Текст книги "95-16"

Автор книги: Ян Рудский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 10 страниц)

– Герр Лютце! Леон Траубе был моим другом, вы можете мне доверять. Несколько секунд они молча глядели друг другу в глаза.

– Вы видите, куда я попал? – тихо спросил Лютце.

– В больницу.

– Вот именно! В больницу.

– Герр Лютце! Ведь теперь этим делом занялась полиция, вам больше ничто не угрожает…

– Вы получили чемодан?

– Нет, он пропал странным образом. Какой-то человек пришел в камеру хранения, описал содержимое чемодана и забрал его перед самым нашим приходом.

– Вот именно! – повторил Лютце.

Шель был разочарован. Он рассчитывал на помощь Лютце, но тот обманул его надежды, был напуган случившимся и боялся говорить откровенно. Шелю стало вдруг не по себе. Он был совершенно один и беспомощно топтался на месте под неусыпным наблюдением чужих, враждебных глаз. Все, за что он пробовал ухватиться, лопалось, как мыльный пузырь.

Глядя на болезненное бледное лицо Лютце, он лихорадочно искал способ сломить его упорное молчание. Доктор Менке не внес в дело никакой ясности, Лютце попадает под автомобиль, багажная квитанция приходит по почте, чемодан исчезает, старый служащий на вокзале ничего толком не знает. А теперь вот и Лютце отказывается помочь. Шель в бессильной ярости сжал кулаки.

– Герр Лютце! – сказал он. – Поверьте, все, что вы мне скажете, я сохраню в строжайшей тайне. Вы единственный человек, который может помочь мне разобраться в этих запутанных делах. Доверьтесь мне. Что Леону было от меня нужно? Почему он покончил с собой?

– У вас нет других забот? – спросил Лютце.

– Это все, что вы можете мне сказать?

– Нет, не все. Я вам дам хороший совет: никому не доверяйте и уезжайте из Гроссвизена как можно скорее.

Шель все еще не сдавался.

– Кто вас сшиб?

– Автомобиль.

– Но кто?

– Не знаю.

– Почему вы послали квитанцию по почте, не дождавшись утра?

Больной испытующе взглянул на Шеля.

– Ночь длинна… – ответил он и отвернул голову.

Шель, поняв, что больше ему ничего не добиться, встал.

– Может быть, вам чего-нибудь хочется?

– Покоя и… пол-литра водки, – шепнул Лютце.

* * *

Барьер, пересекавший просторное помещение, отделял посетителей от столов, за которыми дежурили полицейские. Было душно и накурено. Шель, как только вошел, заметил .полицейского, который вез их утром.

– Вот мы и встретились снова, – сказал он, подойдя к барьеру.

Полицейский окинул его недоверчивым взглядом.

– Вы были с нами на вокзале? – спросил он неуверенно.

– Да, а потом мы ехали вместе до Эйхенштрассе.

– Верно. Вы хотели поговорить с инспектором? Его нет, к сожалению. Уехал сразу по возвращении с вокзала и до сих пор не вернулся.

На столе дежурного позвонил телефон.

– Polizaimat,[23]23
  Полицейский участок (нем.).


[Закрыть]– сказал дежурный, снимая трубку. – Инспектор? Нет, я вам повторяю в третий раз: не знаю, куда уехал, и не знаю, когда вернется! Вот пристал! – буркнул он, отложив трубку. – С самого утра надоедает…

– Мне инспектор, собственно говоря, не нужен, – вернулся Шель к прерванному разговору. – Я только хотел спросить кое о чем.

– Слушаю вас.

– Я приехал в Гроссвизен вчера и, вероятно, пробуду здесь еще пару дней. Нужно ли мне прописываться?

– На три-четыре дня? Нет, не нужно. Тем более что инспектор вас знает.

– Очень хорошо, спасибо. – Шель сделал движение, словно собирался уйти, но задержался и спросил: – Пять дней назад покончил с собой мой приятель Леон Траубе. Мне бы хотелось узнать, кто в полиции занимался его делом, и, если можно, поговорить с этим человеком. Не оставил ли покойный каких-нибудь вещей?

