Текст книги "Каменный ангел (СИ)"
Автор книги: Юлия Амусина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 18 страниц)
Глава 6
ГЛАВА 6
ВЕРА
Это было странное чувство – вроде я добилась того, о чем так долго грезила, избавилась от Павла и заполучила в свои руки все, что после него осталось, однако радость, даже некая эйфория после победы очень быстро сменилась растерянностью.
Я не знала, куда должна двигаться дальше, что делать, в какую сферу деятельности обратить свои пока еще нераскрывшиеся таланты.
У меня есть деньги, но нет цели на будущее, а это, как ни крути, очень печально. Я молода и, стоит только захотеть, могу попытаться свернуть горы… Вот примерно на этом месте мой энтузиазм прощально машет ручкой, и на его место приходит равнодушная ко всем возможным изменениям апатия.
Так я рассуждала, бесцельно бродя по комнатам особняка, бездумно трогая ладонями стены.
Я одна. Совсем одна.
У меня нет цели, но есть возможности.
Печально, правда?
В этом городе, да что там – вообще в жизни – у меня есть только этот проклятущий шикарный дворец, в стенах которого так безопасно, тепло и уютно. И я не хочу, просто не найду в себе сил однажды выбраться из четырех стен, чтобы вновь, уже в который раз нос к носу столкнуться с неизбежными проблемами. Да, я действительно трусиха, прекрасно понимаю, что там, снаружи, все совсем по-другому, в какой-то степени намного привлекательнее, чем здесь – внутри, и тем не менее не могу заставить себя выйти в свет.
Мне страшно.
Слишком хорошо знаю, с какими жуткими монстрами можно столкнуться, если осмелиться поверить в то, что можно значительно разнообразить свою скучную жизнь.
Я помотала головой, нашарила в кармане рубашки заколку и небрежно сколола волосы на затылке. Предстоит еще один день, затем еще, еще, еще… Ничего не изменится, пока я не заставлю себя понять, что дальше так продолжаться не может.
А может, поступить в институт? Или в какое-нибудь училище, а? Просто для того, чтобы не чувствовать себя «выпавшим из сот» членом социума и не провожать унылым взглядом каждый из одинаковых минувших дней. Надо подумать об этом, хотя, признаться, мне будет тяжело находиться среди огромного количества незнакомых людей. Все же я несколько… аутична, люди вызывают у меня опаску, хоть я и стараюсь по мере возможностей маскировать это за безразличным, даже ледяным тоном.
А может, стоит вообще уехать подальше от этого города? Найти каморку в какой-нибудь глубинке, забиться в нее и больше ни о чем не думать…
Я в досаде закусила губу, легким движением вытащила из волос заколку и швырнула ее обратно в карман. Нет, найти дыру поглубже и скрыться от всевозможных глаз тоже не лучший для меня вариант. При всей своей нелюдимости я, тем не менее, не лишена тщеславия, потому не смогу долго скрываться – мне непременно захочется «блеснуть» звездой на закатившемся небосклоне.
Не всегда удается контролировать порывистые вспышки этих навязчивых противоречий, из которых, как иногда кажется, соткана я сама.
Опустившись на пол, я прислонилась спиной к стене, подтянула колени к животу и медленно опустила веки. Перед мысленным взором тотчас возникла старая картинка – щупленькая девочка-подросток в грязном, некогда пышном белом платье сидит в точно такой же позе, только вокруг нее не богато обставленная дизайнерскими безделушками комната, а холодные стены промозглого каменного мешка.
Девочка сидит, широко распахнув кажущиеся кукольными огромные глаза, остановившимся взглядом смотрит куда-то перед собой, и я точно знала, что именно она сейчас видит.
Знала, однако всем сердцем хотела бы забыть.
Забыть…
Я резко распахнула глаза и усмехнулась – сколько раз говорила себе, что все позади, прошлое должно остаться прошлым, предыдущая страница жизни измазана черным цветом так сильно, что не разобрать даже контуров былого изображения, и все-таки образы – ментальные картинки – по-прежнему живы, имеют такой же темный цвет, но только местами черноту размывает красная краска.
