Текст книги "Продавец льда грядёт"

Автор книги: Юджин О'Нил

Соавторы: Антон Дзяк
сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 13 страниц)

Хьюго щурится по сторонам и глупо хихикает.

Хьюго. Мы будем есть праздничный торт и пить шампанское под ивой!

Он хватает свой стакан и жадно делает глоток – затем ставит его назад на стол с гримасой отвращения – надменным, пренебрежительным тоном, как если бы он делая выговор слуге.

Это вино не пригодно для питья. Оно не было надлежащим образом охлаждено.

Хикки (его это развлекло). Светского человека всегда можно распознать по его манерам, а, Хьюго? Боже упаси нас бедных, если ты когда-нибудь окажешься в положении нами командовать! Ты бы кровь нашу выпивал под своими ивами!

Он посмеивается. Хьюго сжимается на своём стуле, щурясь на Хикки, но тот уже поднял глаза на Хоупа. Он начинает свой тост, и по мере того, как он его произносит, он становится всё более растроганным и явно искренним.

Вот тост, дамы и господа! За Харри Хоупа, который был другом в нужде для каждого из нас! За нашего старого хозяина, самого лучшего, самого доброго и самого великодушного малого на свете! С пожеланиями всех возможных удач и долгой жизни и счастья! Все! За Харри! До дна!

Всем передалась его искренность. В полном энтузиазма хоре все поднимают свои стаканы: «Всего тебе лучшего, Харри!», «За Харри» и т. д., опустошая их наполовину. Хикки пьёт первым.

Хоуп (глубоко тронут; охрипшим голосом). Боже, спасибо вам всем. Боже, Хикки, старик, я тронут. Боже, и я ведь знаю, что ты правда так думаешь.

Хикки (тронут). Конечно, Харри, старый друг! И когда я говорю, что надеюсь, что сегодняшний день будет самым большим днём в твоей жизни и в жизни каждого из присутствующих, началом новой жизни покоя и удовлетворённости, в которой никакие гнилые мечты не смогут вас изводить, я это действительно думаю. Выпьем за это, Харри!

Он выпивает до дна оставшееся вино в своём стакане, но на этот раз он пьёт один, В одно мгновение настроение окружающих возвратилось к тревожной, подозрительной самозащите.

Рокки (ворчит). Ты, что, не можешь хоть на минуту забыть эту свою чушь?

Хикки (садясь – добродушно). Ты прав, Рокки, я слишком много говорю. Это Харри мы хотим послушать. Давай, Харри! (Он стучит своим стаканом по столу.) Речь! Речь!

Все пытаются возродить свой кратковременный энтузиазм, стуча стаканами по столу, крича «Речь», но в этом чувствуется какая-то фальшь. Хоуп неохотно поднимается. Он выдавливает из себя улыбку, в его манере начинает проскальзывать затаённое возмущение.

Хоуп (неуверенно). Боже, не умею я говорить речи. Всё, что я могу сказать, это спасибо всем, что вспомнили меня в мой день рождения. (Его ожесточенность прорывается наружу.) Только не думайте, что раз мне исполнилось шестьдесят, вам теперь станет ещё легче меня дурачить! Господи, нет уж! Как Хикки сказал, это будет новый день! Эта свалка должна быть организована так же, как и другие свалки, так, что-бы я мог что-то с нее иметь, а не просто сводить концы с концами. Все должны мне заплатить то, что они мне должны! У меня тут не детский дом для иждивенцев и мошенников! И не проститутская лавочка! И не дом престарелых для паршивых анархистских бродяг, которым место в тюрьме! Мне надоело, что все на мне ездят!

Все ошеломленно уставились на него в, недоумении и обиде. Он продолжает в каком-то яростном отчаянии, как если бы он ненавидел себя за каждое произнесённое слово, но не мог остановиться.

И не думайте, что вы меня сейчас обманываете! Я прекрасно знаю, что вы смеётесь у меня за спиной, мол, старый, притворщик, мы годы слушали про того, как он собирается прогуляться по району. Никогда он этого не сделает! Он трус, кишка у него тонка, он боится, что поймёт, что… (Он смотрит на них вокруг почти что с ненавистью.) Но я вам покажу! (Он с ненавистью смотрит на Хикки.) И тебе я покажу, сукин ты сын, проклятый торговец сковородками!

Хикки (поощряя). Вот это дело, Харри! Конечно, ты попытаешься мне показать! Я и хочу, чтобы ты это сделал!

