Текст книги "Звезды светят на потолке"

Автор книги: Юханна Тидель

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 11 страниц)

Глава 20

У Йенны был папа.

Йенне десять лет, и у нее есть папа, так-то вот! Просто он сейчас не здесь, слышали? Просто он не здесь.

Йенне десять лет, она заходит в гостиную. Мамы там нет. Весна – мама сидит на балконе. Она обожает там сидеть: ноги на табуретке, чашка кофе, книга писательницы Муа Мартинсон.

Йенна крадется в мамину комнату, прямиком к секретеру. Скрип, скрип – выдвигает нижний ящик. Бумаги, коробочки и прочая мелочевка. Йенна находит мамину шкатулку с украшениями. В шкатулке ждет красный бархатный мешочек. В мешочке лежит листочек.

На листочке – телефонный номер.

Тот самыйтелефонный номер.

Йенна знает, что у нее есть папа. Она знает, что папу зовут Конни, он живет в Стокгольме с двумя детьми и новой женой, у которой кривой нос. То есть не с новой женой, а… Йеннина мама и Конни не были женаты. Так что этот подлец сбежал в два счета (так однажды мама сказала по телефону Марите, не зная, что Йенна подслушивает у двери).

Конни переехал в Стокгольм, когда Йенна была совсем маленькой. Ей было года два. Йенна не помнит.

Йенна знает, что можно набрать этот номер. Мама сама говорила, что можно. «Хочешь позвонить – звони, – сказала она. – Я положу листок в шкатулку, чтобы ты знала, где он».

Но стоит только Йенне произнести имя Конни, как мама становится не похожей на саму себя, грустной. Появляются морщинки.

Взгляд становится задумчивым. Йенне так хочется, чтобы мама снова стала собой, что она больше ничего не говорит. Лучше не начинать. Йенна знает, где лежит листок, этого достаточно. Совсем необязательно задавать лишние вопросы и портить маме настроение.

Йенна никогда не думала, что ей захочется позвонить.

Но вот ей десять лет – и хочется.

Йенна разворачивает листок и несет в свою комнату. Осторожно садится на край кровати и берет трубку. Долгое гудение. Йенна медленно нажимает на кнопки. Одна. Другая. Она нажимает, нажимает, и вот уже скоро, скоро сигнал пойдет по проводам, скоро кто-то ответит!

Йенна кладет трубку.

Кладет трубку, не дав кому-то на том конце ответить – или не ответить.

Глава 21

– Ты влюбилась в Сакариаса?

Вопрос ударяет в спину, Йенна чуть не падает. Она резко оборачивается, взмах хвостика: позади нее стоит Уллис. Уллис, Карро и Лиселотта.

– Нет, а что?

Йенна не знает, на кого смотреть, – боится всех вместе и каждую по отдельности. Стоят стеной, твердой красной кирпичной стеной.

Красные накрашенные губы.

– Ты, кажется, хотела пригласить его в пятницу? – говорит Лиселотта. – Я видела.

– Я тоже видела, – поддакивает Карро.

– Совсем не собиралась, с чего вы взяли? – быстро, может быть, слишком быстро отвечает Йенна, перебирая свои книги.

– Ага, значит, не собиралась, – Уллис сверлит Йенну взглядом. – Ну, мы, значит, ошиблись.

– Наверно уж, ошиблись, – Йенна довольна своим непринужденным тоном. – А что?

– Да нам просто интересно! – Лиселотта прижимает ладонь к груди. – Знаешь, такие вещи как-то хочется знать.

– Ясно, – Йенна пожимает плечами. – Ну, теперь вы знаете, что ни в кого я не влюбилась.

– Да, теперь мы знаем, – глаза Уллис блестят. – Как щека, кстати? Хенке сказал, что я заехала локтем тебе по щеке.

Хенке сказал Уллис, что та заехала локтем Йенне по щеке.

Хенке знает, как зовут Йенну.

Уллис и Хенке говорили о Йенне.

