Текст книги "Социальные сети"

Автор книги: Юлия Кова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 16 страниц)

@

90-е годы, за двадцать лет до описываемых событий.

Колчестер – Лондон.

Великобритания.

            В церкви воцарилась оглушительная тишина.

            Потом Даниэль задохнулся.

            -Что? Что вы сказали?.. Да как вы посмели? – прошипел Дани и, вскочив на ноги, сжал кулаки. Монахиня его удержала. Её руки были тёплыми, мягкими, но Даниэль злобно стряхнул пальцы женщины. – Не трогайте меня, с этими вашими фантазиями. Или я забуду, что никогда не бил женщину, – прошипел он.

            -Мальчик, возьми себя в руки, мы всего лишь разговариваем, – с любопытством разглядывая его бешеные глаза, заявила та. –  Пожалуйста, сядь и успокойся.

            -Успокоиться? Ещё чего... Впрочем, нет, вы правы – я сейчас успокоюсь. Только выйду отсюда, –  и Даниэль шагнул к двери.

            -Остановись, – звонко приказала женщина. – Остановись и выслушай меня. Ради Эль. Ради себя. Ради вашего будущего.

            Слова монахини застали его врасплох. Неохотно, но Даниэль повернулся.

            -У вас есть пять минут, – сунув руки поглубже в карманы, Даниэль волком смотрел на неё.

            -Нет. Тридцать. А теперь сядь на лавочку.

            -Ещё чего, – скривился Дани.

            -Предлагаешь мне кричать о твоих тайнах на всю церковь? – женщина подняла бровь.

            Пришлось Даниэлю подчиниться.

            -Ладно, я сел. Что дальше? – буркнул он.

            -А дальше ты просто выслушаешь меня. Это действительно коптский крест. И он означает, что вы с Эль одной веры... Тебе, конечно, нужны аргументы? – Даниэль кивнул. – Ну, в таком случае, позволь мне сначала предложить тебе один рассказ. А в конце я дам тебе доказательство.

            -Итак, – начала свой рассказ монахиня, – история этого креста начинается примерно в десятых годах первого столетия, когда на Востоке, в одной богатой семье у женщины по имени Мария появился на свет маленький мальчик.

            Мария назвала своего сына Иоанн-Марк.

            Мы не знаем, как выглядел этот мальчик. Но церковь говорит, что в детстве с ним произошло одно удивительное событие. Иоанн-Марк встретился с живым Иисусом. Произойти эта встреча могла на улице, в день, когда Иисус проповедовал среди учеников, или же в доме Мария. Надо сказать, что мать Марка была истовой ученицей Христа. Она поддерживала Его церковь, и в её доме часто собирались сторонники христианской веры. Через несколько дней после той встречи Иисус был распят. Видел ли Его казнь мальчик – об этом мы не знаем. Но церковь утверждает, что через несколько дней после этого Иоанн-Марк познакомился с юношей по имени Павел.         Павел был немногим старше Иоанна-Марка, к тому же он был подлинным аристократом. Книга Бытия утверждает, что родоначальником рода Павла был человек по имени Вениамин, которого его отец называл волком^[51]. Вениамин вёл свой род от линии Христа. В удел Вениамина входил Иерусалим, а сам Вениамин появился на свет по дороге в Вифлеем – то есть поблизости от того места, где много лет спустя родится Сам Иисус. Надо сказать, что род Вениамина был большим и очень могущественным. И все сыновья – потомки Вениамина отличались мужеством, отвагой и воинственностью. Сражаясь за своих правителей, выполняя свой долг, люди из колена Вениаминова не щадили своих жизней. По сути, их можно считать первыми ассасинами. Что касается Павла, то в его прошлом тоже была одна тёмная история. Видишь ли, несовершеннолетним Павел участвовал в преследовании христиан и преследовал их жестоко. Известно, что Павел никогда не встречал Иисуса при Его жизни, но у него был другой, не менее уникальный опыт.  Павел был одним из тех, с кем разговаривал воскресший Христос^[52]. Церкви известно, что на тот момент в мире проживало примерно полтысячи человек, видевших Христа после Его Воскресения. Опыт встречи с Иисусом привел Павла к переосмыслению и обращению в христианскую веру. В итоге Павел, наследник волчьего рода, дал обет безбрачия и начал заниматься миссионерской деятельностью, чтобы создать церковь Христа на Балканах и в Малой Азии.

