Текст книги "Метод Нестора (СИ)"
Автор книги: Яна Розова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 18 страниц)
Воспоминания психиатра и след нового «странного дела»
Идея посетить Гродинскую психиатрическую больницу пришла сама собой. Между прочим, в больнице ей будет довольно легко информацию получить. Год назад Маловичко поручил Золотовой встретиться с главным врачом психбольницы и поискать что-нибудь этакое, желтенькое. Задание было в духе: «принеси то, не знаю что!», но Золотова справилась. Главный врач оказался человеком общительным и имел очень большой стаж работы в доме печали. Начинал санитаром, учился, писал научные труды, сделал себе имя на исследованиях в области посттравматических расстройств и теперь законно почивал на лаврах.
Материал получился довольно интересным. Вика описала наиболее типичные для настоящего времени психические заболевания, причем самым типичным оказался алкогольный делирий, говоря попросту – «белочка», упомянула новые методы лечения психических расстройств и кратенько остановилась на проблеме финансирования медицинских учреждений. Немного статистики, пара «живых» историй, маленький экскурс в прошлое. Словом, Маловичко был доволен, да и самой журналистке тема показалась занятной.
«Василий Цезарионович Ищенко» – достала Вика скромную белую с глянцевыми буквами визитку. Договориться о встрече было делом минуты – доктор сразу вспомнил рыженькую журналистку и статью, которая вышла после ее визита.
– Приезжайте, Вика! – услышала Золотова знакомый басистый голос. – Что, заинтересовали читателей наши дела?
– Тут немного другое, – призналась она. – Я вам при встрече объясню, ладно?
– Лады! – согласился Ищенко. – Жду сегодня, после одиннадцати.
Желтый дом в Гродине и впрямь был крашен желтой краской. Трехэтажное здание располагалось почти за чертой города, его окружал тенистый сад и высокий забор. Впрочем, проникнуть за этот забор труда не составляло.
«Вот только не все выйти могут с такой же легкостью!» – подумала Вика, глядя на зарешеченные окна второго корпуса больницы. Там, вдалеке от суеты, содержались самые тяжелые больные с серьезными психическими расстройствами. Золотова никогда не была в том пугающем воображение корпусе, но, осматривая вместе с Ищенко территорию больницы, слышала как оттуда доносило ветром душераздирающие крики.
Зато в кабинете главного врача было удивительно уютно. Как будто и не в психушке работал Василий Цезарионович, а центре Красоты и здоровья.
– Вика! – Ищенко шел навстречу гостье с рукой протянутой для рукопожатия. – А вы все хорошеете!
Доктор был плотным высоким мужчиной. Его возраст оставался загадкой, потому что выглядел он просто чудесно: гладкая, здоровая кожа, лучезарная улыбка, аура добродушия и симпатии. Вика тоже протянула ему свои холодные пальцы и они на несколько секунд утонули в теплой ладони Василия Цезарионовича.
После всех комплиментов, на которые психиатр был мастак, Вике предложили чай, сдобные свежие булочки из столовой и даже рюмочку коньяку. Золотова была согласна на все, кроме шоковой терапии, про которую вдруг некстати вспомнила. Когда гостья расположилась в удобном кожаном кресле за журнальным столиком, Ищенко поинтересовался:
– Так чем могу вам помочь, дорогая?
– Знаете ли, я ищу одного человека. Он лечился у вас году в семьдесят седьмом, примерно. Молоденький мальчик, у которого были убиты родители.
Василий Цезарионович призадумался:
– Мальчик, у которого были убиты родители? Вы, наверное, подразумеваете подростка? – Золотова кивнула и отпила глоток чудесного ароматного чаю. – Может быть, может быть... Такие случаи бывали. А фамилию знаете?
– Да, – согласилась Вика, – наверное, и надо было начинать с фамилии. А особенно с имени. Его звали Нестор. Нестор Бентковский.
Доктор поднял брови:
– Нестор? Боже мой! Конечно, помню! – воскликнул он почти радостно, будто речь шла не о пациенте психиатрической больницы, а о талантливом выпускнике школы Искусств. – Его трудно забыть. А зачем он вам?
