Текст книги "Дамир. Любой ценой (СИ)"

Автор книги: Юлия Бонд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 27 страниц)

 Глава 97

Дина

– Дина, – хмыкает брюнетка. – Та ли эта Дина, которая создала проблемы всем Фатхетдиновым?

Она смотрит в упор. Не на меня, а на Давида. При этом, на лице Ренаты играет улыбка. Губы слегка дрожат, но она тщательно скрывает волнение за маской надменной королевы.

Я шумно втягиваю воздух, сжимая кулаки. Делаю шаг вперёд, но муж хватает меня за запястье, заставляя остановиться.

– Дина, – шёпот на ухо, – не нужно.

– Что? – одёргиваю руку. Оборачиваюсь и смиряю Давида холодным взглядом. – Кто это?

Я киваю на брюнетку и стоит сказать, во мне нет ни грамма дружелюбия. От привычной Дины не осталось ничего. Я рассержена, взбешена, если не больше.

– Дина, поговорим дома. Не здесь, – цедит сквозь зубы Давид, а затем уводит меня в сторону.

Я сопротивляюсь. Пытаюсь вырваться, но тиски мужских пальцев вонзаются в талию всё сильнее и больнее.

Давид злится. Бесится, что я его не слушаюсь.

– Стой здесь! – приказывает.

– Давид, это что сейчас было?

– Дома. Я же сказал, поговорим дома, – едва не рычит.

Я не могу в это поверить, но муж поворачивается ко мне спиной и уходит.

Шагает в центр зала, туда, где мы оставили надменную «королеву».

Мимо проходит официант и я хватаю с подноса два бокала. Первый – пью залпом до дна, а второй – у меня отбирает чужая рука.

– Тебе нельзя пить, – проносится над ухом.

Я хватаю воздух ртом и медленно оборачиваюсь.

Он. Во всей красе. Стоит передо мной и не моргает.

Я зависаю на паузу, разглядывая черты его лица. Хмурый лоб, взгляд из-под опущенных ресниц, губы слегка приоткрыты. Залипаю на небольшом шраме над левой бровью, а затем всматриваюсь в глаза цвета виски и медленно схожу с ума.

Он постарел. Не стал старше, а именно постарел. Вокруг глаз паутина морщин, глубокие носогубные складки, а на висках блестит проседь.

– Держи, – он сует мне в руку клочок бумаги и, подмигнув, уходит прочь.

А я смотрю ему вслед и дышу через раз.

Хромает?

Почему?

Чёрт побери… Что случилось с его жизнью за эти два года?

Я же помню, он был другим. Красивым. Привлекательным. Его фирменная улыбка заставляла меня краснеть от смущения, а сейчас... Это не улыбка. Это усталость, боль и чёрт знает что!

Дамир растворяется в толпе гостей, а я стою на месте, будто приклеенная к полу. Ищу глазами его фигуру, но тщетно. В воздухе витает запах мужского одеколона. Я вдыхаю шлейф его духов и ощущаю, как меня несёт в далекое прошлое.

– Поехали домой, – неожиданно рявкает муж и я вздрагиваю. – Дина!

Давид обходит меня с правой стороны и становится напротив. Машет перед лицом раскрытой ладонью, заставляя прийти в себя. Что-то говорит.

– Что? – переспрашиваю.

– Ты меня не слушала, да?

Пожимаю плечами в ответ, а муж, ухмыльнувшись, хватает меня за руку и ведет к выходу.

Я не сопротивляюсь. В голове такая «каша» – не разобрать ничего. Слишком много эмоций, неожиданных встреч и разговоров. Я до сих пор в шоке.

В вестибюле. Давид накидывает на мои плечи полушубок, а затем одевается сам. Я наблюдаю за ним со стороны. Стильное кашемировое пальто, сшитое на заказ, – определенно ему идёт. Оно подчеркивает широкие плечи и мощную грудную клетку. Давид застегивает пуговицы, а я не свожу глаз с его ухоженных рук. Красивый мужчина. Видный. Знающий себе цену. Зачем ему я? Ведь таких как Рената просто пруд пруди. Свистни и набежит настоящая орда.

Не понимаю. Если у него есть любовница и сейчас это был некий спектакль, разыгранный обиженной фавориткой, тогда к чему весь этот фарс – наш брак?