            И вот маленький Иоанн-Марк вместе с Павлом отправляется в такое путешествие. Считается, что их сопровождали ещё двое мужчин: Варнава, брат матери Иоанна-Марка, и живописец и врач по имени Лука. Во время путешествия Лука, Марк и Павел сдружились. Для людей, проживающих в те времена под властью Римской Империи, обязательным языком был греческий. Лука и Павел прекрасно владели этим языком. Полагаю, они и научили Марка греческому.  В возрасте примерно тринадцати лет Иоанн-Марк вернулся из странствий домой. Тогда же в его жизни произошло третье важное для нашего рассказа событие. Мальчик стал учеником Петра – будущего первого папы Рима. Пётр к тому же был главой коллегии двенадцати апостолов – признанных учеников Христа. В отличие от Павла, Пётр к моменту знакомства с Марком был уже пожилым человеком – женатым, обременённым семьей рыбаком, простолюдином, к тому же, не очень образованным.             Когда Марк вернулся из странствий с Павлом, Пётр как раз собирался в миссионерское путешествие, в Рим, и ему требовался переводчик его проповедей на греческий. Говорят, эти проповеди были чем-то невероятным: по свидетельству очевидцев, одной только силой слова Пётр мог разом обратить в христианство до пяти тысяч человек. И вот Иоанн-Марк, который выучил греческий, становится учеником Петра и отправляется с ним в Рим.  Это было долгое, полное лишений и тягот, путешествие. Тогда-то юный Марк и начал писать книгу, которая впоследствии сделает его знаменитым. В основу этой книги мальчик положит проповеди и воспоминания Петра о Христе. О по-настоящему доверительных отношениях Петра и Марка говорят несколько фактов. Пётр называл Иоанна-Марка не иначе, как «сын мой». А Иоанн-Марк не оставил своего названного отца даже, когда тот был взят под стражу и осужден на смертную казнь, на арене Нерона. Доподлинно неизвестно, присутствовал ли Марк при казни Петра, как неизвестно и то, знал ли Марк, что в один день с Петром был обезглавлен и его друг, Павел^[53]… Итак, Марк остался один, разом лишившись Петра и Павла. Именно в это время он и дописал свою книгу.

            -А что это была за книга?

            -Евангелие – самое первое в мире, и одно из четырёх, признанных церковью, как подлинное. А Иоанна-Марка, который создал его, знают, как Святого Евангелиста Марка...

            Но на этом наша история не заканчивается.

            В возрасте тридцати лет Марк, довершая предначертанное, начинает проповедовать. Собрав сторонников веры Христа, уже через несколько лет он заложит в Александрии первую христианскую церковь^[54] и станет первым епископом в Александрии.

            В итоге всё, что сделал Марк для распространения веры, возбудило лютую ненависть язычников и римских правителей. Они устроили за Марком настоящую охоту. Предчувствуя свой скорый конец, Марк поспешил назначить себе преемников. Он выбрал следующего епископа (третьего, последующего епископа назначит Лука – тот самый врач и живописец, который сопровождал Марка и Павла в миссионерском путешествии). В помощь епископу Марк определит и трёх пресвитеров – трёх священников. Надо сказать, что в те далёкие времена пресвитером мог стать любой образованный, здоровый мужчина не моложе тридцати лет. Тридцать лет – это возраст, в котором начал проповедовать сам Иисус. Но самое главное для нашей истории заключается в том, что пресвитер был волен оставаться холостяком – или же, наоборот, жениться и иметь детей. Последнее было даже предпочтительней, потому что священник мог быть уверен, что передаёт церковь Христа в руки людей одной с ним крови и веры.

