Текст книги "Дамир. Любой ценой (СИ)"

Автор книги: Юлия Бонд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 27 страниц)

Глава 105

Дина

Давид не поверил. Решил, что его слово – закон, а я позлюсь, но из дома не уйду. А я не стала с ним спорить. Доказывать, бить себя в грудь… Зачем? Он совершил чудовищный проступок, да не проступок даже, а преступление. Как такое можно простить? Забыть?

Нет! Не забудется. Не сотрётся из памяти никогда.

А я только сейчас поняла, куда я вляпалась. Он же стопроцентный абьюзер. И был таковым с самого начала наших отношений: гиперопека, неконтролируемая ревность, решение всех моих проблем взамен на… Всю меня.

Когда умерла мама и я осталась в этом огромном мире одна с маленьким ребенком на руках, Давид – единственный, кто помог, поддержал. Он взял на себя все хлопоты: по захоронению, переоформлению документов на квартиру и просто был рядом, ничего не требуя взамен. Он не позволил сойти с ума, вытащив меня из затяжной депрессии. Тогда я ничего не соображала, глотала горстями таблетки и всё время плакала, плакала. Шли дни, и я постепенно приходила в себя. Вернулась на работу, отвела Саньку в детский сад, но сын начал болеть, а на работе мне сразу дали понять, что терпеть мои постоянные «больничные» не собираются. Можно было нанять няню, но с зарплатой медсестры – утопия, увы. Поэтому я бы и дальше катилась непонятно куда, если бы не Давид.

А он любил меня всё это время. Почему? Не знала тогда, не понимаю и сейчас. Зациклился на мне. Заклинило. Оказывается, с мужчинами такое случается.

* * *

– Дин, я сегодня вечером немного задержусь. Ты не жди меня и ложись спать, хорошо? – Фатхетдинов тянется рукой к моему запястью, но я отстраняюсь.

– Пока, – произношу ровным тоном.

Открываю дверцу мерседеса, переступаю порог и хочу выйти на улицу, но муж… Хватает меня за край шубы и тянет обратно, в салон авто. Я плюхаюсь на сиденье и жадно глотаю воздух, когда сильные руки, схватившие меня за воротник, насильно приближают к мужскому лицу.

Его поцелуй – отрава, она проникает в мой организм, растекаясь по венам вместе с адреналином.

– Я люблю тебя, – выдыхает мне в рот томный стон, гладит ладонью по голове, а затем наматывает длинные пряди на кулак и слегка оттягивает назад. – Не твори глупостей. Договорились?

Я могла бы показать свои «зубы», могла бы оттолкнуть мужа в сторону, выдав что-то в духе: «Ты мне противен. Я всё равно с тобой разведусь». Но нет! Здравый смысл и просчёт берут вверх над эмоциями. Он же такой: сильный физически, больной на всю голову со своей одержимой любовью. Зачем провоцировать? Вдруг он окончательно слетит с катушек и… Что будет потом? Кто пострадает на этот раз: Дамир, я, наш сын?

– Не буду, – киваю головой, глотая противный ком, образовавшийся в горле.

– Хорошего дня, – улыбается, – удачи на экзамене.

Он отпускает меня, разжав тиски своих пальцев, и я сразу же выползаю на улицу.

Пока иду к зданию университета, все время оглядываюсь назад. Вроде, уехал, но тогда почему внутри меня пищит дурацкий голос? Давид же не станет следить, правда?

Я сдаю экзамен одной из первых студентов своей группы. Получив твердую «четыре», захлопываю зачетку и в спешке сую её в сумочку.

Решаю перестраховаться и выйти из университета через задний двор. Даже, если муж за мной не следит и во мне бурлит дурацкая паранойя, то… Плевать. Я не позволю Давиду контролировать мой каждый шаг и принимать за меня решения. Отныне я начинаю бороться за свою жизнь, пусть даже наделаю глупостей, но жить под одной крышей с несостоявшимся убийцей отца моего ребенка – не буду. Ни за что!