– Да вот, – принялась излагать заготовленную легенду журналистка, – взялась писать на криминальную тематику, нашла одно интересное старое дело. Хотела описать его, но хочу для начала узнать не будет ли против обнародования обстоятельств своей жизни единственный, кто в живых остался. А знаю только то, что после суда над убийцами родителей мальчик, переживший тяжелую психическую травму, проходил курс лечения в стационаре.
Вика сама знала, что такие сложные фразы она произносит только когда врет, поэтому постаралась изобразить на лице невинность и профессиональное любопытство. Кажется, ей удалось, а может, психиатр догадался о лжи, но постеснялся выглядеть бестактным. Мало ли чего люди скрывают! Уж он-то видел всякое на своем веку.
– Да, – согласился Ищенко, – профессиональная этика, понимаю! Все бы журналисты так заботились о ней. Ну, что, попросить принести из архива карточку?
– Как вам удобнее, Василий Цезарионович! Я все равно ваших терминов не разумею!
Ищенко рассмеялся и позвал секретаршу. Буквально через пятнадцать минут она доставила нужный документ и удалилась. Доктор полистал страницы, рассеяно поглядел на первый зимний снег на ветвях деревьев больничного сада и сказал:
– А ведь я и без всяких записей все помню! Хотел только убедиться, что не путаю детали. Иногда бывают случаи, которые забыть невозможно. Он же у меня в диссертации упоминался, Нестор ваш! Случай мой, по теме. Депрессивное состояние после психической травмы.
– Как он к вам попал?
– В школе о нем забеспокоились. Кто-то из родственников с ним жить стал после убийства родителей...
– Бабушка, – подсказала Вика.
– Да? Не помню. Она к нему не приходила сюда. И вроде есть кто-то близкий и позаботиться о нем некому было. К нам попал потому что совсем в себя ушел. Лежал на кровати день за днем, неделю за неделей. Не ест, не пьет, не говорит. А уже в больнице, наша вина – не уследили, признаю, он попытался себе голову о радиатор разбить. Я потому и рекомендовал его подольше наблюдать в стационаре. Мне все казалось, что он выкинет еще нечто самоубийственное, страшное.
– Как это?
Василий Цезарионович потер пальцем кончик мясистого носа и попытался объяснить.
– Была в нем некая, не знаю... жестокость, что ли?! Он так строго судил о людях – никакого снисхождения ни к другим, ни к себе! Даже один случай припоминаю: здесь санитар избил больного. Это ЧП, но иногда случается. Так вот, санитар избил старика, но наказания избежал. Никто не видел, сам пострадавший пожаловаться не мог. Так Нестор, представьте только, сломал тому санитару руку и исхитрился запереть его на ночь в карцер! Представляете? Основательно подготовился, украл ключи, обманул медсестру на посту, выманил свою жертву из отделения, завел в карцер и сломал ему руку!
– А сам?
– Сам спать пошел. – Ищенко рассказывал эмоционально, но понять, какие именно чувства вызывал в нем поступок бывшего пациента, Вике не удалось. Угадывалась некая смесь негодования и восхищения.
– И что Нестору за это было?
– А тоже ничего! – доктор усмехнулся чуть-чуть цинично: – Простите за откровенность, но он же сумасшедший!
– Так все-таки, он был ненормальным?
Ищенко всплеснул руками:
– Вот ляпнул! Простите еще раз! Так про Нестора, конечно, говорить нельзя. Он был болен, мучительно болен. При том, что личность была сложная, умственный коэффициент высокий, весьма образован для своего возраста. Много читал, играл в шахматы. Чувство юмора тоже имел своеобразное. Любил молоденьких медсестер в краску вгонять: он их целовал в благодарность за процедуры!
– А какие книги читал?
– Разные. – Ищенко задумался ненадолго, а потом перечислил: – Стругацких, Булгакова, Джека Лондона, Вальтера Скотта, Бальзака, Достоевского, еще любил «Над пропастью во ржи». Зарубежный детектив не отказывался пролистать. Я помню его литературные вкусы потому что сам ему книги приносил из своей библиотеки. Пытался с ним обсуждать прочитанное, но Нестор везде, даже в любовном романе, находил только одно: зло надо наказывать, справедливость должна торжествовать!
