Текст книги "Я в Лиссабоне. Не одна (сборник)"

Автор книги: Януш Леон Вишневский

Соавторы: Марина Ахмедова,Константин Кропоткин,Мастер Чэнь,Сергей Шаргунов,Вадим Левенталь,Владимир Лорченков,Вячеслав Харченко,Улья Нова,Татьяна Розина,Каринэ Арутюнова
сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 20 страниц)

Илья Веткин
Вилла Триора

По дороге в Вентимилью Котов пытался несколько раз из поезда дозвониться в редакцию. Он вертел в руках глянцевый буклет клуба и желал бы уточнить задание. Но главред Мамонт постоянно был вне доступа. Да и поезд с Котовым то и дело нырял в сумрачные жерла тоннелей. Вскоре после Ниццы слева вырос и закрыл полнеба бугристый известняковый склон с врезанными в него домами-игрушками. Котов особенно ждал встречи с Монако, но княжество слегка разочаровало. Скользнув в очередной тоннель, состав вскоре вплыл в гигантский подземный зал, более всего смахивающий на станцию «Тимирязевская» московского метро – втрое увеличенную в объеме и поделенную на три платформы. Указатель посреди зала уведомил: «Монако – Монте-Карло». Княжествоподземелье мелькнуло и отъехало, снова заблистало море, потом опять пошли тоннели. Едва кончился последний, телефон Котова издал новый боевой клич, возвестив о смене оператора, – поезд прибыл в Италию.

Над городком висел пасмурный полдень. Публика из французской электрички неспешно вылилась из здания вокзала на небольшую площадь. Котов задержался на ступеньках. Пару минут он топтался у назначенного места встречи, бесплодно озираясь. Когда решился двинуться через площадь, его окликнули из припаркованной рядом темно-синей «тойоты». Котов, хмурясь, подошел. Получалось так, что, пока он тут мялся, его изучали.

Дверь щелкнула. Из машины выбрался высокий темноволосый парень в свитере с загорелой улыбающейся физиономией, знакомой Котову по фотогалерее в глянцевом буклете. Глянец не лгал: оригинал был даже, пожалуй, посимпатичнее. Очень правильное лицо с живыми карими глазами под высоким лбом. Густой загар мог быть и природной провансальской смуглостью. Допустив эту мысль, Котов сразу вспомнил, что о происхождении Венсана Жиллена судить не может. Принц по вызову родом мог быть и из Нормандии.

– Hi! – сказал Венсан, протягивая руку. – Садись!

Хмурый Котов влез в любезно приоткрытую дверь и

убедился, что за рулем сидит еще один человек.

– Bon giomo! – сказал он, не оборачиваясь.

Венсан опустился на сиденье рядом с водителем, по-прежнему приветливо улыбаясь.

– Это ты должен написать очерк о клубе, да? Я решил, что не помешает небольшая экскурсия, – сообщил он.

«Тойота», резко развернувшись, промчалась по пустоватым улицам Вентимильи и выехала на окраину, откуда открылся вид на горную гряду. Слева возник живописный старинный квартал, облепивший склон, – скопление многоквартирных домов и домишек желто-оранжевого цвета с неизменной колокольней.

– Нам далеко ехать? – спросил Котов.

– Тут рядом, в горах, – ответил Венсан.

Когда они совершили очередной разворот и съехали с эстакады на широкую автостраду, русский журналист сообразил, что они возвращаются во Францию. И точно: спустя несколько сотен метров, когда дорогу впереди перегородила вереница шлагбаумов, требующих платы, на асфальте появилось огромное слово – FRANCIA.

– Мы едем в клуб? – осведомился Котов.

Венсан обернулся:

– Мы едем на одну виллу. Это во Франции. От Вентимильи, правда, ближе… Но это конечный пункт, а сначала заскочим в один отель по дороге. Зачем тебе сам клуб? Твой босс вроде хотел, чтобы ты описал нашу работу. Мою работу. Ты готов?

– Готов, – кивнул Котов. – Я. хотел спросить. Клуб оказывает услуги только женщинам?

Венсан осклабился:

– В основном да. Хотя. разные бывают варианты. Но в основном – дамам за. за 40. Ну, ты же помнишь, как мы называемся?

Котов бросил взгляд на буклет. Conte d’automne можно было перевести как «Осенняя сказка», хотя в России заведение было известно как клуб «Бабье лето».

