Текст книги "Приключения Бесхвостика Пелле"

Автор книги: Йоста Кнутссон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 11 страниц)

Глава третья. Манхэттен-Джим и Мери

Десять дней и десять ночей плыл Бесхвостик Пелле по огромному, нескончаемому океану. Иногда начинался шторм, но Пелле не страдал морской болезнью. Ни в коем случае! Не мог же он быть хуже, чем Калле-Моряк!

Как бы то ни было, Пелле всё же устал от долгого плавания, но в один прекрасный день, в морском тумане он увидел нью-йоркские небоскрёбы.

– Вот и Америка, – сказал Калле-Моряк. Они стояли с Пелле на носу корабля.

Было очень жарко, солнце пекло что есть сил, над ними носились чайки и что-то оглушительно кричали. Но кричали они по-американски, и Пелле их не понимал.

– Вон та здоровенная зелёная тётка и есть Статуя Свободы, – объяснил Калле. – Она охраняет вход в гавань. А вон там, справа – небоскрёбы, в некоторых больше ста этажей.

– Не очень-то удобно в них жить, – сказал Пелле, – особенно на верхних этажах. Час пройдёт, пока доберёшься до подвала с мышами.

– А лифты на что? – сказал Калле снисходительно. – Там лифты раз в десять быстрее, чем наши, шведские.

– Смотри, сколько кораблей в гавани! – удивился Пелле. – И какие смешные! Вон те особенно – и спереди, и сзади башенка.

– Это паромы, – пояснил Калле, – и это не башенки, а рубки. Паромы ходят через залив и обратно, а чтобы каждый раз не разворачиваться, капитан просто переходит из одной рубки в другую. Но смотри, вот и наш мол! Мол Шведско-Американской линии!

– Мол? – спросил Пелле. – А что такое мол? Там молоко дают?

– Глупости какие, – сказал Калле. – Причём тут молоко? Мол – это причал. Смотри, сколько там народу!

– И кто-то машет шведским флагом.

– А вон мои друзья, – обрадовался Калле. – Мне кажется, это Манхэттен-Джим и Мери.

– Манхэттен-Джим, – повторил Пелле, – какое-то гангстерское имя.

– Никакой он не гангстер, – возразил Калле. – Очень симпатичный кот, он наверняка тебе понравится.

– А Мери? – спросил Пелле.

– И Мери славная, – сказал Калле, – хотя она очень плохо говорит по-шведски. Она, видишь ли, родилась в Америке. Но Манхэттен-Джим из Швеции, его вообще-то зовут Юхан. Он из Хускварны. Но в Америке Хускварна-Юхан звучало бы довольно глупо, поэтому он называет себя Манхеттен-Джим. Вообще говоря, Манхэттен – это большой остров. На нём расположен самый центр Нью-Йорка.

Корабль загудел. Два маленьких буксира помогли ему пристать к молу. Это продолжалось довольно долго. Наконец, пассажиры начали выходить на берег.

– Я должен найти своих, – сказал Пелле. – Мы ещё увидимся?

– Встретимся на таможне, – сказал Калле.

На таможне всех пассажиров попросили открыть свои чемоданы. Большой серый кот с важным видом подошёл к Пелле и что-то сказал по-американски. Пелле ничего не понял.

– Что ты сказал? – спросил он.

Но тот говорил только по-американски. Тут на помощь подоспел Калле-Моряк.

– Это таможенный кот, мистер Смит, – сказал Калле. – Он спрашивает, не везёшь ли ты с собой салаку или канареек. Если да, ты должен заплатить таможенную пошлину.

– Нет у меня ни салаки, ни канареек, хотя неплохо было бы, если бы они были, – сказал Пелле. – Мышей у меня, кстати, тоже нет.

– Мыши не облагаются пошлиной, – сказал Калле, – так что можешь ввозить мышей сколько хочешь, не платя ни цента.

Калле сказал несколько слов по-американски мистеру Смиту, и тот отдал честь. Пелле тоже попытался отдать честь, но получилось так себе – как будто он почесал за ухом.

К ним подошли с подятыми хвостами Манхэттен-Джим и Мери.

– Разрешите представить, – сказал Калле, – моего друга Пелле из Швеции. А это Манхэттен-Джим, а это Мери.

– Хелло, бой, – громко сказал Манхэттен-Джим, – добро пожаловать в Америку! Как там наша старушка Суиден? Да-да, Суиден, это значит Швеция по-американски. Я вообще-то из Хускварны. Какие там были мышки-полёвки! Но мыши на Сорок Второй улице тоже ничего.