«Ты заехала Йенне по щеке», – сказал Хенке.

Йенна существует.

– Да нет, все в порядке, все нормально, – отвечает она.

– Ну ладно, – говорит Уллис, кивает Карро, которая кивает Лиселотте, и они уходят.

– Ты же никому не говорила, что я влюбилась в Сакке? – спрашивает Йенна Сюсанну, которая только что вернулась с занятия по фортепиано.

– Конечно, нет! – остановившись, Сюсанна роняет нотный лист, поправляет очки. – С чего ты вдруг подумала? Что тебе в голову взбрело?

Йенна пожимает плечами. Вообще-то, она знает. Вообще-то она знает, что Сюсанна никогда в жизни никому не выдаст ее тайну. Она никогда так не делала и никогда не сделает. Ни за что. И все же Йенне хочется поддразнить Сюсанну, вывести ее из себя. Она сама не понимает почему.

– Просто странно, что они решили, будто я в него влюблена, – говорит Йенна, – только потому, что я просто шлав его сторону.

– Значит, было заметно! Ты не очень-то пряталась. А я ничего не говорила.

Ты же сама знаешь. Я с ними вообще не общаюсь.

Сюсанна поднимает листок с пола. Он угодил в чей-то плевок. Уголок листка уже грязный и мокрый.

– А еще я видела, что ты там говорила с Лиселоттой, – Йенна продолжает наступление. – Когда был последний танец.

– Ну да, говорила. Она подошла и попросила жвачку, а потом стала болтать. Ты вообще сама виновата – где ты была?

Сюсанна уже вовсю сердится. Она машет листком, пытаясь его высушить.

– Я что, должна была сидеть одна, пока ты бегаешь по своим делам? Ты такая странная, Йенна.

– Может, ты сама странная?

Сюсанна смотрит на Йенну. Йенна смотрит на Сюсанну. Все тепло между ними улетучилось. Может быть, не сию минуту, а уже давно. «С&Й» – что с ними случилось? Как может дружба просто взять и испариться? Но Йенне и вправду кажется, что Сюсанна последнее время ужасно занудная и скучная. Больше сил нет. Может быть, пора расстаться.

Расстаться? Разве с друзьями расстаются?

Наверное, расстаются. Но с кем тогда дружить?

Ни с кем.

Правда. Кроме Сюсанны, у Йенны никого нет. Что правда, то правда.

– Прости, – говорит наконец Йенна. – Я понимаю, что ты ничего никому не говорила.

Сюсанна кивает, но все еще злится.

– Стефан передавал привет, кстати, – говорит она, бросает ноты в ближайшую урну и уходит.

Глава 22

Мама не может встать.

Йенна с мамой пришли в гости к Марите. Маритиных детей дома нет, муж Уве возится на кухне, чтобы дамы могли поболтать наедине.

Мама, Марита и Йенна пили кофе, сидя на диване – очень мягком диване обычной высоты. Дома у Йенны «адаптированный» диван: он стоит на кубиках, чтобы маме было легче вставать.

А в нормальных домах никаких специальных кубиков из центра социальной помощи нет.

Поэтому мама не может встать.

– Боже ты мой! – мама почти смеется.

Она пытается – не получается, не выходит. Мама раскачивается назад – вперед, чтобы оттолкнуться. Диван скрипит, но маме не встать. Она сидит, где и сидела.

Марита зовет Уве. У Йенны быстро бьется сердце, ей стыдно, и, когда Уве появляется в комнате, она отходит в сторону.

– Диван слишком низкий, – одышливо объясняет мама, шевеля здоровой ногой. – У нас дома… кубики такие специальные, и под кроватью, и под диваном, а тут… тут я встать не могу, черт.

– Ой-ой! – Уве старается изобразить бодрый тон. – Сейчас все уладим!

Он смотрит на Мариту. У Мариты в глазах слезы.

– Давай-ка поднимем ее, Марита! – обращается Уве к жене. – С двух сторон!

