Текст книги "Конфиденциальный источник"

Автор книги: Йен Броган

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 17 страниц)

До обеда в редакции всегда бурлит активная деятельность: на столах звенят телефоны, щелкают клавиши. Сегодня атмосфера была особенной, что ощущалось уже при выходе из лифта.

Я словно ступила на раскаленный песок, выйдя из комнаты с кондиционером. Воздух был наэлектризован. Десяток журналистов столпились вокруг стола и уставились в три телевизора, крепившихся под самым потолком. Чуть в стороне стоял Эван, сложив руки на груди.

– Что происходит?

Эван уставился на меня. Я успела заехать домой и принять душ. Чистой одежды не осталось, и мне пришлось облачиться в хлопчатобумажную блузку без пуговицы на манжете и шерстяную юбку, которую надеваю только на официальные церемонии, ну, например, похороны. Выглядело это все немногим серьезнее, чем мой повседневный журналистский наряд, но лучше уж просить повышения так, чем в голубых джинсах.

– У здания администрации собралась горстка людей. Протестуют против референдума.

– Сколько?

– Говорят, две сотни.

По прикованным ко мне взглядам все стало очевидно.

– Из-за моей статьи?

– И радиопередачи, – сказал Эван и махнул на телевизор: – Смотрела сегодня утром пресс-конференцию?

– С мэром?

– И полицией Провиденса.

Я никак не ожидала, что подобную пресс-конференцию устроят всего через сутки после выхода статьи. Боже, дай мне сил и мужества не сбежать из города.

– Я ночевала у мамы, в Вустере, – объяснила я.

– Тебя ищет Натан.

Эван указал в сторону аквариума, окруженного редакторами и помощниками.

– Ну и наделала ты шуму, – отметил он сухим тоном, что могло означать как похвалу, так и неодобрение.

Я бросила еще один взгляд на телевизор. В кадр попали три женщины с плакатами.

НЕТ ЖЕРТВАМ!

НЕТ БАРРИ МАЗУРСКИ!

ГОЛОСУЙТЕ ПРОТИВ ПУНКТА № 3!

Написать статью, вызвавшую протест, – серьезное достижение, не правда ли? Предназначение журналистов и состоит в том, чтобы накалять общественное мнение. Жаль, что я не смотрела утреннюю пресс-конференцию.

Марси Китнер высунула голову из аквариума и оглядела редакцию. Я помахала ей рукой и получила приглашающий жест в ответ: так, значит, она меня ищет. Пока я шла к ней, все смотрели мне вслед. Когда я приблизилась вплотную, Марси практически схватила меня за руку и затащила внутрь, окинув быстрым взглядом мою синюю юбку.

– Вчера ты была на передаче «Поздняя ночь» с Леонардом.

Тон говорил сам за себя, но я не собиралась пугаться.

– Я пыталась вам дозвониться, – сказала я Дороти, которая сидела прямо напротив Натана.

– Знаю, – грустно произнесла она.

– Разве тебя никто не предупреждал, чтобы ты держалась подальше от этого сумасшедшего? – спросила Марси. – Он пытается завлечь новых журналистов.

Завлечь журналистов? Что это значит?

– Роджер сказал, не произойдет ничего страшного, если я пойду на передачу. Это только повысит продажи.

– О Боже!.. – произнес Натан, не глядя на меня, и записал что-то в блокнот.

– Реклама действительно получилась хоть куда, – признала Дороти. – Но ты должна уметь отстаивать свою позицию.

Я устала от недосыпания и никак не понимала, где могла допустить ошибку. Не отрицаю, Леонард кое-что преувеличил, однако я ведь не сказала ничего выходящего за рамки.

– Я отстаивала.

Они снова переглянулись. Я стала терять самообладание.

– Вы слушали всю передачу?

– Большую часть, – отозвалась Марси.

– А вы? – Неужели они все полагаются на мнение Марси?

– Я не включал радио, – признался Натан, – но сегодня утром мне в редакцию позвонил мэр, и я смотрел пресс-конференцию, в которой «Кроникл» обвинили в подтасовке фактов.

– С самого начала было ясно, что мэру статья не понравится, – тихо произнесла я. – Да и полиции Провиденса тоже.

– Мы не ожидали от них восторженных отзывов, – сказал Натан, – но и не предполагали, что они смогут опровергнуть каждое утверждение.

