Текст книги "Звезды светят на потолке"

Автор книги: Юханна Тидель

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 11 страниц)

Глава 27

Йенна чует уже в прихожей: что-то не так.

Она опускает пакеты с продуктами на пол, один падает, два яйца разбиваются. Йенна бросается в мамину спальню, не разуваясь. Там пусто. Жалюзи подняты, в комнате чисто и – пусто.

– Ау! – кричит Йенна. – Мама, ау!

– Ау! – доносится из гостиной. – Мы здесь!

Это бабушка. Йенна бежит в гостиную. Дедушка и бабушка лежат на диванах с заспанными, помятыми лицами.

– Привет, Йенна-Пенна, – произносит дедушка совсем не шутливым тоном. – Как дела?

– Где мама? – спрашивает Йенна, оглядываясь по сторонам.

Ни ходунков, ни костылей, ни парика на подлокотнике кресла. Она бросает взгляд на балкон, хотя за окном холодный ноябрь и никто уже не сидит на балконах.

Секунды тянутся, как минуты. Вдруг дедушка начинает плакать. Бабушка неловко гладит его по коленке.

– Что случилось? – спрашивает Йенна, чувствуя, как в горле растет ком.

Йенна не понимает, она ли задает этот вопрос, или он задает себя сам, или просто в голове все перемешалось.

– Все не так страшно, – говорит бабушка, поднимаясь с дивана.

Дедушка всхлипывает. Видеть его слезы неприятно. Дедушка всегда такой веселый, собранный. А сейчас у него трясутся плечи, спина.

– Пойдем на кухню, – зовет бабушка. – Пусть дедушка побудет один.

НО ЧТО СЛУЧИЛОСЬ?

– Мама упала.

Бабушка берет Йенну за руку, гладит, но Йенна уворачивается.

– Да, вот так, – продолжает бабушка. – У меня накопилось много работы, и дедушка вызвался побыть здесь, и вот…

Бабушка откашливается, глаза блестят, но она не плачет. Бабушка не из тех, кто плачет. Плакать при людях стыдно. Стыдно быть слабым. Вот так вот.

Йенна плачет, почти не замечая слез, которые текут по щекам.

– Да, – объясняет бабушка. – Дедушка спустился в прачечную, а мама решила что-то тут сделать, и вышла на улицу, я не знаю, она такая упрямая… Все хочет делать сама, ну и, в общем, у нее не вышло, и она… упала и… ударилась. Довольно сильно, ногой, той, которая болит, а это опасно, ты знаешь. И она лежала на асфальте, звала, но дедушка не слышал, там внизу такой шум, ну ты знаешь. Но потом подошла девочка, ты, может быть, с ней знакома, она тут живет, – бабушка указывает вверх, – она помогла маме подняться и потом сидела с ней, пока не пришел дедушка. Потом они позвонили в больницу, и там сказали, что надо ехать, и вообще ей было плохо последнее время, ты, конечно, заметила?

Нет. Йенна не заметила.

Йенна научилась закрывать глаза.

– Так что теперь она в больнице, и с ногой все неплохо, а вот с остальным… она ужасно устала.

– Как обычно, – говорит Йенна сквозь слезы. – Ничего страшного. Она всегда устает. Ей просто надо выспаться.

– Конечно, конечно.

Бабушка пытается погладить Йенну по голове, но Йенна снова уворачивается.

Бабушка опускает руки на колени. Браслеты тихо звенят.

– Та девочка передавала тебе привет, – говорит бабушка наконец. – Марика или Ульрика. Или Улла, что-то такое.

Глава 28

Блин, блин, блин. Черт, черт, черт.

В Йенниной комнате идет дождь. Йенна стоит перед зеркалом, задрав рубашку, обнажив грудь. Груди набухли, болят и, кажется, немного подросли, если сравнить с прошлым разом, но какая теперь разница?

Какая теперь, к черту, разница?

– Это из-за вас! – всхлипывает Йенна. – Все из-за вас!

Йенна ходит по комнате кругами, слезы льются дождем, она крепко обнимает подушку, чтобы ее не вырвало, ходит, ходит по ковру, бросается на пол, ложится, как собака.

