Текст книги "Упавшие как-то раз (СИ)"
Автор книги: Юлия Власова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 12 страниц)
Глава 4. Воля Теневого сенешаля
Наши заказы еще не подоспели, а охранники уже выталкивали нас взашей и вытолкнули-таки на улицу, прямо под проливной дождь. За нарушение порядка, как объяснил потом Арчи. Мы, видите ли, слишком уж шумно смеялись.
«Публика у нас здесь тонкая, рафинированная. Малейшее неудобство – и начинает шипеть, что твоя кошка, – любил говаривать он. – Знаешь, что бывает с теми, кто досаждает соседям трое суток кряду? Его сажают за решетку ровно на трое суток!»
«А как же тогда извозчики? Они ведь прямо под окнами склоки устраивают», – недоумевала я.
«У извозчиков и прочих „слуг народа“ – особая привилегия. Орут и гремят, где хотят и когда хотят. Не правда ли, парадокс?»
Пока я сражалась с тугим механизмом зонта, пока Арчи, перебирая ключи, колдовал с замком под аркой своего особняка, меня пронзила внезапная мысль: почему никто не путается у меня под ногами? Куда подевался вечно недовольный и вечно сердитый Пуаро?
– Пос-слушай, – проговорила я, стуча зубами от холода. – А как долго обычно остывает Эсфирь?
– Всё зависит от силы накаливания, моя милая, – уверенный в своей неотразимости, отозвался тот. – Интуиция подсказывает мне, что сегодня к ней лучше не соваться. А почему ты спросила?
– Понимаешь, я тоже кое-что у нее забыла. Вернее, кое-кого…
– А-а-а! – заулыбался Арчи, справившись с замком и подняв на меня глаза. – Так мы с тобой два сапога пара! Признаться, – сказал он, отворяя дверь, – мне даже на руку, что этот маленький проказник остался у нее. Авось чего разузнает, разнюхает. Не дает мне покоя предчувствие, что Эсфирь и ее дружок наворотят глупостей.
– Дружок – это Рифат, значит? – отважилась спросить я.
– Не упоминай при мне его имени! – вздрогнул он. – И думать о нем забудь! Существует поверье, что если просто устремить к нему мысли, то можно распрощаться с собою прежним. Боюсь, Эсфирь уже подпала под его чары…
Больше в тот день мы о ней не заговаривали, и я всячески старалась не думать о Рифате, убивая время за вышиванием, примеркой платьев из гардероба тетушки Арчи и бесцельными блужданиями по комнатам его просторного дома. В одной из комнат, предназначенной для хранения бумаг и прочих письменных принадлежностей, я обнаружила раскрытую книгу – под столом, что сразу же позволило сделать мне верные выводы. Эта книга представляла собой не что иное, как дневник Пуаро. Любопытно почитать, что нацарапал в ней лохматый паразит. Наверняка что-нибудь крамольное… Первые две страницы были сплошь усеяны закорючками – решил попрактиковаться в чистописании, а заодно отбить интерес у случайного читателя. Со мной его хитрость не пройдет. На третьей странице начинался связный текст. Впечатления от похода в оперу, двадцать первого симендрия (по-нашему, октября):
«Певичка орала как оглашенная. Будь у меня помидор или кочан гнилой капусты – непременно запустил бы им в эту бездарщину! – Клякса. – Ужин при свечах был просто великолепен. – Клякса. – Месье Стайл засматривался на мою хозяйку. Чувствую, прилипнет он к ней, как банный лист».
Дальше я читать не стала. До того муторно! Отвернула страницы, как они лежали изначально, – не хватало еще, чтобы хвостатый обормот что-нибудь заподозрил. А он заподозрит, ох, заподозрит! Нюх у него отменный, да и мнительности не занимать. Впрочем, от последствий подобного рода есть одно надежное средство под названием парфюм. Пошарив на полках, я нашла, что искала: стойкие цветочные ароматы способны охладить пыл любого сыщика, а уж флакончик «теткиных зловоний», как Арчи часто именовал духи своей родственницы, в таком деле просто незаменим. И хоть я ни разу не встречалась с его теткой, охотно отправила бы ей с посыльным пару коробок конфет.
