Текст книги "Хозяин моих желаний (СИ)"

Автор книги: Яна Лари

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 15 страниц)

Часть 1. Глава 11

Сказать, что у меня внутри всё оборвалось – ничего не сказать.

Мысленно проклиная всё на свете, зажмуриваюсь и пробую спустить ладонь ниже. Сантиметр... Второй... Гладкий пресс ощутимо напрягается. Я тоже.

Ну да... Нервничаю...

– Давай-ка всё-таки сам. Я не могу.

Пытаюсь одёрнуть руку.

Видимо, неважно у меня с просительными интонациями. Раду напористо сжимает мои пальцы, чем заставляет сердце кувыркнуться в пятки. И ещё раз, когда уже сам утягивает чуть ниже наши руки.

– Не выдумывай. Это не сложнее, чем протереть экран айфона.

Его глаза откровенно надо мной насмехаются. Долбаный психопат!

– Мне будет неприятно!

– Зато в тепле, – с пока ещё шутливой угрозой выкидывает он решающий аргумент.

– Ну ты и сволочь.

Меня передёргивает. Какое-то время с надеждой вглядываюсь в непроницаемое лицо.

Раду медленно облизывает губы, чтобы ответить.

– Учись быть благодарной. – его широкая и в то же время ироничная усмешка влёт осаживают как дерзость, так и желание спорить. – Я для тебя за зеленью в мороз пойти не поленился. Дерзай, не тяни.

Нет – не ошиблась. Сволочь и есть.

Подчиняясь его нажиму, спускаю ладонь к паху.

Пытаюсь дёрнуться, едва коснувшись пальцами налитого члена. Раду не отпускает. Сам при этом склоняется. Вжимается щетиной мою щёку, заставляя отвернуть лицо. Жёстко прикусывает за ухом, немногим ниже мочки.

Судорожно вдыхаю горьковатый запах геля для душа.

– Сожми его.

Интонации уже не те, что ранее: глуше, с выраженным акцентом. Его пальцы всё ещё находятся поверх моих. Воздушная, обильная пена усиливает скольжение и выталкивается из-под ладони, с тихими шлепками падая нам на ноги.

Я слышу, как разбиваются капли воды о его массивные плечи, пока требовательные губы и горячий язык исследуют бесконечность чувствительных точек на моей шее. Ещё сильнее отворачиваю голову в сторону, чтобы не тешить подонка злыми слезами. Чувствую себя игрушкой.

Раду плавно ведёт мою руку на себя, затем назад. И так ещё пару раз. Постепенно непокорность куда-то уходит. Происходящее продолжает оставаться за гранью и больно лупит по гордости. Но ощущение власти над ним неожиданно отвлекает. Внутри меня всё обмирает от встречных толчков его бёдер: рваных и, скорее всего, неосознанных.

Скользко... Пошло... И всё же от вызывающих шлепков больше не хочется заткнуть уши. Сама не замечаю, как уже без подсказки увеличиваю скорость, с каждым разом двигаясь всё ближе к основанию. Его дыхание тоже ускоряется – горячими порывами щекочет правую ключицу.

И я понимаю, отчего так конкретно накрыло Раду, но то, что при этом происходит со мной необъяснимо. Мне тесно, душно, стыдно и сладко... Мне его мало. Ноги слабеют от тянущей требовательной пустоты внизу живота. Дискомфорт практически невыносимый.

Согнувшись в три погибели, Раду упирается мокрым лбом мне в плечо. Крепчающая хватка на моих пальцах подкармливает панику. Внезапная потребность почувствовать его целиком и не только ладонью возводит мою растерянность на новый уровень.

Так быть не должно. Я не хочу это чувствовать. Не с ним!

– Влада... – выдыхает он несдержанным стоном. Я каждым нервом улавливаю момент его слабости.

«Долби туда где уязвимо» – так к месту всплывают слова отца, услышанные, когда он с кем-то говорил по телефону. Проблеск разума отрезвляет мгновенно. Скосив глаза, убеждаюсь, что Раду где-то не здесь и мстительно на всю мощность врубаю холодную воду.

До него доходит не сразу.

Ледяные струи успевают иглами вонзиться мне в распаренную кожу и только потом уже он вскидывается с удивлённым возгласом. Пользуясь моментом, сбегаю из кабины, не разбирая ни дороги, ни того, что гремит мне вслед на незнакомом языке.

