Текст книги "Упавшие как-то раз (СИ)"
Автор книги: Юлия Власова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 12 страниц)
Он выпустил струйку дыма и приумолк, проводив взглядом проплывшую мимо даму в платье с непомерно пышным кринолином.
– М-да, загадки, сплошь загадки! Я ведь и Эсфирь точно так же в люди вывел. Явилась ко мне на порог, исцарапанная, в лохмотьях, а сама – ни «бе» ни «ме». Мы побывали на месте крушения ее самолета (это у них так летающие машины зовутся). Ох, как она слезами-то обливалась, как руки заламывала! Горько глядеть! Муж ее, с коим они неразлучны были, катастрофы не пережил – оставил бедняжку голодать да скитаться по долам и горам. Целый месяц продержалась Эсфирь без лимна в кармане, а потом одни добросердечные люди направили ее ко мне…
– Ты говорил, она из Израиля? – робко перебила я. – Израиль и Франция – страны моего мира. В Мериламии, выходит, о них не слыхали?
Арчи помотал головой.
– Следовательно, мы с Пуаро очутились в иномирье, – заключила я, потупившись.
– Ну-ну, к чему такая похоронная мина? Если домой задумали вернуться, так и вернетесь – никуда не денетесь. А я вам помогу! Сомневаешься? Думаешь, плохой из меня помощник? – лукаво улыбнулся Арчи.
– Нет, не думаю и не сомневаюсь. Но всё-таки, как же так: о других ты осведомлен, а о себе что же?
– Точно снеговые сугробы в памяти, – признался тот. – Белым бело.
– Плохи дела, – проронила я, и оба мы вздохнули.
После минутного молчания Арчи приободрился:
– А знаешь, что я тебе скажу: мне и здесь привольно живется. Дом есть, денежки водятся, даже тетка какая-никакая захаживает. С королем мы на короткой ноге. С чего бы мне тосковать по твоему миру?
– Да вроде бы и незачем, – согласилась я.
Задул по-осеннему промозглый, сильный ветер. Стало накрапывать. Арчи бросил окурок в урну и словно бы нечаянно прильнул ко мне, потянувшись за зонтом. Мое раздражение от него не укрылось, и он тут же поспешил заинтересовать меня новой тайной.
– К твоему сведению, – игриво подмигнул он, – у меня козырь в рукаве припрятан. В случае безденежья твой покорный слуга всё равно останется на плаву.
– Что еще за козырь? – буркнула я, увидав его ухмыляющуюся физиономию.
– В моем секретере лежит специальная книга. Своеобразный справочник, если так выразиться, – заговорщически начал он. – Стоит какому-нибудь незадачливому летчику сверзиться с небес на просторы Мериламии – я беру это на заметку. Подбегу к нему, выспрошу, что да как. Имя, национальность, время… хм-хм… падения на землю обетованную. Чиркну карандашиком в журнале – и дело в шляпе. Они, то есть гости наши небесные, что-то уж быстро всё забывают – кто они, откуда явились. Вот и почитай, что от прежней их жизни только имена и остаются. Я это всё к чему веду: если позовет, поманит их сладкий сон старого житья-бытья, (а ведь непременно поманит), тут как тут Арчи Стайл – память освежит, красок добавит, к цели, так сказать, направит. Не бесплатно, конечно. За определенную мзду.
– Ну и подлец же ты! – возмутилась я. – Грешно наживаться на чувствах людей!
– Может, и грешно, может, и постыдно, – отпарировал он. – Но никто ведь не утверждал, что я кристально честный. Каждый изобретает свой способ. Один так, другой эдак исхитряется. Главное по миру не пойти.
– На родине у меня всё совсем по-другому, – поостыв, заметила я. Хотя так уж ли по-другому?.. Мы шлепали по лужам мостовой, ливень усердствовал и прекращаться, похоже, не собирался, ноги мои промокли насквозь. И куда важнее для меня было очутиться сейчас возле камина, отогреться да выпить горячего чаю. Прочие мысли отодвинулись на задний план.
