Текст книги "Пылающий Север"

Автор книги: Ярослав Коваль

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 20 страниц)

Глава 2
СЕВЕРНЫЕ ГРАНИЦЫ

Север Серта был мне особенно любезен – летом в меру тепло, зимой в меру холодно. К жаре, круглый год заставлявшей изнемогать большую часть Империи, я так и не смог привыкнуть. Обычно дела держали меня вдали от здешних краёв, но если выдавалась возможность, я приезжал сюда со всей семьёй или её частью.

Здесь, в холмистой Джелене, у меня не имелось собственных крупных замков. Располагать я мог, пожалуй, только резиденцией Седара, моего вассала, где, конечно, всегда были рады и мне, и любому из моих людей. Кроме того, имелись небольшие охотничьи домики и так называемые «виллы путешественников» – особняки, которые содержались в полном порядке, чтоб в любой момент принять и обеспечить полнейший комфорт вельможного гостя. Неважно, кем он оказался бы: императорским или моим личным чиновником, одним из моих вассалов, посыльным или мной самим.

Конечно, для всей свиты императора в одном таком особняке не нашлось бы места. Но уж для самого государя, для меня, Аштии и самых знатных спутников его величества нашлись и комнаты, и слуги, и припасы. Всё самое необходимое. Конечно, каждому из нас досталось не более чем по одной комнате, лишь государь расположился с большим комфортом. А спутники рангом пониже имели возможность устроиться в шатрах, возведённых поблизости на лугу.

Да тут, положим, никто не стал бы жаловаться на отсутствие удобств. Всех слишком придирчивых спутников его величество оставил в Ледяном замке – таких как господин Бограма и его супруга, как граф Ридзина, как представитель Увеша… Всем им предстоит приятно проводить время в моей резиденции и клясть здешний холодный климат. А может, наоборот, наслаждаться им? Они ведь тоже люди – неужели не изнемогают от влажной страшной жары, безраздельно царящей по ту сторону Хрустального хребта?

Здесь же легко дышалось. Кристальный воздух, прозрачный, как вода горного родника, никогда не бывал по-настоящему пронзительно-холодным или чересчур знойным. Так уж сложились природные условия, что в этой части Серта всегда царила терпимая мягкая погода, и колебания температур в течение года были минимальными. Это облегчало задачу, стоящую перед пастухами – обиходить скот, практически круглый год пасущийся под открытым небом. Сами пастухи были людьми привычными. У них тут повсюду были разбросаны укрытия, которые вернее было бы назвать пастушьими заимками – крохотные, но настоящие домишки.

Один из таких домишек очень заинтересовал государя, и он заглянул в него после того, как уделил внимание другим вещам: пощупал разные сорта овечьей шерсти, осмотрел маленьких ягнят, дававших самую нежную, самую драгоценную шерсть, оценил несколько уже спрядённых нитей. Его величество счёл возможным войти в скромное обиталище пастухов, одобрил печурку, хоть и топящуюся по-чёрному. Потом полюбопытствовал, что делают со стадами, когда на землю ложится снег – тут это случалось. Пришлось показать ему долину горячих источников, где трава зеленела круглогодично. Сейчас долина отдыхала, стада нагуливали бока, лоск и шелковистую красоту шерсти на высокогорных лугах.

– Чудесное творение богов! – с завидным вдохновением вещал наш проводник, молодой помощник управляющего. – Если бы не эти удивительные кипящие фонтаны и это тепло, идущее из глубин, наш край вряд ли мог бы похвастаться таким богатством. И не дарил бы нас своей щедростью, которой мы сполна пользуемся.

Правитель внимательно слушал его славословия, пересыпанные пояснениями по делу, и с любопытством рассматривал парящие горячие источники, гейзеры, бьющие вдали. По его лицу сложно было что-нибудь понять, но он, кажется, любовался.