Харри взглядывает на него с беспомощным ужасом, затем опускает взгляд и украдкой оглядывается вокруг. Неожиданно он жалко кается.

Хоуп (его голос прерывается). Послушайте, вы все! Господи, простите меня. Я вышел из себя! Я себя плохо чувствую! Плохое настроение! Боже, вы же знаете, я же так рад вас всех тут видеть как цветы в мае!

Они смотрят на него с готовностью простить. Рокки – первый, кто выражает эту готовность.

Рокки. Конечно, хозяин, ты же наше всё!

Хикки (снова поднимается. Он обращается к ним сейчас с простой убеждающей искренностью человека, которому действительно, неподдельно стыдно). Послушайте, все! Я знаю, вам тошно от моей болтовни, но, мне кажется, что настал тот момент, когда я должен объясниться и извиниться за некоторую грубость, которую я допустил. Я знаю, как это выглядело с вашей стороны. Как если бы я был проклятый хлопотун, который не только вмешивается в вашу личную жизнь, но даже натравливает вас друг на друга. Ну, я признаю, что это правда, и я прошу меня за это простить. Но это было необходимо сделать! Поверьте! Вы же знаете Хикки. Я никогда не сеял раздор. Но на этот раз мне пришлось – ради вас самих. Мне нужно было, чтобы вы мне друг с другом помогли. Я видел, что один не смогу справиться за то время, что мне отведено. Когда я сюда шёл, я знал, что не смогу с вами долго оставаться. У меня запланировано отправиться в путешествие. Я видел, что мне надо было торопиться и использовать любое средство под рукой. (С шутливой хвастливостью.) Если бы у меня было достаточно времени, я бы отлично справился сам и развлёкся бы, продавая мой сорт спасения каждому из вас. Как в былые времена, когда я переходил из дома в дом, пытаясь убедить очередную домохозяйку, которая науськивала на меня собаку, что её дом не будет надлежащим образом оборудован, если она не купит ещё один чан для отбеливания белья. И я прекрасно мог бы это проделать с вами. Я знаю каждого из вас наизусть. Может быть, я бывал пьян, когда я раньше сюда заходил, но старик Хикки никогда не мог быть настолько пьян, чтобы не видеть людей насквозь. Я имею в виду любого, кроме себя самого. Но, в конце концов, ему пришлось увидеть и себя тоже.

Он делает паузу. Они уставились на него с ожесточением и тревогой. Он становится глубоко серьёзен.

Но поймите одно. Я клянусь, я бы никогда не стал так себя вести, если бы я не был абсолютно уверен, что в конечном счёте это будет того стоить. После того, как вы избавитесь от этого проклятого чувства, вины, которое заставляет вас лгать себе, что вы не те, кем вы на самом деле являетесь, и чувства раскаяния, которое вас терзает и заставляет прятаться за паршивыми мечтами о завтра. Вы окажетесь в сегодняшнем дне, где не будет ни вчера, ни завтра, чтобы вас терзать. Вам станет совершенно всё равно, какие вы. Я бы так не говорил, если бы сам не знал про это, братья и сестры. Этот покой настоящий! Это факт! Я знаю! Потому что у меня он есть! Здесь! Сейчас! Прямо перед вами! Вы видите, как я изменился! Вы помните, каким я был раньше! Даже когда я вливал в себя два литра виски и шутил, и пел «Милую Аделину», я всё равно чувствовал себя виноватой сволочью. Но теперь вы все видите, что сейчас мне совершенно всё равно. И я вам обещаю, к концу сегодняшнего дня, вы все у меня будете чувствовать себя точно так же!

Он останавливается. Они уставились на него как зачарованные.

Он с усмешкой добавляет.

Думаю, что это всё, что я хочу сказать – на данный момент. Давайте продолжать вечеринку.

Он делает движение, чтобы сесть.

Ларри (резко). Подожди! (Настоятельно, глумливо.) Я думаю, нам, бедным мечтателям на посыпанной опилками тропе к спасению, поможет, если ты расскажешь нам, что с тобой случилось, что позволило тебе обрести этот великий покой. (Его сознательная, провоцирующая язвительность становится всё более и более заметной.) Я заметил, ты ничего не отрицал, когда я спросил тебя про продавца льда. Это великое откровение о том, как пагубно мечтать о завтра, пришло к тебе после того, как ты обнаружил, что твоя жена от тебя устала?

Пока он говорит, лица присутствующих мстительно оживляются, как если бы неожиданно они увидели шанс отомстить.