Благо, никто не застал меня за сим предосудительным занятием, и, когда я покончила с распылением духов, радостный настрой у меня прямо-таки зашкаливал. Наверное, точно так же чувствует себя преступник, которому удалось замести следы.
До ужина я проболталась в оранжерее, где личный садовник Арчи выращивал редкие виды растений. Диковинные даже для наших краев деревца поражали гладкостью стволов и необычайной формой листьев, а огромные розовые и голубые бутоны, таившие в себе нежность южных ночей, вот-вот должны были явить миру свою девственную красоту. Я пообещала себе, что ни в коем случае не пропущу время их раскрытия. Но тут, как назло, в оранжерею собственной персоной явился Арчи и, невзирая на отчаянные сопротивления с моей стороны, вывел меня на лестничную площадку.
– Что-то срочное? – спросила я, пылая праведным гневом.
– Блюда готовы, – сквозь зубы процедил тот.
– Блюда могут и потерпеть, – подражая ему, ответила я.
– А еще у нас непрошеный посетитель, – добавил Арчи, как будто посетитель, по сравнению с остывающими яствами, нечто второстепенное и несущественное.
В трапезной зале, за уставленным канделябрами столом без конца и края, восседал субъект во всех отношениях примечательный: одетый в черное с ног до головы, он не шелохнулся при нашем появлении и даже не глянул в нашу сторону. Арчи властно усадил меня в глубокое кресло, и не исключено, что эпохой ранее это кресло принадлежало какому-нибудь непобедимому рыцарю. Располагалось оно во главе стола, и его резная спинка была прямо-таки испещрена всевозможными узорами. Передо мной словно воскресли былые времена: вот доблестный паладин в латах и шлеме вынимает из ножен свой меч, осматривает его и – р-раз! – меч со свистом рассекает воздух. Товарищи пьют вино и смеются. Они вернулись после кровопролитной сечи, их ждет благодарность государя и торжественные песни бардов… Но что-то я замечталась. Арчи с черным господином совещались, то и дело поглядывая на меня, первый – по-лисьи, а второй… Когда он обратил ко мне свой бесцветный лик, меня обдало замогильным холодом. Нежить! Так вот каких гостей привечает «его вспыльчивая светлость»! И о чем они говорят? Неужто обо мне? Попытки вникнуть в их беседу ни к чему не привели: она велась на языке, мне неведомом. Голоса звучали глухо, а иногда пропадали вовсе. И неотрывно следили за мною черные глазницы то ли призрака, то ли демона.
Арчи, к чьей жестикуляции я уже привыкла, вел себя на редкость смирно и держал речь, как подобает истинному дипломату, о чем свидетельствовали его интонация и строгое выражение лица.
– Поймите же, она не готова! – услыхала я, подивившись, отчего это он перешел на язык Мериламии. – Дайте нам отсрочку хотя бы до середины чарония[2].
– Время на исходе, – прошелестел безротый призрак. – Если ослушаетесь, на вас обрушатся беды, одна горше другой. Жюли Лакруа должна съехать отсюда завтра же. Иначе вам несдобровать.
Я не преувеличу, если скажу, что страшно разозлилась. Похоже, слово призрака – закон, а еще похоже, что он всемогущ, раз предрекает несчастья. А то, может статься, он просто колдун или пройдоха какой. Арчи предостерегал меня против них, когда я только-только поселилась в его хоромах.
– Вы мне не указ! – со своего места выкрикнула я и, придя в ужас от собственной дерзости, зажала рот рукой.