Мама умрет.

Конечно, не умрет, заткнись!

Глава 29

Бабушка меняет белье на маминой кровати.

Ты что, не понимаешь, Йенна? Твоя мама умрет!

Нет! Она просто упала, это из-за ноги, все из-за ноги.

А все остальное? Когда ее клали в больницу, облучали, делали химиотерапию? Дело не только в ноге, Йенна. Ей стало хуже, и ты это знаешь.

Нет! Только не моя мама! Моя мама не умрет, моя мама не может умереть, мамы не должны умирать!

Йенна. Посмотри правде в глаза.

И Йенна лежит на полу, в комнате, стены которой оклеены постерами «Кент», в комнате, полной журналов для девочек, школьных альбомов, звезд на потолке, которые светятся в темноте, а под одной из них – стихотворение.

В стихотворении – обещание.

Мама, если ты умрешь, я покончу с собой.

Йенна плачет, но ей надо держаться, надо быть сильной. Мама слабая, надо быть сильнее. Надо держать нос по ветру, грудь колесом и как там еще говорят.

Надо.

– Вот так! – восклицает она, разгладив самые мелкие морщинки на подушке. – В такой постели спать – одно удовольствие!

Теперь бабушка будет спать не в запасной кровати, а в маминой.

Йенна держит старое белье. Сжимает его, утыкается носом, оно пахнет. Йенна закрывает глаза, потом снова открывает: бабушкино постельное белье ей подмигивает.

Уродливое белье.

Йенна смотрит на чудовищные розовые цветочки, которыми теперь усыпана мамина кровать, и не понимает, почему бабушке обязательно надо спать у них.

Помощь нужна маме, а не Йенне, а Йенна справится сама, господи, ей не привыкать!

Разве ты умеешь делать уборку, Йенна?

Да, умею. Я всегда помогала маме убирать.

А стирать умеешь?

Конечно, умею. Кто, по-твоему, занимался стиркой – всей стиркой– последний год?

А покупать продукты? Где ты возьмешь деньги?

У нас есть карта универсама «Ика», и я знаю, где она лежит.

А еда? Ты умеешь готовить?

Яумею все, что нужно. Варить, жарить. Суп. Мама любит суп. Она только его и ест.

А оплачивать счета, Йенна? Этому надо учиться.

Яуже умею.

Стелить постели?

Явас умоляю.

Выносить мусор? Поливать цветы?

Надо просто вовремя вспоминать об этом. Я буду оставлять себе записки.

Йенна. Сколько тебе вообще лет?

Говорят, тринадцать. Но я не верю.

Йенна не кладет старое белье, пахнущее мамой, мамой, мамой, в корзину для грязного белья. Она прячет его в свой платяной шкаф, когда бабушка не видит.

– Как дела?

Мамин голос в телефонной трубке кажется таким далеким. Усталым и густым от тоски.

– Нормально, – отвечает Йенна.

– Бабушка тебя запрягла? Окна мыть заставляет?

Йенна смеется и прижимает трубку к уху, чтобы мама была ближе.

– Пока нет, – отвечает она.

– Что они сейчас делают?

– Смотрят телевизор. Кажется. Не знаю, я сижу у себя в комнате.

– Одна?

– Да.

Да. Йенна одна. Йенна одна до чертиков, уже давно, нет у нее сил сидеть и мило болтать с Бэ-Дэ, нет сил быть дома, нет сил уйти из дома, нет сил.

«Ты нужна мне! – хочется ей крикнуть. – Я так не могу!»

– Когда ты вернешься домой? – спрашивает она, спрятав эмоции поглубже.

Что бы ни происходило, нельзя расстраивать маму.

– Пока не знаю, – отвечает мама.

В наступившей тишине Йенна слышит, как на том конце открывается дверь. Чей-то голос спрашивает, все ли в порядке (Ничего! Не! В порядке!) и не нужно ли маме чего-нибудь. Мама отвечает, что все в порядке, спасибо, и можно ли стакан воды.

И медсестра обещает принести стакан воды – тот стакан воды, который обычно приносила Йенна, положив в него кусочки льда в форме сердец.