– Так у него была идея фикс? – высказала догадку Вика.
– Вот именно. Навязчивое состояние: поиск справедливости.
– И это считается болезнью? – не без яда спросила Вика. – Вы это у него лечили?
– Я лечил депрессивный психоз. – поправил ее доктор спокойно. – Уточню, что таких пациентов, как Нестор, обычно долго в больнице не держат. Назначается курс лечения, а потом, в зависимости от результатов, переводят на диспансерный учет. Но надо, чтобы родные и близкие внимательно следили за больным после выписки, а у Нестора, считайте, никого не было. Поэтому он провел здесь целый год.
– А потом?
– А потом – выписали. Не было никаких предпосылок держать дальше. Рекомендовали психотерапию и все такое.
– А после выписки вы с ним виделись?
– Нет, к сожалению. Я как раз уезжал в Москву, на курсы повышения квалификации. Там задержался на три года. Вернулся – новые больные, новые обязанности. Нестора Бентковского я больше не видел. В дневном стационаре, возможно, сохранились записи. А вам адрес его нужен, наверное? – Вика нетерпеливо кивнула. – Так записывайте.
Галантный доктор отправился провожать Вику до ворот. По дороге он хвастался новым оборудованием, двумя новыми специалистами и еще много чем, что пролетело мимо ушей журналистки, горевшей лишь одним желанием: скорее, скорее бежать по раздобытому адресу.
Мерную речь Василия Цезарионовича прервал заунывный вой, раздавшийся в глубинах коридора. Он замолчал, нахмурился и спросил бежавшую навстречу медсестру:
– У Корякина рецидив?
Она встала перед главным врачом как лист перед травой и доложила:
– У Корякина рецидив, он в процедурном.
– Хорошо, – кивнул Ищенко озабоченно. – Сейчас подойду! – и пояснил Вике, удивленно поднявшей брови: – Это у нас пациент с девяносто девятого года. Тоже, к разговору, совсем молодой парень! История прямо для вас, Виктория! Был в банде – машины они угоняли, а водителей убивали. А потом нарвались на какого-то казака, который его подельников в лапшу порубал. Корякина этого оставил, но он получил такой стресс, что сдвинулся совсем. Теперь курсирует между тюрьмой и психушкой. У него кошмары, видения, истерики! Словом, неизвестно, кому повезло больше, ему или тем, кого убили.
– А убийцу-то нашли?
– Да какое там! – махнул рукой Василий Цезарионович. – Подробностей не знаю, но следователь мне рассказал, что на полянке, где Корякин бродил, нашли только куски тел. Еле трупы собрали до кучи... Ой, вы побледнели! Валерьяночки, может? Ах, старый дурак, разболтался!
От валерьянки Золотова отказалась потому что ее бледность была вызвана не ужасом от описанной картины, а волнением гончей, почуявшей новый след.
Расставшись с доктором, Вика высочила на улицу, на бегу влетела в отъезжающий автобус и упала на свободное сидение. Сейчас я что-нибудь узнаю! Только бы скорее найти нужную квартиру!
По адресу, раздобытому из медицинской карточки, жили люди, никогда не слышавшие фамилию «Бентковский».
1998 год
Эвилина вошла в квартиру своего нового приятеля, с которым познакомилась три часа назад в кафе «Чинар». Она была немного пьяна, но не настолько, чтобы зрение потерять. Квартира у мужика отвальная! Наверное, из двух сделана. Широкий коридор, на полу натуральный паркет. Непрактично, конечно, но выглядит просто шик! Зеркала на створках гигантского шкафа – купе отражали хозяина и саму Эвилину. Хозяин был, как положено, с залысинами и в пальто нараспашку, а она – длинноногая крашенная блондинка в хорошенькой песцовой шубке. Просто сладкая парочка!
Только не будет никакой парочки. Это всегда так:
– Ты такая красивая, выпьем за тебя!
– У тебя такие ноги – обалдеть!
– У меня такая квартира – поедем, покажу!
– У меня такая кровать в спальне – давай полежим!