– Да как же мы? Надо осторожно.

– Конечно, осторожно.

– Все получится, все получится, – успокаивает их мама. – Я и сама постараюсь, если вы только…

Йенна видит, как из-под парика стекают капли пота.

– Как взяться? – Марита прикасается к маме, трогает плечи, гладит по щеке, опускает руки, в конце концов не знает, куда себя девать. Уве встает по другую сторону:

– Все будет хорошо, Лив. Марита, ты тоже бери, поднимаем: раз, два, три…

Четыре, пять, шесть, семь.

Ничего не происходит.

Не получается.

– Нет, – обреченно вздыхает мама. – Не выходит. Господи, боже мой…

Йенну тошнит. Йенне хочется сбежать подальше.

Но нельзя.

Вот черт!

– Может, я лучше сзади подтолкну? – предлагает Уве.

Мама слабо кивает – что угодно, как угодно.

Девять минут, тридцать пять целых и тринадцать сотых секунды требуется, чтобы поднять маму с дивана. Йенне кажется, что прошли годы. Мама стоит посреди комнаты, как ребенок, которого достали из ванны, – стоит и дрожит, дожидаясь теплого полотенца.

– Вот так вот! – торжествует Уве.

– Не так все и страшно, – подбадривает Марита.

Мама отвечает еле заметной улыбкой. Она вспотела, тяжело дышит и прячет лицо. Марита гладит ее по спине.

– Соцтакси уже приехало, – говорит мама, глядя в окно. Йенна слышит, как тяжело ей говорить, борясь с одышкой. – Йенна?

Йенна кивает, пряча взгляд от мамы.

– Спасибо вам, – говорит мама, долго не отпуская руку Уве. – Сильный получился финал, ничего не скажешь!

Шутки, смех, снова шутки – а что еще делать?

– Оставалась бы ты на диване, встречались бы почаще! – шутит Марита.

– Прекрасная мысль! Может, и пирожные с кофе будут каждый день? Все, сажусь на место!

Уве смеется, Марита смеется, мама смеется: пока, спасибо, услышимся, конечно, до скорого!

Йенна не смеется.

Вы что, не понимаете?

Не смешно!

Глава 23

Та история со Стефаном, конечно, ничего не значила.

Так Йенна ее и запомнила: история, которая, конечно, ничего не значила. Поэтому и вздрагивает, столкнувшись с ним в магазине.

– Привет! – говорит Стефан. У него под мышкой пакет чипсов. У Йенны в руке корзинка, полная продуктов.

– Привет, – отвечает Йенна, и ей хочется спрятаться среди бутылок с кетчупом, чтобы красные щеки сливались с помидорами на этикетках.

– Как дела? – спрашивает Стефан.

– Спасибо, хорошо, – отвечает Йенна. – А у тебя?

– Тоже хорошо.

Стефан поправляет пакет.

– Что вечером будешь делать? – спрашивает он.

И не успевает Йенна ответить: «Ничего особенного, просто с мамой посижу, наверное» (хотя такого, она, конечно, не сказала бы ни за что), он продолжает:

– В ту пятницу, помнишь?

– Да, – Йенна очень хорошо помнит, но пытается не подать виду.

– В общем, прости. За пиво. У тебя потом проблемы были? Я дурак вообще.

Стефан нервно тараторит, и Йенне становится спокойнее. Она кладет бутылку кетчупа в корзину.

– Да нет, ничего, – она искренне улыбается.

– Да, дурак я, – не унимается Стефан. – Отец бы меня убил, если б узнал.

– Да ладно, правда, ничего, – снова говорит Йенна.

Пакет с чипсами хрустит под мышкой у Стефана. Он берет его и начинает подбрасывать в воздух, выглядит это совсем по-дурацки.

– Ладно, я пошел, – говорит наконец Стефан. – Увидимся у нас дома, да? Давно ты не заходила.

Йенна не отвечает. Честно говоря, она не помнит, давно это было или нет.