Призрак по натуре был довольно вспыльчив и заводился, можно сказать, с полуоборота. Не думаю, чтобы его собратья пребывали от этого в восторге. Он вскочил, точно его ужалила призрачная оса, и его длинное черное одеяние заколыхалось в полумраке залы. Засуетились, затрепетали на свечах языки пламени; где-то хлопнула форточка. Да, в тот миг он был воистину грозен, но меня сковало каменное бесчувствие. Мы, французы, народ привычный; нас спецэффектами не проймешь. Растерявшись поначалу, я быстро взяла себя в руки: раз нездешняя, чего мне опасаться?
– Не позавидую тому, кто вздумает прекословить мне, Теневому сенешалю, – сурово проговорил он, сверкнув на меня чернотою из-под капюшона, и, взмыв к потолку в своем развевающемся балахоне, вихрем вылетел в окно.
Арчи устало опустился на стул.
– Ну и влипли мы с тобой, – обреченно сказал он. – Знаешь, кто такой Теневой сенешаль?
– И кто же?
– Тень некогда всесильного чародея, управлявшего делами страны. Теперь он в виде бестелесого фантома является тем, кто дает приют странникам, и требования его зачастую исполнить нелегко. Однако в одном он прав: рано или поздно тебе придется искать отдельное жилье и мало-помалу вливаться в наше общество.
– Да что я в вашем обществе забыла?! – возмутилась я, наблюдая, как снуют вокруг стола спохватившиеся официанты. – Мне домой надо, в Па… Во Фри… Фран… В общем, ты понял.
– Само собой. Я свое обещание сдержу и помогу тебе починить воздухолет. Однако до того момента, как ты покинешь наши края, советую тебе приноровиться к здешним порядкам, потому как, боюсь, ты здесь застряла надолго.
У меня был выбор: продолжать возмущаться и скрежетать зубами, покуда не измельчу зубы в порошок, либо отведать остывшее кушанье. Повар был на высоте – такого я не едала даже в первоклассных ресторанах Паро… Рижа… Да как его там! Надеюсь, Арчи не станет брать с меня платы за то, чтобы я разок подсмотрела в его справочнике название родной столицы.
После ужина мы вновь поднялись под крышу, навестить оранжерейных питомцев искусника-садовода. Но, поравнявшись с цветочными кадками, оба, как по команде, застыли изваяниями. Бутоны, на которые возлагалось столько надежд, побурели и поникли, а вместо освежающего сладковатого аромата я уловила запах гниющей падали. Как такое возможно?!
– Теневой сенешаль не солгал, – чуть слышно проговорил Арчи. – Предупреждение номер один.
– Только вот не надо хвост поджимать. Вдруг просто-напросто твой садовод оплошал? Или у заморских цветочков на меня аллергия? Не всё ж приписывать пророчеству умершего колдуна! Ты ведь не выгонишь меня, правда?
– Я похож на подлеца? – изогнул бровь Арчи.
– Самую малость, – не удержалась от сарказма я.
На следующее утро (вернее, утро-то еще не наступило – был темный предрассветный час), все – от мала до велика, включая меня, – проснулись от отчаянного дребезжания колокольчика у парадного входа. Недовольные возгласы хозяина, топот ног… К нам пожаловал очередной визитер. С горем пополам расчесав вьющиеся волосы и напялив поношенный теткин халат, я выбежала в коридор. Справа от меня оглушительно хлопнули дверью – сонный и всклокоченный, из своей опочивальни выскочил Арчи.
– И кого в такую рань принесло?! – проворчал он. – Не по твою ли, часом, душу?
Я поспешила его разуверить, и тот, кликнув дворецкого, вновь исчез в спальне. Так, впервые за всё время, мне привелось увидеть его в ином облике – беззащитного, лишенного маски светского щеголя, лишенного лоска и фальши. Когда мы, одновременно закончив утренние приготовления, спустились в гостиную, нас уже ожидала Дора.