Когда он замолкает, начинается хор насмешливых глумливых замечаний, сопровождаемый противным, глумящимся смехом.

Хоуп. Боже, ты попал в самую точку, Ларри! Я заметил, что на этот раз он не показывал её фотографию!

Мошер У него её нету! Продавец льда отобрал её у него!

Марджи. Да вы только на него посмотрите. Можно ли её обвинять?

Пёрл. Представляете, до чего он её довёл, если она пошла с продавцом льда!

Кора. И подобный дурак советует нам с Чаком пожениться!

Чак. Да! У него самого с этим всё в порядке!

Джимми. По крайней мере, я могу сказать, что Марджори предпочла офицера и джентльмена.

Льюис. Только посмотреть на тебя, дружище Хикки, у тебя выросли рога, как у антилопы!

Веитьен. Скорее, как у буйвола!

Вилли (поёт на мотив своей песни «Морячок»).

 
«Пойдём, – она говорит, – мой продавец,
И договоримся».
 

Все объединяются в глумливом хоре, стуча костяшками пальцев или стаканами по столу в указанных местах текста.

 
Я покажу тебе такую красивую (тук, тук, тук),
Какую ты ещё не видел!
 

Взрыв издевательского хохота. Но Хикки остаётся неуязвимым ко всем этим издевательствам. Он добродушно ухмыляется, как если бы шутка на его счёт приносила ему удовольствие, и присоединяется к смеху.

Хикки. Я рад видеть, что вы все приходите в хорошее настроение для вечеринки Харри, даже если я при этом остаюсь в дураках. Я признаю, что я сам на это напросился, вечно выступая с этой старой шуткой о продавце льда. Так что смейтесь сколько хотите.

Он делает паузу. Они уже не смеются. Они снова уставились на него, сбитые с толку и обеспокоенные. Он продолжает задумчиво.

Да, я думаю, у меня нет выбора, раз вы завели разговор об Эвелин. Я хотел подождать, чтобы вам об этом рассказать. Едва ли это самое подходящее время. Я хотел подождать, пока не закончится вечеринка. Но у вас складывается совсем неправильное представление о бедной Эвелин, и я не могу этого допустить.

Он снова делает паузу. В комнате водворилась напряжённая тишина. Он слегка наклоняет голову и тихо продолжает.

Я вынужден сообщить вам печальную новость: моя дорогая жена умерла.

У поражённой компании вырывается вздох изумления. Они стараются на него не смотреть, потрясённые и глубоко пристыженные, кроме Ларри, который продолжает пристально на него смотреть.

Ларри (вслух, но обращаясь к самому себе, суеверно сжимаясь). Боже мой, я чувствовал, что он принёс с собой дыхание смерти! (Затем внезапно, он ещё больше пристыжен, чем остальные и, запинается.) Прости меня, Хикки! Я хотел бы вырвать мой проклятый язык!

Хор пристыженных бормотаний вырывается у всего общества: «Хикки, прости», «Прости меня, Хикки», «Мы просим прощения, Хикки».

Хикки (оглядывая их всех, примиряюще). Успокойтесь. Нельзя допустить, чтобы это омрачило праздник Харри. Вы всё ещё неправильно меня понимаете. Нет никакого повода. Посмотрите, я не чувствую никакого горя.

Они вглядываются в него в испуге. Он продолжает искренне и убедительно.

Я радоваться должен, ради неё. Потому что она обрела покой. Наконец-то она от меня избавилась. Чёрт возьми, мне не нужно вам объяснять – вы все знаете, что я из себя представлял. Вы можете себе представить, через что она прошла, выйдя замуж за никчемного мошенника и пьяницу вроде меня. И для неё не было никакого другого выхода. Потому что она меня любила. Но теперь она обрела покой, к которому всегда стремилась. Так почему я должен грустить? Она бы не хотела, чтобы я печалился. Да всё, что Эвелин когда-либо хотела от жизни, – это сделать меня счастливым.

Он останавливается, глядя на них с безыскусной, кроткой откровенностью. Они уставились на него в растерянном, недоверчивом смятении.

Занавес

Действие третье

Место действия: бар в заведении Харри Хоупа, включая часть того помещения, что было задней комнатой в первом и втором действиях. В правой стене два больших окна, между которыми двустворчатые, открывающиеся в любую сторону, двери на улицу. Сама стойка бара на заднем плане. Позади неё зеркало, покрытое белой сеткой против мух, полка с бочонками дешёвого виски с кранами и небольшая витрина с бутылками.

