Текст книги "Любовь с московским акцентом"
Автор книги: Юлия Монакова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 13 страниц)
– А как у тебя с тем… ну, с твоим?
Мысли у Люськи заметались так же, как и глаза. До этого он никогда напрямик не расспрашивал ее об Андрее, предпочитая, чтобы она сама рассказывала ему то, что захочет (в отличие от того же Михаила, который дотошно и ревностно выпытывал все подробности и перипетии их отношений, так как ему нужно было знать абсолютно все).
– Уже никак, – уныло призналась она наконец. – Мы больше не вместе. Наверное, тебе смешно, ты ведь слышишь это от меня не впервые… Но на этот раз, мне кажется, действительно – все. Нет, не кажется, – поправилась она, – я в этом абсолютно уверена. И я уверена также в том, что мне совершенно не хочется с ним когда-нибудь встречаться. Не видеть бы его, не слышать, не вспоминать…
– Ты на него обижена? Ненавидишь его? – задумчиво спросил Дима.
– Пожалуй, нет. У меня к нему уже ничего не осталось, ни любви, не ненависти… Словно перегорело все. Я устала…
– Что ж, это меняет дело, – серьезно сказал Дима и, прежде чем она успела опомниться, мягко поцеловал ее в губы. Как она ни воображала в мечтах их первый поцелуй, как к нему ни готовилась – все равно этот поступок выбил ее из колеи. Она едва сдержалась, чтобы инстинктивно не отшатнуться. Впрочем, Дима вскоре отстранился сам и серьезно сказал:
– Люсь, а что, если нам… В общем, почему бы тебе не стать моей официальной подругой?
Люська, все еще оглушенная его неожиданным поцелуем, широко распахнула глаза.
– Официальной? – повторила она в замешательстве. – Что ты имеешь в виду?
– Ну, мы с тобой часто вместе где-то появляемся, люди интересуются… Я свободен, ты свободна, почему бы нам, так сказать, не узаконить наши отношения? Как там говорится: «Вы привлекательны, я чертовски привлекателен, так чего зря время терять!» – засмеялся Дима. – Будем считать, что я твой парень, а ты – моя девушка. Мне будет как-то спокойнее, понимаешь…
– Почему – спокойнее? – Люська изо всех сил тянула время.
– Да потому что я буду знать, что ты у меня есть. И не надо будет больше придумывать никакой бред для газет, что я встречаюсь с той-то или той-то звездой, в именах которых я сам уже запутался… Нет, я не настаиваю, чтобы ты тут же переехала ко мне с вещами и принялась стирать мои носки и подавать кофе в постель, – он хмыкнул. – Но я просто буду уверен, что у меня есть девушка, и эта девушка – ты. Ведь… думаю, это мне не показалось – я тебе тоже нравлюсь?
Люська кивнула.
– Очень нравишься…
– Ну и отлично. Я ведь не тороплю тебя, Люсь. И ничего особого от тебя не требую. Я просто, так сказать, «застолбил» себе место, чтобы сюда не вклинился кто-нибудь третий, – Дима весело улыбнулся. – А ты будешь по-прежнему посещать со мной всякие тусовки, иногда приезжать ко мне в гости… в общем, как сама захочешь. Договорились?
– Договорились, – Люська улыбнулась ему в ответ. У нее на душе стало удивительно легко и спокойно. Он еще раз нежно поцеловал ее, но не стал злоупотреблять, давая, видимо, возможность Люське привыкнуть к своему новому статусу – подруги Димы Ангела. Она была даже рада, что он не торопится и не тащит ее сразу в постель. А ведь, видит Бог, она бы сейчас не устояла…
«Пусть все идет, как идет, – подумала она. – К чему торопиться, в самом деле? Впереди – вся жизнь…»
Жанка восприняла новость весьма скептически.
– Вы с Ангелом – пара? – недоверчиво протянула она. – Тебе это не кажется подозрительным?
– А почему это должно казаться мне подозрительным? – удивилась Люська. – Он что, успел обзавестись репутацией Синей Бороды и все его бывшие подружки исчезли бесследно?
– Не иронизируй, – поморщилась Жанка. – Ты отлично знаешь, что я имею в виду.
– А вот и нет. Представь себе, я действительно не догадываюсь…
– Ох, Боже мой, – Жанка закатила глаза. – Вот скажи мне, у вас с ним уже был секс?
– Пока еще не было, – невольно покраснев, призналась Люська.
– То-то и оно! – торжествующе воскликнула Жанка. – Если у меня раньше и были сомнения, то теперь я практически уверена. Все то, что болтают о его нетрадиционной сексуальной ориентации – вовсе не слухи.
