Текст книги "Звезды светят на потолке"

Автор книги: Юханна Тидель

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 11 страниц)

Глава 11

В комнате Йенны есть письменный стол, стул, кровать, два стеллажа, комод, зеркало в полный рост и уродливый ковер.

На стенах – фотографии (Йенна и мама, Йенна и Сюсанна), маленькая картина от Сюсанны, на которой написано «ТЫ НАСТОЯЩИЙ ДРУГ», три постера любимой группы «Кент» и журнальная полочка из «Икеа».

На потолке – светящиеся звезды.

Они просыпаются, когда становится темно. Йенна смотрит на них, лежа в постели, когда не может заснуть. Раньше мама лежала рядом с Йенной перед сном. Они шептались обо всем на свете, о каких-то мелочах и о важных вещах, и звезды светили над ними сквозь темноту.

Так было раньше. Теперь маме больно лежать на мягкой Йенниной кровати. Теперь Йенна смотрит на звезды в одиночку.

Под одну из этих звезд Йенна спрятала стихотворение, написанное на уроке шведского. Листок как раз уместился.

Глава 12

Маме было больно, но она все-таки пошла с Йенной в магазин.

Йенна ведет мамин велосипед, по обе стороны руля болтаются пакеты, к сиденью пристегнут еще один. Мама идет на костылях. Они цокают об асфальт.

Дверь подъезда открыта, на пороге стоят – блин, блин, блин! – Уллис и ее Модная Мамаша. Модная Мамаша упакована в короткую юбку и короткий топ, из-под которого выглядывает белый, как тесто, живот.

Йенне хочется повернуться и уйти.

Модная Мамаша орет на Уллис. Уллис курит. Модная Мамаша тоже.

– Не хватало только, чтобы нас выкинули на улицу! – кричит Мамаша. – Ульрика, ты вообще соображаешь?

Ты хоть раз можешь вести себя, как взрослая?

Уллис не отвечает. Она затягивается сигаретой и смотрит в землю. А на земле только гравий. Гравий и собачьи какашки.

– Мне даже уехать нельзя на день – ты тут же устраиваешь черт знает что!

Модная Мамаша злобно пихает Уллис в плечо, чтобы добиться ответа. Уллис пускает кольца дыма. Вдруг из кармана доносится писк мобильного: смс.

– И выключи свой проклятый мобильник! – орет Модная Мамаша. – Достал уже этот писк!

Йенна отворачивается, ставит мамин велосипед в стойку и берет пакеты. Мама сделала передышку и стоит, опершись на костыли. Йенна стыдится этих костылей, стыдится мамы, стыдится того, что стыдится.

Ну, зачем они там стоят? Зачем им надо видеть маму с серо-бледным лицом, когда она совсем не в форме и еле идет, хромая и с одышкой?

– Извините, – говорит мама, чтобы пробраться мимо Уллис и Модной Мамаши.

– Ульрика, черт побери, подвинься! – рявкает мамаша, дергая Уллис за руку. – У нее костыли, не видишь, что ли!

– Подвинусь! – шипит Уллис. – Вообще уйду!

Уллис бросает сигарету, тушит, наступив на нее, и быстро уходит.

– И куда ты собралась? – горланит Модная Мамаша, наступая на окурок, который и без того уже погас.

– К Хенке! Хотя какое тебе дело вообще!

– Тогда передай ему, пусть заплатит за разбитый бокал! И постирает коврик в ванной, который заблевал! Поняла?

– Катись к черту!

– Сама катись!

– Извините! – повторяет мама. Модная Мамаша разошлась и совсем заслонила собой вход в подъезд.

Ручки пакетов режут ладони Йенны.

– О черт, простите, – говорит Модная Мамаша и, шатаясь, отходит в сторону. Йенна чувствует запах алкоголя.

– Детки, блин… – бормочет Модная Мамаша, пока Йенна придерживает дверь, впуская маму.

Йенна пытается поторопить маму, ей не хочется стоять на виду и разговаривать.

