Текст книги "Хозяин моих желаний (СИ)"
Автор книги: Яна Лари
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 15 страниц)
Часть 3. Глава 4
Его губы приоткрыты. Мышцы бьёт дрожь там, где кожу согревает влажное дыхание. Каждый сантиметр пути отдаётся в позвоночник покалыванием. Недавний трепет возвращается, наливая вены знакомым зноем. Возбуждение дурманит, поэтому не сразу осознаю, что на этот раз задумал Раду. И когда до меня доходит – резко, будто ударом в солнечное сплетение – начинает невыносимо печь шею и уши.
– Не делай этого. Пожалуйста... – тихо прошу, почувствовав его рот в самом низу живота. Непроизвольно дёргаюсь, пытаясь свести ноги.
Мне вдруг становится очень стыдно и дико от мысли, что самая интимная часть моего тела бесстыже раскрыта прямо перед его лицом.
– Так. Тихо, – хрипло командует Раду. – Посмотри на меня.
Стоит опустить взгляд вниз и становится ещё хуже. Дух перехватывает от порочности его улыбки.
– Влада, ты самая лучшая, самая красивая, самая желанная женщина в моей жизни, – твёрдо, с пробирающей искренностью говорит он. – Запомни, никогда, ни при каких обстоятельствах я не отвернусь от тебя и не осужу. Но сейчас ты захлопнешь свой очаровательный ротик и дашь мне сделать это. Просто не сопротивляйся.
Боже...
Вот как ему сопротивляться?
И дело не в словах. Слова могут прозвучать и забыться. Но как же он подбирает момент! Берёт самый острый – вскрывающий душу, и только потом выжигает каждую букву клеймом.
С противоречивыми чувствами я замираю, позволяя Раду широко развести мои ноги. Глубоко вдыхаю, сжимаюсь в напряжённом ожидании и тут же цепляюсь за простыню до боли в пальцах. Ох, чёрт...
Упругий и влажный мазок языком уничтожает последние трезвые мысли в голове. Невольно делаю бесстыдное движение бёдрами, раскрываясь полностью. Голова кружится даже с закрытыми глазами. Весь жар, все ощущения срываются вниз – туда, где плоть терзают дерзкие губы. Туда, где всё ноет и пульсирует.
Его ладони жёстко фиксируют заёрзавшие в нетерпении ягодицы. Понимаю ведь, что этим только мешаю нам обоим, но власти над собой нет никакой. Раду достаточно приспустить с себя бельё – я сейчас не смогу и не захочу оттолкнуть.
Дико так всё... С такой непримиримостью сопротивляться, и так сокрушительно пасть – вопреки зарокам, обстоятельствам, собственной воле. Здесь и сейчас я мыслями, душой и телом принадлежу ему. Но Раду почему-то не спешит воспользоваться ситуацией: не напирает, не набрасывается. Просто методично разгоняет пульсацию внизу до нестерпимого. И чувствуется, что самого уносит. Его сила воли заводит больше всего. Ни от чего ещё так не теряла голову.
Моя податливость, его настойчивость, нажим лёгкой щетины, мягкость горячих губ, хаотичные скачки от ласки к грубости – всё сжимается до дрожащей точки, натягивается бесконечным мигом парения и шпарит вены кипятком взрываясь.
Из моего горла вырывается единственный стон – практически неслышный. По звуку как шелест, по ощущениям – вылетевшая душа.
Раду обессилено уваливается рядом со мной. Смотрит в потолок, сжимая нижнюю губу зубами. Его дыхание громче и несдержаннее моего. И вот эта кровать, в чужом доме, вдалеке от цивилизации сейчас самое неспокойное место во вселенной. В груди саднит от потребности поделиться с ним тем необъятным, чем он меня наполнил – прижаться, шепнуть на ухо что-то очень личное и ласковое. Но реальность, начавшая проступать через сход блаженства, в деталях указывает на то как сильно он сейчас возбуждён. Не услышит.
Тёмные пряди волос прилипли к влажному лбу. На неподвижном, бледном лице только ноздри трепещут – порывисто, будто от сильной боли.
– Мне, наверное, лучше уйти, – хочется произнести это ровно, отстранённо, однако заметная дрожь в голосе слышна даже мне.
Знаю, уйти сейчас эгоистично. А остаться – значит закрепить между нами обиду. Она легко забывается на пике эмоций, но никуда не исчезает – лезет ядом в слова при каждой ссоре. Долги всегда нужно отдавать. Даже такие. Раду смог, получив разрядку, отвернуться от меня в душе. И я тоже так смогу.