– Извините за бестактное вторжение, – пролепетала она, сделав книксен. – После ночного бдения у сестриной постели как-то не спится… Я принесла ваш цилиндр.
– Ну, спасибо на добром слове, – насупился Арчи, вырвав шляпу у нее из рук. – Из-за тебя у нас скоро всё кувырком пойдет.
– Как-то неучтиво на гостью с порога набрасываться, – заметила я, отстраняя его плечом. – Раз заглянули, то уж располагайтесь, выпьем кофе.
– Ха! – вскинулся хозяин. – Совсем ты, Жюли, распоясалась! Никакого «кофе» не будет!
– А я говорю, будет! Подать сюда три эспрессо! – стала в позу я.
С такой наглостью Арчи, видно, еще ни разу в своей жизни не сталкивался. Ну, уж позеленеть от злости – он позеленел. И даже взгляд устрашающим сделал. Но меня взглядом не испепелить, я стойкая. Огнем он пока не дышал, да и до хамелеона ему было далеко. В общем, я пребывала в уверенности, что настою на своем. И настояла бы, если б Дора не спутала мне карты.
– Премного благодарна, но задержаться никак не могу, – проблеяла она, пятясь к дверям. – Сара лежит в лихорадке, просила надолго не отлучаться. Туда и обратно. А песик ваш, Пуаро, изъявил желание остаться у Эсфири… – Тут она запнулась, с опасением глянув на Арчи.
Судя по выражению его лица, он был готов сожрать меня живьем. И сожрал бы, не поперхнулся. Только меня голыми руками не возьмешь.
– Знаешь, как в старину наказывали за самоуправство? – зловеще прошептал он, приближаясь ко мне. – Их привязывали к столбу на городской площади и нещадно лупили плетками.
Хочешь – не хочешь, а отступать надо. Соседство с разъяренными субъектами никогда не доставляло мне особого удовольствия.
– Что такого в том, чтобы предложить посетителю кофе? – попыталась защититься я. – Ведь не лиходея же принимаем!
– А какое ты имеешь право распоряжаться моими слугами и моим кофе?! – с нарастающей в голосе угрозой проговорил Арчи.
Еще пара шагов – и придется признать поражение. Меня оттесняли к стене.
– Жадина! Скупердяй! Вот ты кто! – второпях бросила я и пулей вылетела из гостиной.
Дора вскрикнула и, уступив дорогу моему преследователю, чуть не потеряла сознание. Откуда у него только силы берутся – не позавтракав, носиться за мной по всему дому! Не очень-то это по-джентльменски.
Как и в прошлый раз, я оказалась расторопней. С трудом верилось, что Арчи рассердился по-настоящему. Но перестраховаться не помешает. Несмотря на то, что после пробуждения во рту у меня не было и маковой росинки, улепетывала я на редкость проворно. И во мне мало-помалу росло убеждение, что «модник-ловелас» повредился рассудком. Ох, не следовало строить ему рожи с верхних лестничных площадок, да и моя натянутая улыбка во время спора здорово подлила масла в огонь. Нет, о том, чтобы капитулировать теперь, не может идти и речи. Он же три шкуры с меня спустит. Насадит на вертел – и поджарит на медленном огне. Зачем я только решила показать характер?!
Слуги попрятались по закуткам. Дора же, вероятно, покинула помещение, что с ее стороны было бы вполне благоразумно, учитывая нынешнее состояние домовладельца. Он был вне себя от бешенства. А меня подстегивал неконтролируемый страх, хотя не так давно я полагала, что наши дебаты выльются в мирное русло.
Арчи загнал меня на самый чердак, где я успешно забаррикадировалась и стала выжидать. Он немного побушевал за дверью, осыпал меня всеми мыслимыми и немыслимыми проклятиями, после чего удалился, объявив, что заморит меня голодом. Поднимать белый флаг из нас двоих не собирался никто.