– Ой, какие груди, ой, какое тело, давай, давай, милая!
– Слушай, ты никуда не спешишь? А то я спешу!
И даже если все происходило не так, все равно результат был тот же – Эвилина шла домой, в квартиру, которую снимала пополам с одной такой же, как сама, и выбрасывала из головы все, что было. Конечно, попадались и те, кто относился к ней по-человечески, но рано или поздно на горизонте появлялась родная семья Эвилины, где звали ее Наташкой, состоящая из пропитого дедушки, пропитой мамы и двух братцев – старший был наркоманом, а младший – дауном. Мало кто выносил этот букет. Кавалеры удирали, только шорох стоял. И никуда не деться! Мать находила ее везде. И лучше было дать ей то, что она требовала: деньги на водку, маковую соломку и лекарства. Такова была цена за кратковременный покой.
Сегодня она заработает, но не только те деньги, который даст ей этот хрен с горы. Есть и еще способ. Собственно, он сам виноват, что так получается! Если бы не тащил ее трахаться, а поговорил бы, да стал ухаживать за ней, как за нормальной девушкой. Да потом сделал бы предложение и увез бы подальше от проклятых кровососов! Но нет, сейчас начнется: хочу тебя, могу тебя, давай, давай!
Ничего, ты еще пожалеешь. И пусть не будешь знать, кому сказать спасибо, но достаточно и того, что Эвилина сама себе скажет. Так что, она была идейная, мстительница, красный дьяволенок. Другие работали на Гура, потому что были у него на счетчике, а Эвилина сама пришла к нему. Она тогда сказала, скромно опустив глаза, но уверенно садясь к его столику в «Постоялом дворе»:
– Я так ненавижу их, что даже убивала бы своими руками, но не хочу в тюрьму и поэтому буду помогать тебе.
Гуров не слишком удивился, во всяком случае, вида не подал. На его морде читался только интерес:
– А с чего ненавидишь?
– Не твое дело. Только я буду хорошо на тебя работать. Вот это твое дело!
И он согласился. Сначала проверял ее, даже один раз заставил присутствовать на деле. Тогда пришлось хозяйку хаты... Она не во время вернулась, и Гур, не дожидаясь, пока баба начнет орать, ударил ее ножом в грудь. Женщина упала, лишь слабо захрипев. На песочном английском костюме проступило пятно крови. Эвилина, конечно, сначала испугалась, но потом спокойно обыскала карманы хозяйки и ее элегантную бежевую сумочку. А чего такого? Чем эта шмара лучше Эвилины? Да ничем, а смотри, как живет: своя огромная квартира, у мужа «Мерседес», фотки сытеньких деток в кошельке из шкуры антилопы. Гур одобрительно подмигнул Эвилине. Тест на вшивость она прошла.
После того случая дела пошли одно за другим. На вывеску веселой и хорошенькой девки падали все кому не лень. Эвилина развлекалась во всю. Потом, ночью, когда хозяин спал, делала слепки с ключей, интересовалась сигнализацией и изучала визитки в бумажнике. Она была поумнее многих. На бумажки с портретами американских президентов не зарилась, пластиковые карточки не таскала. Но узнавала максимум информации: кто такой, где работает, с кем живет, откуда доходы и как это все это использовать в деле. То есть, конечно, Гур придумывал операцию, но и к советам Эвилины прислушивался тоже.
Да и ей подавал хорошие идеи.
– Лучше всего, Натка, если ты будешь изображать навязчивую бабу, – сказал как-то Гур. Они теперь вместе за столики в ресторанах не садились. Общались только по мобильнику или на стороне: Гуров подъезжал к какому-нибудь тихому местечку, а Эвилина, спрятав заметные белые локоны под серенький беретик, прибывала к назначенному месту на автобусе или маршрутке. Так они и сидели в тачке Гурова в тот раз. Эвилина передала ему слепки с ключей, назвала адреса, расписание жизни хозяев и даже фотографии. Она отдыхала с одним клиентом в горах, фотографировалась с ним, но пленки выкрала еще до проявки и печати. Ни к чему оставлять клиенту свое изображение. Зато для Гурова напечатала. Парень, клиент тот, был сынком директора спиртзавода и слегка наркоманил притом. С него можно было хорошо поиметь. Да, к слову, и поимели! Но речь не о том. Тогда Гуров и объяснил ей, что не надо бросать нового кавалера, как только дело сделается. Наоборот: охай, утешай, будь паинькой. А когда он скажет тебе «прости, дорогая», еще и попроси его не бросать тебя, бедняжечку.
