Текст книги "Метод Нестора (СИ)"

Автор книги: Яна Розова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 18 страниц)

1998 год

Гуров не звонил. Эвилина немного беспокоилась, но пока не очень. В конце концов, у него дел много, а если там, у Ювелира, все гладко прошло, то, может, он на дно лег? Эвилина точно не знала, но понимала, что эта рыбка покрупнее остальных будет. И вокруг нее не караси плавают.

До начала боевых действий Гура Эвилина еще разок встретилась со своим клиентом, специалистом по булыжникам. Они посидели в ресторане и Ювелир немного больше рассказал о своих делах. То есть, конечно, он особенного ничего не сказал, но Эвилина, подготовленная к впитыванию информации, поняла. У него фирма, они делают вид, будто работают на родное государство и просто помогают ему реализовывать маленькие бриллиантики в частные мастерские Гродина. На самом деле Ювелир получает большие барыши с каких-то там шашней. Ну, это весьма приблизительная схема. Главное, что брюллики и деньги Ювелир хранил дома. На днях прибыла довольно серьезная партия, хороший и долгожданный товар.

Еще Ювелир упомянул, что дома он днем никогда не бывает. Уезжает в восемь, а приезжает только поздно вечером. Семьи у мужика нет, прислуга приходит только к вечеру, чтобы убрать квартиру и приготовить ужин к появлению хозяина.

– А как же ты не боишься воров? – Эвилина отпила из бокала кисловатого молодого вина и послала простодушную улыбку через стол своему визави.

– Квартира на вневедомственной охране! – хвастливо ответил он. – Я даже сейф мог бы не запирать – все равно бояться нечего.

Эвилина рассказала Гуру и об этом, но он только скривил свою толстую рожу. Замок сейфа и вневедомственная охрана – не проблема для такого специалиста, как помощник Гура, парень по имени Вадим. Дерет дорого, но и работает чисто. Эвилина не заметила тяжелого взгляда, которым Гур проводил ее, а взгляд этот говорил о том, что Гур будет крепко думать перед тем как решится на это дело. Очень подозрительная наводка! Прямо бери – не хочу, да еще камни, да еще деньги! Она подставляет его? Менты ее за жабры взяли? С этим новым своим спелась? Нечисто...

Гуров стал проверять. Его шестерка, Чижик, стал безотлучно следить за Ювелиром, а брат Чижика, Скелет, проверил Эвилину и послушал ее домашний телефон. Ничего. Гур самолично наведался на место в милый двухэтажный домик на четыре квартиры. Вокруг дома качались на вечном гродинском ветру пирамидальные тополя, а у их стройных стволов уютно шелестели новенькими глянцевыми листочками маленькая алыча, старая скрипучая вишня и томное абрикосовое дерево. С середины лета их многострадальные стволы облепят злые и алчные мальчишки, большие любители кисленького и дармовщинки.

Гуров разглядел за ветками белые пластиковые рамы, контрастирующие с выщербленным фасадом дома. Решеток на окнах не было. Он огляделся, размышляя, и только теперь заметил, что прямо за дом заворачивает асфальтированная дорога. И ведет она к синим воротам с синей будкой, в которой сидит мордоворот в форме. Небось подмышкой у него Калаш болтается! Это же ворота с заднего двора химического завода. Ну, ясно.

Погуляв еще с полчаса и снова ничего не заметив подозрительного, Гур ушел. Он принял решение и пусть оно было рисковое, пусть даже очень рисковое, но отказаться он уже не мог.

У Эвилины, конечно, были и подозрения. Во-первых, она думала, что если Гур взял какие-нибудь уж очень большие деньги, то может даже исчезнуть не заплатив ей. А во-вторых, его самого просто могли взять. Вдруг этот Вадя, такой крутой специалист по сигнализациям, обгадился и охранники все же приехали? Ситуация реальная и даже вполне нормальная.

Встреча с Ювелиром была назначена на пятницу, но ведь поначалу Эвилина была уверена в том, что ей не придется больше потеть на голубых простынях. Теперь стало ясно, что идти на свидание надо. Она позвонила Ювелиру и попросила заехать за собой в девять вечера. Потом оделась, накрасилась, взбила волосы, сбрызнула лаком. Выбрала платье. Сегодня на ней будет черное короткое, с открытыми плечами. В мае вечера часто бывают прохладными, надо прихватить пиджак тигровой расцветки. Соседка Эвилины одобрила ее внешний вид и проводила на выход в двадцать один час и пять минут.