Слева от стойки бара дверной проём в коридор. Спереди слева в самом помещении бара стол с четырьмя стульями. Спереди справа маленький прилавок, обращенный налево, на некотором расстоянии от окна, чтобы создать рабочее место для человека, в полдень разливающего бесплатный суп.

Над зеркалом за стойкой бара фотографии в рамках Ричарда Крокера[26]26
  Ричард Крокер, сын ирландских иммигрантов в Нью-Йорке, был главой Таммани Холла в самом конце XIX века. В этой должности он брал взятки от владельцев борделей, салонов и незаконных игорных заведений. Им был выдвинут первый мэр объединённого Нью-Йорка в 1897 г., во время правления которого, считается, негласным правителем всего города был Ричард Крокер.


[Закрыть] и Большого Тима Салливана[27]27
  Большой Тим Салливан – Тимоти Салливан, ещё один ирландский иммигрант в Нью-Йорке, был влиятельным политиком в Таммани Холл в конце XIX начале XX века.


[Закрыть]; сбоку от них обрамлённые литографии Джона Л. Салливана[28]28
  Джон Л. Салливан – последний чемпион-тяжеловес в боксе, практиковавшемся без боксёрских перчаток, и первый чемпион-тяжеловес бокса в перчатках в конце XIX в. В 1990 году он был введён в Интернациональный боксёрский зал славы в качестве одного из первых его членов.


[Закрыть] и Джентльмена Джима Корбетта[29]29
  Джентльмен Джим Корбетт – ещё один чемпион по боксу. В конце XIX века ему удалось побить в поединке Джона Салливана и стать мировым чемпионом в тяжелом весе. Был прозван «джентльменом» журналистами как человек с высшим образованием, кроме бокса он имел театральную карьеру и хорошо владел английским языком.


[Закрыть] на ринге.

Слева, в задней комнате с задвинутой занавеской, вместо банкетного стола второго действия снова куча столиков, как в первом акте. Один, в первом ряду с пятью стульями, находится слева от стола в помещении бара, другой – тоже с пятью стульями за ним и левее, а третий – у задней стены, тоже с пятью стульями. Наконец, левее всего, частично на сцене, частично за кулисами стоит ещё один стол с четырьмя стульями.

Сейчас середина дня, всё ещё того самого дня рождения Хоупа.

Жаркий летний день. На улице солнце, но солнечный свет не попадает на окна, и поэтому в задней комнате темновато.

Джо Мотт обходит помещение с коробкой опилок под мышкой и посыпает ими пол. Он угрюм и хмур, и ни на кого не обращает внимания. По мере того, как развивается действие, он заканчивает разбрасывать опилки, идёт за обеденный прилавок и режет буханки хлеба. Рокки за стойкой бара, он вытирает прилавок, моет стаканы и т. д. На нём его рабочая одежда, рукава засучены. Он сонный, раздражительный и обеспокоенный. За столом в баре Ларри сидит на стуле, обращенном вправо и вперёд. Перед ним нет стакана с выпивкой. Он уставился перед собой, глубоко погрузившись в опустошающие размышления. Справа от него, на стуле, обращенном вправо, сидит, развалившись, Хьюго; как обычно, руки и голова на столе, стакан виски рядом с его безвольной рукой. За столом слева от них, сзади, на стуле, обращенном влево, сидит Пэррит. Он замер, напряжённо уставившись вперёд.

Когда поднимается занавес, Рокки заканчивает свою работу за стойкой бара. Он выходит из-за стойки бара и в изнеможении садится на стул за столиком Ларри, повёрнутый налево.

Рокки. Всё, больше ничего не надо делать, пока в полдень не привалит народ с Рынка. Пусть моя задница отдохнёт. Ну, ни дурак ли я, что позволил Чаку себя уговорить работать за него, чтобы он мог взять на утро отгул. Но мне так надоело с ним спорить. Я говорю, «Ну ладно, женитесь! Мне всё равно». Это Хикки их обоих довёл. (Ожесточённо.) Ну вчера и вечеринка, а? Ну и похороны! Эта вечеринка была изначально обречена, но его рассказ о жене, которая умерла, окончательно всё свёл на нет.

Ларри. Да, это получился не праздник, а поминки!