А я не мог. Я невольно задумался о той чудовищной смертоносной силе, которая сдержанно ворочается сейчас под нашими ногами, но обязательно рано или поздно прорвётся на свободу. Может быть, не при нашей жизни, но непременно случится. И тогда освобождение этой силы опустошит все земли вокруг, убьёт несчётное число людей и животных, надолго сделает здешние края непригодными для жизни. А может быть, даже изменит судьбу большей части обитаемого мира.

Собственно говоря, вулканическая деятельность, дарящая нас щедрой на зелень плодородной землёй и горячими струями, обжигающими небеса, а также возможностью даже в морозные зимы выпасать скот на свежей траве, намного лучше приспособлена отнимать жизнь, нежели дарить её.

Мы и сами носим в себе семя собственной гибели. Точно так же как силы, формирующие сущность природы, способны изничтожить её и возродить вновь, человечество имеет аналогичные возможности. И никто не может предугадать, какая мелочь сработает катализатором, какой камушек или осколок увлечёт за собой лавину.

Да и к чему об этом думать? Истина одна: человечество, как и сам человек, рождается, живёт и с неизбежностью умирает, чтоб дать дорогу чему-то или кому-то другому. И в этом никто не виноват.

«Ну даст судьба или там бог, если он есть, чтоб я не увидел гибели Серта».

– Государь, нас ждёт трапеза. Всё уже приготовлено.

– Хорошо. Я проголодался. – Он помолчал. – Мне кажется, я увидел почти всё, что желал. Хозяйство образцовое, это прекрасно.

– У меня хорошие управляющие.

– Лишний комплимент тебе. Это же твои управляющие. Ну что ж, думаю, с делом мы закончили, можно вспомнить и о развлечениях. Что вы с Аштией мне приготовили?

– Почему с Аштией?

– Я же видел, как вы шептались. Итак?

– Олени или тур. Как будет угодно государю. Но настоящие туры водятся севернее.

– На оленей я уже охотился. Предпочитаю что-нибудь новое. Пусть будет тур.

– Государь, мне Емшер голову оторвёт. – Я улыбнулся. – За угрозу вашей безопасности.

– Нашей?

– Прошу прощения. Я говорил о безопасности его величества.

– Да, помню твои странные обороты речи. Емшер будет обеспечивать мою безопасность, но не станет меня ограничивать в моих действиях. Нет у него такого права. Впрочем, я думаю, полсотни гвардейцев хватит с лихвой. И то много.

– Не много, государь. Мы ведь пока не знаем, кто эти грабители, периодически тревожащие мои стада и моих пастухов. Напасть они могут в любой момент. А безопасность его величества слишком важна.

– Вероятность, думаю, невелика. Не терплю охотиться толпой. Места там, – он махнул рукой в сторону подёрнутого туманной дымкой севера, – безлюдные, но хоженые, большой отряд грабителей не спрятать. А впрочем, если ты считаешь это нужным, обеспечь сам мою безопасность. На свой вкус. А меня будут сопровождать пятьдесят гвардейцев.

– Слушаю, государь, – поклонился Емшер.

К охоте всё было готово. В самом северном из моих особняков государю продемонстрировали целый арсенал подходящего оружия, но заинтересовались им все, не только его величество. Даже Аштия подошла опробовать в руке несколько лёгких мечей, которые добавили к остальным, кажется, чисто для числа. И я вдруг осознал, что вижу её не с привычным диском на правом бедре, а с мечом на левом. Ну да, правильно, ведь она сама передала дочери символ власти главы Вооружённых сил Империи. Судя по тому, как держит, с мечом она тоже умеет обращаться. Конечно, училась же когда-то у Одеев, они обмолвились.

Разумеется, богатый выбор оружия был предложен лишь потому, что так положено, а его величество осмотрел арсенал из одного только интереса к оружию как таковому. Разумеется, у него имелось своё, высококлассное и именно под его вкус изготовленное. И всё снаряжение для охоты – тоже. Но я должен был позволить своим людям действовать по протоколу.