* * *

На самом деле полиция не опровергла мои слова. Но это было не важно. Они сделали достаточно заявлений, чтобы выставить меня абсолютной дилетанткой.

Основная мысль состояла в следующем: зная о пристрастии Барри Мазурски к азартным играм, детективы провели расследование этой версии как мотива преступления и нашли ее ложной. Конкретные доказательства заказного убийства отсутствовали, да и осведомители подтвердили, что Барри Мазурски выплатил все долги.

На пресс-конференции мэра появилась даже Надин Мазурски, которая заявила, будто муж уладил все проблемы при поддержке Общества анонимных игроков.

– Не могу поверить, что «Кроникл» раскопала это грязное белье и представила на всеобщее обозрение.

По словам Марси, Надин даже уронила слезу.

Билли взял микрофон и объяснил, что написанное им частное письмо не имеет никакого отношения к предстоящему референдуму. В прокуратуре с осторожностью отнеслись к обнародованию информации по делу из-за возможной причастности патрульных к аварии. Ни мэр, ни начальник полиции, ни Орден полицейского братства не хотят разглашать детали до шестого ноября, когда будет готов внутренний отчет, который должен снять с полицейских обвинение в превышении скорости, повлекшей за собой трагедию.

Интуитивно я понимала, что это ложь.

– Если такова истинная причина, то почему полиция не призналась во всем сразу? Сказали бы, что не дадут никаких интервью до окончания рассмотрения дела о преследовании.

– Ты об этом хоть спрашивала? – поинтересовалась Марси.

– Да, – ответила я. – И сержант Холсторм заявил, что полицейский патруль будет с легкостью оправдан, потому что есть свидетели, а у потерпевшего в крови обнаружен алкоголь.

– Очевидно, у начальника полиции на это другой взгляд, – отметил Натан.

– Надо же, оглашение внутреннего отчета назначено именно на шестое ноября, на день референдума? Не странное ли совпадение?

Все молчали.

– И если так, почему мэр не сказал мне об этом вчера вечером?

– А он говорит, что так и сказал.

– Вранье! – Я покраснела. – Я дважды просила его назвать дату. Он отказался.

Судя по выражению лица Натана, он мне не верил.

Такая несправедливость меня потрясла.

– Уверяю вас, они лгут. Собственный сын Мазурски признался, что отцу вплоть до сентября поступали угрозы от кредиторов. Он уверен, убийство произошло из-за долгов.

– Да?

Натан с Дороти переглянулись.

– Что?

– А мать утверждает, что Дрю психически неуравновешен, – отметила Дороти.

Психически неуравновешен? И что это значит? Он параноидный шизофреник?

– Но ему же это не приснилось? Я сама видела Барри со сломанной рукой четыре месяца назад. И еще один источник сообщил, что Мазурски не мог отделаться от ростовщиков.

– Тот же самый, что поведал тебе о присвоении им общественных денег? – спросил Натан. Он не смотрел на меня, читал воскресную газету, где я написала, что Барри вернул деньги ростовщикам, позаимствовав семьдесят пять тысяч долларов из благотворительного фонда. – Из приюта для бездомных ветеранов?

– Верно, – сказала я.

Дороти качала головой.

– Ты проверяла эту информацию через других членов организации?

– У меня есть фотокопии протоколов, – заявила я, и по моему телу прошла дрожь.

Я потратила неделю на подтверждение болезненного пристрастия Барри Мазурски, звонила в полицию три-четыре раза, дважды просматривала статистику по преступности и легализации казино и дала мэру возможность все объяснить. Но я не связалась ни с кем из приюта для бездомных ветеранов, чтобы обсудить исчезновение денег. Ведь Леонард присутствовал на всех собраниях! Я сочла фотокопии, совпадение дат, сообщение в новостях о смещении Мазурски с должности казначея как раз через месяц после происшествия достаточными доказательствами. В горле защекотало, когда я попыталась произнести ответ. Не могла же я упомянуть члена организации, не назвав его имени! Я так увлеклась сбором данных по азартным играм и медлительности полицейских, что сочла кражу – неподтвержденную кражу! – незначительной деталью.

Мне не нужно было видеть, как нахмурилась Дороти из-за затянувшегося молчания, какое разочарование отразилось у нее на лице. И так понятно, что я потерпела крах. Незначительные детали всегда служат камнем преткновения.