С риском либо свернуть себе шею, либо сесть на шпагат, перебираю ступнями по мокрой плитке так быстро, словно за мной черти гонятся. Вернее, всего один невоспитанный дикарь, но злой как вся пресловутая тысяча чертей во главе с самим дьяволом.

Путём мгновенных расчётов мансарда избрана наиболее ненадёжным убежищем. Там меня будут искать в первую очередь, а грохот из ванной подсказывает, что время идёт на секунды. Недолго думая, сворачиваю в спальню Раду. Прятаться вечно всё равно не получится, но так, по крайней мере, есть надежда, что его к тому времени хоть немного отпустит.

А затаиться и не выйдет. Под широкой низкой кроватью не протиснется даже уж, шторы висят слишком близко к стене. Остаётся только забиться в угол и молиться не отчалить раньше от разрыва сердца.

Тишина давит на уши. Не слышно ни шороха, ни скрипа половицы, будто время встало на паузу и всё вокруг замерло, прислушиваясь к хрипу моих лёгких.

Чем дольше ничего не происходит, тем страшнее. В голову вдруг закрадывается жуткая мысль, что Раду поскользнулся и ударился обо что-то виском, а я одна застряла в доме с остывающим телом. Если бы ноги так резко не отняло, клянусь, пошла бы с разведкой, потому что неизвестность и ожидание ни черта не ласковее побоев.

Я медленно сползаю по стене на корточки, накрывая голову руками. Спустя какое-то время начинает казаться, что на меня смотрят. Вздрогнув, отнимаю предплечья от лица. Комнату освещает только мягкий свет гирлянд, густо оплетающих балкон. С опаской скольжу взглядом вверх по крепким мужским икрам к коленям. Чуть выше виднеется край боксеров. Частично выдыхаю. Хотя бы оделся.

– Держи.

Его фигура опускается быстрой тенью. Так стремительно, что я не успеваю осознать сказанного, зато выталкиваю остатки воздуха коротким вскриком.

Раду всего лишь опустился на корточки, чтобы передать мне полотенце.

Расшатанные нервы не вывозят.

– И это только наш первый день вместе... – смеюсь хрипло.

Он, не обращая внимания на мои слова, поднимает меня на ноги, затем подводит к установленной у окна батарее.

Осекаюсь, поняв, что Раду снимает с меня джинсы – стягивает к щиколоткам вместе с бельём.

​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​– Ты что делаешь?!

– С тебя лужа натекла, – отзывается он, расстёгивая крючки на моём бюстгальтере. – Простудишься.

Я дрожу совсем не от холода, судорожно пытаясь завернуться в полотенце. Но Раду и его отбирает.

Промокает волосы – тщательно, как няня в детстве.

– Ты меня с ума сведёшь, – нарочно огрызаюсь, чтобы прогнать то зыбкое и неуловимое, что совершенно неуместно коротнуло между нами.

– Тогда хотя бы будет шанс, что ты меня когда-нибудь поймёшь, – выдыхает он мне в затылок.

– Так расскажи, наконец, чего ты добиваешься? Что я должна понять?

– Говорить тебе я этого не буду, уж извини. Дойдёшь как-нибудь сама.

Меня аж перекашивает. Бегом срываюсь к кровати, сдёргиваю покрывало, наспех заматываюсь на манер римской тоги и гневно толкаю его в грудь.

– Легко запугивать слабую женщину, трусливый ты, жалкий дикарь. Отец тебя четвертует! Так и знай.

– Я уже понял, что родители тобой дорожат. Но это инстинкт, тут нет твоей заслуги. А кто кроме них? Тот, с кем ты спала: достойный и мужественный? Он ищет тебя? Готов меня порвать? Нет? Может, друзья? Кого ещё ты ценишь настолько, чтобы ждать преданности, кроме своего отражения в зеркале?

Я задыхаюсь. Понять не могу, в чём кайф пытать меня каждым действием и словом?

– Можно подумать ты само благородство. Золотого мальчика кто-то опустил, и он в отместку нашёл девочку для битья, да? Как всё просто! Помогает хоть терапия? Значимость в своих глазах подросла? – Тупая боль срывает с языка ограничители, и я в ответ бью наотмашь не щадя. – Насколько нужно быть ущербным, чтобы сделать ставку на стокгольмский синдром? А если не сработает? Что будет со мной?!