            25 апреля 63 года^[55] Марк Евангелист был пойман, жестоко избит и уведён на казнь. На этот момент Марку было совсем не много лет. Безусловно, как человеку еще молодому, Марку вряд ли хотелось умирать. И уж тем более он не хотел умирать от пыток и чудовищной боли. О боли и пытках, и о том, во что они превращают человеческую плоть, Марку мог рассказать Лука. Он, врач, знал тайны человеческого тела. И вот Марк обратился к Господу с просьбой не допустить его до мучений. Господь пожалел его, и Марк не попал в руки палачей. С последними словами, обращенными к Господу, Марк Евангелист умер^[56].  Свой вечный покой он обрёл в любимой им Александрии.

            Тогда и возник тот самый коптский крест.

            Потомки древних фараонов – первые египетские христиане, копты – создали крест, взяв за основу crux ansata – египетский анкх, с незапамятных времён восхвалявший Бога Солнца. Но копты добавили в центр петли простой крест – как знак орудия казни, на котором за грехи человеческие был распят Иисус. Что до ислама, то он появится в Каабе только четыре столетия спустя. И лишь через триста лет после этого будет образована Русская Православная Церковь.

            -И вы считаете, что я...

            -Копт, – уверенно заключила женщина. – В переводе с древнего языка – египтянин. И представитель одной из древнейших ветвей христианства.

            -А мой род...

            -Защищает интересы церкви Христа в самом сердце исламского мира.

            -Подождите... Вы что же, полагаете, что мои предки были пресвитерами? – прошептал Даниэль.

            -Да. А почему «были»?

            -Да потому, что это невозможно, ведь прошло столько лет...  к тому же, как я понял, хранители тайны набирались из узкого круга доверенных лиц.

            -Ну, вообще-то в те времена люди постоянно общались. Евангелисты знали друг друга, к тому же церковь Христа тогда была единой, и у людей не было нужды спорить, чей Бог – лучше, церковь – краше, а религия – старше.  Да и заботились люди, в первую очередь, о сохранении рода, а не о чистоте крови.

            -Но разве у Марка Евангелиста было потомство? – Даниэль сглотнул. Сама мысль о том, что его род происходит от Святого Марка показалась ему немыслимой, невозможной. – Разве Марк был женат?

            Женщина вздохнула.

            -Дани, у матери Марка был брат, которого звали Варнава. Взрослый мужчина, сопровождавший Марка в первых странствиях с Павлом. И если сам Марк мог никогда не жениться, то Варнава вполне мог иметь семью и оставить после себя потомство. Святой Пётр, кстати, тоже был женат и имел детей. Да у других Евангелистов были братья и сёстры.

            -И кем были эти Евангелисты?

            Женщина улыбнулась:

            -Ну, коли об этом пошла речь, то давай выстроим все Евангелия в смысловом порядке. Итак, первым по церковным канонам идёт Евангелие от Матфея. Оно повествует о земных родителях, о родословной Христа, о Его отношениях с приёмным отцом и сводными братьями и сестрами. Автор это Евангелия был мытарем – так тогда называли сборщика налогов, который мог также выполнять функции таможенника и сыскного. Он вообще очень таинственный человек, этот Матфей, и о нём мало что известно. Тем не менее, считается, что у него могло быть как минимум два брата – Иаков и Фаддей.

            Далее следует Евангелие от Святого Марка. Это Евангелие – самое раннее из написанных и самое реалистичное. По сути, это идеальная книга для обращения язычников в христиан, причем язычников, проживающих в Римской Империи.

            За Евангелием от Марка следует Евангелие от Луки – того самого врача и живописца. Он был выходцем из просвещенной греческой среды, стало быть, тоже мог иметь и сестёр, и братьев. Евангелие от Луки подробно рассказывает об Иисусе, как об Учителе и Проповеднике. Кстати сказать, сочиняя своё Евангелие, Лука много беседовал с матерью Иисуса, Марией. Считается, во время этих бесед Лука и создал Её портрет, написав первую икону Богоматери в мире. Лука также первым написал и лики Павла и Петра.