– А чем ты занимаешься? – спрашивает Йенна, хотя более идиотского вопроса и придумать нельзя.

Мама лежит в больнице. Ей больно, она еле двигается и почти все время спит. Чем она может заниматься?

– Да ничем особенным, – отвечает мама. – Лежу в обнимку с Рагнаром. Он по тебе скучает.

Йенна закрывает глаза, прижимает к себе трубку.

Рагнар. Он у Йенны с незапамятных времен. Но несколько лет назад, когда Йенна решила, что уже слишком большая для мягких игрушек, что им больше нет места в ее комнате, Рагнар достался маме. С тех пор он ходил с ней на все осмотры, на все курсы химиотерапии, лежал во всех палатах.

Мама верит, что он приносит удачу.

– Все медсестры говорят, что он хорошенький, – мама смеется.

Йенна тоже смеется. Сначала кажется, что смеяться приятно, что смех раскрепощает, но все не так. Все совсем не так. Смех на расстоянии не дарит радости, расстояние становится только больше.

– Мне надо идти, – говорит Йенна. – Не объедайся там супом из спаржи.

В больнице маме всегда дают суп из спаржи. Однажды Йенна попробовала – похоже на какашку. «Ты что, пробовала какашки?» – пошутил тогда дедушка.

Очень смешно.

– Буду объедаться, пока не лопну, – говорит мама.

Глава 30

– Слушай, – говорит кто-то у нее за спиной, когда она пристегивает велосипед к стойке.

Этот голос ей знаком.

– Слушай, – повторяет голос.

– Слушаю, – отвечает Йенна, стараясь не выдать удивления, хоть это и непросто.

Обычно Уллис заговаривает с Йенной, только чтобы спросить, что у них по расписанию. Или если хочет выяснить, не влюбилась ли Йенна в Сакке, потому что такие вещи как-то хочется знать. А вообще они даже не здороваются друг с другом, не смотрят друг на друга за стенами школы.

Йенна всегда была просто «девчонкой из класса Уллис».

– Короче, сегодня у меня опять вечеринка, – говорит Уллис. – Может, хочешь прийти?

– Да? – Йенна растерянно трет подбородок, что-то смахивает со щеки и не знает, что еще сказать.

– Приходи, и все, – Уллис закуривает. – В девять или как-то так. Куча народу придет.

– Да?.. – повторяет Йенна.

– Да, – Уллис сплевывает на гравий и растирает каблуком. – Ты знаешь, где я живу.

И уходит. Просто уходит. Йенна берет велосипед за руль, садится на него и не понимает, что это было.

– Она что, опять издевается?

Сюсанна встает из-за пианино, которое стоит в углу ее большой комнаты, и сердито шагает взад-вперед. Тюль колышется от резких движений воздуха.

– Может, она зовет тебя, чтобы выставить дурой и посмеяться, как тогда, с Малин-Уродкой?

Йенна не отвечает. Она сидит за Сюсанниным столом и пишет на листочке: «Сакке. Сакке. Сакке. I love you» [7]7
  Я тебя люблю (англ.).


[Закрыть].

– Честно, с Малин-Уродкой они так и сделали! – повторяет Сюсанна.

Малин-Уродка – единственная, кто с самого начала ходит в тот же класс, что и Йенна с Сюсанной, и с кем они ни разу не разговаривали. Малин-Уродка вообще никогда не разговаривает. Сидит одна на уроках, выбирает пустой стол в столовой, на переменах бродит в одиночку. Йенна даже не знает, где она живет. Иногда Йенне жаль Малин-Уродку. Хотя чаще всего она радуется, что в классе есть кто-то еще хуже, чем она.

– Когда это они издевались над Малин-Уродкой? – спрашивает Йенна. – Она вообще хоть на одной вечеринке была?

– Ну, когда… – Сюсанна пожимает плечами. – Когда-то. Я знаю. Слышала.

– Понятно. Ну, я не знаю.

– Ты что, пойдешь?!

– Не знаю, правда…

– Йенна, это же Уллис! Уллис-Сиськуллис! И ты еще думаешь, идти или не идти! – Сюсанна сердито топает к письменному столу – посмотреть, что пишет Йенна.

