Текст книги "Эхо разрушенных судеб... (СИ)"
Автор книги: Юлия Иванина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 28 (всего у книги 35 страниц)
– Я не…
– Мне не десять лет, Влад. Я уже давно всё поняла. Да и Егор тебя узнал. Он помнит ваш разговор с Машей.
Аня не стала уточнять, что воспоминания пришли к соседу во сне. Тогда у Влада был хороший шанс соскочить. А так он перестал отрицать.
И тут, к своему удивлению, она поняла, что мама молчит и не задаёт никаких вопросов. А это значит, что и она всё знала. Нет, не может быть. Мама не могла бы молчать о таком. Или могла? Откуда ей было знать, на что способна мать ради защиты своего ребёнка. Неужели она сама не скрыла бы ото всех правду? Но ответа не было. Возможно, он появится только тогда, когда у неё будут свои дети.
– Ты знала, – сказала Аня, повернувшись к матери. – Знала, что он видел, как насиловали Машу.
Она не обвиняла маму, просто констатировала этот ужасный факт. И снова в её голове рушились все представления и прежний мир. Она даже помыслить не могла, что родные скрывают такие мрачные тайны.
– А ты думаешь, почему я молчала об убийстве твоего отца? – горько, но спокойно поинтересовалась Людмила Сергеевна. – Мне очень чётко дали понять, что если я сунусь в милицию, то мне там не только не помогут, но и обвинят моего сына в изнасиловании. Ни он сам, ни его сын не пострадают. Только мы. А я не могла потерять ещё и сына…
Её голос дрожал, но она не плакала. А Аня чувствовала, как её собственные глаза щипают от подступающих слёз. У мамы был выбор, но могла ли она поступить по-другому, ради призрачной надежды на справедливость? Скорее всего, нет. Ведь у того человека была власть и связи, а у них не было ничего, кроме осколков привычной жизни.
– Кто это был, мам? – спросила Аня. – Кому отец перешёл дорогу? Из рассказа Шевченко я поняла, что он был каким-то начальником в милиции.
– Не говори ей! – вмешался Влад.
– Я правда не понимаю, зачем из этого делать тайну? Всё давно в прошлом, твоя причастность для нас тоже не секрет. Я не прошу объявить об этом на весь мир. Я прошу ответа для себя…
– Или для соседа, – недобро усмехнулся брат.
Аня едва не зарычала от раздражения на бестолковое упрямство брата.
– Даже если и так, – с вызовом ответила она, – то что? Разве брат не заслуживает узнать, кто, пускай и косвенно, виноват в смерти его сестры? Я надеюсь, что мои братья попытались бы выяснить причину, если бы я решила утопиться. А не отмахнулись от воспоминаний обо мне, после того как для приличия погоревали.
Мама поражённо ахнула:
– Аня, что ты такое говоришь?! Сплюнь!
– Мам, я не суеверная. Да и делать с собой ничего не собираюсь.
Мама только обречённо махнула рукой. Чай давно у всех остыл, к нему так никто и не притронулся после начала разговора. Наверное, у каждого из них этот непростой разговор осёл неприятным привкусом во рту. Такое ни одним чаем не запить. Но замалчивать больше нельзя, нужно всё до конца выяснить. Не за этим ли она сюда ехала? Мама немного нервничает, но в целом реагирует спокойно.
– Влад, – обратилась к нему Аня, стараясь, чтобы голос звучал спокойно, – пойми, пожалуйста, ни одна женщина не виновата в том, что её насилуют…
– Я никогда так не думал! – ощетинился брат. – Я просто знаю, что Машка крутила с Мурзой, у которого в тот момент была девушка, а ещё и Рыжему глазки строила…
– Но разве это повод так с ней поступать? А думал ли ты о том, что всё могло быть по-другому? Что со Славкой у них была любовь, а твой Рыжий просто не мог смириться с тем, что она с другим, вот и напридумывал себе чего-то.
– Ты просто не видела, что творилось тогда с Викой, когда мы увидели их вместе с Мурзой! Ты не видела, как она беззвучно выла, как её чуть не вывернуло. Врагу такого не пожелаешь.
– Так почему Вика сама не разобралась с ними? Я знаю, что ей было больно и обидно, но это не давало ей права натравливать похотливого козла на бедную девушку!