– А как в Америке салака? – спросил Пелле. – Ничего?

– О ноу, ноу, – сказал Манхэттен-Джим. – Здесь вообще нет салаки. Я так тоскую по настоящей шведской салаке. Но другая рыба, понятно, есть. Тоже неплохая.

– О, йес, – сказала крошка Мери. Она поняла, что речь идёт о рыбе.

– Мы должны показать Пелле город, – сказал Калле-Моряк. – Давайте где-нибудь встретимся вечером часиков в семь?

– А где? – спросил Пелле.

– Я предлагаю угол Сорок Второй улицы и Шестой авеню, – сказал Калле, – там и до мышек недалеко.

– О, йес, хорошо придумано! – воскликнул Манхэттен-Джим.

– Я не уверен, что найду, – обеспокоенно сказал Пелле.

– А где ты будешь жить? – спросил Манхэттен-Джим.

– Они говорили что-то про гостиницу на Пятьдесят Второй.

– Замечательно! – воскликнул Манхэттен-Джим. – Идёшь тринадцать блоков вниз, и ты на Пятьдесят Второй. По-шведски – квартал, а по-американски – блок. Должен сказать, что в Нью-Йорке ориентироваться очень легко. Самый простой город в мире!

– Я приду в семь, – сказал Пелле.

Глава четвёртая. На Сорок Второй улице

– Иди сюда, Пелле, – сказала Биргитта. – Лучше я тебя понесу, чтобы ты не потерялся в этом огромном городе.

Она взяла его на руки, и они, выйдя на улицу, сели в такси. Машина была ярко-жёлтой, и радио в ней играло так громко, что она, казалось, вздрагивала.

– Итак, мы в Нью-Йорке, – сказал папа. – Это гигантский город. И дома, поглядите, какие высокие дома!

Они проезжали мимо огромного дома. Он был такой высокий, что крыши не было видно.

– А машины? Вы видели когда-нибудь столько машин?

Никто, конечно, не видел.

– Ну, Пелле, как тебе Америка? – спросила Биргитта.

– Мяу, – сказал Пелле. Он обычно не произносил ничего иного, когда разговаривал с людьми.

* * *

Гостиница и в самом деле была на Пятьдесят Второй улице.

«Надеюсь, они не держат собаку», – войдя в вестибюль, подумал Пелле и беспокойно принюхался. Нет, к счастью, собаками не пахло.

Их номер был на двадцать шестом этаже. В Биргиттиной комнате для Пелле поставили корзинку с голубой подушечкой.

«Здесь определённо неплохо», – решил Пелле.

В полседьмого он потихоньку улизнул на улицу – не забывайте, что в семь у него была назначена встреча.

Пелле потихоньку бежал по Пятой авеню, которая была намного шире, чем любая шведская улица. По ней мчались машины и автобусы, причём автобусы были двухэтажные, похожие на дома.

«Неплохо бы прокатиться в таком автобусе», – подумал Пелле и мысленно взвесил, стоит ли прыгнуть в автобус, но всё-таки решил, что пешком надёжнее.

Наконец, он добрался до Сорок Второй улицы, свернул налево и вскоре оказался на углу Шестой авеню, где его уже ждали Калле-Моряк, Манхэттен-Джим и Мери.

– Хелло, бой! – завопил Манхэттен-Джим. – Надеюсь, ты не заблудился?

– Я же соображаю, что к чему, – сказал Пелле. – Хотя улицы переходить не так-то просто. Уж слишком много у вас тут машин.

– Йес, – сказал Манхэттен-Джим. – Скоро привыкнешь. Какие планы?

– Сначала зайдём в драг и поедим сливок, – предложил Калле-Моряк.

– А что такое «драг»? – спросил Пелле.

– О, бой, – удивился Манхэттен-Джим. – Ты что, не знаешь, что такое драг? Ну ничего, скоро узнаешь. За мной!

Умирая от любопытства, Пелле последовал за остальными. Они вошли в магазин – ничего более странного Пелле не видел за всю свою жизнь. Собственно говоря, это была аптека. Тут продавали лекарства и массу других вещей. Старик с сигарой в зубах примерял соломенную шляпу, девочка листала книжку с картинкам^, а две пожилые негритянки хотели купить кастрюлю и громогласно торговались. А посреди магазина стоял прилавок, около которого на высоких круглых табуретках сидели люди, пили сок и ели яичницу и мороженое.