Глава 3. За чаем у Эсфири
В стылый предутренний час меня разбудил громкий скрип рессор, вслед за чем послышалась грубая перебранка извозчиков и женские крики. Я перевернулась на другой бок, и тут вдруг как током ударило: постель не моя, комната – тоже! Пуаро сладко посапывал на коврике рядом с кроватью, что несколько меня обнадежило. Однако на правду глаза не закроешь: мы не дома, домой нам путь заказан. У меня в голове, суетясь и опережая друг дружку в какой-то хаотической гонке, забурлили воспоминания. Крушение, безысходность и долгие блуждания, повозка, лошадиный храп, приторно-учтивый субъект в черном цилиндре… Арчи Стайл, кажется. Потом – столпотворение, незнакомые улицы, неровная брусчатка под ногами. И Эсфирь. Облик ее крепко, точно выгравированный, запечатлелся в моем мозгу. А сама-то я кто? Резко сев в кровати, я стала судорожно соображать. Нависавший надо мною темно-зеленый балдахин, изысканные шторы, тюль, коричневый и местами поцарапанный столик с резными ножками. Духота да неизменный запах бергамота… Кто же я такая? Виски сдавила невыносимая боль, и мне вдруг захотелось бежать отсюда за тридевять земель, вырваться на простор, разбить незримые оковы, которые, я чувствовала, делаются с каждой минутой всё прочнее и прочнее. Верните меня назад!
– Что с тобой? – хриплым шепотом спросил Пуаро. – Мигрень замучила? У меня тоже после вчерашнего дождя за ухом побаливает.
В тот момент я, кажется, разразилась слезами, потому что пес разом вскочил на все свои четыре мохнатые лапы и резво просеменил к полуприкрытой двери. Мгновение спустя передо мной со стетоскопом и аптечкой стоял Арчи.
– Чего истерику закатили? – бесцеремонно поинтересовался он. – В такую-то рань!
– Кто я? Как меня зовут? Начисто из памяти стерлось! – выкрикнула я ему в лицо. – Твоих рук дело, да?!
– А-а-а, – с ухмылкой протянул он. – Я же предупреждал, говорил же, вы, пришельцы, в Мериламии единым духом заболеваете амнезией. Так что готовься к худшему. И нечего, чуть что, нюни распускать. Зовут тебя Жюли Лакруа, родина твоя – Франция, город Париж, улицу и дом, извини, не скажу.
– Улица Перголеди, дом двадцать восемь «А», – скороговоркой выпалил Пуаро.
– Пес умница, ничего не забыл, – похвалил Арчи. – Полагайся на него. Что запамятуешь – сразу спрашивай. А пока полежи, отдохни – глядишь, в уме и прояснится.
Поставив на тумбочку пузырек с какими-то невразумительными письменами на этикетке (наверное, успокоительное), он бесшумно улетучился из комнаты.
Я в изнеможении опустилась на подушки. Сна ни в одном глазу, спор на улице поутих. Где-то прокукарекал петух; шумно хлопая крыльями, вспорхнули с крыши голуби.
«Меня зовут Жюли Лакруа, остальное неважно», – подумала я, устало прикрыв веки. И снова перед моим мысленным взором замаячил образ Эсфири. Если она из Израиля, то почему носит индийское сари? Красное сари с желтыми лентами… Почему не укладывает волосы в прическу?.. Постепенно конечности мои налились тяжестью, и мною завладел терпкий, неспокойный сон.
Следующие несколько недель я усердно изучала язык страны Западных ветров, знакомилась с традициями и, не без помощи моего покровителя, штудировала пропахший пылью «Свод законов». Мы с Арчи и Пуаро исколесили город вдоль и поперек, побывали в опере и вдоволь насладились местными блюдами, которые щедро и за весьма умеренную плату предоставлял ресторан «Шеннар». Во время продолжительных экскурсий я успела убедиться, что Вечнозеленым город назван неспроста. Сосны и ели тут встречались буквально на каждом шагу; что ни дом – то рослый ряд туй или кипарисов. Что ни переулок – то непременно высоченная пихта или могучий кедр. Но не только садоводы – архитекторы тоже показали, что не лыком шиты. Отстроили город на славу: приземистые жилые домики впечатляли обилием барельефов и колонн, высокие дворцы – сложностью конструкций и гармоничностью линий. Извилистые улочки, таинственные подвесные фонари – городок словно сошел с холста эпохи Ренессанса. Я была очарована, что, конечно, не укрылось от Арчи и подвигло его на новые «свершения». Он сделался даже красноречивее, чем прежде, и обходительности ему было не занимать. Отсутствие электричества он умело восполнил пылающим камином да уютно подрагивающими огоньками канделябров, а проблему с водой решил, посовещавшись с братьями-близнецами, вхожими в салон Эсфири и завоевавшими сердца великосветских дам не столько своими манерами, сколько полезными в хозяйстве изобретениями. По вечерам мы с Арчи устраивались на диванчике у камина, закутывали ноги в плед – и наступало время сказок, потому что рассказы «мистера Стайла», как я называла его в моменты особого расположения духа, были для меня сродни волшебным преданиям.