Вызываю такси и, когда оно приезжает, прошу водителя остановить возле первого попавшегося магазина мобильной связи. В скором времени я рассчитываюсь наличкой за новый телефон и сим-карту. Конечно же, это не мой айфон последней модели, а какой-то китайский, самый дешевый смартфон, но мне все равно. Главное, Давид ни за что не сможет отследить моё местонахождение и это позволит мне выиграть немного времени.

Переписав с айфона все нужные контакты и отправив на «облако» любимые фотки, я выбрасываю телефон в ближайший мусорный бак, а затем возвращаюсь в машину с жёлтой шашечкой на крыше и еду в спальный район на окраину города.

Нервы ни к черту. Я очень сильно волнуюсь, предвкушая встречу с Дамиром. Вчера он сказал, что придет и я верю ему без сомнений. Такси останавливается возле знакомой многоэтажки. Я рассчитываюсь с водителем и, выйдя из машины, оглядываюсь по сторонам. В груди щемит сердце, а горло сдавливает невидимым обручем. Давно я здесь не была, кажется, целую вечность.

Оказавшись в квартире, принимаюсь за уборку. Дом, хоть и пустовал, но пол, как и мебель, успели запылиться. Ровно в час дня в дверь раздаётся глухой стук. Вздрагиваю, делая глубокий вдох. Поправляю джинсы, одергиваю вниз кофту и, на подкашивающихся ногах, иду в коридор.

В голове стучит набат, по спине ползёт колючая дрожь, но я всё равно проворачиваю замок и распахиваю настежь дверь.

Секунды тянутся вечностью, а я, замерев на месте, устремляю взгляд на его лицо и, кажется, забываю, что нужно дышать. Он тоже на меня смотрит. Пристально. Пронзительно. Да не смотрит даже, а в душу заглядывает. Глубоко-глубоко. Его светло-карие глаза цепляются за мои скулы, скользят вниз по щеке и останавливаются на приоткрытых губах.

Я выдыхаю, а он, переступив порог квартиры, неожиданно обнимает меня за талию и притягивает к себе. По телу проносится ток, будто меня ударило двести двадцать в самое сердце: я снова Динка-картинка, неопытная и такая влюбленная, а он… Мой Дамир.

Мужская ладонь зарывается на моём затылке, но я не сопротивляюсь. Смотрю перед собой широко распахнутым взглядом и быстро-быстро моргаю.

Дамир притягивает к себе моё лицо и едва ощутимо касается губами. Его поцелуй такой робкий, будто никогда не целовался или же делал это слишком давно.

– Привет, – произносит сиплым голосом, скользя указательным пальцем по моей щеке.

– Привет, – выдавливаю через силу.

Дамир захлопывает за собой дверь, не выпуская меня из объятий.

Его взгляд: тёплый, нежный, он ласкает меня, боготворит. Никто и никогда так на меня смотрел. Чувственно и до мурашек по коже. Моих мурашек, да и его, наверное, тоже.

– Ты хотела поговорить…

– Да. Нет, – качаю головой, пожимая плечами, а Дамир приподнимает бровь вверх, удивляясь. – Хотела, конечно же, хотела.

– Как себя чувствуешь? Уже лучше?

Жадно вдыхаю кислород, собираясь с силами.

Лучше?

– Нет. На самом деле… – секундная пауза, чтобы успокоить участившийся пульс, а затем робко коснуться ладонью его гладко выбритой щеки. – Я ушла от мужа.

Он обдумывают фразу и, кажется, в его глазах я вижу: сомнения, ревность, злость, страх. Не знаю, но что-то такое, чего не видела с момента нашей встречи на юбилее Эрнеста.

– Он тебя обидел, – утверждает, а не спрашивает.

– Нет. Всё не так.

– Дин, не защищай его. Не надо, – качает головой. – Я не хочу, чтобы ты страдала, да и…

Я затыкаю ему рот, впиваясь жадным поцелуем, неожиданным для Дамира.

Пару секунд он, опешивший от резкого поворота, стоит на месте, точно приклеенный к полу, но затем внутри Дамира будто щёлкает предохранитель. Он сжимает мою талию в тугое кольцо, делает несколько шагов вперёд и вдавливает мою спину в стену, углубляя поцелуй.