Она ненавидит Модную Мамашу, ее накрашенное лицо, ее сигареты, ее одежду и ее здоровое тело.

– Ваша-то не такая, да? – Модная Мамаша кивает в сторону Йенны.

Мама останавливается и что-то бормочет. Модная Мамаша закуривает новую сигарету, и Йенна хочет скорее, скорее войти в квартиру, но ключ у мамы, а маме, кажется, захотелось поговорить. Сигаретный дым вьется над табличкой «Не курить!», которую прикрепили в подъезде по настоянию соседки с собакой.

– У нее тут на выходных была вечеринка, – продолжает Модная Мамаша. – А я только что вернулась домой и весь день просидела у телефона: звонят и жалуются, жалуются! И вы, наверное?

– Нет, – отвечает мама.

– Но слышали ведь? Да уж точно, слышали, их там человек семьдесят было, не меньше. В трехкомнатной квартире!

И музыку врубили, ночью. И пили.

– Ничего себе.

– Переломали кучу всего, наблевали. Боже мой.

Модная Мамаша опускается на корточки и вздыхает, держась за лоб.

– Ну да. Ну, я пойду, – говорит мама, ковыляя к лестнице.

– Да, не буду задерживать, – бормочет Модная Мамаша.

Мама начинает подниматься по лестнице: правая нога, потом левая – как маленький ребенок. Ступеней немного, но, поднявшись до последней, мама борется с одышкой.

– Слышите, вы поправляйтесь, кстати! – кричит Модная Мамаша, прежде чем мама успевает закрыть дверь за собой и за Йенной. – Пока!

Глава 13

Маме снова пора на облучение.

Йенне совсем не нужно, чтобы за ней присматривали – господи, ей же тринадцать, она не ребенок! – но бабушка все-таки приезжает. «Тебе же веселей, когда кто-то рядом», – говорят мама и бабушка с дедушкой. Йенна не в силах им противостоять.

– Давай-ка наведем порядок, – говорит бабушка, едва войдя в квартиру. Она протягивает свое пальто Йенне, чтобы та повесила на вешалку, и принимается носиться по всей квартире с тряпками, шваброй и средством для полировки. Вскоре вся квартира пахнет бабушкой.

Йенне это не нравится.

– Здесь бы все переделать… – говорит бабушка, стерев невидимые пятна с буфета. – Ей это не подходит.

– Что – это? – спрашивает Йенна, сидя с учебником за кухонным столом.

– Здесь все… не приспособлено, – отвечает бабушка, кивая на кухонные полки, и начинает переставлять миски, вазы и парадные тарелки с верхних полок на нижние. Йенна наблюдает за тем, как рыжая голова мелькает то тут, то там, заглядывая во все шкафы, чтобы проверить, обследовать, критически осмотреть: не дай бог чего упустить! Руки снуют над полками, звякая браслетами.

– Вот так вот! – самодовольно произносит бабушка, слезая со стула. – Это уже похоже на порядок.

Йенна ничего не отвечает. Она предпочитает не смотреть на приведенные в порядок шкафы – на приспособленные для больного человека шкафы.

В душевой – стул.

В стенном шкафу среди одежды – три парика.

На кухне у плиты – дозировочная коробочка с таблетками.

Запасной набор накладных грудей ждет в коробке.

В углу отдыхают костыли.

В квартире бабушка.

Среди всего этого – Йенна, которая идет в свою комнату, ложится на кровать, закрывает глаза, зажимает уши и говорит себе, что всего этого на самом деле нет.

Глава 14

Лучшую мамину подругу зовут Марита.

Иногда, если мама возвращается из больницы усталой и вялой, Марита приходит в гости и приносит собственного приготовления мармелад, варенье, желе, пироги и прочие вкусности.

Мама почти не ест Маритины гостинцы – ее может вырвать. Но это неважно, говорит Марита, можно ведь оставить на потом, когда станет лучше, или просто смотреть на еду, это тоже удовольствие, а можно и выбросить потом. Но приносить гостинцы я буду. Всегда приносила и буду приносить, говорит она.