Рокки. Он всё время клянётся, что прекратит свою ахинею про покой – а сам говорит и говорит, как будто не может остановиться! А вся компания расползается по комнатам, бросая бесплатную выпивку и еду, как будто они отравленные! Они думали, им таким образом удастся от него избавиться, но не тут-то было. Он всю ночь скакал из одной комнаты в другую. Его невозможно было остановить. А сегодня утром он вовсю продвигает свои реформы! Ты видел, как он первым делом вытащил Джимми, чтобы отдать его одежду в химчистку, чтобы у того не было отговорок? И как он дал Вилли деньги, чтобы тот выкупил свою одежду у Солли. А все остальные причёсываются и бреются, хотя их трясёт…

Ларри (вызывающе). Ко мне в комнату он не пришёл! Он боится, что я могу его кое о чём спросить.

Рокки (насмешливо). Да? Мне не кажется, что он тебя боится. Я бы сказал, что ты его боишься.

Ларри (уязвлён). Ну, тогда ты бы соврал!

Пэррит (резко поворачивается, чтобы взглянуть на Ларри, презрительно). Не давай ему себя одурачить, Рокки. У него была заперта дверь. Я тоже не мог к нему войти.

Рокки. Да, кого ты думаешь обмануть, Ларри? Он на самом деле тебя раскусил. Он прав: если ты так уж хотел умереть, ты бы уже давно спрыгнул с пожарной лестницы.

Ларри (вызывающе). Потому что это для трусов, вот почему!

Пэррит. Он – трус, Рокки. Трусливый старый обманщик!

Ларри (набрасывается на него). Ты лживая дрянь! Помни, о чём я тебя предупредил!

Рокки (сердито смотрит на Пэррита). Правда, не лезь не в своё дело! Кто тебе дал право вмешиваться? Вытолкать его, Дарри? Если он тебе здесь не нужен, никто другой за него не заступится.

Ларри (стараясь говорить безразличным тоном). Не надо. Пусть остаётся. Он мне не мешает. Он для меня ничего не значит.

Рокки пожимает плечами и сонно зевает.

Пэррит. Ты прав, мне сейчас некуда податься. Ты – единственный человек в мире, к кому я могу обратиться.

Рокки (сонно). Ты – мягкосердечный старый дурак, Ларри. Он такая же никчемная вошь, как и Хикки. Ему тут не место. (Он зевает.) Я валюсь с копыт. Ни минуты не спал. Глаза слипаются.

Его глаза закрываются и голова наклоняется. Пэррит бросает на него взгляд, затем встаёт и идёт крадучись к стулу слева от Ларри, между ним и Рокки. Ларри съёживается и изо всех сил пытается его игнорировать.

Пэррит (наклоняясь к нему – тихим, заискивающим, извиняющимся голосом). Прости, что я тебя изводил, Ларри. Но ты меня злишь, когда ведёшь себя, будто тебе совершенно всё равно, что со мной случилось, и запираешь свою дверь, так что я не могу с тобой поговорить. (Затем с надеждой.) Но ты же заперся от Хикки, правда? Я тебя не виню. Я начинаю его ненавидеть. Я всё больше и больше его боюсь. Особенно после того, как он рассказал нам, что у него умерла жена. У меня такое странное чувство, что я как-то с ним связан. Не знаю почему, но теперь я начал думать о матери – как если бы она умерла. (В его сожалеющем тоне проскальзывает что-то, похожее на удовлетворение.) Вполне возможно, что она на самом деле умерла. Внутренне, я имею в виду. Её, наверное, мучают мысли обо мне – я знаю, она не хочет обо мне думать, но ничего не может с собой поделать. В конце концов, я – её единственный ребёнок. Она иногда меня баловала. Очень изредка, я имею в виду. Когда она обо мне вспоминала. Как будто она хотела что-то искупить. Как будто она чувствовала себя виноватой. Наверное, она меня немного любила, хотя она никогда не позволяла этой любви ограничивать её свободу. (Со странной тоской.) Знаешь, Ларри, у меня одно время было необъяснимое подозрение что, возможно, если бы всё открылось, выяснилось бы, что ты – мой отец.

Ларри (яростно). Идиот! Кто вбил эту сумасшедшую идею в твою голову? Ты знаешь, что это ложь! Любой из нашей компании на Западном побережье может тебе сказать, что я в глаза не видел твою мать до того, как ты родился.

Пэррит. Ну, я вряд ли стал бы их об этом спрашивать, правда? Хотя я знаю, что это правда, потому что я спросил её. Она приучила меня быть откровенным и спрашивать её всё, что угодно, и она всегда говорила мне правду. (Резко.) Но я говорил о том, что она, наверное, чувствует сейчас по отношению ко мне. Что она думает про то, что я ушёл из Движения. Она никогда мне этого не простит. Движение– это её жизнь. И, наверное, это стало бы для неё последним ударом, если бы она узнала, что это я…

Ларри. Заткнись, проклятый!

