412 000 произведений, 108 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Яна Лари » Хозяин моих желаний (СИ) » Текст книги (страница 12)
Хозяин моих желаний (СИ)
  • Текст добавлен: 26 июня 2025, 10:10

Текст книги "Хозяин моих желаний (СИ)"


Автор книги: Яна Лари



сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 15 страниц)

Часть 3. Глава 7

Когда я просыпаюсь в первый раз, то вижу змею, набитую на предплечье Раду. Он размеренно дышит, прижимая меня к груди. В голову закрадывается мысль, что хорошо бы наведаться в ванную, привести себя в порядок и выпить аспирин, но вместо того, чтобы подняться, я снова прикрываю глаза, прижимаясь спиной к его уютному, тёплому телу.

Второй раз просыпаюсь уже одна. Раду оставил вмятину на соседней подушке, стакан с водой на прикроватной тумбе и шумного рыжего товарища, с одержимостью бульдога грызущего угол подарочной коробки.

Удивительное утро. Мне впервые не хочется продумывать на берегу, в какую сторону грести сегодня. Окунаюсь в новый день с бездумным наслаждением. Будет так, как будет, а пока мне всё очень нравится.

С котёнком на руках подхожу к окну, привлечённая громкими хлопками.

Раду стреляет по жестяным банкам. Морозный полдень слепит глаза, но его меткость заставляет одобрительно улыбнуться. Люблю когда мужчине есть чем впечатлить.

– Тебе, малыш, разве не говорили, что ты кот, а не собака? – Треплю между ушек цапнувшего меня бандита. Тот незамедлительно вгрызается в мой палец. – А-а-а! Ёж-твою-жеж-мать!

С царапающимся паршивцем подмышкой прыгаю по комнате, держась за руку.

– Тихо-тихо... Ты мне тоже сразу понравился, – приговариваю, отправляя вредного котёнка в коробку, и только потом облегчённо выдыхаю, падая на прохладные простыни.

За окном продолжает палить ружьё, а у меня внутри порхают бабочки. Чувство такое пьянящее, будто сегодня должно произойти что-то особенное. Я не хочу это торопить, просто лежу, раскинув руки, отдавшись предвкушению.

Обычно счастье всегда где-то в будущем, почему-то не такое яркое, каким представлялось и очень редко оно бывает, как сегодня – «сейчас». Я всё ещё плыву на волнах безмятежности, поэтому не сразу понимаю, обо что вдруг зацепился рассеянный взгляд.

Застыв в замешательстве, всматриваюсь в ровный ряд многотомников, выстроившийся на книжной полке. Сверху виднеется край блокнота, расписанный красными маками. И когда до меня доходит, что конкретно с ним не так, лёгкости в теле как не бывало.

Годами я изливала душу в похожий. Вот и пятно от потёкшей пасты в углу. Листаю и чувствую хлынувшую по телу волну холода – словно стужа в дом ворвалась.

«На улице тепло и солнечно. Я хотела отпроситься к Оле Вельской в гости. Слышала, как на перемене Игорь договаривался с её братом поиграть в приставку. Не успела. Родители опять куда-то ушли. Мама не говорит, но я знаю, что она папу очень сильно любит. Она будто его тень. Наверное, поэтому у неё никогда нет времени на меня.

А Игорь классный. Он очень вежливый и его мнение все уважают. Если мы подружимся, то Самсонова больше не будет высмеивать мои веснушки. Строит из себя королеву, а в башке кроме амбиций ничего. Даже списывать не умеет»

«Сегодня опять приходил Родион. Мы занимались целых два часа. Игорь помог достать большого полосатого паука. Очень страшного! Хотела подбросить его Родиону в рюкзак. Надоело, что этот всезнайка постоянно смотрит, когда думает, что я не вижу! От него что-то непонятное идёт. Мне неуютно. Я боюсь его. Я не знаю, зачем он сюда ходит. Отец ему даже не платит. Повёрнутый на математике зануда. Правильный весь такой до тошноты. Мне никто не верит, что он притворяется. Думала, он напугается, ну или разозлится и уйдёт пораньше. Ага, Родион этого паука в руки взял! Ещё и погладить ехидно предложил. Да я чуть в штаны не наложила, пока вытряхивала эту мерзость из спичечной коробки!»