Мне никогда не стереть этих назойливых образов, память сильнее разума. Там, где получается абстрагироваться от мыслей и не думать вовсе, всегда появится визуальная картинка.
Память, вообще, штука весьма коварная.
– Иногда получается ее перехитрить, – вслух рассудила я, подумав, что при желании сделать это не так уж и сложно. Выставив вперед руки, я принялась медленно водить ладонями перед собой, воображая, как мало-помалу разбираю чертов каменный мешок по кирпичикам.
Возможно, во всем этом смутно прослеживались признаки сумасшествия…
Он появился незаметно, странным образом умудрившись не потревожить меня ни единым звуком. Просто в один момент я уловила присутствие постороннего, опустила руки, прекращая разбор импровизированного каменного мешка, и чуть повернула голову.
В полутора метрах от меня, маетно привалившись плечом к стене, стоял Хаос.
В другое время меня бы непременно позабавил его чересчур внимательный взгляд, которым он, судя по всему, сопровождал мои недавние действия, однако сейчас настроя шутить не было.
Все-таки нужно как следует подумать о том, чтобы уехать, как-то отстраненно подумала я. В этом городе мне не будет никакого житья – менты, бандиты, навязчивые призраки прошлого…
Однажды вся эта куча мала попросту подомнет меня под собой, а я ничего не смогу сделать.
– Какое из окон мне придется вставлять на сей раз? – безразличным тоном поинтересовалась я, отвернувшись от мужчины, сцепив ладони в замок перед собой.
Я могла пытаться убедить себя в чем угодно, вот только сердце при виде Хаоса забилось ощутимо быстрее.
Страх?..
Я его не боялась.
Возможно, это было связано с тем, что он изначально не проявил ко мне агрессии, а может, я просто разучилась чувствовать всю гниль, прочно засевшую в том или ином встреченном мною человеке. В моем представлении Хаос не был лишен этой грязи, напротив, он купался в ней, его руки, лицо, одежду, – все покрывали темные въевшиеся пятна. Но до меня не долетало ни капли – вязкое пыльное месиво оставалось при нем.
– Сегодня в качестве исключения я прошел через заднюю дверь, – хмыкнул он, приглядываясь ко мне. – Замки, кстати, надо запирать. А ты не удивлена, – прозвучало как утверждение.
– Нашей встречей? С моей стороны было бы глупо верить, что ты в самом деле оставишь меня в покое.
Хаос ничего не ответил, приблизился и молча сел у стены рядом со мной. Я по-прежнему таращила глаза вперед, отчего-то не торопясь смотреть на него, но нисколько не сомневалась в том, что его лицо развернуто в мою сторону. Этот буравящий взгляд я чувствовала едва ли не каждой клеточкой напрягшегося тела.
Зачем он пришел?
– Тогда почему ты не боишься? – в его голосе мне почудилось что-то похожее на недовольство. – Слушай, тебе еще не надоело вести себя так, а?
– Как – так?
– Да вот так… как ты себя ведешь, – он, несомненно, был мастером в толковых объяснениях. – Это что, образ такой дурацкий? Новое веяние моды среди молодежи?
– Ага. Ты явно слишком стар, чтобы понять.
Я замедлила собственное дыхание, чутко прислушиваясь к тому, как он дышит. Мне безумно хотелось отодвинуться подальше от Хаоса, ведь его близкое присутствие стежок за стежком вспарывало мои старые, давно залатанные раны. Пусть даже он не имел никакого отношения к их появлению.
Мне почему-то хотелось, чтобы он придвинулся ближе.
Чтобы перестал раздражать глупостями в стиле «большой дядя общается с неразумным дитем».
Все нормально… Просто он – единственный, кто так или иначе мелькает на данном этапе моей жизни, только поэтому я невольно уделяю ему больше внимания, чем положено.
Он хмыкнул и заерзал – устраивался удобнее, стало быть.