– И что, он там будет? – вздыхает она, глядя на исписанные листки.

– Не знаю. Может быть.

Йенна кладет ручку, комкает листок и бросает его в корзину для мусора, украшенную лошадьми. У Сюсанны везде картинки с лошадьми. На стенах, на книгах, на блокнотах, на настольной подстилке, на коврике для мышки – не комната, а конюшня!

Раньше в Йенниной комнате было точно так же.

Но не теперь.

– Они же там пьют, Йенна, – увещевает Сюсанна. – Много! А ты еще думаешь, идти туда или нет.

Сюсанна подходит к зеркалу и принимается рассматривать и трогать свое лицо. Йенна ловит себя на мысли, что Сюсанна хорошенькая. Темненькая, маленькая и хорошенькая. А не бесцветная, длинная и уродливая.

– Это тебе не со Стефаном сидеть, – поясняет Сюсанна. – Не банка пива или две. А куча банок! И ты это знаешь.

– Не обязательно.

– Тебя вырвет.

Сюсанна теребит пуговицы на рубашке, раздвигает края, изображая декольте:

– Уллис-Сиськуллис, – говорит она отражению в зеркале. Вдруг, как будто о чем-то вспомнив, Сюсанна резко оборачивается: – А можешь показать тот прикол? Ну, как тогда, с накладной грудью?

Сюсанна смотрит глазами, полными надежды, но Йенна качает головой в ответ:

– Нет, не хочу.

Но Сюсанна не отстает, она сжимает свои бугорки – получается небольшая ложбинка.

– Ну давай! – повторяет она. – Давай, Йенна! Уллис-Сиськуллис! – Сюсанна не унимается, покачивает бедрами. – Ну покажи еще раз, было так смешно! Ой, были бы мы у тебя дома – взяли бы у твоей мамы накладную грудь, так еще смешнее!

Мамина накладная грудь, давай поиграем с маминой накладной грудью.

Уже тогда было глупо. Теперь – еще глупее.

Сюсанна скачет и кривляется перед зеркалом, у нее прекрасное настроение – и Йенна хочет кривляться вместе с ней, но не может. Правда, не может.

– Нет, Сюсанна, – говорит она. – Я не хочу. Это не смешно.

Сюсанна отводит взгляд и опускает руки. Она разочарована – не хотела ведь никого обидеть. Но у Йенны нет сил вникать в суть дела, нет сил, чтобы подойти и обнять Сюсанну, попросить прощения за резкие слова.

Они молчат. Из кухни доносится смех. Родители Сюсанны играют в настольную игру.

Дома у Йенны в этой игре не хватает одного кубика из двух.

Йенна берет новый листок.

– Ты бы писала «Сюсанна» через «з», – говорит она, пытаясь исправить положение. – Так красивее.

Сюсанна застегивает пуговицы и подходит к Йенне. Шагов почти не слышно, так легко она ступает по полу.

– Как это – через «з»?

– Ну, вот так. Так необычно. Круто. Тебе подходит.

Йенна показывает листок: «Сюзанна!» Сюсанна улыбается, думает.

– Что, правда, так можно?

– Конечно! Это круто. Ну, в хорошем смысле. Не по-идиотски круто.

Йенна кладет ручку в Сюсаннину ладонь, и та принимается писать. Вскоре весь листок исписан новым именем: «Сюзанна».

– Да, вроде красиво… – говорит Сюсанна.

– Конечно, красиво! И круто.

– То есть, в хорошем смысле?

– В самом лучшем.

И Сюсанна, которую никогда не интересовало, что круто, а что нет, закрывает ручку колпачком – не дай бог, чернила высохнут! – и крепит листок на доску, где висят самые важные бумажки.

Затем обе молча созерцают новое имя.

– Может, ты пойдешь со мной? – спрашивает, наконец, Йенна, имея в виду вечеринку Уллис-Сиськуллис. Она теребит мягкие пряди Сюсанниных волос.

– Нет, – Сюсанна мотает головой, Йенна отпускает прядки. – Я пойду на конюшню. А ты иди туда.

Глава 31

Надо же быть такой идиоткой.