«Праздников в стране Западных ветров, – умиротворенно повествовал он, – ровно столько, сколько месяцев в году. Первое число каждого месяца – непременно какое-нибудь торжество. Возьмем, к примеру, чароний (по-вашему, ноябрь). Первого чарония король Юлий вместе со своей свитой чинно выезжает из дворца, чтобы лично внести лепту в развитие местной науки. Он посещает институты – их в городе всего три. Не обходит стороной и биохимическую лабораторию, что за городской чертой. А вечером во дворце не смолкает музыка, кружатся в вальсе директора институтов, пьют за здоровье и процветание заведующие кафедр. На пиршество Юлий обычно созывает всех, кто хоть сколько-нибудь связан с наукой или только готовится ступить на сей тернистый путь. Так отмечаем мы день Светлого ума. Или вот возьмем, например, вернилий (на твоем языке значит май). Первый день вернилия – праздник Ветра. Не знаю, как у вас во Франции, а у нас ветер – не безликое явление. Воздух, конечно, перетекает туда-сюда, этого никто не отменял. Но, хочешь – верь, хочешь – не верь, летают в вышине да таятся под покровом лесных крон дивные, незримые создания. Тучи пригоняют они, зонты из рук вырывают тоже они. А пару раз мне даже привелось слышать их неистовый хохот. В день Ветра горожане вместе с королем и его подданными дружно выходят в поля и запускают воздушных змеев. А потом, как издавна повелось, прямо на поле, под огромным шатром, дается бал. И тут уж все, кому не лень, – и простолюдины, и высшее сословье – пускаются в пляс».
Голос Арчи становился мягким, делался словно бы глуше. Глаза мои заволакивало пеленой, и на пороге уютно окутывающего сна я чувствовала нежное прикосновение пальцев к моей щеке.
На следующий день ему вздумалось навестить Эсфирь, и мне ничего не оставалось, как, прихватив Пуаро, следовать за ним к оперному театру. В шаге от театра, облицованный мрамором и «охраняемый» целым ансамблем гипсовых изваяний, высился ее особняк. Пуаро был решительно против столь раннего визита, и из его сумбурной болтовни я вынесла, что дома его ждет неотложное дело.
– Это какое-такое дело? – прищурился Арчи, услыхав ворчание моего питомца. – Наловчился писать пером – и сразу дела у него появились. Вишь, какие мы резвые!
Тот бросил на Арчи недружелюбный взгляд, насупился и замолчал.
– Ты, приятель, погоди дуться. Вот мы сейчас у Эсфири позавтракаем, новостями обменяемся – а там, глядишь, и братья-изобретатели подтянутся. Мне их о вашем воздушном агрегате порасспросить нужно.
– А я, – буркнул Пуаро, – может, вовсе и не желаю во Францию возвращаться! Что я там такое? Безмозглый пес, которому только спать да из миски лакать. Никакого разнообразия. А здесь я равноправный член общества. Что на бал, что в библиотеку – добро пожаловать.
– Да, тут я тебя понимаю, – ухмыльнулся Арчи. – Но что-то мне подсказывает, наша Жюли другого мнения. Согласись она обосноваться в городке – и я без малейшего зазрения совести отбросил бы заботы о летательном аппарате.
Он выжидающе поглядел на меня.
– Ну, уж нет, так не пойдет, – ультимативно заявила я. – Раз уж взялся помогать, так помогай до конца. Я хочу домой и свои планы менять не собираюсь.
Как бы ни пленяла уютом и зеленью страна Западных ветров, Франция (Париж, улица Перголеди, дом двадцать восемь «А» – повторяла я про себя в надежде, что, когда у меня окончательно отшибет память, эта информация останется хотя бы на ее задворках)… Так вот, Франция была для меня в тысячу раз милее и дороже.
