Текст книги "Серебряный доспех"

Автор книги: Ярослав Хабаров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 21 страниц)

– Это предостережение. Это призыв. Это восхваление, – говорил Ринан Сих.

Он тоже не силах был оторвать взгляд от чумного тотема. Все-таки инквизитор, каким бы он ни был могущественным и каким бы защищенным он себя ни ощущал под покровом церкви Сеггера, оставался человеком. Таким же, как все. Подверженным болезни и смерти. Подверженным самым обычным человеческим слабостям вроде страха. А то, что возвели пророки тумана в центре городка Хеннгаль, наводило такую жуть, что противиться этому чувству ни у кого недоставало сил.

– Чума грядет, Пенна, – сказал Ринан Сих. – И ты знаешь об этом больше, чем другие.

Он поднял руку и сделал кому-то знак. Казалось, чумной тотем лишает его сил. Ринан Сих двигался с усилием. Его лоб покрылся испариной, он с трудом переводил дыхание. И тем не менее он продолжал допрос – так и там, где считал необходимым.

Из толпы вышел человек. Он приблизился к Ринану Сиху, весь дрожа: о том, что творит инквизиция в городах, где привечают архаалитов, было уже хорошо известно.

Пенна смотрела на этого человека, широко раскрыв глаза. Несомненно, она где-то видела его. Они встречались при… странных обстоятельствах… Но сколько она ни напрягала память, ничто на ум не приходило.

Человек привычно ощупал свою щеку, в которой зияла дыра.

– Назовись! – потребовал Ринан Сих.

– Рузак, – пробормотал человек, опуская глаза, словно он не в силах был смотреть прямо в лицо инквизитору. – Я плотник.

– Ты утверждал, будто тебе известно нечто важное.

– Да, – кивнул Рузак, – это правда. Кое-что случилось, и я узнал… я узнал ужасные вещи! Я отдал бы все на свете, лишь бы забыть об этом! – В отчаянии он прижал руки к груди. – Я же не просил об этом. Иногда я думаю, лучше бы мне было умереть в том подвале, чем остаться в живых и постоянно помнить о случившемся.

– Ты знаком с этой женщиной? Ринан Сих кивнул в сторону Пенны. Душевные терзания Рузака не производили на инквизитора ни малейшего впечатления.

– Она называет себя Пенной, – поспешно ответил тот. – Я думаю, она поклоняется Архаалю, злому магу, который разрушил наш мир…

– Она не пробовала говорить с тобой о своей вере?

Глаза инквизитора так и сверлили Рузака. Тот быстро покачал головой.

– Нет, мой господин! Никогда! Никогда! Я не стал бы слушать! Клянусь, я ни за что не стал бы слушать, если бы она вздумала погубить меня своей гнусной ересью!

Губы Ринана тронула улыбка. Он улыбался простодушно, как ребенок или как человек, чья совесть не обременена ни одним проступком. Они все так говорят. Все, кого истребляла инквизиция. Еретики бывают на удивление малодушны.

– Я не еретик, – произнес Рузак, опускаясь на колени.

– Я тебе верю, – спокойно отозвался инквизитор. – Не нужно больше клятв и уверений в верности. Просто расскажи мне, что случилось.

Рузак быстро закивал.

– Мы истребляли слуа. В городе завелось целое гнездо. Вот что случилось. Слуа проникли к нам. Они… – Он судорожно перевел дыхание. – Происходили жуткие вещи. Люди исчезали. Пропали сразу шесть человек. Шестеро! Мы решили положить этому конец. Она, – он показал пальцем на Пенну, – нашла гнездо. И ведь она не просто сообразила, где искать. Я с самого начала понял, что она просто-напросто все знает! Она все знала заранее, просчитывала каждый их шаг. Почему? Ответ прост: потому что она им сродни! Говорю вам, она видела то, чего не видел больше никто из нас. Мы вошли в этот дом, и клянусь всем светлым, что есть на этом свете, – она перестреляла слуа по одному. Из своего большого лука. Она стреляет, как демон, и не дает промашки. Кому другому она могла бы отвести глаза, да я-то сразу приметил, какие у нее пальцы на правой руке. Если она не урод, выбравшийся из трясины нам всем на погибель, тогда таким пальцам одно может быть объяснение: магия. Вы видели? Видели?