– Я по-французски говорю довольно медленно, – заметил он.

– Нормально, – оценил Венсан. – Это будет даже экзотично. Скажу, что ты немец. Нет, лучше швед.

– А что русский, нельзя сказать?

– Ну, или русский, – равнодушно отреагировал Венсан.

«Заскочить по дороге» оказалось сделать немалый

крюк. Они съехали с автострады и вернулись к морю, но остались высоко над ним, на верхнем ярусе гигантского лесистого склона. Дорога вилась вдоль его выступов. Отель стоял на одном из выступов, глядя широкими окнами в голубизну – небесную и морскую. Они подъехали к низким воротцам, и водитель сказал, выключив двигатель:

– Ну, я схожу.

– Ок, Алекс, – отозвался Венсан.

Он с минуту последил взглядом – водитель топал по дорожке, петляющей между клумб, – и обернулся к Котову:

– У меня все эти дни плотно заняты, и я решил, что тебе, может, будет полезно поторчать со мной.

Ключевое слово, глагол, оказался Котову незнаком, но он понял его именно как «поторчать» – то есть весьма многозначно. И аккуратно кивнул.

– Короче, слушай, – Венсан метнул взгляд в сторону отеля. – Сегодня одна моя клиентка – Ингрид прется на день рожденья к своей знакомой. Ну, которая живет на вилле. Там с ней будет еще ее племянница. Ингрид, вообще, из Лиона, но часто здесь отдыхает, это ее машина и шофер. Она решила в этот раз выписать меня, потому что ни хрена не любит девичников. А я предложил взять тебя, типа ты мой друг. Те две – тетушка и племянница – не знают, что я из эскорта, ну, или делают вид, что не знают, – считается, что я у Ингрид в обойме ее бой-френдов. Но им должно понравиться, что у нас будет с собой типа друг. Короче, думаю, тебе нетрудно будет изобразить, а? Ну, такого друга, который ничего не имеет против зрелых баб?

Для точного понимания эпитета «зрелый» Венсан почему-то использовал английское слово – «mature», хотя, если бы сказал «mures», Котов бы тоже догадался. Из контекста.

На дорожке, бегущей от отеля, показались Алекс и женщина в белом.

– Вылезай, – скомандовал Венсан, – я вас представлю… Да! Ты, конечно, не журналист, ты – художник! Идет? Это хорошо звучит – русский художник. Сюда приехал отдохнуть и познакомился со мной. О! Ингрид, это Альбер. Мы съездили за ним в Вентимилью. Альбер, это Ингрид! Слушай, ты сегодня по-летнему, правильно. Погода – супер!

И впрямь: с неба уже потянули серое покрывало, открыв яркий лазурный лоскут на западе.

Алекс сел за руль. Его хозяйка, она же хозяйка машины, была мелкая, щуплая, востроносая дама лет сорока в странноватом белом комбинезоне. Котов пожал ее маленькую узкую кисть, соображая, не следует ли поцеловать, подтверждая репутацию мечтательного русского художника. Но потом спохватился, что у французов вообще так принято, притянул и ткнулся губами в ее правую и левую щеки. Вышло резковато.

В дороге Венсан, сидевший впереди, непрерывно болтал, будто его включили на полную мощность и в ускоренном режиме. Котов вскоре перестал воспринимать его птичье резковато-суховатое щелканье. Устал вникать. Сидевшая рядом Ингрид время от времени косилась смущенно. Или Котову казалось, что смущенно.

После получасового кружения вдоль и между темнооливковых склонов (в двух местах украшенных россыпями уступчатых горных городков) они вывернули на узкую полосу асфальта, струящуюся между рощ. Полоса привела их сквозь открытые ворота к трехэтажному дому нежно-розового цвета, выстроенному с причудливой асимметричностью. Когда Котов выбрался из салона «тойоты», Ингрид уже целовалась с двумя хозяйками виллы. Тетушка – коренастая блондинка в сером джемпере и белых брюках с лицом добродушной фермерши – оказалась весьма и весьма mature – где-то за 50. Котову понравилась ее улыбка. У его прежней подружки Вики была примерно такая маман. Если ей случалось утром застигнуть Котова – заночевавшего накануне – на подходах к туалету, она приветствовала его словами: «Алик! Вы в моем старом халате? Какая прелесть! Хотите кофе?» Французская мамочка сказала, лучась:

– Добро пожаловать на виллу «Триора»! Сегодня такой холод, mon Dieu!.. Хотите горячего шоколаду?