На охоту собирались пышно. Конечно, государя всё равно сопровождало несколько знатных и не очень знатных свитских – Хусмин из Малеша, Ифшид и Алшуф из Ремолы, Мутмир Яргойский, Ремо, чья семья издавна владела участком побережья близ города Крюка. Свита была и у меня, и даже у Аштии – трое её людей. Да плюс пятьдесят гвардейцев. Тихой охоты не получалось всё равно. И мне сложно было себе представить, что же имел в виду его величество, говоря, что не любит охотиться в толпе. И куда он денет весь этот табун придворных? Хорошо ещё, если Седар, которому я адресовал приказание обезопасить окрестности, сделает это так, чтоб вокруг его величества не галопировали дополнительные две сотни вооружённых до зубов конников.

Туру, которому предстоит вступить в поединок с правителем этого мира, может стать не по себе от количества публики в зрительном зале.

И если б только туру.

Седар, который прежде был гладиатором – мы часто встречались на арене, – потом солдатом под моим началом, получил Джелену одним из последних среди моих вассалов. Собственно, Джелена была образована всего-то лет восемь назад, когда его величество согласился поднять на севере ещё четыре аристократических стяга. Чтоб угодить правителю, будущий аристократ предложил поименовать новую область в честь тогдашней фаворитки моего сюзерена.

Шаг, в общем-то, бесполезный, потому что ни к одной из своих фавориток его величество не привязывался настолько, чтоб мечтать увековечить её имя, а если б желал этого, то уж увековечил бы; что б могло ему помешать? Но как изъявление преданности и покорности в принципе годилось.

Вот так и получается, что Джелена теперь очень надолго, если не навеки, останется Джеленой. И будет умеренно знаменита. В отличие от дочки купца, всего год пользовавшейся вниманием властелина этого мира – её забудут значительно быстрее, тем более что благодаря этой почётной связи она давно уже стала женой мелкого аристократа и затерялась в числе других дам одного с ней положения, среди которых всегда было принято прятать собственное имя за именем супруга.

Седар и теперь сохранил любовь к военному делу, пусть и опосредованную – он содержал очень приличный по любым меркам отряд. Регулярная армия здесь, в дальней северной провинции, была не нужна, а в случае серьёзного общеимперского конфликта у нас всегда будет время, чтоб подготовиться, собрать солдат. Однако, как мне казалось, мой приятель, сперва и не мечтавший стать настоящим аристократом, а потом от души понадеявшийся на этот подарок судьбы, именно так себе и представлял лучезарное будущее: власть, положение, богатство, честь – и настоящая армия, находящаяся полностью под его контролем… Ну учитывая, конечно, то, что над ним есть моя власть, а выше – власть государя.

Поэтому я не спорил с его стремлением содержать большой отряд, тем более что он тратил на это только свои личные средства. И теперь появлялась возможность воспользоваться этой его причудой. Отряда Седара вполне хватит на то, чтоб расставить дозоры везде, где понадобится, и в случае, если огромный отряд искателей приключений именно сейчас явится сюда ловить моих баранов, бандитский налёт, по крайней мере, не станет для охотящегося государя неожиданностью.

Сочтя, что свои обязанности я выполнил сполна, разрешил себе расслабиться и всецело отдаться подготовке к охоте. Саму охоту я не любил. С моей точки зрения – бессмысленное занятие. Какое удовольствие в том, чтоб полдня, а то и больше, потратить на выслеживание дичи, на поединок с нею и последующее разделывание в неудобных условиях (само собой, зверь вряд ли сделает любезность, позволив настигнуть себя аккурат рядом с оборудованной бойней)? Многочисленные лесные хозяйства поставляют мне на стол отменные сорта дичи, бегать за ними не надо.

Но раз уж таков мой долг и есть возможность понаблюдать, как охотится государь, то это может быть интересно. Будем считать императорскую охоту небольшим отпуском. Хотя, конечно, в настоящем отпуске я предпочёл бы видеть рядом жену. И провести его иначе.

– Что ж, вспомним походную молодость, – сказал я, пытаясь разжечь костёр. Получалось плохо – видно, хворост, который я насобирал тут же, на полянке, давно отсырел. Что неудивительно. Полянка – сильно сказано, просто крохотная прогалина, всегда затенённая, в низине. И здесь дереву отсыреть ничего не стоит. – Как мы это делали, а?