Пэррит. Это её убьёт. И я уверен, что она знает, что это, должно быть, я. (Внезапно с отчаянной настойчивостью.) Но я не предполагал, что полицейские схватят её! Ты должен этому верить! Ты должен понять, из-за чего я это сделал! Признаю, что то, что я сказал тебе прошлой ночью, было враньём – вся эта чушь о патриотизме и долге перед своей страной! Вот настоящая причина, Ларри, – единственная причина! Это – деньги! Я связался со шлюхой, и мне нужны были деньги, чтобы потратить их на неё и хорошо провести время! Это – всё, ради чего я это сделал! Просто ради денег! Честное слово!

У него ужасный и гротескный вид человека, признающегося в низости, как если бы это признание снимало с него любую настоящую вину.

Ларри (хватает его за плечо и встряхивает). Заткнись ты, будь ты проклят! Мне-то до этого какое дело?

Рокки вздрагивает, просыпаясь.

Рокки. Что тут происходит?

Ларри (сдерживаясь). Ничего. Этот молодой болтун сел мне на уши, вот и всё. Он – паразит хуже Хикки.

Рокки (сонно). Хикки… Слушай, а что ты имеешь в виду, когда говоришь, что он боится твоих вопросов? Каких вопросов?

Ларри. У меня такое чувство, что он что-то скрывает. Ты заметил, он не сказал, от чего умерла его жена.

Рокки (с упрёком). А, перестань. Бедный малый… Что ты хочешь этим сказать? Ты что думаешь, это его очередной номер?

Ларри. Нет. Я абсолютно уверен, что он принёс сюда смерть. Я чувствую на нём её холодное дыхание.

Рокки. А, чушь! Тебе лишь бы каркать, кладбищенский зазывала. (Внезапно его глаза расширяются.) А что если! Ты думаешь, она покончила с собой из-за того, что он ей изменял?

Ларри (зловеще). Это бы меня не удивило. Я не стал бы её в этом винить.

Рокки (насмешливо). Но это же маразм! Если бы она покончила с собой, он ведь не стал бы нам говорить, что он этому рад? Не такой ведь он выродок.

Пэррит (погружен в свои собственные мысли – загадочно). Ты не можешь серьёзно в это верить, Ларри. Ты знаешь, что она бы никогда этого не сделала. Она похожа на тебя. Будет цепляться за жизнь даже если уже ничего не осталось, кроме…

Ларри (уязвлён, злобно на него набрасывается). А как насчёт тебя? Если бы у тебя был хоть какой-то характер или совесть!.. (Он виновато останавливается.)

Пэррит (глумливо)…то, полагаю, я бы спрыгнул с этой пожарной лестницы, с которой ты сам никак не можешь спрыгнуть?

Ларри (обращаясь как если бы к самому себе). Нет! Кто я, чтобы судить? Я покончил с осуждениями.

Пэррит (язвительно). Да, я полагаю, тебе бы это понравилось, правда?

Рокки (его раздражает эта таинственность). Да о чём вы? (Пэрриту.) Что ты-то знаешь о жене Хикки? Откуда ты знаешь, что она не покончила…?

Ларри (с притворной небрежностью, отмахиваясь от того, что сказал Пэррит). Он ничего не знает. Тот небольшой умишко, что у него был, Хикки и тот растряс. Пусть возвращается к себе, Рокки. Я от него устал.

Рокки (Пэрриту, угрожающе). Ты слышал, что сказал Дарри? Как бы мне хотелось получить повод, чтобы дать тебе в морду. Так что быстро отсюда!

Пэррит (встаёт, к Ларри). Не надейся, что ты от меня избавишься, если я пересяду за соседний стол!

Он отходит; затем добавляет с горьким укором.

Как ужасно ты со мной обращаешься, Ларри, а ведь я тебе доверял, и мне нужна твоя помощь.

Он садится на прежнее место и, исполненный жалости к себе, погружается в раздумья.