– Это настоящий американский драг, – сказал Калле-Моряк. – Здесь есть всё, что пожелаешь, и нас частенько приглашают сюда полакать сливки. Надо только мяукнуть пару раз.

Они проскользнули в кухню, сели рядком и замяукали. Тут же появился добродушный господин, поглядел на них и налил им в мисочку сливок.

– Эти драги – неплохая штука, – заключил Пелле, облизнув нос. Замечательная страна – Америка.

– Уэлл, но не всё тут так хорошо, – честно сказал Манхэттен-Джим. – Я хочу сказать, есть и неприятные вещи. Например, Г.Б.

– А что такое – Г.Б.? – спросил Пелле.

– Гангстерская Банда, – пояснил Джим. – Это банда котов здесь в округе. Они грабят, затевают ссоры и вообще, приносят массу хлопот.

«Ну точно, как Монс, Биль и Буль», – подумал Пелле.

– Ты должен остерегаться этой банды, – сказал Калле-Моряк, – они занимаются, в частности, киснеппингом – то есть похищают котов и заставляют их ловить мышей.

– Вообще-то говоря, не так уж плохо – ловить мышей, – сказал Пелле и снова облизнулся.

– Разумеется, – сказал Калле, – но только их пленники не имеют права сами есть этих мышей. У них их сразу отбирают. И Гангстерская Банда сидит и ест мышей, которых поймали другие. Это несправедливо.

– О, йес, – сказала Мери. Надо же было и ей что-нибудь сказать.

Глава пятая. Гангстерская банда

Когда они вышли на улицу, Манхэттен-Джим сказал:

– А теперь спустимся вниз и поглядим на подземку. Это одна из тех вещей, которые просто нельзя не посмотреть, если уж ты в Америке.

Они спускались и спускались по бесчисленным лестницам, казалось, в самое чрево земли. Повсюду толкались сотни и тысячи людей. Наконец с жутким скрежетом и воем подошёл поезд. Пелле это не понравилось.

– Да, – обратился он вдруг к Манхэттен-Джиму, – я забыл спросить одну вещь. Не знаешь лм ты кота по имени Филадельфия-Филле?

– Филадельфия-Филле, а кто это? – спросил Манхэттен-Джим.

– У нас на колокольне живёт его тётка, Старушка Майя, – пояснил Пелле. – У него одно ухо чёрное, другое – белое.

– Нет, такого я не знаю, – сказал Джим.

– Жаль, – сказал Пелле. – Старушка Майя просила обязательно его навестить.

– Скорее всего, если судить по имени, он живёт не в Нью-Йорке, а в Филадельфии, а это довольно далеко.

Как я уже сказал, под землёй было очень много народу, и Пелле немного отстал. Он только собирался потянуть носом и определить, куда же делись остальные, но тут откуда ни возьмись появился ещё один кот. Он был совершенно чёрный – нет, впрочем, не совершенно: одно ухо было белое! А вдруг это Филадельфия-Филле – надо же, какое везение!

– Ты, случайно, не Филадельфия-Филле? – спросил Пелле, пристально уставившись на незнакомца.

– О, йес, конечно, это я и есть, – ответил кот. – Пошли со мной, поговорим.

– Я, можно сказать, привёз тебе привет от тётки, – сказал Пелле.

– О, йес, понятно. Только пошли отсюда, здесь не протолкнуться.

Пелле послушно последовал за ним – подумать только, в огромной Америке он тут же наткнулся на того, кого искал!

– Старушка Майя, в общем, ничего, – рассказывал Пелле по пути. – Только ревматизм замучил в задней лапе.

– О, йес, – повторил кот, – пошли, пошли!

Они долго шли по петлявшим тёмным переходам.

«Довольно необычный приём, – думал Пелле, – но было невежливо отказаться. К тому же Филадельфия-Филле, скорее всего, пригласит на свежепойманную мышку – он же родственник старушки Майи!».

Наконец, они очутились в тёмном подвале. Приглядевшись, Пелле обнаружил, что там сидели ещё восемь-десять котов. Все они выглядели довольно мрачно.

О, ужас! На стене были намалёваны две большие буквы: «ГБ»! Г.Б.! Гангстерская Банда! Ну и родственники у старушки Майи!

– Ха-ха! – издевательски захохотал новый знакомый. Он поднял лапу к своему белому уху и р-раз! – оно тоже стало чёрным. Это был всего-навсего белый бумажный фунтик. – Ха-ха! Что, надули тебя?