Где же мой верный друг Пуаро, когда он так нужен?! Он бы, как пить дать, отделал этого невменяемого фата, покрошил бы его на салат… Но нет, маленький негодник предпочел отсидеться у Эсфири. Впрочем, узнай он, какой шквал обрушился на его хозяйку, мигом бы примчался. Но здесь ведь ни мобильной связи, ни сигнализации не придумали. Да и от пожарного колокола толку мало. Надо самой выкручиваться.
Почти месяц прошел с тех пор, как Арчи дал мне кров. И как ему только удавалось целый месяц скрывать от меня свою истинную сущность? Ведь был паинька паинькой, и мухи, казалось, не обидит. Откуда вдруг эти приступы гнева? Эх, что ни говори, Теневой сенешаль явился весьма кстати – мне действительно пора съезжать. С таким неуравновешенным типом, как Арчи, шутки плохи.
На чердаке стояла темень, в незастекленное слуховое окно, подвывая, задувал ветер. Раздобыть бы хоть огрызок свечи и какие-никакие спички… Спичек не нашлось, зато в углу, на железной подставке, я обнаружила трут. Запалить свечу – дело, вроде бы, житейское, да только я с ним промаялась не меньше четверти часа. Не по плечу Жюли Лакруа житейские дела. Моя тетушка частенько жаловалась соседкам, что руки у ее племянницы не из того места растут. К плите она не подпускала меня и на пушечный выстрел, стряпала сама. Но у меня ее стряпня вставала поперек горла, поэтому трапезничала я преимущественно у подруг или подкреплялась в дешевых забегаловках.
Но вернемся к реальности. Добыв, наконец, огонь, я возликовала, как первобытный представитель рода человеческого, хотя на моем счету имелись куда более весомые достижения. И ликовать особенно было не от чего: на чердаке у Арчи скопилась немыслимая груда хлама. Не чердак, а лавка старьевщика! Здесь было всё, что только душа пожелает: и пропахшая нафталином залежалая одежда, и стопки прошлогодних газет, и побитые молью гардины, и еще куча всякой всячины. Впору устраивать аукцион.
Вдруг у самой ноги злобно пискнула и прошмыгнула в тень какая-то тварь. Крыса! Стыдно признаться, но крыс я боюсь с рождения. Так что визг мой, наверное, был слышен на всю округу – здесь я постаралась на славу. Заодно вспугнула летучих мышей, которые обитали под потолком, и они шелестящей массой пронеслись у меня над головой. Такое и менее впечатлительного выбило бы из седла. Споткнувшись о торчащий в полу гвоздь, я выпустила свечу из рук, и та, описав изящную дугу, приземлилась прямехонько на ворох тряпья. Я же очутилась на дощатом полу, успев посадить пару внушительных синяков и обзавестись несколькими ссадинами. Просто отличное начало дня!
Прислушалась: тишина, точно вымерли все. Ни мои крики, ни шум не произвели никакого эффекта. Видно, Арчи под страхом смерти запретил своим слугам мне помогать. А сам-то он где? Не удивлюсь, если уплетает омлет за обе щеки да запивает горячим молоком, – собственное удобство ведь превыше всего. У меня заурчало в животе, и я уже собралась пожалеть себя любимую, как вдруг явственно ощутила запах гари. Глядь – а у противоположной стены чердака вовсю резвится пламя: прыг – и оно отплясывает на обивке старой софы, скок – и оно с треском пожирает «Печатное слово Мериламии». Я могла бы и еще поглазеть, постоять, как завороженная, но тогда бы у самой, чего доброго, косточки обуглились.
Разобрав баррикаду трясущимися руками, вырвалась на волю и давай верещать: «Пожар! Горим!». Сработало почище любой сигнализации. Тут уж все встрепенулись, схватились за голову, и не было им дела до указов сквалыги Стайла. Дружно ринулись за водой.