            И, наконец, четвёртым и последним Евангелием является сочинение Иоанна Богослова. Иоанн был простым рыбаком, но он создал самое сложное из Евангелий. В нем Иоанн сумел рассказать о божественных чудесах и тайне Воскресения. О чуде, доступном лишь настоящей Любви. Говорят, что убедил Иоанна написать это Евангелие Андрей Первозванный – старший брат Апостола Петра. И хотя Иоанн Богослов сочинял своё Евангелие будучи уже в преклонном возрасте, многие иконописцы изображают его совсем молодым юношей, больше похожим на девушку – синеглазую и золотоволосую. Но самое интересное, пожалуй, заключается в том, что Иоанн Богослов был младшим и любимым братом Иисуса. Видишь ли, именно шестнадцатилетнему Иоанну Иисус поручил свою мать Марию, уже умирая на Кресте... Но – ты не там ищешь, Дани. Ты же хочешь узнать, кем были твои предки и почему твоя мать так яростно борется за чистоту крови?..

            Посмотри на меня, – тихо попросила женщина. – Скажи, ты никогда не спрашивал у неё, почему у тебя такое необычное лицо, откуда эта внешность? Откуда это врождённое изящество и бешеный нрав? И почему твои глаза не чёрные и не карие, какие они у всех на Востоке, а – золотые, похожий на янтарь, с этим характерным медным отливом?.. Дани, это же волчьи глаза. Тотемом Вениамина был волк, я же тебе рассказывала... И отец Вениамина звал сына волком. Полагаю, что дело было не столько в характере, сколько в редком цвете глаз его сына. И Павел – друг юного Марка, тоже происходил из колена Вениаминова. Это род прирожденных воинов. Этот род был большим, могущественным. С ним считались даже римские правители... Так неужели ты думаешь, что выбирая тех, кто должен был защищать церковь Христа даже ценой своей жизни, Марк обошёл бы вниманием род Павла?   Ведь Павел был его другом. – Женщина замолчала и поднялась. -Не уходи. Я хочу кое-что показать тебе.

            Даниэль медленно провёл рукой по глазам и кивнул, не видя ничего и не слыша.

            Итак, всё вставало на свои места.

            Страх Мив-Шер, желавшей любой ценой увезти сына подальше из исламской страны. Её стремление уберечь Дани от участи Рамадана. Жестокое требование матери никогда не предавать веру, для защиты которой он был рождён и создан. И последний шаг матери, навсегда возведший барьер между ним и Эль, когда мать потребовала, чтобы Дэвид усыновил его...

            Даниэль опустил ресницы вниз: кровь стучала в висках.

            -Посмотри сюда, – отвлёк его голос женщины.

            Даниэль поднял глаза. Женщина протягивала ему Православную приходскую книгу, раскрытую на странице, где сообщалось, что 8 сентября 1974 года здесь, в этой церкви была крещена Стелла Фокси Мессье Кейд, родителями которой были Дэвид Александр Кейд и Изар Оливия Ирарагорри. Даниэль перевёл взгляд с записи на монахиню. В серых глазах женщины ярко мерцали звёзды.

            -Теперь ты знаешь, что должен сделать? – спросила она тихо. Дани кивнул. – В таком случае, иди.

            Даниэль поднялся:

            -У меня последний вопрос к вам: кто вы?

            Монахиня усмехнулась:

            -А тебе не кажется, что этот вопрос несколько запоздал?

            -Возможно, – Даниэль не стал спорить. – Но я поверил вам. И теперь я должен знать, могу ли я доверять вам.

            Женщина отвела глаза, словно воспоминания о прошлом больно ранили её.

            -Ну, о своём детстве я мало что помню... – с неохотой призналась она. – Был детский дом. Там со мной росла сестра. Потом у меня нашли воспаление лёгких. Потом сестра исчезла. Мне сказали, умерла... а меня отдали на попечение одной женщине. Она служила при монастыре. Эта женщина увезла меня в другую страну, вырастила меня, воспитала и привезла сюда, в Англию. Здесь много лет назад я приняла постриг. Когда был построен этот монастырь, та женщина стала здесь настоятельницей. Она и крестила твою Эль. А теперь игуменья этого храма я. Меня зовут мать София.

            -Нет. Ваше настоящее имя, – потребовал Даниэль.

            -Евангелина Самойлова.