Ну конечно, Йенна не может пойти на эту проклятую вечеринку. Ну конечно, Уллис позвала ее только для того, чтобы поиздеваться – Сюзанна права. Может быть, она планирует какую-нибудь шуточку с Сакке, может быть, она заранее придумала какую-то гадость, может быть, Малин-Уродку и вправду опозорили на той вечеринке.

Все это не по-настоящему.

Ясное дело.

Йенна сидит в своей комнате, на часах девять – начало вечеринки, на которую пригласили Йенну. Так она думает – то есть так она должна была думать, должна была поверить. Но она не верит.

Она просто не может туда пойти.

Что она должна – подняться по лестнице, позвонить в дверь и что? Кто-нибудь откроет и спросит: «Привет, ты кто?»

А Йенна просипит: «Э-э… Я… Йенна…»

И этот кто-то, такой: «А, ну проходи».

И Йенна войдет, пройдет в гостиную, и там все будут сидеть вразвалку на диванах, и пялиться, и шептать: «А она что тут делает?» И кто-нибудь из старшеклассников спросит: «Это вообще кто?» – «Да это одна, из класса Уллис…» – «А, что-то не видел ее никогда…» – «Да она думает, что ее позвали на вечеринку, это прикол!» – «А-а-а! Посмотрим, посмотрим, клево!»

Так клево, что дальше некуда.

Йенна делает музыку погромче. Йокке Берг из «Кента» шепчет о своих чувствах. Они оставляют след внутри у Йенны. Ее любимая песня называется «747», ее она и включает. Речь в ней об авиакатастрофе – или автомобильной аварии. Йенна толком не знает. Просто красивая песня. Стоит только вспомнить – уже чуть не плачешь. Странное дело музыка.

«За тебя можно жизнь отдать», – поет он.

Йенна достала записную книжку с замком, которая лежала в нижнем ящике стола. Вообще-то это ежедневник – на каждый день по пять пустых строчек. Его Йенне подарили на Рождество пару лет назад, но таких вещей всегда дарят слишком много, поэтому школьным дневником Йенны стал какой-то другой еженедельник, а этот остался лежать.

Чтобы стать Книгой Сакке.

В нее Йенна записывает все, что связано с Сакке: что она видела его в столовой, что он брал добавки, что у него были свежевымытые волосы. Что Йенна видела его в коридоре, что он смеялся с Тоббе, что он подогнул джинсы. В те дни, когда Йенне не удается увидеть Сакке, она рисует слезу в самом низу страницы. В дни, когда они встречаются взглядами, – сердечко.

Между страницами встречаются и аккуратно сложенные газетные вырезки. Сакке играет в футбол. Он нападающий и подает большие надежды, как пишут в газетах, он «растущая смена», он «яркая звездочка своей команды», он «лучший игрок матча».

Весной Йенна сходила на несколько матчей. И Сюзанну с собой притащила: они сидели на траве всего в нескольких метрах от белой линии, шептались и хихикали. Сакке бегал, пасовал, забивал голы. Ему хлопали. Йенна так гордилась, а Сюзанне было скучно: «Скоро закончится? Какой еще офсайд? Еще одинтайм?»

Йенна листает книжку, из нее выпархивает черно-белая фотография в форме сердечка. Это портрет ученика 9 «А» класса Сакке из школьного альбома. Йенна скопировала его в библиотеке за две кроны, чтобы обвести сердечком и вырезать.

Блин.

Йенна знает, что книжка идиотская.

Если ее кто-нибудь найдет – она умрет со стыда.

– Йенна? – зовет бабушка. – Йенна, чем ты занимаешься?

– Ничем! – Йенна быстро прячет книгу обратно в ящик стола.

Дверь открывается, входит бабушка. Йенна знает, что та целый день бегала и убирала, чистила, готовила, но одета – как на выход. Юбка, блузка, аккуратный макияж – не слишком яркий, не слишком блеклый.

– Ты, может быть, проголодалась? – спрашивает бабушка.

– Нет, спасибо, – отвечает Йенна и подходит к музыкальному центру, заметив, что бабушка морщится от громкого звука.