– То, что от него осталось, не представляет никакой ценности. Узел с его одеждой, книгами и личными вещами находится у нас на складе. Делом занимался помощник инспектора Грубера, следователь Земмингер. Но его сейчас нет.

– Тогда извините. Большое спасибо.

Шель покинул участок и зашел в кафе. За чашкой кофе он еще раз тщательно продумал все детали этой странной и сложной истории.

Всю вторую половину дня Шель провел в лагере для переселенцев из Польши на Веберштрассе. Лагерь произвел на него крайне тягостное впечатление.

В каждом из стоявших ровными рядами бараков, в которых раньше помещалась воинская часть, ютилось около четырехсот человек. Они встретили Шеля с любопытством и недоверием. Разговорились не сразу. Только потом беседа стала более непринужденной. Все рассказы походили друг на друга. Все жаловались на разочарование, испытанное по приезде, на мучительную волокиту с оформлением документов, бюрократизм властей, недружелюбие со стороны местного населения и отсутствие перспектив на будущее.

Пребывание в лагере длилось в среднем месяцев девять-десять, но иногда затягивалось на годы. Пожилым было практически невозможно устроиться на работу, молодежь мечтала уехать за океан – в Канаду, Австралию…

Под плоскими крышами запущенных бараков царило уныние, подавленность и… тоска по родине.

На город спустились сумерки. Желтым блеском сияли прямоугольники окон. На фасадах домов сверкали неоновые рекламы: Trink coca-cola. Sunil wascht weiss. Nur bei Lцwe Т. V.! [24]24
  Пей кока-колу! «Сунил» хорошо стирает!  Все лучшее только у Леве! (нем.).


[Закрыть] Автомашины и мотороллеры наполняли улицу гулом моторов, из ресторанов и кафе доносились звуки музыки. Приближалась тихая, теплая ночь. Одни жители Гроссвизена развлекались, другие совершали вечернюю прогулку, третьи наблюдали за прохожими из окон своих домов.

Шель медленно шел по направлению к парку, где помещался ресторан «Красная шапочка». Ему было интересно, что принесет предстоящая встреча. Возможно, Грубер сумеет внести немного ясности в это загадочное дело. Быть может, следствие принесло какие-нибудь результаты?.. Шагая по аллеям парка, Шель уже издали слышал голоса, смех, музыку. Над террасой ресторана и в саду висели гирлянды искусственных цветов, разноцветные лампочки и фонари. Яркие огоньки просвечивали сквозь листву. На тесной стоянке для автомобилей стояло несколько машин.

Шель замедлил шаг. Инспектор – если он не пришел до сих пор – должен вот-вот появиться. Встреча назначена на девять часов.

На просторной террасе танцевали калипсо. Звуки саксофона и барабана раздавались в темном парке гулким эхом. Оркестра не было видно – должно быть, музыканты сидели в зале.

Шель оглянулся. К стоянке подъезжали две машины: маленький «фольксваген» и большой черный «опель». На первой приехала молодая пара, из второй вышел инспектор.

Повинуясь какому-то неясному чувству, Шель остановился. Он почему-то решил запоздать на несколько минут.

Грубер тщательно запер дверцу машины и прошел мимо расставленных на газоне столиков. Несколько мгновений он наблюдал за танцующими, затем обогнул террасу и исчез в дверях ресторана.

Шель поспешил за ним и, остановившись у двери, осторожно заглянул внутрь. Оркестр расположился в небольшой нише справа от входа. Зал был небольшой. Вдоль стен тянулись столики, отгороженные друг от друга ширмами из ткани, разрисованной забавными узорами. Благодаря часто расставленным туям и пальмам в кадках, а также скупому освещению столики за ширмами казались изолированными.