– Так ты не Филадельфия-Филле? – спросил Пелле и задрожал от кончика носа до того места, где должен был начинаться хвост – но хвоста, как вы помните, у него не было.

– Филадельфия-Филле – что за чушь! Я – Гангстер-Джек, и мы тебя похитили. В Америке, дружок, надо быть поосторожнее. Я начал следить за тобой ещё в гостинице. Я шёл следом до Сорок Второй улицы, потом был в драге, хотя вы меня и не видели, потом пошёл в подземку, и собственными ушами слышал, как ты рассказывал про этого дурака Филадельфия-Филле, у которого одно ухо чёрное, другое белое. Не так-то уж трудно сделать себе белое ухо! И теперь ты попался! Теперь ты наш пленник, бесхвостый дурак!

– И что, вы меня никогда не отпустите? – робко спросил Пелле.

– Никогда! Это так же верно, как то, что меня зовут Гангстер-Джек, а нашего вожака – Гангстер-Томми. Вон он сидит. Говорить с ним бессмысленно – он ни слова не знает по-шведски.

Пелле испуганно глядел на безобразного чёрного ухмыляющегося кота. Он что-то сказал по-американски, и Гангстер-Джек перевёл:

– Он приказывает тебе поймать для него вечернюю мышь. И если ты не принесёшь её в ближайшие пять минут, пеняй на себя.

Но тут Пелле собрал все оставшиеся силы, перепрыгнул одним прыжком трёх охранявших вход бандитов и дал стрекача – только лапы замелькали.

– Держи его! – завопил Гангстер-Джек. – Хватай его за хвост!

Целая свора котов мчалась за Пелле по пятам, но никому не удалось схватить его за хвост-и ничего удивительного: как вы помните, у Пелле не было хвоста, за который его можно было бы схватить!

Улучив момент, Пелле шмыгнул в боковой выход, и преследователи, не заметившие его манёвра, промчались мимо. Он перевёл дух. Ему повезло – туннель вёл на станцию подземки, и он вскоре снова оказался в толпе-и в безопасности.

– Где тебя носит?

Это был Калле-Моряк. Он был весь встрёпан и тяжело дышал.

– Мы тебя повсюду искали! Манхэттен-Джим даже предположил, что тебя похитила Г.Б.!

– Так оно и было, – с притворным равнодушием сказал Пелле.

– Тебя похитила Гангстерская Банда? – с ужасом спросил Калле-Моряк. – Рассказывай всё подряд!

– Как-нибудь расскажу поподробней, – сказал Пелле. – Но одно могу сказать уже сейчас – иной раз вовсе неплохо быть бесхвостым!

* * *

Вполне понятно, какую ярость вызвал побег пленника в Гангстерской Банде. И Гангстер-Томми обратился к банде, выпустившей добычу из когтей, с угрожающей речью:

– Это скандал! – ревел он. – За пять лет, что я руковожу Бандой, такого никогда не случалось, чтобы пленник удрал! И такого больше не случится! И мой приказ – поймать этого прохвоста любой ценой. И мы его поймаем, это так же верно, как то, что меня зовут Гангстер-Томми и что я глава самой грозной банды в Америке! Братья и сёстры по Г.Б. – произнесите клятву!

И тогда все гангстеры подняли правые лапы:

– Г.Б., Б.Г. – будьте готовы!

Это была их секретная клятва.

– И запомните, что я сказал, – продолжил Гангстер-Томми. Этот бесхвостый должен быть пойман, как только подвернётся удобный случай. Иначе всем придётся плохо. Поняли? Всё, собрание закончено! Клятву!

Все снова подняли правые лапы и закричали:

– Г.Б., Б.Г.!

Глава шестая. Небоскрёб-Калле

Пелле прекрасно проводил время в Нью-Йорке в компании Калле-Моряка, Манхэттен-Джима и Мери. Конечно, ему очень повезло – без них он бы не увидел и десятой части того, что успел посмотреть. В один прекрасный день Калле-Моряк сказал:

– Сегодня мы навестим Небоскрёба-Калле.

– Небоскрёб-Калле, кто это? – спросил Пелле.

– Небоскрёб-Калле, собственно говоря, швед, такой же, как и мы, – объяснил Калле-Моряк, – он уже прожил здесь несколько лет, и настаивает, чтобы его называли Чарльзом. Но мне нравится его дразнить, поэтому я всё равно называю его Калле.

– Ну и напрасно, – сказал Манхеттен-Джим, – раз он хочет, чтобы его называли Чарльзом, значит, так и надо его называть.