Йенна выключает музыку. Бабушка окидывает комнату взглядом. Йенна мысленно следует за ним. Недовольный? Или просто любопытный? Неважно. Йенне не нравится, что этот взгляд гуляет по ее комнате. Не нравится, что бабушка в ее комнате.

Что не так на картинке? Бабушка. Долой!

– Я, наверное, прогуляюсь, – говорит Йенна и идет к двери, едва не выталкивая бабушку из комнаты.

– Ясно… – озадаченно произносит та. – Может, тебе нужна компания?

– Нет, я пойду к Сюзанне, – отвечает Йенна и идет одеваться. Бабушка следует за ней по пятам.

– Ну да, иди, конечно. Все веселее, чем сидеть дома со стариками!

Йенна не отвечает.

Не говорит: «Да вы не старые!»

Просто говорит: «До скорого», – и выходит. Бабушка стоит на пороге и теребит свои браслеты.

– Вот ты где!

Йенна испуганно оборачивается – она уже собралась войти в подъезд после короткой прогулки. Уллис схватила ее за куртку, выскочив откуда-то из темноты.

– Ты же обещала прийти на мою вечеринку! – Уллис почти кричит, у нее синеватые зубы.

– Блин, ну ты и напугала… – Йенна старается дышать ровнее.

– Сорри! – фыркает Уллис, пошатываясь. – Я тут писала, смотрю – Йенна!

– Писала? Прямо здесь?

Уллис довольно кивает.

– Да, тут, у шпалеры. Где собака той тетки все время метит, ну помнишь?

Йенна кивает. Уллис снова фыркает и кладет наманикюренную руку на плечо Йенне. Аж икает, до того ей смешно.

– А знаешь, как его зовут? Таксу эту проклятую?

Этого Йенна не знает. И как тетку зовут, тоже не знает.

– Шнуппе! – почти визжит Уллис.

– Да?

– Да! Это значит «писька» по-немецки! Член! Дошло? Баба ходит, член на поводке водит!

Уллис заходится смехом, прислонившись к стене.

– Член на поводке! – задыхается она.

– Да, бред… – Йенна неуверенно смеется.

– Да вообще маразм! Она больная! Да уж, блин…

Уллис делает несколько глубоких вдохов и утирает слезы. С одного глаза потекла краска. Йенна не знает, стоит ли говорить об этом: Уллис и Карро всегда сообщают друг другу об испорченном макияже, а потом, поплевав на палец, по-дружески подправляют черные полоски. Но Йенна и пальцем не шевелит. Она молчит.

– Я пойду, наверное, – говорит Йенна наконец.

Уллис машет руками – ни за что! – серебряные браслеты звенят даже громче, чем бабушкины.

– Нет, нет, нет! Пойдем-ка со мной, на вечеринку! Давай покурим. Ты куришь?

– Нет…

– Ой, ну ладно, тогда выпьешь, какая разница. Пойдем!

И Уллис берет Йенну под руку, опираясь на нее: ноги не держат. Они проходят мимо двери Вильсонов на первом этаже, и в голове у Йенны бьются мысли: может быть, все-таки домой? Может быть, лечь спать? Может, не надо притворяться?

Но она идет дальше.

Уллис и Компания побеждают.

Йенна дает им шанс поиздеваться над собой.

Йенна и Уллис входят в квартиру, Йенну оглушает, чуть не сбивает с ног музыка – на самой большой громкости, Йенна задыхается.

– Брось ботинки тут где-нибудь, – говорит Уллис, сбрасывая свои сапоги на каблуках. – Да, блин, ну и куча, ха-ха!

Йенна осторожно снимает кроссовки и старается как можно аккуратнее поставить их на грязный пол рядом с огромной кучей самой разной обуви: кожаных сапог, кед, кроссовок, ботинок.

– Пойдем! – машет Уллис. – Добро пожаловать в ля палаццо де Уллис!

Уллис берет Йенну за руку и ведет ее в квартиру – точно такой же планировки, как Йеннина с мамой, и все-таки совершенно другую. Особенно в этот момент.