На немыслимо высокой скорости нас несёт в прошлое, туда, где все было понятным без слов. Его руки, слегка шершавые и пахнущие моторным маслом, вызывают во мне настоящий трепет. А запах кожи, вперемешку с терпким, древесным одеколоном, опьяняют и кружат голову как на карусели.

Наш поцелуй долгий, пылкий. До дрожи, до волнительного трепета сердца. Я задыхаюсь от лавины чувств, накрывшей меня с головой и, поддавшись порывам, хрипло выдыхаю:

– Прости, прости меня за всё… Я такая дура!

Глава 106

Дамир

Она глотает буквы. Смотрит на меня растерянным взглядом, хлопает ресницами и говорит, говорит…

А я слушаю её. Молча, не перебивая. Внутри меня натягиваются струны, закипает злость. Спустя годы узнать «вот такую правду» – это больно. Эта правда режет без ножа: вскрывает старые раны и тут же оставляет новые.

Я сжимаю кулаки. Отстраняюсь от Динки на несколько шагов и делаю глубокий вдох.

Чёрт…

Не складывается пазл. Не собираются детали в одну целую, единую картинку.

Что всё это было? Как мы жили все эти два года: я – там, она – здесь?! Она вышла замуж, и я наивно полагал, что по любви, взаимной и крепкой. Она должна была стать счастливой, живя за широкой спиной Фатхетдинова, но… Вместо всего этого я узнаю, что моя любимая девочка страдает. Разве об этом я мечтал?!

– Дин, остановись. Хватит, – прошу мягко и ненастойчиво. – Во-первых, тебе нужно успокоиться. Ты слишком много плачешь.

Я вымученно улыбаюсь и тянусь рукой к опухшему от рыданий лицу, чтобы стереть с воспалённой кожи каждую слезинку.

– Я боюсь, Дамир. Больше всего на свете боюсь за Саньку, – произносит с надрывом в голосе. – Если Давид причинит ему вред, то…

– Не причинит, – слишком резко возражаю. – Даже не думай об этом.

– Не получается, увы. Я не знаю этого человека, понимаешь? Не могу предположить, как далеко он зайдёт. Он – опасный. Слишком...

– Дин, хватит. Правда!

У неё случается истерика, а я едва держу себя в руках, чтобы в сию минуту не сорваться и не поехать с разборками прямо в офис Фатхетдинова.

Блядь… Да кто ему дал право вести себя как пуп земли? Избавился от меня, отдубасив бухого в хлам? Ладно. Допустим, здесь – я могу отчасти его понять, но насильно удерживать рядом с собой женщину, которая хочет развода?! Это уже немыслимо.

– Санька где?

– В садике, – быстро отвечает.

– Есть связь с воспитателем?

– Да, – кивает головой.

– Набирай воспитателя.

– Думаешь, он…

– Дин, просто набери и спроси: не забрал ли его Давид.

Динка громко охает, прикладывая ко рту ладонь, но уже через минуту разговаривает по телефону с воспитателем и я облегчённо вздыхаю.

– Собирайся. Поедем в садик, – робко улыбаюсь, беру Динку за руку и подношу к губам, чтобы поцеловать, – заберём сына.

Динка носится по всему дому, бегая из угла в угол. Я наблюдаю за ней со стороны, тихо вздыхая.

Дина, Дина… А ведь сколько всего мы могли избежать, если бы ты доверилась мне два года назад. Сейчас, сбившаяся с пути и загнанная в угол, ты готова поверить каждому моему слову. Жаль! Очень жаль, что до тебя это дошло слишком поздно. Ведь на этот раз всё будет гораздо сложнее, увы.

Мы выходим из подъезда. Нащупываю в кармане ключ и нажимаю на круглую кнопку, чтобы разблокировать на тачке центральный замок.

Дина открывает дверцу, садится на пассажирское сиденье и, когда я устраиваюсь за рулём, тихо произносит:

– Спасибо. Я не знаю, чтобы без тебя делала.

Накрываю ладонью дрожащие пальцы.

– Всё будет хорошо. Веришь?

– Да. Я верю тебе, Дамир.

– Отлично, – улыбаюсь, щёлкая пальцем по вздёрнутому носику, – выше нос и больше не плачь. Договорились?