Племянница была хоть и помладше лет на 20, но так себе. Выглядела надутой фифой. Не смотрела, а посматривала криво на гостей с высоты почти двухметрового роста. При вроде бы модельных данных и маленьком опрятном личике, что-то в образе ее ложилось не в масть и не в стиль.

Образ был даже не вешалки, а, скорее, жерди. Венсан, правда, без церемоний облобызав тетушку, усосал и жердь, беззастенчиво помяв ей условные ягодицы. Котов заключил, что отношения тут вполне родственные. Тетушка была представлена как Изабель, племянница – как Бьянка. Ее папа был итальянец, что было специально отмечено. Котов попытался сосредоточиться: было бы крайне неловко, если б он забыл имена – Ингрид, тетя Изабель и Бьянка.

Когда они поднимались по узкой каменной лестнице на верхнюю террасу, где ждал стол и горячий шоколад, Котов сообразил, что все это неспроста. Доставка русского гостя на виллу в горах в компанию элегантных тетушек – это, вероятно, несло в себе смысл. Венсан был тот еще фрукт. А вдруг придется выполнять его работу? Котов не заметил, как выругался по-русски.

– Я же говорила, что шоколад очень горячий, – обеспокоилась тетушка Изабель, – пейте осторожней, Альбер.

Котов поставил чашку на стол и виновато улыбнулся. Они сидели в плетеных креслах вокруг стола под старыми пиниями, усеявшими каменный пол бурыми иглами. В нескольких шагах терраса обрывалась. За низкой балюстрадой дышала прохладой бездна – узкая межгорная котловина. Вилла «Триора» была организована уступчато – как и встреченные в дороге горные деревни. Для ланча, вероятно, более всего подходил верхний ярус.

– Чудесный вид! А вон там море? Вон там вдалеке? Изумительный цвет, – заметил Котов, стараясь выдержать светский тон. – Мы далеко от побережья?

– Километрах в восьми, – ответил водитель Алекс, тоже призванный к столу.

– А до Вентимильи, до Италии, сколько?

– Ну, двадцать… Строго говоря, до Ментона отсюда ближе, – сказал Алекс, улыбаясь, – но в Вентимилье у нас с Венсаном были дела.

– Какой у вас интересный акцент, Альбер, – обратила внимание тетушка Изабель. – Я давно не слышала русского акцента.

– Я думаю, он грубый.

– О, нет! Скорее, экзотичный.

– Альбер, вы когда-нибудь выставлялись в Париже? – вежливо поинтересовалась Ингрид. – Нет? А часто у вас покупают картины?

– Увы, не часто, – горестно вздохнул Котов, – такое время, м-да. Зарабатывать живописью очень трудно. Я вот преподаю еще в художественной школе, м-да.

– Скажите, Альбер, а русские женщины красивее французских? – сменила тему Изабель. – Согласно вашим эстетическим критериям…

– Русские не то чтобы красивее, – встрял Венсан, – они заботливее.

– И то и другое – не более чем миф, – объявил тактичный Котов. – Если серьезно, я вижу только одну разницу. Русская девушка начинает ощущать себя старой девой, если не вышла замуж до 24, француженка – если не вышла до 30. Венсан не даст соврать.

– Не дам. По-моему, французские девушки вообще не хотят замуж. Им это не нужно.

– О, Венсан! Это незрелое суждение. – Тетя Изабель мягко рассмеялась. – Опыт еще подскажет тебе, что это не так.

– Мне очень не хватает опыта, – горько признал Венсан.

Долговязая Бьянка ухмыльнулась. Ингрид коснулась волос Венсана:

– Мой бедный, ну как же тебе помочь…

Венсан взял ее узкую кисть и поцеловал в ладонь. Она посмотрела на него долгим взглядом. Высвободив ладонь, сказала:

– Знаешь, опыт опытом, а вот образование тебе пора уже получить. Пора подумать об этом, правда. Ну, не улыбайся! Ты же знаешь, что мы тебе поможем. Нет, правда! Ты думаешь, можно всю жизнь просидеть в ночных клубах?