Оркестр перестал играть, танцующие, смеясь и разговаривая, возвращались на свои места. Инспектор сел на высокий табурет у полукруглой стойки и что-то сказал одной из официанток. Та улыбнулась в ответ, кокетливо погрозила пальцем и поставила перед ним полную рюмку. Грубер повернулся, пытаясь заглянуть в ближние ниши, и посмотрел на часы. Он опорожнил рюмку, положил деньги на стойку и намеревался встать, когда вдруг открылась низенькая дверь в самом конце зала и в ресторан вошла Кэрол.

Мужчины у стойки разом замолчали, кто-то тихонько свистнул; даже Шель не мог отвести от нее глаз.

Кэрол, заметив произведенное ею впечатление, остановилась словно в нерешительности. Декольтированное платье из зеленой тафты плотно облегало ее стройную фигуру. Играя сумочкой, она озиралась кругом.

Грубер с необычайной при его полноте ловкостью соскользнул с табурета и, радостно улыбаясь, подошел к Кэрол. На ее лице промелькнуло разочарование. Грубер, встав в довольно нелепую позу, наклонился и поцеловал ей руку.

«Они знакомы! – подумал Шель. – Впрочем, ничего удивительного в этом нет». И он остался стоять незамеченным у входа, ожидая, что будет дальше.

Инспектор спросил о чем-то, и Кэрол отрицательно покачала головой. Грубер подозвал официанта, сказал ему пару слов, и тот проводил их за одну из ширм.

В дымном воздухе раздался низкий звук саксофона. Аккордеонист провел пальцами по клавиатуре, включился ударник, и пары закружились в медленном вальсе.

Шель подошел к официанту, заказал бутылку вермута и, заметив невзначай, что он ждет даму, занял столик, смежный со столиком Грубера и Кэрол. Получив вино, он придвинулся поближе к тонкой ширме и стал прислушиваться.

– Потанцуем? – услышал он голос инспектора.

– Не хочется. Я устала, а вообще здесь мне нравится,– ответила Кэрол.

– Если вам здесь нравится, то что говорить обо мне? – вздохнул Грубер.

– Не преувеличивайте, инспектор!

– Когда-то мы называли друг друга по имени… Кэрол?

– Да, Вальтер.

– Как чудесно это звучит в твоих устах: Вальтер! Прошу тебя, не смотри на часы! Неужели тебе так не терпится увидеть этого поляка?

– Он очень милый парень.

– Странный тип. Приехал неизвестно зачем, болтается здесь, вынюхивает, лезет не в свои дела и, наконец, назначает свидание и имеет наглость не явиться.

– Ты разочарован?

– О Кэрол!

– Может, он ищет тебя в саду?

– Мы условились встретиться в девять, – сказал Грубер решительно. – Раз он опоздал, пусть ищет. Мне он не нужен. Надеюсь, что и тебе тоже?

– Вчера он казался таким элегантным и романтичным!

– Этот тип – и романтика! Он просто искал приключения. Знаем таких.

– А ты чего ищешь, Вальтер?

– Кэрол! Мои чувства к тебе искренни и глубоки. Ты всегда была для меня идеалом женщины…

– Тру-ля-ля! У меня уже были доказательства этим чувствам.

– Для тебя я готов на все! Я знаю, что ты не слишком счастлива.

– Тебя это, кажется, давно уже перестало волновать, откуда столь внезапная забота?

– В последнее время многое изменилось. У меня есть один план, который позволит положить конец моему жалкому прозябанию здесь и начать такую жизнь, о которой я всегда мечтал.

– Ты хочешь ограбить банк?

– Пожалуйста, отнесись к этому всерьез.

– Слушаюсь, Вальтер. Какой же это план, я сгораю от любопытства?

– Вскоре я стану обладателем крупной суммы денег. И обрету независимость. Вероятно, я в ближайшее время покину Гроссвизен.

– Выпьем за удачу!

– Для полного счастья, – продолжал Грубер после паузы, – мне не хватает тебя…

– Вальтер, опомнись! Ведь я замужем!

– Джонсон? Он так увлечен своей секретаршей, что не будет особенно огорчен, если ты его покинешь. Это не пустые слова, Кэрол. Твой муж слишком часто бывает у Эльзы.