Сбежав по лестнице вниз и вызывая на себя недовольные и осуждающие взгляды прилавочных старух, она остановилась на миг у подъезда, вся в теплых лучах предзакатного солнца. Машина Ювелира уже подбиралась к девушке тихо и хищно. Вот она остановилась у подъезда, Эвилина распахнула заднюю дверцу и уверенно влезла на кожаное сидение.

– Привет, – сказала она широкой спине на водительском месте.

В ответ он кивнул. Машина выехала из двора и свернула на шоссе. Эвилина рассеяно огляделась. В полутьме за тонированными стеклами сначала ей показалось, что рядом лежит нечто смутно напоминающее кокосовый орех, однако, чуть задержав взгляд, она поняла – это человеческая голова. Боже, да ведь это голова Гура!

Водитель никак не отреагировал на ее вопль. А она вопила и вопила, отползая назад, к дверце. Потом забилась в угол и замолчала. Только тогда сообразила, что это означает конец и для нее. Она нащупала ручку дверцы и потянула ее на себя. Ручка не поддавалась. Эвилина стала дергать сильнее, еще сильнее, изо всех сил. Ее охватил новый приступ паники, она забилась о дверь, о темные стекла, ломая ногти, стала царапать кожаную обшивку изнутри. Тут автомобиль резко свернул направо. Что-то мягко ткнулось ей в бедро. Она уже знала что и закричала надрывно, с переходом в вой.

– Успокойся, – расслышала она, когда кончился воздух и крик вместе с ним. Это был голос Ювелира с водительского сидения. Он звучал немного непривычно, но спокойно. Эвилина прислушалась. – Не ори, я тебя не трону. Только пообещай больше наводчицей не работать, никому ничего не говорить и уехать из города навсегда.

– О-обещаю! – Эвилина совсем осипла. Она старалась вжаться в дверцу машины, потому что голова Гура все еще подпирала носом ее ногу.

– Главное, – почти ласково наставлял Ювелир, – никогда больше не связывайся с ворьем! Я во второй раз таких дур буду твоей головой пугать. Поняла?

– Поняла, – просипела она и зарыдала.

Машина остановилась. Ручка дверцы, за которую Эвилина все еще судорожно держалась, неожиданно поддалась и девушка, не ожидавшая этого, выкатилась на асфальт. Плача и проклиная всю свою жизнь, Эвилина поднялась на ноги и увидела что стоит буквально посередине леса. Только под ногами была дорога с выщербленным асфальтом. Машины Ювелира уже не было, а вокруг шумел плотный темный лес, освещенный мертвенным лунным светом.

Критическая масса

Десять последующих дней Вика провела в постели. Муж вел себя прилично, хоть и забыл извиниться. Он считал, что хорошо проучил непутевую жену. Вряд ли супруг сам верил, что Вика действительно ходит налево. Скорее всего, его злоба просто переросла прежние рамки и теперь ей требовались все новые и новые поводы для своего проявления.

«Скоро одно мое лицо будет поводом. Я сама исчезну из внешнего мира, превращусь в ходящий повод. А потом он прибьет меня!» – эти мысли Золотова разгоняла в своей бедной больной голове телефонными разговорами с сотрудницами и приятельницами. Семенову она звонить постеснялась, да и побоялась, если честно. А вдруг его опять принесет нелегкая? Чем лучше она чувствовала себя физически, тем быстрее возвращался привычный страх. Только теперь он был разбавлен откровенной ненавистью.

«Чтоб ты сдох!» – думала Вика, пытаясь уснуть под грохот телевизора – муж обожал боевики и состояние жены никак не влияло на громкость звука, сопровождающего любимый фильм.

Еще она много думала о Несторе. Особенно будоражило то, что Бентковский вышел на нее. Значит, он есть на белом свете! Нестор не фантом и не выдумки Семенова чтобы раскрутить глупую Золотову на новую бутылку водки. И Вика идет верным курсом, она делает правильные выводы, она тоже интересна Нестору.