– Походная молодость, – усмехнулась Аштия и присела рядом. – Ты и сейчас ещё не стар. Мужчина, не переступивший рубеж в полвека, молод, а потом достигает зрелости. Старость приходит к представителям вашего пола значительно позже, чем к нам, женщинам.

– Но тебе жаловаться не на что. Ты выглядишь прекрасно.

– Женщина в возрасте может выглядеть сколь угодно прекрасно. Но прелести юного лица и тела это не заменит.

– Да как сказать. На юное лицо и тело приятно смотреть. Но всё остальное куда приятнее затевать с женщиной, у которой есть нечто большее, чем одна только внешность. И порой всё остальное перевешивает. Аше…

– Да это просто Фалак, оруженосец и егерь государя. Да, слушаю?

– Есть тур. Загонщики закончили работу.

– Уже? – удивился я.

Мы выехали на охоту так рано, что мне казалось, будто я и вовсе не спал, но на намеченное место прибыли уже только днём. Правда, местные жители, взятые в помощь загонщикам, заверяли, что тура можно брать в любое время суток, лишь бы не ночью, и разницы тут нет. Главным было выследить тура и умудриться держать его от себя на безопасном расстоянии, пока не подоспеет тот, для кого его, собственно, выслеживали. Не имея представления, как егерям и загонщикам это удаётся, я предпочитал вообще не забивать себе этим голову.

Ещё хорошо, что сейчас лето, а не зима, когда туры сбиваются в стада, чтоб завести потомство. По слухам, их коровы почти так же опасны, как и быки. И поди отгони одно животное от стада! Трудная задача!

– Я никогда не видела тура. Не приходилось, – сказала Аштия.

– Это здоровенные бычары, в холке выше, чем взрослый мужчина, необычайно сильные и живучие. Такого можно истыкать копьями, а он всё равно будет нестись вперёд и затопчет охотника. И магию против них применять бессмысленно, разве что магию масштабного действия, но такая явно не годится для охоты.

– Любопытно. – Аше казалась мне вызывающе спокойной. Впрочем, её прошлое много раз предлагало ей проблемы куда более серьёзные, чем какой-то дикий бык. Да и вряд ли она смотрит на охоту государя как на что-то из ряда вон выходящее. Другое дело я с моим равнодушием к этому аристократическому развлечению – ничего, кроме проблемы, я тут не вижу.

Но тем не менее поднялся в седло и направился следом за Аштией и другими свитскими. Лес был ясный – по такому одно удовольствие гулять, и тур может пройти здесь, почти нигде не ободрав бока. Солнце пронизывало кроны и ткало в воздухе самый сложный и самый искусный в мире узор, настоящее живое кружево, которое можно было вдохнуть – и представить себя частью этого мира, такого уравновешенного и умиротворённого, что здесь не хотелось даже двигаться. Просто стоять и смотреть.

Низменность быстро закончилась, лес плавно вскарабкался на холм и ещё больше поредел, зато деревья окрепли, раздались, привольно развернули кроны. Стали заметны люди, мелькавшие то тут, то там. Вокруг хватало гвардейцев, хотя надо было уметь смотреть, чтоб заметить их. Да, они не спешат приблизиться – видно, что вкус и предпочтения государя учитываются всеми. Спешившись, я заторопился за Аштией, но к прогалине, где злился готовый к бою тур, вышел, когда на неё уже вступил государь.

Зверь потихоньку подходил к той стадии бешенства, за которой ему уже будет безразлично, на кого кидаться. Пока он, благодушный сытый красавец, предпочитал отойти в сторону от существ, внушавших ему беспокойство запахами железа, одежды, необычной еды… Да чего угодно того, с чем животное пока ещё не сталкивалось или сталкивалось не самым приятным образом! Но так продолжится лишь до тех пор, пока он не увидит подходящий для атаки объект…

Впрочем, он уже его увидел. Государь, мягко, будто охотящийся зверь, выступил на поляну, и в тот же миг между деревьями встали люди, я – один из них. Никто не переступал той условной черты, которая отделяла импровизированное поле боя – обширную прогалину, дававшую простор и человеку, и дикому зверю.