Его немножко задела вся эта история – ведь его самого тоже звали не Джим, а Юхан.

Но Калле-Моряк не обратил внимания на его слова.

– Небоскрёб-Калле живёт на самой верхушке Рокфеллеровского центра, – сообщил Калле-Моряк. – Пошли!

Рокфеллеровский Центр размещался в огромном восьмидесятиэтажном небоскрёбе.

«Повыше будет, чем сарай в Коньковом переулке», – подумал Пелле.

Они вслед за Калле-Моряком вошли в огромный вестибюль. Калле очень важничал, потому что ему было известно, какой именно лифт идёт на верхний этаж.

– Некоторые здесь не в первый раз, – сказал Калле. – Поторапливайтесь, чтобы сесть в лифт всем вместе!

Лифт помчался вверх с невероятной скоростью и через полминуты был уже на восьмидесятом этаже. У Пелле даже закружилась голова.

На крыше с важным видом сидел Небоскрёб-Калле.

– Воображает, что он владелец этого дома, – шепнул Калле-Моряк на ухо Пелле.

– Он злой? – шепнул Пелле в ответ.

– Да нет, просто глуповат немного, – прошептал Калле-Моряк и завопил во весь голос. – Привет, Небоскрёб-Калле! Как тебе тут, на ветерке?

– А как там вы в ваших погребах? – сказал в ответ Небоскрёб-Калле и повернулся к Пелле. – А мы, как мне кажется, не знакомы, я тебя раньше не видел. Ты что, впервые здесь? Ну, как бы то ни было, меня зовут Чарльз. Небоскрёб-Чарльз.

– А меня – Петрус, – сказал Пелле. Он счёл уместным немного пошутить.

– Так ты из нашей старушки-Швеции? Ну, как там теперь? Есть ли дома выше трёх этажей?

– Конечно, есть, – ответил Пелле, – хотя больше шести обычно не бывает.

– Я так и думал, – сказал Небоскрёб-Калле, – как же можно строить такие низкие дома? В квартиры совершенно не попадает свежий воздух!

– Зато у нас салака хорошая, – сказал Пелле, которому стало обидно за Швецию.

– Я не ем салаку, – сказал Небоскрёб-Калле. – Слишком много костей, и на вкус так себе. Нет, когда привык к устрицам, салаки уже и не хочется. Но ты должен полюбоваться видом.

Пелле вспрыгнул на ограждение и посмотрел вниз. Надо признаться, вид был и в самом деле превосходный. Далеко-далеко внизу на улицах люди были не больше Муравьёв. Церковь казалась крошечной, хотя она была ничуть не меньше, чем церковь, в часовне которой жила Старушка Майя.

– А что ты делаешь тут, наверху? – спросил Пелле.

– Масса дел, – быстро ответил Небоскрёб-Калле, – просто масса. Надо же всё здесь содержать в порядке – масса дел. Ни сна, ни отдыха. Внизу на улице не был три года. Но мне там и не нравится. Как будто что-то давит. И воздух скверный. Нет, если уж и жить где-то, так тут, наверху – это так же верно, как то, что меня зовут Небоскрёб-Чарльз.

– Развоображался, – шепнул Пелле Калле-Моряк.

– Может быть, сыграем партийку в небоскрёб-ино? – предложил Небоскрёб-Калле.

– А что это за игра такая? – удивился Пелле.

– Ну, это такая игра. Я играю в неё здесь, наверху. Там у вас, внизу, в обычных домах, эта игра называется дом-ино, но тут-то, как ты понимаешь, не обычный дом, а небоскрёб. Поэтому я называю эту игру небоскрёб-ино.

– Сегодня не успеем, – сказал Калле-Моряк. – Нам пора вниз, на землю.

– Бедняги, – сказал Небоскрёб-Калле, – как вы там не задыхаетесь?

– Он ужасно задаётся, что живёт наверху, – сказал Пелле, когда они спускались в лифте.

– Конечно, – подтвердил Калле-Моряк. – Но, по правде сказать, лучше жить высоко над землёй, чем глубоко под землёй, как Гангстерская Банда.

– Это уж точно, – вздрогнул Пелле, – хорошо бы с ними больше не встречаться.

– Будь осторожен, – сказал Калле-Моряк. – Тем более «Грипсхольмен» завтра отплывает в Швецию, и я должен быть на месте.

– В самом деле? – спросил Пелле. – Какая жалость! Нам так хорошо вместе!