Рокки (возращаясь к прежнему ходу мыслей). А если она таки покончила с собой? Бедный Хикки. Можно понять, почему он сошёл с ума и не может нести ответственность за все эти сумасшедшие штуки, которые он тут выделывает. (Затем в недоумении.) Но как же можно ему сочувствовать, когда он говорит, что рад, что она умерла, и по нему видно, что он правда рад? (С усталым раздражением.) А, чёрт! Лучше мне и не пытаться понять, что с ним. (Его лицо ожесточается.) Но одно я знаю. Ему лучше отстать от меня и моей конюшни! (Он делает паузу, затем вздыхает.) Господи, Ларри, ну и ночь мне эти две свиньи устроили! Когда вечеринка закончилась, они украли пару бутылок, унесли их в свои комнаты и напились. Я глаз не сомкнул, понимаешь? Только я засну тут на стуле, они заявляются сверху и лезут на рожон. Или поднимают шум наверху, смеются и поют, так что я начинаю бояться, что из-за них приедет полиция и иду наверх сказать им, чтобы заткнулись. И каждый раз они мне тыкают в морду один и тот же старый довод. Они говорят: «Значит, ты согласен с Хикки, грязный маленький итальяшка? Мы проститутки, да? Ну, а мы согласны с Хикки насчёт тебя, понятно! Ты всего лишь вшивый сутенёр!» Тогда я им вкатываю по пощёчине. Не избиваю их, как их избил бы сутенёр! Просто оплеуха. Но это не помогает. Они продолжают своё. Господи, у меня начинает болеть ухо при одной мысли об этом! «Послушай, – они говорят, – если мы – проститутки, у нас есть право иметь настоящего сутенёра, а не терпеть какую-то подделку! Нам надоело стаптывать обувь в поисках клиентов для лживого бартендера, если всё, что мы получаем в благодарность, это что он смотрит на нас сверху вниз. Мы найдём мужика, которому мы действительно нужны и который этого не стыдится. И не думай, что мы будем сегодня работать, понятно? Даже если улицы будут забиты моряками! Мы объявляем забастовку, хочешь не хочешь!» (Он качает головой.) Шлюхи объявляют забастовку! Ты это можешь понять? (Продолжает свой рассказ.) Они говорят: «Мы уходим в отпуск. Мы поехали на Кони-Айленд кататься на аттракционах и, может быть, мы вернёмся, а может быть, нет. А ты иди к чёрту!»

Надевают свои шляпы и удирают, обе пьяные.

Он удручённо вздыхает. Он выглядит нелепо, как запуганный семъянинин, изведённый сварливой женой. Ларри поглощён своими собственными горькими мыслями и не слушает, что тот говорит. Чак входит из коридора. У него в руке соломенная шляпа с яркой лентой, на нём воскресный синий костюм с высоким жёстким воротником. Он выглядит сонным, страдающим от жары, стеснённым и в дурном настроении.

Чак (хмуро). Эй, Рокки, Кора хочет горячий херес с яйцом и специями. Для нервов.

Рокки (оборачивается, с негодованием). Горячий херес! Как-нибудь перебьётся! Она что думает, здесь Волдорф[30]30
  Волдорф – знаменитый отель в Нью-Йорке, в среднем Манхэттене.


[Закрыть] что ли?

Чак. Я ей сказал, откуда мы ей возьмём тут херес. И яиц тут нет, если только она сама их не снесёт. А она говорит. «А что, есть какой-то закон, запрещающий пойти и купить все ингредиенты, ты, дурень?»

С досадой надевает свою соломенную шляпу; в вызывающем выпаде.

А, пошла она к чёрту! Будет пить то, что есть, или вообще ничего!

Он идёт за стойку бара, чтобы налить стакан виски из бочки.

Рокки (саркастично). А ведь мужчина должен дать своей невесте всё, что бы она ни пожелала в день свадьбы!

В то время как Чак возвращается из бара, насмешливо изучая его.

Посмотри на жениха, Ларри! Во вырядился-то!

Ларри не обращает внимания.

Чак. А, заткнись!

Рокки. Я думаю, вы выдержите неделю на этой ферме в Джерси! Как-нибудь вечером ты вбежишь сюда, требуя стаканчик виски, потому что тебя так достали эти сверчки! (С отвращением.) Да, Чак, этот паршивый Хикки определённо сделал из вас образцовую парочку идиотов.

Чак (в порыве). Да. Как бы мне хотелось дать ему по морде – хоть раз! (Затем сердито.) А, перестань! Он-то здесь при чём? Разве мы не говорили всегда, что собираемся пожениться? Так мы и собираемся. И попробуй что-нибудь по этому поводу сказать!

Он свирепо уставился на Рокки. Но Рокки только пожимает плечами с усталым отвращением, и Чак впадает в состояние унылой подавленности.

