я. Вообще-то в самый-самый первый раз, когда я села за руль сама, мне было девять, но тогда на заднем сидении был папа и мы, на очень маленькой скорости, ездили только вокруг родового поместья Лазовских. – Но ты же не просто водишь машину, ты же... – Рита замолчала, подбирая нужное определение. – Ты же трюкачишь, как ненормальная! – Буду считать это похвалой, – скромно улыбнулась я. Рассказывать Рите о том, что я почти каждые выходные, сама или с дядей, катаюсь по пустым эстакадам, на окраине родного Строгино, и отрабатываю приемы дрифта, я сочла лишним. А то она ещё расскажет Стасу, и Корнилов не упустит случая отчитать меня за ‘неоправданный риск’ и ‘безответственное поведение’. Рита не стала дальше пытаться узнать, где я научилась водить. Теперь она полностью уделяла внимание перепуганной до безмолвного ужаса Алине. А я, глядя на дорогу, пыталась понять, куда мне их отвезти? Где Рита и Алина смогут быть в безопасности? И это должно быть место, где нет Стаса. Иначе Рита и опять оттуда сбежит. Самое паршивое, что даже позвонить Сене, Коле или, тем более, Антону Спиридоновичу я не могла. Все они тут же сообщили бы Стасу, а Корнилов начал бы вызванивать меня, Риту и Алину. Он бы требовал у меня везти его семью к нему (что вполне оправданно и логично), а Рита, я в этом не сомневалась, истерично этому сопротивлялась бы. И все закончилось бы тем, что она, даже не смотря очевидную опасность, прихватив Алину, скоропалительно сбежала. А мне бы опять пришлось бежать следом и уговаривать её одуматься! Нет уж. Пока Рита ведёт себя более-менее мирно и согласна прислушиваться с к здравому рассудку, не стоит даже упоминать при ней Стаса. Уж не знаю, что у них там приключилось, но жена Корнилова явно разгневана и намерена, во что бы то ни стало, уехать. Меня кольнула гадкая мысль, что я, фактически, помогаю Рите сбежать от Стаса, пока тот остается в неведении. Я подумала, что стоит обмануть Риту и привезти в такое место, куда Стас не приедет, но будет знать где они. Ведь им обеим, в любом случае, нужна защита. Представить боюсь, что будет если они попадут в руки Гудзевича! В этот миг в моей сумке тревожно и нетерпеливо зазвонил мобильный. Я вздрогнула, когда в салоне автомобиля зазвучали первые аккорды ‘Prophecy of Ragnarok’. – Господи! – воскликнула в ужасе Рита. – Это ещё что такое?! – Power Metal… – рассеянно ответила я и взглянула на дисплей. Я тот человек, который с одинаковым удовольствием слушает Баха или Чайковского и металл-рок, блюз или фолк-рок. Да, да я существую. На дисплее моего смартфона значилось ‘Дядя Сигизмунд’. – Так, – нервно сглотнув, произнесла я, – а сейчас я попрошу вас, сидеть очень и очень тихо. – Почему это?! – с претензией в голосе язвительно спросила Рита. Я бросила на неё просящий взгляд. – Это мой дядя, он не должен знать, где я. Пожалуйста, не выдавайте меня. Рита лишь поджала губы и отвернулась. Я приняла вызов от дяди и, стараясь не выдавать собственного волнения, проговорила в трубку: – Да, дядя Сигизмунд? – Ягодка, – с суховатой подозрительностью произнес мой дядя. – А ты сейчас где? – Я...-я на миг замялась. – Я... я с друзьями. Версия с моим парнем была исключительно для Добряка-Дамира, а вот дяде говорить что-то подобное категорически нельзя! Ревность меня к любым представителям мужского бола, иногда, доводила его до паранойи. – С какими друзьями, ягодка? – вкрадчиво спросил дядя. Я почувствовал, как от его голоса у меня язык застывает и мое горло как будто что-то сдавливает. Я отчаянно сопротивлялась нарастающим переживаниям. – С которыми я... – я замялась, но быстро нашлась, – с которыми я занимаюсь в ‘Княжеском’. Тут девчонки из секции по шорт-треку... – Ага, – медленно проговорил дядя. – Вот оно что... Когда дядя сомневался в искренности моих слов его голос начал звучать как треск медленно и громко надламывающейся ветки. Опасное и зловещее предзнаменование, означавшее, что дядя сосем мне не верит. Мне пришлось собрать в кулак всё свое самообладание, чтобы врать ему. – Вот что, ягодка, – прокашлявшись проговорил дядя, – я сейчас буду вынужден отъехать по делам, дома я могу в ближайшее время не появляться. А ты... у тебя же вроде есть твоя подруга. Как бишь её? Лера, кажется... – Да, – осторожно ответила я. – А что? – Да так... в ближайшее время тебе будет лучше не появляться дома, без крайней необходимости. Настораживающее и даже пугающее чувство извиваясь соскользнуло по моей спине. – А что происходит, дядя Сигизмунд? – встревоженно спросила я. Я не надеялась, что-то выведать у дяди, это было невозможно. Но мне хотелось хотя бы отчасти иметь представление о его намерениях. Возможно мне бы удалось помешать ему совершить что-то... непоправимое. – Всё в порядке, ягодка, – дядя когда сам врал, его голос становился нарочито спокойным и бесстрастным. – Просто есть кое-какие дела... Это связано с моим прошлым. Ничего особенного. Его напускная небрежность в голосе меня не обманула. Я отлично знала о каком ‘прошлом’ шла речь. Тем более, когда в доме появляются люди вроде этого мерзавца, Гудзевича. – Дядя Сигизмунд, – проговорила я робко и боязливо, – может быть стоит обратиться... – Нет! – веско и жестко ответил дядя Сигизмунд. Я тут же покорно замолчала. – Ни к кому обращаться не нужно, – голос дяди звучал с угрюмой непреклонностью. – Я со всем разберусь сам, ягодка. Ты поняла меня? – Д-да... – заикаясь ответила я. – Точно? – переспросил дядя. – Я должен быть уверен, что ты не будешь обращаться в полицию или другие органы. – Я не буду, – вздохнув, ответила я. – Вот и правильно, ягодка, – ответил дядя. – Сама будь осторожна, в школу, кстати, можешь пока не ходить. Я тебе перезвоню. Он положил трубку, а я ещё пару секунд сидела с телефоном возле уха. ‘В школу, кстати, можешь пока не ходить’. И это сказал мне дядя Сигизмунд, который терпеть не мог, когда я пропускаю школу! Я правда не знала, стоит ли куда-то обращаться и, тем более, в полицию. Я пребывала в ужасе от мысли, что дядя может быть втянут в какое-то тяжкое и кошмарное преступление! Да ещё когда к нему заявляется опасный мафиози и требует помочь в его мести Стасу! Стасу, господи!.. С которым я столько всего прошла и пережила! Которому я стольким обязана! Я не могла не помешать дяде... Но, ещё меньше я желала, чтобы дядю Сигизмунда упекли за решетку! Чёрт! Я понятия не имела, что мне делать! С одной стороны, я уже вмешалась и, хочется верить, уберегла семью Стаса от бандитов Гудзевича, во всяком случае, на время. С другой, теперь мне нужно что-то предпринять, чтобы дядя Сигизмунд не натворил чего-то, что я сама не смогу ему простить! Я не знала, как мне быть. Сама я не справлюсь, я абсолютно четко понимала это. Что я могу? Я могу только обратиться за помощью... За помощью к Стасу или... Тут меня осенило! Есть кое-кто, кто смог бы помочь укрыть Риту и Алину, а также, возможно, помог бы мне, остановить моего любимого дядю. И он, скорее всего, не станет говорить Стасу, если я порошу его об этом. А Стас... Стас пусть думает, что за его семьёй охотиться только Гудзевич. В конце концов именно он и вынудил моего дядю вернуться к своему ‘прошлому. И если эту bandycki dran*(бандитскую дрянь), наконец, посадят он не сможет давить на моего дядю и требовать от него помощи в своей грязной и подлой мести! Помешкав, я решилась и набрала номер Бронислава Коршунова. – Кому ты звонишь? – спросила Рита. – Другу, – коротко ответила я. – Другу Стаса? – Нет, – я не врала, Стас не считал Брона другом. – Твоему? – Да... – Хороший, хоть, друг? – скептически хмыкнула Рита. – Надеюсь, – вздохнула я. ПРОХОР МЕЧНИКОВ Воскресенье, 22 марта. Он метался от одного окна к другому. Прохор с нервозной злобой высматривал полицейских, которые окружили дом прокурора. Украдкой выглядывая из-за роллетов, он следил, чтобы никто не приближался к дому. Прохор не мог справиться с бурным шквалом панических опасений. Ему все время казалось, что вот сейчас, в эту минуту, полиция начнет штурм! Что прямо сейчас! Вот именно в эти секунды дом Токмаковых быстро окружают десятки вооруженных до зубов бойцов спецназа! В сознании Прохора крепла истеричная уверенность, что подполковник Корнилов не собирается выполнять его требований. Что он согласился лишь для того, чтобы потянуть время! Чтобы дать возможность группе спецназа проработать план штурма! Да, Прохор прочитал довольно различных интернет-источников о методах противодействия террористам. А по классификации УК Росиии, их с друзьями действия, точно подпадали под определении ‘террористический акт’. А значит и обращаться с ними будут соответственно. Зачем он вообще на всё это решился?! Зачем все это придумал и подбил своих друзей?! Чего он добьется, если Корнилов не станет выполнять его требования? Что ему остается?.. Разве что только выполнять свои обещания, о которых прозрачно намекнул подполковнику. – ‘Да’, – со злобной решительностью, подумал Прохор. – ‘Пусть только попробует меня надуть... Я всю эту семейку перестреляю на хрен! И это будет только начало!.. Я им всем покажу! Всей этой преступной шайке в правительстве и псам, которые их защищают! Они думают, что могут вытворять все что им вздумается! Что такие с**и, как прокурор Токмаков могут с пренебрежением относится к чужим трагедиям, безнаказанно забрасывая все ‘не перспективные’ для них уголовные дела. Он им покажет! Всем им! Всему этому проворавшемуся коррумпированному сброду упырей и... Наполненные ненавистью к государству порывистые мысли Мечникова были прерваны пронзительным мужским криком. Прохор задрал голову вверх, крик доносился со второго этажа шикарного коттеджа. Он узнал голос прокурора Вацлава Токмакова и услышал в нем невыносимое мучение. Голос Вацлава срывался на сдавленное хриплое рычание. Прохор, оставив Михаила Ожеровского с заложниками в гостиной, стремглав рванул