– Но у тебя же есть Манхэттен-Джим и Мери!

– Конечно, – подумав, сказал Пелле.

Глава седьмая. Усатый Мурре

На следующий день Пелле, Манхэттен-Джим и Мери отправились в гавань, чтобы помахать на прощание Калле-Моряку. По Гудзону сновали десятки и сотни пароходов, больших и маленьких.

– Пока! – сказал Калле-Моряк и отдал честь. – Передам всем привет.

– Всем не надо, – сказал Пелле. – Монсу, Билю и Булю привет передавать не обязательно. А вот если увидишь Муську из Аркадии, обязательно передай самый горячий привет.

И «Грипсхольмен» медленно двинулся в путь, басовитыми гудками отгоняя путавшиеся «прд ногами» катера.

Вскоре к провожающим подошёл незнакомый кот и что-то сказал на непонятном языке.

– Говори по-американски, а то непонятно, что ты там бормочешь! – сказал Манхэттен-Джим и наморщил нос.

– Ах, так вы не понимаете французского? – сказал незнакомец, на этот раз по-американски. – Меня зовут Жан-Нормандия. Я просто хотел спросить, что это за несчастная калоша отошла сейчас от причала?

– Несчастная калоша, – повторил Манхэттен-Джим, – что ты имеешь в виду?

– Ну, эту посудину, у которой только две трубы, – сказал Жан-Нормандия. – Это что, пароход для карликов? Нет, ребята, приходите послезавтра, когда будет отходить «Нормандия». Вот это корабль!

«Жаль, что я не знаю, как будет задавака по-американски, – подумал Пелле. – Или по-французски».

Но тут появился ещё один кот. Вид у него был очень добродушный. Он вмешался в разговор.

– Это же Жан-Нормандия! – сказал он. – Не обращайте на него внимания. Это самый большой воображала во всей гавани. Он только и делает, что высмеивает пароходы, у которых меньше трёх труб. И это только потому, что на «Нормандии» случайно оказалось именно три. Пошли в город, попьём молочка. Я знаю славное местечко.

Они двинулись в город.

– Ты симатичный, – сказал Пелле новому знакомому, – а как тебя зовут?

– Как меня зовут? – повторил вопрос незнакомец.

– Вот именно, как тебя зовут?

– М-м-м… меня зовут Усатый Мурре. Это потому, что у меня очень длинные усы, как ты и сам видишь.

Они вышли на угол Сорок Второй улицы и Шестой авеню.

– Лестница ведёт вниз, – сказал Усатый Мурре. – Там живёт очень богатый кот, который всегда рад гостям.

– Звучит неплохо, – сказал Пелле. – Пошли все!

Тут Пелле заметил, что Манхэттен-Джим подмигивает ему изо всех сил.

– Что ты подмигиваешь, – спросил Пелле, – не хочешь молока?

– Ну, если у остальных нет желания, тргда пошли, – сказал Усатый Мурре и протянул Пелле лапу.

– Конечно, пошли, – сказал Пелле. – Я никогда не отказываюсь от миски молока.

– Спасибо, конечно, – сказал Манхэттен-Джим, – но ни у Пелле, ни у нас нет времени. Мы приглашены на обед в другом месте. Пошли, Пелле! Мери!

– На обед? – удивился Пелле. – Что-то я ничего об этом не слышал! Лучше я пойду с Усатым Мурре и похлебаю молока.

– Ты пойдёшь с нами! – сказал Манхэттен-Джим и больно ткнул Пелле локтем. – Вот так! Пока, Усатый Мурре! Если ты, конечно, Усатый Мурре! – добавил он, пристально глядя на нового знакомого.

– Ты что, с ума сошёл? – прошипел ему Пелле. – Что это всё значит?

– Г.Б.! – прошептал Манхэттен-Джим! – Он из Гангстерской Банды. Я сам видел у него на правой задней подушечке татуировку – «Г.Б.»! И никакой он не Усатый Мурре! Пошли скорее!

– Ты что, хочешь сказать, что этот приветливый незнакомец…

– Они все очень хитрые там, в Г.Б., – оборвал его Манхэттен-Джим, – и умеют притворяться. И запомни раз и навсегда: надо быть настороже, когда знакомишься с кем-нибудь!

И они поспешили к Пятой авеню. Добродушная физиономия Усатого Мурре приняла злобное и коварное выражение.

– На этот раз ты улизнул, – сказал Усатый Мурре, которого на самом деле звали Гангстер-Мурре. – Но ты всё равно нам попадёшься!