– Я доверяю своему источнику, – наконец сказала я.

Все посмотрели на Натана. Как редактор, он мог потребовать от меня назвать имя осведомителя. Я затаила дыхание. Что же мне делать? Я дала Леонарду слово. К тому же в редакции все считают его пустозвоном, шоуменом, на которого никак нельзя полагаться. Стоит произнести его имя, и моей карьере конец. Мне впервые пришло в голову, что меня могут уволить.

Натан снова взглянул на мою статью, словно пытаясь принять решение. Затем посмотрел на Дороти, которая не отвела взгляда. Она держалась уверенно. Выражение ее лица говорило: «Приходится доверять своим сотрудникам». Натан перевел глаза на Марси, та пожала плечами. А ведь Марси способна разорвать кого угодно. Возможно, Натан это тоже понимал и не стал брать в расчет ее поведение. Он перевел взгляд на блокнот, и мне стало ясно, что роковой вопрос не будет задан.

Прошла еще минута болезненного ожидания. Наконец Натан произнес:

– Сначала нам позвонили адвокаты приюта для бездомных ветеранов. Они утверждают, будто никакого хищения не было. Барри Мазурски ушел по личным мотивам, связанным с финансовым положением, и его не хотели смущать, придав сей факт огласке.

От волнения мне показалось, что в аквариуме стало душно. Я хотела выбежать, открыть окно и вдохнуть свежий воздух. Однако в такой ситуации важно было сохранять невозмутимость.

– Я найду дополнительный источник в подтверждение написанному, – пообещала я.

– Прекрасно, и сделайте это сегодня, – сказал Натан. – Потому что приют для бездомных ветеранов грозит подать на нас в суд за клевету, если мы завтра же не опубликуем опровержение.

Глава 13

Мои слова, видимо, прозвучали убедительно. Натан ничего не сказал, лишь посмотрел мне в глаза, что само по себе было подвигом. Мне будто дали последний шанс все исправить. Марси милостиво молчала, Дороти вздохнула с облегчением. Едва я села за свободный стол в библиотеке перед стопками годовых отчетов приюта для бездомных ветеранов, как в сердце проник страх и сомнение застучало в висках.

Вполне ясно, почему приют отрицает факт присвоения денег: если люди решат, что такие кражи происходят постоянно, они перестанут жертвовать деньги. Каковы же мои шансы найти паршивую овцу в этой организации? Кто пойдет один против всех?

Черт! Черт! Черт! Я раскрыла годовой отчет и уставилась в него, ничего не видя. Пульсация в голове достигла такой силы, что у меня зашевелились волосы. И какой черт меня дернул писать статью, полагаясь на конфиденциальный источник? Зачем я потащилась к нему на радиопередачу?

Ногти впились в лицо, и я резко отдернула руки. Заставила себя выпрямиться, принять уверенный вид, погрузиться в написанное. Мимо прошла библиотекарь с газетами, которые до сих пор подшивают в стопки, хотя они давно доступны в электронном виде: «Нью-Йорк таймс», «Уолл-стрит джорнал», «Бостон леджер» – престижные издания, куда меня теперь никогда не возьмут на работу. Я через силу поздоровалась и улыбнулась библиотекарше.

Помогли дыхательные упражнения. Вдох, выдох, снова вдох. Последствия моей ошибки сложно и представить. Я убеждала себя, что ситуация совсем не похожа на случай с Техианом. На этот раз рассудок у меня не был помрачен ни от любви, ни от горя.

В эфире Леонард достаточно прямолинеен, однако насчет Барри Мазурски он был искренен. Я уверена. И Дрю Мазурски не сам пришел ко мне с признанием, пришлось выбивать из него правду. К тому же я сама видела Барри с загипсованной рукой, когда приехала в Провиденс четыре месяца назад.

Передайте этой стерве из «Кроникл», что она следующая.

Вопреки разуму передо мной вдруг забрезжила надежда. Может, это не просто сумасшедший. Может, его звонок не случаен. Если угроза была настоящей, значит, я близка к истине. Значит, мэр, полиция и даже Надин Мазурски лгут и я буду реабилитирована.