Везде народ. Йенна почти никого не узнает и удивляется, что здесь так мало одноклассников. Она мельком видит Карро и Лиселотту, вовсю пляшущих в гостиной, а в углу кто-то целуется, а кто-то еще устроил конкурс с пивными крышками, а вот и ухмылка Юхана. Почти все остальные – старшеклассники. Хенке с друзьями устроились на кухне. Туда Уллис и ведет Йенну.

– Хенкис! – кричит Уллис и кладет руки на плечи Хенке. – Позвольте представить мою одноклассницу, это Йенна…

Уллис крутит указательным пальцем, пытаясь вспомнить фамилию.

– Вильсон, – бормочет Йенна и прячет руки в карманы, мучительно осознавая, что на ней обычная футболка и застиранные штаны.

Еще и слишком короткие.

– Здорово! – говорит Хенке.

Вид у него довольно приветливый. Йенна здоровается в ответ.

– Здорово! – доносится с другого конца стола. Йенна отвечает и им.

– Ну! – нетерпеливо выкрикивает Уллис. – Сейчас тебе нальют! Хенке, вино осталось?

– В холодильнике.

Уллис по-прежнему держит Йенну за руку, и, как ни смешно, это придает Йенне уверенности. Тепло руки и острые ногти Уллис, чуть впивающиеся в ладонь, помогают выдержать взгляды, устремленные на Йенну.

– Это жутко вкусно! – говорит Уллис, доставая штопор.

Йенне дают бокал. Уллис привычным жестом ввинчивает штопор в пробку и начинает вынимать. Йенна рада, что Уллис не попросила ее помочь. Йенна бы тут же опозорилась.

– За соседей! – кричит Уллис, чокаясь с Йенной.

Уллис делает большой глоток, Йенна осторожно пробует. Она, конечно, и раньше пробовала вино, но только совсем капельку и только вместе с мамой. А стоять вот так, с бокалом в руке – это по-взрослому.

– Вкусно, да? – Уллис облизывает губы. – Только зубы потом синие. У меня синие?

– Не очень, – отвечает Йенна.

– Хенке, у меня зубы синие?

Уллис поворачивается к Хенке. Он покорно изучает улыбку Уллис.

– Да, синие, – отвечает он наконец.

– Я ж говорю, – ухмыляется Уллис.

– Вкусно, – говорит Йенна и делает глоток побольше.

В горле приятно жжет.

– Классная футболка, кстати, – говорит Уллис, глядя на Йенну сквозь бокал. Йенна кладет ладонь на грудь, пряча рисунок – собаку. Уллис шутит?

– В стиле рок, – добавляет Уллис, кажется, вполне серьезно. – Ну, пойдем, надо поздороваться с остальными.

Уллис снова берет Йенну за руку и ведет мимо боксирующих в шутку парней, хихикающих девчонок и целующихся пар. Они заходят в гостиную, где несколько человек танцуют, а остальные сидят на диванах или стоят вдоль стен. Уллис тащит Йенну к Карро и Лиселотте, которые стоят вместе с двумя девчонками из восьмого класса, которых Йенна знает только в лицо.

– Здорово, – кричит Уллис. – Ну как, все клево?

– Суперклево, вечеринка зашибись! – отвечает Лиселотта, выдувая розовый пузырь и окидывая Йенну взглядом с ног до головы.

– Ну, Йенну вы знаете, – говорит Уллис, сжимая руку Йенны.

– Привет, – говорит Йенна, делая еще глоток вина – и вправду супервкусного.

– Здорово, – говорит Лиселотта, а Карро молча кивает.

Восьмиклассницы называют свои имена, спрашивают, не ходит ли Йенна в один класс с Уллис. Йенна кивает: да, конечно, а вы? Из восьмого?

– Приве-е-ет! – Уллис увидела кого-то в дверях, она свистит. – Блин, да проходите!

Это Сакке, Тоббе, Никке и Этот-Как-Его-Там. Уллис идет обниматься.

– Здорово, что пришли! – кричит она, трогая Сакке за руку. – Блин, круто, что пришли!

Через мгновение Сакке, Тоббе, Никке и Этот-Как-Его-Там уже стоят рядом с Карро, Лиселоттой, восьмиклассницами и Йенной (!). Парни смеются, шутят, обращаясь даже к Йенне, – им интересно, что она скажет! Хотя сказать ей особо нечего.