            «Итак, я не ошибся: тот же уверенный голос и взгляд, те же светлые волосы – как и у тех русских женщин, что я видел в Александрии. Но самое главное, что к Лили Файом, убившей моего отца, эта женщина отношения не имеет».

            -Я благодарен вам, и я вернусь, – с этим Даниэль и вышел.

            Ровно через неделю Даниэль привёз Эль в Колчестер. Довёл её до ворот храма, распахнул дверь церкви. Эль замерла:

            -Дани, что мы здесь делаем? Ты же ясно дал мне понять, что тебе нельзя, и...

            -Эль, как по-арабски «я замужем»?

            Эль оторопела.

            -Что? – не веря своим ушам, спросила она.

            -Эль, не молчи. Дверь очень тяжёлая, – улыбнулся Даниэль.  – Но, если ты, конечно, не хочешь, то...

            -Ana mtgaweza, – молниеносно прошептала Эль.

            -Вот именно. И никогда об этом не забывай.

            -Да, Дани. Да, да, да! – В глазах Эль птицей билось счастье...

            Через три месяца Эль перебралась в монастырь.

            На все расспросы родителей, Макса и подруг Эль односложно отвечала, что хочет провести год, отдохнув от учёбы и от занятий. 9 октября 1994 года Даниэль держал Эль за руку, когда та родила так похожую на него дочь. Эль укутала новорожденную малышку в белое одеяло, совсем по-детски расшитое розовыми сердечками. Посмотрев на рукоделие Эль, Даниэль фыркнул, но Эль и слова не сказал.

            -Каким именем окрестить вашу девочку? – спросила мать София, поглядывая на юную мать и довольного, но взъерошенного Даниэля. Эль кивнула в сторону Дани, тот посмотрел в серые глаза женщины, которая подарила ему новую жизнь:

            -Ева Самойлова. Как вас. Пусть это имя сделает мою дочь счастливой.

@

90-е годы, за двадцать с лишним лет до описываемых событий.

Оксфорд – Лондон.

Великобритания.

            Через положенный срок Даниэль забрал Эль из монастыря.

            Оставив маленькую Еву на руках у её крёстной матери, Дани и Эль отправились в Лондон, где их пути разошлись. Даниэль поехал в Сити, в «Кейд Девелопмент», где его ждал серьёзный, долгий и трудный разговор с приёмным отцом. А Эль направилась в Оксфорд, где и сообщила соскучившейся по детям Мив-Шер сногсшибательную новость о том, что Даниэль удочерил русскую девочку Еву. Мив-Шер скривила лицо и тут же потребовала у Эль, чтобы ты заставила Дани немедленно приехал в Оксфорд. Мив-Шер ждала объяснений. Даниэль выполнил просьбу матери вечером того же дня.

            -Не уезжайте, я вернусь ровно через пятнадцать минут, – приказал он водителю. Таксист согласно кивнул. Взглянув на часы, Даниэль быстро и уверенно прошёл мимо заботливо укутанных матерью кустов роз, взлетел на крыльцо, распахнул белую двери кухни.

            -Мама, ты здесь? – позвал он.

            Но мать не ответила.  На ходу расстёгивая пальто, Даниэль вступил в комнату, где всё начиналось для него – и где всё должно было закончиться. Увидел витражи на окнах и улыбнулся, вспомнив упорно добивавшуюся его Эль.  При виде матери, непримиримо застывшей у кухонного стола, улыбка сбежала с губ Даниэля.

            -Привет, мама, –  невозмутимо поприветствовал он Мив-Шер, не предлагая той ни поцелуев, ни сыновьих объятий. – У меня есть четверть часа. Так что ты хотела?

            «Вырос. Стал таким же красивым, как и Амир. Вот только глаза у Дани совсем чужие. Впрочем, нет: это мой сын стал совсем чужим», – поняла женщина.

            -Спасибо за приезд, – тем не менее, холодно произнесла она. Даниэль безразлично пожал плечами. -Может быть, ты сядешь, и мы поговорим? – Мив-Шер уже не скрывала обиды.

