Текст книги "Конфиденциальный источник"
Автор книги: Йен Броган
Жанр:
Криминальные детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 17 страниц)
Глава 10
– Что у вас? – спросила Дороти, стоя у меня над душой.
Я сидела в библиотеке редакции за компьютером с выходом в Интернет.
– Грустная история.
Я зашла в федеральный суд по делам о несостоятельности и обнаружила, что Барри Мазурски втихомолку признал себя банкротом через год после того, как продал сеть магазинов.
Было утро, пятница, со дня убийства прошла неделя. Я поднялась для пробежки в шесть утра и пришла на работу рано. До восьми в редакции было всего несколько человек – здесь царила атмосфера затишья перед бурей. Сюда, в библиотеку – длинную комнату без окон в передней части здания, – за весь день зашел только один научный сотрудник, сел за дальний стол и погрузился в исследование. Я находилась фактически наедине с базой данных, как вдруг подняла глаза и увидела над собой Дороти Сакс.
Как редактор вечерней смены, Дороти часто задерживалась на работе до десяти вечера и давала отчет по статьям к полуночи. Кэролайн говорила, Дороти никогда не ночует дома. Она из тех женщин, которые рождаются, чтобы стать монашками, вот только Дороти посвятила себя религии новостей. В высказываниях Кэролайн она представала то асексуалкой, то лесбиянкой, то стервой, которая уводит мужа из семьи и крутит роман с литературным редактором по имени Гарольд.
Сначала я не поняла, откуда у моей начальницы такая ненависть к Дороти. Оказалось, они устроились на работу в «Кроникл» почти одновременно, много лет назад. Бездетная одинокая Дороти поднялась по карьерной лестнице до редактора в центральном офисе. Кэролайн за это время вышла замуж, развелась, опять вышла замуж, родила детей, снова развелась и осталась начальницей бюро.
Дороти придвинула стул и села рядом со мной, уставившись в монитор. Я заметила, что у нее на лице практически нет косметики, одежда та же, что и каждый день: мешковатые джинсы или брюки и поношенный свитер. Одного свитера было бы достаточно, чтобы привести Кэролайн в бешенство.
– Это еще не доказывает, что он играл в карты, – сказала я.
– Действительно.
– Он мог принимать наркотики, – предположила я.
– Или пить, – весьма сухо добавила Дороти.
Предыдущим вечером официально объявили, что Виктор Дельриа, лежавший без сознания в больнице Род-Айленда, находится в состоянии комы. Через неделю после убийства никому так и не было предъявлено обвинение. С каждым днем бездействия со стороны полиции крепла моя теория о том, что преступление не было обычным ограблением. Натан даже прислал мне служебную записку, в которой говорилось, что если мне необходимо вести расследование в выходные, то дополнительные часы работы будут оплачены.
Мы с Дороти обе понимали, что заявление о личной несостоятельности – достаточно веское доказательство пристрастия Барри, хотя такое нельзя пускать в печать. Само по себе сообщение о банкротстве – неоправданное вторжение в личную жизнь ныне покойного человека.
Нужно подкрепить его подтверждением члена семьи. Если бы, скажем, сын сказал, что видел в магазине ростовщиков, угрожавших отцу, вышла бы приличная статья. Такое помещать в газету можно.
Я подумала о доверии Леонарда. Почему он так поступил? Папа иногда прибегал к подобной тактике, когда я была еще подростком. Он заострял внимание на своем доверии, чтобы вызвать у меня повышенную ответственность. Так делают все ирландские католики, а Леонард – итальянец.
В библиотеке зазвонил телефон. Научный сотрудник на секунду оторвал взгляд от стола, однако не двинулся с места. Через открытую дверь я увидела, как из лифта вышел Натан и направился к своему кабинету.
– Как он рано сегодня, – отметила я.
– Это из-за вакансии в следственной команде. Почти все журналисты подали заявление и приглашены на собеседование.
Меня охватила тревога. Я что-то пропустила? Список претендентов составлен, а меня в нем нет?
Заметив выражение моего лица, Дороти спросила:
– Ты тоже хочешь получить это место?