– Но этому же удается, – возразил Венсан, – ну, этому распиздяю. как его. У тебя еще на столике лежит его книжка, ну? Он только и делает, что торчит по клубам.

Ингрид подняла тонкие брови. Тетушка Изабель догадалась первой:

– О! Он имеет в виду Бегбедера. Боже мой, Венсан, но он же не просто там торчит, он умеет писать об этом. И ему неплохо платят. А до этого он получил хорошее образование, можешь мне поверить. Без этого никак. Альбер, скажите, я права?

– По-моему, этот ваш Бегбедер немного чокнутый, – сухо сказала Ингрид.

– Писатель должен быть немного чокнутым, – убежденно произнесла тетушка Изабель, – mon Dieu! Безумие, если оно небольшое и интересное, придает колорит творчеству!

– Ну, не знаю, – Ингрид взглянула подозрительно.

– Точно! – Венсан радостно хлопнул по столу. – У меня есть знакомый чувак, у него дико интересная форма безумия. Он все время говорит о мушках-дрозофилах! Ну, такие маленькие, знаете? Они дико быстро размножаются…

– О! – воскликнула тетушка Изабель, – Он должен стать писателем! Он писать умеет, Венсан?

Котов заметил, что она каждую фразу начинает с «О!» и часто повторяет «mon Dieu!». Он нашел, что это старомодно, но по-своему прелестно. Он вдруг вспомнил, восстановил образ, питавший тетушкин стиль, – прически, прикида, макияжа. Конечно, образ Катрин Денев, но не юной блондинки, а поправившейся, заматеревшей Катрин из фильма «Belle Maman», «Прекрасная теща». Образ проступал, хотя лицо Изабель было, пожалуй, покруглей и попроще.

Тетушка снова адресовалась ему:

– Ведь молодому человеку сейчас необходимо образование, Альбер? В России тоже так думают?

– Вы правы, но сначала нужно выбрать факультет, так ведь? Ну, профессию. Наш друг уже выбрал?

Венсан хохотнул:

– Давно! Желаю быть врачом. По возможности, гинекологом.

– Ты можешь говорить об этом серьезно? – огорчилась Ингрид.

– Я серьезен, – мгновенно помрачнел Венсан, снова овладев ее ладонью.

– Мне кто-нибудь нальет, наконец, вина? – нахмурилась Бьянка. Котов подхватил тяжелую темную бутылку.

– Почему все так плохо едят домашнюю пиццу? – в свою очередь спросила тетушка Изабель. – Нежнейшая пицца с анчоусами и грибами! Венсан, ты не съел, по-моему, ни кусочка, только пьешь вино.

– Я съел половину того, что здесь было, клянусь. Это Ингрид не ест.

– Я не ем, но я имею на это право.

– Мальчики, на столе, между прочим, есть коньяк! Почему никто не пьет коньяк?

– Я пока, с вашего позволения, вино, – сказал Котов, – знаете, русские говорят, что градус… мм… нужно только повышать. Коньяк я потом.

– О, mon Dieu! Так говорят не только русские.

После третьей бутылки Котов отпросился в туалет.

В отделанное мрамором тихо журчащее убежище на первый ярус его молчаливо сопроводил Алекс, который на обратном пути как-то аккуратно исчез. Второе явление Котова пришлось на пылкую хмельную перепалку: ему поначалу казалось, что полощут любимых героев – гомосексуалистов, потом решил – нет, скорее, каких-то дальних, мутных родственников. Оказалось – пару местных кюре. Один окучивал приход в ближнем горном городишке Соспель, где бывала Изабель, другой – на побережье, в Ментоне, куда наездами в отпуска выбиралась Ингрид. Она в данный момент изрядно кипятилась:

– Ну что ты несешь? Что ты несешь? – Она адресовалась Изабель. – Ну что он может посоветовать путного, если у него житейского опыта – ноль! Он не зарабатывал денег, не влюблялся, не растил детей! И он мне будет еще что-то плести о том, что контрацепция – это грех!

– О, mon Dieu! Для тебя это еще актуально. Как это прекрасно!

– Не язви! Ну ладно мне, но если он будет это втюхи-вать моей 17-летней Катрин! («У него не получится», – тихо сказал Венсан). Что он, вообще, понимает?!

– Дело не в житейском опыте, дело в интуиции. У хорошего кюре должна быть хорошая интуиция. Потом, я нуждаюсь иногда, чтобы мои действия кто-то оценил со стороны. Согласись.

– С попами нельзя говорить о сексе, но можно, скажем, о покупке недвижимости, – заметил Венсан.

– Да какая там интуиция! Там есть только злобнова-тое бессилие, ненавидящее все, до чего не может дотянуться! – отчеканила Ингрид.

– О! Да они просто очень разные люди! Отец Пьер – он, да, немного желчный, а наш отец Марк, наоборот, сердечный…

– Ты приведи хоть один пример, что кто-нибудь из них присоветовал чего-нибудь дельное!

Бьянка допила свой бокал, поставила его на стол и успокаивающе погладила Ингрид по руке.

– Можно я приведу? – пролепетал Котов, вызвав удивленную паузу. – В романе Мопассана «Жизнь» главная героиня страдала от того, что муж отказывался ее оплодотворить. ну да, оплодотворить.

Он до этого долго вспоминал этот глагол и в итоге выбрал, кажется, не самый точный – «fertilizer», отметив тонкую усмешку Бьянки.

– Ну да, он не хотел детей, и. он не доводил дело до конца.

– Понятно-понятно, – уверила его Изабель.

– И она обратилась к кюре, поскольку больше было не к кому. Тот ей посоветовал уверить мужа, что она уже беременна, что уже поздно предохраняться. Вот. Ну то есть посоветовал ей изобразить радость, чтоб муж ей поверил и перестал предохраняться. И ей все удалось.

– Мы все это читали, – заметила Бьянка.

– Спасибо, Альбер. Но это – литература, – холодно сказала Ингрид.

– Ну да, это литература, – согласился Котов, – давайте поговорим о литературе.

Изабель снова рассмеялась мягким грудным смехом.

– Вы – прелесть, Альбер! – сказала она.

Венсан отпустил руку Ингрид.

– У меня тоже предложение, – он встал и как бы вознес свое смуглое лицо и стройную фигуру, обтянутую свитером, – пойдемте к бассейну. Охота искупаться!

– Да! Пойдемте! – подхватила Бьянка.

Сияющий голубой овал испускал едва заметный пар.

Долговязая Бьянка быстро опустилась у края на корточки, напомнив голенастого кузнечика, плеснула водой.

– Изабель, она теплая! Ты подогревала? А Венсан не любит.

– Венсан у нас – юный эллин. Но все же не лето – ноябрь.

– В теплой воде я обычно хочу мочиться, – сообщил Венсан, стягивая свитер. – Никто не будет возражать, если я туда помочусь?

– Фи, Венсан! – Ингрид устраивалась в шезлонге меж двух кургузых пальм в кадках. – Будем, конечно!

Котов, мнущийся возле юного эллина, был слегка растерян. Хотя прилив бесшабашности еще не схлынул, купаться хотелось не особо.

– Слышь, Венсан, – он приблизил губы к уху эллина, – а мне-то обязательно в бассейн?

– Боишься? А чего тогда приехал? – холодно вполголоса ответил Венсан. Он быстро разделся донага и, бросив одежду на ближайший шезлонг, прошелся вдоль края голубого овала. У противоположного края Ингрид и Бьянка в креслах помахали ему кончиками пальцев. Ингрид отхлебнула из высокого бокала. Никакой готовности раздеваться и нырять они не выказывали.

Котов медленно стащил свитер и джинсы, улыбаясь в пространство. Он был уже весел и зол и лишь слегка тяготился тем, что рядом с высоким мускулистым эллином из Нормандии будет выглядеть не слишком мачо. Венсан его сейчас, скорее, раздражал. Но с ним было трудно спорить: когда карты уже розданы, вы в них играете.

Венсан замер перед прыжком, вытянув над головой руки и заставив зрителей еще раз подивиться его смуглым пропорциям и статям. Котов тоже оценил, с трудом подавив желание прикрыться, точнее, укрыть. Разница была ему немного обидна. Он еще заметил, что у эллина был выбрит лобок.