«Игорь сегодня сказал, что я самая красивая в классе. Жаль, что Самсонова не слышала. Никто не слышал. Я долго рассматривала в зеркале свои веснушки. Мама тоже называет меня красавицей, но это другое. Намного приятнее»

Тут я не сдерживаю злого смешка, обводя пальцами нарисованные сердечки. Сопляк даже не подумал заступиться, когда Самсонова вырвала следующие листы с по-детски восторженными одами Игорю и тыкала их под нос всем желающим.

Мои первые чувства прилюдно высмеяли, а доверие дружно отпинали.

Я стояла и ждала, когда Игорь заткнёт толпу, повторит всё то, что мне говорил, а он смеялся громче всех.

До сих пор в ушах стоит его: «Раскатала губу, конопатая».

Тоже хорошим прикидывался. Трус бесхребетный, ненавижу.

Родион тогда поймал меня в коридоре. Спросил, почему я плачу. А у самого глаза как у зверя за стёклами очков горели. Заступник хренов, чем он мог помочь? Пнула его в колено, сбежала. Последнюю неделю учебного года я просидела дома, переживаниями доведя себя до болезни, а Родион сразу после выпускного уехал. Позже уже узнала, что он тогда всё-таки выцепил Игоря в школьной раздевалке. Не знаю, о чём они говорили, но мой несостоявшийся кумир обмочил штаны.

Странно, но я не злорадствовала. Вот ни капли. Даже глубоко в душе. За лето я научилась ценить своё время и мнение. Больше никаких внутренних диалогов с теми, с кем не доспорила или не высказала обиду. Зачем кому-то мстить и что-то доказывать, когда можно просто вынести раздражитель за пределы своих интересов и потратить сэкономленные силы на себя.

А вот здесь и сейчас привычная установка слетает. Лес, мужчина, четыре стены. Куда это, к чёрту вынесешь?!

Меня рвёт на части от эмоций. От растерянности до ярости.

Раду. Радик. Родион...

Уродские очки, монотонный голос, скучные рубашки. Настолько безликий, что даже внешности его сейчас не вспомню. Он с самого начала знал обо мне всё: мои мысли, переживания, чувства. И решил так жестоко использовать. Любовь ему, значит, моя нужна. Циничная, честолюбивая сволочь.

Злость бурлит во мне, заставляя колени подгибаться. Надеюсь, он доволен собой. Что я ему там вчера про чувства пьяная лепетала? На шею вешалась. В штаны залезть пыталась. Блестящий результат за кратчайшие сроки!

Сучёнок Савицкого может собой гордиться.

Под равномерные звуки пальбы возвращаю дневник на место. Торопливо пересматриваю содержимое ящиков. Вопросов почти не осталось, только нюансы, которые неплохо бы выяснить, прежде чем прижать его за яйца.

​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​С водительского удостоверения на меня строго смотрят зелёные глаза. Сердце начинает стучать быстрее, словно мне нужно высказать накипевшее прямо сейчас, а я путаюсь в мыслях, не зная с чего начать.

Цепеш Родион Дмитриевич.

Но почему Цепеш, чёрт возьми?!

Условно не солгал. Недоговаривать это ж не преступление.

Далее: день, месяц, год рождения.

Парню скоро стукнет двадцать восемь. Одиннадцать лет ни слуху ни духу, а как понадобилась, решил взять измором. Время – деньги. Да, дорогой?

Взбегаю на мансарду. Нужно взять себя в руки. Нужно привести в порядок мысли, только вот те не приводятся. Взгляд падает на букетик физалиса, и во мне словно батарейка садится. В горле застревает удушающий ком. На глаза наворачиваются предательские слёзы.