Арчи нагнал меня на втором лестничном марше.
– Что ж ты творишь, окаянная?! Чего добиваешься? В могилу меня свести хочешь?! – прогремел он. На лице его было написано отчаянье.
– Вовсе не хочу! – с чувством уязвленного достоинства отчеканила я на бегу. – Мне не пристало мстить за мелочные обиды, ясно тебе?!
– Но пожар ведь ты устроила!
– Давно пора было избавиться от всех этих бесполезных вещей, – заявила я, хотя совесть меня всё ж покалывала. – Да и не ты ли вынудил меня запереться наверху?!
На сей раз у Арчи оправданий не нашлось, и он хмуро вручил мне ведро.
– За работу! Если сгорит хоть что-нибудь, помимо чердака, сегодня же выставлю тебя на улицу.
К счастью, пламя удалось потушить прежде, чем оно перекинулось на нижние апартаменты. Правда, лестница и стены порядком закоптились, но с дюжиной лакеев – были бы тряпки да мыльный раствор – что угодно до блеска вычистишь. Управились к вечеру – а там и тучи убрались восвояси. Целый день затмевали они солнце, и если бы не пожар на чердаке, померли б мы, наверное, со скуки. Дневная серость сменилась тьмою. Небо расчистилось, и, хотя закат я проглядела, смогла вдоволь налюбоваться полною луной с балкончика, куда чуть позже вышел Арчи.
– Ужинала? – мрачно спросил он.
– Не заслужила, – столь же мрачно отозвалась я. – Слишком уж много от меня хлопот.
– Да и я тоже хорош. И что на меня нашло?! – вздохнул тот, поставив локти на перила. – Такая злобища во мне кипела, просто жгла изнутри! Порчу, что ли, на меня навели?
– А может, начало исполняться древнее проклятие, и теперь не видать тебе удачи целых семь лет? – выдвинула гипотезу я. У Арчи прямо дух занялся и даже глаза на лоб полезли. Смешно было наблюдать за его реакцией. Ну, не понимают эти иностранцы юмора. Честное слово, дикие люди! Пришлось мне шутки отставить.
– Да брось ты на зеркало пенять, коль у самого рожа кривая! У него характер скверный, а он, поди ж ты, ищет себе оправдания да думает, на кого бы свои недостатки свалить. Так у тебя каждый встречный-поперечный виноват будет, зато сам ты обелишься. Или скажешь, не так?
– Да так оно, так, – нехотя признал мой собеседник. – Ты меня как будто насквозь видишь… Прости, изрядно я сегодня погорячился, – с внезапным раскаянием произнес он. – Оставайся, а? Хоть навек оставайся. Не прогоню.
– Что, будешь меня холить-лелеять? – съехидничала я.
– А вот буду!
– Наперекор Теневому сенешалю?
– Да пес с ним, с этим сенешалем! Пусть только попробует снова ко мне сунуться!
Тут он притормозил, пораскинул мозгами и решил на всякий случай разговор замять. Больно уж разошелся. А как и вправду Теневой нагрянет?
В общем, остановились мы на том, чтобы пойти погулять в ближайшем парке. Арчи выделил мне шарф потеплее, длинное кашемировое пальто да элегантную пару сапожек и, привычным движением набросив плащ себе на плечи, шагнул за порог. Ночка выдалась безветренная, а звезды сияли, точно кто-то их специально наполировал. Мы ходили, задрав головы, и Арчи показывал мне созвездия.
– Вон Аорин, – говорил он. – Состоит из семи главных звезд. А самая яркая из них зовется Пигмариллом. Я спорила, что не Аорин это, а Малая Медведица, и что в «хвосте» у нее находится Полярная звезда, а вовсе никакой не Пигмарилл.
Он смеялся и просил рассказать о чем-нибудь еще из моего мира. Но помнила я мало, с каждым днем всё меньше и меньше…
[2] Чароний – ноябрь