Мы выходим из ресторана молча. Стоим на улице, каждый думая о своём. Через минуту-две подъедет наш мерседес, а пока я смотрю на звёздное небо и ищу взглядом знакомые созвездия.

Он обнимает меня за плечи. Крепко сжимает руками и зарывается лицом на моём затылке:

– Прости за этот сумбур. Я не знал, что Рената тоже приглашена на праздник.

Его голос звучит хрипло, волнительно. Кажется, он расстроен больше, чем я думала, а думала ли вообще?

– Она твоя бывшая? Или же...

– Бывшая, – утвердительный ответ.

– Как давно?

– До нашего брака.

– Значит, ты встречался с ней после того, как мы познакомились и...

– Дин! – резко поворачивает к себе лицом, ухватившись за мои плечи. – Она – прошлое, понятно? Я не изменяю тебе. Даже не думай об этом.

– Правда? – ухмыляюсь. – А вела себя твоя бывшая, – рисую в воздухе кавычки, – совсем как нынешняя.

– Мы расстались не очень хорошо. По моей инициативе.

– Почему?

– Ты сейчас серьезно? К чему этот допрос? Я же сказал, бывшая. Было до тебя!

– Сказал, но Рената хорошо осведомлена. «Та ли это Дина, которая создала проблемы всем Фатхетдиновым?», – точно копирую интонацию голоса брюнетки, – почему? Откуда ей известно?

Давид отводит взгляд в сторону. Закатывает глаза, поджимает губы.

Нечего сказать или же здесь нечто иное?

Мы не успеваем закончить разговор, потому что к входу ресторана подъезжает наш мерседес. Из машины выходит мужчина, одетый в фирменный костюм. Подходит к Давиду и передаёт ему ключи, напоследок пожелав хорошего вечера.

– Дин, поехали, – Давид кивает на мерседес, а я стою на месте и не двигаюсь.

– Мне нужно побыть одной, – произношу неожиданно для мужа.

– Что?

– Я. Не. Хочу. Домой. – Строго чеканю каждое слово.

– Почему? Что на тебя нашло, Диана?

– Ты. На меня нашёл... Ты.

Голос дрожит, руки трясутся. Я сжимаю сумочку до беления пальцев и, сделав глубокий вдох, делаю первые шаги. Но к мерседесу не спешу, а иду в противоположную сторону.

Он догоняет меня за несколько секунд. Хватает за плечи, заставляя остановиться.

– Динка, ну давай не ссориться, – просит умоляюще.

– Я ненавижу, когда мне врут, – холодно произношу, – и вот сейчас ты дал мне повод испытать это чувство.

– Я не врал тебе.

– Но и не сказал всей правды. Знаешь, а я сегодня тоже видела своего бывшего, – говорю на эмоциях, – но у меня хватило мозгов не выставлять тебя дураком, а ты... Ты увёл меня в сторону, будто я...

Он не даёт закончить мысли. Сгребает меня в охапку, прижимая к груди.

– Диночка, всё не так. Просто Рената очень обижена на меня. Я её бросил из-за тебя, понимаешь? После разрыва нашей помолвки ты не подпускала меня к себе больше года. Я же живой. Обычный мужик и у меня есть потребности.

– Фатхетдинов, если ты мне сейчас врёшь, то я тебе этого никогда не прощу.

– Не вру, – обхватывает моё лицо двумя ладонями, склоняется, чтобы поцеловать в губы, но я отворачиваюсь в сторону. – Я боролся за твою любовь не для того, чтобы бездумно её потерять.

– Не ври мне никогда. Пожалуйста, – прошу я, а он улыбается и всё-таки целует меня в губы.

– Не буду. Тогда ты тоже пообещай всегда говорить правду.

– Вот тебе моя правда, – я протягиваю перед собой руку. Разжимаю пальцы, демонстрируя мужу клочок бумаги. – Это дал он. Можешь посмотреть, а можешь выкинуть.

– Что там? Ты не смотрела? – ведёт бровью, удивляясь.

– Нет, – качаю головой.

– Почему?

– Потому что мне оно не нужно. Я твоя жена. Уважаю и люблю тебя. И когда мы с тобой встретились возле уборной, я плакала, потому что виделась с ним.

– Динка, – Давид порывается меня обнять, но я отстраняюсь.