Уж не знаю, какими были русские туры, на которых охотились наши князья, но этот имперский образчик впечатлял. Мощное подтянутое тело могло, наверное, поспорить размерами с телом крупного пластуна. Только этот передвигался, как положено, по земле, способен был, я подозреваю, развивать хорошую скорость и врезаться в человека с силой мчащейся машины.

В общем, шутить с туром нельзя. Я понадеялся, что император это понимает.

Он легко перебирал в руках подобие копья с очень большим, длинным навершием. Здесь такое оружие называли «палец вышивальщицы», если официозно, или «пилка» – в просторечии. Весит прилично, но правитель, кажется, манипулировал им с лёгкостью, как принадлежностью для письма. Зачем только им залихватски вертеть? Свою крутость демонстрировать? Животное не оценит. Или его величество примеривается, как было бы удобнее?

Тур фыркал и покачивал рогами – даже я, плохо разбирающийся в повадках зверей, догадался, что он вот-вот кинется в атаку. Я ревниво следил за каждым движением государя – да-а, не скажешь, что ему уже то ли под семьдесят, то ли за семьдесят. Пластика у него не юношеская, конечно, но и до старика ему далеко. И, пожалуй, с туром справится, теперь я начинаю в это верить.

Бык сдвинулся с места так легко, словно не нёс в себе почти тонну живого веса. Я только сморгнул – и вот он уже не перетаптывается на другом краю прогалины, а несётся на его величество. Правитель тоже начал действовать в один миг, без подготовки. Он бросился вперёд, будто всерьёз собирался таранить тура. Я уже ждал этого столкновения и, пожалуй, даже готов был поверить, что человек, хоть и с примесью демонической крови в жилах, способен остановить и отшвырнуть такую махину.

Даже в неприметной, скромной одежде он не смахивал на рядового обывателя. Широкоплечий, рослый, мощный, он, кажется, всем собой олицетворял свою собственную власть. И дело тут не в росте или плечах. Просто он таков, что каждый увидит в нём правителя. Может, он просто врос в свой статус, проникся и пропитался им настолько, что уже ни в каком ином положении непредставим. А может, всегда таким был.

В самый последний момент он вдруг ушёл вправо, пропустил быка мимо себя, ловко избегнув встречи с кончиком рога, и воткнул «пилку» вслед, куда-то в область шеи, а может, ниже. Оттолкнулся локтем от бычьего бока – и вот уже готов снова встречать противника. Тур не зевал, он развернулся легко, будто по волшебству, ринулся на государя, опасно целя в него рогом. Ещё один рывок в самый последний момент, удар затейливым копьём и вой, короткий, но пронзительный, совершенно не похожий на голос тура.

Всхрапнув, зверь кинулся на врага боком, словно краб, даже не тратя времени на то, чтоб развернуться. Словно рассчитывал, что одолеет, если не даст человеку времени на подготовку. Гвардеец, стоящий рядом со мной, дёрнулся, однако его величество вполне обошёлся без помощи (да она бы и не поспела ко времени). В духе критских акробатов он оттолкнулся локтем от метнувшегося к нему упругого бока и перекатился через бычью спину, да ещё успел ударить копьём под левый локоть, прямо в турий бок. Вернее сказать, вонзил его куда придётся и как придётся, а кроме того, опёрся на древко, направил своё падение.

Всё-таки упал, но мягко покатился по траве, почти сразу подхватился и выхватил нож. Бык явно был серьёзно ранен – «пилка» ушла в его плоть почти всем навершием, – но продолжал двигаться и шёл уверенно, сильно. Такой ещё успеет с десяток человек растоптать, прежде чем рухнет, а против него у государя только короткий клинок. Что можно сделать ножом, да ещё с такой махиной?