Откуда только он знает, что есть такая Вика Золотова, и что она интересуется им, и работает в «Алхимике»? А, может, Бентковский просто прочитал в «Алхимике» статьи Золотовой об удушенных водителях и о роженице? Это вероятно, но «Алхимик» за рубежом не выходит, значит, либо Нестор здесь в Гродине, либо Антон, если бывает трезвый, переправляет ему информацию. Немного странно, что Нестор заинтересовался Викой именно тогда, когда она познакомилась с его бывшим шофером. Вывод один: Семенов темнит. И еще: зачем Нестору понадобилась любопытная журналистка? Чего он от нее хочет?

Ушибленный мозг отказывался мыслить логически, поэтому ничего умного Вика не придумала за неделю вынужденного бездействия, но образ необъяснимого человека появлялся даже в ее бредовых снах. Каждый раз это был подросток, он поворачивал к Золотовой умное тонкое лицо и что-то говорил. Во сне Вике казалось, что она прекрасно понимает сказанное и даже участвует в беседе, но проснувшись, вспомнить суть разговора не могла.

К концу недели, дождавшись ухода своего домашнего тирана, Вика достала припрятанный в кухонном шкафчике ноутбук и попыталась немного поработать над своими записями. Она боялась забыть что-нибудь важное из разговоров с Полежаевым и Ищенко. Однако ничего записать не удавалось – в глазах двоилось, троилось и мутилось. В черепе противно дрожала какая-то струна. Вибрации этой струны мешали сосредоточиться. Вика отложила свой компьютер в сторону и откинулась на подушки.

В пятницу вечером позвонила Оля. Она спросила о здоровье бедной, попавшей под машину (официальная версия) Золотовой и передала внушительную кипу приветов и пожеланий скорейшего выздоровления. Кстати она упомянула и о мальчике бухгалтерши Анечки:

– Ты смотри, лечись! А то вот у Анечкиного сына осложнения после сотрясения. Он болеет, снова в больнице. Но там же особая ситуация... – проболталась она.

– Какая ситуация?

– Да, я так...

– Что? Говори!

Вика сказала это так напористо, что Оля сдалась практически без боя:

– Ну, у Аньки же муж – наркоман. Она попыталась его выгнать, после того, что он с ее сыном сделал, и он ей руку сломал...

– Вот же сволочь... – Золотова внезапно замолчала. Она почувствовала, что если сейчас откроет рот, то не сможет удержаться и расскажет правду и о себе. Оля, решив, что наболтала достаточно, попрощалась и отсоединилась.

А Вика вдруг поняла, что ничего не видит. Злость душила ее, застилая глаза. Вновь разболелась голова и в горле закипели слезы бессилия. Ненавижу! Ненавижу! Если бы могла – перестреляла бы вас всех в чистом поле! Что же это творится? Раз ты физически сильнее, то можешь творить что хочешь? Мужчине сила дана, чтобы он защищал свою женщину, а не чистил ей рыло ради разминки, вместо похода в тренажерный зал. А мальчик? Почему он должен расти забитым, а как результат и злобным? Аньке еще хуже, чем мне – для матери видеть как страдает сын невыносимо! Как бы я хотела все изменить, поквитаться...

Она зарыдала и не могла успокоиться еще минут сорок, потом устало уснула.

В пятницу утром муж объявил, что завтра едет на рыбалку. Вика кивнула и пошла на кухню готовить ему еду с собой. Она уже и не пыталась соблюдать постельный режим. Каждый вечер все равно приходилось вставать и греть супругу ужин. А иногда он появлялся и в обед, значит, надо было готовить и обед. После часа – полтора возле плиты головная боль уже въедалась настолько, что никакие уколы и таблетки ее не снимали. Продолжали занудно ныть ребро и поясница. Правда ребро уже начинало чесаться, а это был признак выздоровления. Но труднее всего было справиться с душевным состоянием: каждый раз, видя мужа, Вика испытывала столько ненависти, что не могла говорить. Она старалась проводить вечера на кухне и в спальне, включая погромче радио, чтобы не слышать как он говорит по телефону, ходит по комнате, моется в ванной и вообще дышит.