            -Поговорим? А о чём, мама? – искренне удивился Даниэль и прислонился спиной к дверному косяку. – Вообще-то я пришел только за тем, чтобы попрощаться. Очень скоро я навсегда переберусь в Москву. Уже открыл там банковский счет в одном из столичных банков. Правда, мне и Максу ещё предстоит собрать несколько документов. Кстати, Макс тоже со мной поедет – родственников у него нет и его ничего тут не держит. А еще я сегодня переговорил с Дэвидом. Отец не возражает, если я уеду в Москву и открою там представительство «Кейд Девелопмент». Впрочем, Дэвид поставил мне одно условие: он поможет мне, если ты не будешь против.

            -Ах так? Ну так знай: я буду против! – в сердцах выкрикнула Мив-Шер и трясущимися от гнева руками начала развязывать красно-белый клетчатый фартук.

            Равнодушно наблюдая за матерью, Даниэль оторвался от дверного косяка:

            -Ну что ж, возражай. Это твоё право. И хотя мне, в таком случае, придётся начинать всё самому, я обойдусь и своими силами.

            -Дани, но – почему? Почему ты так рвёшься уехать от меня? Да ещё в эту Россию?.. Хорошо, предположим, ты уедешь туда, чтобы начать своё дело. Пусть так. Но тогда почему бы тебе не привезти сюда свою девочку? Неужели ты думал, что я не приму твою дочь? Эль мне говорила, что Ева очень похожа на тебя. А значит, Ева твоя кровь и моя тоже. Так зачем тебе увозить с собой маленького ребёнка, когда твоя родная мать остаётся здесь? Ты же... да ты даже русский язык не знаешь, – беспомощно закончила Мив-Шер и в сердцах отшвырнула фартук. Сделав пируэт, клетчатый передник приземлился на кухонный стол. Склонив к плечу голову, с холодным любопытством Даниэль рассматривал когда-то непоколебимую и властную мать, которая сейчас разом теряла и свою гордость, и свой апломб, и своего сына. -Дани, не надо. Не смотри на меня так. – Мив-Шер сдалась первой. – Ты впервые за много лет согласился войти в этот дом. Так что же такого я сделала, что ты стоишь и смотришь на меня, как чужой?

            Даниэль помедлил.

            -Знаешь, мама, – ровным, спокойным голосом начал он, – что касается первого твоего вопроса. На мой взгляд, выучить чужой язык не очень сложно. Однажды я уже прошёл это с английским. Гораздо сложней бывает порой найти взаимопонимание с близкими... Со своей матерью, например. Что касается второго твоего вопроса, то помнишь, как в этой самой комнате ты взяла с меня два обещания? И я согласился на оба из них. Я дал тебе своё слово.

            -Потому что ты знал, что я всегда желала тебе только добра.

            -Добра? Так почему ты сделала его из зла, мама?

            Повисла неприятная пауза. Мив-Шер вздрогнула:

            -Что такое? Ты о чём говоришь?

            -Я? А вот  об этом, – и Даниэль указал глазами на правую руку матери. – Итак, я знаю, что это православный крест. Так какую же веру ты защищала, ответь? Ту, что навсегда разведёт меня и Эль? Или ту, что заставит меня однажды прийти к Рамадану?

            -Кто... кто посмел рассказать тебе? – страшным шёпотом выдохнула Мив-Шер. – Кто посмел рассказать? Женщина, которая родила тебе Еву? – Даниэль едко хмыкнул. – Или нет... Или это Рамадан нашёл тебя? Но мой брат не мог, он не осмелился бы... Он обещал мне. – Глаза Мив-Шер заметались.   Даниэль брезгливо поморщился:

            -Мама, ты говоришь не о том. Я спрашиваю тебя, почему ты солгала мне? Возможно, я был не самым лучшим сыном на свете, но я... Мама, да я же любил тебя! Я бесконечно верил только тебе! И ты об этом знала... Воспользовавшись моим доверием, ты обманула меня... Скажи мне, мама, а тебе никогда не приходило в голову, что если бы не ты, то я мог бы полюбить Эль? Ухаживать за ней, жениться.