Какой-то сюр вообще. Раньше бы я уже сорвалась вниз и чётко обозначила, каким маршрутом и почему катиться его планам, а тут... будто со мной и не со мной всё происходит, будто я продолжаю спать.

Пальцами безотчётно провожу по хрупким фонарикам. Внутри что-то переворачивается, подсказывая, что просто отсечь в этот раз не получится. Мне не так легко от него отказаться, как хотелось бы.

Часть 3. Глава 8

Душ остудил голову, но не привёл в порядок мысли. За внешним спокойствием тлеет паника. Как поступить, чтобы не навредить себе сильнее, непонятно.

Когда Раду заходит ко мне в комнату, я отворачиваюсь к окну. Не горю желанием его сейчас видеть, однако понимаю, что стоит ему по-настоящему исчезнуть и начнётся ломка.

А если оставить всё как есть?

Кто мне признается, сколько людей видело во мне только марионетку? Может, Савицкий?

А папа? Он сможет, глядя мне в глаза, сознаться, что отдал меня на потеху чужаку? Что позволил раздевать, ставить на колени, шантажировать?

Боже...

Я верила, что меня будут искать. Секунды не сомневалась. А меня... Продали? Предали? Недоглядели? Мной оплатили старый долг? Что?!

– Ты не спустилась ни завтракать, ни обедать. – Раду останавливается за моей спиной, заставляя прикрыть глаза. – В честь чего голодовка?

– Я недавно проснулась. – Мышцы бьёт мелкой дрожью. Сжимаю зубы, удерживая внутри странный отупляющий и одновременно острый холод.

Заторможенность не истерика, но всё же навевает определённые выводы, а он не отпустит, пока не добьётся согласия. Надо молчать, это мой единственный шанс разобраться.

Раду одним движением разворачивает меня к себе. Слишком неожиданно и слишком быстро. Я не успеваю стереть с лица остатки сплина.

Внутри всё сопротивляется, требует отстранить источник боли. Давлю в себе и это. Какое-то противоречивое нездоровое удовольствие идёт от горячих рук, сжимающих мои ледяные плечи. В ушах звенят насмешкой его предостережение, то самое про перепад температур, блокирующих кровоток, и последующее омертвение тканей. Не уберёг. А я ведь даже согласия на брак ещё не дала.

– Что случилось?

Раду стоит чуть расставив ноги, одной рукой продолжает удерживать плечо, другой проводит по щеке. Мысли вышибает. В лёгком прикосновении столько всего, что не разобрать чего во мне больше: желания вырваться или потребности прильнуть ближе.

Он ждёт ответа, а я молчу. Горло сдавливает невидимой рукой.

– Жалеешь о сделанном спьяну признании? – предполагает он. Если бы... Почему-то вздрагиваю, когда его губы прижимаются к моему виску. – Хочешь забрать назад свои слова?

– А ты их отдашь?

Теперь молчит Раду. Просто закладывает мою руку себе за шею. Дыхание сбивается, я опускаю глаза. Его взгляд жжётся как открытое пламя. Мне нужно как-то объяснить своё состояние. Нужно отвлечь внимание. Но получается только беспомощно сжать в кулак напряжённые пальцы.

– Разве что в обмен на желание, – в его голосе слышится улыбка и неуместная, почти обидная заинтересованность.

– Какое?

– Давно хотел, правда. – Он оттесняет меня назад к окну и усаживает с ногами на подоконник. Сам остаётся стоять сбоку, неторопливо скручивает мои волосы в жгут и перекидывает через плечо на левую грудь. – Сперва я поцелую все твои веснушки. Везде. Каждую.

– Не нужно говорить о них, как о чём-то особенном. Я не комплексую.

– Они особенные, – с нажимом произносит он у самого уха. – Ты можешь думать что угодно, но не стоит посягать на моё мнение.