Я кивнула, и она записала что-то в блокнот, взглянула на дверь в кабинет Натана и добавила:
– Не переживай по поводу наплыва желающих. Согласно уставу газеты, он обязан поговорить со всеми. Натан быстро с ними разделается.
Зазвонил второй телефон, пронзительный звук резал слух. Научный сотрудник проигнорировал его.
– Может, ответить? – спросила я Дороти, но та покачала головой.
В этот момент из лифта вышел Джонатан Фрицелл. Мы дважды пересекались по поводу убийства Мазурски, и он обещал мне навести справки в мэрии, однако так ничего и не выяснил. Теперь, даже не взглянув в нашу сторону, он уверенной походкой вошел в кабинет Натана.
Дороти тронула меня за локоть:
– Не думай о конкуренции, сосредоточься на данных. Что еще у тебя есть?
Я порылась в папке с бумагами. Где-то там должна лежать присланная Леонардом копия протокола собрания попечительского совета для бездомных ветеранов. Я также распечатала статьи «Кроникл» о благотворительных акциях и об официальном объявлении отставки Барри. Но где же протокол? Я была уверена, что вечером положила его в папку.
На первой странице приводилась подробная запись беседы председателя и помощника казначея, предоставившего полный отчет по собранным средствам из-за расхождения в сумме на семьдесят пять тысяч долларов. Вторая, тоже затерявшаяся страница содержала протокол следующего месяца, когда совет единогласно проголосовал за снятие Барри Мазурски с поста, а председатель еще отметил: «Так будет лучше».
Дороти с любопытством наблюдала за моими компаниями. Бумаг в папке не было. Пронзительный звонок наконец-то смолк, но тут же раздался снова. Почему бы этому парню не взять трубку? Неужели я оставила документы дома на столе?
Наконец они обнаружились среди других бумаг в папке. Разгладив помявшийся край, Дороти пробежала глазами протокол и засияла, однако после минутного раздумья погрустнела. Вывод был самоочевиден. Протокол склоняет чашу весов в сторону правдивости моих сведений, но он недостаточен, чтобы опубликовать статью, которая опорочит покойного.
В отчаянии я схватилась за последнюю соломинку:
– Знаю, это покажется вам притянутым за уши, но я уверена, что слышала голос сына Барри по радио, в ток-шоу. Он рассказывал о пристрастии отца к азартным играм. То есть он часто бывает в эфире. Представляется как Андре из Крэнстона. Я узнала голос.
– Радиопередача? – переспросила Дороти.
По тону было сложно понять, как она отреагировала на мое сообщение, и я продолжила:
– «Поздняя ночь» Леонарда. Как вы считаете, следует ли позвонить на станцию, попросить у них старые записи?
– Ты слушаешь «Позднюю ночь» Леонарда?
Судя по выражению ее лица, мнение обо мне резко упало.
– Иногда, – призналась я.
Дороти задумалась. Что этот факт говорит обо мне? О моем образе жизни? О коэффициенте моего умственного развития? Я приготовилась защищаться. Да, Леонард часто впадает в крайности. Особенно когда речь заходит о мэре и казино, но на то есть причины. Я начала подсчитывать количество журналистов «Кроникл», которые звонят ему на передачу, журналистов, которые неожиданно становятся экспертами, обозревателями, признанными специалистами.
– Что-то не так?
Редактор взглянула на меня так, словно ее мысли витали где-то далеко.
– Я пыталась придумать, как это можно использовать, стоит ли искать такую запись.
– А…
– Ведь люди звонят туда под вымышленными именами, так? И радио гарантирует им анонимность.
Я едва сдержала вздох огорчения.
– Полагаю, что да.
– Думаю, нам лучше не втягивать сюда радио.
Я сидела в кафетерии с чашечкой кофе, когда заметила автора некрологов, одиноко жующего пончики.
Ему перевалило за шестьдесят, и у него было килограммов двадцать пять лишнего веса. На лице – помутневшее и усталое выражение человека, который перегорел много лет назад. Пытаясь вспомнить, как его зовут, я закрыла глаза и представила подпись под последним некрологом в Род-Айленде. Итальянское имя, кажется, Мартино.
Он не раз поглядывал в мою сторону, когда я проходила по редакции. Кэролайн как-то упомянула, что некогда он был уважаемым криминальным журналистом. Вспомнила, его фамилия Ди Мартино. Его брат до сих пор работает сержантом полиции Провиденса.
Я размешала сливки в большой чашке кофе и подумала, какое у него может быть имя. Энтони? Джозеф? Доминик? Ди Мартино сидел за красным столиком у окна, демонстративно погрузившись в чтение, чтобы никто не решился подойти и завести беседу.
Я припомнила, что его имя плохо сочеталось с фамилией. Как-то они не вязались вместе. Откуда-то из глубин мозга всплыла мысль, что это было модное имя: так называют мальчиков в новом тысячелетии. Джастин? Джош? Джеред? Эван. Точно, Эван Ди Мартино.
Кэролайн говорила, его сняли с должности, чтобы освободить место для молодого журналиста, который вскоре ушел в «Лос-Анджелес таймс». Возможно, теперь Ди Мартино подсознательно плохо относится ко всем новичкам. Я решила рискнуть, купила второй кофе и направилась к его столику с двумя чашками.
– Эван? – Он так вздрогнул, что я тотчас принялась извиняться: – Извините за беспокойство, я…
Следовало предложить ему кофе, однако я забыла о вежливости и по-прежнему сжимала чашки.
– Мне вот любопытно… Я хотела бы поговорить с вами.
Ди Мартино демонстративно взглянул на часы.
– Если вы никуда не спешите.
Он окинул меня взглядом и, как ни странно, узнал.
– Вы новая журналистка из Бостона? Та самая, что находилась в магазине во время убийства?
Я кивнула и предложила ему кофе.
– Хотела задать вам пару вопросов. Я не имею контактов в полиции Провиденса, и мне нужна ваша помощь.
Мой умоляющий тон смягчил его, и недоброжелательность растаяла, сменившись любопытством.
Не дожидаясь приглашения, я села за стол.
– Мазурски был заядлым картежником и задолжал кредиторам. Существует версия, будто мэр пытается скрыть эту информацию до окончания референдума по азартным играм. И он отдал распоряжение департаменту полиции притормозить расследование. Как вы считаете, обладает ли мэр достаточным влиянием на начальника полиции, чтобы провернуть такое? – спросила я.
– Откуда у вас эта информация?
– Из конфиденциального источника.
– От полицейского?
Я покачала головой.
Ди Мартино осмотрел пончик так внимательно, будто только что поднял его с пола.
– Тогда это чисто умозрительное построение. Расследование убийства может протекать медленно по разным причинам.
Я разочарованно кивнула.
– Но из этого не следует, что мэр не обладает влиянием. – Он смахнул сахар с пончика прямо себе на колени. – Согласился бы начальник полиции притормозить работу детектива до голосования? Бог его знает. До референдума полторы недели. Это нельзя даже назвать коррупцией.
Затем он перевел взгляд на нечто за моей спиной. Я повернулась и увидела, что в кафетерий вошли трое молодых мужчин – журналисты из следственной команды. У двоих были толстые стопки бумаг, у третьего – ноутбук.
Должно быть, я смотрела на них слишком долго, и Эван обо всем догадался.
– Хотите занять место Сьюзен? – спросил он.
Я пожала плечами, делая вид, будто не так уж в этом и заинтересована, но Ди Мартино не купился.
– Еще бы. Думаете, дело о Мазурски пробьет вам туда дорогу? И вы попадете в сливки общества?
– Да, я надеюсь получить преимущество, – призналась я. – Однако я недавно в Провиденсе и не имею связей в полиции.
Трое журналистов прошли мимо нас к дальнему столику, никого не замечая вокруг. Их голоса доносились даже оттуда – громкие и самодовольные. Это напомнило мне школьный кафетерий.
– Им нужен кто-нибудь совершеннолетний, с водительскими правами, – сказал Эван, нагнувшись вперед. – Иначе придется подключать к перемещению по городу родителей.
Я усмехнулась, соглашаясь с его словами, и Ди Мартино впервые улыбнулся в ответ.
Официантка вышла из-за стойки и стерла с доски вчерашнее меню. Мел заскрипел, когда она начала выводить список супов: Г-Р-И-Б-Н-О-Й.
Эван сморщился:
– Ненавижу грибы. Вы когда-нибудь видели, откуда они растут?
– Не доводилось.
– Обычно из кучи дерьма.
Моему собеседнику вдруг стало не по себе. Видимо, он живо представил, как грибы поднимаются из навоза. Затем внимание его вновь переключилось на меня.
– Так кто ведет расследование?
Я рассказала о патрульном, который первым приехал в магазин Мазурски, и о сержанте Холсторме. Затем добавила, что на следующий день пришел майор Эррико.
– Эррико? В субботу? – удивился Эван, и привычное выражение усталости сошло с его лица. – Вы уверены?
Я описала, как он выглядел, и напряжение Холсторма при его появлении. Эван задумчиво кивнул.
– Он что-нибудь сказал?
Я покачала головой.
– У него под мышкой было много документов. И ему явно не хотелось, чтобы я разглядела, что в них написано. Сбоку стоял какой-то шифр.
– Что за шифр?
– Кажется, две заглавные буквы.
– ОП. – Не вопрос – утверждение.
– Да, именно так.
Эван оглянулся через плечо на журналистов из следственной команды и снизил голос до скрипучего шепота:
– Организованная преступность. Обычно эти документы хранятся под замком в кабинете Эррико. Он занимается делами такого масштаба. Знает, кто есть кто. Если надо, может снять трубку и позвонить главе мафии.
Скрежет мела закончился. Эван повернулся, желая убедиться, что нас никто не слышит. Подождал, пока официантка уйдет за прилавок, наблюдая за ней, будто за шпионкой. Затем продолжил:
– Эррико не стал бы являться в субботу из-за какого-то там ограбления продуктового магазина. Его не интересуют дела, не связанные с организованной преступностью.
Глава 11
Я не ожидала встретить Дрю Мазурски на следующий же день. Встав рано, я совершила пробежку и зашла купить кофе в «Старбакс» напротив дома. На мне были бесформенная серая куртка и мешковатые джинсы, которые я нашла среди старого белья, и кроссовки без шнурков. Стоя в неимоверно медленной очереди, я убивала время, обозревая вид из окна, выходившего на Энджел-стрит. И тут увидела, как через улицу открылась дверь магазина Мазурски и из нее вышла женщина с пластиковым пакетом.
Забыв о кофе, я поспешила прямиком туда. Из магазина вышли еще два покупателя. Значит, он наконец-то открылся. Я перешла улицу и вгляделась внутрь сквозь стекло. За кассой стоял Дрю Мазурски.
Его просьба не писать никаких статей казалась теперь смешной. Преданный сын, потребовавший от меня осмотрительности, совсем недавно названивал на радиопередачу чуть ли не каждый вечер и рассказывал об отцовских грехах. Если я с такой легкостью узнала его голос, то и другие наверняка догадались. Мать. Сестра. Тетушка. И я должна чувствовать себя виноватой?
По субботам помимо пончиков в магазине продавались клецки. Огромные куски жареного теста доставлялись прямо из пекарни. Люди стекались со всей округи купить их горячими. Даже стоя на улице, я чувствовала запах растительного масла.
С моего места была видна та часть пола, которую залило кровью. Деревянное покрытие вычистили и отполировали, опрокинутый стеллаж с журналами поставили обратно. Я закрыла глаза и представила, как сочится кровь из дырки во лбу Барри. Вдруг подступила тошнота.
Я пробежалась пальцами по растрепанным волосам. Зачем заходить в магазин? Я отнюдь не готова допрашивать Дрю Мазурски. И плана у меня никакого нет. Лучше пойти домой, принять душ, подумать, что говорить, тогда и вернуться.
Распахнулась стеклянная дверь. Мужчина с подносом, на котором стояли три чашки кофе, поддержал дверь ногой, чтобы я могла пройти. В кассу выстроилась очередь: в крайнем случае будет за кого спрятаться, и Дрю меня не заметит. Если не войти сейчас, потом не хватит мужества.
Я нырнула в магазин и направилась к кондитерскому отделу, где стоял автомат с кофе. «В переполненном людьми магазине бояться нечего», – убеждала я себя. Если где-то в мире и должно свершиться убийство, то уж точно не здесь.
За прилавком стояла незнакомая женщина, делавшая сандвичи из яйца с беконом. К ней тоже выстроилась очередь. Получив свой сандвич, покупатели шли оплачивать его к кассе. Ближайшие десять минут к Дрю не подойти.
Я налила себе большой стакан кофе и выбирала крышку подходящего размера, когда заметила женщину в рубашке с эмблемой «Йоркорпорейшн». Она вынесла салаты в пластиковой упаковке.
Я уставилась на пластиковые коробочки и представила, как они хрустят, когда сдавливаются. Время остановилось, и я словно застыла в кадре нелепого фильма. Покупатели переговаривались между собой, но я их не слышала. Я смотрела на людей сквозь толстое стекло, отделявшее меня от окружающего мира, – меня, застрявшую в пространстве, одинокую, ждущую чего-то.
Момент растянулся в вечность. Я стояла, сжимая в руке крышку для кофе. Кто-то кашлянул, нарушив тишину. И я поняла, что жду выстрела.
Мой взгляд метнулся вдоль ряда. Я искала подозрительного человека с грубыми чертами и сгорбленной спиной. В памяти возник мужчина в серой шапке, из-под которой выбивались темные волосы. Тот самый, что был с Дельриа. В магазине не оказалось никого с подобной внешностью. Передо мной стоял мужчина в бейсболке и мятых голубых джинсах с двухлетним сынишкой, за ним два подростка со скейтбордами направлялись к кассе.
Я повернула в средний ряд, надеясь спрятаться среди итальянских консервов и упакованных булок и дождаться, пока рассосется толпа. Притворилась, что выбираю паштет из анчоусов, чтобы восстановить дыхание и прийти в себя.
Нельзя позволять страху жить отдельной от меня жизнью, а воображению рисовать монстров. Я ведь даже не уверена, что человек в серой шапке был с Дельриа, а не сам по себе.
Я поставила паштет на полку. Очевидно, мне не стоит слишком долго оставаться в этом магазине, это только повредит моему душевному спокойствию. Воспоминания подкармливали монстра, усиливали панику.
Надо пойти к кассе и заплатить за кофе. Если там будет много народу, поздороваюсь с Дрю и уйду. Вернусь позже, когда успокоюсь.
Зайдя за угол, я застряла в подобии пробки. Покупатели со всех отделов стеклись в одно место, чтобы выстроиться в очередь. Меня оттеснили к доске на стене, куда Барри вешал объявления. Среди всего прочего там висел листок с надписью «Голосуйте ПРОТИВ пункта № 3» – красные буквы на черном фоне. Судя по всему, он висел тут давно и успел выгореть под прямыми лучами солнца. На секунду меня поразила ирония Барри Мазурски. Надо ж было именно ему выступить против легализации азартных игр в Провиденсе. Но тут я поняла, что плакат скорее всего повесил Дрю.
Как же отчаянно он названивал на радио! Андре из Крэнстона, конечно, болтун, но он изо всех сил пытался помешать положительному исходу референдума по казино. Если мне удастся воскресить в Дрю эти стремления, появится шанс заручиться его помощью в написании статьи.
У кассы Дрю складывал в пакет необычайно большой заказ и не заметил меня, пока я не поставила кофе на прилавок и не ткнула пальцем в оставшиеся клецки.
Обслуживая меня, он смотрел мне прямо в глаза с выражением, в котором читалось: «И что еще тебе нужно?» Однако произнес только:
– Два доллара пятнадцать центов.
– Мы не могли бы поговорить чуть позже? – спросила я, отдавая ему деньги.
– Мне нечего сказать, – ответил Дрю и перевел взгляд на следующего покупателя.
– События развиваются, – сказала я.
Дрю снова посмотрел на меня.
– В каком направлении?
Я попыталась припомнить, что изменилось с момента нашей встречи. Наклонилась вперед и прошептала:
– Виктор Дельриа погрузился в кому.
Притянутый за уши аргумент, к тому же об этом сообщили газеты.
Дрю повысил голос, чтобы слышали все покупатели:
– И что?
Женщина за мной демонстративно кашлянула, приподняла корзину с продуктами и взяла ее в другую руку.
– Вероятно, никакого ареста вообще не будет, – продолжила я шепотом. – Тем более до голосования.
На секунду в его глазах вспыхнул интерес, но тут же погас.
– Ничем помочь не могу, – равнодушно произнес Дрю.
Но я не собиралась отступать из-за его сухого тона.
– Зато хорошая статья способна повлиять на результат референдума.
Он прищурился, то ли обдумывая мои слова, то ли пытаясь оценить, насколько я искренна. Лицо его вновь стало суровым: Дрю не станет верить во всякую чушь, тем более из уст журналистки.
Еще двое встали в очередь и уставились на меня. Я вспомнила про куртку, которая была мне не по размеру, и непричесанные волосы. Дрю переключил внимание на покупателей с таким видом, будто мы незнакомы и я какая-то сумасшедшая.
Что еще я могла сказать, чтобы заставить его мне поверить? Я перегнулась через прилавок и опрокинула локтем коробочку желе. Она полетела прямо на пол.
Дрю усмехнулся.
– Это моя, – заявила женщина с корзиной. На ней была теннисная юбка поверх панталон.
– Извините. – Я подняла коробку. – Еще буквально минуточку, – взмолилась я.
– Вы задерживаете очередь, – сказал Дрю.
Я снова наклонилась вперед, на сей раз осторожнее.
– Я могу его описать, – произнесла я.
– Описать кого? – спросил один покупатель другого.
Дрю поднял руки к небу, будто не понимая, о чем речь. Он искал у людей сочувствия, призывая их посмотреть, что ему приходится терпеть.
Я покраснела от гнева. Что за бестактность! Как можно относиться ко мне как к надоедливой сумасшедшей?! Я заставлю его воспринимать меня всерьез, сейчас он все поймет.
– И вас не интересует его описание? – спросила я.
– Нет, – ответил Дрю.
– Он был похож на рыбу, – произнесла я так, чтобы слышали все, и повторила: – На рыбу.
Окончательно убедившись в моем безумии, женщина в теннисной юбке приложила ладонь ко рту, сдавливая смешок.
Я улыбнулась, пытаясь вспомнить точные слова Андре на передаче Леонарда.
– Не просто на рыбу. Он похож на большую рыбу, которая пожирает маленьких.
– Таких вокруг полно, – отметил кто-то из толпы.
Это развеселило сбитых с толку покупателей, зато Дрю испугался. Лицо его застыло. Дыхание сбилось.
– Акулу видно издалека, – добавила я. – У нее большие, очень большие плавники.
– Позже, – сказал Дрю сквозь зубы. – Поговорим позже.
Мы условились встретиться в три часа. Я помахала рукой покупателям, которые так и стояли в замешательстве, и направилась домой принять душ. Добравшись до редакции, пару раз позвонила в полицию, одолжила магнитофон, чтобы сделать копию записи, и к назначенному времени отправилась на встречу.
Магазин был практически пуст. Дрю сидел за кассой, курил сигарету и смотрел хоккей по крошечному переносному телевизору. Он затушил сигарету, как только я открыла дверь.
Я вручила ему кассету с записью «Поздней ночи» Леонарда. Дрожащими руками он взял ее, затем перевернул обратной стороной, будто надеясь увидеть там нечто важное.
– Понимаю, ты сейчас в состоянии шока, – начала я, – и не хочешь со мной разговаривать. Но сделай одолжение – послушай эту запись. Подумай, как сильно ты хотел уничтожить казино. Теперь у тебя есть шанс.
Дрю выключил телевизор. В магазине стояла полная тишина.
– Пару лет назад я потеряла брата. Знаю, как это больно, когда близкие люди неожиданно уходят…
Дрю задумчиво покачал головой:
– Мой отец серьезно влип.
Я молчала, думая, давая ему возможность продолжать. Дрю перевел взгляд вглубь магазина, словно на полках громоздились болезненные воспоминания.
Я открыла блокнот, и Дрю уставился на белый лист бумаги.
– Обвинитель из генеральной прокуратуры запрещает нам разговаривать с кем-либо, кроме него.
Или мне показалось, или в его голосе прозвучала обида.
– Ты имеешь в виду Мэтта Кавано? – спросила я.
Дрю кивнул и отошел от прилавка.
– Все, что я говорю вам, все, что попадает в газету, вредит его делу.
Смысл был очевиден. Мэтт зря делал упор на том, что это его дело. Спокойно. Я-то уж точно не совершу такую ошибку, не буду пока думать о моей статье, о желании попасть в следственную команду.
– Не знаю, что затеяла генеральная прокуратура, но, согласно одному из моих источников, полиция Провиденса намеренно тормозит процесс, дожидаясь, пока не пройдет референдум. – Я старалась говорить спокойно. – Тебя это устраивает?
Дрю посмотрел мне в глаза:
– Вы же прослушали пленку. Я хотел совсем другого.
Давить на него в такой ситуации нельзя. Он может подумать, что я пекусь только о собственных интересах. Но прежде всего это шанс повлиять на общественное мнение. Я подошла к плакату с надписью «Голосуйте ПРОТИВ пункта № 3».
– Это повесил твой отец? – спросила я, и тут прямо за мной открылась дверь.
Я вздрогнула и резко повернулась. Дверь закрылась, раздались чьи-то шаги. Это оказался пожилой мужчина. Удивленно взглянув на Дрю, он пошел вдоль полок с продуктами.
– Вы в порядке? – спросил Дрю; видимо, ему самому не раз приходилось вздрагивать от страха.
– Да, – ответила я, хотя сердце у меня продолжало учащенно биться.
Он взглянул на кассету и, видимо, задумался, что именно на ней записано. Когда Дрю поднял глаза, на лице его была написана решимость.
– Вы должны пообещать не упоминать в статье о радиопередаче.
– В статье нет убедительных доказательств того, что мэр хочет замести следы, – сказала Дороти.
Редактор воскресной смены позвонил ей домой, и она пришла в редакцию через двадцать пять минут.
– Но я же нашла два источника, подтвердивших, что Мазурски убили из-за карточных долгов. Причем один из них – член семьи, как и просил Натан.
Мы обе держали в руках по распечатке моей статьи.
– Натан также подчеркнул, что нет смысла печатать подобные вещи без ссылки на вмешательство мэра, который якобы тормозит расследование по политическим причинам.
– Джонатан обещал помочь, однако так ничего и не сделал, – возразила я.
Повисла полная тишина. Дороти давно знала, а я лишь недавно поняла, что Джонатан не стремится работать в команде. Он занимался своими делами, нашел женщину, заявившую, будто она дала взятку помощнику Лопрести, чтобы ее сына взяли в Полицейскую академию Провиденса. Очевидно, столь занятой журналист не собирался тратить время на статью конкурента, которая может затмить его собственную.
– Боже мой, но у меня же есть признание его сына.
Дороти ничего не сказала. Она продолжала стоять у моего стола с распечаткой в руках. Затем взяла из моего блокнота ручку, не заметив, насколько обгрызен колпачок, и принялась пятый раз перечитывать написанное.
Я попыталась расслабиться. «Ничего страшного, если статью придержат на день-другой, – убеждала я себя. – Не трагедия». Однако возбуждение не покидало меня с тех пор, как я вышла из магазина Мазурски. Получить такую информацию от сына – огромная удача. В глубине души я беспокоилась, что до него доберутся Мэтт или Надин. Один телефонный звонок, и Дрю заберет все свои слова обратно.
– А что говорят полицейские?
– Холсторма сегодня нет. Его замещает некий Антонелли, но он ничего дельного сказать не может. Эван Ди Мартино пытается найти для меня источник в управлении.
– Но пока ничего нового?
Я покачала головой.
– Не знаю, Хэлли, что и думать.
Давить на нее не было смысла, хотя я написала такую мощную статью, которая непременно должна выйти на первой полосе воскресного номера.
– Может, стоит позвонить Натану?
– Уже пробовала, срабатывает автоответчик.