– Она никого не натравливала! Просто сказала, что сама поговорит с Мурзой, а он пускай немного пристыдит Машку. Но я не думал, что всё закончится так…
Аня пыталась понять его точку зрения, но не могла. Всё, что он говорил, было пустым и бессмысленным. Не было ни капли здравого смысла в их поступках и рассуждениях. Даже то, что они были совсем молодыми и глупыми, не оправдывало их.
– Но почему ты стоял и смотрел на то, как её насиловали?!
Влад недовольно поморщился:
– Раздули из мухи слона. Что батя тогда, что ты сейчас!
Аня попыталась набрать в грудь воздуха, но он стал густым и будто не пригодным для дыхания.
– Подумаешь, душнул её пару раз. Но мне кажется, ей даже понравилось…
Девушка вскочила со своего места и, опершись о столешницу руками, нависла над братом:
– Да ты больной извращенец!
В его карих глазах полыхнула такая злоба, что, будь Аня немного пугливей, она бы отступила. Но она только крепче сжала зубы и, не моргая, уставилась на брата с не меньшей яростью. Она отказывалась понимать и принимать его точку зрения, и готова была орать до хрипоты, только чтобы он понял, что так нельзя.
– Аня! – вскричала мама, хватая её за руку. – Прекрати немедленно! Ты совсем голову потеряла из-за этой чепухи!
Девушка недоверчиво обернулась к маме.
– По-твоему, убийство отца – это чепуха? А может чепуха то, что твой сын наблюдал за насилием со стороны и даже пальцем не пошевелил, чтобы это прекратить? Или чепуха то, что после этого, как Влад сказал, «ненасилия», девушка утопилась в реке?
Брат попытался её перебить, но она не позволила ему этого сделать:
– И прежде чем ты снова возразишь, дослушай до конца: да, Маша утопилась в реке, её нашли недалеко от пляжа, который возле нашего дома, а потом похоронили в Черемхово на старом кладбище, скрыв её смерть от семьи и всех остальных. Она никогда никуда не уезжала, она решила проблему по-другому – глупо и эгоистично. Но судить я её не буду. Я не знаю, как она пыталась справиться со всем, не знаю, была ли у неё поддержка родных, когда по посёлку поползли слухи.
Не дожидаясь больше ни от кого из них ответа, Аня развернулась и вышла из кухни. Разочарование и недоумение жгли её изнутри. Она просто не понимала, как её родные люди могут оставаться такими равнодушными к чужому горю, которое, между прочим, зацепило и их. Почему они упорно продолжали скрывать имя убийцы отца, ведь у него не было никакого серьёзного рычага давления против них.
Она громко хлопнула дверью в свою комнату и стала быстро кидать свои вещи в рюкзак. Ей срочно нужно было уйти отсюда, пока их разговор не привёл к ещё более страшной ссоре. Просто нужно остыть и поговорить ещё раз. Она надеялась, что брат и мама всё же обдумают её слова и хоть немного изменят своё мнение.
Взяв рюкзак и телефон, она осторожно выскользнула из своей комнаты и бесшумно прикрыла дверь за спиной. Она незаметно уйдёт, а потом напишет маме сообщение, что уехала обратно в Вишнёвое. Чтобы не накалять обстановку, Аня на носочках бесшумно двинулась к входной двери. Поступок, конечно, детский, зато сегодня не будет больше никаких выяснений.
– Я так надеялась, что всё забылось, – послышался из кухни приглушённый голос мамы.
Девушка замерла.
– Это всё сосед ей мозги запудрил, – раздражённо ответил Влад.
Мама шикнула, чтобы он говорил тише.
– Её нужно забирать обратно в город, а то неизвестно, в какую авантюру она от скуки вляпается в следующий раз, – понизил голос брат.
Хрен ты угадал, Владик.
Такое чувство, что он порой забывал о том, сколько ей лет.
– Мы на неделе собираемся к ней с Таней и детьми. Мы проследим, чтобы она поменьше общалась с этим соседом. А потом, может и правда получится уговорить её уехать с нами в город, – печально вздохнула мама.
И она туда же! Должны ведь понимать, что они никак не могут повлиять на её решение. Неужели забыли о том, как год назад они пытались переубедить её ехать в Вишнёвое.
– Вы только поторопитесь. Мне ещё вчера звонили, настоятельно рекомендовали, чтобы я поумерил её любопытство. Напомнил, что только благодаря ему я не в тюрьме, и на отца не повесили все кражи телят и зерна.
– Я так устала жить под гнётом и шантажом Семёна. Хочется от души послать и напомнить, что все сомнительные делишки на ферме проворачивались не без участия его жены, а девчонку изнасиловал именно его сын. Пускай тоже скажет спасибо, что мы молчали, а не попрекает.
А Аня стояла посреди коридора и не могла сделать ни вздоха. Господи, как же она раньше не поняла всего?! Ведь стоило только немного подумать, и ответ был бы на поверхности. Бывший начальник участковых Семён, у которого был сын Рыжий! Всё было настолько просто, что ей хотелось одновременно смеяться и плакать. Ещё один человек, которого она знала и уважала с самого детства, оказался не тем, кем она его считала. Ещё один убийца с доброй улыбкой и искренним желанием помочь их семье.
Она тихо отступила к выходу, натянула белые кеды и, осторожно нажав на ручку двери, выскользнула в подъезд.
Глава 44
После вкусного завтрака Егор вместе с родственниками перешли в зал. Яна, тётя Зина и дядя Юра расположились на диване, Егор и бабушка уселись в стоящие рядом кресла. Илья, решивший сегодня забить на пробежку, пошёл дальше досыпать.
Завязался ничего незначащий разговор на общие темы. Дядя Юра рассказывал о том, как прошла его командировка, и бросал быстрые тяжёлые взгляды в сторону тёти Зины. Егору стало не по себе от той отчуждённости, что до сих пор чувствовалась между ними. И в этом тоже был косвенно виноват он, и его слепая жажда справедливости. Но он был искренне благодарен дяде Юре за то, что тот не стал скрывать правду, даже рискуя отношениями с женой.
У Яны зазвонил телефон. Она посмотрела на экран и раздражённо, будто даже демонстративно закатила глаза.
– Слушаю, – недовольно буркнула она в трубку.
Пока ей кто-то отвечал на том конце провода, её лицо становилось всё больше недовольным.
– Я у родителей. Не нужно приезжать, – ответила она.
А Егор, не будучи дураком, сразу понял, с кем она говорит. И сразу же вспомнил о сестре звонившего мужчины. Он достал телефон из кармана и, найдя в мессенджере контакт «Соседка», написал ей сообщение:
«Доброе утро. Напиши, во сколько ты сегодня приедешь. Я тебя встречу».
Сообщение было доставлено мгновенно, но в сети Аня пока не появилась и не прочитала его.
– Ладно! – в этот момент повысила голос Яна. – Сейчас выйду!
Женщина, словно небольшой торнадо, вскочила с дивана и выскочила из комнаты, бросив на ходу:
– Скоро вернусь…
Тётя Зина тоже вышла следом, как и дядя Юра. Может сейчас они смогут поговорить, и всё снова станет у них хорошо. Может и не так, как раньше, но Егор верил, что в конце концов тётя поймёт.
– Егор, – обратилась к нему бабушка.
Он повернулся к ней и печально улыбнулся, глядя в её глаза и подмечая новые морщинки на родном лице.
– Не знаю, вам всем, наверное, кажется, что все старые люди глухие, но спешу вас расстроить: я не из их числа.
Егор недоумённо сдвинул брови:
– Ты о чём?
– О том, что я слышала, как ссорились Зина с Юрой. Они хоть и пытались говорить тихо, но Зинкино злое шипение хуже криков…
И тут он понял, к чему клонит бабушка, и не на шутку испугался. Он мало чего боялся в этой жизни, разве что родственников расстроить. И сейчас ему предстояло разбить сердце самого родного человека, который остался у него на белом свете.
– Я поняла, что натворили Юрка с Тимкой. Но не поверю до конца, пока ты не скажешь…
В этот момент утрата отца ударила по нему ещё сильнее. Так не хватало рядом его спокойствия и уверенности. Он бы точно смог разложить по полочкам все свои мотивы. Егор не знал, где найти правильные слова, чтобы оправдать его поступок. Он не хотел, чтобы бабушка злилась на своего покойного зятя. На долю отца тоже выпало немало испытаний при жизни, пускай найдёт покой хотя бы после смерти. Ему там, должно быть, хватило злости и обиды Егора. Не нужно больше мучить его душу.
Папа знал, что мама не переживёт смерть Маруси. Он был в отчаянии, поэтому и поступил так, как поступил. Он всю жизнь сожалел и страдал от чувства вины перед всеми. Я не знаю, как оправдать его поступок, но не могу судить, ведь он пытался защитить всех, пускай неправильно, но как мог…
Он чувствовал, как с этими словами в его душе растворяются последние, самые глубоко засевшие осколки обиды на папу. Даже дышать становилось легче.
Бабушка тихонько всхлипнула, рукавом вытирая скатившуюся по морщинистой щеке слезинку.
Если сердце всё-таки способно разорваться, то сейчас жизненно важный орган Егора был на грани.
А я ведь знала, вернее чувствовала. В нашу последнюю встречу я почувствовала в нашей Марусе что-то тёмное и обречённое. Она старалась не показывать этого, но её слова походили на прощание. Только я… – Вера Степановна попыталась подавить судорожный всхлип, – я отмахнулась от своих мыслей, подумала, что всё забудется и перемелется.
…25 лет назад…
Вера Степановна и Павел Ильич сидели на кухне, когда в открытое окно ворвался какой-то нечеловеческий визг. Оба вздрогнули и переглянулись, пока не до конца понимая, кто кричал – человек или скулила собака. А когда вопль повторился, и в нём отчётливо прозвучали слова «малолетняя давалка», они сразу поняли, что дело плохо, и кого-то определённо нужно спасать.
Но когда они увидели свою внучку, которая стояла, понурив голову, перед высокой дородной женщиной, то их сердца ушли в пятки, по крайней мере, у Веры Степановны точно. Её муж всегда был более спокоен и не показывал свои чувства столь бурно.
– Тварь такая! – кричала женщина, размахивая тряпичной сумкой перед лицом Маши. – Моей дочке свадьбу расстроила, а теперь в семью влезла, дрянь такая! Мамка только научила, как ноги раздвигать?!
– Ирка! – выкрикнула Вера Степановна, пытаясь успеть за мужем, который рванул вперёд. – А ну оставь мою внучку в покое, иначе я тебе все патлы вырву!
Павел Ильич подоспел к ним немного раньше и встал перед Ириной, закрывая собой Машу, которая не могла вымолвить и слова. Только опустила голову вниз и крепко сжимала в кулаках край своей футболки.
– Пошла вон отсюда, – прорычал мужчина. – Я не посмотрю, что ты баба, убью, не задумываясь.
Потом обернулся к Вере Степановне, которая остановилась рядом:
– Забери Марусю, я сейчас приду.
Она согласно кивнула, но прежде, чем увести внучку, подошла вплотную к Ирине Савченко и взяла её за ворот цветастой блузки. Та ощетинилась и ударила её по руке. Но Вера Степановна хоть и была ниже и мельче, чем Ирина, но ярость придавала ей силы. Она покрепче сжала пальцы на тонком хлопковом материале и прошипела в лицо бестолковой базарной бабе:
– Ещё хоть слово услышу от тебя в адрес своих внуков или детей, удавлю своими руками, даже не побоюсь отсидеть за это. Лучше за своими девками следи, да их учи, когда раздвигать ноги, а когда нет. Про старшую про твою тоже немало слухов интересных ходит по деревне…
А потом отступила, взяла плачущую Машу за руку и, не оборачиваясь, повела её в сторону дома. Проклятия, что матерным потоком полетели им в спины, тут же перекрыл спокойный, а оттого ещё более жуткий голос Павла Ильича, который снова велел ей замолчать.
– Марусь, ну ты как?
Девушка пожала плечами и вытерла слёзы тыльной стороной ладони.
– Не слушай её, моя хорошая. Ирка всегда была склочной бабой, дай только повод поругаться да помоями человека облить.
Они зашли во двор, и Маша без сил опустилась на крыльцо. Она не поднимала взгляда, сидела, уставившись на свои руки, и горько вздыхала.
– А в чём она неправа, ба? – тихо спросила она. – Всё ведь и вправду из-за меня. Все пострадали только из-за меня. Вика, Котовы… Они все говорят, что это я с ним тогда была. Он просто мне помог, а из-за этого столько грязи на него вылилось. Все страдают из-за меня...
Вера Степановна в ужасе уставилась на внучку. Её сердце обливалось кровью, но она не знала, какие подобрать слова, чтобы её переубедить и утешить.
– Не наговаривай на себя зря, – строго приказала она, садясь перед Машей на колени. – Ты не виновата. Не смей так думать. Виноват тот нелюдь, что сделал это с тобой. Котовых жаль, конечно, но нормальные люди прекрасно понимают, что не было у вас ничего. Только такие ограниченные люди, как Ирка, поверят в те нелепые сплетни.
– А как мне дальше жить и не чувствовать вины? Я не могу не думать об этом. Я, наверное, никогда больше не смогу посмотреть в глаза родителям и дяде Мише с тётей Людой. Так стыдно и мерзко от самой себя...
Женщина попыталась заглянуть ей в глаза, но Маша снова отвела взгляд в сторону.
Во двор зашёл Павел Ильич.
– Она больше не подойдёт к тебе. За километр обходить будет, – сказал он, останавливаясь перед ними.
– Спасибо, дедуль, – тихо выдохнула Маша.
Он откашлялся и неуверенно переступил с ноги на ногу.
– Маруся, может, ты расскажешь, кто это сделал? – наконец спросил он. – Мы накажем его. Его место в тюрьме. А сплетники эти проклятые закроют свои рты наконец-то. А то они думают, раз мы бездействуем, то считаем тебя виноватой. Не молчи, скажи нам всё как есть.
Маша судорожно всхлипнула и в диком порыве кинулась к дедушке на шею, увлекая за собой и Веру Степановну. Так они и стояли, обнявшись. Время шло, а они не могли оторваться друг от друга. Бабушка и внучка беззвучно плакали, а дедушка гладил их по плечам, чувствуя, как его слёзы капают на волосы Марусе.
…Наши дни…
– Я ведь чувствовала, что больше её не увижу, сердце подсказывало мне. Но я ничего не сделала, не послушала его, – плакала бабушка.
Егор пересел на ручку и крепко обнял бабушку. Внутри всё так щемило, что казалось, ещё немного, и грудную клетку просто раздавит.
– Ты ничего не могла сделать, – прохрипел он севшим голосом. – Если человек решил, что он больше не потянет эту жизнь, его ничем не остановить. Не кори себя.
– Все эти годы я пыталась отмахнуться от этого и убедить себя, что она жива. Мне было так легче…
– Нам всем.
– Она же там совсем одна на том кладбище. Ей там одиноко…
Ком в горле увеличивался, не давая возможности сделать полноценный вздох.
– Она рядом с бабушкой и дедушкой, – сказал Егор, но понимал, что вряд ли это сможет утешить старушку. – Дядя Юра ухаживает за её могилкой, цветы ей носит.
Бабушка заплакала ещё громче:
– Тимка и он лишили нас возможности оплакать её и похоронить по-человечески. Не прощу! Как они могли так с нами?
– Ба, бабуль, – зашептал он, сильнее сжимая её хрупкие плечи, – не злись на них. Хватит. Всё давно в прошлом. Нас друг у друга мало осталось, хватит с нас недомолвок и обид. Я чувствую себя таким виноватым, что начал это всё. Из-за меня Яна разводится со Славой, тётя с дядей тоже в ссоре. Ещё и соседям своим жизнь подпортил. Я больше не хочу этого. Хочу спокойствия и тишины.
– Не бери на себя так много, – сказала тётя Зина, входя в зал. – Всё, что произошло – к лучшему.
– Я все двадцать пять лет мучился, – появился за её спиной дядя Юра. – Тяжело жить и каждый день вспоминать о том, что мы тогда натворили. Но я молчал ради Тимофея. Теперь понимаю, что зря мы всё скрывали так долго.
– А Яне со Славой давно пора было прекращать изображать пародию на брак, – тётя Зина ласково потрепала Егора по макушке и нежно сжала руку Веры Степановны.
Егор с благодарностью взглянул на родственников и позволил себе слегка улыбнуться. Тяжесть на сердце немного ослабла. И пора было раскрыть последнее, что он утаил от всех.
– Я всё-таки хочу найти виновного в изнасиловании и суициде сестры, – сказал он, по очереди обведя взглядом всех присутствующих. – Я понимаю, что прошло много лет и есть куча препятствий: этого человека может уже не быть в живых, или он здесь больше не живёт, но я хочу попытаться. Мне нужно услышать, что он хотя бы раскаивается в содеянном.
Все молчали, внимательно глядя на него и слушая его рассказ с того момента, как он предпринял попытку поговорить с Викой, Славиной бывшей невестой. А когда он дошёл до вчерашней исповеди Шевченко об убийстве Аниного отца и кознях какого-то старого милиционера, который пытался переложить вину своего сына на Михаила, тётя Зина удивлённо ахнула, а дядя Юра выругался сквозь стиснутые зубы. Бабушка то ли не услышала, то ли не стала заострять внимания на крепких словах, что вырвались изо рта её зятя.
– Не связывался бы ты с этой семейкой, – мрачно сказал Хитрюк-старший. – Он хоть и на пенсии давно, но почти каждого в посёлке держит за яй… хм… за горло. Он столько компромата в своё время нарыл на больших людей, что даже теперь в его власти тебе навредить. Особенно, если тронешь его сыночка.
Сердце так сильно стукнулось о рёбра, что вибрация отдалась во всём его теле. Вот оно! Он на финишной прямой. Родственники прекрасно понимали, о ком идёт речь, а значит, он с минуты на минуту узнает имя виновного.
– За меня не волнуйтесь, – как можно спокойнее начал Егор, хотя он едва мог усидеть на одном месте от предвкушения. – Я буду очень осторожен и просто поговорю с ним. Никаких кровавых расправ, обещаю.
Тётя с дядей переглянулись. Между ними будто происходил безмолвный спор.
– Я не смогу спокойно спать, зная, что проделал такой путь и столько выяснил, а когда ответ был рядом, я сдался. Помогите, пожалуйста. Расскажите о том, кого я ищу.
Тётя тяжело вздохнула и закрыла лицо руками. Дядя откашлялся и заговорил первым:
– Он был последним человеком, на которого мы могли подумать. Вот ведь ирония судьбы – он сейчас такой уважаемый человек, людям помогает. Кто бы мог подумать, что он причастен к бедам стольких семей. Папаша всегда был нечист на руку и изворотлив, как уж, а вот про сыновей всегда все думали только хорошее. Удивлялись, что они не пошли в него или в мать, которая тоже немало махинаций проворачивала на нашей ферме. Именно так они свой бизнес и построили.
Егор наклонился вперёд, внимательно вслушиваясь в слова дяди Юры.
– Помнишь, я рассказывал про кафе, которое на пляже построили?
Романчук кивнул. Смутная догадка шевельнулась у него в голове.
– Если верить Шевченко, то именно сын хозяина изнасиловал тогда Марусю. Мы нашли её как раз неподалёку от их беседок.
А у Егора даже уши заложило, когда он, наконец, сложил два и два. Если бы он понял раньше, то мог уже давным-давно узнать имя виновного, ведь он не раз общался с его родственником.
Теперь он знал имя, но образ этой сволочи пока оставался всё таким же размытым, ведь он был уверен, что он никогда его не встречал.
****
Когда Егор, спустя час, вышел из дома родственников и снова сел в машину, проверив, лежит ли в бардачке его травмат, ему пришло сообщение от Ани.
«Я опоздала на автобус. Следующий только поздно вечером.»
А потом ещё одно:
«Это просто какая-то тотальная задница. Мне некуда идти. Забери меня отсюда, пожалуйста.»
Романчук бессильно зарычал. У него было имя и адрес насильника, он больше не собирался откладывать встречу с ним. Ему прямо сейчас нужны ответы. Но Аня… Может ли она подождать несколько часов, пока он разгребёт дерьмо, что так мешало ему двигаться дальше?
Он открыл сообщение и принялся печатать ответ.
****
Аня стояла в холле огромного торгового центра и чувствовала себя такой потерянной, что хотелось плакать. Мало ей было неприятного разговора дома, теперь ещё и это. В момент этой мимолётной встречи она вообще забыла, куда она шла и что собиралась сделать. Она просто застыла посреди ТЦ, в который приехала, чтобы дождаться автобуса, и с глухо бьющимся сердцем наблюдала, как её бывший муж и бывшая подруга неспешно прогуливаются вдоль магазинов, толкая перед собой коричневую детскую коляску. Из всех возможных мест и времени для прогулки они выбрали именно этот торговый центр и этот момент. Ирония судьбы.