Я покорно обхватываю ноги руками, укладываясь щекой на колени. После режущего глаза света под закрытыми веками пляшут цветные круги. Очень хочется зажмуриться крепче и помотать головой, чтобы избавиться от неопределённости. Он правда так считает или умышленно использует то, о чём прочитал в дневнике?

Раду касается задней части моей шеи сомкнутыми губами. Порхающие прикосновения заставляют сердце тоскливо сжиматься. Я сейчас настолько разбитая, что понимаю, если он надавит, не смогу сопротивляться – проведу в этом плену оставшиеся недели.

В качестве женщины, которой он одержим, я бы осталась.

Но ведь отец чётко обозначил цель Раду:

«Два чужих человека всегда будут перетягивать одеяло каждый на себя. Только общие дети направят ваши интересы в единое русло и приумножат капитал. Это жизнь. Почему он это понимает, а ты упираешься с категоричностью подростка? Откуда в тебе такая инфантильность?»

Это не инфантильность, папа. Это – самоуважение.

Мне бы хватило половины прибыли. Сложнее доверять человеку лишь наполовину, зная какими методами он заполучил моё согласие.

Мой страх и мой стыд были настоящими! Я их прочувствовала от и до. А человек, чьи губы по мне гуляют – кто мне признается, где в нём заканчивается личный расчёт?

Раду прекрасно знал, что я упрусь. Я изначально приняла попытку устроить наш брак в штыки. Пример такого договорного союза – его родители: семья только на бумаге, чужие люди. Сколько лет они в сумме продержались вместе под одной крышей? Если не ошибаюсь от силы года три. Ни черта их деньги не сплотили. Неудивительно, почему сын, который, следуя этой логике, должен был скрепить их семью, даже не носит фамилию отца.

– Где ты, Влада? Такое чувство, что целую камень.

Моё напряжение слишком явное. Я не понимаю, как себя теперь вести. Не знаю и всё.

Чего Раду ждёт от избалованной мажорки? Наверное, сиюминутных, пустых капризов. Он же такой меня видит, да?

– Я не привыкла жить в клетке. – Раздражённо передёргиваю плечами, отмахиваясь от тепла его губ. – А ты меня держишь в четырёх стенах. Я в них задыхаюсь.

– Ну пошли, прогуляемся.

По его ровному тону не понять, поверил или нет. И не проверить никак, не вызвав подозрений.

– Погуляли уже раз. Мне не понравилось. – Демонстрирую ровно столько упрямства и самоуверенности, сколько могла позволить себе до похищения, пока мороз не заставил пересмотреть приоритеты и пугающий хозяин дома не разложил передо мной колоду карт.

Нет, Раду даже бровью не ведёт, не спешит угождать, не предлагает альтернативу. Но теперь я знаю о нём главное – жена ему нужна здоровой и желательно покорной.

Рисковать своим золотым инкубатором он не станет. В первый раз он позволил мне думать, что не кинется следом. Как бы не так.

​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​Раду будет возвращать меня столько раз, сколько я хлопну дверью. Значит, уйти нужно так, чтобы наверняка. А там, когда я не буду от него зависеть, посмотрим, на что он ради меня действительно готов.

Осталось придумать, как это провернуть.

– Раз крутишь носом, значит ещё не задыхаешься. Пошли, накормлю тебя и всё образуется.

Ни дальнейших расспросов, ни уговоров, простое «продолжим разговор позже». Я тоже не горю желанием обсуждать моё настроение, поэтому слезаю с подоконника и следую на кухню.

Едим молча. Его настороженность такая же осязаемая, как моя скованность. Понимаю, что веду себя подозрительно, но резко удариться в легкомысленный трёп тоже не выход. Одно дело злиться открыто и совсем другое позволить ему думать, будто мне есть что скрывать.

Раду подкрадывается внезапно, когда я домываю посуду и без слов смыкает ладони в замок на моём животе.