Он закусывает усмешку, прикрывая глаза.
– Ложись сегодня со мной, Чертёнок. Обещаю больше не приставать.
Знаю, что не будет. Как и то, что оба не заснём. В воздухе слишком много моего сумасшествия и его неудовлетворённости.
Отрицательно качнув головой, поднимаюсь с кровати. Меня немного пошатывает. Кожу холодит, потому что эпицентр внутреннего тепла сейчас сосредоточен вокруг Раду. Зябко передёргиваю плечами, подхватывая с пола пижамные штаны. Верх лежит придавленный его ногой. Чёрт с ним. Завтра заберу, когда в комнате никого не будет.
– Я возьму цветы? – Горло дерёт как будто после крика. Даже не помню, действительно кричала или просто ртом хватала воздух, а не спросить не могу. Чего мне только не дарили, но так глубоко ещё никто ничем не смог пронять.
– Забирай всё, что хочешь. Здесь всё твоё и для тебя.
Облизываю пересохшие губы, ловя себя на радости, что под полуопущенными ресницами не видно выражение его глаз. Смущаться больше уже некуда.
Быстро собираю физалис в букет и на негнущихся ногах прошмыгиваю за дверь.
– Мне понравилась сказка! – кричит он хрипло.
Я счастливо зажмуриваюсь, прижимая пальцы к припухшим губам.
Вот в чём опасность нахождения рядом с ним – Раду всегда получает всё, что захочет. Всё, без исключения. Даже меня мог бы взять прямо этой ночью, потому что в глубине души настойчиво скребёт разочарование. Остаться хочу. Только хорошо понимаю, что он не настоял тоже из вредности. С уверенностью, что я сама себя проучу как никто другой.
Когда же я перестала ему внутренне сопротивляться? Когда впервые поцеловал?
Нет, раньше. С первого прикосновения к скуле, когда Раду утирал мои слёзы в заснеженном сквере, прежде чем пригласить к себе в машину. И ведь понимаю, что-то участие было притворным, что он таким образом втирался в доверие, но... Чёрт!
Я хотела ему верить, злить, бояться... Хотела провоцировать, сгорать от адреналина. Сама хотела!
Вот и нашёлся ответ. Эти желания, написанные на картах – я в них никогда бы себе не призналась, но все они не его, а мои. От первого до последнего. Мне нужно было кому-то открыться, разобраться в себе, увидеть в мужских глазах не раболепие или похоть, а смелость говорить мне правду в лицо и восхищение мной – такой, какая я есть.
Часть 3. Глава 5
– Всё-таки как много говорит о человеке поза, в которой он спит.
Попытка совместить резкое пробуждение с проверкой наличия у меня гнезда на голове заканчивается матерным всхлипом и мизинцем, ушибленным о спинку кровати.
– Не больше, чем скажет манера заваливаться в чужую постель. Какими судьбами на этот раз? – Беспокойно сдуваю прилипшую к щеке прядь волос.
– Зашёл полюбоваться.
Раду сегодня без линз. Каре-зелёные глаза совсем немного щурятся из-за чего я затрудняюсь определить, насколько он сейчас серьёзен.
Вот поэтому мне нравится просыпаться одной – никаких неловких ситуаций в плане неумытой образины, лохматости и подтормаживающих мозгов.
– И много интересного узнал? Ну, кроме того, пускаю ли я слюну на твои наволочки.
Нарочно язвлю в надежде, что так Раду быстрее уйдёт и мне не придётся краснеть, вспоминая подробности вчерашней ночи. Но по факту уловка не срабатывает. Уголок его рта довольно ползёт вверх.
– Во-первых, – отвечает, накручивая на указательный палец мой локон. – Ты спишь на животе, обняв подушку, а это говорит...
– Что такие люди очень нахальные, – перебиваю, внезапно смутившись его жеста. – Подросткам интересно копаться в психологии, и я не стала исключением. Вряд ли ты расскажешь мне обо мне что-то новое.
– Тогда ты должна знать, что за этим напускным нахальством скрывается ранимость. А ещё повышенная возбудимость. Ты можешь взорваться от слова, а можешь вспыхнуть от касания.
Раду отпускает закрученную прядь и медленно обводит кончиком контур моего плеча. Кожа в подтверждение его слов моментально покрывается мурашками.