            -Нет! – перебила сына Мив-Шер. – Ты никогда бы не женился на Эль. Я её защищала.

            -Ты предала её, мама, – отрезал Даниэль, – предала так же, как и меня. Ты просто взяла нас и стёрла. И вот теперь, благодаря тебе, Эль для всех – моя сестра до конца моей жизни. Ева никогда не узнает, кем была её мать, и у моей дочери никогда не будет ни брата, ни сестры. Это – тоже благодаря тебе, мама.

            -Дани, остановись, – взмолилась Мив-Шер, – не говори так. Я сделаю всё, что ты хочешь, только не говори так.

            -В таком случае, позволь и мне взять с тебя два обещания. – Даниэль подошёл к матери и встал к ней вплотную. – Во-первых, что касается Евы. Однажды она вырастет, и Эль, которая почему-то по-прежнему очень любит тебя, захочет привезти к тебе Еву. Так вот, мама, не смей забивать моей дочери голову пустыми сказками про род Эль-Каед. Потому что, если я только узнаю об этом, я наложу запрет на всякое ваше общение.

            -Но ты мой сын, и я бабушка твоей дочери. И ты не сможешь препятствовать мне... – попробовала отыграть свои позиции женщина.

            -Мама, я удочерил Еву, понятно тебе? – прошипел Даниэль. – Да, я быстро учусь. В твоём лице у меня были отличные учителя. И, как опекун Евы, я имею полное право распоряжаться, с кем общаться моей дочери, а с кем нет. И если ты только попробуешь нарушить своё слово и задурить Еве голову, то я немедленно реализую это право. Ты поняла меня?

            Мив-Шер кивнула, разбитая по всем фронтам.

            -Ну, а теперь второе. – Даниэль помедлил. – Не приходи провожать меня в аэропорт. Я не хочу видеть твоих слёз, мама...

            25  апреля 1995 года   Дэвид Кейд и Эль стояли в «Heathrow». Макс Уоррен с Евой на руках прошёл паспортный контроль первым. Готовясь последовать за своим верным приятелем, Даниэль стоял и смотрел, как Евангелина убеждает в чём-то Дэвида Александра Кейда.

            -Я всегда буду рядом с вашим сыном, – донеслось до него. – И, как крёстная мать Евы, помогу Дани с девочкой.

            -Папа, ты будешь отпускать меня в Москву навещать Дани и Еву? – прошептала Эль, горящими от непролитых слёз глазами глядя на Даниэля.

            -Конечно, буду, – пообещал Дэвид и крепко сжал руку Эль.

            Та тихо вздохнула. Пограничный контроль и жёлтая линия, к которой сейчас стремительно приближался её Дани, казалась Эль той безжалостной чертой касп, которая должны была разделить её жизнь на две части. Сердце Эль стремилось к тому, кто уходил – слово, данное ему, обязывало её остаться.

            «Дани, я научила твоё сердце любить. А ты учишь меня прощаться...». Словно в ответ, в кармане юбки Эль завибрировала «Моторола». Дрожащей рукой Эль вытянула сотовый из кармана.

            «Я люблю тебя. Я всегда буду ждать тебя», – прочитала Эль. Подняла голову и нашла глаза Даниэля. Прочитала его пронзительный, обращённый только к ней одной взгляд, и медленно ему кивнула. Так Эль и Даниэль Кейд стали заговором двоих против всего мира.

            «Даже если я не отпущу тебя к Дани, вы всё равно будете вместе,  – украдкой наблюдая за дочерью и сыном, вздохнул Дэвид Кейд. –  Интересно, чтобы сказала бы твоя мама, Эль, увидев, как причудливо порой тасуются наши судьбы?». Дэвид Кейд повернулся: позади всхлипывала не сумевшая усидеть дома Мив-Шер. Она так боялась опоздать, и вот это случилось. Дэвид обнял готовую разрыдаться жену и притянул к себе.

            -Ну-ну, не плачь, Cherie, – попросил он, – поверь, твой сын тебя любит. И однажды он простит тебя и вернётся к тебе. Я тебе обещаю.

            -А ты как будто ничему не удивляешься, да? – вытирая слёзы, разглядывая лицо мужа, удивлённо пробормотала женщина.