наверх. Он забежал в кабинет прокурора и замер на пороге. Токмаков, раздетый до трусов, был плотно привязан к креслу. Прерывисто и часто втягивая воздух разбитым окровавленным носом, он в страхе смотрел на стоявшего рядом Даниила Меллина. Чуть дальше, возле маленького неприметного сейфа, присел Вячеслав Маслов, который задумчиво водил рукой по металлическому корпусу хранилища. – Вы какого **я вообще творите?! – заорал на них в бешенстве Мечников. – А что? – вскинул брови Меллин и кивнул на израненного Токмакова. – Тебе его жаль, что ли? Ты забыл, кто он? И что мы здесь из-за него? – Причем тут это... нахрена вы его связали и... Он задержал взгляд на длинном окровавленном кухонном ноже, в руке Меллина. Затем взглянул на Маслова – тот не обращая внимания на пытки прокурора, деловито ковырялся с замком отливающего тусклыми бликами металлического сейфа. – ‘Алекс-3’! – рявкнул Прохор. – Вы че, его пытаете?! Мечников застыл, потрясенно глядя на Даниила. – Да, – небрежно бросил тот и пожал плечами, – мы с ‘Алексом-2′ решили... – Это ты решил, а я лишь не стал тебе мешать, – не оборачиваясь, поправил его Маслов. – Ла-адно, – со смешком, протянул Меллин и кивнул шокированному Прохору, – это я решил, что неплохо бы получить какое-то материальное вознаграждение за наши... хм... за наши труды, а также тяготы и лишения, которые мы терпим по вине этой козлины. В голосе Меллина слышалась елейная шутливость. Было что-то неуловимо жуткое в его насмешливом и пренебрежительном отношении ко всему происходящему. Что-то такое, что Мечников не мог объяснить, но уже почувствовал, что он зря, очень-очень зря, предложил Дане участвовать в своей борьбе за справедливость. – Вознаграждение? – тихо переспросил Прохор, приближаясь к Дане. – Ты вконец рехнулся?! Мы здесь не ради бабла, ‘Алекс-3’. – Ну, это ты у нас народный мститель и жертва не разделенной любви, – издевательски хмыкнув, бросил Даня. – И даже если ты заставишь полицию искать убийцу твоей девахи, то что получим мы, а?! Что нам воздастся за риск получить пожизненный срок или быть убитыми крутыми парнями из спецназа ФСБ? Даня картинно развел руками. – А?! Алекс-1? Нам то что перепадёт? Слова благодарности?! Даниил противно засмеялся. А Мечников не нашел, что сказать. Он быстро обернулся на Славу, но молчание Маслова подтверждало, что он согласен с мышлением Меллина. Эти двое, а может и братья Ожеровские тоже, явно желают получить свою, выгодную для них мотивацию. И Прохор понял, что сейчас, здесь, он должен им это предоставить – более весомый и значительный повод быть с ним заодно, поддерживать его, оставаться здесь и слушаться его, как лидера. – Чёрт с вами, – махнул он рукой, – но поделим все поровну. – Я знал, что ты достаточно умен, чтобы не ограничиваться лишь бессмысленным требованием отыскать убийцу своей девчонки, – по голосу Меллина слышно было, что он довольно улыбается, – Нам нужен код от сейфа, а эта седовласая падаль не желает нам его называть. – Вы не понимаете...– сдавленно рыдая, произнес Вацлав и умоляюще взглянул на Прохора. – В этом сейфе... В нём бумаги, которые... никто не должен видеть. – Какие-то твои коррупционные схемки, гнида воровская?! – с презрением спросил Прохор. Но Токмаков тяжело покачал головой и страдальчески всхлипнул. Из рассеченной брови и разбитой скулы на волосатую грудь и живот прокурора стекали несколько кровавых струй. Кровь из резанных ран на ногах и руках в изобилии капала на светлый ламинат. Темно-алые капли разбивались о пол и застывали рваными кляксами. – Там... там документы, которые я... – он закашлялся, сплюнул кровью. Прохор с отвращением смотрел на темные кровавые струйки, которые проворно опутывая тело прокурора, быстро скользили вниз. – Что в сейфе, Токмаков? – Прохор забрал у Дани нож и приблизился к прокурору. Тот нервно тяжело сглотнул и замер от ужаса, глядя в непроницаемую чёрную маску, на лице Прохора. – Там... там... – Что там за документы, мразь?! – рявкнул на него Мечников. Вацлав пугливо вздрогнул. – Отвечай! – Я не могу... – всхлипнул он. – Не могу вам сказать! Они... вы не понимаете! Они убьют меня и... – Дядя, ты бы лучше подумал о том, что мы можем с тобой сделать, – оглянувшись на Маслова и Мечникова, насмешливо произнес Меллин. Токмаков взглянул на него с мрачным презрением и прошипел: – Если вы откроете сейф они убьют меня и вас всех! Вы не представляете каким людям я... оказывал услуги. Если они узнают, что вы лазали в сейф и рылись в этих бумагах... Токмаков вдруг расплылся в безумной, кровавой улыбке. – Никто даже не узнает о том, что с вами случилось! – Вацлав сипло засмеялся и тут же, болезненно закашлявшись, снова смачно сплюнул кровь себе на живот. – Так, понятно, – на Меллина пугающая речь прокурора впечатления не произвела. – Будем говорить по-другому. Он вышел из кабинета. – Эй! – обернулся Мечников. – Ты куда?! ‘Алекс-3’? – За весомыми аргументами для господина прокурора, – отозвался из-за двери Меллин. Прохор в недоумении взглянул на Маслова, но тот лишь растерянно пожал плечами. Прохор встревоженно вздохнул, он боялся того, что может предпринять Меллин. И судя по раздавшимся снизу истошным крикам и детскому плачу, его боязнь была полностью оправдана. Прохор не знал, что там внизу делает Даня, но он понимал, что должен спуститься вниз и помешать ему. Всё что происходит, всё вот это... это сосем не то, что он себе представлял. В его планы входило наказать Токмакова, но... он Мечников предполагал хорошенько отлупить зарвавшегося и обнаглевшего прокурора Дорогомиловского района. Но он не собирался пытать его или членов его семьи! Это... Это другое! Это что-то, находящееся за той гранью, которую он, Мечников, переступать не собирался. И да, сейчас он понимал, что если понадобиться, он не сможет привести в действие свои угрозы относительно заложников. Наверное, не сможет. Он не знал наверняка... Прохор чувствовал, что совершенно запутался в своих намерениях и желаниях, а ещё он осознал, что здесь, сейчас, в этом доме, могут произойти события гораздо страшнее чем те, к которым он готовился. Они с друзьями могут совершить такое, что лично Прохор не сможет пережить. Нечто такое, с чем он не сможет смириться и после чего вряд ли сможет спокойно спать по ночам. Он не знал, что ему делать и это серьёзно его пугало, доводя до панической истерии. – Не надо! Пожалуйста! Оставьте его! – горестно рыдая прокричала женщина. Прохор вздрогнул, когда услышал голос Ирины Токмаковой. – Не трогайте его! Боже! Пожалуйста! Умоляю! Не надо! Не надо! – Заткнись, тварь! – рявкнул Меллин. Прохор услышал глухой удар, женский крик и хриплый надрывный кашель. – Мама! – взвизгнул мальчишеский голос. – Мама! Мамочка! Не трогай её!.. Ай! А-ай!!! – Ты что, мелкий, нюх потерял?! – Прохор похолодел, услышав зловещее рычание Меллина. – Тебе напомнить, кто здесь хозяин, гадёныш?! – Пожалуйста, оставьте его! – вновь взмолилась Ирина Токмакова. – Возьмите лучше меня... – Возьму, обязательно, и спрашивать, поверь, не буду, – с похабной веселостью, ответил Меллин. – А сейчас ползи назад, пока я тебе ещё раз не врезал. Пошли, мелкий. Побеседуем с твоим папашей. Прохор взглянул на Маслова. Он ожидал Вячеслав возмутиться, что Маслов воспротивиться подобным методам Дани. Но лицо Маслова было скрыто под маской и он хранил молчание. Он либо боялся перечить Даниилу, либо же поддерживал его. И Прохор не знал, что из этого хуже. – Заходи! – Меллин показался на пороге кабинета и втолкнул внутрь сына прокурора. От толчка Дани сын Токмаковых упал на четвереньки, а затем в страхе уставился на своего избитого и измученного пытками отца. Прохор увидел нарастающий безграничный ужас в расширяющихся глазах ребенка. Его мир, мир этого мальчика рушился, рушились границы, правила и реальность, в которой он воспитывался, в которой существовал. – П-па... папа... – жалобно всхлипнул мальчик. Он попытался подняться, но не смог. Его худое, костлявое и угловатое тело колотила беспокойная дрожь. Он не мог отвести взгляда от своего отца. – Клим... – Вацлав беспокойно, но слабо шевельнулся в кресле. Кровь его теле потекла быстрее и ещё больше закапала на пол. Лицо Клима вытянулось и исказилось. Душу ребенка, подобно разрастающейся язве, наполнял бесконечный первобытный ужас. Его душа, его сознание, его личность уже никогда не будут прежними. Прохор загородил собой Вацлава и встал перед мальчиком. – Поднимайся, – велел он. Он чувствовал себя мерзавцем, последней скотиной. И эти чувства усугубились, когда маленький Клим поднял на него мокрые от слез испуганные глаза. – Отпусти моего папу!.. – со слезами, молящим голосом попросил ребёнок. – Пожалуйста... Не надо больше делать ему больно! – Я... – начал было Прохор. – Заткнись, гадёныш дряхлый! – Меллин отвесил ребенку тяжелый подзатыльник. Тот пошатнулся и едва не упал, но Прохор, повинуясь странному наитию, подставил руку не дал ему упасть. Меллин этого не заметил и подойдя к связанному Токмакому, наклонился к нему. – Ну, что? Господин прокурор, будете по-прежнему упрямиться? Или всё-таки назовете нам этот с**нный код?! – Ах вы гребаные безмозглые ублюдки...