Благодаря стараниям Арчи, который поставил своей задачей развлекать меня денно и нощно, ностальгия по вожделенному отечеству до поры до времени таилась и лишь изредка ненавязчиво давала о себе знать. Так, кольнет вдруг в лунную пору необъяснимое чувство грусти или возникнет при взгляде на румяный месяц странное томление в сердце. Я старалась не придавать этому значения. Скоро мой шар возродится гордым фениксом и мы с Пуаро навсегда покинем Мериламию. Навсегда… Очнувшись от раздумий, я обнаружила, что стою перед тяжелой деревянной дверью, а мой спутник, точно заведенный, дергает за шнур колокольчика.
– У меня уже в ушах звенит, – пожаловался Пуаро, потершись мордочкой о мою ногу. – Куда запропастилась хозяйка?
– Да-а, дружище, я тоже теряюсь в догадках, – озабоченно проговорил Арчи. – Назначено ведь было на сегодняшнее утро.
– Что назначено? – машинально спросила я.
– Утренний чай! – внезапно разбушевавшись, рявкнул тот. – Да где же ее леший носит?! Раз было договорено, так будь добра, отворяй! Ух, задам я ей – так обращаться со своим благодетелем!
Казалось, он вот-вот задымится от ярости. Точно подменили его – вишь какой взрывоопасный стал! Таких благодетелей лучше сторониться и без веской причины не тормошить.
– Знаете, сударь Стайл, отправлюсь-ка я, пожалуй, домой, – сказала я нарочито размеренным тоном. – Не хочу попасть под горячую руку. Да и ошпариться ненароком можно – у вас вон пар сейчас из ушей повалит.
Истолковав мою реплику буквально, он схватился за свои уши, сбив с головы цилиндр, и тот покатился прямехонько к усеянной маргаритками клумбе. Беда с этими иностранцами – даже не поострословишь с ними.
Арчи спрыгнул с крыльца, точно от пчелиного роя спасаясь, и уже нагнулся за цилиндром, когда Пуаро чихнул и навострил ушки. Лязгнул внутри замок, отворилась с тягучим скрипом дубовая дверь – перед нами, стройная и величавая, появилась Эсфирь.
– На ком это ты злость срывал, сударь мой Арчи? – сказала она на языке Мериламии. Мне впервые довелось оценить красоту и благозвучие ее речи.
– Я того… сгоряча, вспылил малость… С кем не бывает? – в мгновение ока присмирел он. Ну и видок у него был! Одно слово – умора. Мы с Эсфирью переглянулись.
Возможно, виной всему мое богатое воображение, однако в тот момент мне показалось, что властным взором зеленых глаз она способна укротить даже тигра.
– Стоило мне задержаться в коридоре, так ты чуть ли не весь город на уши поднял. Терпение, дорогой друг. Терпение – основа успеха.
– Я терпелив, – ответствовал «дорогой друг». – Я терпеливо обивал порог твоего дома целых двадцать минут! И что это за коридор такой бесконечный, в котором тебя задержали?
– Отнюдь не бесконечный, – возразила Эсфирь, жестом пригласив нас с Пуаро внутрь. – Просто Рифат проводил очередной эксперимент.
– Рифат… Да не будет он помянут! – проскрежетал зубами Арчи, и, с трудом сдерживая гнев, переступил порог. Во время утреннего чаепития тема коридора больше не затрагивалась, и, судя по непринужденному поведению моего покровителя, недавнее его раздражение улеглось.
Поначалу мы чаевничали вчетвером. Пуаро начисто забыл о приличиях, когда ему на блюдечке поднесли обжаренное в чесночном соусе куриное крылышко. Устроился под письменным столом – и давай чавкать! Вгонять меня в краску было его излюбленным занятием. Вторым по счету после повреждения личного имущества.
Обстановка в гнездышке у Эсфири располагала к откровениям. Не пробило и десяти, как я выложила ей всё подчистую: откуда родом, чем на хлеб зарабатывала. Выболтала даже, что люблю белые розы, а носить предпочитаю шляпы с широкими полями и – стыдно сказать – кружевные чулки. Арчи слушал и мотал на ус. То-то, я смекнула, он был так неразговорчив.
Когда выпили по третьей чашке, снаружи назойливо зазвенел колокольчик, после чего раздалось три последовательных удара. Эсфирь спорхнула с дивана, точно пугливая горлица, и вскоре перед нами, улыбаясь до ушей и тараторя писклявым голоском нечто маловразумительное, раскланивалась дамочка, над которой явно потрудились визажисты и которой навскидку можно было дать лет эдак тридцать с хвостиком.
– Знакомьтесь, Дора, – представила ее Эсфирь. – Правая рука владелицы лаборатории. А это… м-м-м… – Она смутилась, запамятовав мое имя.