От слов Мариты у мамы на глаза наворачиваются слезы, и она отвечает, что Марита просто чудо.

И у Мариты тоже наворачиваются слезы, и она говорит, что если кто и чудо, то это мама. И они обнимают друг друга. Долго.

Иногда Йенна почти ревнует маму к Марите, хотя и понимает, что это просто смешно. Ей же тринадцать, господи, в тринадцать лет уже не ревнуют маму к друзьям!

Иногда Йенне кажется, что мама это замечает и поэтому устраивает девичник для них троих, выбрав вечер, когда чувствует себя лучше. Хотя бы немного лучше. Тогда Марита оставляет детей со своим непутевым, как она говорит, мужем и, надушившись, спешит к маме и Йенне. Марита никогда не звонит в звонок, она трижды стучит, распахивает дверь и входит со словами: «Эй, девчонки!» – и Йенна с мамой радостно откликаются. Потом откупоривается бутылка вина, и разговоры «между нами, девочками» продолжаются чуть ли не до самого утра. Йенне вина, понятное дело, не наливают: для нее мама готовит специальный напиток с соломинкой и ломтиком лимона, а бокал, в который наливается этот коктейль, заранее охлаждается в морозилке и покрывается красивыми морозными узорами.

– За нас! – восклицает Марита, как только все усаживаются поуютнее, и они поднимают бокалы, и бокалы звенят, и всем весело, и это настоящий девичник!

Марита всегда остается надолго.

Когда у Йенны начинают слипаться глаза, она кладет голову маме на колени, и плевать, что ей уже тринадцать. А мама и Марита все говорят ночь напролет, и зажигают новые свечи, и смеются, и подливают вина, и тихонько чокаются бокалами, чтобы не разбудить Йенну, которая все равно то просыпается, то снова засыпает. А Йенна обожает так лежать – лишь бы не в тишине, лишь бы не в темноте.

Здесь ей не страшно.

Здесь она под защитой от ненужных мыслей.

Здесь она может спокойно спать.

Но на этот раз Марита не приходит.

У мамы нет сил.

– Я могу остаться еще на пару дней, – говорит бабушка. – Я уже отпросилась с работы.

– Может, хватит и меня? – возражает Йенна.

Мама лежит в постели, бледная и усталая. Бабушка и Йенна стоят по обе стороны от кровати, как стражи.

– Я останусь, – решает бабушка и утирает капли пота с маминого лба. – Хочешь чего-нибудь, Лив?

Мама просит немного воды, а больше ничего, ничего, надо только отдохнуть, отдых и покой – вот все, что ей нужно. Бабушка кивает и выходит из комнаты. Йенна садится рядом с мамой. Хочет обнять ее, но останавливается на полпути. Мама не похожа на саму себя.

– Тебе помочь чем-нибудь? – спрашивает Йенна.

– Нет, милая, – отвечает мама. – Не надо, спасибо.

Йенна не уходит, а смотрит на маму, которая лежит под одеялом. Ей хочется рассказать о том, что учительница французского Элис похвалила ее произношение, что физрук Йорген все твердит, что Йенне надо серьезно заняться баскетболом, что Сакке почти поздоровался с ней в подъезде пару дней назад – ну, по крайней мере, кивнул.

«Вы что, правда говорите о таких вещах?» – спросила однажды Сюсанна, имея в виду парней.

Да, правда, говорят. Точнее, говорили.

Йенна тоже гладит маму по лбу, и ей так хочется сказать, что ей не хочется, чтобы бабушка оставалась у них, что ей хочется быть наедине с мамой, что она справится. Но нельзя. Йенна смотрит на маму и понимает, что так говорить нельзя.

– Вот и водичка! – щебечет бабушка, влетая в комнату, которая тут же снова наполняется запахом ее духов.

Мама берет стакан и жадно пьет большими глотками.

– А теперь пусть мама отдохнет, – говорит бабушка, гладя Йенну по голове. – Зови меня, если что-нибудь понадобится, Лив.