– тяжело выдохнул Вацлав. – Вот оно что, – обманчиво миролюбивым голосом произнес Меллинн. – Тогда смотри... Он резко развернулся, вскинул автомат и выдал короткую гремучую очередь. Клим в страхе дико закричал, отскакивая назад. Мальчик сжался под направленным в него дулом автомата. А в полу, рядом с ним теперь темнело несколько глубоких выбоин. В некоторых из них застряли автоматные пули. – ТЫ ЧТО ДЕЛАЕШЬ?!! Мразь ты за***ханая! – через сил заорал на Даниила Токмаков. – С**ье отродье! Что б ты сдох, паскуда!!! – Тише, тише, – засмеялся под маской Меллин и повернулся к прокурору. – Я ведь только показал, что могу сделать с твоим щенком, Вацлав. Прохор, не в состоянии произнести и звука, шокировано наблюдал за происходящим. – Тварь... Выродок! – сплевывая кровь, рычал Вацлав. – Шл**ин сын! – Лучше скажи уже пароль, – устало произнес Меллин, – если не хочешь увидеть, как я по одной пули буду всаживать в тело твоего жалкого никчемного ублюдка. Прохор не верил в то что слышал и видел. Он знал, что Даня Меллин жестокий и беспринципный подонок, но он не осознавал всех масштабов. Всё оказалось куда как хуже... – Стой... Не надо!.. – прохрипел Вацлав и, словно выдохнувшись, опустил голову на грудь. – Пароль... для сейфа... Он закашлялся, снова посмотрел на Меллина. – Да-да? – с издевательской угодливостью переспросил Меллин. – Восемь... шесть, семь... тридцать два... – с явным трудом проговорил Вацлав. Меллин посмотрел на Вячеслава Маслова. А тот уже набрал названную Токмаковым комбинацию. Прозвучал едва слышный тихий звон и квадратная дверца сейфа, мягко поддавшись, приоткрылась. Меллин отвёл заливающегося слезами Клима вниз, а Маслов и Мечников достали из сейфа небольшую, но плотную стопку листов. – Что это?! – перебирая листы с таблицами, постановлениями и печатями, спросил Маслов. Но Прохор уже знал ответ. Он прочитал первый документ, второй, пролистал ещё несколько и бросил их на стол. – Твою же мать! – с чувством произнес он и задрав голову глубоко, судорожно вдохнул. – Чего ты? – недоуменно спросил Маслов переводя взгляд с документов на Прохора. – Что не так? – Да разуй глаза! – рявкнул на него Прохор и вырвав первый лист из рук Маслова ткнул его другу прямо в лицо. – Это постановление из минздрава, а вот официальное разрешения из минпромторга, а вот ещё одно, а вот уведомление об открытии фиктивного счета на Кипре, на третье лицо! С**а!.. А вот это распечатки электронных писем, судя по содержанию, с судьями и сотрудниками минюста! А вот это разрешение из минфина! – И? И что? – Слава по-прежнему не понимал. – Это документы, изобличают всех нечистых на руку сотрудников из различных госструктур госсударства! – чуть ли не проорал Прохор. – Минздрав! Министерство финансов! Минпромторг, с**а! Куча фирм, компаний, сотрудники правоохранительных органов, судьи, директора и даже кое-кто из госдумы!.. Б**ть! Это... Это!.. В этом сейфе бумаги на огромную насквозь коррупционную, мать её, огромную преступную систему, работающую во всех отраслях страны! Всё здесь! В этом сейфе!.. Мечников не мог видеть лица Маслова, но чувствовал, что сейчас тот потрясен услышанным. Они несколько мгновений смотрели друг на друга, когда тишину нарушил скрипучий и влажно хлюпающий смех. Прохор обернулся. Вацлав Токмаков, улыбаясь безумной кровавой улыбкой, выдавил из себя: – Вы все покойники! Все! Все до единого! Тупые молокососы! Вы даже не представляете каким людям, теперь, встали поперек пути!.. – Ничего подобного! – занервничал Маслов. – Мы ничего не видели! Я ничего не запомнил! Я только... Он отшвырнул от себя бумаги, а Токмаков захихикал ещё злораднее. – Без разницы, придурок. Тебе конец. Тебе и всей вашей безмозглой компашке. В один прекрасный день вы просто исчезнете и вас даже искать не будут. Вы... вы, долбо*бы, не просто вляпались в дерьмо, из которого не выплыть... Вы уже увязли в нем по шею. А как только станет известно, что сейф открыт... Токмаков снова злорадно улыбнулся. – Вас уничтожат. Уничтожат и сотрут даже память о вашем существовании! Его сиплый смех становился все громче и все больше походил на истерику. Он смеялся, брызжа собственной кровью изо рта. Заливался безумным хохотом и не мог остановиться. А Прохор, глядя на него, ощутил глубокое касание пронизывающего нутро мертвенного холода. Его охватила мгновенная нервная дрожь. А в следующий миг Мечников согнулся пополам и его обильно вырвало. ИРИНА ТОКМАКОВА Воскресенье, 22 марта. Сверху доносилась отборная ругань Вацлава. Боясь дышать и даже шевелиться Ирина смотрела на потолок. Она старалась не слушать тихие рыдания перепуганных служанок и шепот истовой молитвы горничной. Все мысли молодой жены прокурора Токмакова были только о сыне. Сейчас ей было все равно, что будет с ней, с мужем, со всеми этими людьми. Ей было плевать... Все чего она хотела это, чтобы ей вернули Клима. Чтобы она могла прижать его к себе, чтобы он был рядом, чтобы она могла его защитить... Но она не смогла. И не сможет. Не сможет, пока он здесь. В голове женщины уже давно созрел отчаянный план. Она не была готова осуществить его... пока у неё из рук буквально не вырвали её рыдающего ребенка. Когда тот подонок в черной непроницаемой маске утащил Клима наверх, Ирина решила, что если ей вернут сына, она сделает всё, чтобы он смог сбежать. Она должна это сделать. Даже если они все погибнут. Она сама, лично, готова была вынести боль и страх за каждого, кто здесь находился. Она была готова умереть бесчисленное множество раз, лишь бы только после этого Клим был жив. Её Клим... Климушка. Её маленький родной сыночек, её свет и смысл жизни. Её маленький герой... Она не может допустить чтобы с ним с что-то случилось. Сверху донеслись шаги. Оба повара и садовник встрепенулись, вжались в стену. Служанки зажали рты руками, а родственники Вацлава в страхе жались друг к другу. В зал вошел один из бандитов, за руку он держал Клима. Ирина заметила отстраненный и ошеломленный взгляд сына. Неистово рвущееся из груди сердце женщины сдавило болью. – Мама! – увидев Ирину Клим дернулся было к ней. Тащивший его за руку бандит засмеялся и швырнул ребенка вперед. Клим упал на колени, охнул от боли, подхватился и бросился к матери. Ира встала на колени и обхватила руками подбежавшего к ней ребенка. – Твоему отродью повезло, что твой кретин-муж все-таки внял рассудку, – хихикнув, произнес бандит. Затем он развернулся и вышел из зала, весело насвистывая какую-то мелодию. В зале теперь остался только один из бандитов. Они называли его ‘Алекс-5’. Судя по голосу он был самым младшим из них. И в этом был шанс для Клима. – Слава богу! – прошептала она, кладя ладонь на затылок сына и провожая гневным взглядом спину уходящего бандита. – Слава богу!.. Она с любовью и слезами на лице поцеловала его в висок. – Климушка... Господи... – Мама, – тихонько проговорил ей на ухо Клим. – Они папу пытают... Ира замерла. Её сердце на миг застыло. Женщина почувствовала, как её туго оплетает и подчиняет панический ужас. Всё всерьез. Их не отпустят. Их всех все равно убьют. Никто из них не выживет. Эти люди изначально пришли, чтобы убить их! Теперь Ирина знала это наверняка. И теперь она была готова. – Клим, – тихо прошептала она, продолжая обнимать сына, – сейчас ты должен очень внимательно выслушать меня и сделать всё, как я скажу. – Хорошо, – дрожащим голосом, шепнул в ответ сын. – Дай мне свое слово, что будешь слушаться во всем, – произнесла Ирина. – Даю слово, – серьезно сказал мальчик. Ирина улыбнулась. Она старалась воспитать в сыне такие качества, как смелость, решительность и ответственность. Вацлав, хоть и любил сына, почти не принимал участие в его воспитании. Ирина все взяла на себя. – Хорошо, – она снова поцеловала сына и обратилась к террористу, который стоял у окна. – Извините! Эй... Извините, пожалуйста!.. Он обернулся на неё. Ирина пожалела, что через его черную маску от противогаза нельзя увидеть лицо. Ирине очень бы хотелось увидеть его глаза. Увидеть взгляд человека, который решился на всё это... – Чего тебе? – грубо буркнул парень. – Мой ребенок... ему нужно в туалет. Парень шевельнулся. – И что? – Можно я отведу его? Пожалуйста... Он пару секунд смотрел на неё. Ирина не могла видеть его лица, но была уверена, что он взволновано и испытующе смотрит ей в лицо. Он пытается понять можно ли ей верить, можно ли проявить милосердие или это чем-то чревато. Парень бросил взгляд на верх, оттуда доносилась шумная ругань. – Ладно, – наконец, решился он, – только по-быстрому. – Спасибо! – быстро поблагодарила его Ирина. Парень в ответ только кивнул. – Идём, – шепнула она сыну и взяла его за руку. Она почувствовала на себе взгляд парня. Стыд жег её изнутри. Ирина никогда даже представить себе не могла, что вынуждена будет во так вот, в одном нижнем белье, униженно расхаживать перед вооруженными мальчишками. Держа Клима за руку, она повела его к уборной. Он почувствовала, как он боится и крепко сжала руку сына. Ирина слышала шаги террориста за спиной и чувствовала на себе его восторженный и возбужденный взгляд. Они подошли к двери туалета, она завела сына внутрь и зашла следом. Оказавшись внутри уборной, Ирина быстро и тихо закрылась. А потом обернулась на сына. Мальчик встревоженно смотрел ей в глаза. – Клим, – быстро зашептала Ира, – Сейчас я открою окно и ты выберешься наружу. Там достаточно высоко и тебе нужно слезать осторожно... Ты понял? Как только окажешься снаружи, ни в коем случае не беги в воротам – они под прицелом. Я видела, как прошлым летом ты перелезал через наш забор, забравшись на крышу собачьей будки. Ты сможешь сделать так сегодня? – Да, мама, – тихо ответил Клим. – Хорошо, – Ира, пребывая в крайнем волнении, с дрожью вздохнула и шумно протяжно выдохнула. Ей было страшно. Страх пожирал её изнутри, истощал и угнетал её. Ира с трудом справлялась с изматывающим напряжением. Она подставила к умывальнику низкий, обитый жаккардом пуф, забралась на него, затем на сам умывальник. Благодаря его монолитной, уходящей в пол, дизайнерской конструкции он выдерживал вес даже взрослого человека. Ирина попробовала открыть окно, но оно не поддавалось. – Да что же ты за... зараза! – женщина отчаянно пыталась открыть маленькое квадратное окошко, над зеркалом умывальника. – Давай же!.. Окно нехотя поддалось. И в этот миг в дверь гулко постучали. Ирина вздрогнула и едва не упала вниз. – Быстрее! – прошептала она Климу. – Иди сюда! Она протянула ему руку. Мальчик ухватился за ладонь матери, она потянула его вверх, и