Она чувствовала, что распадается на атомы, что не может собраться, вернуть себя назад. Вспоминая свои ощущения после летней травмы, когда погиб ее ребенок, Вика с удивлением замечала – сейчас ей хуже!

Но почему? Ответ мог быть только один: накопилась критическая масса.

2001 год

Я открыл дверь и остолбенел: на пороге моего жилища стоял человек в милицейской форме. В моем мозгу пронеслось: вот и пришел твой час, Нестор! Но не успел я додумать эту мысль до конца, как милиционер вежливо произнес:

– Простите за беспокойство, не могли бы вы пройти со мной в соседнюю квартиру. Нам нужны понятые.

Я вопросительно поднял брови. Было девять утра и мне безумно хотелось спать. Видя мое недоумение представитель конкурирующей организации пояснил:

– У ваших соседей произошло убийство. Кстати, вы ничего не слышали?

– Увы, ничего.

– Не может быть, – спокойно возразил он. – Там кричали и шумели.

– Меня ночью дома не было, – ответил я, сдерживая нервный зевок. Сейчас он спросит где я был, и тогда придется врать, потому что меньше всего на свете мне хотелось, чтобы о моих ночных занятиях знали в органах правопорядка. Я жестом пригласил его войти. – Только штаны надену...

– Работаете ночью? – равнодушно интересовался мой собеседник.

– Нет, – громко ответил я из своей комнаты. – Свидание!

– М-да? – скептически промычал он из гостиной, – А почему к себе подругу не привели? Квартира у вас шикарная, большая.

Тут, слава Богу, можно было свернуть на твердый путь правды:

– Это не моя квартира. Здесь я только комнату снимаю. А при хозяйке, знаете ли, мне неудобно...

Застегивая на ходу рубашку, я вышел в коридор и заглянул в гостиную. Милиционер, восхищенно прицыкивая, разглядывал отличную репродукцию «Данаи», украшавшую собой стену над антикварным комодом.

– Понимаю, – сказал он, обернувшись на звук шагов. – Мы с женой при теще обретаемся, так что тоже все тихо, все скучно...

– Идемте? – спросил я.

– Да, да... Паспорт взяли? Хорошо.

Мы вышли на лестничную клетку.

– Это в сто десятой. Знаете соседей?

– Так себе. Видел пару раз. А кого?...

– Старших... Обоих.

Мне мучительно захотелось проснуться. Но это была реальность, люди и вещи настырно требовали сосредоточенности и спокойствия. Сделав глубокий вдох, я шагнул в сто десятую.

Там было полно народу, меня охватило гнетущее ощущение дежа-вю. Сердце забилось, воздух снова стал густым, чтобы втянуть его в легкие приходилось затрачивать значительные усилия.

– Не волнуйтесь, – милиционер смотрел прямо на меня. Он заметил мое состояние, но не удивился. – Трупы уже унесли. Вы только посидите здесь, а потом подпишите протокольчик и пойдете отсыпаться!

Я кивнул. Чтобы отвлечься стал внимательно рассматривать помещение и следить за действиями оперативной бригады. Квартира соседей, в отличие от квартиры моей хозяйки, была трехкомнатная и не такая ухоженная. То есть, конечно, чисто было идеально, но сразу становилось ясно, что последний раз ремонт делался лет пятнадцать назад, скорее всего, сразу после выхода хозяина на пенсию. Мебель покупали в тот же период – удобная, но обшарпанная софа, поцарапанная местами стенка, немного затертые паласы и чуть выцветший ковер на стене. В спальне, откуда недавно вынесли тела, работали эксперты. Я лишь заметил лежащую на полу изображением вниз большую, не меньше нашей «Данаи», картину. Ее явно сняли с гвоздя на стене, чтобы добраться до маленького тайника, ниши, размером в один кирпич. Машинально заметил диссонанс: что на раме картины не было ни крючка, ни веревки для крепления.

В качестве понятой появилась соседка, живущая этажом ниже. Она вытирала мокрые руки о передник и растерянно озиралась. Лидия Георгиевна все последние годы дружила с убитой хозяйкой сто десятой квартиры, поэтому по ее щеке время от времени скатывалась соленая капелька. Мы поделились ужасными впечатлениями и я продолжил свои наблюдения.