С тех пор Эвилина так и делала.
А этот, который сегодня привел ее, с залысинами, прямо раздражал, честное слово! Сразу поволок трахаться, да грубый такой, жесткий! Кончил и захрапел. Эвилина полежала минут десять, потом воспользовалась ванной хозяина, лишний раз убедившись, что денег он не считает. Выйдя из голубого кафельного рая, она, не одеваясь, прошла по апартаментам. Свет включать не стеснялась. Если проснется – скажу, что искала телефон, чтобы позвонить маме. Воровки свет не зажигают. Гуляя по комнатам, до неприличия забитым разной стильной и дорогой мебелью, Эвилина увидела, что одна из картин на стенах (художественно изображенные пятна разного цвета и величины) сдвинута вправо и под ней выглядывает краешек чего-то блестящего. Подойдя поближе, Эвилина пальчиком подвинула картину еще правее. Ой, смотри-ка, сейф! Боже, как в кино, за картиной! Ну он и лох!
Замок сейфа, конечно ей не открыть, да она и не пыталась. Только вдруг всплыл в памяти разговор хозяина квартиры с кем-то по телефону. Он говорил, что-то типа: приезжай завтра, привози, потом упомянул Амстердам, и спрашивал: крупные ли? Ну не яйца же! А когда она ненароком поинтересовалась, чем он по жизни занимается, мужик ответил:
– Булыжниками! – и хохотнул так, самодовольно.
Она тогда не поняла. Почему-то решила, что он имеет в виду модные сейчас изделия из мрамора или работает на камнеобрабатывающем заводе, а может и вовсе делает тротуарную плитку. А оно – во как! Амстердам! Эвилина, конечно дочь алкоголиков и образования у нее нет и вообще на дуру похожа, как родная, но уж знает, какие камни из Амстердама везут.
Вернувшись в спальню, она послушала тяжелое, но мерное мужское дыхание, звук которого доносился из голубой пены шелкового постельного белья. Огляделась, нашла его костюм, аккуратно висящий на стуле с хромированными ножками и спинкой. Достала бумажник. Там были деньги, права на имя Шашкина Григория Петровича, шестьдесят первого года рождения и несколько пластиковых карточек Сбербанка. Это не то, это ни о чем не говорит. В дальнем кармашке затерялась помятая визитка. Кто это? Геворкян Левон. «Центральная Ювелирная Мастерская».
Эвилина так обрадовалась, будто сам Андрей Губин ей автограф дал! Господи, она не ошиблась! Ну, Гур, готовься к делу!
Но это еще не все! Как сейф-то ломать будем? Специалиста звать не хотелось – он может увидеть что там, внутри. А этого не надо. Покружив по спальне, по гостиной, по кухне, Эвилина нашла еще одну комнату – это был кабинет. Там, в ящике письменного стола, загроможденного оргтехникой, она обнаружила связку ключей необычной формы. Для ключей от квартиры у них был слишком странный вид. Снять слепки было делом одной минуты. Эту операцию Эвилина выполняла виртуозно. Гур очень хвалил.
Счастливая девушка положила ключи на место, убрала свои рабочие инструменты и свою добычу в потайной карман сумки, выключила свет в спальне, нырнула под голубое пуховое одеяло и ласково прижалась голым прохладным телом к сонному Ювелиру
«Мечта моя! – подумала она, засыпая. – Какой же ты милый!»
Неожиданная помощь
– Ты где была? – Вика с размаху наткнулась на вопрос, заданный особым, предупредительным тоном, как на угол стола.
– В психушке.
– Да? – саркастическое удивление грозило неприятностями. – А позавчера?
– На работе.