Фалак оказался далеко не единственным, кто рискнул кинуться к быку и его величеству, сжимая в руках ещё одну «пилку», в готовности передать её государю, ежели только тот решит хотя бы руку протянуть. Не единственным, но первым. Один из пяти гвардейцев, выскочивших на прогалину следом за императорским адъютантом, держал не «пилку», а подобие рогатины, которая здесь именовалась «полумесяцем».

Однако император жестом дал понять, чтоб все убирались, и сопровождающие рассыпались по сторонам ещё быстрее, чем повыскакивали. Бык снова кинулся – и снова его величество увернулся, да намного хитрее, с переворотом. Когда он там успел ткнуть дичь ножом, я даже не заметил. Только угадал, потому что зверь снова взвыл – мычанием такой звук не назовёшь при всём желании. Снова в самый последний момент уйдя с пути взбесившегося, изнемогающего существа, государь умудрился ухватиться за копьё и выдернуть его из турьего тела.

Ноги впервые унесли быка явно дальше, чем он хотел бы. Он с размаху обтёрся боком об дерево (гвардейцы едва успели убраться у него из-под копыт), всхрапнул и грузно развернулся. И тут же его настиг прямой удар в морду – его величество не терял времени даром. Даже со стороны можно было оценить ту чудовищную силу, с которой правитель врубил «пилку» прямым тычком то ли в глаз быку, то ли в ноздри. И откатился в сторону, даже не пытаясь выдернуть оружие обратно.

– Давай! – глухо рявкнул полудемон, и один из гвардейцев, державший наготове короткую рогатину-«полумесяц», тут же швырнул её. Швырнул умело – поймать ничего не стоило. В долю секунды император перехватил оружие и, отскакивая, вломил острия в тело тура и ещё налёг всем весом. Бык мотнул головой и шеей, и государя отбросило. Он подхватился на ноги мигом, резко подал рукой знак. – Все в стороны!

Сопровождающие поспешили отскочить под защиту стволов, но туру явно оставалось недолго жить. Он издыхал и, хотя ещё был смертельно опасен, уже мог лишь грозить круто изогнутыми рогами и мычать со взрыкиванием. Уже и ноги его не держали. Выждав, пятеро гвардейцев подобрались поближе и боевыми топорами прикончили зверя.

Государь невозмутимо обтряхивал одежду от травы и моховых лохм. Я подошёл подать ему плащ, подошла и Аштия. Оказывается, она держала в руках меч его величества. Странно, как это Фалак уступил ей эту честь? А впрочем, понятно. Адъютант, он же оруженосец, считал, что должен каждое мгновение быть готов кинуться господину на помощь, а это плохо сочетается с обязанностью работать подставкой под клинок.

– Благодарю. – Правитель позволил мне накинуть на себя плащ. – Прекрасно. Прекрасно. Прекрасная охота. Мне это по вкусу. Отменный поединок.

– Позволит ли государь застегнуть на нём перевязь? – кротко осведомилась Аштия.

– Изволь. А сударыне понравилось?

– Я не очень люблю охоту. Но эту можно считать не столько охотой, сколько боевым поединком.

– Мда… Пожалуй. Я знаю, что в этих краях должны водиться кабаны. Серге?

– Да, государь, кабаны здесь есть.

– И прекрасно. Когда мы добирались сюда, я краем глаза отметил кабанью тропу. Значит, можно будет с приятностью продолжить охоту. Так понимаю, всё снаряжение с собой.

– Да, государь, – заверил Фалак, внимательно наблюдая за тем, как леди Солор делает его работу. – Всё необходимое под рукой.

– Прекрасно. Отправляйте загонщиков, пусть они доставят тушу к особняку и могут быть свободны. Кабана я возьму сам. Ну разумеется, от вашего сопровождения отнюдь не отказываюсь.

– Мы можем вернуться в особняк, государь, и завтра с утра…

– Нет. Ни к чему, – отрезал он. – Здесь есть всё, что может понадобиться. Даже если охота затянется. Сударыня может вернуться и дожидаться нас под крышей, – любезно предложил он Аштии.