– Правда, у нее классная футболка? – говорит вдруг Уллис, тыча пальцем в собаку на груди у Йенны.

– Ужасно классная, – отвечает Никке.

– В стиле рок, – вставляет Карро, которая уже знает, что сказала Уллис.

– Спасибо, – почти шепчет Йенна, пряча пылающий румянец за бокалом.

– Танцуют все! – кричит вдруг Уллис.

Схватив Карро одной рукой, Йенну другой, она вытаскивает компанию на танцпол.

Вообще-то Йенна не умеет танцевать, но все равно идет. Она пьет вино, смеется и изображает буги-вуги на пару с Уллис и все думает, когда же начнутся издевательства. Или когда все остальные поймут, что на самом деле ей тут не место.

Но время идет, а издевательства все не начинаются. Народ улыбается и улыбается, весь вечер напролет.

– Ты идешь?

Это Сакке. Он смотрит на Йенну. Сакке. На Йенну. У него покраснели глаза, и еще он, кажется, с трудом фокусирует взгляд.

– Короче, мне надо отлить, – поясняет он, заметив недоумение Йенны. – А в туалет такая очередь. Идешь со мной?

Йенна сама не знает, что отвечает, – кажется, кивает. В общем, идет за ним в прихожую.

He найдя свои кроссовки в общей куче, они берут чужие. Йенне достаются здоровенные лапти.

– Погоди, – говорит Сакке у клумбы, глядя на которую тетка с собакой всегда качает головой: там вечно валяется разбитая бутылка, смятая пивная банка или даже забытые трусы – одиноким напоминанием о прошедшей вечеринке.

Йенна отходит в сторону, пока Сакке справляет нужду у стены. От журчания ей и самой хочется в туалет. Йенна отпивает еще вина из бокала, который предусмотрительно взяла с собой на улицу и который Уллис наполняла весь вечер по мере опустошения. Сколько раз? Йенна не имеет ни малейшего представления!

– Ну что, – говорит наконец Сакке, – сядем на ту скамейку?

Йенна кивает. Присесть ей сейчас не помешает.

– Ты красивая, – говорит Сакке, у него немного заплетается язык.

– Да нет, – Йенна отпивает еще вина.

– Не, я серьезно. Ты суперкрасивая. Правда. Ты сама не видишь, что ли?

– Нет…

Сакке придвигается к Йенне. Скамейка тихо поскрипывает. Колено Сакке обжигает ногу Йенны. Плечо касается плеча.

О господи, она сейчас описается – от у выпитого вина или, точнее, от волнения. Мурашки по коже, руки трясутся, ноги дрожат!

– Стесняешься, да? – улыбается Сакке.

– Нет, нет, – Йенна поднимает глаза, чтобы Сакке убедился: она уверена в себе как никогда!

Черные волосы, угольно-черная челка скрывает лоб (и пару прыщиков, но какая разница, боже мой!), карие глаза, россыпь веснушек, красивый прямой нос, под ним пушок, широкие губы.

– Ты же меня не боишься? – Сакке придвигается еще ближе.

– Конечно, нет! – фыркает Йенна.

Хотя на самом деле ужасно боится.

Черт, она жутко боится!

Йенна всего боится.

– Красивые у тебя волосы, – говорит Сакке и случайно рыгает, но сам не замечает.

Запустив пальцы в волосы Йенны, он распутывает прядки. Йенна закрывает глаза, наслаждается теплом, ничего не понимая.

– Ты… – еле выговаривает Сакке. – Ты…

– Что?

Йенна смотрит на Сакке, и он совсем близко, слишком близко, и он притягивает ее к себе, пробует ее губы, осторожно раздвигает их языком, который уже ищет ее язык, щекотно, его язык учит ее язык правильно двигаться, Сакке гладит Йенну по щеке, по волосам, по ноге, целует в щеку, возвращается к губам, наслаждается их теплом, целует ее, целует ее, целует ее.

Четырнадцатое ноября две тысячи первого года.

Это первый поцелуй Йенны Вильсон.