Даже простое и привычное в его исполнении чувствуется чем-то за гранью. Я дёргаюсь. Сложно сказать отчего. Я не ханжа. Понимаю чего хочу, не отрицаю определённой симпатии, но что-то постоянно меня тормозит. Может, боюсь разочароваться. Ведь с Антоном мне тоже всё нравилось – ровно до того момента, когда прелюдия перетекала в полноценный акт.
– А во-вторых? – Немного приподнимаю голову.
Теперь наши лица совсем близко, но в то же время без эротического подтекста. Сегодня близость ощущается иначе: неуверенным взмахом ресниц, обоюдной беззащитностью, теплом во взгляде.
– А во-вторых, хочу узнать будут ли какие-то пожелания? – произносит он тихо. – Мне нужно ненадолго уехать.
– Возьми меня с собой. – Твёрдо смотрю ему в глаза. – Обещаю, я не сбегу.
Это не то, что он хотел услышать.
Смотрю, как за какие-то мгновения мальчишеская улыбка становится отстранённой, и у самой внутри чёрт-те что происходит.
Не верит.
– Надень самое красивое платье и дождись меня дома. – У него чуть вздрагивают крылья носа и дёргается край рта. Мягкость продолжает теплиться только в тембре голоса. – Никаких карт этим вечером. Только ты и я.
Усмехаюсь. Вдыхаю полной грудью полынный запах его парфюма и атмосферу лёгкого сквозняка, мгновенно оголившего хрупкость доверия. Как моего к Раду, так и его ко мне.
Он уходит, не дожидаясь ответа, тихо закрывает за собой дверь. И эта тишина давит на уши до самого вечера.
«Ненадолго» превращается в часы нервирующего ожидания. На закате, сбросив новые туфли на шпильке, забираюсь с ногами на кресло. Камин не горит. Без задорного треска поленьев в кабинете неуютно. Нет хозяина и дом кажется пустым.
Бокал вина, выпитый вместо ужина, давно выветрился, а с ним исчезает и приподнятое настроение. Так вот оно как – скучать по человеку. Этого не передать. Я сижу, подтянув колени к груди, и меня мелко потряхивает, потому что мысли в голову лезут правдивые, острые – колются как битое стекло.
У меня нет причин ему потакать, но я надела лучшее платье. Приготовила ужин, не факт, что съедобный, и всё же старалась... Даже было приятно представлять, как Раду отреагирует. Удивится, улыбнётся? Может, молча заглянет в глаза – пристально, жгуче, как только он один умеет?
Никогда не зависела от чужого одобрения, а вот захотелось. Просто так. Это точно оно – то, о чём говорил Раду, лёжа в снегу перед баней. Я готовилась, не ожидая ничего взамен: ни тепла, ни жалости, ни ласки. Мне было бы достаточно его радости.
Ещё спустя пару часов созерцания потухшего камина возвращаюсь на кухню за вином. Бутылка пустеет, а мысли всё там же. Всё с ним же. Что интересно, звук мотора за окном вдруг отзывается странной смесью облегчения и паники. Понятия не имею, как себя вести.
Спросить, почему так долго?
Ждать, когда скажет сам?
Сделать вид, что просто борюсь с бессонницей?
Выйти в прихожую не позволяют обида и задетая гордость, а подняться к себе и притвориться спящей... тревога. Случиться ведь могло что угодно. В итоге решаю допить вино, пустив всё на самотёк.
За один глоток не получается. Раду заходит, когда я слизываю с губ безвкусные рубиновые капли. На несколько секунд зависаем, разглядывая друг друга. Вид у него какой-то чумной – верхние пуговицы рубашки расстёгнуты, на голове хаос, на примятом воротнике следы туши. Глаза сверкают как у пьяного, хотя выпивкой от Раду не пахнет. Пахнет духами: цветочными, тонкими. Живописно, в общем, выглядит. Во всяком случае его вечер прошёл куда более насыщенно, чем мой.
Знаю, нельзя обвинять, не поговорив и основываясь только на своих домыслах. Можно таких дров наломать, что потом никакие извинения не помогут. Но вина во мне сейчас даже больше чем крови, а мерзкий голос комплексов уже не заткнуть.
Ты не нужна такому, как он, Влада. Проблемная. Неуправляемая. Конопатая. Не унижайся. Он может получить любую. Тебя опять высмеют.
Уже который мужик бежит от меня туда где проще. Туда, где можно потешить эго, не совершая лишних телодвижений. Обидно, я ведь почти поверила, что он особенный. И вдвойне обидно, что я сейчас стою как дура рядом с накрытым для него столом, в своём лучшем платье, пока он...