– У Эльзы? Этой тощей крашеной блондинки? Это же… отвратительно! – Ее голос, обычно такой мягкий, звучал резко и неприятно.

– Вот видишь! – не унимался Грубер. – Как полицейскому инспектору, мне многое известно. Я уже давно хотел поговорить с ним об этом, но поскольку я в некотором смысле его подчиненный, то не мог себе этого позволить. Изменять такой женщине, как ты! – добавил он с пафосом.– Но не горюй! Мы постараемся этому помочь. Выпьем за лучшее будущее!

Шель закурил. «Инспектор избрал наивную и пошлую тактику», – решил он и задумался над тем, насколько обоснованны обвинения Грубера. Он не мог представить себе флегматичного Джонсона ухаживающим за собственной секретаршей. Но все это не имело значения. Инспектор знал, на какую удочку лучше всего поймать Кэрол. Шель навострил уши. Разговор становился интересным.

– Кэрол! Мы оба с тобой пропадаем в этом гнусном городке. Ты – живя с человеком, который к тебе равнодушен, я – трудясь на ничтожной государственной должностенке. Но скоро Вальтер Грубер покажет, на что он способен!

– Пол и Эльза, – гневно сказала Кэрол. – Ну-ка, расскажи поподробнее о своих планах.

– Это дело чрезвычайно щекотливое и… глубоко секретное, – произнес инспектор, понизив голос.

– И разумеется, противозаконное.

– Нет, нет. Закон здесь совершенно ни при чем. Это своего рода торговая сделка, в которой я диктую условия.

– Когда же произойдут эти великие перемены в. твоей жизни?

– Сегодня я получил все материалы, нужные для осуществления моего плана, но еще не решил, как действовать. Теперь, после нашей сегодняшней встречи, все будет зависеть от тебя, Кэрол!

– Чем я могу тебе помочь, Вальтер?

– Уедем отсюда немедленно, начнем вместе новую жизнь!

– А Пол? Он тебя уже предупредил однажды, помнишь? На этот раз он может совершить какое-нибудь безумие.

– Черт с ним, с Полом! Он утешится в объятиях своей Эльзы.

– Перестань говорить об этой потаскухе!

– Ты права, слушать такое не слишком приятно… Едем со мной, Кэрол! Я…

– А ты уверен, что сумеешь осуществить свой таинственный замысел?

– Вне всякого сомнения. Я готовился к этому давно. Сегодня благодаря счастливому стечению обстоятельств все козыри очутились у меня в руках. Отчасти я обязан этим твоему поляку.

– Неужели ему?

– Да, он приехал и стал совать нос не в свои дела. Началась небольшая суматоха, и Вальтер Грубер извлек из нее максимальную пользу.

– Ничего не понимаю.

Инспектор расхохотался.

– Все это очень сложно, дорогая,– сказал он тоном превосходства. – Когда-нибудь я расскажу тебе все, и ты убедишься, как ловко я это обстряпал. Сегодня мне удалось добыть одну вещь, которой буквально нет цены. Я неплохо позабавился, глядя, как все ее ищут… Но ты все еще не ответила на мое предложение.

– Шель не дурак, – вдруг сказала Кэрол.

«Благодарю», – подумал тот, подслушивая за ширмой.

– Какое он имеет к нам отношение?

– Почему он договорился и не пришел? Здесь что-то не так.

– Может быть, его сшибла машина,– неискренне засмеялся Грубер, – и я б не удивился. Ведь там, на востоке, на дорогах одни телеги.

Они помолчали. Шель взглянул на часы. Скоро десять. Джонсон, наверное, волнуется, что нет Кэрол и что он, Шель, не пришел, несмотря на обещание…

– Не думай о нем. С ним-то мы легко управимся. Земмингеру приказано следить за каждым его шагом. Если он что-нибудь натворит, я узнаю сразу.

– Зачем ты назначил ему свидание?