– Никогда не думала, что не буду знать, о чём заговорить с мужчиной, которому призналась в любви. Мне категорически нельзя пить. – говорю ровно то, что он, судя по всему, ожидает от меня услышать. – Я поторопилась.

Раду крепко прижимает меня к себе, не оставляя никакой возможности отстраниться. Единственное, что я могу – радоваться своей смекалке. И наслаждаться тем, как уютно его подбородок упирается мне в плечо.

– Всё в наших руках, – глухо выдаёт он, явно злясь. – Нас сблизили карты. Твоё тело меня уже узнаёт, но голова ещё не приняла.

– И что теперь – открутишь мне голову? – Усмехаюсь колюче.

– Нам необязательно усложнять. Давай на один день опять станем детьми. Вот у кого действительно всё понятно и просто: говорят то, что думают, делают, то, что хотят. – Он помогает мне убрать последнюю тарелку в сушилку и подаёт полотенце для рук.

– Дай угадаю. А хочешь ты, чтобы мы поднялись в спальню.

– Без разницы куда. Я просто хочу быть с тобой рядом. Где угодно.

Ага. В горе и в радости...

Часть 3. Глава 9

– Как звали твою мать? – задумчиво спрашиваю, поглаживая за ушком задремавшего на груди у Раду котёнка. Мелкий бандюган, кажется, сам выбрал себе хозяина. Остаётся ему в глубине души позавидовать, ведь меня таким правом обделили.

– Илеана, – Раду смотрит в потолок, то наматывая на палец, то разматывая прядь моих волос.

– Необычное имя.

– Елена, если перевести на русский.

– Прости, – тихо произношу.

Всего одно слово, но он кивает, подтверждая, что понял. И всё. Никаких упрёков или фальшивых заверений, что для него разбитая кукла мелочь. Тема закрыта достойно и наглухо.

Раду словно издевается, методично связывая меня по рукам и ногам. Сначала предложением проваляться остаток дня в постели, на деле абсолютно невинного с учётом градуса наших отношений. Затем ослабив поводок – полным отсутствием давления и попыток что-либо навязать.

Как-то незаметно мы начали обсуждать кошачьи повадки, причуды. Потом, как Раду на спор научился готовить, как я мечтала ездить верхом, при этом жутко боясь лошадей, как плакала над сбитым голубем, как он дрессировал бельчонка...

Слово за слово неожиданно разговорились. Весь день проболтали ни о чём и как-то незаметно я обнаружила себя пригревшейся у него под боком. Обида немного отпустила, улеглась. Я даже вскользь задумалась над возможностью оставить всё как есть. Порыв, как оказалось, опрометчивый.

– Готова тянуть карту?

Всё то время, пока я без задней мысли делилась воспоминаниями, Раду прекрасно помнил ради чего мы здесь. Но толковых идей как вырваться из-под его влияния за день так и не появилось.

Я неопределённо пожимаю плечами, понимая, что если сейчас пустить ситуацию на самотёк, потом справиться с ней будет гораздо сложнее.

Раду отстраняется, уже привычным движением достаёт колоду из заднего кармана и растягивает карты в ровный ряд между нами.

– Пусть будет эта. – С безразличием простукиваю ногтями по ламинированному прямоугольнику.

Разницы никакой. Желания что-то делать тоже. Мысленно вновь перебираю способы выторговать назад свою независимость. Вот ради неё я сейчас готова на что угодно: просить, умолять, зарезать барана в центре пентаграммы. Только вот Раду ничего этого не нужно.

Нахмурившись, решительно переворачиваю карту. Бездействие угнетает.

– Туз, как ты и хотела, только без вычета карты, – он чему-то усмехается, ловко убирая себе за спину потянувшего лапу к картам котёнка. – А ты говоришь, Радик тебя не любит. Негодник даже помочь порывается.