К чему утруждать добродушную хозяйку? Я вскочила и с идиотской улыбочкой отрекомендовалась:
– Жюли Лакруа! Рада встрече!
Пуаро под столом, кажется, подавился косточкой, потому что звук, который он издал, очень уж походил на предсмертный хрип. Только потом до меня дошло, что зубастый вредитель всего лишь пытался изобразить издевательский смех.
Дора сняла с шеи разноцветный полосатый шарф и повесила на спинку стула.
– Приятно познакомиться, – сказала она, обратившись затем к Арчи: – Ваша новая подопечная, мистер Стайл, весьма и весьма хороша. Не взять ли вам ее на один из приемов короля Юлия?
– Всему свое время, – важно отозвался тот, принимая небрежную позу. – Ей еще многому следует научиться.
– В любом случае, наша лаборатория, – сказала Дора, устраиваясь рядом со мной, – всегда к вашим услугам. Если понадобится что проанализировать или сведений каких пожелаете – милости просим. Находимся мы сразу за парком Моне, где-то в парланге[1] на север от Вековечного Клена.
– Вековечного Клена? – переспросила я.
– Обязательно там побывай. Клен – наша главная гордость и тайна, – сказала Эсфирь. – Дора с сестрой над этой загадкой природы уже который год бьются, никак в толк не возьмут, отчего он на зиму не осыпается. Верно я говорю?
– Верно, – подтвердила Дора. – Что ни день, или я, или Сара непременно бываем на Звездной поляне, берем пробы, измеряем толщину ствола… Правда, проку от наших усилий мало. А, да что греха таить! Никакого проку, на самом деле. Стоит дерево, как стояло. Лет двести, не меньше уже стоит. Прабабушки наши его во-от таким клеником видывали. А как разросся теперь – что ввысь, что вширь – настоящий богатырь! Сдается мне, у него и характер свой появился. Норовист Вековечный Клен, лишь бы кого под крону свою не пускает. Но что я говорю! Сами съездите, убедитесь.
– А сестрица где твоя? Где Сара? – полюбопытствовал Арчи, точно норовя ускользнуть от темы. – Небось, поспешает к нам со всех ног…
– Не поспешает, увы. В последнее время стала слаба здоровьем. Просила передать, чтобы ее не ждали. Даже опыты отложить пришлось. Никакая микстура не помогает. Я потому к тебе, Эсфирь, и напросилась на утренний час, чтобы за советом обратиться. Знаю, что незваных гостей ты спроваживаешь, а лекарство мне очень и очень нужно. Коль сестренка зачахнет, как я жить буду? – шмыгнула носом Дора.
– Да ты, кудесница-чудодейка, у нас прямо нарасхват. Даром что во дворце на тебя зуб имеют, – прищурившись, заметил Арчи, когда Эсфирь поднялась, чтобы сбегать за целебной настойкой. Удивительно, что в таком большом доме не было ни одной горничной, ни даже самого захудалого лакея, тогда как у мистера «пакостная ухмылка» и тебе повар, и личный секретарь, и мажордом – целая дивизия слуг!
Словно бы угадав мои мысли, Арчи улыбнулся краешком рта и подмигнул.
– Наша Эсфирь фрукт особый. С самого начала взбунтовалась против общественных устоев. Дора не даст соврать, правда, Дора?
Та, которой адресовалась последняя его фраза, притворилась глухонемой и, поежившись, вновь обмоталась своим шарфом.
– Да ты и сама посуди, – после паузы продолжил Арчи, обратившись ко мне со слащавой ухмылочкой. Пришлось призвать на помощь всю силу воли, чтобы не вмазать ему по физиономии. – Что у моих современниц вызывает восторженные возгласы, то Эсфирь на дух не переносит. Она бросила вызов великосветской моде, из-за чего в «павлиньей» среде аристократов ее, мягко говоря, не переваривают. Как-то при мне платье фаворитки короля Лауры она обозвала чехлом для люстры, а прическу встретившейся нам малютки Эжени, – он рассмеялся в нос, – дохлым осьминогом. Кроме того, у нас принято, чтобы каждый, кто при умеренном достатке не хочет прослыть скрягой, обязательно держал прислугу. А что Эсфирь? На бедность не жалуется, концы с концами не сводит, но следовать «сему варварскому обычаю», видите ли, ниже ее достоинства. Уж и так, и эдак увещевали ее, уговаривали – всё коту под хвост.