В школе они с Сюсанной все время вместе, но Йенна больше не ходит домой к Сюсанне. Раньше ей нравилось там бывать, у Сюсанны такие добрые родители.

Добрый-добрый папа. Добрая-добрая мама.

Всегда предлагают Йенне остаться на ужин, и, когда она соглашается, мама Сюсанны ставит на стол самую красивую посуду, а папа готовит настоящий праздничный ужин. Он повар. Потом они едят, всей семьей, а после ужина долго сидят и разговаривают, смеются, и нет у них никаких проблем. И Йенна сидит среди них, в кругу семьи, здесь она желанный гость, и она этому рада.

Так было раньше.

А потом родители Сюсанны стали смотреть на Йенну так же, как все остальные – те, кто знает.Йенна замечает, что они и рады бы что-нибудь спросить, да не смеют – они же понимают. Маме стало хуже. Поэтому они молчат, думают и сочувствуют.

Йенна этого не выносит. С другой стороны, того, как ведет себя Сюсанна, она тоже не выносит: Сюсанна не бросает сочувствующие взгляды, а задает вопросы – смело и честно.

Они желают тебе добра, Йенна, все желают тебе добра!

Йенна знает. Но все-таки.

– Увидимся, – говорит Стефан.

– Увидимся, – отвечает Йенна.

Глава 24

Он распространился.

Йенна долго верила, что маме станет лучше, что рак пройдет. Что волосы снова отрастут. Что костыли исчезнут. Что больная станет здоровой. Что все снова станет хорошо.

Долго Йенна верила в это, долго, но больше не верит.

Рак сделал то, чего не должен был делать.

Он распространился по телу.

Чертов рак.

У мамы метастазы.

Глава 25

В квартире, где живут Йенна с мамой, поселились ходунки.

– Какие хорошенькие! – бабушка опирается на них, чтобы испытать.

– Отличные, правда? – отзывается мама с дивана.

И бабушка щебечет, и мама соглашается, а Йенна только что пришла домой из школы и ничего не понимает.

Ходунки.

У соседки с собакой есть ходунки. Соседка с собакой – старая. Мама – не старая. И все равно.

– Если купишь что-нибудь по дороге – ну, к примеру, в ближайшем киоске, – можешь положить вот сюда, – бабушка хлопает ладонью по корзинке, приделанной спереди.

– Да, удобно, – соглашается мама, хотя она уже сто лет не выходила в магазин.

Такими делами занимается Йенна.

– Лучше, чем костыли, – говорит бабушка.

– Да, гораздо лучше.

– Йенна, хочешь попробовать?

Бабушка смотрит на Йенну, сверкая рыжими локонами. Она только что покрасила волосы – ей не нравится, когда видно седину. Ей не нравится казаться старой.

У Йенны есть мама, у мамы есть ходунки.

Еще у Йенны есть бабушка, которая не хочет казаться старой.

– Не хочу, – говорит Йенна.

Бабушка не сводит взгляда с Йенны.

Хочет, чтобы та показала, что все в порядке, что все как надо.

Хотя все не в порядке, все не так, как надо.

Поэтому Йенна встает, кладет ладони на ручки ходунков, делает несколько шагов. Колесики чуть скрипят, соприкасаясь с полом.

– Хорошие, – выдавливает она из себя.

А что еще можно сказать про ходунки?

Вот Йенна и говорит:

– Хорошие.

В ту же секунду хлопает входная дверь и раздается спасительный дедушкин клич:

– Эгей!

– Эгей! – отвечают голоса из гостиной.

– Вот и Дед Мороз! – дурачится дедушка. Йенна слышит, как он вешает свое элегантное пальто на вешалку в прихожей.

– А мы послушные детки! – дурачится мама в ответ, и дедушка заходит в комнату и целует ее в щеку.

– Ага, вот и они, – дедушка трогает ходунки. – Сегодня доставили?