– Я придумала. – Перехватываю его руку, мешая убрать колоду. – Тяни следующую карту. Выполнишь то, что на ней будет написано за меня.

Его взгляд проскальзывает по пурпурным, полностью идентичным рубашкам и замирает на мне.

– Может, ещё подумаешь? Тузов осталось всего два.

Выражение его чуть расширенных глаз настораживает. Как и тень нервозности, скользнувшая по лицу.

– В самый раз. Хочу вычесть один день плена за твой счёт.

– Мне показалось... – Он порывисто выдыхает. Чувствую, как напрягается кисть под моими пальцами, сжимаясь в кулак. – Для тебя это по-прежнему только плен?

Объяснение вроде и правдивое, логичное по крайней мере, а всё равно какое-то притянутое за уши. Больше подозрительное, конечно, ведь даже куклу Раду согласился разбить практически не торгуясь.

– Возможно, не только плен, – Пытливо прищуриваю один глаз. – Во всяком случае начинаю сомневаться. Вот и помоги мне разобраться в себе.

– Ты сегодня решила добить меня невыполнимыми квестами?

Смешок негромкий и с отчётливым оттенком раздражением придаёт его реакции совсем уж нехороший подтекст.

– Что-то я не пойму, тебя моё желание не устраивает, что ли? – Разбиваемая противоречием между подозрительностью и, по сути, наивным доверием к Раду, отпускаю его руку. Скованно отстраняюсь. – Там же нет ничего такого, чего бы не пришлось делать мне. Тяни карту, говорю.

Он долго молчит, поджигая во мне кровь одним взглядом. Проскальзывает кончиками пальцев по моему предплечью, но от недавней мягкости в этом жесте ничего. Если та вообще была когда-то настоящей.

Наконец, Раду усмехается. Чуть прикусив губу, кивает вниз, указывая на карточный ряд.

– Вытяни её для меня сама.

Вытягиваю пиковый туз. Точно такой же, как предыдущий.

– Ещё одну? – Раду неторопливо ведёт рукой над картами в ироничном раздумье.

Я стискиваю челюсть, глядя на очередной, уже третий, пиковый туз, часто дыша и умоляя себя успокоиться.

Ну, мухлевал и что? Меня же недавно от паники разрывало, как бы с первой карты не вытянуть чего позабористее! И слава богу, что всё обошлось... А вот, собственно, чего тянул? Щадил мою психику нежную?

Ну да, ещё ж под венец тащить. На черта ему наследник от полоумной.

В моменты, когда я не терзалась чувством стыда или страхом, конечно, сомнения в его честности проскакивали, но мне тогда не было особой разницы, в какой последовательности выполнять желания. Так было, пока я верила, что Раду хочет заполучить именно меня. Сейчас его конечная цель под большим вопросом. И это всё кардинально меняет.

– В придачу ко всему ещё и жулик...

– Нужно было нагнуть тебя сразу с порога? – резко осекает меня Раду. – Я дал тебе время привыкнуть. В чём проблема?

Ни капли раскаяния. Ни в мимике, ни в тоне.

– Проблема в том, что ты врёшь, как дышишь.

Я резко сажусь, но подняться дальше пока не получается. Смотрю на затихшего котёнка невидящим взглядом, всё так же часто дыша и не зная, с чего лучше начать. Разочарование напополам с облегчением рвут меня на части. Вот он, мой шанс.

Я солгу, если скажу, что не хочу остаться. Хочу. Но отдаю себе отчёт, что повелась на образ. Пусть одержимый и дикий, но приемлемый образ, к которому ещё можно объяснить своё влечение. Образ совершенно несоответствующий реальности.

– Посмотри на меня. – Голос требовательный, с хорошо скрытой тенью обеспокоенности. Я её слышу только потому, что знаю, у Раду есть веский повод переживать сейчас за приумножение своих капиталов.

​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​– Видеть тебя не хочу.

– Что, даже по морде не заедешь?


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю