Текст книги "Мир приключений 1984 г."

Автор книги: Юлиан Семенов

Соавторы: Георгий Гуревич,Александр Горбовский,Юрий Папоров,Владимир Фирсов,Абрам Палей,Ким Селихов,Е. Ефимов,Ирина Радунская,М. Андронов,Лев Минц
сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 54 страниц)

К середине дня – работа трибунала длилась уже около четырех часов – для допроса со скамьи встал восьмой, и последний, подсудимый.

– Ваше имя, фамилия, год и место рождения, национальность?

– Рамиро Фернандес Гарсия, 1930 года, уроженец поместья “Делисиас”, кубинец.

– Место работы?

– Органы революционной безопасности Республики Куба! – чеканя каждое слово, гордился собой Рамиро – сколько ждал он этой счастливой минуты!

В зале меж тем поднялся невообразимый шум. Председательствующий с трудом установил тишину п переспросил Рамиро Фернандеса о его месте работы. Когда тот повторил, сразу захлопали стулья – это корреспонденты иностранных агентов срывались со своих мест, чтобы опередить коллег и первыми передать столь сенсационную новость. Вслед им раздались дружные аплодисменты.

– Не пойму! Какая нелепость! – повышая голос, сказал сквозь шум корреспондент агентства ГДР сопровождавшему его кубинцу. – Зачем нужно раскрывать такого человека? Театр! Несерьезно!

– Почему? – с искренним удивлением спросил кубинец. – Это так здорово! Сенсация. На весь мир!

– Но… Нет, на такое способны только здесь, в Латинской Америке, – заключил немец и захлопал в ладоши.

Председательствующий выждал несколько минут, попросил тишины, пригласил на заседание трибунала представителя органов безопасности Кубы и объявил, что продолжение работы переносится на следующее утро.

Установив подлинность заявления Рамиро Фернандеса, трибунал вынес частное определен не: “Ввиду выявленных в судебном следствии новых материалов по делу считать Рамиро Фернандеса Гарсию свидетелем”.

Через два дня в Гаване невозможно было купить ни одну газету, не выстояв длинную очередь у киоска.

Все газеты давали подробнейший отчет о последнем дне судебного процесса, и во всех было опубликовано письмо премьер-министра Фиделя Кастро Рус прокурору-обвинителю на процессе.

Гаванцы с особым восхищением читали последние абзацы письма Фиделя, на жизнь которого подсудимые готовили покушение: “Мы вынуждены признать, что из всего этого следует извлечь урок, урок горький, но полезный. Однако, товарищ прокурор, советую тебе не требовать у трибунала ни для одного из подсудимых высшей меры наказания. Революция сильна, мы ничего не должны бояться”.

А в это самое время Педро Родригес, по-прежнему аккуратно подстриженный под полубокс, с веселой улыбкой произносящий к месту и не к месту слова Хосе Марти: “Кто не идет вперед, тот движется назад!”, входил в кабинет шестого этажа большого здания в центре Гаваны. Он пропустил вперед себя Рамиро Фернандеса.

– Вот! – сказал Родригес. – Вот оно, твое новое рабочее место. – Педро указал на стол, где рядом с пишущей машинкой стояла синего стекла высокая тонкая вазочка с пышной красной гвоздикой. – Сейчас пойдем, и я представлю тебя твоему новому шефу. А партию свою, Рамиро, ты сыграл превосходно! Кстати, с часу до двух здесь перерыв на обед. На втором этаже есть специальная комната. Там играют в шахматы. Приглашаю тебя. Сыграем… И может, повторим партию Капабланки с Дуз-Хотимирским, которая так тебя подвела. – Родригес лукаво прищурил глаза. – Но… в конце концов я рад, Рамиро. Она привела тебя к нам! Так что сыграем сегодня. Эль Гуахиро – шахматист? Мы ведь с тобой давно не сражались… за шахматной доской, – закончил Педро Родригес и подмигнул: – Ну так что, сыграем? Мне приезжать?

Рамиро кивнул.

– А что касается твоих сомнений, об этом мы говорим в последний раз. Рамиро, поверь, мы поступили лучшим образом. Тебе все равно следовало выходить из игры. Мы стольких сняли! А твое выступление на суде дало нужный эффект и имело серьезное политическое значение. Это подействует кое на кого. А ты гордись, ты сделал такое… Ты герой!

Рамиро не мог найти нужных слов. Что-то подкатило к горлу. Он только рассмеялся и с жаром протянул руку другу.

А.Р.Палей
ОГНЕННЫЙ ШАР

1

Профессор Эмиль Рошфор был одним из тех немногих счастливцев, которых справедливо называют баловнями судьбы. В день своего сорокапятилетия он мог подвести блестящий итог прожитым годам.

На старинной улице Женевы, узкой, напоминающей тесное горное ущелье, еще существует пятиэтажный дом, где в убогой квартире третьего этажа в семье многодетного часовщика родился Эмиль Рошфор. Недавно городское управление, гордящееся своим знаменитым гражданином, торжественно прикрепило к фасаду этого дома мраморную доску с надписью золотыми буквами. В остальном дом не изменился. В нем так же живут мелкие торговцы и ремесленники. Фасад дома выходит прямо на юг. Но лишь скудные отблески солнечных лучей, улавливаемые приоконными зеркалами, попадают ненадолго в комнаты с улицы-щели, сжатой с обеих сторон такими же однообразными пяти– и шестиэтажными домами.

Рошфор всем был обязан самому себе – своей необычайной одаренности и столь же исключительной настойчивости. Он имел право гордиться, оглядываясь на пройденный путь. Ценой упорного труда и лишений он добился высшего технического образования. Его изобретения были остроумны и смелы до дерзости. Промышленная удача неизменно сопутствовала ему. На его текущем счету в банке лежала очень крупная сумма. Изящный особняк в одной из широких улиц-аллей ничем не похож на мрачную квартиру, где он провел детство. У него милая, молодая, любящая жена. Жизнь его полна, и, казалось бы, ему больше нечего желать.

Но Рошфор не из тех людей, которые успокаиваются на достигнутом. Стоит ему реализовать одну смелую идею, как в его голове рождается новый, еще более смелый и оригинальный проект.

Вот и теперь, в день своего рождения, когда у жены уже собрались гости и пора выйти к ним, Рошфор сидит в своем кабинете с помощником Карлом Грейфером и развивает новую идею.

Карл слушает внимательно. Если бы то, что он слышит, говорил кто-нибудь другой, а не учитель, в которого он глубоко верит, он отнесся бы к этому как к ребяческой затее. Но он уже десять лет работает с Рошфором, он знает гениальные догадки профессора, обоснованные холодным и точным расчетом. Так было не раз.

Рошфор ведет беседу в своей излюбленной манере – недоговаривает, то и дело задает вопросы. Мягкий свет от затененной матовым абажуром настольной лампы падает на его усталое, немножко одутловатое лицо с гусиными лапками у глаз. Никак нельзя назвать это лицо красивым. Но так юношески блестят глаза за стеклами очков, так мальчишески задорно выражение лица, что профессор временами кажется моложе Грейфера – высокого, темноволосого, солидного. Грейфер сидит в тени против Рошфора, слегка наклонившись к нему.

– Вы помните, Карл, – говорит Рошфор, и легкая улыбка обнажает его молочно-белые, не тронутые временем зубы, – какова температура поверхностных слоев морской воды в тропических широтах?

Грейфер послушно, как ученик, отвечает:

– Двадцать пять—тридцать градусов, причем она очень мало колеблется в течение года.

– Правильно, – говорит Рошфор, совсем как школьный учитель, и спрашивает дальше: – А в глубине океана? Скажем, на глубине в тысячу метров?

– Разумеется, значительно холоднее. Даже в тропиках – четыре—пять градусов в течение всего года.

– Какая получается разница?

– Мы уже дошли до приготовительного класса, – усмехнулся Грейфер, – разница на двадцать – двадцать пять градусов.

– Ничего, – возразил учитель, – следующие вопросы будут опять на уровне старших классов. – Как вы думаете, что получится, если опустить на глубину в тысячу метров трубу?

– Какую трубу?

– Обыкновенную металлическую.

– Труба будет открыта с обоих концов – сверху и снизу?

– Пускай так.

Теперь улыбнулся Грейфер:

– Предвидеть нетрудно. Холодная вода поднимется в трубе согласно закону сообщающихся сосудов.

– Разумеется. – Рошфор сказал это одобрительным тоном и, немного помолчав, пристально поглядел на Карла из-за очков. – Так… Ну а теперь приспособим к трубе насос и начнем выкачивать из нее воду. Что тогда будет?

Карл чуточку подумал:

– По мере выкачивания воды труба будет продолжать наполняться холодной глубинной водой, которая будет подниматься до поверхности. Таким образом все время, пока работает насос, наверх будет идти непрерывным потоком глубинная вода. Но, – внезапно спохватился он, – это вам ничего не даст.

– А вам ясно, что это должно дать?

– Мне кажется, – Грейфер встал, вытянувшись во весь свой высокий рост, и заходил по комнате, – вы рассчитываете использовать разницу температур глубинной и поверхностной воды для получения дешевой энергии.

– Браво, – вскричал Рошфор и вскочил с кресла, чтобы лучше видеть лицо своего ученика. – Вы читаете мои мысли! За это я вас и люблю, Карл! Да, я именно на это и рассчитываю. Разве мыслим вообще тепловой двигатель без использования разницы температур? Вы знаете это не хуже, чем я. Почему двигается поршень паровой машины? Потому что его толкают молекулы водяного пара. А для этого необходимо, чтобы они ударяли в него с большей силой, чем молекулы окружающей его среды – воздуха, иначе удары с разных сторон уравновесят друг друга, и никакого движения не получится. Но ведь чем выше температура тела – в данном случае газа, – тем быстрее движутся в нем молекулы. То же и в дизеле, и в автомобильном моторе. Это азбучная истина, но сейчас не мешает ее вспомнить. И именно потому, что вы вовремя вспомнили ее, вы так легко уловили мою мысль… Поверхностная вода будет испаряться у меня при пониженном давлении и охлаждаться глубинной водой. И тут разница температур настолько велика, что давление пара будет приводить машину в движение. Совсем не нужно добывать, перевозить, сжигать уголь, нефть, торф, дрова. Правда, потребуется довольно крупный расход энергии на работу насосов, зато остальное океан даст даром. Неисчерпаемое количество даровой энергии! Если труба будет хорошо изолирована, то глубинная вода при подъеме и перекачке не станет нагреваться.

Грейфер колеблется: до сих пор Рошфор не ошибался в своих предположениях. Неужели на этот раз он упустил из виду столь существенную деталь?

– При такой небольшой разнице температур… – начал он.

– …давление пара будет слишком ничтожно и не сможет служить источником энергии – так, Карл?

И опять Грейфер испытал величайшую неловкость: как мог он заподозрить Рошфора в таком грубейшем упущении? Профессор предусмотрел его возражение.

– Да, – сознался Карл, – я именно это хотел сказать. Я никак не представляю себе…

– Вы ошибаетесь, – твердо возразил Рошфор. – Паровая турбина вполне сможет работать при этой разнице температур. А за то, – притворно строгим тоном заговорил он после короткого молчания, – что вы позволили себе усомниться, вы понесете наказание не позже сегодняшнего вечера.

Нежный мелодичный звон прервал его слова. Это били стенные часы. Медлительно звучали удары, и с последним из них распахнулась портьера. В дверях появилась стройная, невысокая женщина с изящной, окруженной сиянием золотистых волос головой. Карл встал и почтительно поклонился красавице. Она подошла и крепко пожала ему руку.

– Это вы, Карл, – мягким грудным голосом спросила она, – похищаете моего мужа в поздний вечерний час, когда гости уже начинают терять терпение?

– Нет, напротив, это я похитил его по важному делу, – сказал Рошфор, – но мы уже идем, идем к гостям!

– Важное дело – не предлог, – смеясь, возразила жена, – у тебя не важных дел не бывает.

В гостиной все уже были в сборе. Гостей было немного: напряженная трудовая жизнь Рошфора не позволяла ему часто бывать на людях, заводить многочисленные знакомства. Да он и не стремился к этому. Его вполне удовлетворяло общество близких товарищей и друзей.

Гости поднялись, приветствуя виновника торжества, и он тепло поздоровался с каждым – здесь были все свои. Карлу тоже все были знакомы – он был своим человеком у Рошфоров. В числе приглашенных на это скромное семейное торжество оказалась его хорошая знакомая, молодая студентка-гидролог Ирэн Жуо. Пожатие ее маленькой энергичной руки наполнило его сдержанным волнением. Он с нежностью заглянул в ее глубокие темные глаза. Она улыбалась – Карл ясно чувствовал это – ему одному. И все же он был рассеян, он был далеко отсюда в этот теплый летний вечер…

В комнате было не очень светло. Люди разбились на небольшие группы и негромко беседовали между собой.

Огромные окна были распахнуты настежь, и в них вливалось влажное дыхание вечера, волнующий запах липового цветения. Широколиственные старые деревья тихо шумели; их шевелили осторожные вздохи ветра. И как-то так вышло, что, оставив Ирэн болтать с хозяйкой, Карл уединился и стоял у широкого окна, полускрытый краем слегка вздрагивающей шторы.

Краткий разговор с учителем потряс его. Простота идеи Рошфора могла соперничать только с ее гениальностью.

Речь идет, по существу, о паровой машине.

Вода температурой в двадцать пять градусов выше нуля при обычном давлении далека от кипения. Но Рошфор целиком прав: ей предстоит кипеть не при обычном давлении, а при очень низком. Очевидно, резервуар с этой водой придется поместить в пространство с сильно разреженным воздухом. Здесь же будет и холодная глубинная вода. В этих условиях двадцатипятиградусная вода должна бурно кипеть. Да, но все-таки сможет ли этот холодный пар привести в движение турбину?

Рошфор говорит – сможет. Вероятно, он рассчитывает полностью освободить морскую воду от растворенного в ней воздуха, присутствие которого при испарении может уничтожить и без того небольшую разность давлений в обеих частях установки.

Но если так…

Запас теплой воды в поверхностных слоях тропических океанов практически неисчерпаем. Количество холодной воды в глубине безгранично. Безграничен, значит, запас дешевой энергии, которую дает в руки человечества гениальная и в то же время до смешного простая идея Рошфора.

И тогда… Люди будут черпать полными пригоршнями из этой неистощимой сокровищницы, открытой им.

Легкое прикосновение пробудило Карла от мечтаний. Он вздрогнул и обернулся. То был Рошфор.

– Следуйте за мной, – прошептал он и приложил палец к губам.

Эта таинственность гармонировала с настроением Карла и потому не удивила его. Он на цыпочках последовал за учителем, шагавшим бесшумно, как тень. Гости не заметили их исчезновения. Они прошли узкий коридорчик и подошли к маленькой незаметной дверце. Карл знал эту дверь. Она вела в личную лабораторию Рошфора. Здесь он в полном одиночестве проделывал первые опыты. Величайшая осторожность при зарождении новой творческой мысли была одной из характерных черт этого удивительного человека.

Дверца бесшумно открылась и так же беззвучно захлопнулась за ними. Рошфор повернул выключатель. Лампа под невысоким потолком, без абажура и непропорционально сильная для этой небольшой комнаты, залила ее ярким светом. Резкость освещения еще усиливалась белой штукатуркой стен и потолка. В комнате не было ничего, кроме самых необходимых для работы вещей: простые, выкрашенные в белое столы, шкафчики, стулья, лабораторная посуда, инструменты, физические приборы. Лишь в одном углу стояла походная койка, застланная белоснежным бельем: случалось, что Рошфор, увлеченный какой-нибудь новой идеей, сутками не выходил из лаборатории, перемежая напряженную работу краткими часами сна.

Только двое имели право беспрепятственного входа сюда: сам Рошфор и его старый слуга. Грейфер за долгие годы совместной работы с ним был здесь впервые. Он оглядывался с волнением и любопытством.

Единственной роскошью этой комнаты, напоминавшей одновременно монашескую келью и палатку полководца в походе, была безукоризненная чистота. Самый придирчивый глаз не нашел бы ни пятнышка, ни пылинки на всей этой сверкающей белизне.

– Внимание! – сказал Рошфор, и голос его стал резким, высоким, как иногда случалось с ним в минуты особого волнения. – Начинается наказание Фомы Неверного! Пожалуйте сюда, Карл!

Грейфер подошел к невысокому столу в центре комнаты, на котором находилась несложная на вид установка – два небольших стеклянных сосуда. Один из них был до половины наполнен водой, в другом лежали кусочки льда.

– Смотрите, Карл, – сказал Рошфор, – под дно каждого из сосудов подведены одинаковые трубки, расширяющиеся на концах в воронки. Только под сосуд с водой трубка идет от электрической печи, а под другой – из электрохолодильника. В воду погружен термометр с электрическими контактами, который поддерживает постоянную температуру в тридцать градусов. Конструкция, как видите, совсем простая… Теперь смотрите – оба сосуда соединены стеклянной трубкой с краном посередине. Таким образом, можно по желанию устанавливать или прерывать сообщение между обоими сосудами. От горла сосуда, в котором находится лед, идет резиновая трубка к воздушному насосу. Как вы думаете, что получится, если насос заработает?

– Ничего особенного не получится, – ответил Карл. – Начнет образовываться вакуум в обоих сосудах.

– Ясно. Вы видите в сосуде со льдом вертикальную ось. На нее насажен крохотный ротор паровой турбины – как раз на пути пара, который пойдет по трубке из сосуда с водой…

– А он обязательно пойдет, – подхватил Карл, – вакуумное пространство будет его всасывать.

– Безусловно. С турбиной соединена такая же маленькая динамо-машина, дающая ток вот этим трем лампочкам накаливания. Теперь смотрите!

Рошфор повернул выключатель. Заработал воздушный насос, электрохолодильник, и включилась электрическая печка. Через полминуты теплая вода в первом сосуде стала выделять пузырьки – она кипела, и пар устремлялся через стеклянную трубку во второй сосуд.

Учитель указал глазами на турбину. Она уже вращалась! Сначала медленно, потом быстрее и быстрее – и вот ее лопасти слились в сплошной диск. Заалели нити всех трех лампочек. Еще секунда – и они уже ярко светятся. На дно сосуда со льдом, тихонько постукивая, падают капли воды, в которую, охлаждаясь, превращается проделавший свою работу пар.

– Пять тысяч оборотов в минуту, – сказал Рошфор.

Он хотел выключить установку, но Карл умоляюще посмотрел на него, и профессор, усмехнувшись, опустил руку. Карл с жадностью смотрел на крошечную турбину, на маленькие лампочки – он не мог оторвать от них глаз. Ну да, ведь это точная модель будущей океанской станции! Теперь он видит, как работает холодный пар, пар тридцатиградусной воды.

– Как вам нравится эта игрушка? – весело спросил Рошфор.

– Это не игрушка! – горячо возразил Карл. – Она дает настоящую энергию.

– В миниатюрном масштабе, – заметил Рошфор, – но, как видите, вполне реальную энергию. А как вы думаете, – продолжал он, – сколько можно построить таких станций?

– Сколько угодно! – воскликнул Карл.

– Ну да! Неограниченное количество. При этом я не забываю о том колоссальном расходе энергии, который потребуется для работы воздушных насосов, – примерно сорок процентов всей мощности станции. Но ведь источник энергии практически неисчерпаем. Все, что я сделал до сих пор, показалось мне ничтожным перед этим новым открытием, перед тем переворотом, который создаст оно в жизни людей.

В тот же вечер, поздно, когда гости уже разошлись, Рошфор повторил эти слова, когда они с женой остались вдвоем в его кабинете. Было очень тихо, глубоким сном спал город за темными окнами.

Рошфор любил эти поздние часы вдвоем, когда, как это бывает только между очень близкими людьми, фразы и даже отдельные слова теряют четкие очертания, когда полунамек раскрывает интимнейшие мысли и настроения собеседника, которые чужому не передашь во всей их полноте даже самой точной речью.

Это был втройне знаменательный день: день его рождения, годовщина их первой встречи, происшедшей шесть лет назад, и день, когда его новая изумительная идея оформилась настолько, что он решил поделиться ею с Карлом и Жанной.

Но он сказал эти слова и немного испугался. Не потому, что усомнился в их справедливости. Нет, теперь он уже был твердо уверен в своей правоте. Но не произведут ли они на Жанну впечатления бахвальства? До сих пор этого никогда не случалось. И все же ему иногда казалось, что он не до конца узнал эту маленькую, такую бесконечно любимую женщину. Он немного робел перед ее скептическим умом, перед ее житейской практичностью. До сих пор она всегда первая выслушивала его идеи, соглашалась с самыми смелыми из них, поддерживала его в моменты сомнений и затруднений – как многим он ей обязан! Но ведь ему еще не случалось высказываться до такой степени самонадеянно!

Она без слов поняла его опасения и, отвечая на непроизнесенный вопрос, встала с кресла, подошла к нему и горячими губами прижалась к его лбу.

– Я верю в тебя, ты знаешь, Эмиль, – шепотом сказала она, хотя никто не мог их услышать. – Ты победишь, как побеждал всегда.