– Ну и откуда такое логическое умозаключение? – мрачно осведомилась Люська. – Неужели я настолько похожа на мужика, что Дима, связавшись со мной, реализует свои тайные гомосексуальные наклонности?
– Да нет же, я не об этом. Ты ему нужна только как «крыша», понимаешь это? Он педик, но для светской хроники это лучше не афишировать, у него же столько девочек-фанаток… Вот и будет он появляться с тобой на публике, демонстрируя свою якобы «нормальность».
– Спасибо за то, что так в меня веришь, – с чувством произнесла Люська. – Жан, ты даже на минутку не допускаешь мысли, что в меня действительно можно влюбиться?
– В тебя? Нет, ну можно, конечно, – милостиво согласилась Жанка. – Но не таким парням, как Ангел. Ты не их поля ягода, понимаешь?
Люська молчала. Она, разумеется, не приняла близко к сердцу весь тот бред, что болтала ей Жанка, но свое черное дело подруженька все же сделала – у Люськи моментально испортилось настроение.
– Впрочем, это легко проверить, – неожиданно сказала Жанка. – Пригласи его как-нибудь в гости… Я и выясню.
– Каким образом?
– Ну, если он на меня не клюнет…
Люська в изумлении уставилась на нее.
– Жанна. Солнце мое. Скажи, ты всерьез считаешь, что перед тобой не может устоять ни один мужчина на планете?
– Конечно! Если он не голубой. Что, собственно, и требуется выяснить!
Люська беспомощно покачала головой. Это уже переходило границы разумного. Жанка с каждым днем все больше и больше «звездила», уверяя, что все от нее без ума.
Как-то Люська поделилась своими опасениями с Алиной, когда они остались вдвоем:
– Слушай, а тебе не кажется, что это уже смахивает на болезнь?
– Звездную? – непонимающе спросила Алина.
– Да нет же, на настоящую, психическую. Человек совершенно неадекватен. «Люблю себя, хочу себя!» Я не понимаю, почему Москва так сорвала ей крышу. Казалось бы, и успеха-то особого у нее тут нет – работа как работа, личной жизни ноль, между прочим… Зато самомнение – во! Знаешь, она вчера рассказывала Эле о дочери своей коллеги по работе. Говорит: «Это такая девочка! Умная, добрая, красивая! Я В НЕЙ СЕБЯ ВИЖУ!..»
Алина расхохоталась до слез.
– Да уж, если кого-то и похвалит – так только с привязкой к своей персоне…
Люська помолчала, раздумывая.
– А может, дело еще и в том, что жизнь в столице оказалась вовсе не такой уж радужной, как Жанка представляла себе до переезда? Я вот люблю Москву, но я люблю ее красивые центральные улицы, уютные кофейни, театры… А у нас спальный район, это же совсем другая жизнь! Полтора часа на работу в одну сторону, полтора в другую, итого три, а то и больше – нервов и здоровья забирает немало. И работа не такая уж и интересная, и не такая уж оплачиваемая, чтоб позволить себе достойный уровень жизни. Но даже эта малооплачиваемая работа поглощает всю жизнь без остатка, и тогда уровень жизни вообще уже смысла не имеет – потому что самой жизни нету, – Люська пожала плечами. – Приезжать домой, чтоб поужинать и лечь спать, и ждать-ждать-ждать весь год жалких двух недель отпуска, чтоб пожить нормальной жизнью, а все остальное время глядеть в окно на серые бетонные многоэтажки… Мне кажется, это самоуничтожение какое-то. Вот у Жанки и случился так называемый «разлад мечты с действительностью», как писала Виктория Токарева…
– Но ведь основная масса приезжих так и проживает свою московскую жизнь, – возразила Алина. – Процент головокружительного успеха здесь небольшой, я имею в виду – реального успеха!
– Чтоб из Золушки – в принцессу, и жилье – двести квадратных метров в центре? – улыбнулась Люська.
– Ага, – кивнула Алина. – И собственные выставки-презентации, и какая-нибудь своя творческая мастерская… Но все надеются, что именно им повезет. Это как большая лотерея!
– А если не повезет? Ведь далеко не все, подобно Жанке, с ума сходят, и слава Богу… – подхватила Люська. – А она бесится, что ничего не получается, и, приехав погостить на малую родину, изображает перед родственниками счастливую и крутую москвичку!
– Почему бы и нет? Если это единственная радость в ее жизни, давай будем снисходительны…
– А почему, Алин, МЫ должны быть к НЕЙ снисходительны, а не наоборот? – недоуменно спросила Люська. – Она у нас кто – священная корова? Ей, значит, можно в наш адрес хамить, грубить, унижать нас и наших близких, а мы обязаны прощать ей эти маленькие слабости?..