После некоторого усилия глаза сфокусировались на буквах ежегодного отчета. «Приют для бездомных ветеранов Провиденса основан в 1973 году для солдат, пострадавших во вьетнамской войне. Он стремится обеспечить едой, жильем и моральной поддержкой всех нуждающихся ветеранов». Я перевернула страницу. На следующей оказались фотографии волонтеров в длинных запачканных фартуках. Они накладывали еду из кастрюль людям за столом, которые пили кофе и поглядывали в объектив.

Открыв последнюю страницу, я отыскала список двенадцати членов правления, который сравнила с текущим отчетом. Нужно найти тех, кто ушел из организации после хищения. Только они, возможно, не повесят трубку, услышав мою фамилию.

Таковых оказалось трое. Среди них Питер Е. Холкиас, вице-президент «Компас роуз бэнк энд траст». Банкиры не слишком откровенны при общении с прессой, но я все равно ему позвонила. Секретарша ответила, что он на конференции в Нью-Йорке.

Вторым был некий Клифтон Л. Сникерс. Из базы данных я узнала, что он адвокат и член палаты представителей от Род-Айленда. От такого правды не дождешься. Далее шла Лаура Энн Моцек, исполнительный директор ювелирной компании. Может, она человек творческий, свободомыслящий, открытый? В висках по-прежнему стучало. Я набрала ее номер и села в ожидании, крутя сережку.

Когда я назвала цель звонка, Моцек сильно огорчилась.

– Я думала, вы по поводу нашей новой серии искусственного жемчуга, – сказала она.

– К сожалению, нет.

– Неужели вы даже не читали наш пресс-релиз?

– Я не бизнес-журналист.

– И на следующей неделе вы не освещаете показ продукции в Нью-Йорке?

– Я – нет, но, возможно, кто-то другой. Из отдела бизнеса, – предположила я. – Наверно, журналист уже назначен.

– Сомневаюсь, – хмуро произнесла Лаура.

– Я интересуюсь приютом для бездомных ветеранов, где вы были членом правления. Мне нужно подтвердить сведения касательно присвоения денег из фонда, произошедшего два с половиной года назад.

На другом конце провода повисло молчание, и это показалось мне хорошим знаком. Если бы никакого хищения не было или она ничего о нем не слышала, то тотчас выразила бы удивление.

Тишина затянулась. Неужели Моцек повесила трубку?

– Я расследую убийство Барри Мазурски. Пытаюсь установить мотив.

– Знаю, – сказала она. – Читала газету.

Снова молчание, но на этот раз более весомое, будто Лаура обдумывала, что говорить.

– Помогите мне, пожалуйста. Я должна докопаться до правды.

Она набрала в легкие воздух.

– Кого из бизнес-журналистов вы знаете?

Лаура Энн оказалась хитра. Она решила поторговаться, а мне нечего было ей предложить. Я не смогла бы помочь ей, даже если бы по-прежнему работала в «Леджере», где бизнес-редактор – мой хороший друг. Журналисты из этой сферы весьма недоверчиво относятся к подобным предложениям.

– Лично я ни с кем не знакома, но если вы вышлете мне пресс-релиз, я смогу положить его на нужный стол.

Моцек опять задумалась и после паузы попросила мой факс.

– Во вчерашней статье вы далеко ушли от истины, – отметила она.

– Так поправьте меня, – ответила я.

– Был некий инцидент… пропали деньги… то есть мы думали, что они пропали. Во всем обвинили Барри… это было ужасно. Один из нас знал о его пристрастии к азартным играм и обвинил в подтасовке цифр. В итоге оказалось, что ошибся бухгалтер. Такая вот неприятная ситуация. Особенно для того, кто свалил все на Барри. Мы, конечно, извинились. Я лично ходила к нему и просила остаться в организации, но он очень расстроился. Подал заявление об уходе на следующий же день.

– Так присвоения денег не было?

– Нет, всего лишь ложное обвинение. Ужасная ошибка.

* * *

Леонард жил в Бристоле, в получасе езды от Провиденса. Я слышала, что это красивый город у моря, но никогда там не была. Он обитал в пригороде, в многоэтажном жилом комплексе. Я потратила пятнадцать минут, пытаясь найти нужный мне дом. Казалось, система нумерации была придумана специально, чтобы сбить с толку посторонних. Наконец я нашла человека, который смог показать мне нужный подъезд.

К тому времени я так разозлилась, что яростно нажала на кнопку звонка и не снимала с нее палец добрую минуту. Леонард открыл дверь в спортивных брюках и нейлоновой футболке. Мокрые волосы примялись от велосипедного шлема. Он пригладил их и улыбнулся, словно обрадовался моему неожиданному визиту.

– Расскажи мне о присвоении денег, Леонард, – сказала я, пройдя в холл.

Это была явно холостяцкая квартира с мебелью, купленной на распродаже. Куча аудио– и видеооборудования и никаких безделушек. Я прошла мимо заваленного барахлом кресла и резко развернулась.

– Я должна сегодня же доказать, что это не полная околесица.

– Успокойся, – сказал он и снова провел пальцами по волосам. – Я только что вернулся с тренировки, не успел принять душ и выпить кофе.

Леонард прошел на кухню с безупречно белыми шкафчиками, блестящими электроприборами и пустым столом, если не считать велосипедного шлема с эмблемой радиостанции. Стеклянная дверь на балкон была полуоткрыта. Дорогой велосипед с тонкими колесами стоял пристегнутый к деревянным перилам. Внимание приковывал его ярко-красный цвет.

– Ты солгал мне, Леонард? – поспешила я следом.

– Нет, клянусь Богом, только что вернулся с тренировки. В этом деле я весьма щепетилен. Тридцать миль через Бэррингтон.

Он строил из себя невинную овечку, как будто я клюну на наигранное недопонимание.

– Речь не о тренировке, и ты прекрасно это знаешь, Речь о Мазурски. Ты меня подставил?

– Подставил? – удивленно переспросил Леонард. – Ты шутишь?

– Один из членов правления заявил, что ничего подобного не было, что некто, вероятно, ты, обвинил Барри в присвоении денег, но это оказалось ошибкой.

– Неправда, – возразил Леонард и потянулся к холодильнику. Из-под магнита выскользнула фотография женщины, обнимающей двух мальчиков, и упала на пол. Леонард медленно ее поднял. – Моя сестра Эллен, – пояснил он, будто мне не все равно, затем прилепил ее обратно, приставив дополнительный магнит. – Переехала с сыновьями в Коннектикут. Ужасный штат. Паршивые рестораны.

Леонард достал сухие сливки, вдохнул аромат кофе и поставил чашку на стол.

– Так кому из приюта ты звонила? – наконец спросил он.

– Это ведь ты все подстроил, верно? Это была твоя ошибка?

– Никакой ошибки не было, – впервые поднял он голос. – Чертов Мазурски! Я не смог доказать вину Барри. Он оказался шустрее с подсчетами.

– Однако его никто не вынуждал уходить, как ты говорил.

– Не уверен, что я вообще говорил такое.

– Ты не уверен? Так давай я напомню.

Я полезла в рюкзак, достала блокнот и открыла на странице, которую перечитывала полчаса назад.

– «Конечно, он был вынужден уйти с должности казначея. Мне было жалко Барри. Я всегда к нему хорошо относился».

Леонард изменился в лице. Неужели почувствовал свою вину? Угрызения совести?

– Он был вынужден. Барри понимал, что я прав. Само это понимание вынудило его уйти.

– Ведь Барри никогда не рассказывал тебе о ростовщиках. Ты солгал о том, как вы выпивали и он выдал себя с потрохами?

– Метафорически это правда.

– Метафорически? Что это значит? Вымышленная поэма с правдивым смыслом?

У Леонарда хватило наглости изобразить негодование.

– Я знал, что он по уши в дерьме. Он знал, что я знаю. Зачем рассказывать, когда все и так предельно ясно.

– Так, значит, я написала в статье про телепатическую связь между вами?

Леонард посмотрел мне в глаза и покачал головой, словно мне не дано его понять. Затем повернулся к порошковым сливкам и отмерил нужное количество ложек.

– Ты все придумал, да?

Он подошел к раковине, чтобы набрать воды в чайник. Я наблюдала, как Леонард включил кран, поморщился, вылил часть воды обратно.

– А тебе приходило в голову, что я могу лишиться работы? Что «Кроникл» могут обвинить в клевете?

Леонард громко вздохнул и повернулся ко мне:

– Что за пустые угрозы? Приют никогда не станет судиться с «Кроникл». У него на это нет денег. И им не пережить бойкот прессы. Поверь мне, они не пойдут на такой шаг.