– Я всё еще злюсь.

– Поехали домой и я даже готов, чтобы ты от злости разбила все тарелки на кухне.

– Тарелки, – закатываю глаза. – Не буду. Мне нравится наша посуда.

– Хрен с посудой. Купим другую, лишь бы ты перестала на меня злиться.

Давид берет меня за руку, перекрещивая наши пальцы в замок, и ведет к машине. Открывает передо мной дверцу, а затем помогает забраться в салон.

– Он сделал тебе больно? – неожиданно спрашивает перед тем, как запустить мотор автомобиля.

– Нет, – качаю головой. – Он просто хотел посмотреть фотографии сына.

– Сына, – фыркает Давид. – Саньке не нужен такой отец.

– По-моему, это должна решать я, а не ты.

– Дин, – тянет Давид, беря меня за запястье. – На этот раз я его точно убью, если он посмеет ещё раз сделать тебе больно.

Я вздрагиваю. Пугаюсь.

В смысле?

– В смысле? – повторяю вслух.

Давид молчит, сосредоточившись на дороге. Сжимает руль, делая вид, что не слышит.

Меня бесит его напускное спокойствие и равнодушие.

Человек не может говорить «такие» вещи просто так, а затем молчать, будто набрал в рот воды.

– Давид! – прикасаюсь к плечу. – Что ты сейчас сказал?

– Ты слышала, – цедит сквозь зубы.

Я ахаю, прикрыв рот рукой.

К горлу подступает ком. Тошнит. Выпила лишнее? Нет. Не знаю.

– Останови! – кричу Давиду и, когда машина съезжает на обочину, в спешке открываю дверцу.

Выскакиваю из мерседеса. Склоняюсь...

Желудок пронзают тошнотворные спазмы, мышцы живота напрягаются, и у меня случается рвота

Давид выходит следом. Останавливается за моей спиной и придерживает волосы, собрав их руками на затылке.

Когда всё заканчивается, муж подаёт носовой платок, а затем смотрит на меня пронзительным взглядом, полным волнения.

– Всё хорошо? – тянется рукой к моему лицу, чтобы убрать с щеки прядь волос.

Я отстраняюсь. Делаю шаг назад:

– Нет. Не хорошо.

– В больницу? – ведёт бровью.

– В психиатрическую, – хмыкаю я.

– Не понял твоего сарказма, но, если тебе уже лучше, то вернёмся в машину.

Мне не хочется домой. Не хочется садиться в мерседес и всю дорогу, пока мы будем ехать, сходить с ума.

– Ты сказал, что на этот раз точно убьёшь Дамира, если он посмеет сделать мне больно. Почему ты так сказал?

– Дин, хватит этих разборок. Я сказал то, что думаю. Не цепляйся к словам.

– Дамир плохо выглядит. Он ужасно постарел и... Хромает.

– И что мне теперь сделать? Оплатить ему курс реабилитации? – ухмыляется. – Шагаева потрепала жизнь. Я здесь причём?

– Ты имеешь к этому какое-то отношение?

– К чему? – сердится, хмурит брови и пугающе сжимает кулаки.

– Ты понял, что я имею в виду.

Давид закатывает глаза. Тянется рукой к своему лицу, трогает бороду.

Я сказала чушь?

Вроде, нет. Тогда почему он делает вид, что я несу ахинею?

– Дина, твоя фантазия ни в какие ворота не лезет. Хватит нести бред, – делает размашистые шаги в мою сторону. Останавливается напротив и дёргает за руку, – поехали домой. У нас выдался тяжелый вечер. Нужно отдыхать.

Мы возвращаемся к мерседесу и продолжаем путь домой. В салоне царит напряженная тишина. Мне не хочется говорить, Давиду – тоже.

Я злюсь на мужа. Очень сильно сержусь, а потому отворачиваюсь к окну и всю дорогу смотрю в никуда.

Оказавшись дома, я снимаю полушубок, вешаю его в шкаф на тремпель и закрываюсь в ванной комнате.

Раскрываю кулак и тупо пялюсь на клочок бумаги. Читать или нет?

Давид забыл про эту записку, я – тоже, да и не было до неё дела во время скандала.

Скандал! А ведь сегодня мы впервые поругались за целый год. Обычно, мы с мужем никогда не повышали тон и не играли в молчанку, но сейчас... Я закрылась в ванной комнате, а он... Да пофиг, где он. Давид мне сделал больно, а делать вид, что всё хорошо – я не привыкла и не собираюсь привыкать.

Разворачиваю помятый клочок бумаги и залипаю на угловатом почерке:

«Не будь бякой, пришли фотки сына».

Симпатичный смайлик вместо подписи вызывает на моём лице улыбку.

– Ах, Дамир, – я прикладываю клочок бумаги к губам и целую этот дурацкий смайлик. – Конечно же, я пришлю тебе фотографии Саньки.

Следующие пять минут я пересматриваю на телефоне галерею. Выбираю два десятка фотографий сына и отправляю по номеру, указанному в записке.

Через несколько минут приходит ответ:

«Спасибо❤️ Динка-картинка».

Я снова улыбаюсь, но уже гораздо шире.

Он назвал меня старым прозвищем, тем, которым любил подразнивать лет семь назад.

«Пожалуйста», – отвечаю и перед тем, как отправить, добавляю подмигивающий смайлик.

Он не отвечает. Странно. Хотя... Чему удивляться? Он просто хотел фотографии, а я...

К черту.

Кладу мобильник на тумбочку и, стащив с усталого тела вечернее платье, забираюсь в душевую кабину.

Открыв кран, подставляю лицо под тугие струи воды и прикрываю глаза.

В голове всплывают картинки. Я, он и эта наша «Лебединая» песня:

«Буду с тобой в радости,

И в минуты слабости.

Буду без тебя грустить

И в любви, и в ярости».

Когда-то мы танцевали под неё наш первый медленный танец. Тогда я обвивала его шею руками, смотрела в глаза цвета виски и улыбалась, зная наперёд, что потеряю голову из-за этого вспыльчивого и заносчивого типа.

‍‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‍Глава 98

Дина

Обмотавшись полотенцем, выхожу из душа. Подхожу к зеркалу и пытаюсь расчесать спутанные волосы. Пока орудую щеткой, на мобильный приходит сообщение. Я сразу же читаю, ощущая в сердце волнение и тревогу.

«А в городе перевелись цирюльники или вы косите под современные тренды?» – гласит текст сообщения.

Всё понятно. Дамир увидел фото Саньки и теперь стебётся над его стрижкой.

Я показываю телефону язык и быстро пишу ответ, что мне очень нравятся симпатичные кудряшки и срезать такую красоту – я не намерена.

Мы обмениваемся ещё парой сообщений, а затем на меня находит чёрт знает что, и я быстро набираю очередной текст:

«Завтра. В центральном парке. В десять».

Зажмуриваюсь, нажимаю кнопку отправить.

Знаю, что дура.

Знаю, что это неправильно.

Но!..

Иначе я не могу поступить. Просто не имею морального права.

Я выхожу из ванной комнаты, когда в доме погашен свет. Давид лежит на кровати, повернувшись ко мне спиной. Я не вижу его лица, но на интуитивном уровне ощущаю, что сейчас он не спит.

Устраиваюсь на кровати, как можно дальше от мужа. Кутаюсь в одеяло, надеясь по-быстрому заснуть. Давид подвигается ближе. Забирается под одеяло и обнимает меня за талию, прижимаясь тазом к моим ягодицам.

– Я люблю тебя, – мурлычет на ухо, а рукой скользит под шелковый пеньюар и пытается ласкать мою грудь.

– Я сплю, – одергиваю его руку и демонстративно переворачиваюсь на живот, утыкаясь лицом в подушку.

– Ты продолжаешь злиться? Предложение разбить тарелки ещё в силе, – неудачно отшучивается.

– Фатхетдинов, я сплю. Что неясно сказала?

– Дин, – кладёт руку на лопатку, проводит извилистую линию вверх-вниз. – Ты сегодня была очень красивой, и я едва держался, – он шепчет мне на ухо дурацкую пошлость, а я вздрагиваю.

Поднимаюсь с кровати и, прихватив с собой подушку, направляюсь к выходу.

– Ты куда? – спрашивает охрипшим голосом.

– Спать. Тут мне не дают, так что лягу в зале.

Давид вскакивает с постели и догоняет меня в коридоре. Хватает за руку чуть выше локтя и тянет на себя.

– Дин, что происходит сейчас?