– Хватит. – Его лицо в свете гирлянд искажается. Не то чтоб я ждала извинений, но холодный тон прозвучал страшнее угроз или крика. – Перестань внушать себе, что тебе все обязаны. Я назвал цену, ты согласилась. Всё. И не надо верещать, что ты здесь не по своей воле. Ты здесь по своей глупости. А теперь забери, пожалуйста, свои тряпки и марш наверх. Тебя становится слишком много.

В слезах сбегаю под треугольную крышу мансарды.

Меня колотит. Будущее вырисовывается всё более мрачным. Похоже, застряла я здесь надолго, если не навсегда. Ведь отпустить нельзя – выдам. Действительно выдам. Да и гарантий в обратном у него никаких.

Часть 1. Глава 12

За практически бессонную ночь я пришла к трём неутешительным выводам.

Первый – Раду считает меня импульсивной и эгоистичной, что можно списать на защитную реакцию, но он подаёт это с такой уверенность, будто слишком хорошо меня знает. Второй – дикарь не собирается ни отпускать меня за примерное поведение, ни гнать взашей за плохое. И, наконец, самое важное – нужно как-то перестать его бояться.

Нет, я не собираюсь закрывать глаза на этот беспредел, самоуважение поздно ампутировать. Но моего страха Раду больше не получит. Пусть считает, что игрушка сломалась, а значит доламывать её будет неинтересно.

Помятая бессонницей и дурными мыслями, я неторопливо принимаю душ. От одежды, провалявшейся ночь мокрой кучей на полу, приходится отказаться – закисла. Остаётся халат, который мне велик и подло распахивается при каждом удобном случае. Чем не весомый повод настоять на поездке в город? А уж там я теряться не стану.

– Нет. – Раду слёту и категорично отказывается куда-либо ехать. Продолжает расслабленно курить на балконе и даже головы в мою сторону повернуть не изволит.

Надо же, цаца какая. Обиделся вчера, что ли? Это на правду-то?!

Но мне слишком холодно, чтобы настаивать и спорить.

Ладно, нет так нет. Подумаю ещё.

Ни перед кем не унижалась и начинать не буду.

С детства когда меня что-то не устраивало, выручал самый примитивный бойкот. Прислуга, вышколенная абсолютным игнором и наверняка втайне такому положению радуясь, соваться лишний раз ко мне не рисковала. Поэтому уже к полудню кто-то из обеспокоенных родителей неизменно скрёбся в дверь, чтобы уломать голодающее чадо выйти к обеду.

Раду на мой бойкот, похоже, болт положил.

За сухим сообщением о том, что продукты на кухне, от него в мою сторону не следует больше никаких телодвижений. Продукты, кстати, чисто мужские: утка, баранина, лосось. И всё сырое. И ничего из этого я не умею готовить.

Ладно... Подумаешь, ещё один разгрузочный день.

Переживу.

Второй день без интернета. Вот это реально расшатывает. С горестным вздохом очищаю банан, развлекая себя думами о жизни.

Студенческие годы помню смутно. Приходилось совмещать лекции, семинары, зачёты с вечной гонкой в инстаграме и при этом поддерживать имидж заядлой тусовщицы. Поставленные цели прогибались под моим напором штабелями. С той же целеустремлённостью присмотрела себе пару.

Двадцать один – тот возраст когда девственность заставляет задумываться о знакомстве с интимной стороной отношений. Разумеется, о том, чтобы допустить к телу первого встречного не могло быть и речи. В клубах часто клеились горячие, смазливые ребята, но кому нужен зависимый от папиной кредитки бесперспективняк? Точно не единственной дочери Ярого.

Довольствоваться кем-то посредственным мне не улыбалось. А вот Метлицкий – хваткий внук нашего мэра и самый завидный холостяк по версии всех представительниц женского пола, возрастом от восьми до восьмидесяти, на роль моего бойфренда подошёл идеально. Впрочем, Антон ещё год кружил в уверенности, что именно он добивается моей благосклонности и никак не наоборот.

Первый секс стал моим первым серьёзным разочарованием. Потом отец назначил меня главой юридического отдела. И удовольствия от взрослой жизни стало ещё меньше. Сотрудники поглядывали на меня с хорошо скрытым снисхождением, молча подсовывали на подпись бумажки, а все серьёзные вопросы, минуя меня, направлялись напрямик к отцу. Возможности себя проявить за пару отработанных месяцев мне так и не представилось. Теперь уже не факт, что представится.