Краем глаза я глянула на Дору: бедняжка вжалась в диванную спинку и боялась пошевелиться. То ли сплетни Арчи ее доконали, то ли от сестры болезнь подхватить умудрилась – неведомо. Только вот когда Эсфирь внезапно выступила на середину комнаты и обвела нас суровым, осуждающим взглядом, сердце у меня ушло в пятки. А мой сосед сделал несколько судорожных глотательных движений и, похоже, счел за благо прикусить язык, ввиду скорого оглашения приговора.
– Итак, что же мы видим? – ледяным тоном проговорила Эсфирь. – Шепчутся за моей спиной, косточки перемывают – и кто? Не старухи с рыночной площади, не пигалицы с королевского двора, а собственные друзья!
– Я… я тут не при чем! – точно ужаленная, воскликнула Дора.
– Знаю, что не при чем. Держи свое лекарство, – примирительно отозвалась та. – На роль разносчика сплетен у нас имеется другой кандидат. Что, Арчи Стайл, много нового узнала твоя протеже?
Эсфирь уперла руки в бока и гневно сверкнула на нас из-под черных бровей.
– Эй, эй! Ты не то подумала! У меня вовсе не было намерения выносить сор из избы. Наоборот, старался представить тебя в самом выгодном свете, – со скоростью тележурналиста оттараторил Арчи.
– Старайся – не старайся, да только у тебя с языка всякий раз одна грязь слетает. Ты уж не сочти за труд, поработай над собой. А теперь – вон, выметайся вместе со своей подопечной. Видеть вас больше нету мочи.
Арчи передернулся, схватил плащ и заторопился к выходу.
– Жюли, не зевай! Если нас попросили, медлить негоже! – крикнул он мне. Под тяжелым, недружелюбным взглядом Эсфири долго не продержишься; когда она не в духе, от нее холодом так и веет. Я встрепенулась и, пробормотав на прощанье несколько сбивчивых фраз, выбежала на крыльцо, где, притопывая ногой, меня поджидал недотепа-сплетник.
– Ты не думай, она не злопамятна. Обиды таить не умеет, – обронил он, когда мы вышли за калитку. – Покипит-покипит – и остынет… Что смотришь? Точно тебе говорю!
– А ведь срам-то какой, да? Небось, со стыда готов был сквозь землю провалиться, – хихикнула я.
– Насмехаться изволишь? Мне проваливаться сквозь землю не положено. Да. Я должен производить хорошее впечатление. Я вообще всех с ума сводить должен! Если мимо проходит великий и ужасный Арчи – дамы штабелями ложатся, понятно?! Таков закон природы.
– Чего уж тут непонятного, – решила сострить я. – Только ты пока еще не великий и ужасный.
…Он гонялся за мною по мостовой добрую четверть часа, размахивая зонтом и грозя расквитаться за нанесенное ему «оскорбление», пока, наконец, не выбился из сил и не признал, что энергии у меня хоть отбавляй.
– Мы, путешественники, народ выносливый, – сообщила я в перерыве между приступами хохота. – Кому угодно фору дадим!
Он попытался было обнять меня, но тут стал накрапывать дождик, и я не придумала ничего лучше, чем укрыться в первом попавшемся кафе.
– А цилиндр, цилиндр-то я у Эсфири забыл! Эх, дырявая башка! – стукнул Арчи кулаком по столу, когда нам принесли меню.
– Невелика потеря, – отозвалась я. – Ты в этом цилиндре точно чучело гороховое. А плащ, видно, у призрака оперы стащил.
– Что еще за призрак оперы? – явно не польщенный сравнением, буркнул тот.
– Да так, воспоминания из прошлого. Персонаж романа Леру. Но тебе это мало о чем говорит.
Взяв в руки лоснящееся меню, он перелистнул страницу-другую и, остановив свой выбор на каком-то десерте, подозвал официантку. Я предпочла кофе без сахара.
– Ваш призрак… Он был личностью харизматичной? – словно бы невзначай поинтересовался мой опекун. Я кивнула. – В таком случае, буду носить этот плащ, пока не отправлюсь к праотцам, – сказал он, засияв, как медный таз. Шутник! Поди разбери, когда он всерьез, а когда нет. Я прыснула со смеху, и Арчи не замедлил ко мне присоединиться.
[1] 1 парланг = 6 км