Ощущение собственной ненужности дерёт горло колючим спазмом.
– Ого... Не ожидал, честно говоря.
Его ошалевший взгляд проскальзывает по мясной нарезке и возвращается к виднеющимся над вырезом платья ключицам. Раду сглатывает, словно выбитый из реальности, заставляя, несмотря на гнев, смутиться своих стараний.
– Где ты был? – спрашиваю потому что не могу не спросить. Домыслы сведут меня с ума.
– Ездил по делам, – бросает он туманно.
Мне такого ответа недостаточно, но тянуть подробности клещами не имеет смысла. В коротком ответе категорично прозвучала точка.
Я растягиваю губы в подчёркнуто вежливой улыбке, взбалтывая остатки вина в бокале.
– Надеюсь, ты не против, что я тут похозяйничала?
Голос не слушается меня, звучит бесцветно и сломлено.
– Я... Чёрт возьми, девочка, ты меня сразила. В лучшем смысле слова.
Он улыбается. Мышцы на напряжённом лице расслабляются. А у меня щёки вспыхивают от бессильной горечи. Не таким мне представлялось его возвращение.
– Я тебя дождалась, вырядилась – всё как ты просил. Стол накрыла, это вместо вечера тет-а-тет. Мы на сегодня в расчёте. С твоего позволения я поднимусь к себе.
Не дожидаясь ответа, плавно ставлю бокал на стол. Боюсь выплеснуть остатки ему в лицо, так внутри всё клокочет и жжётся.
– Ты останешься.
Вот так вот просто. Сказал как отрезал. Без извинений, объяснений или что там обычно говорят оступившиеся мужчины.
Повисает неловкая пауза. Раду так и стоит, лениво поигрывая ключами от машины. Ох, сколько же всего охота ему высказать! Пусть тоже почувствует... пусть поймёт, что он... что я его...
А что, собственно, понимать? Влюблённая дура.
Не выдержав правды, отворачиваюсь к окну. Сжимаю зубы, чтобы не дрожал подбородок.
– Рассказывай, что опять случилось?
Раду горячо дышит мне в макушку, накрывая ладонями голые плечи.
На меня накатывает бессилие. Я ведь места себе не находила, столько всего в голове перекрутила, переживала, а у него дела. Ответил, как отмахнулся.
– Не могу больше. – Получается сипло. Вдыхаю поглубже, сглатывая слёзы. – Уехать отсюда хочу.
Не то чтобы я раньше горела желанием здесь оставаться, но было терпимо. Теперь находится рядом и понимать, что в его жизни есть или может появиться другая женщина невыносимо. Не хочу быть просто гостьей на птичьих правах.
– Посмотри на меня, – требует Раду тихо, пытаясь повернуть меня к себе лицом.
– Не трогай меня! – взрываюсь, шлёпаю его по пальцам. – Не смей после других...
– Да, твою мать! Это что ещё за представления?!
От резкого рывка бретелька платья врезается в кожу. Мне ничего не остаётся, кроме как потерянно уткнуться лбом ему в грудь.
– Влада... ты что, плачешь? – растерянно спрашивает Раду, удерживая меня за подбородок.
Отнекиваться глупо, поэтому молчу.
– Это из-за меня, Чертёнок? Потому что задержался? – продолжает допытываться он, пальцем стирая солёную влагу с моих губ.
– Нет, потому что духами чужими за версту разит.
Теперь уже молчит Раду. Зелёные глаза смотрят виновато. Между бровями появляется хмурая складка. Потом вдруг тихо, очень хрипло, так что голос чужим кажется, добивает:
– Ты меня ревнуешь?
Я обескуражено вздыхаю. Лучше бы дальше в молчанку играл, чем спрашивать в лоб такие вещи. Тем более, когда ответ так очевиден.
– Да, ревную, – признаюсь шёпотом. – Доволен?
Часть 3. Глава 6
– Это не то что ты думаешь.
В голосе Раду ни тени мягкости. Он не оправдывается – ставит перед фактом. А я...
У меня впервые нет чёткого понимания, куда вести разговор, чтобы завершить его достойно. Не осталось ни ясного ума, ни холодного сердца. Меня просто кидает из крайности в крайность: от желания закатить скандал, до попытки сорваться наверх и забаррикадироваться от целого мира. Но Раду и здесь на шаг впереди, руки в замок сцепил над моей поясницей – не сдвинуться.