он смог забраться. – Давай, лезь в окно, быстрее! – Ирина в страхе оглядывалась на дверь. – Мама я не достану... – покачал головой мальчик. – Достанешь, Климушка, – заверила его мать. – Иди сюда, я подсажу тебя... – Мама я же большой уже... тебе будет тяжело меня поднять! – Не будет, Климушка, – замотала головой Ирина. – Поверь, я смогу... Она знала, что сможет. Потому что не сомневалась: больше они не встретятся. И она была готова на всё. Лишь бы только он смог спастись, лишь бы только её сын, её дорогой Клим сумел выжить. Клим полез вверх, Ира, отчаянно кривясь от усилий, удерживала в ладонях его ногу. Она позволила сыну опереться на свое плечо. Это было тяжело, Клим действительно был уже слишком большой, чтобы она могла поднимать его и тем более выдерживать его вес, пока он взбирался по ней к окну. Нетерпеливый стук в дверь повторился. – Эй! – крикнул террорист из-за за двери. – Заканчивайте! Хватит там уже!.. Эй!.. Слышите меня?! Бандит снова забарабанил по двери туалета. – Быстрее, Клим, – отчаянно прошептала Ирина. Клим зацепился руками за раму окна и начал пролазить в него, громко пыхтя. Он уже наполовину перебирался через раму окна, на улицу, когда дверь туалета распахнулась от нового мощного удара. Ирина порывисто обернулась, террорист застыл на пороге, но тут же опомнился. – Вы что делаете?! Эй! А ну назад! Живо! Он поднял автомат. – Беги!!! – вскричала Ирина. – Сейчас же! Клим послушался, она увидела, как мальчик заторопился перелезть. А бандит уже поднимал автомат. Ирине ничего не оставалось. Схватив с умывальника маленькую декоративную вазочку она с яростью швырнула её в лицо парню в маске. Тот испуганно прикрылась рукой, ваза отлетела к полу и с глухим перезвоном разбилась на несколько крупных кусков. – Мама! – в страхе, плача закричал Клим. – Беги! Беги, сынок! Пожалуйста, уходи!!! – Заткнись, ты! – террорист оттолкнул её и Ирина упала на кафельный пол. Она увидела, как бандит ринулся к умывальнику. – Иди сюда, малой! Живо! Я кому сказал! Ирина подобрала заостренный кусок разбитой вазы и бросилась на бандита. Тот услышал, резко развернулся. Ирина замахнулась заостренным куском стекла и в этот миг в стенах туалета прогрохотала короткая очередь. Ирина вздрогнула всем телом. Она внезапно испытала странное чувство, как будто её тело вдруг стало невесомым. Женщина почувствовала, что её ноги стремительно немеют и наполняются чувством бестелесности, а сама она, словно, проваливается в какую-то бесконечную вязкую бездну. Очень скоро она потеряла возможность чувствовать и осознавать. Она потеряла возможность быть. Тело Ирины Токмаковой, лежало у кафельной стены, в растекающейся алой луже крови. Устремленный куда-то в сторону, взгляд женщины был как будто уставшим, в нём как будто бы померк и исчез свет. ПРОХОР МЕЧНИКОВ Воскресенье, 22 марта. Когда снизу грянул выстрел они втроем, даже Меллин, заметно вздрогнули. А привязанный к креслу Вацлав Токмаков перестал хохотать, как псих. – Что это было?! – встревоженно спросил он. – Заткнись, – бросил ему Даня. – Кто это стрелял?! Что случилось?! Эй! – Вацлав начал дергаться, в попытках вырваться. Кресло под ним начало опасно раскачиваться. – Заткнись, я тебе сказал! – рявкнул на него Меллин. – Услышал меня?! А Прохор уже бежал вниз. Он услышал топот ног и сдавленный крик. Мечников бросился на звук голоса. Рядом с ним пробежал Михаил Ожеровский – это кричал его брат. Они застали Никиту Ожеровского, младшего брата Миши, возле двери туалета. Тот, пятился из туалета, вытянув перед собой автомат. – Ник, чё случилось?! – вскричал перепугавшийся за брата Михаил. Но прежде, чем Никита сумел ответить, Прохор увидел на темному полу туалета бледное тело Ирины Токмаковой. Из-за того, что женщина как бы полулежала, упираясь верхней частью спины в стену, её тело казалось надломленным под прямым углом. И вместе с растекающейся по полу темной влажно блестящей лужей, это довершало неопровержимый зловещий смысл – Ирина Токмакова была мертва. Прохора потрясло убийство старшего брата Вацлава, Самсона, но осознание гибели Ирины привело парня в шокированный ступор. – Ты че натворил?! – орал на брата, взбешенный Михаил. – Ты на хрена это сделал, му**ла?!! Нахрена ты завалил её, дебила кусок?!! Он толкнул Никиту и тот врезался спиной в стену. Прижимая к себе автомат, он быстро мотал головой и слёзно, громко всхлипывая повторял: – Я не хотел... Я не хотел! Она сама! Я просто... Я не знал, что!.. Я не специально! Клянусь! Я не хотел! Я не хотел!.. Я... – Тупорылый кретин! – Миша скомкал в кулаках ворот толстовки брата. – Ты хоть понимаешь, что ты наделал?!! Полиция уверена, что у нас двадцать один заложник! Гребаный, ты дол***б!!! – Да отвали от меня! – истерично заорал Никита и с неожиданной силой оттолкнул брата. – Я же сказал: я не хотел! Не хотел!!! Я НЕ СОБИРАЛСЯ ЕЁ УБИВАТЬ! Тяжело дыша, он снова слёзно шмыгнул носом и бессильно, сокрушенно развел руками. – Она сама... я... я.. не собирался... Просто... Все случилось... слишком быстро и... и непонятно... Прохор отвёл взгляд и повернулся, чтобы сказать Мише оставить брата в покое, но в этот миг он увидел, как Никита в эмоциональном порыве стягивает с лица маску. – Стой!!! Они с Михаилом заорали хором и бросились к нему. Никита, испугавшись бросился от них и забежал в зал. – С**а, да что ж ты делаешь?! – проорал Миша, подскакивая к Никите сзади. Прохор помог ему оттянуть брата назад и выволочь из зала. Но Мечников успел заметить лица и взгляды заложников. Все они смотрели в лицо Никиты. Все они видели его лицо. Все. Все до единого. Михаил продолжал орать на Никиту. По лестнице быстро спустился Меллин. Он увидел Никиту без маски и на миг замер прямо на ступенях. Затем неспешно подошел к брошенной на полу маске Никиты, поднял её и так неспешно приблизился к братьям Ожеровским. – Малыш, – обратился Даня к Никите, – ты в курсе, что маски мы надели не для понтов? А по вполне логичным и понятным причинам? – Следи за собой! – Михаил Ожеровский вырвал маску брата из руки Дани. – Моё лицо, как видишь, прикрыто маской, – язвительно заметил Даня. – Но из-за этого недоумка теперь это не имеет значение! – Заткнись! – рявкнул на него Ожеровский и швырнул маску младшему брату. – А ты надень! Ещё раз снимаешь её, я пришью её к твоей морде, кретин безмозглый! Ты что совсем ничего не понимаешь! Ты же нас запалил только что!.. Никита дрожащими руками надел маску на лицо. – Хватит, Миш, – устало ответил Прохор. – Нужно что-то сделать с телом... – А что тут сделаешь? – небрежно пожал плечами Даня и посмотрел в сторону туалета. – Нужно отнести её в подвал, наверное, и завернуть во что-то... Тут ей точно валяться не стоит. Прохора покоробило от того, с каким нарочитым легкомыслием рассуждал Даня. Как будто речь шла о какой-то совершенно обыденной, бытовой вещи. – Да, ты наверное прав, – кивнул Мечников. У него не было идей, как и чем избавляться от тела Ирины. Когда Ожеровские ушли, Меллин посмотрел им вслед, затем оглянулся на заложников, которые пугливо смотрели из дверного проема зала. – Они видели его лицо, – озвучил Даня очевидный факт. – Да, – признал Прохор. – Ты понимаешь, что это значит? Мечников взглянул на маску Меллина. Чтобы понять, о чем думает Даня, ему не нужно было видеть его лицо. Достаточно было и непроницаемой черной маски. – Они теперь могут описать его лицо, – шепотом ответил Мечников. – Если полиция найдет Никиту... они найдут и нас. – Да с**ть я хотел на полицию! – рыкнул Меллин. – Учитывая то, что мы обнаружили в сейфе Токмакова, нам нужно опасаться совсем не мусоров. До Прохора только сейчас дошло насколько прав Даня и насколько он ошибся, высчитывая чем им может грозить опознание Никиты. Да, Меллин прав. Если верить словам спятившего от ужаса Вацлава, им нужно бояться совсем не полиции. Даня снова посмотрел в зал и проговорил так, чтобы слышал только Прохор. – Нельзя допускать даже минимальный риск, чтобы нас опознали, Прохор. – Знаю. – И это можно гарантировать только одним способом. – Знаю, – вынужденно повторил Прохор. Даня взглянул на него. – Когда? – Когда найдут убийцу Тани. – Хорошо... Но нужно, чтобы полиция ничего не услышала. Прохор под маской зажмурил глаза. Ему не верилось, что они с Даниилом обсуждают это. – Я видел в подвале баллоны с ядами для насекомых и мышей. – Ты предлагаешь... – Прохор не смог закончить. – Это самый простой вариант, – покачал головой Меллин, – жрать то они все рано или поздно захотят. Поморим голодом, а потом дадим хлеба или чего там. Пусть жрут и с аппетитом. Главное, чтоб не орали, когда начнется. Я слышал, яды иногда действуют болезненно. Прохор смотрел на Меллина и не понимал его. Нет, он был согласен с тем, что заложников нельзя оставлять в живых. Но он не понимал того хладнокровного безразличия, с которым Даня рассуждал о способе убийства двадцать человек! Двадцати!... Двух десятков человек! Как можно рассуждать о таком, словно речь идёт о покупке мыла в супермаркете! А Даня похоже относился к этим заложникам не лучше, чем к насекомым или мышам. И вот это пугало Прохора гораздо больше, чем все происходящее. СТАНИСЛАВ КОРНИЛОВ Воскресенье, 22 марта. Примерно то же время, что и события выше. Он не торопился выходить из машины. Стас сидел за рулем и внимательно ещё раз рассматривал снимки с места обнаружения тела Татьяны Белкиной. Сейчас, когда он один, когда рядом нет посторонних никто не мешал ему сосредоточиться. Теперь у него был шанс заметить те мелкие, ничтожные, но крайне важные для любого следствия детали, которые невозможно заметить при первичном осмотре. Корнилов внимательно рассматривал фотографию лица убитой. Ему не давал покоя наклеенная, крест на крест, чёрная изолента на лице девушки. Крест. Перевёрнутый крест. Стас перебирал в уме направления ассоциативного ряда. Это деталь имеет