– Поверить тебе? Ты все просчитал перед тем, как лгать мне? Поверить тебе? Ты с ума сошел?

Леонард поставил чайник на стол.

– Барри Мазурски был заядлым игроком и связался с мафией. Ты нашла подтверждение этого в разных источниках, я тебя не обманывал.

– Однако ты был единственным источником сообщившим о хищении.

– Послушай, я не сомневаюсь, что Барри взял деньги из общего фонда. Он мог дурачить кого угодно, только не меня. Я знал, насколько плачевно его положение.

– Откуда? Опять по телепатическому каналу?

Леонард проигнорировал мой сарказм.

– Послушай, Хэлли, я не хотел навлечь на тебя неприятности. Я считаю тебя другом.

– Другом? – К моей ярости добавилось изумление.

Ярости он не заметил.

– Да, другом.

Должна ли я быть польщена? Какой бесстыдный мошенник! Чего стоит весь этот вздор о доверии. К щекам прихлынула кровь.

– Ты всегда лжешь друзьям?

– Я не лгал. – Леонард отвел взгляд и задумался. Голос его, когда он заговорил, прозвучал неожиданно тихо. – Ты знаешь, почему я так рьяно выступаю против казино? Почему я полон решимости провалить референдум?

Какая мне разница?

– Потому что тебе нужна популярность.

Леонард не отреагировал на мою колкость, лишь многозначительно посмотрел мне в глаза: мол, думай, Хэлли, думай.

За многозначительным взглядом последовала тишина. Тут до меня начало доходить. Уверенный тон, наморщенный лоб, фальшивая страсть. Где-то я уже это видела.

– О Боже! – вырвалось у меня.

Леонард кивнул в подтверждение моей догадки. Вот почему он доверил мне пленку, рискуя карьерой. Он из тех, кто встал на путь истинный. Фанатик.

– Ты играл с Барри за одним столом или встретил его в Обществе анонимных игроков? – спросила я.

Молчание.

– Хорошо. Если Барри Мазурски действительно признался тебе в присвоении денег фонда, если так оно и было, то ты обязан заявить об этом общественности. Я должна спасти свою репутацию в газете. Мне необходимо подтверждение бывшего члена правления, на которое можно сослаться и которое официально опровергнет заявление приюта.

– Я не могу это сделать. Я не могу распространяться об услышанном на собрании общества. Оно анонимно.

Я не стала говорить, что знакома с правилами двенадцатиступенчатой программы поддержки, что два года посещала в Бостоне собрания для тех, кто злоупотребляет медицинскими препаратами. А то еще решит, будто у нас есть нечто общее или мне не наплевать на его проблему. Скажи он правду сразу, я бы не стала писать об этом в газете.

– Похвальная честность, – произнесла я со всем сарказмом, на какой только была способна. – Но ты у меня в долгу!

Требование повисло в воздухе. Минута показалась часом, пока Леонард стоял, изображая душевные терзания, а сам думал, что предпринять. Потом встретился со мной взглядом, и на мгновение мне показалось, что он готов к компромиссу. Но вдруг выражение его лица изменилось. Леонард не предлагал компромисс, он пытался выклянчить его у меня.

– Пожалуйста, постарайся понять.

Я резко повернулась и направилась к входной двери.

– Хэлли, все, что я сегодня сказал, не для записи! – крикнул Леонард мне вслед.

Я остановилась.

– Не для записи? Потому что информация конфиденциальна? Или оттого, что это полная чушь?

– Хэлли, нельзя писать в газету то, чем я с тобой поделился, – настаивал он. На секунду я даже подумала, не напугать ли его угрозой появления на первой странице заголовка: «Леонард из „Поздней ночи“ – заядлый игрок».

Нет, пустая угроза. Леонард такого не допустит, позвонит в газету, и я даже не успею добраться до редактора. Меня не должны заподозрить в связи с ним. В том, что у меня хватило тупости полагаться на человека, который зарабатывает деньги, раздувая из мухи слона.

– Из-за тебя я вынуждена ехать сейчас в «Кроникл», бросаться в ноги к редакторам и молить о прощении. Из-за тебя мне придется писать опровержение. Из-за тебя я до конца жизни буду клепать пресс-релизы о школьных обедах. Так что не беспокойся, Леонард, твоя тайна в безопасности. Я никогда не напечатаю ни одного сказанного тобой слова.