– Она же несчастна, Люсь, – вздохнула Алина. – Она совершенно одна, никому она здесь не нужна, в этой Москве, кроме нас с тобой. Просто она этого еще не поняла. Вот и бравирует. Хорохорится. Петушится…
– Не знаю, не знаю, – Люська с сомнением покачала головой. – Может, она и несчастна… Но порой, ей-богу, просто хочется кулаком заехать ей в морду!
Между тем в столицу пришло пыльное, душное лето. Люська томилась в редакции, мечтая вырваться из опостылевших стен на волю, но отпуск предвиделся не раньше конца июля. Несмотря на временное затишье собственно в редакционной работе (в летние месяцы газета «Вертикаль» не выходила, поскольку основу читательской аудитории составляли студенты), дел все равно было выше крыши. Нужно было подготовить несколько рекламных буклетов по итогам работы Центра за истекший учебный год. Разумеется, Люська была обязана написать к этим буклетам придурковатые пафосные тексты с периодическими реверансами в сторону правительства Москвы. Артурка, как обычно, был убежден, что только Люська способна написать о работе Центра в должной степени «красиво», а у той уже сводило скулы от тихой ненависти к этой нудной работе, совершенно не относящейся к журналистике.
Первого июля, в собственный день рождения, Люська умудрилась сделать себе «подарочек» – уселась на жвачку. Вернее, села-то она на стул, но в итоге оказалось, что какой-то не очень сознательный человек прилепил на этот самый стул плоды своей жевательной деятельности.
– Гадость какая! – морщилась Люська с досадой, вертясь перед зеркалом и выворачивая шею, чтобы оценить урон. – Это же совсем новые джинсы, вчера купила!
Ей было обидно до слез, тем более, что вся редакция ржала так, будто люди никогда в жизни не видели ничего смешнее.
– А жвачке твоя попа понравилась! – хохотал Миша. – Она долго и красиво тянулась за тобой, прежде чем оторваться, но большая часть все равно осталась на джинсах…
Затем началась акция по спасению. Все рассматривали Люськину попу (Миша с особым вниманием) и советовали, что делать. Ацетон отсутствовал, пришлось воспользоваться влажными салфетками. Помощи от них было, конечно, мало. Миша активно предлагал самолично оттереть Люськин зад. Она гордо отвергала помощь посторонних, оттирая свою попу сама, принимая при этом такие позы, что Алина Кабаева умерла бы от зависти. Можно было свести все в шутку, тем более, что и следов-то в конце концов на джинсах почти не осталось, но у Люськи на душе скребли кошки. Все как-то не ладилось в последнее время…
Ей исполнилось двадцать пять лет. А что позади? Ничего особенного. Жизнь как жизнь. Что впереди? Неизвестно…
Дима позвонил из Крыма, где у него были гастроли, поздравил, пообещал привезти подарок с Черного моря. А Андрей так и не вспомнил… Люська рассердилась на себя за то, что в принципе ожидала его звонка. Однако это был первый раз за всю историю их отношений, когда он забыл об ее дне рождения. Хотя, может, и не забыл, а просто не захотел звонить. К чему? Ведь и отношений-то давно уже нет никаких.
Люська скучала по Диме, и ей было досадно, что она опять одна. Андрей был женат, там все понятно, а Дима холост – и все равно, практически все свободное время Люська проводит в одиночку, да что же у нее за судьба такая?..
Меланхолия усугублялась еще и тем, что как раз в летние месяцы вышел клип, снятый Димой и Ириной Дубовой на Кубе. Теперь, стоило Люське только включить телевизор, она видела эту обнимающуюся парочку, и ей всякий раз хотелось расколотить экран вдребезги. Жанкины губы кривились в усмешке, поэтому Люська скрывала эмоции, как могла. Однако, когда Дима вернулся ненадолго в Москву и они встретились, Люська не выдержала и высказала ему все, что наболело.
– Я не думала, что это так больно и так обидно – быть подругой популярного певца, – пожаловалась она Диме.
– Почему обидно? – обняв ее, непонимающе спросил он. – Потому что я уделяю тебе мало времени?