одно из ключевых значений в этоq серии. А в том, что это будет именно серия, Стас не сомневался ни на секунду. Крест. Чёрный крест. Отрицание. Перечеркивание. Крест всегда значил что-то вроде ‘закрыть’, ‘отменить’, ‘уничтожить’. – Уничтожить... – пробормотал Стас себе под ноги. – Крест означает попытку стереть и перечеркнуть её существование. Убийца как будто хотел вычеркнуть из реальности сам факт существования Татьяны Белкиной. Это не просто бесцельная ярость. Это сосредоточенная персональная ненависть. За что? Месть? Опять очередной мститель? Что наделала Белкина? Возможно, стоит поискать в этом направлении. Корнилов вздохнул. Он отвёл задумчивый взгляд, вспомнил лица перепуганных полуголых заложников, стоящих на коленях под прицелом автоматов. Стас ругнулся себе под нос и достал мобильник. Он открыл ‘контакты’ и выбрал номер Вероники. Несколько секунд Стас смотрел на имя Ники в своем телефоне. У него уже меньше девяти часов. Он понимал, что шансы что-то найти в одиночку у него крайне малы. А на кону жизнь кого-то из заложников. Стас поднес указательный палец правой руки к зеленому кружечку с белой трубкой и застыл. Она ему нужна. Ника ему нужна. Сейчас он без нее справиться. За отпущенное время он не сможет найти важной улики. Без нее не сможет. И погибнет заложник. Корнилов глубоко вздохнул. Он вспомнил недавнее дело и сколько всего Ника пережила, пока они ловили Сумеречного портного. Стас убрал телефон. Сначала он попробует сам. Если в ближайшие два часа он не увидит, каких-либо важных зацепок и направлений, он ей позвонит. Хотя, Стас почему-то знал, что он в любом случае вынужден будет ей позвонить. У Корнилова была стойкая мрачная уверенность в этом. Ника нужна ему. Нужна... Стас вышел из автомобиля и направился к завешанным клеенчатой тканью дверям заведение. Того бара, в котором убили Белкину здесь уже восемь дней, как не было. Стас навел справки и уже был в курсе, что владелец бара, некто Тимофей Горн, поспешно закрыл свое заведение сразу же после того, как полиция забрала тело Белкиной. А через два дня бар ‘Voyage’ был так же торопливо продан. Подходя к зданию Стас видел снующие внутри фигуры рабочих в ярких комбинезонах и касках. Из приоткрытой двери здания доносилось раздражительное гремящее жужжание перфораторов. Стас не стал сразу заходить внутрь. Корнилов постоял на пороге, оглянулся и долгим взглядом окинул улицу. Цепкий взгляд начальника особой оперативно-следственной группы облетел витрины ближайших магазинов, стоящие поблизости автомобили и пару подъездов новостроек, на противоположной улице. Стас заметил большое количество камер наблюдения. Это с одной стороны внушало оптимизм, а с другой говорило об уровне изобретательности преступника. Совершить злодеяние под надзором такого количества неусыпных электронных ‘глаз’ и остаться незамеченным довольно непросто. Стас открыл дверцу и вошел внутрь. Звуки ремонта гремящим, скрипучим и визжащим хором обрушились на голову Корнилова. Стас скривился и подошел к ближайшему рабочему. Мужчина со смуглой кожей и курчавой бородой, стоя на стремянке, усердно прикручивал гаечным ключом какие-то крепежи в стене. Стас легонько хлопнул его по ноге, бородач опустил взгляд и снял шумоподавляющие наушники. – Да? Вы что-то хотели? – спросил рабочий. – Да, не подскажешь, кто здесь у вас главный? – Хозяин заведения, – пожал плечами бородач и указал рукой на дальний проход, завешенный грязными клеенками. – Спасибо, – ответил Корнилов. Хозяина заведения Стас узнал сразу: он суетливо носился из стороны в сторону и раздавал торопливые указания. Невысокий, в очках, с кучерявыми волосами и густой, но ухоженной каштановой бородой. Мужчина был одет в темный свитер и кофейного оттенка брюки. – Добрый день! – громко, перекрикивая шум дрелей произнес Стас. Владелец заведения вздрогнул и порывисто обернулся. Он окинул Стаса изучающим взглядом и замотал головой: – Я уже уладил все дела с налоговой инспекцией! У меня все документы в порядке! Показать? Стас никогда не думал, что его можно принять за сотрудника налоговой инспекции. Он молча достал удостоверение и раскрыл его перед лицом нового хозяина этой площади. – Уголовный розыск? – нахмурился очкарик и поправил ворот свитера. – И чем обязан? Стас объяснил и попросил провести в женский туалет. Услышав про убийство, очкарик скорчил недовольную мину. Видимо новый владелец заведения лелеял надежду, что об убийстве мало, кто знает или, по крайней мере, что из-за этого его не будут беспокоить. – Только там сейчас от прежнего туалета мало, что осталось. Я хочу здесь все кардинально переделать. – Мне просто нужно осмотреть место, – покачал головой Стас. Что новый хозяин собирается открывать в месте, где десять дней назад было совершено жуткое убийство его мало волновало. Наверняка очкарик приобрел это помещение раз в пять дешевле от положенной стоимости. И наверняка был несказанно рад, место и впрямь было хорошее – рядом Кутозовский проспект, через три квартала возвышаются небоскребы Moscow City и от Арбата отделяет только Москва-река. Пока хозяин заведения вел Стаса к женскому туалету, Корнилов обратил внимание на пол – это было единственное здесь, что выглядело не тронутым и совершенно новым. Застеленный полупрозрачной клеенчатой тканье сиреневый ковролин выглядел противоестественно свежим. – Вы решили начать переделку помещения с напольного покрытия? – спросил Корнилов. Очкарик обернулся и с улыбкой покачал головой. – Не-ет... Это щедрый подарок от прошлого владельца. Он собирался менять покрытие, но потом, когда внезапно принял решение продать свой бар, предложил выбрать покрытие мне. Ему было все равно, так как заказ уже был оформлен и деньги уплачены. Глаза хозяина светились восторгом. Он бы наверняка хотел получать такие подарки ежедневно. А Стас сделал в уме заметку. Потому что поступок прошлого владельца показался ему слишком щедрым. Слишком нелогичным. Они подошли к туалету, и владелец открыл перед Стасом новенькую, покрытую защитной пленкой оранжевую дверь. – Пожалуйста, – очкарик посторонился, пропуская Корнилова внутрь. Стас оглядел помещение, раскрыл папку и сверил со снимками. Хозяин нового, будущего заведения украдкой выглянул из-за плеча Стаса, но Корнилов быстро прикрыл содержимое и посмотрел на бородача в свитере: – Будет лучше, если вы оставите меня одного. Мне нужно сосредоточится. – Э-э... ладно, – ответил тот неуверенно, – но только не долго, у меня... – Я буду здесь столько, сколько понадобиться для следствия, – прервал его Стас. – Если у вас возникнет желание это оспорить, можете оставить жалобу в Управлении Уголовного розыска. Очкарик смущенно прокашлялся и оставил Стаса одного. Корнилов вздохнул, когда тот закрыл за собой дверь и снова оглядел помещение. Он прошел дальше, к торцу дамской комнаты. Здесь, на стене, между последней кабинкой и последней раковиной, была прибита к стене несчастная Татьяна Белкина. Корнилов подошел ближе, пристально разглядывая стену. Сейчас, вместо темно-синего кафеля, который здесь был раньше, здесь уныло серел лишь неровный слой цемента. Корнилов заметил в нем черные точки глубоких круглых дырок. Он бросил взгляд на снимок и снова посмотрел вверх. Черные отверстия в стене полностью соответствовали следам от длинных массивных гвоздей, которыми была прибита бедная девушка. Корнилов вытянул руку, касаясь пальцами дыры, которую оставил пробивший левое запястье девушки гвоздь и опустил обратно. Убийца намного выше среднего роста, явно не ниже, чем Сеня Арцеулов. Это хорошо – такую примету, как очень высокий рост трудно спрятать и не заметить. Корнилов ещё раз осмотрел место убийства и сверился с фотографиями. – Какого чёрта... – пробормотал он, нахмурившись. Как всегда, нечто важное и слишком очевидное поначалу ускользало от внимание. Высота расположения тела и слишком широкое пространство с высоким потолком, говорили о том, что здесь, удерживать на высоте человека и одновременно прибивать его гвоздями к стене крайне затруднительно. А учитывая, что Татьяна Белкина, вероятно, была ещё в сознании – невозможно! Невозможно... одному. – Вашу мать, следователи хе**вы, – выругался Стас. Сейчас ему очень хотелось поговорить с теми, кто изначально принимал это дело и вёл его до передачи в прокуратуру Дорогомиловского района. Видит бог, сегодняшняя уголовно-процессуальная система жизненно нуждается в реформации. Особенно по части кадров, с целью удаления из системы неблагоприятных элементов в виде разного рода бестолочей. Корнилов искренне считал, что неумелые опера и следователи гораздо хуже любых коррупционеров и просто лентяев. Потому что последние не делают работу, потому что не хотят. А первые потому что просто не могут. И если тех, кто не хочет можно заставить, то... как верно заметили в одном старом, но душевном, фильме: ‘если человек идиот, то это надолго’. Как можно было не понять столь выпирающего за границы очевидного факта! Убийц был, как минимум, двое! Один удерживал Татьяну, а другой вбивал гвозди в её тело... – ‘А свои с**ные гирлянды’, – гневно подумал Стас, – ‘они вешали уже на мёртвое тело’. Корнилов снова взглянул на снимки в папке. Чёрный крест не давал ему покоя. Если его теория верна и убийцы пытались так символизировать образное ‘перечеркивание’ жизни и прекращения существования несчастной девушки, они должны были знать её. Это значит, что Белкина не случайная жертва, а убийцы не импульсивны, как большинство психопатов, а, напротив, склонны продумывать и планировать свои действия. И долго выслеживать свою жертву. Угадать, когда Белкина будет одна в баре они могли. Они за ней следили. – Они её выбирали, – рассуждая вслух, пробормотал Стас. В картине или, скорее, в паззле появились первые и очень важные детали. Корнилов редко ошибался, а его догадки часто оказывались близкими к