– Тут разве могут быть варианты? – Дыхание рвётся, мысли не складываются. – Я смирилась даже с тем, что ты решил так жестоко со мной поиграть. Я приняла это, понимаешь? Приняла твои горящие глаза за чистую монету... А ты!..
– Что я? – уточняет он с вымораживающим спокойствием.
Действительно, а что он? Думала такой пресмыкаться будет? Запинаться как Тоха, расстилаясь тряпочкой у моих ног? Этот не будет. Он с самого начала повода так думать не давал. Так чего я, спрашивается, заламываю руки? Хотела сильного мужика? На те – любуйся, радуйся. Только радость какая-то с примесью дёгтя.
Беспомощно стучу ладонью по широкой груди. Смотрю ему в глаза. Слишком долго. Слишком близко, чтобы сопротивляться гипнозу. От безысходности хочется обнять Раду за шею и умолять найти хоть какое-то вменяемое оправдание его внешнему виду, и тут же хочется высказаться, какой же он негодяй.
Вино кружит голову, и я прикрываю глаза, делая вдох за вдохом, пока частично не возвращаю себе самоконтроль. Слова не идут, с трудом нахожу в себе силы демонстративно оттянуть воротник его рубашки.
– И что это, по-твоему?
Если бы я не была так раздавлена, то поаплодировала бы его умению вывернуть ситуацию таким образом, что оправдываться в итоге приходится мне. И да, мне такая роль не по нраву. Но гордо развернуться, уходя от разговора, увы, не представляется возможным.
Раду снова загнал меня в угол.
– Тушь, – произношу спокойно. Так спокойно, как только позволяет заплетающийся язык и тотальный раздрай в груди.
– Тушь, – ровно повторяет он. – И как эта тушь могла на мне появиться?
– Вряд ли ты решил перед выходом подкрасить ресницы. – Неожиданно нахожу облегчение в колючем как стекловата смешке.
– Меня мои устраивают. – Край его губ на мгновение вздрагивает в улыбке. – И твои реснички, кстати, мне тоже очень нравятся. Они так приятно щекочут, когда ты кладёшь свою бедовую голову мне на грудь...
– Уводишь разговор в сторону? – Наверное, глупо ждать, что он выложит правду, но смолчать не получается.
– Увлёкся, – сухо отзывается Раду. – Итак, мы выяснили, что кто-то накрашенный оставил следы на моём воротнике. Тебя в этом ничего не смущает?
– Важнее, смущает ли это тебя.
У него едва заметно дёргаются желваки на скулах.
Тоже закипает.
– Меня бы смутили засосы, царапины или помада. А от этого пятна меня трясёт. Потому что ни дождя, ни даже снега, чтобы эта тушь потекла, сегодня не было. Надо было как минимум поплакать, не находишь?
– Ты меня сейчас пытаешься упрекнуть? – Хмурюсь, впрочем, уже менее уверенно.
– Я пытаюсь разжечь в твоей красивой пьяной головушке проблески разума. Вечером одна такая же невменяемая красавица на перекрёстке вдруг решила шагнуть на зелёный. Стояла себе и выскочила на дорогу, как только поток движения тронулся. Я на пару секунд поверил, что сбил человека. И знаешь какая мысль мне первой ударила в голову?
Не знаю. Просто молчу, поражённая остротой его надлома.
– Я думал о том, что если меня закроют, то ты же, зараза, ни черта ждать не будешь. Вернёшься назад к своим фолловерам и постараешься забыть меня как страшный сон. Испугался, что всё то, через что мы прошли, было зря.
И столько агрессии в голосе, скрывающей страх... Нет, я до сих пор убеждена, что лжец, пойманный с поличным, будет ужом вертеться, пока факты не затянутся петлёй на шее. Но так не лгут. Так даже правду не каждый выдаст – с надрывом в каждой букве и изумрудным штормом в глазах.
– Она в порядке? – рвано выдыхаю через ком в горле.
– Плечо ушибла о боковое зеркало. Максимум хороший синяк заработала. Дольше истерику успокаивал. До сих пор волосы дыбом. Послушай, я не буду извиняться и оправдываться за то, чего не совершал. Надеюсь, тема закрыта?
Пьяная злость трещит по швам, пропитываясь чуждым мне доверием. Не уверенностью, что он сделает так, как я хочу, а пониманием, что мне с большой вероятностью понравится любое его действие.
Я не знаю, что сказать. Просто по-детски широко и глупо улыбаюсь.
Раду не изменял.