– Не в этом дело… хотя и в этом тоже, – призналась она. – Мне иногда даже не верится, что мы с тобой встречаемся, потому что я вживую тебя практически не вижу, только по телевизору. А в те редкие моменты, когда мы все-таки видимся, я понимаю, что у тебя в мыслях только одно – выспаться. Ты же работаешь на износ, какие уж тут могут быть романтические отношения…
– Да, – Дима виновато опустил голову, – я много работаю, но по-другому пока нельзя никак… И ты права, что чаще всего мне хочется просто тупо отоспаться. Я уже периодически сплю как конь – стоя! Мне даже во сне снится, как я хочу спать…
Люська тронула его за руку:
– Да я же не осуждаю тебя! Наоборот, могу только уважать твою целеустремленность. Просто иногда, знаешь… банально сильного мужского плеча не хватает. Поддержки… А тут еще эти клипы, эти сплетни в желтых газетах про твои романчики и романы…
– Люсь, – он покачал головой, – ну какие там романчики? Ты же знаешь прекрасно, что если бы я даже ХОТЕЛ завести с кем-нибудь интрижку на стороне, у меня физически не было бы на это времени и желания. А я, к тому же, и сам не хочу… Ведь ты у меня есть, разве не так?
– Есть ли? – усмехнулась Люська. – Дим, если честно, мне до сих пор не совсем понятны твои мотивы… Ну, в смысле – почему ты решил считать меня своей девушкой.
– Здрасьте, приехали! Что значит – почему? Ты мне нравишься… Ты, именно ты, а не кто-то другой.
– А почему – я? Что во мне такого особенного? Нет, я не напрашиваюсь на комплименты, я действительно хочу понять.
– Ты настоящая, – просто сказал Дима.
– Что значит – «настоящая»? – Люська была крайне настырна.
– Понимаешь, профессия певца или, там, актера… в общем, персоны из шоу-бизнеса… на самом деле, она во многом развращающая, – Дима в глубокой задумчивости запустил пальцы в свою шевелюру. – Эта профессия ничего хорошего в характер, в сущность человеческую не добавляет.
– А что плохого? – не поняла Люська.
– Да любование собой, дурной характер, – Дима махнул рукой с досадой. – Потому что, если ты добиваешься популярности, у тебя растет самомнение, появляется ощущение, что ты пуп Земли, времени на других нет, занимаешься только самим собой. Не хочу никого обидеть, но в этой профессии редкие люди – настоящие. А еще нам всем присущ излишний инфантилизм, избалованность и чувствительность. Первое мое впечатление от так называемых «людей света», так до сих пор и не поменявшееся, а лишь укрепившееся, – это фальшь во всем, в чувствах, мыслях, поступках и словах.
– Да, нечто похожее я тоже замечала, – вынуждена была согласиться Люська. – Люди врут автоматически, машинально, зачастую даже не понимая этого.
– Вот-вот! Врут друг другу и самим себе, притворяясь теми, кем, по сути, не являются. И этого не может скрыть ни помпезность, ни яркие неоновые огни, ни показное радушие – в общем, под яркой оберткой ничего нет. Ни-че-го, понимаешь! А ты… мне в тебе сразу понравилось, что ты не такая. Ты очень настоящая. Ты искренняя. И именно за это я тебя… – он осекся, – уважаю, за это ты мне очень нравишься.
– Спасибо, – Люська улыбнулась, весьма польщенная. Нет, сомнений не было – он действительно ценил ее, нуждался в ней. Как бы Жанка ни изгалялась в своем острословии, все равно у Люськи с Димой все по-настоящему… Хоть и без постели. До постели дело как-то до сих пор не дошло. И Люську, если честно, эта возможность даже страшила немного. Сейчас они прекрасно ладят друг с другом – а вдруг после секса все изменится?.. Поэтому она не торопила события, а Дима действительно приезжал с гастролей таким вымотанным, что мечтал о постели только в прямом смысле – в плане здорового крепкого сна.
Тем временем и на Люськиной улице настал праздник – ей дали две недели отпуска. Сначала она собиралась поехать домой, к маме, но поняла, что больше всего на свете сейчас хочет побыть наедине с собой, разобраться во всем, что ее терзает. Не хотелось общения вообще ни с кем. Миша пригласил ее за город, к себе на дачу – составить компанию ему и Нике в этот остаток лета. Он заманивал девушку всевозможными райскими благами: баней, уютным двухэтажным домиком, прозрачными озерами с песчаным дном, лесом, где можно было бы вместе собирать грибы и ягоды… Но Люська с вежливой благодарностью отказалась. Она вспомнила, что мечтала поехать на море. Сказано – сделано; Люська с трудом достала билеты на поезд до Сочи и обратно – плацкарт, верхняя боковушка. Обычно она не путешествовала одна, но сейчас даже мысль о том, чтобы пригласить с собой какую-нибудь подругу, казалась противной.