– К чему это? – удивилась женщина. – Я с удовольствием переночую в лесу, если возникнет такая необходимость.

– Я рад. – Император улыбнулся и вытер руки о форменную куртку Фалака.

До наступления вечера мы успели разведать тропу, действительно оказавшуюся кабаньей, но его величеству в этот день повезло взять в копьё только одного поросёнка – другие вместе со свиньёй успели удрать. Но настроение главы государства осталось радужным. С довольным видом вытирая навершие, государь заявил, что поохотиться на взрослых кабанов можно будет утром, а вечером у костра мы все угостимся его добычей.

Импровизированный лагерь был устроен на холме, поблизости от кабаньей тропы. Гвардейцы, поставленные в дозор, затерялись между деревьев, в густой зелени, но я мог быть уверен, что они не пропустят ни зверя, ни человека. Для большого, по-настоящему большого костра тут не нашлось бы подходящего места, поэтому приближённые и бойцы развели несколько костерков. К моему удивлению, хотя с собой было взято множество всякого снаряжения и припасов, ни палатки, ни тем более шатра не оказалось. Государь и в самом деле всерьёз собирался ночевать прямо так, посреди леса и без каких-либо удобств.

Любопытно, где он мог к этому привыкнуть?

Я присел возле костра. Все были заняты, поэтому выпотрошенную тушку поросёнка (не молочный, уже подросший, нагулявший бока и вес) поручили мне. Не очень я любил это дело, но умел, так что безропотно занялся готовкой. Нарезанное мясо запекли на углях и сварили с кашей. А потом Фалак развернул на складном столике, на хрустящей полотняной скатёрке, несколько походных соусников. Ну конечно, куда уж без них. Я знал, что в тюках при желании отыщется всё что угодно. И если государь потребует паштет с креветками или рябчиков, фаршированных раковыми шейками, ему представят яства в несколько минут. Один из людей, которых я взял с собой, был, кстати говоря, очень хорошим поваром.

Но государь не пожелал. Он с удовольствием утолил голод кашей, потом охотно ел мясо, запёкшееся на углях, протягивал ломти на лезвии ножа то Аштии, то мне, то Хусмину Малешу, то Фалаку. Последний словно бы не решался войти в наш круг, держался всё время поодаль, с деланно равнодушным лицом. Но надо было видеть, как он вздрагивал и настораживался на каждый шум.

А шумов было много. Ходили и переговаривались бойцы, лес жил своей таинственной ночной жизнью, похрустывал валежник в пламени, оранжевом, как восходное солнце, – в общем, хватало. Темнота подступала из глубин чащи… А тут ведь настоящая чаща, людей очень мало, изредка встречаются охотничьи заимки, да ещё бродят самые храбрые из баб – собирают грибы, ягоды… Впрочем, нет, так далеко они не забираются. Зачем им? Намного ближе к деревням есть и ягодные, и грибные места, и валежник есть где пособирать.

Это лето выдалось не жаркое, и можно было ожидать, что ночью прихватит холодком, но пока воздух не спешил насыщаться пугающей прохладой, ледком, скрывающимся иной раз в глубинах летних ночей. Гвардейцы разворачивали на на ломанных пышных сосновых лапах толстые меховые полости и толстые одеяла, вытканные как раз из местной шерсти. Отличные одеяла, одним из таких я и сам пользовался. Император не будет разочарован, если, конечно, он в действительности столь скромен в своих запросах, как сейчас пытается показать.

Он был молчалив, бесстрастен, и о чём может думать – даже гадать бесполезно. Смотреть на правителя в упор было недопустимо и невежливо, в этом вопросе тут обстоит примерно как у меня на прежней родине. Взгляд в упор – почти всегда вызов. И здесь, скользя время от времени по лицу суверена, я успевал отметить только, что черты его холодны, монументальны и безэмоциональны. И глаза, кажется, ничего не выражают, но в них тем не менее живёт пламя, настоящее ощущаемое пламя. Прежде встречавшиеся мне равнодушные, бесстрастные глаза обычно бывали рыбьими, пустыми, как окна в ничто. Здесь другое.