Закатываю глаза. Вздыхаю.

– Ни-че-го. Я просто устала и хочу спать.

– Так. Идём. Спать, – тянет за руку. – Дин, ты моя жена и спальня у нас общая.

– Спасибо, что напомнил, – фыркаю. – Скажу прямо. Я не хочу секса. Я хочу спать. Понимаешь?

– Ну хорошо, – пожимает плечами. – Идём спать, но вместе.

* * *

Утром я просыпаюсь раньше мужа. Вскакиваю с постели и плетусь на кухню, чтобы приготовить Давиду кофе и лёгкий завтрак. Пока в кастрюле закипает вода, я проверяю в телефоне новые входящие сообщения. Ничего!

Странно. Дамир так и не ответил. Значит ли это, что не собирается приходить?

Ладно. Если не придёт, то оно ему не надо. От этой мысли становится грустно. По спине бежит холодок, а в сердце надрываются печальные струны.

Я варю в кастрюле овсяную кашу, помешиваю её ложкой, всё время поглядывая на часы.

Успею.

Ещё есть немного времени привести себя в порядок, сделать лёгкий макияж и даже выпить чашку кофе.

Мне определенно везёт. К тому моменту, как я заканчиваю готовить завтрак, а затем – одеваться, муж продолжает спать. Поэтому я выхожу из квартиры, испытывая некое облегчение.

Возле подъезда уже ждёт такси. Я подхожу к машине, открываю дверцу и плюхаюсь на заднее сиденье, продиктовав водителю нужный адрес.

Стоит переступить порог дома Кати, как подруга забрасывает меня вопросами, желая узнать подробности вчерашнего вечера. Я отбиваюсь от её допроса односложными предложениями и в спешке одеваю Саньку.

Я не должна опоздать.

Центральный парк.

Десять часов.

Я прощаюсь с Катей. Обнимаю и целую подругу в щеку, шепча на ухо, какая она классная, а она неожиданно отстраняется.

Щурится, смотрит на меня в упор, а затем говорит:

– Динка, – грозит пальцем. – Я знаю этот взгляд. Что ты задумала?

– Ничего, – пожимаю плечами, пытаясь выглядеть как обычно.

– Да ну? Ничего, – копирует мой тон. – У тебя глаза горят.

– Тебе показалось, – отвечаю с улыбкой на лице и обращаюсь к сыну: – говори тёте Кате пока и побежали.

Санька задирает голову вверх. Посылает воздушный поцелуй и подмигивает, совсем как взрослый, мой маленький мужчинка:

– Пока, Катя.

– Ах, – подруга прижимает к груди руки. – В самое сердце, мой же ты золотой мальчик.

«Сюси-пуси», «ми-ми-ми».

Катя тискает Саньку со всех сторон, вызывая у сына громкий визг.

– Ну, всё. Нам пора, – произношу приказным тоном, заставляя этих двоих отлипнуть друг от друга.

– Эти нереальные глазки, цвета... – подруга зависает на секунду, а затем, – виски! Вот увидишь, подруга, пропадёт ни одна наивная барышня, лет так через пятнадцать-двадцать.

Внутри меня что-то ёкает.

В душе отзываются протяжные струны.

Эх...

Проходили.

Эти глаза цвета виски...

Не знаю, сколько в будущем женских сердец разобьёт мой сын, но вот его отец – разбил, как минимум, одно. Моё. Вдребезги!

– Люблю тебя, – обращаюсь к подруге и тяну сына за руку, направляясь к выходу.

– Динка, я жду подробностей! Позвони мне, как приедешь домой.

– Хорошо, – отвечаю, переступая порог квартиры.

Оказавшись на лестничной клетке, вызываю лифт. Санька нетерпеливо переминается с ноги на ногу, а я поглядываю на экран мобильного телефона, боясь опоздать.

Дамир

Этим утром у меня всё валится из рук. Чашка разбита, сахар рассыпан.

Грёбаный случай...

Я волнуюсь, как пацан на заре пубертатного периода.

Не спал всю ночь. Ворочался с боку на бок, вызывая у жены недовольство.

Динка.

Стоит перед глазами. Вчера. Ночью. Сейчас. Я же поэтому не мог заснуть – всё вспоминал блондинистые волосы, спадающие на плечи волнами. А ещё... Санька. Тут меня окончательно срозило. Наповал.