истине. Стас вышел из туалета и направился к выходу. Его тут же перехватил владелец нового заведения. – Простите, господин подполковник! Вы там все закончили? Просто мы завтра там будем все переделывать и... – Я закончил, – оборвал его Стас и ускорил шаг. Но тут же остановился и обернулся за хозяина заведения. – Извините, а что именно вы собираетесь здесь открывать? – А, – заулыбался очкарик, – детское кафе! Если у вас есть дети, то с восьмого апреля, можете приходить всей семьёй! У нас также будет предусмотрено проведение различных праздников! Так что можете ещё звать знако... Он замолчал, заметив выражение лица Стаса. – Детское кафе? – с угрюмым видом пророкотал Корнилов. – Ну... д-да... – с лица владельца сползла улыбка, а голос пугливо дрогнул. Стас ничего не стал говорить. Просто развернулся и пошел прочь. Он не знал, что сказать этому человеку, кроме того, как задать ему очень нецензурный вопрос относительно его логических способностей. Детское кафе. В месте, где произошло невероятное по своей жестокости убийство... ВЕРОНИКА ЛАЗОВСКАЯ Воскресенье, 22 марта. Я нервничала. Я не могла справиться с раздувающимся внутри меня мучительным переживанием. Вместе со страхом у меня паталогически быстро развивались параноидальные опасения. Я подозревала каждого человека, что проходил рядом с машиной, в которой мы сидели. Я дергалась от каждого постороннего звука, будь то шорох, скрип, чьи-то шаги или лай собаки. Алина и Рита молчали, а я поглядывала на часы. Бронислав обещал приехать, как можно быстрее. Честно говоря, я была удивлена, что Коршунов так быстро и легко согласился. Из-за этого меня немедленно начали грызть сомнения: а правильно ли я поступаю? Я помнила, что Бронислав собирается жениться на Ольге Датской, племяннице полковника Датского, заклятого недруга Стаса. А что если через Бронислава Датские постараются как-то навредить семье Корнилова? Что если я собственноручно предоставила им рычаг давления на Стаса? Что мне скажет Корнилов, когда узнает, кто его так подставил?.. От раздумий над последствиями от моего поступка меня отвлекла Рита, которая неожиданно вышла из автомобиля, открыла дверцу сидения возле водителя и села рядом со мной. Я удивленно уставилась на неё, а жена Стаса, в ответ, приложила палец к губам. – Тише, – шепнула она и указала назад. Я взглянула на заднее сидение, там, чуть приоткрыв рот, с безмятежным лицом спала Алина. Я вопросительно, с впечатлением во взгляде, посмотрела на Риту. Та улыбнулась, глядя на свою дочь: – Всегда так... если перенервничает, потом обязательно уснет и проспит пару-тройку часов. Её улыбка сползла с губ, когда она перевела взгляд на меня. Я смотрела на неё с кроткой настороженностью. – Пока Алина не слышит, расскажи-ка во что опять вляпался мой муж,-проговорила Рита. Я помешкала. Я хотела соврать, преподнести все в гораздо менее мрачном и опасном свете. Ага, как же! После того, как за нами гонялись и стреляли в нас, Рита не поверит мне, если я начну принижать уровень грозящей ей и Алине опасности. Да и под требовательным неумолимым взглядом Риты я, честно говоря, всё равно не смогла придумать никакой более ‘лёгкой’ версии. И я, с обреченным видом, нехотя рассказала. Разумеется, то что знала сама и, все-таки, стараясь опустить самые неприятные подробности. Но Рите хватило и этого. – Это уже не в первый раз, – со слёзной горечью произнесла она, глядя далеко перед собой. Жена Стаса грустно и, одновременно, зло усмехнулась. – Он ведёт дело, вляпывается в очередные неприятности, ему начинают угрожать и нам, с Алиной, вновь и вновь приходиться бежать! Я слушала молча, не смея перебивать. Я ощущала, как воздух в машине уплотнился для меня настолько, что, казалось, был осязаем. Салон автомобиля был переполнен колеблющимися и перемешивающимися между собой воспоминаниями Риты. Они походили на перекрывающие друг друга отрезки кинопленки. Тускло светящиеся и наполненные урчащими, булькающими и пульсирующими звуками. Я была готова к этому – эмоциональный всплеск любого человек, всегда провоцировал выброс целой плеяды воспоминаний. Чаще всего травмирующих и страшных либо счастливых и наполненных восторгом. Это всегда воспоминания из двух крайностей: очень неприятные, печальные, страшные или очень добрые, теплые и нежные. Первые, как правильно, я вижу намного чаще. Люди помнят зло намного дольше, чем счастье и радость. Они чаще ненавидят, чем благодарны. В этом их слабость и проклятие. Я закрыла глаза и позволила вьющемуся вихрю пережитых Ритой дней хлынуть в мое сознание... Их было так много, они были наполнены такой смесью ярких противоречивых чувств, что я задыхалась под их тяжестью. Я увидела счастливые дни рождения маленькой Алины. Куча друзей, родственники из городов России, где новый год встречают на два-три часа позже, чем в Москве. Я увидела, как веселились гости, как сыпали пожеланиями маленькой Алине и Рите. Но обе, дочь и мать, жена и ребенок, то и дело поглядывали не единственный пустующий стул за столом. Там должен был быть Стас. Там было его место. Но раз за разом, второй, третий, четвёртый... Это место пустовало. Каждый раз, каждый праздник, будь то день рождения, Риты или Алины, будь первое сентября, детский утренник, приезд родителей Стаса или Риты, Пасха или Новый год... Раз за разом, снова и снова, его не было рядом, рядом с теми, кому Стас, наверное, был нужнее всего. Я видела, как маленькая Алина допоздна, каждый раз, когда Стаса обещал ей провести выходной вместе, упрямо ждала его. Я увидела, как обнимая свою мягкую игрушку, с которой спала, она не переставала лелеять надежду, что папа придёт, что он хотя бы почитает ей, что пожелает ей спокойной ночи и поцелует. Я видела, как Рита утро за утром просыпалась в холодной постели. Без него, без его тепла, без его запаха, без его ласковых прикосновений. Стас, я знала, старалась бывать с семьёй почаще. Он знал, как мало времени, на самом деле, проводит вместе с ними. Но он, теперь я знаю, даже не догадывается как мало его было всегда для Риты и Алины. Как часто обе они, Алина и Рита, мечтали, чтобы он просто был рядом. Чтобы обнял, прижал к себе, развеселил доброй шуткой или утешил, когда на сердце паршиво и тяжело. Но вместо него была лишь немая и холодная пустота. Стас в эти секунды, в эти невероятно долгие минуты, бесконечные часы и дни, был далеко. Он был рядом со своими операми, рядом с жертвами убийц, рядом с этими убийцами и... рядом со мной. Каждый раз, когда его ждали больше всего, когда надеялись и даже, втайне, мысленно молились он не приезжал. Лишь под утро, рано-рано, через несколько дней, уставший и угрюмый, Корнилов возвращался домой. И на следующий день он спал слишком долго, и просыпался лишь под вечер. Да, у Риты были и счастливые воспоминания со Стасом. Когда они втроем ходили в кино, в зоопарк, просто погулять или в какой-нибудь ресторан. Но этих воспоминаний было так ничтожно мало, а сладкий привкус от них так быстро рассеивался и растворялся, что они казались Рите чем-то очень далеким невероятным и полупризрачным. Я видела, как они плакали ночами, Рита – на кухне, а Алина – в своей спальне, украдкой, тихо, укрывшись одеялом. И глядя на эти моменты из жизни Риты, на эти угрюмые, сливающиеся в серости одиночества и наполненные обманутыми ожиданиями, дни, я понимала. Я понимал её. Я, всё равно, была на стороне Стаса, но теперь я почувствовала и прожила всё то, что вынесла Рита. Всё то, что медленно толкало её к решению, от которого она тщетно бежала последние несколько лет. На одно из очередных восьмых март Рита, даже, сама себе купила цветы и подарок Алине, подписав его от имени Стаса. Потом пошли череды ссор со Стасом и слезы очередными одинокими ночами. Она не понимала его. Не понимала, почему ей и Алине, Стас всегда предпочитает работу. Если он любит их, если они дороги ему, почему, почему каждый раз его выбор... не в их пользу? Это раздирало Рите душу. Каждый раз, каждый такой выбор Стаса безжалостно топтал те чувства Риты к нему, которые она отчаянно пыталась сберечь. Каждый раз. Каждую такую ночь, все эти дни без него. – Эй! Да что с тобой! Ты меня слышишь?! Эй!.. Воспоминание исчезли и осели, как туман после дождя. Я снова была в машине, рядом с Ритой, и она трясла меня за плечо. – Ты в порядке?! – Рита была встревожена и удивлена. Я не знала, как вела себя во время видений и смущенно отвела взор: – Да... всё хорошо. Меня подчиняло крайне неловкое чувство. Когда я в очередной раз внезапно узнаю о каком-нибудь человеке какие-то его личные, интимные или постыдные, подробности из его жизни, мне очень тяжело вести себя как ни в чем не бывало. Раздался стук в окно. Я испуганно ахнула и вздрогнула. А Рита буквально вжалась в сидение: – Это ещё кто?! Она в страхе смотрела на молодого мужчину, который усмехался глядя на меня, через стекло автомобильного окна. – Всё в порядке, – улыбнулась я, – это друг. Я помахала рукой Брониславу и открыла дверцу автомобиля. *** – Ты в курсе, что эта машина уже почти час, как в розыске? – спросил Бронислав, кивнув на красную Мазду, на которой мы с Ритой и Алиной приехали. – Значит, с водителем всё хорошо? – виноватым голосом, спросила я. – Вроде, да, – небрежно отозвался Брон и посмотрел на меня. – Ты звонила Стасу? – Я всем звонила, – вздохнула я. – Антон Спиридонович меня сбрасывает, Сеня вне зоны, Коля не берет трубку и Стас тоже. – Меня он вообще, по-моему, заблокировал,-хмыкнув, невесело усмехнулся Бронислав. – Как ни позвоню – занято. В этот момент, мне стало немного стыдно за Стаса. Брон, как мне казалось, совсем не такой плохой, как о нём думают Стас, Сеня и Коля. Но все трое продолжают относится к новому сотруднику их оперативно-следственной группы с показательным пренебрежением. – Где сейчас, этот Гудзевич, ты знаешь? – спросил Коршунов, посматривая