Рядом с дверью спальни находилась дверь в третью комнату. Там, за письменным столом в окружении медиков, сидел молодой парень. Я узнал его: это был Санек, мы часто сталкивались с ним на лестничной клетке, а вчера вечером он даже нанес мне визит. Стало быть, убили его бабушку и дедушку. Через некоторое время Санек вышел из своей комнаты в сопровождении моего знакомого милиционера. Они прошли в гостиную и сели за стол. Перед представителем закона лежал лист бумаги, он приготовился записывать. Парень возбужденно говорил:

– Да я же говорю, блин, что меня связали! Вот веревкой от картины, вы ее забрали в пакетик. И по морде влепили! Да чего я там видел – слышал! Знаете, как мне сплохело, как только я пистолет увидел?! Чуть в обморок не грохнулся, блин! А дед бросился свои бабки спасать – вот и получил! А бабка визжать собралась и поэтому ее убили.

– Ну, а тебя чего не убили? – тактично до обалдения поинтересовался милиционер.

– А я молчал себе тихо, блин! Я и деду сказал: «Брось, дедушка, пусть забирают! Я еще заработаю!»

– А вы много зарабатываете?

– Если бы много косил, жил бы в своей хате! – с досадой сказал парень, – А так: с дедом – бабкой проживаю!

– Ты говоришь, у грабителей пистолет был? – задал следующий вопрос мент. – Какой, не разглядел?

– Да вы что, охренели? – горячо возмутился Санька, – Чего бы я там разглядел? Там, блин, так офигел, что себя не разглядел. А вы говорите – пистолет!

Он обиженно отвернулся, заметил меня и поздоровался:

– Привет, Валентиныч! Ты чего, поглядеть пришел? А тут у меня бабушку родную убили и деда! Сирота я теперь... Здрасьте, Лидия Георгивна!

Ответив ему сдержанным «здрасьте», я оглянулся на входную дверь. Внешняя сторона двери, распахнутой в прихожую, была раскорёжена и раскурочена. Дерматин на три четверти сорван, поролон разбросан по полу, замки вырваны с мясом. Впечатление складывалось такое, будто и не воры вовсе ломились в эту несчастную дверь, а, прямо-таки, оборотни с когтями и клыками.

Тем временем продолжался допрос убитого горем внука:

– А денег-то много было?

– Двадцать две тысячи, четыреста тридцать рублей. И еще три бабкиных кольца с камнями.

– Все?

– Ну, да.

– А техника была?

– У меня там в комнате «Панасоник» и телевизор... этот, блин, забыл, как называется!

– Их взяли?

– Не. – Сашка отрицательно помотал головой. – Только бабло взяли и кольца.

Саньку еще долго выспрашивали о внешности убийц, о его подозрениях по поводу знакомых, о вероятных таинственных звонках и прочем. Я внимательно прослушал все его догадки, соображения и излияния, а после расписался на протокольчике. Вежливый милиционер поблагодарил понятых и отпустил нас восвояси.

Дома я заснуть не сумел. В обед пришла моя хозяйка, уже наслышанная о происшествии.

Лера Мостовая была серьезной девушкой лет двадцати пяти. Она сдавала комнату в своей просторной квартире по причине дефицита средств и вечерних страхов. Ее родители укатили на ПМЖ в Канаду, а она уезжать не хотела. И не подумайте плохого: Лера собиралась замуж за своего давнего поклонника, я же предпочитал женщин постарше, поэтому у нас с хозяйкой сложились приятельские отношения, не грозящие вылиться в большее.

– Лер, а ты ночью ничего не слышала? – спросил я, наливая себе чайку и присаживаясь за кухонный стол.

– Вот сама удивляюсь, что не слышала! – она перемешивала ложкой остывающий борщ. Ее синие глаза задумчиво глядели в окно. -

Представь только, мы с Игорем весь вечер сидели у телевизора. На улице же грязь, мокрота, выйти противно. Мы смотрели совершенно занудную мелодраму и болтали о работе. Потом спать пошли. Все выключили, в квартире тихо было, ты ушел. Как можно было ничего не слышать? А, не знаешь, во сколько их убили?