С такими горестными мыслями встречаю закат.

Желудок сводит от голода. Голова, распухшая от безысходности, не варит. Мне элементарно нечем себя занять.

Как и утром моё появление на кухне не вызывает у Раду особой реакции: ни хорошей, ни плохой. Приходится изобразить на лице вселенское равнодушие и встать у окна – так, чтобы хлопочущий у плиты деспот цеплял меня хотя бы краем глаза.

– Выдай мне какую-нибудь книгу. В твоей компании со скуки свихнуться можно.

– Обойдёшься.

Его невозмутимость раздражает до зубного скрежета. Напоминаю себе о решении не кипятиться, но темперамент так и норовит спалить к чертям моё таким трудом натянутое спокойствие.

– Почему?

Голос не дрогнул, уже на том спасибо.

Раду елозит по моему лицу насмешливым взглядом.

– Предполагается, что я твоё единственное развлечение.

– Что-то у тебя хреново развлекать получается. – Я так устала от бесконечного напряжения, что даже бровью не веду.

Раду, впрочем, тоже. В смысле ни в какую не хочет вести себя так, как надо мне.

– Разумеется. Это обоюдный процесс.

С замиранием сердца смотрю, как он достаёт из духовки противень с глиняными горшочками. Свинина, картофель, грибы... На ночь глядя... Фу, кошмар.

Но ох, какая поганая улыбка играет на его губах, когда он садится за стол и блаженно втягивает носом запах жаркого... Синхронно вдыхаю тоже.

Как же пахнет... Чтоб его...

Жмурится, змея подколодная. Вкусно ему. Нарочно оставил второй горшочек на плите. Нет бы настоять, как вчера. Я б, так тому и быть, не отказалась.

Убедившись, что приглашения не последует, обслуживаю себя сама.

Ужин протекает на удивление гладко. Раду настолько учтив, что предлагает попробовать разносолы, но получив в ответ презрительный взгляд никак его не комментирует. Так и сидим: он без смущения смотрит на меня, я – на него. Жую и успокаиваю себя тем, что силы мне ещё ой как понадобятся, а от порции восхитительного жаркого фигуре ничего не грозит.

– Я готовил, ты моешь посуду, – огорошивает меня Раду, стоит отложить в сторону вилку.

Повинуюсь молча. Правда надолго кротости всё равно не хватает.

– Ну и как я её помою?! Где перчатки?

– Как тысячи женщин в стране – руками. Максимум могу варежки дать.

Он ещё издевается, чёрт небритый. Но как показала практика спорить бессмысленно.

​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​Промываю жирную посуду, тщательно следя за тем, чтоб ни одного матерного слова из всех, крутящихся на языке, не прорвалось наружу. Показное равнодушие даётся с трудом. Да и откуда взяться безразличию, если он меня невыносимо бесит?!

Намеренно тяну время, с горечью осознавая, что за окном стемнело, а вытянуть следующую карту я морально всё ещё не готова. Нервы звенят как струны, но праздный вопрос всё равно застаёт меня врасплох.

– Ну что, хозяюшка, пора. Пойдём в гостиную? – Он, гад, ещё стебётся. Ухмылкой порочной на всё лицо расплывается. – Тебе налить чего-нибудь для храбрости?

– Ага, прояви человечность – плесни сразу яду? – Вырубив кран, упираюсь ладонями в столешницу. Держу голову опущенной, чтобы не показать прикушенную в ярости губу.

– Не утрируй. – Беспечно фыркает Раду. – Я вчера увлёкся. Такого больше не повторится.

Хоть бы энтузиазм потрудился из голоса убрать, потому что на сожаление это ну ни капли не тянет.

В гостиной он обходит стол о чём-то раздумывая и приваливается плечом к выступу камина. Смотрит на меня... странно. Очень внимательно, азартно, с каким-то нервирующим нетерпением. Весьма похожим на предвкушение. Хотя, почему нет? Наверняка оно и есть. Ситуация – мечта садиста.

– Приступай. – Указывает кивком головы на карты и взглядом каждое движение ловит, на миг не отпускает. Следит за реакцией, будто собрался на прочность проверить, прекрасно понимая, что за тотальный ад внутри меня творится.

Снова, не выбирая, тяну ближайшую карту. И вряд ли мои осоловелые глаза сейчас выражают что-то кроме растерянности.

– Туз...

Раду чему-то посмеивается, буравя меня раздевающим взглядом сквозь ресницы. Опять цепляет зубами нижнюю губу, заставляя взволнованно напрячься. Меня преследует мысль, что я постоянно упускаю что-то важное, отчего даже с тузом в руках не чувствую уверенности.

– Что ж... Я весь твой. Готов стать на вечер самой исполнительной Золотой Рыбкой. Чего желает моя госпожа?

Посылаю ему кривую, щедро пропитанную ядом усмешку.

Не нарывался бы ты, Рыбка...

Хотя, чего лицемерить – валяй. Один чёрт донырялся.

Прежде чем огласить своё желание, с тревогой вслушиваюсь в разыгравшуюся за окном метель. Не удивлюсь, если меня сейчас вышвырнут за дверь. Вернее, сильно удивлюсь, если этого не произойдёт. Вот понимаю ведь, что ничего хорошего меня не ждёт, но...

Кажется, начинаю догонять в чём кайф.

Хорошая всё-таки местами игра. Мне нравится.

Часть 1. Глава 13

– И почему мне кажется, что ты задумала какую-то пакость?

Раду причину моего стратегического отступления, похоже, понимает правильно. Потому что как-то совсем уж нехорошо сужает глаза и ме-е-едленно так, с предупреждением в плавном шаге надвигается в мою сторону.

– Да брось, тебе понравится. Ты сам всё за меня придумал. Темп задал, от него и танцую. – На инстинктах отхожу подальше. По стеночке иду, а то что-то ноги начинают подкашиваться.

– Подумай хорошо. Я не злопамятный, но очень взаимный.

Да чего ж он так напирает-то! Я, может, наоборот – издалека хочу сказать. Желательно из соседней комнаты. В идеале, конечно, по телефону с другого континента, но это уже совсем фантастика.

– Так я тоже верю в закон бумеранга. По-моему, справедливая штука. – Нервно смеюсь, не прекращая пятиться. – А вот в угол меня загонять несправедливо. Я ведь тебя ни к чему не принуждала.

Несмотря на нависшую угрозу возмездия, Раду наступает с растущим азартом. Всё-таки говорящая у него фамилия. Упырь упырём.

– А ты попробуй как-нибудь, – доверительно понижает он голос. – Ручаюсь, результат тебя удивит.

Выразительно смотрю на него, надеясь, что мерзавец, наконец, узрит в моём взгляде целый лес осиновых кольев и проникнется всей серьёзностью ситуации. Не тут-то было. Раду глумливо вскидывает бровь. Я упрямо вздыхаю.

– Тузов в колоде не так много, знаешь ли. Пора нам поменяться местами.

– Ну, смотри. Кстати, в твоих интересах успеть до полуночи. Иначе рыбка превратится в тыкву, а твоя сатисфакция будет неполной. Нет бы душу как следует отвести.

Он произносит это глядя на меня с лёгкой насмешкой в глазах, на что я, не скрываясь, морщусь.

– А чего это ты вдруг о моей душе печёшься? В батюшки метишь? Тебе не идёт. Копыта из-под штанин выглядывают.

Раду, не оставляя намеренья оттиснуть меня в угол, уже только не бьёт этим самым копытом.

– Всё проще. Боюсь, уснёшь неудовлетворённой. А это плохо скажется на твоём паршивом характере. – Голос елейный, заслушаться можно. Только ноздри подрагивают, подтверждая, что всё у него хорошо с интуицией.

Почти.

Иначе бы не рискнул меня провоцировать.

– Вчера ты тоже о моём сне беспокоился?

– Так дело только в этом? Тебе нужны извинения?

Повторно освежив в памяти примерное содержимое карт, утверждаюсь в неутешительном выводе, что благородством Раду не страдает. А значит поблажек для меня всё равно не предвидится.

– Мелко плаваешь. Возмездия хочу. Равноценного.

– Уверена, что потянешь равноценное? – Горячий блеск в его зрачках пугает.

В моей жизни никогда не было места хаосу. Удобные люди, нужные связи, понятные чувства – всегда чётко знаешь, с кем и к чему идёшь. А с Раду я как слепой котёнок и что делать с сумбуром внутри себя вообще непонятно.