Мама кивает. Дедушка принимается возить ходунки по полу. Они так ужасно скрипят, что Йенне приходится сесть на ладони, чтобы не зажать ими уши.

– Удобная штука, – хвалит дедушка.

– Очень удобная! – поддакивает бабушка. – Я и говорю – намного лучше, чем костыли, я же говорю!

– Точно, лучше, – дедушка чуть не врезается в стеллаж.

– Осторожно! – шипит бабушка.

– Садись-ка в корзинку, Йенна, прокачу с ветерком!

Дедушка ухмыляется, глядя на Йенну, и дергает ходунки, чтобы те «встали на дыбы», как велосипед.

«Господи, мне не три года!» – хочется закричать Йенне, но она молчит. Надо стараться, надо держать себя в руках – это она понимает.

– Она уже не маленькая, – говорит мама.

Дедушка со смехом ставит ходунки у телевизора, потом садится на диван рядом с Йенной и гладит ее по голове, взъерошивая волосы.

– Да, ты уже большая, Йенна-Пенна, – говорит он. – У тебя жених, наверное, есть – и все такое?

Чертов дедушка.

Чертовы ходунки.

Йенна не отвечает, встает с дивана. Вывозит ходунки в прихожую, ставит под вешалкой, поближе к дедову пальто. Ключи от машины жалобно звякают сквозь подкладку. Вернувшись в комнату, Йенна чувствует на себе три вопрошающих взгляда.

– Они заслоняли телевизор, – поясняет она.

В квартире появляются все новые и новые вещи.

Ходунки теперь стоят у маминой кровати. Туда же, в спальню, дедушка приносит вторую кровать – на случай, если бабушке придется пожить у них подольше, а не просто переночевать раз-другой, как раньше. В ванной селится бабушкина зубная щетка. В гардеробе – бабушкин халат.

И с этим Йенна ничего не может поделать.

Глава 26

Йенна собирается в школу.

Первым уроком – большая контрольная по истории. Йенна спешит, но как только открывает входную дверь, забывает о волнении. Буме! – за дверью кто-то стоит.

– Какого черта! – рявкает кто-то.

Это Модная Мамаша. Одной рукой она держится за щеку, в другой держит бутылку пива. От нее воняет.

– Какого черта! – снова вопит она, шатаясь на месте. По колготкам ползет стрелка.

– Ой, простите! – Йенна закрывает за собой дверь, чтобы не разбудить маму.

– Смотри, куда идешь! – Модная Мамаша еле шевелит языком, глаза красные, волосы лохматые и сальные.

Алкоголичка. Точно, мать Уллис – алкоголичка.

Так ей и надо! Вот что Йенна думает в таких случаях.

Так ей и надо, проклятой Модной Мамаше чертовой Уллис-Сиськуллис.

– Какого черта! – повторяет Модная Мамаша, обнаружив, что рукав ее кожаной куртки зацепился за ручку двери Вильсонов. – Я за… за… застряла!

– Сейчас отцепим, – Йенна помогает.

Когда дверная ручка, наконец, отпускает рукав, Модная Мамаша кренится так, что Йенна боится, как бы она не упала. Однако Мамаша находит равновесие и стоит, стараясь его сохранить. Судя по гримасам, это стоит ей большого труда.

– Ну, шпасибо, – шепелявит она. – Как тебя зовут, говоришь?

– Йенна.

– Да, точно. Jenna give те hope! Yea Jenna give me hope! [6]6
  Йенна, дай мне надежду (англ.).


[Закрыть]

Сперва Йенна хочет сказать, что песня, которую распевает Модная Мамаша, называется Joanna give те hope,но потом передумывает. Какая разница?

– Слушай, – снова еле разборчиво бормочет Мамаша. – Ты в одном классе с Ульрикой, да?

– Да, – отвечает Йенна.

Модная Мамаша качает головой, поднимает указательный палец и крутит им у виска.

– Дура, – говорит она. – Дура она!

– Уллис?