Всю дорогу она просто спала, изредка сползая вниз, чтобы выпить воды или умыться. Попутчики переживали – «девушка, вы же совсем ничего не кушаете, угощайтесь!» – и совали ей горячие от жары фрукты и бутерброды, но она совершенно не чувствовала голода.
В Сочи она сняла комнату у хозяйки, с которой была знакома по прошлым приездам на юг – она отдыхала здесь еще с родителями, давным-давно. Все десять дней отпуска прошли в каком-то ступоре. Люська тупо валялась на пляже целыми днями, в особо жаркие часы уползая под тент, плавала в море до изнеможения, гуляла в парке «Ривьера», один раз даже сходила на концерт какой-то заезжей звезды, но поймала себя на мысли, что постоянно сравнивает молодого певца с Димой и совершенно не получает удовольствия от выступления. Она ела огромные мохнатые персики и нежный сыр с местного рынка, пила сладкое домашнее вино, покупала у пляжных торговцев хачапури и пахлаву, но душа ее почему-то не оттаивала. Ей казалось, что она словно окаменела. Не было ни мыслей, ни чувств, ни эмоций. Она вообще не получала удовольствия от своего отпуска, словно совершенно потеряла способность отдыхать. Ей даже не докучали местные курортные мачо – поначалу они подкатывали было к одинокой «сэксуальний красивий дэвушка», но, наткнувшись на выражение ее лица, молча отступали.
«Я ужасно устала за этот год…» – думала она про себя, и это было правдой. Москва, как вампир, высосала из нее всю кровь, все жизненные соки, которые не так-то просто было восстановить.
В последний день отпуска, когда солнце уже покатилось вниз, в море, Люська лежала на пустеющем пляже и лениво перелистывала страницы желтой газетенки, которая ей досталась вместе с фруктами – продавец завернул в эту газету сочную виноградную кисть. Внезапно она поймала себя на том, что целенаправленно и долго на что-то смотрит. Она сморгнула, потому что от пребывания на солнце не сразу смогла различить буквы, а в глазах плясали отблески заката. Наконец взор прояснился, и она увидела фотографию, а под ней – подпись: «Телеведущий Андрей Дроздов забирает жену с сыном из роддома».
– Жену с сыном из роддома…
Она повторила эти слова шепотом, чтобы лучше их осмыслить. Выходит, Андрей стал отцом. Ну да, по времени это и должно было вот-вот случиться, она просто забыла. Люська перевела взгляд на фотографию – Андрей и Алла, оба в темных очках, в руках у жены роскошный розовый букет, а Андрей трепетно прижимает к себе крошечный сверток, перевитый голубыми лентами, и даже сквозь очки видно, с какой нежностью оба супруга на этот сверток смотрят…
Что-то капнуло на фотографию. Люська с удивлением обнаружила, что это ее слезы – оказывается, она плакала.
…Когда они еще встречались с Андреем, она страстно, дико, безумно желала забеременеть от него. Ей наивно казалось, что если она «залетит», то он немедленно подаст на развод с женой. Однако Андрей был слишком осторожен, чтобы позволить этому случиться. Он держал ситуацию под контролем, и Люська могла только подчиняться его воле. Жанка дружески советовала ей тайком проколоть презервативы во время свиданий, но Люське никогда не удавалось это сделать. Не обшаривать же его карманы, пока он в ванной? В конце концов, один раз у них случился незащищенный контакт – Андрей тогда немного выпил, был веселым, беззаботным и разухабистым. Но наутро он так казнил себя за это, что Люське сделалось страшно – а если она и в самом деле забеременеет?.. Андрей боялся, что нежеланный ребенок «на стороне» разрушит его телевизионную карьеру. Тест тогда показал одну полоску, к величайшему Люськиному и Андреевскому облегчению. «А ведь в случае положительного результата Андрей, наверное, погнал бы меня на аборт, – запоздало сообразила она. – Едва ли он согласился бы принять ответственность за меня и малыша…» Много позже она поняла, что Андрей был слишком продуманным человеком и никогда не позволял случайностям влиять на свою жизнь. Наверняка и ребенка они с Аллой запланировали совместно и целенаправленно, а то, что он разыгрывал перед Люськой шок и смятение – так это была всего лишь показуха и попытка сохранить хорошую мину при плохой игре.
…Она проплакала на пустом пляже несколько часов подряд. Многие курортники, потрясенные глубиной чужого горя, робко предлагали свою помощь или интересовались, что случилось. Люська никого не видела и не слышала. Она просто плакала – до тех пор, пока не почувствовала полное опустошение.
Затем она поднялась, собрала свои вещи и пошла с пляжа. Нужно было успеть упаковаться – ее поезд в Москву уходил рано утром.