– Или меня, – добавляет Йенна.

Но мама не отвечает. Она засыпает еще до того, как бабушка уводит Йенну из комнаты.

Глава 15

Йенна сбегает из квартиры, которая за последние дни слишком уж пропиталась бабушкиным запахом, и идет с Сюсанной в кафетерий «У Карин». Туда ходит весь город. Сегодня там почти нет свободных мест, и Йенне с Сюсанной достается шаткий столик у самого окна. Оттуда хорошо смотреть на дождь за окном.

– Отлично! – говорит Сюсанна, и они садятся.

Йенна ставит на стол свою чашку с кофе. Вообще-то она не любит кофе, но сидеть в кафе с чашкой кофе – это как-то правильно. Чашка чая – тоже ничего, но кофе круче.

– Фу, – Сюсанна смотрит, как Йенна делает глоток. – Это что, вкусно?

– Да, – отвечает Йенна и кладет еще один кусок сахару.

Сюсанна смотрит недоверчиво, но ничего больше не говорит.

– Дома все нормально? – спрашивает она чуть погодя.

– А почему я, по-твоему, сюда сбежала? – отвечает Йенна.

Сюсанна вздрагивает, удивленно смотрит на Йенну и не знает, что сказать. Йенна спешит оговориться:

– Ну, бабушка сидит с ней все время, – объясняет она, мельком улыбаясь. – Для мамы это, наверное, хорошо. Но меня бабушка достала.

– Вообще-то бабушка у тебя добрая.

– Коровы тоже добрые. Она старая.

– Не такая и старая! Сколько ей, шестьдесят? Моей вообще сто лет, типа.

– Все равно, слишком старая, чтобы жить в нашей квартире.

Сюсанна кивает и пьет какао. Йенна давится своим кофе. Горький вкус пленкой обволакивает десны.

Нет.

Невкусно.

В эту минуту из курящей части зала доносится гогот: только сейчас Йенна видит, что там сидят Уллис и Карро, и еще Лиселотта и Юхан плюс Хенке и какие-то его друзья. Гогочет, конечно, Уллис. Кто же еще. Хлопает себя по джинсовым коленкам и чуть не задыхается, с ума сойти как смешно! Хенке хлопает одного из друзей по спине: «Жесть, блин, жесть какая!»

– Кому-то тут явно очень весело, – фыркает Сюсанна.

– У нее мама, кажется, пьет, – говорит Йенна.

Сюсанна разевает рот от удивления, какао капает на подбородок:

– Да ну!

– Да, по-моему, так и есть. Мне и раньше казалось, но теперь я почти уверена. Несколько раз видела ее в подъезде пьяной.

– Вот блин, – у Сюсанны довольный вид. – Так ей и надо.

– Да уж.

Йенна искоса смотрит на курящий уголок. Уллис сидит в центре дивана, обитого тканью с огромными коричневыми розами, и хотя эти диваны задвинуты в самый угол кафе, кажется, что Уллис находится в центре зала.

Где бы Уллис ни была, она всегда в центре.

У двери раздается звон, кто-то входит.

– О не-е-ет, – выдыхает Йенна, чувствуя, как близится внутреннее цунами.

Сакке, Тоббе и Никке. Вот кто входит в кафе. Мокрые от дождя волосы, челка Сакке свисает на глаза.

– О не-е-ет, – повторяет Йенна.

– Упс, – говорит Сюсанна. – Но они нас здесь не увидят. Так что все в порядке.

Йенна надеется, что не увидят.

Точнее, надеется, что увидят.

Сакке, Тоббе и Никке оглядываются по сторонам. Карин кивает им из-за прилавка, они кивают в ответ. «Мест нет», – шевелятся губы Карин. Те снова кивают. Вот и курящий уголок заметил новых посетителей.

– Здорово! – орет Уллис, улыбаясь во весь рот и выпячивая грудь.

– Мы подвинемся! – Карро с надеждой смотрит на Тоббе.

– Да, садись ко мне на колени! – горланит Уллис.