– Ты ведь совсем ничего не вкуриваешь, – Хаос пытался говорить хорошо поставленным, «взрослым» тоном, но в моих ушах его интонация звучала совсем иначе. – Пытаешься строить из себя прожженную фифу, а на самом деле нуждаешься в помощи, и это конкретно так бросается в глаза.
– Мне не нужна помощь, – отбрила я и после некоторого молчания прибавила, – только не помощь человека, который магнитом притягивает к себе все новые и новые проблемы.
– Эй, ты меня совсем не знаешь, с чего вдруг такие выводы?
Я лишь пожала плечами – разговаривать с ним не слишком хотелось, однако странным образом Хаосу удалось на время прогнать моих призраков; в мыслях появилась долгожданная, пусть и временная, брешь.
– Это не выводы, пока только наблюдения. Иди посмотрись в зеркало – там, дальше по коридору, первая дверь. У тебя вся физиономия располосована.
Кажется, он удивился – нет, совершенно определенно пребывал в недоумении.
– Ты на меня даже не смотрела.
– Смотрела. У меня не стопроцентное зрение, но твои царапины я заметила.
– Хрень все твои наблюдения. И это – так… ерунда, – даже не глядя в его сторону я живо представила, как он морщится, вспоминая историю появления свежих ранений.
– Конечно, ерунда. Именно поэтому ты здесь, где никому и в голову не придет тебя искать.
Хаос вдруг схватил меня за плечо, больно стиснув, чем лишний раз подтвердил, что своими словами я попала в самую точку. С силой развернув в свою сторону, заставил меня посмотреть на него.
– Сколько тебе лет?
– Не ты ли заходил в гости на мое совершеннолетие?.
– Черт побери, ты не смахиваешь на восемнадцатилетнюю зеленую салагу, – прорычал он. – Такое чувство, будто ты нарочно загоняешь мне фуфло с какими-то своими галимыми целями.
– Могло бы быть правдой. Вот только это не я к тебе пришла, – вынуждена была напомнить я.
Он медленно разжал пальцы, выпуская мое плечо.
Я выпрямилась и встала напротив сидящего на полу Хаоса, глядя на него сверху вниз. Мой взгляд остановился на его лице, теперь уже четко фиксируя свежие ссадины на лбу и продолговатый порез на правой скуле. Эти украшения он получил либо вчера, либо сегодня – похоже, опять вляпался в какой-то «головняк». Его мутные дела меня не касались, и хоть Хаос, явившись сюда, отчего-то решил иначе, задумываться над ними я не собиралась.
Он жив-здоров, и даже недавняя дыра в боку давно уже не создает помех для активных передвижений по городу, а новые царапины хоть и не украшают, но и не уродуют зверскую физиономию этого типа.
Нет, я не собиралась думать о нем и его незаконной деятельности, влекущей за собой целую череду проблем.
Проклятый Павел! Даже умереть спокойно не мог – своей кончиной прикрепил ко мне каких-то головорезов, избавиться от которых пока не представляется возможным.
Между тем я ясно видела, как не нравится Хаосу ловить мой взгляд сверху вниз. Чтобы исправить это, он тоже поднялся, и теперь расклад существенно поменялся – это мужчина нависал надо мной, а не наоборот.
– Что тебе надо? – вздохнув, поинтересовалась я.
Казалось, он действительно задумался – по крайней мере, лоб прорезали красноречивые складки. Поджав губы, Хаос какое-то время просто смотрел на меня, не торопясь раскрывать цель очередного своего визита.
– Ты представляешь для нас опасность, – наконец, сообщил он.
– Опять?
– Снова.
– А обещал, что мы больше не увидимся, – я отчетливо вздохнула. – Нужно было догадаться, что с такими типами никогда нельзя полагаться на честное слово.
Он прямо-таки побагровел, когда я в своей речи умышленно поставила под сомнение его «честное слово», но ответить не успел – такой возможности мною не было предусмотрено.
– И что, теперь ты убьешь меня? Стоило перед этим так долго заговаривать мне зубы…
Черт знает, что именно выступило сейчас от моего лица – та самая пресловутая апатия, не дающая мне в полной мере наслаждаться жизнью, непонятно откуда возникшая уверенность в собственной безопасности и адекватности Хаоса, либо усталость, наступающая в момент, когда больше не хочется продолжать бесперспективную борьбу, а хочется просто опустить руки и сдаться.
– Успеется, – буркнул недовольно Хаос. – Что, так спешишь в ящик?
– Когда настанет время, сопротивляться будет бесполезно.
ХАОС
Глеб хмуро смотрел на девчонку, не понимая, чего она добивается этими провокациями – неужели и впрямь помутилась рассудком, и теперь спешит на свидание с дядюшкой?
Эта мысль пронеслась в его голове, но отражения не нашла – скорее, Хаос видел в поведении своей странной знакомой попытки манипулировать им. Эта козявка пытается вертеть им, хочет объять необъятное, только хрен ей что обломится! На дешевые понты ведутся дешевые фраера типа ее дядюшки, а он, Хаос, серьезный парень.
Ему некогда играть в детские игры, нет смысла подыгрывать ее провокациям. Он должен раз и навсегда поставить зарвавшуюся девчонку на место, так, чтобы и пикнуть против его воли не смела.
Только зачем?..
Ведь вот он, логичный финал – одним легким движением взять ее на красный галстук (прим. смертельный удар по шее), и все. Нет человека, нет проблем. Тем более, когда речь идет о таком… проблемном человеке.
Глеб не заморачивался относительно тавтологий; его мысли частенько носили запутанный характер. Сейчас он сам не знал, чего пытается добиться – притащился в особняк, ведет непонятные разговоры с полоумной девицей, от которой априори невозможно ничего выяснить, все пытается что-то в ней рассмотреть, и не может.
Не такая уж она явная, эта Вера Анисимова, чтоб ее…
А самое паршивое, что он тянулся к ней, сам того до конца не осознавая. Тянулся, словно она была тем самым пресловутым светом, на который, ища спасения от беспробудной тьмы, слетается ночная паскудная мошкара.
Нет, он не причислял себя к этим назойливым тварям!
Но еще больше удивлялся он мыслям, которые возникали в его голове, стоило мысленному взору воспроизвести доскональный визуальный портрет этой девицы. Он помнил, как она выглядит – но в этом по большей части заслуга фотографической памяти, конечно же. Однако Глеб запомнил ее не так, как запоминал всех, с кем судьба сводила на кривой дорожке; образ девицы въелся в его мысли, отразился где-то в галерее многогранной памяти, и каждый раз, когда отражение совмещалось с реальным прототипом, хищник сбивался со своего пути, моментально хватая свежий отчетливый след.
Он не сможет оставить ее в покое, не может бросить на произвол судьбы, позволив песчинке самостоятельно, без поддержки дружественных ветров, лететь по наитию все ближе к краю бездонной ненасытной пропасти, поглотившей уже не одну тысячу хрупких эфемерных жизней. Глеб чувствовал необъяснимую потребность взять на себя роль корректирующего попутного ветра, чтобы в случае чего уберечь неразумную частичку от неизбежного краха.
Черт, какой же бред!
Девчонка тем временем, не говоря ни слова, направилась куда-то прямо по коридору, и Хаос, сам не зная, зачем, потащился за ней следом.
Ванная.
Глеб выцепил в зеркале собственную небритую устрашающую рожу, и поморщился – красавец, конечно, хоть куда. Ссадины, на которые неожиданно обратила внимание девица, совсем свежие – напоминания о его бегстве с засвеченной хавиры. Макс сказал, заживут, сам же Глеб до этого момента вовсе не обращал на них внимания – на нем все, как на собаке… Однако сейчас он недовольно рассматривал царапины и досадовал на их наличие; симпатичнее они его уж точно не делали.
Проклятая Павлушина преемница вряд ли думала по другому.
Девица остановилась спиной к Глебу, извлекла из навесного шкафчика небольшой пузырек с какой-то жидкостью, плеснула немного на ватную хрень – Хаос позабыл, как она называется. Глебу подумалось, что его сейчас наверняка будут лечить, мазать боевые ранения вот этой самой жидкостью… И, черт побери, он вовсе не был против, хотя подобные сценки ну никак не вязались в его голове с собственным образом.
Еще чего не хватало!
Однако сейчас, представив, как девица мягко, почти невесомо касается его лица, заставляя морщиться от совсем неощутимой боли, Глеб понял, что не станет препятствовать и строить из себя бывалого грубого мужлана.
Его ждало жесткое разочарование.
Вместо того, чтобы продезинфицировать боевые ранения Хаоса, девица оперлась тощим бедром о раковину и принялась стирать краску с ногтей. Глеб едва не разинул рот от столь неожиданного поворота событий, а девица, как ни в чем не бывало, продолжала растворять лак едким, очень даже вонючим веществом.
Хаос почувствовал себя глупо.
– Убийство откладывается. Тогда зачем ты здесь? – она резко вскинула голову; Глеб не успел так же быстро отвести взгляд от ее тонких рук.
– Для твоей же безопасности, – размеренно сообщил он, взяв паузу в пару секунд.
– У меня нет проблем, когда твоей компашки во главе с тобой самим не наблюдается рядом.
– Да заливай… – Глеб криво усмехнулся и оперся о бок стиральной машины. – Головняки на тебя уже сыпятся, детка. Открой лупилки, и сама в этом убедишься.
– Открыла, – она демонстративно уставилась прямо в глаза Хаосу, и Глеб даже немного пожалел о своих словах – взгляд у детки был тяжелый. Она словно постоянно – каждую минуту, секунду – готовилась к бою со всем миром. – Снова вижу тебя.
Он фыркнул, сразу не найдя, что на это ответить
Девчонка выбросила ватный диск со следами лака, равнодушно посмотрела на чистые ногти, даже не стараясь сделать вид, что интересуется их состоянием, и шагнула вперед. Относительно небольшие размеры ванной комнаты оккупировал крепыш Хаос, поэтому всего один небольшой шаг девчонки приблизил ее к нему. И Глеб понял, что ее близость заставляет его насторожиться, словно представляет опасность для бывалого потребителя головняков разных мастей, как бы глупо это ни звучало.
Отточенным движением он грохнул тяжелую лапищу прямо на ее плечо, заставляя тем самым притормозить.
– Завязывай, – негромко, но настойчиво проговорил он, чуть склонив к ней лицо. – Без понятия, кто вбил тебе в башку всю эту хрень, которую ты тут мне демонстрируешь, но на самом деле ты просто шизанутая кукла с кучей каких-то отмороженных тараканов в черепушке. Я сказал, что не трону – можешь мне верить, так и будет. Но не советую грубить и набивать себе цену дурацким поведением. Не беси меня, усекла?
Бесит.
Она положила свою ладонь поверх его ладони, сжала пальцы мягкими тонкими пальчиками и легко, но очень настойчиво сбросила руку Глеба со своего плеча. И хоть это ее действие само по себе было грубостью, вызовом, Хаос чувствовал – она боится. Просто не может не бояться, она ведь человек, а не замороженный хитроумной программой киборг.
– Ты обещал оставить меня в покое, но ни черта не держишь своего слова. Я тебя не звала. Просто убирайся.
Сказав так, девчонка сложила руки на груди, вскинула голову и уставилась на Хаоса взглядом, полным нетерпения. Впрочем, Глеб не собирался ее слушать – еще чего не хватало? Но самое странное, что не слушал он и себя самого, продолжал ошиваться в доме благополучно отчалившего Павла, рядом с его ненормальной племяшкой. Девица вела себя так, что хотелось немедленно ее пристрелить, однако Хаос абсолютно точно знал, что если девчонке суждено умереть, это произойдет без его непосредственного участия.
Хватит ему своих жертв, излишков никто не приветствует.
– Меня не надо звать, я обычно сам прихожу, – усмехнулся Хаос. – И убираюсь тоже… сам. Только ты пожалеешь, если я уйду – когда это происходит, от хибар не остается ни камешка.
– Что ты хочешь?
– Другой базар, – он все еще, казалось, чувствовал ее страх, и это ощущение доставляло Хаосу странное удовольствие.
Это словно победа над противником, если позабыть на время, что оппонентом представляется малолетняя кукла, которая по определению не может быть в конфронтации с матерым преступником.
– Сычи на тебя насядут в любом случае, им лишний висяк как мне винторез без прицела… Хотя тут как посмотреть; если расстояние близкое, то и лупа не нужна.
– Я ничего им не скажу.
Дрожит голосок, совсем незаметно, но тем не менее…
Хаос по-прежнему загораживал собой выход из ванной комнаты и почему-то совсем не хотел отойти в сторону. Ему нравилось чувствовать ее напряжение, нравилось само понимание, что девчонка, оказывается, из плоти и крови, а не из железа и стали.
Все ее поведение – дешевый выпендреж и ничего больше.
Скорее всего, насмотрелась красочных голливудских боевиков и теперь пытается подражать красивым хитроумным героиням, у которых стальные не только нервы, но и…
Хм. Он так и знал.
– Не скажешь, пока я рядом, – охотно согласился с этим Глеб. – А потом запоешь, как миленькая.
Она ничего не ответила, похоже, не посчитала нужным затевать заранее бесполезный спор с человеком, который так или иначе имеет на все свою устойчивую точку зрения. Вопреки желанию Хаос ощутил нечто вроде… одобрения, что ли? Она не была дурой, это Глеб мог сказать совершенно определенно.
Быть может, тем и задевала.
В этот момент раздался отчетливый звонок, оповещающий присутствующих о явлении гостя. Хаос хмуро перевел вопросительный взгляд на девчонку, едва заметно кивнул головой в сторону коридора, на что та неопределенно пожала плечами.
– Кого ждешь?
– Мне некого ждать, – буркнула она и, пользуясь тем, что Глеб отступил от выхода, юркнула за дверь.
Хаос поспешил следом.
– Постой-ка, рыбинка; не знаю, чего ты там мутишь, но никаких посторонних шнырей нам здесь не нужно.
Она остановилась, словно вдруг прямо перед ее носом выросла невидимая стена, и любезно простерла руку к экрану домофона, приглашая Хаоса самостоятельно разведать, кто и зачем пасется под воротами Павлушиного дома. В ответ на это Глеб озадаченно потер подбородок костяшками пальцев, но все-таки приблизился к экрану. Разумеется, работать мордой – светиться перед друзьями этой помешанной – он не собирался, но посмотреть, кого там принесло, был просто обязан.
– Не дури, – бросил он совершенно излишнее предупреждение, заподозрив нынешнюю хозяйку особняка в желании позвать на помощь.
Впрочем, подозрения были так себе…
Глеб обратился к экрану домофона и увидел высокого мужчину в темном пальто; тот стоял таким образом, что лицо посредством камеры было не рассмотреть.
– Это какой-то из приятелей дядюшки, – равнодушным тоном оповестила девчонка, и Глеб едва не вздрогнул, обнаружив ее так близко, сразу же за своей спиной. – Приходил пару раз.
– Че ему надо?
– Думаю, Павла.
С пару секунд Хаос молча смотрел на Павлушину преемницу, рассуждая. Проще всего приказать ей не открывать дверь, но смысла в этом было мало.
Ровно как и в том, что он вообще находится здесь, несет всякую чушь и одновременно прокачивает себя атмосферой гнетущего безумия.
Она протянула было руку, чтобы нажать на кнопку, но Хаос резко перехватил тоненькое запястье и решительно отвел в сторону. В этот момент мужчина за воротами начал проявлять признаки нетерпения, вновь активировал звонок, недовольно вскинул голову и посмотрел прямо в камеру.
Эта физиономия, смазливая, но в то же время вызывающая острый приступ тошноты, была слишком знакома Хаосу. Словно позабыв о том, что нежданный визитер не может его видеть, Глеб грязно выругался, невольно отступая на пару шагов.