Дура. Йеннина мама ни за что бы так не сказала. И Бэ-Дэ тоже. Слова гулко отскакивают от стен подъезда. Интересно, Сакке тоже слышал? А сама Уллис?

– То есть сейчас, – объясняет Модная Мамаша, часто моргая, будто пытаясь прогнать хмель. – Сейчас она дура. Ноет, достает… нудит. Ч-черт…

Кажется, Модная Мамаша хочет коснуться Йенны, обнять ее – но Йенна быстро отступает в сторону.

– Мне пора! – говорит она, глядя сначала на часы, потом на Модную Мамашу.

Та кивает и хлопает Йенну по спине. Потом, шатаясь, доходит до лестницы, спускается, соскальзывая на каблуках по последним ступенькам, и выходит на улицу.

Йенна Сюсанне в столовой.

– Да ну?

Сюсанна кладет в рот кусок рыбы и быстро жует.

– Да! Прямо с утра! Позор Уллис!

– Да уж… Интересно, кто-нибудь еще знает?

– Не думаю… Наверное, надо ей сказать. Ну, что мы знаем. Чтобы перестала говорить всякое… что я влюбилась в Сакке и все такое.

Сюсанна кивает.

– Хотя кому мы можем разболтать? – размышляет она.

Йенна пожимает плечами. Она не то чтоб всерьез. Просто подумала.

– Вот и Сакке, кстати, – Сюсанна тычет вилкой в воздух.

– Не тычь ты так! – шипит Йенна, съежившись на стуле и спрятав глаза под челкой.

Сакке. Сакке, которого она не пригласила на танец на дискотеке, с которым она не смогла потанцевать на дискотеке, которого она не видела с той самой дискотеки. Даже в коридоре. Или у велосипедной стойки. Или в подъезде.

Сакке, который ей нравится.

Нет, не так.

Сакке, которого она любит до смерти!

– Ты чего делаешь? – спрашивает Сюсанна, глядя на съежившуюся Йенну.

– Прячусь.

– Тебя все равно видно.

– Тс-с! Не смотри в его сторону!

– Тебя все равно видно, говорю!

Сюсанна вздыхает, качает головой и допивает молоко. Йенна исподтишка смотрит на Сакке, Никке, Тоббе и Этого-Как-Его-Там, сидящих за одним столом. Там же и другие девятиклассники со своими красными подносами. В том числе и Хенке, парень Уллис.

– Ты же сказала не смотреть, – упрекает Сюсанна.

– Нет, ты только погляди. Он же такой красивый!

Сюсанна пожимает плечами.

– По-моему, Никке симпатичнее.

– Да нет, ты посмотри! Хорошенько посмотри! Еще и в синем джемпере, и волосы такие черные… господи, какие у него черные волосы! Смотри! Такие черные волосы – редкость!

– Да что тут особенного? Он же иностранец. Черноволосый. Черномазый.

– Что ты сказала? – вздрагивает Йенна.

– Только не обижайся, – Сюсанна поднимает руки, словно защищаясь. – Ничего такого!

– Тогда и не говори ничего такого.

Сюсанна пожимает плечами.

– Папа говорит. Что тут такого.

– Не говори «черномазый»! Сакке из Сербии, он серб! Что, нельзя быть сербом?

– Я ничего такого не говорила.

– Зато много чего другого говорила. Ерунды всякой.

Йенна давит рыбные кости вилкой.

– Ну ты и неженка, – недовольно бурчит Сюсанна.

– Да ты меня достала просто! Что ты о нем знаешь? Ты разве знаешь, через что ему пришлось пройти – война, расисты и все такое? Может быть, у него была жутко трудная жизнь!

– А ты что о нем знаешь? – шипит Сюсанна. – Ты его знаешь не лучше, чем я, так что не надо!

– Зато я не говорю «черномазый» про серба! Кстати, ты так говоришь про всех местных иностранцев.

– Но их же ужасно много, Йенна! Откуда мне знать, из какой они страны?

– Ужасно много? Слишкоммного, что ли?