– Не получится, – говорит Тоббе.

Йенна слышит его голос, но смотреть в их сторону не может. Сакке слишком близко. Смотреть нельзя. Смотреть можно только в окно, роясь в кармане в поисках гигиенической помады.

– Они нас увидели, – произносит вдруг Сюсанна. – Йенна, боже, они идут сюда!

– Как это – сюда? – шипит Йенна, нервно размазывая помаду по губам.

– Сделай красивый вид! – только и успевает пискнуть Сюсанна.

Йенна прячет помаду и принимается вертеть в руках чашку, рассматривая ее с таким увлечением, будто ничего более интересного в жизни не видела.

– Тут мест нет… Ничего, если мы с краю сядем?

Спрашивает Тоббе. Никке и Сакке-красавчик стоят прямо за ним, они стоят у столика Йенны и Сюсанны, они хотят сесть с ними!

– Конечно, конечно, – Сюсанна бросает слишком явные, слишком многозначительные взгляды на Йенну.

Йенне стыдно: Сюсанна ведет себя как дурочка, но парни, кажется, ничего не замечают, и, боже мой, вот Сакке садится рядом с Йенной и снимает куртку, и Йенну окатывает волной самого настоящего, неразбавленного аромата Сакке.

Она могла бы дышать этим ароматом вместо воздуха.

Эти трое заказывают кофе, и Йенна жутко радуется своему горькому пойлу. Сюсанна почти прячет свое какао. Та самая Сюсанна, которая утверждает, что ей все равно, что о ней думают другие. Ну-ну.

Все сняли свои мокрые куртки, перчатки, шарфы, со скрежетом придвинули стулья, и воцарилось молчание. Никто ничего не говорит.

Кто-то должен что-нибудь сказать!

Йенна прижимает коленку к Сюсанниной ноге, но та молчит и смотрит в чашку. Щеки красные, уголки рта подергиваются.

– Но фильм все-таки был хороший, – произносит Йенна и многозначительно смотрит на Сюсанну.

А Сюсанна, конечно, не понимает.

– Какой фильм? – спрашивает она, косясь на парней.

– Ну, фильм, – повторяет Йенна. – Который мы вчера смотрели. Он хороший.

Сюсанна делает удивленное лицо, и Йенне хочется пнуть ее под столом как следует, чтобы лучше соображала, но Тоббе, наконец, что-то говорит:

– Вы из нашей школы, да? – из-под губы ползет жевательный табак.

– Ага, точно, – отвечает Йенна и быстро отхлебывает кофе.

– Мы живем рядом, – говорит Сакке Тоббе и Никке, кивая в сторону Йенны. – В одном подъезде.

– О, – отзывается Тоббе, – где Уллис, что ли? Девушка Хенке?

– Да, – отвечает Йенна.

– Тогда ты, наверное, была на вечеринке, ну, недавно? – Никке склоняется над столом.

Он смотрит прямо на Йенну, не на Сюсанну, и он симпатичный. Не такой, конечно, как Сакке, на которого Йенна все еще не в силах посмотреть, но все-таки симпатичный.

– Нет, – отвечает Йенна, ненавидя себя за то, что приходится так отвечать. – Нет, не была.

– А ты? – Никке смотрит на Сюсанну, которая нервно откашливается.

– Нет, я не смогла прийти, – выдавливает она из себя наконец. – К сожалению.

«Не смогла прийти».

Йенна сидит, уставившись на Сюсанну. Что это еще за ответ? Как будто ее там ждали.

– Ну ладно, – Никке переводит взгляд на Тоббе и Сакке. – Но, блин, это была вечерина!

– Да, крутейшая… – соглашается Сакке. – Соседи жаловались, чуть в полицию не пошли.

«Мы не жаловались», – думает Йенна, но вслух ничего не говорит.

Кажется, что бы она ни сказала, все будет глупо, но если ничего не говорить – тоже глупо. Хотя то, что несет Сюсанна, еще глупее. Теперь вот она рассказывает Йенне, что произошло на конюшне. Как будто Йенне интересно.

– Я вообще-то больше не хожу на конюшню, – произносит Йенна в надежде, что парни услышат, но они по-прежнему заняты обсуждением вечеринки.

– Ой, ну прости, – говорит Сюсанна. – Я думала, что тебе все равно интересно, но раз так, то… ладно…

Она отхлебывает какао и умолкает с обиженным видом.

– А когда Хенке наблевал в ванной! – вдруг вспоминает Никке и поворачивается к курящему уголку. – Хенке! Ты помнишь, что делал в ванной, на вечеринке Уллис?

Дикое ржание из угла. Никке засовывает два пальца в рот и изображает звук рвоты.

– Ну, помнишь? – орет Никке.

– Заткнись! – бросает Хенке, ухмыляется и одной рукой обнимает Уллис, которая больше не гогочет, а смотрит туда, где сидят Йенна и Сюсанна, не отрываясь.

И Йенна знает почему. Вовсе не из-за какой-то там блевоты в ванной. Уллис-Сиськуллис таращится на парней из 9 «А», которые сидят за столиком Йенны и Сюсанны.

О, как это приятно.

Просто ужасно круто.

Глава 16

– Ты не видела открывалку? – спрашивает Йенна.

Бабушка стоит у кухонного стола и, гремя посудой, кивает на крючок, приклеенный к стене прямо у вытяжки.

– Я повесила ее туда, – отвечает она, – так лучше.

У Йенны внутри все прямо-таки закипает.

– У нас она хранится в четвертом ящике, – говорит она, срывая крышку с бутылки «Пепси» и бросая открывалку на место.

Бабушка поворачивается к Йенне.

Йенна упрямо смотрит на нее.

– Наконец-то Сюсанна ушла домой, – говорит бабушка, меняя тему.

– И что ты хочешь этим сказать? – спрашивает Йенна и сама удивляется своему дерзкому тону.

– Уже одиннадцатый час, Йенна!

Маме нужно поспать, неужели ты не понимаешь? Не так-то легко уснуть, когда по квартире табуном носятся твои гости!

– Табуном? Один человек?

– Нельзя думать только о себе, Йенна!

– Только о себе?!

А если мама умрет, а если мама умрет, мама может умереть, маме больно, мама может умереть, а если мама умрет, а если мама умрет!

– Только о себе?!

У Йенны на глазах слезы – она и сама не знает, откуда они взялись, просто навернулись на глаза, и все.

– Да что ты знаешь! – кричит она. – Ничего ты не понимаешь, так и не говори ничего, отстань от меня!

Йенна больше не крадется на цыпочках, Йенна не осторожничает, ей незачем сдерживать себя. Слова рвутся наружу, она вулкан: горячие слова несутся потоком. Бабушка не отвечает, она отворачивается, глаза блестят.

– Что там у вас? – доносится из гостиной.

Мама с бледным, опухшим лицом и больными ногами хочет покоя, она спала на диване и проснулась.

– Подумай хоть немного о маме! – шипит бабушка, и по ее накрашенной щеке стекает слеза.

Йенна запыхалась.

– Подумай о ней, она же больна, ей и так тяжело, не надо делать хуже! – продолжает бабушка.

Она расставляет посуду на полке, вытирает мокрый кухонный стол тряпкой.

– Ничего, Лив! – выкрикивает она, продолжая работу. – Ничего, не волнуйся!

– Йенна, о чем вы спорите? – спрашивает мама.

Бабушка бросает красноречивый взгляд на Йенну.

– Ни о чем, – отвечает та наконец.

Бабушка вешает тряпку на кран. Йенна отправляется в свою комнату. В свои владения.

– А открывалка все равно должна лежать в четвертом ящике, – говорит она, прежде чем закрыть дверь.

Глава 17

Красные салфетки, длинный стол, покрытый выглаженной скатертью, стулья из семнадцатого, девятнадцатого и двадцатого кабинетов плюс пара пластиковых цветков из кабинета изо.