Он ждёт ответа, лениво облизывая взглядом мои губы. Смущает. Наверняка нарочно накручивает неловкость, понимая, как сильно меня этим бесит.

Настаёт мой черёд загадочно блестеть глазами.

– Вот заодно и проверим.

– Признаюсь, тебе удалось меня заинтриговать. – Резкое движение кадыка перед моим лицом когда он сглатывает, наполняет мышцы ватной слабостью. И она мне тоже не нравится, как не нравится всё, что не поддаётся контролю. Расшатывает.

Я останавливаюсь у камина. Стараюсь держаться уверенно, в последний раз взвешивая все за и против. Ситуация насколько идиотская, настолько и безвыходная. Ну, польщу я ему. Ну, покажу покорность и благоразумие – устрою, к примеру, разговор по душам, а дальше? Раду ясно дал понять, что выполнять придётся все до единой карты. И продолжит измываться, потому что защиты ждать неоткуда. Проучу его – последствия точно те же: игра изначально не обещает поблажек.

Поэтому око за око, дорогой. Ты вчера капитально зацепил мою гордость.

– Итак, я весь внимание... – произносит он с вкрадчивой, глухой, хрипотцой, склоняясь к моему лицу. Его пальцы легко, почти невесомо проскальзывают тыльной стороной вдоль скулы.

Я с трудом перебарываю в себе желание прикрыть глаза, с неуместной жадностью впитывая их прохладу и только сейчас осознавая, как сильно, должно быть, горят мои щёки.

Краткая заминка подогревает решимость, заставляя сию минуту найти его рукам более подходящее применение. Стряхнув оцепенение, хватаю с полки и протягиваю фарфоровую куклу.

Меня не волнует, откуда она, почему дорога, её история и назначение.

Если Раду хочет мне угодить – пусть выбирает.

– Разбей.

Сказала, теперь дышу через силу короткими рваными выдохами. Изучаю внимательным взглядом застывшее в неверии лицо, наслаждаясь тем, как немо рычит в нём протест, разливая по коже нездоровую бледность. И бессилие, что душило меня, резко разжимает тиски.

Власть кружит голову.

Я ненавижу эту изящную вещицу с того самого момента, как Раду её поймал. С первого взгляда на кроткую улыбку и бесконечную ласку в стеклянных кукольных глазах.

Дорожит ей так сильно? Тем лучше.

Пусть уничтожит. Своими руками.

– По-моему, очень глупо злить человека, находясь у него в гостях. – Усмешка на его лице приобретает пугающий подтекст, но меня уже не переубедить. – Мало ли, хозяин рассердится и напрочь забудет азы гостеприимства.

– Ты обещал выполнить любой каприз в пределах разумного. – Сама не узнаю свой уверенный холодный голос. – Всё, как договаривались: никаких поездок, звонков, требований отменить игру и причинения себе увечий. О порче имущества речи не шло.

– Хорошо подумала? – Он на секунду прикрывает веки, лишь ноздри вздрагивают и, кажется, зубы скрипят.

– Выполняй.

Я не считаю свой поступок плохим. Закономерным, заслуженным – каким угодно, только не зазорным. Осуждение – оружие идеалистов, слабых духом и угождающих чужому мнению. У меня есть своя голова и слушать я буду только себя.

А в следующее мгновение он впечатывает куклу в стену у моей щеки. Треск раздаётся так близко, что жилы стынут. И ещё раз... И ещё...

​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​Оказывается, всё, что я испытывала до этого, не было настоящим страхом. Но удовольствие от первой победы сильнее.

– Хватит! – Ору, зажмурившись. Ещё чуть-чуть и снаряд вместо стены прилетит в меня.

Мой испуг совершенно оправдан. Он же, мать его, больной на голову. Мозг умоляет дать дёру, а тело не слушается. Каждая мышца сокращается от взрыва внезапного удовольствия.

Обалдеть... Раду действительно это сделал.

Я захотела, а он выполнил. Беспрекословно.

И чем громче ярость рвёт его лёгкие, тем слаще во мне колотится пульс.

– Согласен, хватит. Больше не будем друг друга жалеть. – Резкий шёпот опаляет мне ухо. Раду грубо вжимается мне в скулу, раздражая кожу жёсткой щетиной. – Скажи, какова вероятность, что завтра ты снова вытянешь туз?..

Плевать. Пока я в этом доме, другой женщине здесь не место.