Ринан Сих вздохнул. Магической трансформации подвергают свои тела не только архаалиты. Это лишь косвенный признак, по которому зачастую можно признать еретика. Косвенный – но довольно важный.

Разумеется, такой опытный инквизитор как Ринан Сих, сразу же обратил внимание на то, что пальцы на правой руке пленницы в полтора раза толще, чем на левой. Ему были известны случаи, когда люди не просто изменяли себя с помощью магии, но и прибегали к заклинаниям, которые отводили глаза другим и делали незаметными для посторонних последствия произведенных колдовских манипуляций. Живет такое существо среди других, и никто не обращает внимания на то, что у того необычное сложение. Ринан Сих легко мог разрушить подобные незатейливые чары – ведь это была всего-навсего иллюзия. Она и держалась-то лишь потому, что о ее существовании никто не подозревал.

– Как же вышло, что ты открыл глаза и сумел прозреть? – почти ласково обратился к плотнику Ринан Сих.

– Я к этому и веду, – заговорил тот. – Прямиком к этому! Мы вошли в подвал, а там спят эти твари, слуа. Каждый в своем коконе. Она и говорит, эта женщина, Пенна то есть: «Пусть мне кто-нибудь посветит, а то, – говорит, – я боюсь промахнуться. А если их разбудить и не убить сразу, то дело повернется куда как плохо». Я так смекнул, что она ведь права.

– Ты сам вызвался помогать? – уточнил инквизитор.

Рузак ударил себя кулаком в грудь.

– Лучше бы я этого не делал!

– Ты не знал, каковы будут последствия, – успокоил его Ринан Сих. – Твои намерения были добрыми.

Рузак заморгал, как будто последняя фраза собеседника поставила его в тупик. Потом пробормотал:

– Так последствия и были добрыми… Ну, для всех, кроме меня, я хочу сказать. Ну и для слуа это ничем хорошим не кончилось, хотя слуа не в счет. Мы ведь на них охотились!

Он сбился, потерял нить мысли и замолчал.

– Продолжай, – холодно приказал инквизитор. Теперь его лицо сделалось властным и отрешенным. Дружелюбие исчезло в мгновение ока.

Рузак испуганно сжался.

– Ну, я к тому, что… Я вышел с факелом, встал среди спящих слуа и стал светить. А она, то есть Пенна, давай стрелять! Стрелу за стрелой выпускает. И все так метко. Без магии так не выстрелишь. А из коконов, где эти самые слуа снят, – фонтаны их поганой крови! Так и хлещут, едва успевай уворачиваться. Кровь-то у них ядовитая… Я почему знаю… – Он поерзал на коленях, но подняться не решился, только немного сменил позу. – Я вот почему это знаю… – Рузак глубоко вздохнул. – Один из наших, из охотников, – он ведь умер. На него кровь попала, он и умер.

– Но ты остался жив, – заметил инквизитор.

Рузак задрожал.

– Это все она, Пенна, – сказал он наконец. – Она так стреляла, чтобы на меня поменьше попадала ихняя кровь. Но щеку мне все-таки проело насквозь, видите? – Он высунул кончик языка из дырки в щеке. – Это из-за слуа. Отравило меня, совсем отравило… Болел потом. – Он закрыл лицо руками. – Но хуже всего, – глухо заключил Рузак, – хуже всего эти видения. Кровь слуа – это отрава. И еще в ней содержится вся правда.

– Правда? – Инквизитор заметно вздрогнул, как будто это слово причиняло ему боль. – Что ты называешь правдой?

– То, что пытаются скрыть, – ответил Рузак. Он повернул голову и смотрел на Пенну, не отрываясь. Ужас исказил его изуродованное лицо. – Слуа узнали ее. Они признали в ней порождение тумана. Я слышу это в каждом моем сне.

Инквизитор стиснул пальцы. Он не отрываясь смотрел теперь на чумной тотем, а из глазниц черепа, венчавшего кощунственный «алтарь» чумы, медленно вытекали капли – сгнившие овощи окончательно разложились и теперь выползали наружу, марая кости скул. Ты утверждаешь, что эта женщина, Пенна, – порождение тумана? – медленно вопросил инквизитор.