Подготовкой классного вечера занимались Йенна и Сюсанна: только им не хватило смелости отказаться. Сюсанна надеется, что это прибавит ей баллов, а у Йенны просто нет сил сопротивляться.

Все остальные из класса пообещали прийти за полчаса до родителей. И вот на часах 18.33, Сюсанна и Йенна вносят последние термосы с кофе, а другие сидят, раскачиваясь на стульях, и вертят в руках салфетки и стаканы.

– Оставьте в покое приборы, – звучит сердитый голос Бритты, которая суетливо проверяет, все ли готово.

– Хорошо, очень хорошо, – говорит она Йенне и Сюсанне, помогая им расставлять блюда на столе, к которому можно будет подходить и накладывать себе еду.

Сегодня вечером Бритта смешлива и разговорчива.

– Ну что ж, Йенна и Сюсанна, – произносит она, – ваши родители придут?

Йенна ужасно занята термосом, крышка которого никак не хочет завинчиваться, но Сюсанна послушно кивает.

– Даже брат придет, – говорит она, – посмотреть показ мод. Пляжную моду.

Старшего брата Сюсанны зовут Стефан. Он учится в одном из старших классов, ходит на занятия по вождению, и у него есть девушка.

– Пляжную моду? – изумленно произносит Бритта, застывая на месте. – Сюсанна, дорогая, какая может быть пляжная мода в октябре?

Сюсанна пожимает плечами.

– Никакая, я просто так сказала. Иначе бы он не пришел, и мы продали бы на один билет меньше.

– А… да… – растерянно отвечает Бритта и, слава богу, забывает спросить Йенну, придет ли ее мама.

Один за другим появляются родители, осторожно заполняя зал. Лица расплываются в серьезных родительских улыбках. Бриттины откормленные бока тоже занимают немало места, да еще и шевелюра пышно уложена феном.

– Как мило, как мило! – повторяют родители, увидев накрытый стол и украшения на сцене.

– Очень приятно! – отвечает Бритта, протягивая каждому руку.

При каждом рукопожатии вздрагивает Бриттина брошь: то ли кошка, то ли осел. Кто бы это ни был, брошь уродливая. Йенне брошки никогда не нравились.

Постепенно все устаканивается, все на своих местах. Родители усаживаются на стулья, у каждого красная салфетка и белый стаканчик. Ученики за отдельным столом. Йенна и Сюсанна сидят вместе. Йенна то и дело оборачивается, глядя на дверь.

– Твоя мама придет? – шепчет Сюсанна.

– Говорила, что постарается, – отвечает Йенна, не сводя взгляда с дверей.

Сюсанна умолкает – вот и хорошо, Йенна занята своими собственными мыслями – своим собственным, привычным беспокойством.

Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, приди. Иначе все только и будут думать, что о Йенне.

Где Йеннина мать?

Не знаю. Наверное, не придет. Ее никто никогда не видел.

А отец?

Нет, он-то вообще сбежал. Когда она была маленькая.

Родителям наливают чай, кофе, угощают булочками.

А Йенниной мамы все нет.

– Можно здесь курить? – слышится чей-то голос.

Это Модная Мамаша. Сильно накрашенная, в красном платье, туфли на высоких каблуках.

– Ну, можно или нет? – продолжает она, с ухмылкой оглядываясь вокруг и размахивая незажженной сигаретой.

За ученическим столом раздаются взрывы хохота. Уллис смеется громче всех и говорит, что мать, наверное, совсем чокнутая, но Юхан и Пол возражают: ты чего, она крутая! Как и сама Уллис.

– Угостишь? – кричит Юхан Модной Мамаше, а Уллис фыркает: «Заткнись!»

Модная Мамаша встает из-за стола, покачивается и чуть не опрокидывает стул, но отец Юхана успевает схватиться за спинку и удерживает его на месте. Родители, сидящие рядом, облегченно вздыхают.

– Кто спросил? – ухмыляется Модная Мамаша, не замечая конфуза со стулом.

– Я, – отвечает Юхан, – мужчина в самом расцвете сил!