Мой сын. Такой уже большой. Взгляд серьезный, пацанский. Брови – мои, глаза – мои, нос, рот, весь – я.

Я залип на его фотках. Сидел с телефоном на балконе и смотрел. Курил сигарету. Обугленный фильтр мне оставил на пальцах ожог, да и похер! Меня порвало на ошмётки. В груди сдавило, закололо. Из глаз потекли слёзы.

– Долбаёб, – шептал пересохшими губами. – Проебал сына, любимую женщину...

В дом пришлось вернуться. Анита снова ворчала, что я воняю сигаретами и пора завязывать с этой дурацкой привычкой.

Не спорю. Давно пора бросить эту дрянь, но пока не хочу. Нервы и так ни к черту, а когда курю, то немного отпускает.

Я пью кофе. Всю жизнь предпочитал чай, а тут прям захотелось черный кофе, без сахара – горький, как моя паршивая жизнь.

Назим спит в кроватке. Я его покормил и сменил подгузник полчаса назад. Анита тоже спит. Вчера она набралась алкоголем и полночи несла очередную хуйню, обвиняя меня во всех смертных грехах.

Я поглядываю на часы. Ещё есть немного времени. Нужно разбудить жену, проследить, чтобы она реально проснулась и была в адекватном состоянии.

Десять часов.

Центральный парк.

Успею.

– Просыпайся, – откинув в сторону одеяло, пытаясь разбудить жену.

Анита морщит нос. Прикрывает лицо рукой, зевает:

– Принеси воды. Пить хочу.

– Уже. Стакан, таблетка от головы – всё на тумбочке. Глаза открой, принцесса.

– Да иди... – хочет послать на три буквы, но передумывает. Открывает глаза. – Сколько время?

– Девять.

– Зачем ты меня разбудил в такую рань? – жена нехотя отрывает голову от подушки, бросает взгляд на детскую кроватку: – а этот, что? Спит?

– Этот? – оборачиваюсь. – Анита, ты не охуела?

Меня пробирает злость. Накатывает лавиной, заставляя сжимать кулаки и рвано дышать.

– Он – твой сын, а не... – блядь, я даже не хочу повторять вслух её бред ещё раз. – Раздупляйся. Прими душ. Выпей кофе, таблетку.

– Зачем? – ухмыляется. – Я в декрете. Захочу – буду целый день валяться на кровати.

Он показывает мне язык, как малолетка.

Бесит.

Срываюсь.

Дёргаю её за руку, заставляя подняться с кровати. Анита едва не падает, вовремя успев схватиться за мои плечи.

– Ты дурак? – шипит. – Какого чёрта творишь?

– В душ. Быстро! – командую, а она смотрит на меня гневным взглядом и ровняет с полом.

– Да пошёл ты... В сраку!

Анита выходит из спальни, а затем десять минут проводит за закрытыми дверями ванной комнаты.

Я стою под дверью, переминаясь с ноги на ногу. Нет сил терпеть.

Стучусь:

– Алё, ты заснула?

Молчит, но через несколько минут дверь открывается и на пороге появляется она. Выглядит паршиво: опухшее и помятое лицо, а глаза, как у китайского пчеловода. Вот нахер столько пить?

– Я уеду на пару часов. Смотри за сыном и не вздумай дрыхнуть.

– А куда это ты намылился? – спрашивает, когда я опускаюсь на корточки, чтобы обуться.

– Есть пару дел. Я ненадолго.

– Ненадолго, – фыркает. – Шагаев, если ты мне врёшь, то гореть тебе в горячем котле. В аду! – выдаёт на эмоциях.

Молчу, пропуская её проклятья мимо ушей.

– Назима покормил. Памперс поменял. А ты... – окидываю пронзительным взглядом её фигуру с головы до ног, – поешь что-нибудь и не вздумай бухать.

– А то что?

– А то дам по заднице! И можешь жаловаться своему папочке сколько влезет.

– Придурок, – кричит вдогонку.

– Это я уже понял, – отвечаю, закрывая за собой входную дверь.

Мчусь по лестнице, если так можно сказать. Колено опять болит. С утра выпил обезболивающее, но ни хрена не помогло. Пофиг.

Десять часов.

Центральный парк.

Я успею...