– Слуа из моих снов, слуа, которых я помогал убивать, зовут ее так, – повторил Рузак. – Больше ничего. Но этого, по-моему, довольно…

– Мы шли по следу пророка тумана, – задумчивым тоном проговорил Ринан Сих. – Мы разыскивали его в нескольких деревнях… Но везде нас встречали лишь неведение и страх. Одну деревню мы сожгли, две обратились в туман прежде, чем мы успели до них добраться.

Он замолчал.

На площади было очень тихо. Люди, которых стражи инквизиции удерживали на боковых улочках, жадно ловили каждое негромкое слово, срывавшееся с уст Ринана. Большинство из сказанного им услышать не удалось, однако и того немногого, что они уловили, было довольно: страх повис над Хеннгалем.

Слухи о близкой гибели побежали по городку с быстротой степного пожара.

Однако покинуть Хеннгаль никому не удалось: воины, прибывшие с Ринаном, вдруг явились, словно бы из пустоты, и преградили несчастным беглецам путь.

– Чума!

– Чума!

– Никто не выйдет отсюда – приказ Ринана Сиха!

– Запрещено покидать город!

– Разносчики чумы останутся внутри городских стен!

Эти ужасные слома обрекали людей на гибель. Несколько человек попытались вырваться, но маленькие стрелы, выпущенные из духовых трубок, уложили их на месте.

Другие смотрели на убитых и завидовали их смелости: лучше уж погибнуть в попытке спасти себя и близких, чем медленно гнить от неизлечимой болезни и в конце концов превратиться в саму эту болезнь.

Женщины заламывали руки в отчаянии, пытались подкупить солдат, предлагая им драгоценности и свое тело в обмен на спасение своих детей. Но все было тщетно. Койары никого не слушали. Они повиновались только главе своего ордена, а такие слабости, как сострадание к обреченным, были им неведомы.

Однако тех, кто поверил в близкую гибель, поддался панике и предпринял безнадежную попытку спастись, было меньше, нежели других, продолжающих надеяться на лучшее несмотря на явные признаки надвигающегося конца. Любопытствующие никуда не уходили с улиц – они все так же глазели на пленницу, с которой палачи сорвали уже почти всю одежду: те лохмотья, что еще оставались, едва ли в состоянии были прикрывать тело девушки.

Допрос на площади продолжался. Ринан Сих, конечно, отлично был осведомлен обо всем, что творилось сейчас на окраинах городка. Такое происходило на его памяти не впервые. Никаких сюрпризов Хеннгаль ему не преподнес. Знал он и другое: скоро чумной тотем перестанет быть просто символом надвигающегося бедствия.

В Сером Ордене Ринан Сих слыл человеком отчаянной храбрости. Он оставался на месте близящейся катастрофы, невзирая на очевидную опасность, и всегда успевал узнать больше, чем другие собратья, именно благодаря тому, что наблюдал и слушал до последнего.

– Здесь побывал пророк тумана, – сказал Ринан Сих.

Он махнул рукой одному из койаров. Тот улыбнулся и быстрым движением пальцев метнул в пленницу две крохотные звездочки с остро отточенными жалами. Обе они поразили цель, вонзившись в левое плечо Пенны.

Женщина содрогнулась и слабо закричала. Она явно теряла силы.

– Здесь побывал пророк тумана, – повторил Ринан Сих. – Что он говорил?

– Гнев богов, – шевельнулись пересохшие, растрескавшиеся губы Пенны. – Кара богов…

– Кто видел, как возводился чумной тотем? – продолжал Ринан Сих.

Ответа не последовало. Инквизитор, впрочем, и не рассчитывал услышать что-либо внятное по этому поводу. Совершенно явно, что чумной тотем вырос здесь как будто сам по себе. Очевидцев подобного кощунственного строительства обычно не находилось. Пророки тумана строили свои тотемы быстро и тайно; впрочем, глубочайшей тайной была окружена вся их жизнь. Ринан покачал головой:

К какой расе принадлежал пророк тумана? Ответа по-прежнему не было. Еще одно разочарование. Иногда Ринану казалось, что он вот-вот ухватит истину за хвост. В представлении Ринана истина была чем-то вроде верткой ящерицы или какого-нибудь другого скользкого, неуловимого существа. Она всегда убегала прежде, чем инквизитор успевал хотя бы разглядеть ее, не говоря уж о том, чтобы поймать. Пару раз он был уверен, что одолел противника, но нет, самое большее, на что он мог рассчитывать, был сброшенный хвост ящерицы.

Вот и сейчас.

– Я помогу спастись от чумы тому, кто ответит мне, к какой расе принадлежал пророк тумана, – повысил голос Ринан Сих. – Я могу спасти любого, это в моей власти.

Сейчас он обращался не только к тем, кого допрашивал, но ко всему городку.

Бесполезно. Они попросту ничего толком не видели. Не разглядели, не поняли. Ответы сыпались отовсюду, люди кричали, поднимали руки, вытягивали шеи – делали все, лишь бы инквизитор обратил на них внимание и оценил их усердие. Называли самые разные расы, даже троллей.

Обостренное чутье подсказывало Ринану, что все эти люди лгут. Не из желания ввести в заблуждение инквизицию, разумеется, а просто в жалкой попытке спастись. Спастись любой ценой.

Бедняги. Они уже обречены и какой-то частью своей личности знают об этом. Разум еще пытается сопротивляться, а плоть уже сдалась смерти. Тщетная иллюзия: якобы ни одно из существ, наделенных разумом, не в состоянии воспринимать собственную смерть. Мол, это за гранью понимания. Ничего подобного! Большинство нормальных людей, троллей и прочих в какой-то миг смиряются с собственной смертностью и как бы дают согласие умереть. Сдаются. Иногда это выглядит как трусость, иногда – как храбрость. Но смерть никогда не забирает разумное создание без предварительной «договоренности» с ним.

Опытный взор инквизитора различал готовность умереть в лице Рузака. И точно так же Ринан Сих видел, что Пенна не сдается, что она продолжает сопротивление. Эту женщину, какой бы стойкой она ни была, еще предстоит сломить до конца.

Приблизившись к Пенне вплотную, Ринан Сих прошептал ей на ухо:

– Я прикажу отпустить тебя, если ты ответишь мне, где находится ваш предводитель – Мор-Таурон.

Пенна закрыла глаза. Даже если бы она знала об этом, она никогда бы не выдала инквизиции Несущего Слово. Бесполезные посулы, бесполезные надежды.

У Ринана задрожали углы рта. Он начал терять терпение. Оставалось совсем немного времени, инквизитор ощущал это присущим ему обостренным чутьем.

В глазницах черепа, венчающего чумной тотем, уже начинал клубиться туман, пока что еле заметный…

Ринан побледнел. Несмотря на всю свою смелость, так долго в обреченных городах он прежде не задерживался.

***

Жрецы, обходившие обелиск кругом, не поднимали головы и смотрели только себе под ноги. Каждый новый шаг должен быть в точности таким же, как предыдущий. Они ступали след в след, тщательно следя за тем, чтобы их движения оставались размеренными и одинаковыми у всех.

Монотонное пение сопровождало процессию. Оно не прекращалось ни на миг, и иногда жрецам начинало казаться, что голоса звучат помимо их воли; более того – что голоса и направляют их волю…

И вдруг в одно мгновение издавна заведенный порядок разрушился самым грубым образом.

Послышался странный топот. Он нарастал, становился все сильнее. Затем донеслись и голоса, совершенно не сообразные месту, – пронзительный визг, отрывистые выкрики, хриплые грубые возгласы.

Один из жрецов споткнулся, за ним утратил равновесие другой, третий… Живые кольца, обвивавшие обелиск, сломались, люди в мантиях останавливались, натыкаясь друг на друга, совершенно растерянные, вырванные из привычного неспешного ритма, который устоялся за века их служения и не разрушался никогда. У многих кружилась голова.

Раздался громкий крик:

– Кто это?

И еще:

– Братья! Спасайтесь!

А после:

– Спасайте обелиск!

К святилищу выбежало целое стадо каких-то странных, жутких с виду существ. Они скакали, высоко подпрыгивая и при каждом соприкосновении с землей касаясь ее одновременно и ступнями, и сжатыми кулаками. Горбы на их спинах шевелились, у многих между лопаток болтались переломанные кожистые крылья. Пасти монстров скалились длинными тонкими зубами.

В этой несущейся толпе жрецы не сразу разглядели двух троллоков.

– Ты уверен в том, что делаешь? – задыхаясь на бегу, спросил Гирсу. Его легкие работали как кузнечные мехи, но даже воин уже чувствовал утомление. Стремительная погоня вымотала его; так что же говорить о менее крепком Хазреде!

Однако тот, как казалось, держался даже лучше приятеля. Очевидно, его целиком и полностью захватила эта затея.

– Я уверен! – рявкнул Хазред. – У жрецов сейчас будет важное занятие! На нас они и внимания не обратят.

Мосластые создания набросились на служителей в мантиях. Те пытались обороняться, но силы оказались слишком неравными. Чудовища хватали их, валили на землю и мощным, уверенным ударом длинных когтей разрывали несчастным горло. Одному жрецу оторвали голову, и фонтан крови залил все вокруг. С громким урчанием тварь набросилась на обезглавленное тело и, вымазавшись в крови, принялась пожирать останки. Другие поглядывали на нее с завистью.

К нападавшим уже бежали воины, призванные охранять обелиск от вторжений. Обычно лишь немногие осмеливались посягать на святыню, опасаясь гнева богов. И справедливо опасаясь! Но то касалось лишь разумных существ. Что до обычных хищников и злобных порождений тумана – с ними приходилось разговаривать на языке железа и стали.

В большинстве своем охрана обелиска состояла из ижоров, довольно хрупких на вид и явно более слабых, чем большинство их противников. Они пользовались отравленными стрелами, и, надо сказать, впечатление слабости, которое они производили, было весьма ошибочным. Под ядовитыми стрелами храмовой стражи пало немало врагов. А те, на кого яд не действовал, погибали от деревянных дротиков или от огня.

Ловкие, умелые, хитрые, ижоры хорошо знали свое дело.

Однако сейчас им пришлось нелегко. Мосластые твари оказались стойкими к страшным ядам. Хазред сам видел, как один из них, с тремя стрелами в груди, продолжал преспокойно атаковать жрецов. Сперва Хазред (как и храмовые защитники) полагал, что обычно оружие против мосластых существ бесполезно, но затем он с облегчением убедился в своей ошибке. Яд действовал на них очень медленно, но все-таки действовал. Постепенно движения раненых отравленными стрелами становились более медленными, реакции – заторможенными.

Вот один, с двумя стрелами в руке, неожиданно покачнулся и упал на четвереньки. Кожистые лоскутья на его спине затряслись, как будто его колотила жестокая лихорадка. Затем умирающий монстр поднял голову и зарычал, обнажив очень длинные, испачканные кровью клыки. Затем он ткнулся лбом в землю и больше не двигался.

Но все же монстры умирали слишком медленно. Пока ижоры истребляли их, держась на безопасном расстоянии, чудовища уничтожили слишком много жрецов. В отличие от нападавших, обороняющиеся погибали сразу. У многих не хватало времени даже на то, чтобы нанести убийцам сколько-нибудь значительную рану, хотя сказать, что жрецы погибали, как безобидные птенчики, было нельзя: у них имелись длинные ритуальные кинжалы из обсидиана, предназначенные для заклания жертв, и жрецы умело пользовались этим оружием.

– Мы не успеем, – пробормотал Хазред, наблюдая за бойней.

Они с Гирсу прятались среди камней и молились Болотному Духу о том, чтобы сражающиеся не обратили на них внимания. Что-что, а скрываться в болотных зарослях троллоки умели мастерски! К счастью, мосластые создания и жрецы из храма были чересчур увлечены друг другом, чтобы отвлечься от битвы и заняться куда более скучным делом – поиском двух зеленых троллоков среди зеленой травы.

– Чего мы не успеем? – осведомился Гирсу. – По мне, так нужно уносить ноги, пока не поздно. Вот если мы начнем прямо сейчас, то очень даже успеем.

Хазред повернул голову и посмотрел на друга весело и чуть иронически.

– Ты предлагаешь мне бегство? Ты, великий воин?

– Пока что я еще не стал великим воином, поэтому могу с чистой совестью уносить ноги из опасного места, – парировал Гирсу. – А кроме того, внутренний голос подсказывает мне, что если я не смоюсь прямо сейчас, то великим воином мне вообще никогда не быть.

– Разумно… но неразумно, – парадоксом ответил на это Хазред. – Разумно, потому что сбежать – это самый простой и надежный способ остаться в живых. А неразумно, потому что остаться – это возможность выполнить мою миссию и достичь куда большего величия.

– Мертвецы не достигают величия, – сказал Гирсу безнадежным тоном. Он уже понял, что Хазред никуда отсюда не двинется. Будет сидеть в сырых кустах и ждать, пока жрецы и эти, с горбами, не перегрызут друг друга.

– Смотри! – шепнул Хазред. Глаза его расширились.

Ого! Даже Хазреда проняло! Стало быть, там, возле обелиска, и впрямь сейчас происходит нечто из ряда вон выходящее.

Гирсу даже высунулся из своего укрытия, чтобы лучше видеть.

Судя по всему, жрецы пришли в отчаяние, видя, что с горбатыми тварями им не справиться. Они выпустили против них глита – человекоподобного ящера. Темно-зеленые чешуйки, покрывавшие его тело, и вытянутая морда придавали глиту сходство с рыбиной. Этот же эффект подчеркивал и растопыренный гребень на голове человекоящера – кожистый, на «каркасе» острых тонких костей, раскрывавшихся веером.

Мощный торс глита, его могучие руки и взгляд холодных маленьких глазок – глазок умной, хитрой безжалостной рептилии – поневоле внушали почтение. Этот противник требовал уважения к себе. В его жилах текла древняя кровь. Хазред поневоле вспомнил о том, что, согласно легендам, обитатели трясин Исхара ведут свой род от древних ящеров…

Как правило, глит сражается за деньги. Очевидно, жрецы платят ему изрядные суммы за охрану собственных персон. И будучи скупыми, как все жрецы, они не прибегали к помощи своего наемника до последнего, надеясь справиться собственными силами. Ведь за участие в бою глиту придется выдавать двойную (если не тройную) плату!

Рослое создание с грубой кожей, похожее одновременно и на ящера, и на человека, побежало навстречу врагам. Те, очевидно, мгновенно оценили опасность. Они сбились в кучу и оскалились. Глит бежал, набирая скорость с каждым шагом. В руках его сверкали широкие изогнутые мечи.

Твари явно что-то задумали. Они переглядывались и обменивались короткими лающими сигналами. Многие подобрались, горбы на их спинах напряглись…

– Ему конец, – прошептал внимательно наблюдавший за ними Хазред.

– Им? – переспросил Гирсу, морща лоб. Ему казалось, что даже десяток разъяренных существ не в состоянии справиться с непобедимым глитом.

– Да нет, не им, а ему, – повторил Хазред.

– Ты шутишь! – Гирсу метнул на приятеля изумленный взгляд. – Глит непобедим. Это очень мощный боец. И чрезвычайно хитрый.

Хазред только покачал головой. Похоже, он начинал понимать монстров. Он как будто проникал в их темный, наполненный яростью разум.

Они атаковали глита все одновременно. И, в отличие от троллей или людей, при этом совершенно не мешали друг другу. Одни, у кого руки были длиннее, подскочили выше и впились ему в горло и в голову, другие, покрепче и пожирнее, подкатились ему под колени. Несколько существ совершенно явно были выбраны в жертву: они бросились под мечи глита, и он в мгновение ока разрубил их на несколько частей. Однако Хазред заметил, что погибшие и без того были ранены отравленными стрелами.

И все это они проделали на удивление слаженно, обменявшись всего несколькими короткими репликами! Есть о чем призадуматься.

– Вперед! – крикнул Хазред. – Пора!

– Ты с ума сошел? – Гирсу, похоже, до последнего надеялся, что его друг откажется от своей самоубийственной затеи – опрокинуть обелиск.

– Ты все-таки хочешь сделать это?

– А для чего мы сюда пришли?

– Ну… убить глита, – предположил Гирсу.

Не отвечая на шутку друга, Хазред вскочил и помчался что есть силы к обелиску. Гирсу ничего не оставалось, как последовать за ним. Разумеется, Гирсу понимал, что сейчас они оба погибнут. Понимал и другое: если бы он, Гирсу, остался сидеть в укрытии (и вернулся бы живым), он сумел бы найти какие-то опадания. Проклятье! Да живые всегда отболтаются, переложив всю вину за случившееся на погибших. Однако это уничтожило бы честь Гирсу. Женщина или жрец, возможно, в состоянии жить без чести, но воин – никогда.

Глит все еще отбивался от монстров, которые неустанно грызли его своими острыми тонкими зубами. Несколько мосластых чудовищ были буквально разорваны пополам – ручищи у глита действительно невероятно мощные. Еще трое или четверо оказались изрублены так, что трудно было понять, где чьи руки и ноги. Впрочем, у этих мосластых вообще невозможно бывает отличить руки от ног. Гирсу бы и пытаться не стал.

Дорогу Хазреду преградили трое жрецов. Похоже, это были последние из оставшихся в живых. Забрызганные кровью – своей и своих погибших товарищей, раненые, они тем не менее были полны готовности сражаться до конца. Что ж, Гирсу готов уважить их последнее желание.

С громким боевым кличем троллок набросился на жрецов. Хазред присоединился к нему. Краем глаза Гирсу заметил, что его друг уже успел обзавестись обсидиановым кинжалом. Очевидно, взял с тела кого-то из убитых жрецов.

Жрецы встали спина к спине. Только теперь Гирсу сумел рассмотреть их лица, темные и очень тонкие, как у женщин. Неужели?… В мгновение ока Гирсу пронзила догадка: женщины! Обелиску служили женщины! И на них Хазред натравил жутких монстров… Ничего удивительного нет в том, что мосластые создания порвали жриц голыми руками…

– Сражайся! – закричал Хазред, заметив колебания Гирсу. Очевидно, для Хазреда уже не составляло загадки происхождение жрецов. Возможно, он знал обо всем с самого начала!

Жрицы приготовились к своей последней схватке. Они заранее знали, что проиграют, но сдаваться без боя не собирались. В любом случае пощады им ждать не приходилось.

Хазред обменялся с ними несколькими ударами. К удивлению Гирсу, ритуальным ножом Хазред орудовал с той же ловкостью, что и жрицы. Одна из них чиркнула Хазреда по щеке. Потекла кровь. Женщина с торжеством рассмеялась, но смех ее тотчас захлебнулся, и она с хрипением упала на землю: Хазред успел перерезать ей горло.

– Гирсу! – заорал он, повернув к другу жуткую окровавленную образину. – Нападай! Помоги мне!

Гирсу больше не колебался. Он накинулся на оставшихся двух жриц. Одной он сразу же сломал шею, другая попыталась ударить его в бок кинжалом. Этот удар был бы смертельным для Гирсу, если бы Хазред не сбил жрицу с ног. В следующее мгновение Хазред разжал пальцы, и обсидиановый нож упал на землю… Нет, не на землю! То, что могло выглядеть со стороны жестом бессилия и усталости, на самом деле было актом убийства. Нож попал точно в глаз лежащей на земле жрицы. Тонкое, невероятно острое лезвие проникло прямо в мозг. Она знала, что так будет. Они с Хазредом были очень близки в этот момент – убийца и его жертва, жрец и жрица. Они оба знали, что произойдет в следующее мгновение.

Они заключили между собой соглашение о смерти.

– Смотри! – прокричал Гирсу. Он был совсем близко – и вместе с тем, как мнилось Хазреду, все еще опьяненному этим последним убийством, где-то очень далеко. – Смотри!…

Обелиск медленно накренился… И вместе с тем создавалось впечатление, что он раздвоился. Потому что на том месте, где только что находился прежний обелиск, появился второй, точнее, тень первого. Полупрозрачный, он полностью повторял оригинал. Те очертания, тот же блеск на гранях, только приглушенный.

Между тем первый обелиск продолжал наклоняться все больше и больше, а второй начал видоизменяться. Постепенно он обретал странные формы. Как будто человекообразные… Явилось лицо, странное с чертами, каких больше нет ни у одного живого существа на Лааре: три круглых глаза, крохотные жабры, но ни носа, ни рта… и кожа удивительного теплого оттенка…

– Я Асехат, – прошептал тихий, завораживающий голос. – Вы освободили меня…

Камень с грохотом обрушился на землю, уничтожая очарование момента. Асехат, если только таково было истинное имя возникшего перед друзьями существа, вздрогнула всем телом – и рассыпалась на мириады крохотных частиц. Была ли она призраком, была ли она каким-то странным, бесплотным созданием, которое материализовалось лишь на миг, а затем рассеялось, – этого друзья не узнали.

В мире наступила полная тишина. Глит перестал дышать, и монстры, атаковавшие его, застыли на месте.

С того места, где только что стоял обелиск, в небо ударил столб яркого белого света. Все происходило в безмолвии. Сияние было ослепительным, так что наблюдателям поневоле пришлось закрыть глаза. Но и сквозь опущенные веки они как будто продолжали видеть этот могущественный свет.

Наконец Хазред решился и открыл глаза. И… ничего не увидел. Никакого света.

Таинственное существо, которое приходило к нему в сновидении и умоляло опрокинуть обелиск, пропало. Гирсу наверняка уже сомневается в том, что оно вообще когда-либо существовало. Глит, растерзанный, с распотрошенным животом, валялся на земле, а кругом в жутких нелепых позах, как сломанные куклы, лежали жрецы и жрицы. Внутренний круг обходивших обелиск служителей составляли женщины, внешний – мужчины. Все они были сейчас мертвы.

Среди тварей шевелились еще несколько, но они, насколько мог судить Хазред, были обречены – отравлены ядовитыми стрелами. Стражники-ижоры давно скрылись: происходящее было слишком опасно даже для них. К тому же они, как и глит, служили храму за плату.

– Пойдем, – проговорил Хазред, обращаясь к своему другу.

Гирсу, не открывая глаз, помотал головой.

– Ты как хочешь, Хазред, а я больше и шагу не сделаю.

– Что, так и будешь здесь жить? На развалинах храма, с закрытыми глазами?

– А разве я не ослеп?

– Не притворяйся глупцом! Ты могуч, но не глуп, и притворяться у тебя не выходит.

– Разве так заметно? – Гирсу наконец открыл глаза и вздохнул. – Ну и бойня! А ты понял, что эти последние… что они были женщинами?

– Мужчины, женщины… – Хазред пожал плечами – Я не вижу большой разницы.

– Неужели? – Гирсу ухмыльнулся и похлопал Хазреда по плечу. Он явно начал приходить в себя. – Ну ничего, мой мальчик, когда ты станешь постарше, я растолкую тебе, в чем разница между мужчиной и женщиной. Она есть, пока что поверь мне на слово.

– Угу, – пробурчал Хазред. Простая шуточка приятеля вдруг болезненно напомнила Хазреду о том, что произошло между ним и ведьмой.

– Они сожрали глита, – сказал Гирсу. Он вытянул шею и с интересом рассматривал место последнего сражения глита с горбатыми тварями. – Впервые такое вижу.

Можно подумать, ты встречаешь глитов по десять раз на дню. Разумеется, впервые,– фыркнул Хазред.

– Очень мощные они, эти создания, – не поддержал спора Гирсу. Он все еще думал о горбатых существах. – Кто они такие?

– Кто знает? – Хазред пожал плечами. – На болотах полным-полно разных тварей. Можно прожить сто лет и все равно постоянно натыкаться на что-то новенькое. Особенно теперь, после Катаклизма.

– Ну началось… Ты еще начни по-стариковски крякать и вздыхать о том, что до Катаклизма жизнь была лучше, – возмутился Гирсу.

– До Катаклизма жизнь действительно была гораздо лучше, – отозвался Хазред. – Даже ты не станешь с этим спорить.

– Я не стану с этим спорить, но и утверждать этого не стану, потому что не жил до Катаклизма. Во всяком случае, разумной жизнью.