в сторону красного хэтчбека, в котором Рита что-то объясняла только что проснувшейся Алине. – Понятия не имею, – я опустила взор. Я не хотела говорить, что этот подонок был у нас дома и разговаривал с моим дядей. Я не хочу, чтобы в глазах Брона, вообще хоть что-то связывало бандитов с дядей Сигизмундом. Коршунов вздохнул. – Значит, Гудзевич задумал месть, а жена Стаса решила свалить вместе с дочерью? – Да, – кивнула я, – и она настроена очень серьёзно... Я ожидала, что Бронислав станет интересоваться причиной такого решения Риты, но, к моей радости, Коршунов не стал задавать таких неудобных вопросов. – Ника, – вздохнул Брон, – мне в любом случае придется доложить об этом Стасу... – Я и не требую от тебя, чтобы ты молчал или врал ему, – покачала я головой. – Нет, но... Просто можно же где-то спрятать Риту и Алину, так чтобы Стас знал, где они, но... – Не приезжал туда? – хмыкнув, закончил за меня Коршунов. Я закрыла глаза и снова стыдливо отвела взгляд. Меня снедало и грызло дотошное чувство вины. Мне казалось, что своим поступком я предаю Стаса. Вместо того, чтобы уговорить Риту поехать к нему, чтобы он защитил их с дочерью, я сейчас помогаю Рите осуществить её побег. – А ты не думала, что было бы правильнее все-таки позволить Стасу отговорить Риту от... – Он её не отговорит, – тихо перебила я его и посмотрела на окна Мазды. Я видела, как Рита что-то отрывисто и гневно выговаривает Алине. А дочь Стаса, скрестив руки на груди и отвернувшись, нехотя выслушивает. – Откуда ты знаешь? – удивленно поинтересовался Бронислав. Я посмотрела на него снизу вверх. – Она... – я замолчала подыскивая правильные слова, – она на краю, Брон. И она больше не может... не может терпеть и делать вид, что у них всё хорошо. – Ты, что сейчас становишься на её сторону? – Я всегда буду на стороне Стаса, – покачала я головой. – Но, просто... Ты не представляешь, что пережила Рита. Может быть... может быть ей и Алине, правда сейчас стоит пожить без него... – Ника, прости, но тебе не кажется, что в силу своего возраста, ты можешь не понимать и не знать, что нужно двум взрослым людям? – спросил Бронислав и в его голосе я услышала легкое раздражение. Я глубоко вздохнула. Я понимала удивление и сердитое непонимание Брона. Но... сейчас мне было нужно, чтобы он просто мне поверил. Ведь всю правду я, всё равно, ему рассказать не смогу. – Брон, – устало произнесла я, – я очень-очень-очень хочу, чтобы у Стаса было всё хорошо. Правда! Но....но сейчас, он сделает только хуже! Пойми, пожалуйста, и просто поверь... Рита не пытается таким образом его наказать, она просто... просто не знает, что ей делать! Она устала сидеть и ждать. Ждать и надеяться. Она устала утешать себя и обнадёживать дочь. Она хочет... хочет попробовать... Я хотела, но не смогла договорить. Это было слишком тяжело и слишком жестоко. – Хочет попробовать, как это, – тихо договорил за меня Брон, – жить без Стаса? Да? Я тяжело сглотнула и молча кивнула, а потом с надеждой посмотрела на Брона: – Так ты поможешь? Ты сможешь спрятать их, так чтобы им ничего не угрожало? Но, что бы Стас знал, где они!.. – Ладно, – хмыкнув, ответил Коршунов, – я посмотрю, что можно сделать... Но... Он вздохнул и невесело усмехнулся. – Подполковник Корнилов и так меня недолюбливает, как могла заметить, а после этого... Как бы он не вышвырнул меня из группы. – Если он будет обвинять тебя, я всё ему объясню, – попыталась я успокоить Бронислава. – Я сам все объясню, – чуть нахмурившись, с легким вызовом, ответил Коршунов, – это мое решение, мой поступок, и отвечать я буду сам. Он посмотрел на меня и, слегка рисуясь, подмигнул. – Что-нибудь придумаем. Он достал ключи и указал мне на хэтчбек. – Зови их, пора ехать. – Спасибо! – поблагодарила я его. – Пока ещё не за что, – серьёзно ответил Брон, – поблагодаришь меня, когда и если всё закончится хорошо. – Как скажешь, – немного смущенно пробормотала я и направилась к автомобилю. В эти секунды я ощущала невероятный прилив благодарности к Брониславу. Я ценила, что не смотря на риск вызвать гнев Стаса, он решился действовать втайне от него, чтобы сохранить его семью. СТАНИСЛАВ КОРНИЛОВ Воскресенье, 22 марта. Он отчаянно старался не обращать внимание на гадкую смесь гнилостных запахов и спиртосодержащих средств. Эти миазмы насквозь, казалось, пропитали стены любой лаборатории СМЭ*(судебномедицинской экспертизы). – Вообще, давненько я не сталкивался ни с чем подобным! – Яша Щербаков, по обыкновению, смотрел на обстоятельства с позитивным цинизмом. – Ты можешь что сказать уже сейчас? – спросил Стас. – Я лучше покажу! – хмыкнул Ящер и театрально отбросил белую простынь с тела. Стас приблизился и понял, что снимки с места убийства Татьяны Белкиной очень сильно скрадывают и смягчают кошмарную жуть того, что сотворили с несчастной девушкой. Не смотря давность в десять дней и стадию жировоска, которым обрастало безжизненное тело девушки, время не успело скрыть уродливые увечья. Стас задержал взгляд на темных впадинах, на руках и ногах девушки. Желто-зеленая, кажущаяся полупрозрачной, сухая кожа мерзко сморщилась вокруг темнеющих следов от гвоздей. Плоть тела, словно, проваливалась внутрь этих темных дыр, как будто некая темная неведомая и ненасытная сила с жадностью втягивала в её в себя. Смерть, а вернее её следующие за ней процессы, состарили и изуродовали до неузнаваемости тело Татьяны. В этой полусгнившей старухе трудно было узнать миловидную молодую певицу из бара ‘Voyage’. Глядя на тело Татьяны Белкиной Стас, сперва ощутил сожаление, а затем холодную, но отлично сдерживаемую ярость. Корнилов не любил бестолково проявлять ненужные при расследовании эмоции. Но ярость рождала в нем решительность и чувство ответственности. Контролируемый, сдерживаемый глубоко внутри гнев, подхлестывал и нередко мотивировал Корнилова. Поймать их!.. Найти и поймать тех, кто сотворил это с невинной девушкой. Тех, кто посмел покуситься на чужую жизнь ради собственных низменных чувств, ради садистского удовлетворения и животной похоти, которую испытывали почти все серийные убийцы. Последнее вообще зачастую их главная мотивация, и не важно в чем она выражается. Будь-то примитивная эрекция с последующий мастурбацией на месте преступления или, что бывает так же часто, восторженная экзальтация и чувство триумфа от совершенного злодеяния. – Времени, конечно, прошло слишком много, – не замечая угрюмой задумчивости Стаса, продолжал Ящер. Он не спешно обошел тело Татьяны. – Первое, на что я обратил внимание, конечно же раны от гвоздей... – произнес Яша и, взяв линейку показал на темные провалы в теле девушки. – Думаю тебе будет интересно узнать, что когда её приколачивали, она ещё была живой. Яша сконфуженно прокашлялся, и Стас, с удивлением, увидел на лице Щербакова грустное сочувствие. Ящер пытался скрыть чувства и эмоции, но даже бывалого судмедэксперта поразила подобная садистская жесткость. – Дальше, – произнес Стас, делая мысленные выводы. – Причиной смерти гражданки Белкиной, послужила потеря крови, – пожал плечами Яша, – ей повредили плечевые артерии, в следствии чего девушка просто истекла кровью... – Продолжая висеть на гвоздях, – вздохнув, закончил Стас. – Да, – снова прокашлявшись, ответил Яша. Он на миг опустил голову, но тут же продолжил снова. – Кроме глубоких проникающих ранений, я обнаружил... Помоги-как мне. Вместе с Яшей они аккуратно перевернули тело на бок. – Вот, – хмыкнул Ящер, указав на спину девушки. От увиденного Стаса почувствовал, как его, бывалого следователя, прошиб пот. Спины несчастной Татьяны Белкиной была просто сплошь покрыта потемневшими ‘ветвистыми’ линиями. – Это следы от электрического разряда, – констатировал Корнилов и поднял взгляд на Яшу. Тот тягостно вздохнул и проговорил: – Ты ещё на её руки и ноги не смотрел. Стас последовал его совету и обратил внимание на пальцы рук и ног девушки. И глядя на них, Корнилов смачно и зло выругался. – Да, да, – кивнул Яша, – я примерно тоже самое подумал. Стас ничего не ответил, он смотрел на истлевшие, иссыхающие пальцы Белкиной, на которых почти полностью отсутствовали ногтевые пластины. – Судя по разорванным ногтевым пазухам, ей планомерно один за другим удаляли ногти, – прокомментировал Яша и добавил, – плюс ко всему, вот... полюбуйся... Взяв вместо линейки один из скальпелей, он обратной стороной приподнял верхнюю губу Татьяны. – Они удалили ей резцы и моляры, – заметил Яша. – Вижу, – сухо и сдержанно ответил Стас. Все оказалось намного хуже, чем он полагал в начале. Это не просто убийцы. Это садисты. Минимум двое ублюдков, получающих моральное и сексуальное удовлетворение от истязания беспомощной жертвы. Минимум двое человекоподобных монстра, видящие смысл своего существования в причинении невыносимых страданий жертве. Стас не раз устало задавался банальным вопросом: откуда они берутся? Как в них зарождается это желание мучить, терзать и убивать? Как?.. Из-за чего? Почему они такие?.. Корнилов не знал ответ на этот вопрос. И никто не знал. Даже профессора психологии. Сколько они не бились, они не могли объяснить феномен подобной психической патологии. – Девчонку очень долго и с особой жестокостью пытали, Стас, – покачал головой Яша, – и лишь затем, видимо ‘наигравшись’, они прибили её ещё живую к стене в туалете... – Ясно, – голос Стаса показался ему каким-то чужим, как будто прозвучавшим со стороны. Корнилов не мог отвести взгляда от тела несчастной Белкиной. Он представлял какую боль, какие невыносимые страдания она вынесла перед смертью. Её пытали, а потом оставили истекать кровью на стене. Как... как какой-то ненужный предмет. – ‘Чёрный крест’, – вспомнил Стас. – ‘Черный крест на её лице. Пытки и чёрный крест’. – О чем задумался? – Яша отвлек Стас от напряженного раздумья и накрыл тело. Корнилов опомнился, отвел взгляд и