– Ну уж, не сказал бы! – дразнится отец Юхана.

Йенна видит, что все прислушиваются к происходящему, – а как же иначе? Раздается смех, но в глазах у всех странный блеск, и атмосфера какая-то неприятная. Как будто мысли просвечивают насквозь, вылезают наружу. Тут уж улыбкой не поможешь.

Бритта тоже смеется, но немного: чтобы сразу как можно вежливее объяснить, что в школе не курят, лучше выйти на свежий воздух. Модная Мамаша отмахивается и снова садится, еле удерживая равновесие: «Она что, пьяная?» – шепчет кто-то.

– Попозже, красавчик! – говорит Модная Мамаша, посылая Юхану воздушный поцелуй.

– I can’t wait! [4]4
  Жду не дождусь! (англ.).


[Закрыть]– отвечает Юхан, и Йенна не сомневается, что у него в штанах стоит.

У Юхана встает при слове «девчонка».

А когда они классом идут в бассейн (Йенна ненавидит бассейн, ненавидит, ненавидит бассейн!), где вокруг куча девчонок в мокрых купальниках, у него сразу же начинаются трудности. Плавки сильно жмут. Йенна находит это довольно мерзким. Он должен держать себя в руках.

И еще Йенна находит это довольно интересным.

Юхан-Стояк.

За всеми этими мыслями, этими словами Йенна почти забыла, что у нее болит живот: боль почти отпустила. Но вот отворяется дверь, и живот снова схватывает. До этой самой секунды она очень хотела, чтобы мама пришла. Но как только Йенна ее видит, желание пропадает – ей стыдно, ужасно стыдно, и вдобавок стыдно за то, что ей стыдно!

Мама.

У мамы на лбу капли пота: она с трудом поднялась по лестнице, и вот теперь она стоит, прислонив – блин, блин, блин! – костыли к двери. Блин, блин, блин! – ну зачем только Йенна уговорила ее, ну о чем она только думала?

Весь зал уставился на запыхавшуюся маму. На ней платье, хоть она и не любит платья. Но, кроме домашнего костюма и широкого платья, ей ничего не надеть. Все остальное слишком обтягивает отекшее от кортизона тело.

Мамин взгляд блуждает среди сидящих за столом, она старается сделать несколько шагов. Один из мужчин подбегает к ней: надо ли чем-то помочь? Йенна слышит – и все слышат, потому что в зале совершенно тихо, – что мама просит чаю. Конечно, сейчас он принесет чаю. «Нелегко вам приходится, пожалуй!»

Мама, наконец, добралась до родительского стола.

– Ты не собираешься здороваться? – Сюсанна дружелюбно толкает Йенну в бок.

– Попозже. Пусть спокойно выпьет чаю.

– Ну да… Но…

Сидящие за столами снова принимаются беседовать, Йенна пьет морс – очень много морса. Сюсанне не сидится на месте.

– Как хорошо, что она пришла, – заводит она, а Йенна и рада бы согласиться, но у нее не выходит.

Рада бы болтать, как все, но и это не получается.

Мысли только о том, как высидеть до конца и не сбежать.

К ужасу Йенны мамина соседка по столу вдруг произносит, указывая на костыли:

– Ох, и что же это с вами приключилось?

Мама делает глоток чая, ставит на место чашку и отвечает, глядя прямо в глаза соседке:

– У меня рак.

Спокойно, как ни в чем не бывало – красиво. Но для других рак – это не спокойно и не красиво. Рак – это слово, которого никто не хочет слышать, которого никто не в силах вынести, с которым никто не знает, что делать! А мама просто и честно отвечает на вопрос, она всегда отвечает просто и честно, она ничего плохого не имеет в виду, но Йенне от этого не легче! Ведь теперь все есть, как есть: соседка на мгновение замирает, потом внезапно краснеет и начинает извиняться и охать, стараясь скорее дожевать еду.

А Йенна.

Йенна сидит, уставившись в тарелку, и надеется, она так надеется, что никто за столом не слышал, что сказала мама.