Ударил фонтан брызг. Венсан золотистой торпедой пересек под водой выложенную плиткой голубую лагуну. Заплыв был хорошо выверен. Мокрая темная голова вынырнула у самых ног зрительниц в креслах. Венсан дотянулся до лодыжки Ингрид и легонько потянул. Ногу с визгом отдернули. Котов, наконец, решился и тоже плюхнулся – хотя и без должного изящества. Вода оказалась теплой и ласковой, как в ванночке для трехмесячного ребенка. Венсан, оттолкнувшись от бортика, ушел в глубину и, подплыв снизу, утянул его за ноги в пучину. Котов успел вдохнуть и к подводной борьбе оказался готов. Но высвободиться удалось не сразу. Эллин-нормандец был на редкость силен и увертлив. Они вынырнули одновременно.

– Ингрид! Бьянка! – позвал Венсан. – Давайте к нам!

С берега им снова помахали ладошками. Рассыпался смех. Из невидимых динамиков полилась медленная сладковатая музыка. Венсан сквозь зубы выпустил струйку воды и снова почти без всплеска нырнул, блеснув глянцевитыми ягодицами. Он ушел ко дну почти вертикально, сложился там пополам и медленно всплыл ягодицами вверх. В этом положении он несколько секунд качался в голубизне. Котов, покосившись в сторону качающегося на волнах зада – было похоже на две доли тыквы средних размеров – тоже нырнул и попробовал открыть под водой глаза.

Он доплыл до вершины овала и облокотился на бортик, тяжело дыша. Через секунду рядом вынырнул Венсан. Легко подтянувшись, он сел на край рядом с Котовым, вытер лицо ладонями и подмигнул. Проморгав-шись, Котов разглядел, что под пальмами тетушка Изабель, наклонившись к столику с напитками, доливает что-то в бокалы племянницы и Ингрид. Музыка звучала то слабее, то громче, будто подчинялась хмельным пальцам, играющим пультом.

– Венсан! – Котов склонился к уху принца по вызову.

– Ну?

– А что я должен делать ну… в плане тети и племянницы?

– С Бьянкой я разберусь. А с тетей Изабель. Попроси ее показать тебе свою коллекцию современной живописи. Ну такая мазня. Но она гордится ею. А ты у нас вроде художник.

– У нас с ней должен быть секс?

– Успокойся. Эта встреча – без секса. Так – просто приятное общение.

– Общение?

– Ну да! Учти – она дико богатая тетка. Ладно, я пошел!

Он соскользнул с бортика и резко ушел под воду головой вниз – с упругой грацией морского котика. Котов только хмыкнул. У противоположного бортика пловец явился из-под воды и без напряжения выбрался. Выпрямившись во весь рост, блестя кожей, он что-то сказал болельщицам в креслах (те прыснули), принял у Ингрид бледно-кофейное полотенце и стал обтираться.

Котов тихонько поплыл вдоль края голубого овала – к шезлонгу с одеждой. В двух шагах от шезлонга тетушка Изабель с плавающей улыбкой на круглом лице искала маленьким фотоаппаратом выгодные ракурсы. Возможно, спину Венсана. Котов подплыл и, содрогаясь, вылез. Тетушка обернулась, смешно всплеснув рукой с фотоаппаратом:

– Мой Бог! Вы же сейчас замерзнете!

И через минуту принесла и подала ему полотенце, деликатно отводя глаза. Котов про себя еще раз отметил: совершенная Бель-Маман. Он растерся до ощущения жара в коже, натянув свитер и джинсы, после чего закономерно вспомнил о главном:

– Изабель, а вот сейчас бы как раз коньяку…

За столом на террасе, где на сей раз они были вдвоем, разомлевший русский художник, махнув вторую рюмку, вспомнил, наконец, уместное сравнение.

– Знаешь, ты похожа на Катрин Денев. Ну вот есть общее.

О том, что речь идет о Катрин – «теще», понятное дело, не уточнил. Но ушлой тетушке не нужно было ничего разъяснять.

– Это ты про нее теперь? Мне, кстати, уже говорили! Она, правда, весит больше меня килограмм на пять. – Изабель рассмеялась довольно. – Я, кстати, видела ее несколько раз в Каннах, встречались на Круазетт.

– Она снова вышла замуж?

– О, нет! У нее есть друг. Довольно молодой, – Изабель сузила серые глаза, – она не любит появляться с ним в людных местах. Но все знают.

Благодушный Котов вылез из-за стола, чтобы подойти к балюстраде, преграждающей путь в пропасть. Оказалось, каменистый склон за оградкой не так уж страшен и крут: можно было вообразить скольжение вниз на заднице между темных валунов и пучков травы. Хмельная фантазия. Котов обернулся:

– У тебя вроде бы есть коллекция работ современных художников. Можешь показать?

– Да! Ее начал собирать мой второй муж. Я тоже кое-что купила. Хочешь посмотреть?

– Я бы с удовольствием.

В доме они задержались в большом светлом холле: огромные окна выходили на бассейн и в японский сад. Голубой овал посылал блики на стены. Изабель взяла в шкафчике ключ. На втором этаже она открыла одну из комнат. Это было что-то вроде обширной гостиной, служащей выставочным залом, – с двумя узкими диванца-ми и камином.

Котову вообще-то было начхать на французских импрессионистов, тем более современных. Будучи журна-люгой-бульварщиком, он воспринимал их как жуликоватый сброд. Залить холст слоями краски, используя весь радужный спектр, взмесить все это кистью, стараясь делать мазки погуще, – и потом пытаться впарить это разбогатевшему бандиту в перстнях. Таков, по его мнению, был алгоритм современного арт-бизнеса. Но, не желая обидеть Изабель, он скучал возле каждого полотна с вариациями радуги не меньше минуты.

– У меня было еще три рисунка Пикассо, – сказала Изабель, будто оправдываясь, – но я передала их в музей Пикассо в Антибе. Они висят теперь там, но с указанием, что из частной коллекции…

– Замечательно, – рассудил Котов. Изабель быстро взглянула на него.

– А. Альберт, скажи, где вы познакомились с Венсаном?

– В Антибе, в ресторане «Каскад», – сообщил Котов, не задумываясь, – сидели вместе за стойкой, разговорились. Он забавный, правда?

– А давно это было?

Такой формат расспросов уже не втискивался в светскую беседу. Котов слегка насторожился:

– Недавно. А что?

Изабель будто и сама озаботилась неловким поворотом беседы:

– Нет-нет, ничего. Мне просто стало интересно.

Помедлив, она все же сочла нужным закончить:

– Мне просто показалось странным, что вы. ну, могли подружиться. Мне просто показалось, что он позвал вас случайно, ну, может быть, был вынужден.

Котов ощутил мгновенный наплыв резкого стыдного чувства, близкого к оторопи. Будто его уличили в подделке результата теста, который он не прошел. Ну, в сущности, так и было. Он, впрочем, не особенно колебался с ответом:

– Ну да. Так и было.

– Тогда, вероятно, вам было с нами скучно.

Он, наконец, нашел серую глубину ее глаз. И успокоился. В глубине плескалась не злость, но печаль. Котов глубоко вздохнул:

– Изабель! Что ты! Я считаю, мне повезло. Чудесный день! Мне было здорово! Знаешь, на самом деле, интересно, как это вам с Ингрид удается дружить. Ведь вы очень разные, это заметно. Вы так спорили!

Изабель улыбнулась:

– О, мы часто спорим, да! Ингрид – заядлая социалистка. Когда мы спорим о политике – со стороны это, наверное, очень смешно… но она очень славная.

Он отошел к окну, отдавая должное последней в ряду мазне с ярко-желтым яичным желтком по центру.

– Интересная игра цветов, – высказался Котов. Изабель рядом покорно кивнула. Его взгляд скользнул за окно. Внизу голубел бассейн. Обнаженный Венсан сидел в одном из шезлонгов, вольно раскинув руки. У его ног на корточках сидела Бьянка, напряженно работая совершенно заполненным ртом. Ее левая ладонь механически поглаживала живот юного эллина. Ингрид, чуть склонившись со своего кресла, жадно внимала процессу. Сверху была видна заколка в виде бабочки на макушке Бьянки.

– Твоя племянница, между прочим, все время молчала, – заметил Котов, – не принимала участия в беседе.

– Бьянка очень застенчива, – пояснила тетушка, отвечая лучистым взглядом, – в компании ей нужно привыкнуть к незнакомому человеку.

– Это понятно, – согласился Котов, – понятно… хотя… говоря откровенно, сразу и не скажешь, что она твоя племянница. Ты гораздо интересней, гораздо.

– Она меня моложе на 18 лет!

– Ты – женщина высокого класса, – сказал Котов строго, – я же вижу. Для такого класса возраст имеет второстепенное значение. Вот смотри, Катрин Денев сейчас даже более желанна. для многих молодых людей.

– Ты думаешь?

– Думаю. Из вас троих ты – самая интересная, поверь.

– Альбер, правила приличия вовсе не требуют от тебя говорить столько комплиментов. этого не требуют даже правила клуба, где работает Венсан.

– Слава Богу, – Котов надвинулся на катрин-денев-тещу рдеющим лицом, – слава Богу, я там не работаю. Честно говоря, я полагал, что работа Венсана – секрет. Но я ему признателен.

– Конечно, секрет. Полишинеля.

– Нет, правда, я ему признателен за этот день. – Котов овладел левой кистью катрин-денев-тещи и, повернув ее ладонью к себе, вдруг осознал, что повторяет движения Венсана. Belle Maman уступила ладонь без сопротивления. Она выглядела смущенной и как будто все искала нужную фразу:

– Альбер! Я все хотела. хотела спросить. Вы действительно совсем не знаете. Венсана?

– Не знаю, это правда! Кстати, а сколько ему лет?

– Могу сказать довольно точно – 19.

– Ничего себе, – Котов потер себе темя, – я думал, все же побольше. Совсем мальчишка.

– Дело не в возрасте. дело в другом.

– А в чем?

Но катрин-денев-теща, мягко высвободив кисть, отошла к противоположной стене, где наряду с картинами имелась и книжная полка. Оправив свитер и прическу, произнесла с некоторой торжественностью:

– Ладно, не будем об этом… все… Альбер, я хочу подарить тебе этот альбом. Будешь вспоминать об этом дне, о моем доме.

На глянцевой обложке с видом горной деревни значилось «Alpes Maritimes – mon amour», «Приморские Альпы – моя любовь». Альбомчик был карманного формата, что особенно радовало. Котов сообразил, что получает повод выказать горячую признательность. За все. Он снова надвинулся и, аккуратно сграбастав тетю Изабель, нашел губами ее теплую шею. Между поцелуями он бормотал: «Merci, merci!» «Ну что вы, Альбер!» – отвечала Изабель слегка удивленно. Выражение благодарности затянулось, становясь все более настойчивым. Котов оставил уставшую от поцелуев шею тетушки – которую не нашел увядающей, – поскольку почувствовал, что созрел для большего. Крохотная заминка (он опустился на корточки) дала повод для быстрого самоанализа. Он осознал, что ведет себя как банальный обольститель из полузабытого фильма. Но его азарт и возбуждение были неподдельны. И, кажется, одним из источников было впечатление от стиля Венсана, его замашек. Изабель философически сдержанно отнеслась к тому, что молодой художник нашел под свитером ее в меру выпуклый живот и поцелуями выразил к нему почтение. Но когда Котов стал судорожно расстегивать ее белые брюки, нетерпеливо их дергая, она произнесла ожидаемое:

– O, mon Dieu! Альбер, что вы делаете?!

Далее этого, впрочем, протест не пошел. Котов с пылающей физиономией спустил Belle Maman брюки до полных колен и жадно припал к обнаженным местам. Потом развернул мадам к себе задом. Роль, намеченная ему Венсаном, оказалась впору. Изабель еще пару раз повторила свое «о, mon Dieu!», когда русский художник порывисто принялся лобызать ее ягодицы. Но когда он, жарко дыша, повел себя еще более радикально, она почему-то замолчала. Мягкая своевременная покорность, проявляемая гранд-дамами, всегда покоряет более, чем их пасмурное чувство достоинства. Котов даже позабыл о наставлениях опытного друга – настолько он был захвачен процессом. Изабель была при этом достаточно сдержанна, но по ее отрывистому дыханию он мог догадаться, что процесс не лишен приятности и для нее. Десятью минутами позже они очутились на одном из диванов, уместившись чудом – лицом к лицу. Изабель так и не избавилась от джемпера, задранного до подмышек.

– Ты просто класс! – пробормотал Котов, сжимая ее спину и тут же сознавая, что говорит по-русски. Но она улыбнулась. Может, поняла последнее слово.

Котову было теперь хорошо и уютно. Он гладил спину и бедра тетушки, блаженно жмурясь. С улицы доносился плеск воды.

Его внезапно заинтересовало одно обстоятельство:

– А что, с Венсаном… как-то по-особенному хорошо?