проговорил, глядя в окно. – Она не случайная жертва. Яша искоса взглянул на него. – Думаешь, будут ещё? Стас мрачно кивнул. – Уверен. Яша тихо чертыхнулся. – Нельзя допустить, чтобы ублюдки разгулялись, Стас... Такое... – Ящер покачал головой от нехватки слов,-такое не должно происходить! Никто, ни один человек, ни одна живая душа не заслуживает... того, что пережила эта девчонка. В конце голос Яши едва заметно дрогнул. – Мы не допустим, Яш, – Стас взглянул на него, – но новое, следующее убийство, а может и два, мы точно не сможем предотвратить. Яша посмотрел на него долгим взглядом и печально, чуть-чуть, растянул губы в несмелой скупой улыбке. – Может быть настала пора снова обратиться к Нике? – Да, несомненно, – вздохнул Стас. Как он не хотел, а теперь он знал точно: без Ники он не справиться. Не справиться вовремя. Когда охотишься на серийного убийцу, главная цель не просто поймать его. Большинство из них и так попадаются, да и к тому же на очень глупых ошибках. Основная проблема состоит в том, чтобы поймать монстра, до того, как он убьет такое количество людей и пресытиться настолько, что потерять бдительность и попадется на какой-нибудь нелепой мелочи. Каждый из них, рано или поздно, попадает за решетку. Но большинство из них делятся на два типа: те, кто не успел убить больше трёх-пяти человек и попался полиции, и те, кто убивал, снова и снова, пока не опьянел от крови и не потерял рассудок, а вместе с ним и осторожность. И Стас отлично понимал, что сейчас, особенно сейчас, он будет искать этих подонков слишком много. У них будет слишком много времени, а вот у людей, находящихся в заложниках у сопливых террористов его нет совсем. Как нет и шансов у одной или двух будущих жертв садистов-убийц, которых вряд ли удастся остановить в ближайшее время. Выйдя из здания СМЭ, Стас набрал Колю, а затем Сеню. Оба его опера были страшно ‘рады’ новому делу с очередным серийным убийцей. Они были уже в курсе насчет захвата дома Токмаковых и условий террористов, и оба уже были готовы. Домбровского Стас отправил проверить все возможные видеокамеры около бара ‘Voyage’, а Арцеулов должен был наведаться по месту проживания покойной девушки. А затем, уже сев в машину, он, переборов собственную совесть, все же решился открыть контакт Лазовской. Стас замер, на мгновение, увидев целых двадцать два пропущенных от Ники. Неделю назад он купил новый смартфон, и ещё не до конца разобрался со всеми его функциями. В частности, с беззвучным режимом и необъяснимым помещением в ЧС некоторых контактов. Стас знал, что Ника не будет названивать ему по пустякам. Корнилов торопливо нажал на ‘вызов’ и поднес телефон к уху. Ника взяла трубку уже после второго гудка. – Стас!.. – отлично знакомый, давно уже родной для него, звонкий голос Ники звучал со слезной тревогой. Стас ощутил нарастающее тревожное напряжение. – Ника, что произошло? – быстро спросил Корнилов. – Ты в порядке?.. – Да! Да! – взволнованно затараторила Лазовская.-Со мной всё хорошо. Просто... просто пожалуйста, приезжай на работу! Мне очень нужно с тобой поговорить Стас! Это... это по делу! – Я еду, – коротко бросил Стас и свободной рукой повернул ключ в замке зажигания. – Ты одна? – Н-нет... – неуверенно промямлила Ника. – А с кем? – Ну...-Лазовская не хотела отвечать, это было очевидно, но, вздохнув, призналась, – Я с Броном... с Брониславом. – Вот оно что, – пробурчал Стас. Этот молодой старший лейтенант с каждым днем не нравился ему все больше. Мало того, что Стас подозревал его в шпионаже в пользу Датчанина, так ещё было в нём что-то дерзкое, наглое и хамоватое. Он слушался Стаса, но взгляд Коршунова всегда как бы говорил: ‘здесь нужно было поступить по-другому’ или ‘я бы сам справился лучше’. Стаса это серьёзно раздражало, но он терпел мальчишку. – Я буду через двадцать минут, – предупредил Стас. Отделение СМЭ, где трудился Яша и его команда спецов, благо, находились недалеко от здания Главного управления МВД Москвы, где и располагалось Управление Уголовного розыска. – Хорошо, я жду... мы ждем, – Ника нервничала, заикалась и запиналась. Стас боялся представить, что произошло и решил не думать об этом. Стоит лучше выслушать Нику. Он выехал на дорогу, поставил первую передачу и поехал на максимально допустимой скорости, в сторону Новослободской улицы. ВЕРОНИКА ЛАЗОВСКАЯ Воскресенье, 22 марта. Когда Стас прервал связь, я медленно убрала телефон от лица и, с тревогой прикусив губу, посмотрела на дисплей. Сидевший за рулем своей уникальной БМВ Брон, бросил на меня изучающим взглядом, но ничего не сказал. Я тоже молчала. Прошло уже почти сорок минут, как мы проводили Алину и Риту. Сорок минут, как они покинули Москву и отправились в пригород, в чёрном минивэене, с непроницаемыми тоннированными окнами. Их должны будут привезти в укромное и тщательно охраняемое место. Это одна из правительственных дач, туда привозят чиновников, которым грозит опасность, шпионов-перебежчиков, и лиц, объявленных в международный розыск, но крайне важных для России. Я была очень признательна Брониславу за то, что он рискнул побеспокоить крайне влиятельных людей на серьёзных должностях, чтобы дать семье Стаса самый высокий уровень защиты. Я был благодарна, но... даже сейчас, я не знала, правильно ли я поступила, позволив Следственному комитету охранять семью Стаса. А что если всё-таки полковник Родион Датский, захочет как-нибудь навредить им или будет шантажировать Стаса?.. Эта мысль не давала мне покоя. Хоть Брон и заверил меня, что этого не случится, я не была до конца в этом уверена. Но, я откуда-то знала, что между Датчанином и Гудзевичем, последний в десять раз хуже. Датский, каким бы он не был, ни за что не причинит физического вреда Алине или Рите. Да он... он козёл и вообще сволочь, каких поискать, но... он все-таки офицер Следственного комитета и даже для него, это что-то значит. Так я себя успокаивала, но сердце у меня все равно было не на месте. Я гадала, как отреагирует Стас. И я... я боялась. Боялась, даже просто, как он на меня после этого посмотрит. Наверное, решит, что я его предала. Коварно. Жестоко. Подло... От этих мыслей на глаза, сами собой, навернулись слёзы. Я поспешно отвернулась, чтобы Брон не увидел, как я плачу от переживаний. – Ника, – я почувствовала ладонь Коршунова на своем плече, – не переживай так. Ты сделала правильно, что обратилась ко мне. Я нервно тяжело вздохнула и посмотрела на Брона. Коршунов отвел взгляд от дороги и ободряюще улыбнулся мне. Я видела, что силится успокоить меня, но у него не получалось. – Я боюсь, что он... Что Стас... – говорить было тяжело, мысли как будто вязли в каком-то болоте. – Я боюсь, что Стас мне этого не простит. Я проговорила это и почувствовала, как теплые слезы на щеках. – Глупости, – отрезал Брон. – Стас умный мужик... Немного угрюмый и твердолобый, местами, но умный и справедливый. Я с интересом посмотрела на Коршунова. Не ожидала от него таких лестных слов о Стасе. Мне казалось, он так же недолюбливает Корнилова, как и тот его. – В любом случае, – продолжил Брон, – мы уже это сделали, Алина и Рита будут в безопасности, пока мы не поймаем Гудзевича. – Да, – согласилась я. А про себя подумала, что Рита взяла с меня слово, что я не скажу Стасу, где они с Алиной. Чтобы потом, когда все закончится, они могли спокойно уехать. Я надолго, наверное, запомню наш с ней разговор перед их отъездом... – Простите, Маргарита, – проговорила я неловко, послед данного обещания, – но почему вы не думаете, что Стас попытается измениться? Может быть в этот раз... Самое ужасное, что я сама не верила, что Корнилов измениться или приложит какие-то усилия для этого. Стас живет своей работой, но я была на его стороне и не хотела, чтобы Рита вот так бросала его. Да, возможно, Стас не лучший муж и отец, но... он вот такого обращения точно не заслуживает! – Я предоставила ему множество шансов, – отвечала мне Рита. Её голос подрагивал от слез и сдерживаемого злого разочарования. – Я верила... Каждый раз, когда он говорил, что подумает, я... Я верила ему! Верила, что он одумается! Верила, что он поймёт... Он должен был понять! Хоть когда-то он должен был понять, что мы, я и... или хотя бы только наша дочь, должна быть ему дороже и важнее его работы... Вечных расследований, постоянных погонь за очередным убийцей. На кого он нас с дочерью променял? На всяких жестоких подонков, трупы и кровь? Всё это ему дороже семьи? Выходит, что так! – Рита вы же знаете, что это неправда! – я пыталась защитить Стаса. Жена Корнилова быстро вытерла показавшиеся на ресницах слёзы и, судорожно вздохнув, проговорила чуть севшим голосом: – Мы обе слишком долго верили ему... Алина верит до сих пор, а я... Я вижу, что ничего и никогда не измениться. Стас... знаешь, я даже не могу до конца винить его в этом. Он просто... Он такой, как он есть и этого не изменить. Я не в силах заставить его измениться ради нас с Алиной. Он не хочет этого, он не представляет своей жизни без своей драгоценной службы! Она старалась не плакать, силилась сдержать слёзы, но противоречивые чувства душили её с двух сторон, с ожесточением выворачивая душу наизнанку. Я видела, что Риту терзает боль и гнетет совесть. Она осознавала, какой удар наносит Стасу, но... я так же видела, что жена Стаса была доведена до отчаяния и безысходности. Все что она хотела – это, как-то изменить свою жизнь и жизнь своей дочери. Рита верила, что своим поступком спасает их обеих. И у меня не было сил и аргументов, чтобы переубедить её. Я чувствовала, знала, что должна убедить её! Я должна была сказать что-то, что заставит Риту передумать, но я понятия не имела что именно! И все, что я могла сделать, это пообещать Рите, что не скажу Стасу, где они. Я дала ей единственное обещание, да и то лживое. Через несколько минут Бронислав припарковал свою