В этой полутьме, располосованной яркими пятнами живого огня, не столько освещающего, сколько наводящего тут свои порядки, знакомые прежде лица казались чужими. Можно было подумать, что ночь и пламя ради шалости содрали с людей маски и нарисовали вместо лиц истинные образы их душ – такие, какими представляли их себе или как их понимали.

Вот его величество. О нём никто ничего толком не знает, кроме того что имеются у него фаворитки, жена и сын. Кажется, уже целую эпоху назад он появился в этом мире, перевернул его с ног на голову, покорил своей воле и с тех пор правит твёрдой рукой. Последнее выступление против него даже хоть сколько-нибудь долгой и изнурительной войной не увенчалось. Император расправился с бунтовщиками так быстро, как никто не рассчитывал, и с тех пор больше некому поднять против него голос. Может быть, окружающая его таинственность – составляющая часть его власти, основа для всеобщего поклонения. Легко вообразить себе, что человек, о котором ровным счётом ничего не известно, живёт какой-то иной, не человеческой, а, пожалуй, вполне божественной жизнью. Он – загадка Империи.

А здесь, расчерченное полосами света и тёмными впадинами, лицо его представлялось живым обличьем греха, пресытившегося пороками и склонившегося к добродетели ради стремления к разнообразию, ради пустой фантазии. И вдруг задержавшегося в этом состоянии. Может, свыкшегося, может, увлёкшегося, может, попавшего в колею или даже проложившего её. И в этом повороте чувствовалось истинное величие… А если оно есть, то важно ли, что стало для него основой – власть ли над миром или над собой?

Или вот Аштия. Женщина едва ли менее загадочная, чем её сюзерен. Пламя стёрло с её лица отпечатки возраста – все эти мелкие морщинки, складки, изъяны, отполировало до совершенства линию подбородка и шеи. И вот явилась она, юная, как когда-то (такой я не видел её, уже не застал), но с мудрым светом в очах, накопленным за десятилетия. Тоже своего рода символ Империи и своего времени.

Под рукой этой женщины окрепла и расцвела императорская власть, именно такая, какой она стала. При участии этой женщины мир изменился, и значительно. Теперь никому уже не придёт в голову подвергать сомнению законность власти нынешнего государя, и полудемоны были допущены в круг знати, и права дам из числа Солор стали неоспоримыми, а это, простите, прецедент. Она из тех людей, кто изменил историю, и стоило лишь задуматься об этом, как в моей душе зашевелилось благоговение.

Интересно, каким бы я увидел самого себя, если б только мог посмотреть со стороны и беспристрастно? Впрочем, может, и к лучшему, что не вижу. Мало ли что мне пришлось бы разглядеть в себе.

Ночевать Аштия отправилась одной из первых. Я последовал за нею, чтоб помочь устроиться. Других женщин в отряде не было, и ей предстояло ночевать в одиночестве, на отшибе, чтоб соблюсти минимальное приличие. Но моя помощь вполне укладывалась в рамки приличий. Я ведь был её братом, хоть и названым.

– Ведь замёрзнешь здесь одна.

– Ну что ты. – Женщина ловко развернула полость и одеяло. – Ерунда. Хотя тут, конечно, свежее, чем у нас, в Солор.

– Тоже балуешься охотой?

– Иногда. Но не на туров. Раньше выезжала на птицу с соколом. И иногда с луком.

– Это традиционное аристократическое развлечение, как понимаю.

– Вполне приличное, – рассмеялась, устраиваясь, Аше. – А чем ещё прикажешь аристократу в своём поместье заполнять досуг? Гости ездят не каждый день, хозяйством занимаются управляющие, книги читать или практиковаться в магии нравится не всем. Вот охота – это любому по силам. А ещё азартные игры. Но на такое развлечение необходимо либо врождённое чувство меры, либо очень большое состояние.