– Понимаю, это рискованно, – сказала я. – Но не забывайте, произошло убийство. Полиция не произвела ожидаемого всеми ареста, а у нас имеются два свидетельства, включая слова сына, что у Мазурски были проблемы с кредиторами. Он боялся за свою жизнь.
Дороти сложила губы и направилась к своему столу, перечитывая по пути статью. Я взяла телефон и набрала сотовый номер Эвана Ди Мартино.
Связь была плохая, и я едва узнала его. Сообщила, что у меня сроки сдачи поджимают, и спросила, получил ли он для меня какую-нибудь информацию. Пошли помехи, затем тишина. Она длилась целую минуту, и я подумала, что связь оборвалась.
– Прошлым вечером я отправил тебе на сотовый два сообщения, – раздраженно произнес он.
Я часто забываю подзарядить батарею, и телефон лежит отключенный в бардачке «хонды».
– Правда?
– Как же ты собираешься работать в следственной команде, если не заботишься о ценных сведениях?
– Я забочусь, прямо сейчас. Пожалуйста, Эван…
Опять тишина. Наконец он сжалился надо мной.
– Один проверенный человек сказал, что в тот день, когда ты зашла в участок, в субботу, Эррико позвонил Карпациа. Знаешь, кто это?
– Нет.
– Посмотри в базе данных. Этот человек заведует делами в Уоррике. Ну, да не важно, суть в том, что Эррико позвонил ему лично, чтобы узнать, давали ли добро на убийство Мазурски.
– И каков же был ответ? – Я схватила блокнот.
– Неизвестно, но на следующий день Холсторма отстранили от дела и перевели в департамент Эррико. Помнишь, что я тебе о нем говорил?
– Он занимается исключительно организованной преступностью.
Я лихорадочно делала пометки.
– Ладно, подробности в электронном письме. С тебя кофе каждый день в течение месяца.
Я никак не могла пропустить е-мейл. При включении компьютера начинает мигать сигнал о приеме нового сообщения и раздражает тебя, пока ты не прочтешь почту.
– Я не получала письма.
– Разумеется, нет. Я распечатал его и положил в почтовый ящик. Или ты его тоже не проверяешь?
– Курьер не знает, что я сейчас работаю в центральном офисе. Он пересылает все в Южный округ.
– Тогда езжай туда. – Голос Эвана стал суровым и нетерпеливым. – Прямо сейчас.
Для подтверждения подлинности полученного письма Дороти в выходной зашла к Джонатану Фрицеллу. Благодаря одной из его знакомых, а также отделу разработки систем «Кроникл» появилось доказательство, что пришедшее начальнику полиции письмо было отправлено с домашнего компьютера Билли Лопрести.
Том!
Придержи информацию об убийстве Мазурски, пока не свяжешься со мной. Смотри, чтобы не было никаких утечек. Необходимо сохранять полное молчание до шестого ноября. Причины тебе известны. Рассчитываю на тебя.
У.А.Л.
Я подумала, уж не брат ли Эвана имеет доступ к почте начальника полиции, но Джонатан сказал, что это мог быть кто угодно: секретарь, уборщица, системный администратор.
– Мальчик Томми – не самый подходящий человек для этой должности. Лишен всякого управленческого таланта. Но он старый друг Билли. В детстве они жили в одном доме.
Джонатану удалось найти женщину из близкого окружения мэра, которая заявила, будто тот проявил особый интерес к расследованию убийства Мазурски и звонил не только начальнику полиции Томасу Линнехану, но и главному прокурору.
– Билли действительно разволновался, – сказала она. – Был прямо вне себя.
Около восьми часов у меня зазвонил рабочий телефон, и я от неожиданности подскочила на стуле. Мэр уехал на четырехдневную конференцию по вопросам казино, проводимую в Лас-Вегасе. После нескольких попыток разыскать его пресс-секретаря я получила-таки название гостиницы, где остановился Лопрести, и оставила у портье сообщение, чтобы он немедленно мне перезвонил. С тех пор прошло больше часа.
– Боже, какая тоска эти конференции! – сказал мэр вместо приветствия. – У меня пять свободных минут до банкета. Кормят здесь тоже неважнецки.