            Дэвид Кейд поднял вверх рыжие брови. Дэвид Александр Кейд всегда был умным мужчиной.

            Он бы вряд ли удивился, узнав, что Дани перестал быть братом Эль в день, когда стал её мужем...

@

3 апреля 2015 года, пятница, вечером.

Аэропорт «Домодедово» – район «Теплый Стан», Москва.

Россия.

            В четверть седьмого в зале прилета «Домодедово» царила обычная суета. Толпы людей, измученных перелётом, стремились первыми пройти таможенный контроль, перехватить на ленте свой багаж и упасть встречающим в объятия. Прилетевший из Лондона в Москву Андрей Исаев быстро прошел «зелёный коридор» и занял очередь к стойке паспортного контроля. Перед Андреем стояло трое: пожилая семейная пара в одинаковых забавных очках и низенький лысый толстяк, одетый модно и броско.

            -Молодой человек, я за вами, – окликнул Андрея низкий, повелительный женский голос. В начальственных грудных нотках звучали и вызов, и призыв. Удивленный подобным сочетанием, Исаев обернулся. Он увидел стремительно приближающуюся к нему яркую молодую женщину с выбеленной короткой стрижкой. Через руку женщина несла плащ, пальцами другой вцепилась в ручку пластикового розового кейса. Незнакомка была затянута в тёмно-синий офисный костюм, под которым обозначилась высокая грудь, обтянутая тонкой рубашкой. Блузка женщины была расстёгнута с тонким расчётом –  показать ложбинку на груди и алый гладкий лифчик. Игнорируя жадный взгляд толстяка, девушка манерно вскинула руку и посмотрела на большие часы под «Dior», облепленные серебряными подвесками от «Pandora». Подвески на браслете мелодично звякнули. Девушка опустила запястье и перевела оценивающий взгляд на Андрея.

            -Я за вами, – очень строго повторила она.

            -Идите вперёд, –  ровным голосом предложил Исаев, – я, в отличие от вас, не тороплюсь.

            -Ой, как неудобно,  – фальшиво возразила блондинка, но приглашением воспользовалась.

            Встав перед Андреем, девушка наклонилась и бросила белый плащ на ручку кейса. Узкие брюки тут же обтянули женственный зад и немного полные бёдра. Андрей поморщился, бросил свою сумку на пол и достал криптофон.

            «Ты где, Ди?», – набил он эсэмэсэку.

            «В зале ожидания болтаюсь.  Давай уже, выходи, bro», – пришёл к нему ответ. В конце сообщения стоял значок – жёлтое лунообразное лицо с дурашливо высунутым языком и подмигивающим глазом. Уголки губ Андрея невольно поползли вверх. Ди – его младшая сестра Диана, которой было всего двадцать два, общалась с ним в неподражаемом стиле. С одной стороны, в новой субкультуре юных «bro» означало брат, о чем Андрей знал уже лет как двести. С другой, «BRO» – о чем Диана осведомлена не была – обозначало один из типов сетевых систем обнаружения вторжений. Система безопасности BRO была нацелена на сети с высокоскоростным подключением и могла молниеносно сканировать огромные объёмы данных. Таким образом, сама не зная о том, младшая сестра подобрала точную аллегорию профессиональным навыкам брата.

            «Через пять минут выйду», – ответил Андрей и поднял голову, провожая взглядом пожилую пару, идущую к стойке контроля. Между тем блондинка повернулась к Исаеву профилем и манерно поправила свою прическу. Ткань костюма чётко обозначила крутые изгибы груди. Толстяк издал нечто, очень похожее на восхищенный стон. Наблюдая за ухищрениями женщины, заскучавший Андрей, в попытке сдержать судорожный зевок, нечаянно клацнул зубами. Блондинка вздрогнула, толстяк пришёл в себя и, кинув последний взгляд на блондинку, отправился к синей стойке, откуда уже нетерпеливо выглядывала остроносая таможенница. Не выспавшийся Исаев потёр слипающиеся глаза и поздравил себя с тем, что перед ним осталась только женщина.