Она отвечала осторожно и также осторожно, будто сапер на минном поле, пробиралась в сторону ванной. Инстинкт самосохранения диктовал поведение, сходное с поведением в присутствии злой собаки: не смотреть в глаза, не бежать, не делать резких движений. Но лавина уже сдвинулась с места, посыпались первые камни и комки снега. Сейчас дрогнет стылый воздух и необратимо покатится вниз пенистая ледяная смерть.
– Грачев видел тебя с каким-то мужиком в грязной пивнушке.
– Это был алкоголик, с которым я разговаривала о пьянстве. Статью готовлю...
– А зачем про меня рассказала? Грачев все слышал.
Грачев и вправду мог все слышать, потому что Вика совсем не помнила как он выглядит, этот подлый Грачев. Друзья мужа появлялись в доме Золотовых очень редко – муж общался с ними на рыбалке. И как же только шпион запомнил саму Вику? Размышлять об этом совсем не пришлось. Теперь это не имело значения. Вика попыталась скрыться в ванной, но не увидела подножки и, споткнувшись, упала на линолеум.
– Ты болтливая сука, Вика! – первый же взрыв боли почти ослепил ее. – Это был твой любовник? Лучше говори! А еще лучше, я посмотрю в твоем компьютере этот твой материал!
– Нет, там еще ничего нет!!! – только не ноутбук! Если он доберется до него – разобьет непременно! – Не надо смотреть!
– Так это был твой любовник! Коза блудливая! Говори – хуже будет!
Хуже уже было некуда. И снова вкус крови, снова тошнотворные позывы, снова боль, боль, боль...
Когда муж ушел, Вика попыталась встать с пола. Оказалось пока невозможно. В голове пульсировал маленький злобный вулканчик. Надо полежать немного, ничего, пройдет! Все будет хорошо! Главное, лэптоп спасен...
Встать все не получалось, но Вика уже ощупала себя немного и убедилась, что слабость – результат нервного напряжения. Ничего не сломано, если не считать ребра, которое снова стало болеть и боль нарастала с каждой минутой.
Больше так жить нельзя... Но что же делать?
Зазвонил телефон. Вика собралась проигнорировать его настойчивое треньканье, но тот, кто набрал номер Золотовых, был человек необыкновенно настойчивый. Что же, вот и повод попытаться встать. Вика поднялась на ноги и ощутила приступ тошноты. Ничего, сейчас...
– Алло! – сказала она в трубку.
– Эй, – послышался знакомый глумливый голос, – Ты что там, заснула?
– Нет...
– А чо голос такой? Твой-то дома?
– Нет...
Она хотела попросить Семенова перезвонить ей завтра, но язык отказался повиноваться. Голова закружилась, ноги ослабели и она рухнула в невесомость, черноту и тишину.
– Подержите ей руку! – услышала Золотова, поднимая тяжелые веки. Над ней склонилась женщина. Она пыталась попасть иглой в вену на левой руке Вики. Женщине процедура никак не удавалась. – Да что за вены, господи! Наверно и давление упало....
– А кто вас вызвал? – вяло спросила Вика.
– Я вызвал!
Золотова скосила глаза в сторону источника звука и увидела Антона. Он, развалясь, сидел на любимом кресле ее мужа. Выглядел, как всегда, пропитым и немытым, но это было неважно.
– Спасибо, что пришел, – прошептала она, чувствуя как входит в вену игла. – А как ты дверь открыл?
Про адрес Вика спрашивать не стала – у Семенова была ее визитка с личными координатами.
– Не заперто было. Это он?
– Потом...
Говорить при врачах «скорой» о причинах своего недомогания не хотелось.
Вынимая иглу из вены, доктор сказала Вике:
– У вас сотрясение мозга. В больницу поедете?
– Нет...
– Полис есть? – продолжала задавать свои ненужные вопросы врач.
– Антон, принеси мою сумку из прихожей.
Когда люди в белых халатах уехали, оставив уйму распоряжений и инструкций, Вика попросила Семенова сходить в аптеку. Доктор назначила огромное количество лекарств. Их надо было колоть и пить, иначе обещались невероятные осложнения. После того как прозвучало слово «эпилепсия», Золотова струсила и решила немного полечиться.
«Только припадков мне для счастья не хватало!» – подумала она. Про ребро Вика не призналась. Зачем? Заставят тащиться на рентген, торчать в этих ужасных больничных коридорах, дышать запахом лекарств. Потом выпишут антибиотики и живи как знаешь! Нет, обойдемся сами.
Семенов от прогулки за лекарствами не отказался.
– Без проблем! – ответил он развязно. – Только добавь на поллитра!
– Хорошо, – согласилась Золотова, – а все-таки странно, как же ты вошел? Муж всегда запирает за собой дверь.
– На этот раз не запер.
Он исчез. Вика лежала в тихой комнате, почти физически ощущая сгущение сумерек, и думала о муже. Ситуация становилась все более печальной. На этот раз она схлопотала по голове совсем не по расписанию. Муж находился на этапе внешнего благодушия, до периода раздражения еще оставалось около недели. Значит, наблюдается трагический прогресс!
– Слушай, – раздался у нее над ухом голос Семенова. – Ты сама-то себе уколы делать умеешь?
– Нет, – от перспективы втыкания иглы в свое тело своими же собственными руками Вику снова затошнило.
А Антон уже зудел над ухом, требуя чтобы она сосредоточилась и взяла в руки шприц.
– Не боись! – пытался он ободрить совсем потерявшую мужество журналистку. – Я и в вену умею, сам научился, когда припекло. А уж такие уколы делаю просто для поднятия настроения!
– Ты что, наркоман? – Золотова и сама знала, что он не наркоман, а просто пыталась протянуть время пред экзекуцией.
– Боже, – закатил глаза Антон. – Зачем мне бешеные деньги тратить на дурь, когда у меня есть водка? Давай, давай! Снимай штаны!
– Ты чего? – отбивалась Вика, снова приписывая Семенову несуществующие пороки. – Отстань!
– Вот больная! – начинал злиться он, вздергивая углом брови. – Нужна ты мне, такая худосочная! Я баб пожирнее люблю, чтобы об кости не биться. А ты просто килька, а не женщина! Снимай быстрее свои штаны и подставляй попу, я колоть буду! Ты же не можешь, я вижу! А потом покажу, как в бедро делать уколы. Сейчас ты сама не сможешь, а завтра придется самой. Курс у тебя – десять инъекций, вот и лечись! Ты что, про эпилепсию не слышала?
Вика подчинилась. Удивительно, но она совсем не чувствовала неудобства. Будто Антон был ее старшим братом или очень давнишним любовником. Или, как это сейчас модно, приятелем – гомосексуалистом.
«Вот муж нас сейчас не видит! – подумала она с мрачной иронией. – То-то был бы повод мне отправиться к праотцам!»
– Больно? – спросил Семенов после процедуры. – Нет, не должно. Эта фигня не болючая. Но вот в бедро будет больнее. Тут надо немного попотеть. Когда сможешь вставать – будешь себе в верхнюю часть ягодицы колоть. Сюда! – он ткнул пальцем ей в бок. – Нет, ниже... Ладно, ты знаешь. Садись. Держи шприц...
Он объяснял, показывал, поучал, поправлял. Золотова даже стала немного посмеиваться над его стараниями. Наверное, они забавно выглядят сейчас: Вика, вся битая и без штанов, и доктор ее тела с чернотой под ногтями! Приходилось прилагать значительные усилия, чтобы не вспоминать о супруге. Он ушел в ночную, пока все тихо, надо отвлечься и не жалеть себя. Одновременно наблюдалось рождение нового ощущения бесшабашности – да пусть приходит и видит, что он хочет увидеть! Все равно!
Напоследок Антон заставил ее проглотить пригоршню таблеток и распорядился:
– Лежи и не вставай до утра. Я тебе сок купил и сухари – это будешь есть. Плед где? Ага, нашел! Укрывайся и спи. Позвони мне завтра, если забудешь, как колоть укол. Все. Пока!
«А ведь если он сок купил, то на водку ему не осталось! – удивилась Вика, устало откидываясь на подушку. – Зачем же тогда приходил?»
Чуть позже вспомнила о письме и своих последних открытиях. Надо будет сказать Семенову, что Нестор связался с ней...