Если бы только Кора перестала жаловаться. Она мне не дала ни минуты покоя всю ночь. Всё то же самое снова и снова! Действительно ли я хочу на ней жениться? Я говорю, «Конечно, бэби, почему нет?» Она говорит: «Да, но через неделю ты будешь думать, что ты поступил, как идиот. Ты сделаешь из этого повод, чтобы напиться, и я тогда буду связана на всю жизнь с никчёмным пьяницей, и первым делом, я знаю, ты снова выгонишь меня на улицу искать клиентов, свою собственную жену!» Потом она начинает плакать, а я злиться. «Врёшь ты, – я ей говорю. – Я никогда не забирал твои деньги, разве что когда был пьян и не работал!» «Да, – она говорит, – и как долго ты теперь будешь трезвым? Не думай, что ты можешь обмануть меня этой чушью о воздержании! Я слишком часто это слыхала». А я от этого ещё больше злюсь и говорю: «Не обзывай меня вруном. Я бы хотел напиться прямо сейчас, потому что тогда ты бы не продержала меня всю ночь без сна, со своим нытьём. Если бы ты начала своё занудство, я бы его из тебя вышиб!» Тогда она начинает вопить: «Так не разговаривают с девушкой, на которой собираются жениться». (Он шумно вздыхает.) Она меня припёрла к стенке!

Он бросает тоскливый взгляд на стакан виски у себя в руке.

Как бы я хотел залить в себя литр этого виски!

Рокки. Так почему ты так и не сделаешь?

Чак (немедленно становится подозрительным и озлобленным). Конечно! Тебе бы это понравилось, правда? Я тебя знаю! Ты не хочешь, чтобы я женился и зажил как нормальный человек! Ты бы хотел, чтобы я всегда оставался пьяным, чтобы я походил на тебя, паршивого сутенёра!

Рокки (вскакивает на ноги; его лицо злобно ожесточается). Слушай, я этого даже от тебя не потерплю, ясно?!

Чак (ставит свой стакан на стойку и сжимает кулаки). Не хочешь, не терпи! (Насмешливо.) Не смеши меня! Я могу побить десять таких как ты одной левой!

Рокки (протягивая руку к своему набедренному карману). Нет, со свинцом в брюхе, не побьёшь!

Джо (перестал резать хлеб, когда началась перебранка). Эй, вы, Рокки и Чак! Прекратите! Вы же старые друзья! Не давайте вы этому Хикки свести вас с ума!

Чак (набрасывается на него). Не лезь не в своё дело, ты, чёрный!

Рокки (как и Чак, набрасывается на Джо, как если бы их собственная перебранка была забыта и они стали естественными союзниками против чужака). Оставайся на своём месте, грязный негр!

Джо (переполнен яростью, выпрыгивает из-за обеденного прилавка с хлебным ножом в руке). Вы белые сукины дети! Я выпущу вам кишки!

Чак хватает бутылку виски из бара и поднимает её над головой чтобы метнуть в Джо. Рокки резко выдёргивает короткоствольный, никелированный револьвер из своего набедренного кармана. В этот момент Ларри стучит по столу кулаком и разражается сардоническим хохотом.

Ларри. Как раз то, что нам надо! Прикончите друг друга, проклятые дурни, с одобрения Хикки! Разве я не говорил, что он принёс с собой смерть?

Они поражены его вмешательством. Они останавливаются и смотрят на него, их ярость неожиданно стихает, и они выглядят жалкими и сконфуженными.

Рокки (обращаясь к Джо). Ладно, ты убери нож, а я уберу револьвер.

Джо угрюмо возвращается к прилавку и швыряет на него нож.

Рокки суёт револьвер обратно в карман. Чак ставит бутылку на стойку. Хьюго, который проснулся и поднял голову, когда Ларри стучал по столу, теперь глупо хихикает.

Хьюго. Приветствую вас, людишки! Ничего! Скоро вы будете есть горячие бутерброды с сосисками под ивами и пить бесплатное вино. (Внезапно надменным требовательным тоном.) Это шампанское не было надлежащим образом охлаждено. (С клокочущей злобой.) Проклятый лгун Хикки! Разве это доказывает, что я хочу быть аристократом? Я люблю только пролетариат! Я поведу их! Я стану для них как Бог! Они будут моими рабами!

Он останавливается, дивясь самому себе, – к Ларри, умоляюще.

Я очень пьян, Ларри? Я говорю глупости. Ларри, старый друг, я так пьян, что не знаю, что несу, да?