– Слышал, около трех ночи, – чай был слишком горячим, в отличие от борща Леры. Она отставила тарелку и достала сигареты.

– В три ночи мы спали как сурки, – сообщила она, закуривая. Я угостился ее легкой сигареткой и снова попробовал сделать глоток из кружки.

Мы помолчали немного и у меня возникла одна идея, требующая проверки.

– Мне идти надо, – сказал я, поднимаясь с табуретки.

– Можно я твой чай выпью? – спросила хозяйка.

– Тогда снижай плату за комнату! – потребовал я.

– Ага, щас! – пообещала Лера, утягивая мою кружку на свой край стола. – Ты когда придешь? А то не в кайф одной оставаться сегодня вечером. Игорек занят, как на зло!

– Пока не знаю. Но, – я послал ей воздушный поцелуй, – не плачь, красавица! Приду, согрею!

– Ой, ладно, – засмеялась она, – только болтаешь!

Проверка заняла достаточно времени. Домой я притащился чуть во хмелю и облегчившись на приличную сумму. Но сведения того стоили.

И снова я был в Деле. И опять по причине личных причин. Такая моя судьба! Я уже давно не удивлялся, почему так много мне попадается ситуаций, нуждающихся во вмешательстве. На ловца и зверь бежит, как известно. Иногда, правда, мне приходил в голову вопрос, который я никогда и никому не смогу задать: а у других людей, живущих нормальной жизнью, тоже так получается? Им тоже все время попадаются эти ситуации? Может, и в обычной жизни люди также часто видят рядом с собой преступление, но проходят мимо? А что было бы, если бы не проходили? Или хотя бы кто-то не проходил, также как и я? Ну, хоть кто-то один!

Неделя прошла спокойно. Я размышлял и готовился к делу, попутно наводя нужные мне справки. В одно прекрасное утро Лера постучала в мою дверь.

– Входи! – крикнул я, натягивая одеяло до самого носа.

Она вошла и остановилась на пороге.

– А укутался-то! Боишься, что могу сглазить твои прелести? – съехидничала моя цветущая хозяйка.

Я хихикнул, но из-под одеяла не вылез.

– Я зашла сказать тебе, что сегодня ночую у Игоря. Решили у него встретиться пока предки на дачу укатили. Так что не будем тебя смущать!

– Ты нашла в моем шкафу сутану? – ужаснулся я.

– Нет, – живо нашлась она, – но у тебя из-под одеяла торчит пасторский воротничок!

– Все-таки заметила!

– Ну, да. – она была довольна перепалкой. – Ладно, поскакала! Пока, до завтра!

– Благословляю тебя, дочь моя! – напутствовал я. Надо же, как удачно! Сегодня никто скучать не будет!

Поздно ночью я постучал в соседскую дверь. Сашка открыл не сразу. Он уже улегся спать, о чем свидетельствовал его внешний вид: он был раздет до трусов и сонно щурился на свет тусклой лампочки, освещавшей лестницу.

– Чего тебе? – спросил он хрипло.

– Разговор есть, Санек! Тебе деньги нужны?

– А то! – его глаза сразу раскрылись. – Входи!

Я вошел. В гостиной уселся в кресло и положил ногу на ногу.

– Ну? – спросил Санька, плюхаясь на диван напротив меня.

Я довольно улыбнулся и задал первый вопрос:

– Милиция нашла убийц?

Он презрительно скривился:

– Куда им! Даже не объявляются! Вот же какие уроды, блин! Я сиротой остался, а они и не чешутся!

Подмигнув ему, я заметил:

– Это к лучшему, не так ли?

– Чего к лучшему? – Санька пытался сыграть праведный гнев. – Думаешь, мне, блин, легко? Да я не в себе после похорон, вспоминаю, блин, бабушку...

Я закончил фразу по своему разумению:

– И бабушкины денежки.

– Ты это, блин, к чему? – насторожился он.

– Санечка, а сколько тебе лет?

– Двадцать восемь, а что?

Надо же! Парень выглядел не больше чем на двадцать – щуплый и с таким обычно обиженным лицом, будто ему незаслуженно поставили двойку.

– В общем, ничего, – пора было переходить к разбору полетов: – я знаю, что это ты убил своих родных.

Моя фраза, небрежно брошенная после выяснения возраста, оказала на Санька ужасное действие. Он подскочил с дивана, будто сразу же бежать собирался, глаза забегали, а руки затряслись. Ну, разве это не доказательство вины? Впрочем, нет, не доказательство, а скорее подтверждение. Доказательства я сейчас ему приведу. Но, для начала, пусть понервничает.

– Что за хухня? – выкрикнул он. – Чего ты городишь? Да я еле пережил, что их какие-то кретины, блин, замочили! Даже врачи мне таблетки прописали, чтобы я не нервничал!

– Заткнись, – велел я. Санька все еще стоял передо мной и нервно трясся. – Ты сядь, разговор длинный будет!

– Иди ты к черту! – взвизгнул он и сел на край дивана, не зная куда девать руки.

– Слушай. Начнем с мелочей. С самого начала. Твои, гм, бандиты взломали дверь. Так? – он молчал. – Сколько времени они трудились над дверью, чтобы разодрать ее до самых потрохов? Наверное, минут десять. За десять минут можно сообразить, что в квартиру пытаются ворваться грабители и вызвать милицию. Ты этого не сделал.

– Мы все спали. – Санька уже немного очухался и теперь был настроен бороться за свою правду.

– Ладно, вы спали. Это понятно, деликатные ублюдки старались не шуметь! Дальше. Грабители первым делом связали тебя?

– Я вышел на звук и хотел их остановить!

– Ага, – согласился я. – Значит, они напали на тебя, связали тебе руки, заклеили рот и бросили в коридоре?

– Ну, да! Я хотел крикнуть и предупредить дедушку, но один из них достал пистолет и пригрозил мне, что убьет...

– Подожди! А чем тебя связали?

– Веревкой от картины...

– Но как такое возможно?! – с театральным изумлением вскричал я. – Ведь, когда тебя связывали, картина еще висела на стене!

Тут он понял, что промахнулся. Не желая сморозить еще какую-нибудь глупость, Санька принял вид оскорбленной добродетели и замолчал. Тогда я продолжил:

– Это первая твоя большая ошибка. Думаю, в милиции тоже знают о ней. Дальше. Откуда грабители знали, где хранятся деньги? Ведь они даже для приличия не порыскали по другим комнатам!

– Кто-то разболтал. Я откуда знаю, что там знали эти подонки! Да вот та же Лидия Георгивна знала, небось. А у ней сынок – наркоман!

– Сынок Лидии Георгиевны уже год как в больнице лечится. Я узнавал. – мне и самому в свое время пришла мысль о наводчиках, я не мог не проверить другие версии, прежде чем заняться Санькой. – И вряд ли соседка знала о тайнике. А вот ты знал! Дальше. Я заметил, что после всего, что случилось в вашем доме, пол остался чистым. Сколько было грабителей? Трое? И что, они разулись, прежде чем войти к вам? На улице грязь, март месяц, весь день до вечера убийства шел дождь. Бандиты должны были море грязи натоптать! Вечером дождь закончился и за ночь грязь подсохла, поэтому менты только немного пыли добавили. Кстати, когда твоя бабушка обычно мыла полы?

– Она всегда мыла полы вечером, после того, как все придут...

– В тот вечер тоже, а после мытья полов никто в вашу квартиру не входил. – сказал я уверенно. – И еще: почему никто, абсолютно никто не слышал криков? Даже Лидия Георгиевна не слышала. Кстати, как она заметила – не было и топота. Понимаешь? Трое здоровенных жлобов ворвались в вашу квартиру и расправлялись с тобой и твоей семьей, скользя по полу как эльфы! А кровь на постели? Тела нашли в прихожей, да?

– Ну...

– Ты утверждаешь, что дедушка и бабушка вышли, когда тебя уже связывали. Да?

– Ну...

– Так откуда же кровь на подушках?

– Понятия не имею! – с вызовом ответил Санька.

– Сейчас поимеешь! – пообещал я. – Дело в том, что это ты сам пробрался в спальню своих родных и убил их до того, как они успели открыть глаза. Потом выволок трупы в прихожую, чтобы изобразить будто здесь все и случилось. Но скажи честно – ты правда думал, что никто не обратит внимания на кровь в кровати?

– Что я – дебил? – возмутился парень и тут же нелогично добавил: – Просто не успел. Вызвал милицию, а они слишком быстро приехали.

Я удовлетворенно улыбнулся и расправил плечи.

– Итак, ты признаешь, что убил своих бабушку и дедушку?

– Я все тебе объяснил! – снова задергался Санька. – Ты ни на чем меня не поймал, кроме идиотской картины и крови на подушках! А я, кстати, и не уверен, что меня связали веревкой от картины! Может, и другой какой! И про кровь скажу, что перепутал: сначала бандиты их били в постели, а потом вытащили в прихожую. Вот так!

Он торжествовал, а я продолжал улыбаться – все как по писанному! Точно так же он отпирался бы и в кабинете следователя. Вот только у меня были еще карты в рукаве!

– Теперь перейдем к более серьезным вещам. Ты в карты играть умеешь?

– А чо? – Санька набычился.

– Ничо! – в тон ему ответил я. – Отвечай!

– Умею...

– На что играешь?

Он молчал.

– Так вот, милый, – сказал я ласково. – Играешь ты на деньги. В подвале семнадцатого дома, где давно уже организован настоящий игорный притон. Однажды ты сел играть с неким Альбертом Гаспаряном, который раскрутил тебя, дурака, на пятнадцать тысяч рублей. Ты решил было, что сможешь вывернуться и не платить, но тебя поймали и хорошо взгрели для науки. Тогда ты понял, что надо искать деньги. Ты был прав, потому что если бы не отдал – уже бы давно червей кормил. Но ты ошибся, потому что все равно тебя ждет могила. Кстати, где нож, которым ты стариков своих резал? Кажется, милиция его не нашла. Точнее сказать, не искала. Это означает, что ты пока не под подозрением.

Маленькое личико убийцы исказила гримаса ненависти.

– Ты, сука, за идиота меня держишь? – сказал он злобно. – Нож тот я вымыл и на кухню отнес, положил среди других ножей. Пусть догадаются, какой!

– А какой? – мне нужен был этот нож. Именно он покажет тому симпатичному милиционеру, живущему в квартире тещи, что Санька и есть убийца.

– А такой! – он выставил мне средний палец. Я фыркнул:

– Ты жуткий грубиян, Александр! Нож, наверное, большой, с синей пластмассовой ручкой?

– Почему с синей? – спросил он, – С деревянной!

– Вот и хорошо, что с деревянной. На такой ручке обязательно остались частицы крови твоих бабушки и дедушки. Эксперты это живо докажут! Ты, бездарь, и не знаешь, что следы крови абсолютно уничтожить практически невозможно? Особенно трудно удалить ее с деревянной поверхности.

Санька испуганно уставился на меня. Его начинало пронимать, но он сопротивлялся как мог. Я решил дожимать:

– Так вот, продолжим нашу беседу. Накануне убийства ты в последний раз попытался подзанять денег. Тогда и пришел ко мне, но я отказал. Мой образ жизни и принципы не позволяют мне платить чужие карточные долги. То есть, тогда я еще не знал о твоем проигрыше, но заподозрил нечто нездоровое. После моего отказа ты окончательно решился на убийство своих родственников. Причина была не только в карточном долге! На самом деле, ты уже представил себе, как хорошо жилось бы тебе в этой квартире без всяких занудных родственников. Строгая бабуля контролировала каждый твой шаг: ты должен был приходить домой вовремя, ты не мог появиться дома пьяным, тебе запрещали курить в квартире и еще читали нотации. Дед был недоволен тем, что ты не работаешь. Бабушка считала тебя разгильдяем. Разве не так?

– Да, блин, так! – он сказал это с вызовом и ненавистью. – Они меня, блин, затрахали! Достали, старые козлы! Их давно надо было закопать, а то зажились, блин! И во всем они правы и все им не так! Я у них, блин, во всем виноватый оказывался: ваше поколение выродилось! – передразнил он, – вы страну развалили, ваш Чубайс народ обманул, вы все бездельники, алкоголики, наркоманы! И я за всех отдувался, блин! Ну я тут при чем? А у них одно: вот мы работали, вот у нас квартира, вот все своим трудом!