– Я постараюсь.

– Динка, я не позволю обидеть: ни тебя, ни Саньку.

Дина натянуто улыбается и перестаёт плакать. Вот так-то лучше. Спокойнее для моей нервной системы.

Через час мы забираем сына из детского сада и возвращаемся в центр – Дина попросила заехать в квартиру Фатхетдинова. Я не знаю, что ей там нужно, но лишних вопросов не задаю. Она знает, что делать, а я… Всегда буду стоять за её спиной и ограждать от всего мира любой ценой, даже своей жизнью, если таковая потребуется.

Дина выходит из машины, и мы с сыном остаёмся наедине. Я бросаю взгляд на зеркало заднего виденья, наблюдая за Санькой. Сердце рвется на куски. Мне так хочется: обнять малыша, прижать к своей груди, зарыться лицом на макушке и дышать запахом волос моего родного сына. Но я, вопреки всем своим желаниям, просто смотрю, понимая, что для Саньки я – друг папы…

Пиздец. Больно-то как!

На горизонте появляется Динка. Я спешу выйти из машины, чтобы открыть для неё дверцу, но из-за хромоты делаю настолько всё медленно, что просто не успеваю.

– Всё нормально. Я забрала то, что хотела, – заявляет Дина, устраиваясь на сиденье и пристёгиваясь ремнём безопасности.

Я веду бровью, удивляясь.

– Ты научилась пристегиваться?

– Муж заставлял, – выдыхает с грустью.

– Ну хоть где-то он был прав, – отвечаю я, чувствуя, как внутри закипает ревность.

Даже не хочется думать, чему ещё заставлял этот грёбаный придурок.

А Динка молчит и это вынуждает меня ревновать куда больше. Я же не слепой, не дебил. Как бы там ни было, но она испытывает чувства к своему мужу. Возможно, если бы Дина не стала свидетелем сцены на балконе, то сейчас не сидела бы в моей тачке, а я не увозил её с сыном куда угодно, лишь бы подальше от «любящего» мужа.

– Куда мы едем? – её голос врезается в подкорку, и я на короткий миг поворачиваю голову вправо.

– На дачу к моему отцу. Помнишь?

– Помню, – грустно вздыхает. – А Руслан не будет против?

– Папа умер, – теперь вздыхаю я.

– Прости, – виновато произносит, опуская взгляд на свои колени. – Соболезную.

Я киваю головой, а затем спрашиваю то, что меня волновало с самого начала, когда я переступил порог квартиры Дины.

– А где твоя мама?

– Умерла, – бубнит под нос. – Два года назад.

Меня передёргивает.

– Почему?

– Ишемическая болезнь сердца. После того, как пришёл твой отец, мама очень сильно разволновалась… И у неё случилась внезапная коронарная смерть.

– Мой отец? Приходил?

– Да.

– Дин, я не знал…

Я сбавляю скорость и, прижавшись к обочине, выжимаю одновременно тормоз и сцепление до полной остановки.

Оборачиваюсь назад, бросая взгляд на сына. Санька уснул и, лег вдоль дивана, спокойно сопит носиком.

– Динка, я ничего не знал. Правда. Это какое-то чудовищное стечение обстоятельств, – не спрашивая разрешения, я сгребаю Дину в охапку и прижимаю к себе.

– Всё нормально. Я не виню твоего отца.

Её признания успокаивают и это не может не радовать. Не хотелось бы думать, что мой отец причастен к смерти Натальи.

Я отстраняюсь первым. Запускаю мотор и, тронувшись с места, продолжаю путь на дачу.

В голове слишком много мыслей и все они разные, но «жалят» одинаково. Дина замужняя женщина, поэтому…

Черт! Она же так доверчиво смотрит в мои глаза, разве я могу её подвести? Нет. Без вариантов. Да только Фатхетдинов не успокоится, и я понимаю его. Жена должна: быть послушной, покорной, уважать и почитать своего мужа, а Дина порочит его имя, не задумываясь. Убежать из дома тайком, ослушавшись мужа? Это слишком…

‍‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‍Глава 107

Дина

Дамир привозит нас на дачу. Останавливает машину напротив ворот и глушит мотор, не собираясь заехать во двор. Я отстегиваю ремень безопасности, оборачиваюсь и устремляю взгляд на сына. Санька по-прежнему спит на заднем сиденье, свернувшись калачиком. Во сне черты его лица такие милые-милые: бровки домиком, черные пушистые ресницы, как у папы, вздернутый носик и аккуратные пухлые губки.

– Поговорим? – Дамир открывает со своей стороны дверцу и медленно выходит на улицу.

Я наблюдаю за ним, ощущая, как внутри затягивается плотный узел. Чувство вины тяготит мысли и рвёт сердце на ошмётки. Я настолько сильно виновата перед Шагаевым, что даже не знаю: простит ли он меня когда-нибудь по-настоящему, ведь всё случилось из-за меня. И вот сейчас… Случается опять. Я вынуждаю Дамира вмешаться в мои семейные разборки, зная, что на этот раз Давид не остановится ни перед чем. Мой муж сильнее Дамира: крепче физически, имеет связи и власть. В нашем городе Фатхетдинов далеко не последний человек. У него всё схвачено на уровне области, а то и больше. Как с таким тягаться? Не представляю.

На негнущихся ногах я выхожу из машины и равняюсь с капотом. Дамир, пошарив рукой в заднем кармане джинсов, достаёт пачку «Parliament» и выуживает из неё сигарету. Пока Шагаев чиркает колесиком зажигалки, я не свожу с него глаз. Он, вроде, тот же самый Дамир, каким я его запомнила и тщательно хранила в тайниках своей памяти, но на самом деле... Чужой. Холодный. Не мой. Никогда им не был и не будет. Да я и не хочу! Видит бог, я больше никогда не влезу в его семью, не попытаюсь украсть у законной жены любимого мужа, а у маленького ребенка – родного отца. Тот поцелуй ничего не значит. Ни-че-го! Я поддалась эмоциям, минутному порыву. Вот и всё.

– Дин, нужно будет пожить здесь какое-то время, пока я не найду более безопасное место, – голос Шагаева вырывает меня из раздумий, и я невольно вздрагиваю. – Замёрзла?

Он приближается. Шаг за шагом. Останавливается напротив, бросает недокуренную сигарету на землю, припорошенную снегом, и тянет свои руки ко мне. Я не сопротивляюсь, позволяя Дамиру взять мои дрожащие, ледяные пальцы и поднести к губам. Он греет руки теплым дыханием, а я трепещу, как маленькая птичка с поломанным крылом. Мне бы вырваться, прекратить этот контакт, но нет. Я мазохистка, смотрю на постаревшего Шагаева и теряюсь.

– Я найду хорошего адвоката и тогда, Иншаллах. Пусть всё получится, – говорит Дамир, продолжая греть мои руки своим дыханием. – Вам с сыном придется уехать, возможно, за границу. Документы сделаю, но это тоже время. Уедешь?

– Да, – киваю головой и, закусив губу, шмыгаю носом.

– Прости, Дин, но это все, что я могу сделать сейчас, – Дамир окидывает взглядом небольшой дачный домик, а затем смотрит на заднее сиденье машины, где спит наш сын.

– Тебе не нужно передо мной извиняться, – спешу возразить и, не зная, как правильно поступить, инстинктивно одергиваю свои руки. – Ты и так… Слишком много для меня делаешь.

– Для вас, – поправляет Дамир и это – ушат холодной воды на мою голову.

Всё правильно. Для нас. В первую очередь, для сына, а я – прицепом, в довесок ко всему.

Мы заканчиваем этот разговор одновременно. Я отстраняюсь от Дамира, решив забрать с сиденья свою сумочку, а Шагаев направляется во двор и чуть позже открывает входную дверь в дом.

Я бужу сына и когда он распахивает заспанные глаза, надеваю на лицо беззаботную маску, а на губы – широкую улыбку. Всё хорошо! Я не должна пугать ребенка, показывая собственный страх.