– Не передергивай! Я такого не говорила.

Йенна злобно уставилась на Сюсанну.

– Сакке не может быть слишком много, – говорит она наконец.

– Ну, извини тогда! Может, поговорим о другом? – вздыхает Сюсанна. – И я все-таки считаю, что Никке симпатичнее.

Она смотрит на свой поднос, скрывает недоеденную картофелину салфеткой и кладет рядом вилку.

– Тогда и смотри на своего Никке! – говорит Йенна. – Иди и поговори с ним, раз все время советуешь мне подойти и поговорить с Сакке! Иди, попробуй, если это так просто!

– Я реалист, – холодно отвечает Сюсанна.

– И что это значит?

– Такие, как они, не смотрят на таких, как мы, Йенна.

Йенна сжимает зубы, молчит.

– Такова жизнь, – добавляет Сюсанна. – Пойдем?

В это мгновение гул в столовой стихает. Кто-то звякает вилкой о стакан – дзинь-дзинь-дзинь! – один из парней за столом Сакке встает. Это друг Хенке. Все перестают жевать, говорить и смотрят только на него.

– Сегодня среди нас именинник! – кричит друг Хенке, и за столом, где сидят Уллис, Карро, Лиселотта, Анна X. и Анна К. тут же раздается хихиканье.

– Хватит! – визжит Уллис, выпячивая грудь. – Кончай, Тумас, сядь на место!

– Зовут именинницу Уллис, она учится в 7 «В» и более известна как Самая Красивая Девчонка в Школе! – продолжает оратор по имени Тумас.

Над серо-зелеными картофелинами, дряблыми кусками рыбы и красными подносами разносится шальной свист. Все взгляды обращены к Уллис, все взгляды всегда обращены к Уллис, проклятая Уллис, чертова Уллис!

– Серьезно, конча-ай! – блеет Уллис, а Карро висит у нее на плече, как сумка на ремешке, тоже пытаясь поймать луч славы.

– А еще она известна как щелка! – парень срывает овации мужской части аудитории. Хенке ударяет его в спину так, что бедняга чуть не падает.

Сюсанна фыркает:

– Так ей и надо!

– Ладно, ладно! – Тумас хватается за спину. – Но я попрошу всех встать и спеть для Уллис! А ты, Уллис, сиди красиво, как всегда, больше ничего от тебя не требуется!

Тумас посылает Уллис смешливый взгляд, народ хихикает, откашливается, отодвигает стулья:

«С днем рожде-енья тебя-я!!!» – поет вся столовая, включая поварих Сив, Стину и Соню – «Эс-Эс-Эс», как их прозвали. Толпа раскачивается, голоса сливаются воедино, Уллис трясет головой и повторяет: «Идите на фиг, идите на фиг!», ей совсем не нравится эта идиотская сцена, не нужно ей такое внимание, честно!

Йенна нарочно фальшивит. Сюсанна вообще не поет. Йенна искоса смотрит на Сакке, который, блин, горланит вовсю.

И смотрит на Уллис.

– Ура, ура, ура! – орет Тумас, дирижируя хором. – Но не забывай, что закон запрещает заниматься этимдо пятнадцати лет!

– Опоздал! – кричит кто-то.

– Заткнись! – шипит Хенке и снова ударяет Тумаса по спине.

Уллис закатывает глаза и что-то шепчет Карро, а потом – так уж и быть – подпускает к себе Лиселотту и шепчется с ней. Анна X. и Анна К. тщетно тянутся через весь стол, чтобы поймать хоть слово.

– Вот позор, – Сюсанна встает из-за стола. – Надеюсь, на мой день рождения такого не устроят. Надеюсь, для меня петь не будут!

Йенна тоже встает, глядя на Сюсанну, потом на Уллис: результат сравнения очевиден – но ничего не говорит.

Все просто слишком плохо.

Все очень плохо.

Такие, как они, не смотрят на таких, как мы, Йенна.

Такова жизнь.