Руки сами собой проскальзывают ему за шею. Встаю на носочки, чтобы ткнуться носом в колючую щёку.
– Успокоилась? – произносит он уже мягче. – Теперь встреть меня как надо.
А как надо?
Подскажи. Меня не учили.
Вопросительно заглядываю Раду в глаза, но вместо ответа он подхватывает меня под ягодицы.
– И что ты делаешь? – Убираю волосы с лица, крепче сжимая поджарый торс ногами. Сердце колотится о грудную клетку бешено, больно. Дыхание частое, рваное разбивается о его губы, разгоняя по венам жидкий огонь.
– Вырабатываю мышечную память, – шепчет Раду хрипло, настолько хрипло, что кожу обсыпает мурашками. – Всегда меня так встречай. А сейчас скажи, к кому я спешил домой?
– Ко мне? – Льну ближе, вдруг понимая, что мне недостаточно его голоса и поверхностных прикосновений. Внутри становится горячо-горячо, мысли скачут: неуловимые, дерзкие. Будто и не было часов ожидания, злости, обиды и прочего... незначительного, надуманного.
– Умница. О ком я думал целый день? – продолжает Раду, позволяя мне царапать губы о щетину на его нижней челюсти.
– Обо мне, – отзываюсь уверенней. Тепло его тела подогревает играющее в крови вино, бьёт по мозгам, позволяя делать то, что ещё утром казалось неприемлемым. Я цепляю зубами кожу над дёрнувшимся кадыком и под общий стон зализываю место укуса. На языке остаётся горечь табака и чужих духов. Хочу, чтобы он пах только мной.
– Для кого я привёз подарок? – Со сковывающей движения неохотой он опускает меня на пол, а руками так и продолжает сминать задравшееся платье.
– Для меня...
Покачиваемся, притираясь бёдрами. Гладимся друг о друга лицами: подбородками, лбами, носами. И редкий поцелуй подарит хоть вполовину такой букет ощущений. Это созерцание сквозь закрытые веки, бешеное притяжение, идущее изнутри и подсказывающее теснее вжиматься друг в друга, потому что того, что есть уже недостаточно.
– А ты его заслужила?
В тягучем вопросе чудится проверка, но мысли едва ворочаются, словно затянутые в трясину.
– Подаришь, значит заслужила. – Интерес не получается изобразить даже ради приличия. Все мои желания сосредоточены в пределах его тела.
Я вообще перестаю отдавать себе чёткий отчёт в происходящем.
Кажется, врезаемся в дверной косяк. На мгновение дух вышибает, но пустота тут же заполняется новыми прикосновениями и короткими поцелуями. Пытаюсь достать из его брюк концы рубашки и непонимающе ахаю, когда Раду решительно отводит в стороны мои руки.
– Забудь. Ты пьяная в стельку.
– Так воспользуйся, – шепчу еле слышно.
– Не сегодня, – отзывается он ещё тише. – Останься до конца хорошей девочкой.
Мне неохота, но спорить слишком ленно. Позволяю накинуть себе на плечи куртку. Ботинки обуть не получается. Я больше мешаю, чем помогаю. В итоге стукается лбами. Раду просит подождать у двери.
Порыв холодного ветра слегка отрезвляет, но хватает этого на пару мгновений. Аккурат до момента, когда Раду протягивает мне сонный рыжий комочек.
– Теперь тебе будет кому на меня жаловаться. Дашь ему кличку?
– Радик. – Утыкаюсь носом между кошачьих ушек. Пушистая шерсть щекочет лицо и пахнет молоком.
– От слова «радость»?
– От слова «Раду».
Пошатываюсь. Нехотя позволяю ему забрать у меня котёнка и вернуть рыжика в коробку. Наверное, сейчас так действительно лучше.
Впервые позволяю кому-то решать за меня, как лучше. Безоговорочно. С благодарностью.
Осознать как следует этот факт мне не дали. Раду запирает дверь, уводит меня в свою спальню, опускает на пол коробку и толкает на кровать. Спросить, значит ли это, что он пересмотрел степень моего опьянения, мне тоже не дают.
Как-то до обидного быстро стащив с меня платье, от которого я столько времени безуспешно пыталась избавиться, он накрывает меня одеялом и только затем ложится сверху.
– Будешь любить своего Радика?
– Уже люблю... – Даже сквозь алкогольный туман чувствую, как сердце ошибается, от такого правильного и желанного веса, вдавливающего меня в матрас.
– А меня?
– И тебя, дикарь. Я люблю тебя.