Санька ничего не понимает. Постоянно спрашивает, что мы здесь делаем и где папа. А мне так хочется схватить его за руку, отвести к Дамиру и сказать: «Малыш, вот твой настоящий папа. Он здесь, рядом, не бросил тебя и никогда не бросал, просто твоя мама – полная дура».

– Сашенька, мы пока поживем здесь. Хорошо? – произношу ласково, а сын капризничает и едва не топает ногой.

– Не хочу. Мне не нравится здесь. Я домой хочу. К папе!

Большие карие глазки наполняются слезами, и я глотаю колючий ком, образовавшийся в горле.

Господи, больно-то как!

Задыхаюсь от безысходности и боли. И это не просто детские слёзы! Это моё наказание за глупость, за тяжкие грехи, которые я совершила против нас троих: Дамира, Саши и меня…

* * *

Растопив в доме котёл, Дамир уезжает в магазин и в скором времени возвращается с двумя пакетами продуктов. Я управляюсь на кухне, занимаясь приготовлением ужина. Дамир возится с краном в ванной комнате, а Санька сидит в комнате на втором этаже и смотрит мультики.

Я нарезаю кубиками лук и плачу. Душа болит. Внутри бездонная глухая пустота. Как жить дальше? Куда бежать или плыть? Где найти ответы? Кто подскажет, как всё изменить, исправить?

Погрузившись в мысли, я не слышу шагов, раздающихся за моей спиной, а потому, когда Дамир мелькает в поле моего зрения – неожиданно раню палец ножом.

– Нужно остановить кровь, – Дамир кивает на красные капельки, стекающие по моему указательному пальцу, и отводит меня к умывальнику.

Я не чувствую боли. Совсем без ощущений. Порезалась, подумаешь. А он оставляет меня возле умывальника и через несколько минут возвращается с дорожной аптечкой. Промокает влажную кожу бумажным полотенцем, а затем клеит сверху раны небольшой пластырь. Касания его рук – нежные, ласковые. Они вырывают меня из реальности и бросают в невидимое прошлое, туда, где мы были счастливы вдвоём.

– Можно я у тебя кое-что спрошу? – Дамир, не отстранившись, по-прежнему стоит напротив меня и держит за запястье.

Я одобрительно киваю головой.

– Почему ты ушла от мужа?

– Потому что узнала правду.

– Тогда ты совершила ошибку, – произносит, улыбаясь краешком губ.

– Почему?

– Потому что. Ну, узнала… Ну, правду и… Что? Какая разница? Он же любит тебя, Дин. Принял Саньку, как своего.

– Ты не понимаешь, – возражаю не очень убедительно.

– Возможно, – пожимает плечами.

– Ты же не это хотел спросить. Ведь так?

– Не это, – снова улыбка, но на этот раз немного шире.

Дамир ждёт, когда я скажу правду, а я… Боюсь говорить вслух всё, что думаю. Мои мысли – наша погибель. Стопроцентная! Он – моё табу на всю жизнь. Сегодня. Завтра. Через год. Всегда запретный!

– Что с твоей ногой? Почему ты хромаешь? – я переключаюсь на более безопасную тему, не желая продолжать этот никому не нужный разговор.

– Старая травма. Не обращай внимание.

– Можно, я посмотрю?

Дамир округляет глаза, удивляясь.

– Не надо.

– Почему? Я хочу понять, чем можно тебе помочь.

– Дин, не нужно, ладно? Думай о себе и Саньке. Я уж как-нибудь позабочусь о себе сам.

Он оборачивается, чтобы уйти, но я шепчу ему в спину:

– Ты так сильно меня ненавидишь?

Дамир останавливается. Замирает на месте и слегка поворачивает голову вправо. А я вижу его профиль; вижу, как дрожат его губы.

– Нет. Я не испытываю к тебе таких чувств.

– Тогда почему ты такой упрямый? Держишь дистанцию, не позволяешь тебе помочь.

Дамир не успевает ответить – наш диалог прерывает трель мобильника, его мобильника!

Шагаев принимает вызов и сразу же отводит телефон в сторону, подальше от уха. В трубке слышится ругань, угрозы и… Моё имя!

– Высказался? – ухмыляется Дамир, а затем грубо произносит: – Фатхетдинов, какого хрена ты мне звонишь?