В этот момент Саша будто что-то почувствовал и повернул голову в её сторону, мазнув безразличным взглядом. Но потом ещё раз обернулся, задерживая взгляд чуть дольше. Конечно, он её узнал, как же иначе. Только не стал это афишировать, просто повернулся к своей новой жене, и они продолжили свой путь. Даже если любовь прошла, а боль и горечь предательства стёрлись, обида всё равно осталась. И сейчас кипучей обжигающей волной затопила грудную клетку. А кому не обидно, что для когда-то близких людей ты оказался всего лишь ничего не значащим эпизодом на их жизненном пути? Или досадной преградой и ошибкой на пути к их общему счастью?
Аня на дрожащих ногах дошла до ближайшего диванчика и опустилась на прохладную от работающих кондиционеров кожаную поверхность. И нет, не было злости или болезненной неразделённой любви, только противная гадкая обида за себя и на себя. Ведь она тоже была виновата. Виновата в том, что поспешила замуж, в том, что сразу не распознала причину отстранённости Саши, в том, что тешила себя надеждой и мечтами на его возвращение. Мерзкое и липкое чувство, от которого хотелось отмыться раз и навсегда. А ещё убежать подальше, только сил не было. И тогда, словно в каком-то отчаянном порыве, она достала телефон из рюкзака, чтобы написать тому, кто мог её спасти и заставить забыть это безмолвное унижение. Оказывается, он ей писал несколько часов назад, а она, занятая мыслями о семье, пропустила это. Как и автобус, который ушёл десять минут назад, пока она выпала из реальности, едва не утонув в жалости к себе.
Аня отправила Егору два сообщения, которые он прочитал мгновенно, только отвечать не спешил. За эти несколько минут на экране четыре раза появлялись три бегущих точки, которые означали, что он печатает, а потом прекращает. Может, он ищет вежливую причину для отказа? Аня перевела взгляд на витрину стоящего перед ней шоу-рума. Не стоило всё же ему писать с такой просьбой. У него ведь могут быть дела, которые он не обязан бросать ради того, чтобы выполнить её прихоть.
Короткий звук нового сообщения заставил её опустить глаза к экрану.
«Я выезжаю. Скинь геометку».
Рука, в которой был зажат телефон, дрогнула. Всё-таки приедет. И от этого так стало тепло и радостно на душе. Не успела она скинуть ему геолокацию, как он позвонил. Низ живота тревожно свело. Передумал?
– Алло? – подняла трубку Аня, неловко прочистив горло.
– Ань, – его низкий голос прошёлся волной по оголённым нервам. – Насколько всё плохо? Можешь говорить со мной, пока я еду?
Девушка смущённо прикрыла глаза. Было так неловко. Вдруг она сорвала его с какого-то важного дела ради своих великих надуманных проблем.
– Егор, прости… Наверное, не нужно было писать. Это был какой-то глупый порыв.
Егор на том конце провода глубоко вздохнул и повторил свой вопрос:
– Скажи, что случилось?
– Я немного поссорилась с мамой и братом. Им не понравилось, что я влезла в ту историю с изнасилованием Маши и смертью отца. Влад вёл себя как козёл, а мама его поддерживала, поэтому я не выдержала и ушла. Но я кое-что узнала, при встрече расскажу.
– У меня тоже есть новости. Я хотел рассказать тебе после, но раз наша встреча состоится раньше, чем я думал, то тоже поделюсь с тобой.
Аня невольно улыбнулась, чувствуя, как радость и облегчение щекочут в груди. Это просто непередаваемо, чувствовать, что он ей доверяет.
– Как ты умудрилась пропустить автобус?
– Я решила погулять по ТЦ, время ещё было. А потом… потом кое-что произошло. Вернее, я встретила кое-кого. Я зависла буквально на несколько минут, а когда посмотрела на время, то поняла, что автобус только что ушёл. Я такая глупая.
Егор немного помолчал, обдумывая её слова.
– Сейчас всё нормально? – спросил спустя несколько секунд.
– Да-да, – поспешила заверить его Аня. – Ничего особенного. Так, ерунда. Просто чувствую себя круглой дурой, что пропустила автобус из-за этого.
– Брось. Со всеми бывает.
– Я точно не отвлекла тебя от чего-то важного?
– Ничего такого, что не может подождать, – ответил Егор после секундной заминки.
Но что-то в его голосе изменилось. Будто ответ он нашёл не сразу.
Телефон тихо пиликнул. И Аня едва слышно выругалась:
– Зараза…
– Что?
– Телефон скоро сядет.
– Тогда отключись. Хватит заряда ещё на полчаса? Я напишу, как подъеду.
Аня отодвинула телефон от уха и посмотрела на экран.
– Должно хватить. Я буду экономить. Подъезжай к главному входу. Ты его не пропустишь: там огромная вывеска с названием и колесо обозрения рядом.
– Понял, – отозвался Егор. – Жди, красотка, я скоро.
– Жду, – ответила девушка и отключилась.
Аня опустила телефон на колени и вздохнула. Скорая встреча с Егором радовала и одновременно пугала, ведь ей предстояло сказать ему имя насильника сестры. И его реакция может быть непредсказуемой, он может даже разозлиться, что она сразу не сказала ему. Он так долго ждал этого момента, а из-за её каприза и молчания он потеряет пару часов. Чувство вины было просто невыносимо, хотя и не было ни одной объективной причины, почему она должна испытывать его. Она ведь сказала, что кое-что узнала. А сообщать такое по телефону было будто дурным тоном. Такие новости нужно сообщать при личной встрече.
Зазвонил телефон. Снова мама, уже третий раз с тех пор, как она ушла из дома. Но разговаривать не хотелось. Однако и свиньёй быть нельзя, ведь родственница переживает.
«Мам, я еду в Вишнёвое. Потом поговорим».
Мама тут же напечатала ответ:
«Анюта, только не делай глупостей. И позвони, когда будешь дома».
Влад молчал, и это настораживало. Господи, куда скатилась её жизнь, что она остерегается своего старшего брата? Ещё месяц назад всё было хорошо. Теперь же казалось, что все от неё что-то скрывают и у всех есть тёмные тайны в прошлом. А ещё её разрывали противоречия, ведь одновременно она чувствовала удовлетворение и вину от того, что влезла туда, куда её так старательно не пускали.
Влад думал, что докопаться до правды она затеяла просто от скуки, но он был не прав: даже если бы она до сих пор была замужем и жила в городе, то всё равно бы попыталась узнать правду о смерти папы, появись у неё хоть малейшие сомнения. Старшим было проще: они знали папу, помнили его, но что было делать ей, которой достались только рассказы и старые фото? Неужели, будучи на её месте, никто из них не попытался узнать правду? Хотя почему она так думает? Андрей без сомнения не остался бы в стороне, она почти на все сто уверена, что он тоже хотел бы знать правду. И, скорее всего, просто знания ему было бы недостаточно, несмотря на свою рассудительность, он бы однозначно помчался бы с обвинениями к виновным. Поэтому-то ему и нельзя знать правду. Сейчас Андрею необходимо разобраться со своей жизнью и женщиной, которая ждёт от него ребёнка, будучи замужем. Господи, как же всё запуталось и усложнилось!
Телефон снова ожил, заставляя Аню вздрогнуть и вынырнуть из своих мыслей.
«Я подъехал».
Ну вот он – момент истины. Она даже не заметила, как прошло больше получаса. Попытавшись успокоить сорвавшееся дыхание, Аня встала с диванчика и направилась в сторону центрального входа. Каждый новый шаг давался тяжелее предыдущего. Они не виделись всего сутки, а её мутило от ожидания и волнения. Это всего лишь их очередная встреча, почему тогда внутри всё так тревожно сжимается? Может, дело в том, что сейчас они впервые встретятся не совсем в привычной для себя обстановке. До этого все их взаимодействия ограничивались только одним населённым пунктом, а встреча в городе – это как будто выход на новый уровень. Но она тут же одёрнула себя, какой ещё новый уровень? Что там придумывает себе её воспалённый влюблённостью мозг? Просто встреча. Очередная. Ничего больше. А вдруг всё его очарование – это всего лишь иллюзия одинокой женщины, которая уже не так разборчива в мужчинах, после того как её самооценка пробила дно после развода и года заточения? Вдруг прямо сейчас розовые очки спадут с её глаз?