– Хотелось потянуть его немного за язык. Кроме того, я думал, что он сможет мне пригодиться для осуществления моего плана. Но теперь, Кэрол, когда я встретил тебя, все это уже не имеет значения. Скажи мне одно только слово, скажи, что ты уедешь со мной.

– Это надо обдумать.

– Кэрол, неужели ты можешь жить с мужчиной, который тебе изменяет каждый вечер? Ты, красавица, достойная безраздельной любви и преклонения…

– Не увлекайся фразами, дорогой мой. И не пей так много.

– Как мне найти слова, чтобы тебя убедить?

– Послушай, Вальтер, мне кажется, здесь не место для того, чтобы объясняться в любви и поверять друг другу тайны.

– Пойдем еще куда-нибудь. Скажи куда. У меня мало времени. Мне бы следовало покинуть Гроссвизен еще сегодня, но я без тебя не уеду. Ты должна поверить в искренность моих…

Шель не стал слушать дальнейшие излияния подвыпившего инспектора. Он все равно узнал больше, чем мог ожидать. Чемодан находится у Грубера! Нужно действовать, не теряя времени. Он потушил сигарету, допил остатки вина и кивнул официанту.

– Сколько с меня?

Официант набросал на маленьком листочке несколько цифр.

– Четыре пятьдесят.

Шель дал ему пять марок и быстрым шагом покинул ресторан. На стоянке стояло два такси. Садясь в одно из них, он сказал шоферу:

– Через несколько минут отсюда тронется черный «опель». Мне бы хотелось поехать за ним следом.

– Что такое? Вы случайно не из полиции? – шофер сделал недовольную гримасу.– Я не люблю ввязываться в такие истории, возьмите другое такси.

– Я не из полиции, уверяю вас. Дело сугубо личное, честное слово!

– А кто вы такой? – шофер критически осмотрел своего пассажира.

– Это же не имеет значения! Ручаюсь вам… – Шель не договорил, заметив идущих по аллее Грубера и Кэрол. Молодая женщина смеялась, инспектор, отчаянно жестикулируя, что-то ей доказывал. Подойдя к «опелю», он достал из кармана ключи и открыл дверцу.

Шофер заметил их тоже.

– Поеду, если уплатите по двойному тарифу.

– Ладно,– согласился Шель.– Давайте скорее, они уже трогаются.

Шофер включил счетчик и запустил мотор. Десять секунд спустя черная машина проползла мимо них, медленно выехала на шоссе и стала резко набирать скорость.

Такси следовало за «опелем» на некотором расстоянии. Шофер молчал, раз только буркнул: да, им явно невтерпеж! Шель думал о том, как странно он использует время своего пребывания в ФРГ. Вместо того чтобы ходить по театрам, кино, собирать материал для очерка, он свел дружбу с запойным пьяницей, подслушивает разговоры посторонних людей… Да, Грубер отчасти прав: он лезет не в свои дела. А ведь ему явно не к чему впутываться в серьезную аферу. Надо сообщить обо всем Джонсону, пусть он возьмет инициативу в свои руки.

Ехали недолго. На одной из слабо освещенных окраинных улиц «опель» внезапно остановился у темного, спрятанного за палисадником дома. Шель спросил у водителя название улицы, затем попросил развернуться и назвал адрес Джонсона.

– Поезжайте как можно скорее. Двойной тариф не отменяется.

Через десять минут они прибыли на место. Шель рассчитался с шофером, но попросил его подождать. Он быстро пересек сад и нажал кнопку звонка. Дверь открыл Джонсон.

– Наконец-то! – воскликнул он.– Я жду тебя с самого обеда…

– Прости, я не мог прийти раньше.

– Случилось что-нибудь? – спросил американец, заметив взволнованное лицо Шеля.

– Слушай меня внимательно, Пол. Я был в «Красной шапочке».

– Вот как! Надеюсь, ты неплохо повеселился. И Кэрол была там?

– Перестань! Сейчас не время устраивать сцены ревности. Я знаю, где чемодан, похищенный из камеры хранения, и хочу, чтобы ты сейчас же поехал со мной. Боюсь, что завладеть им снова будет нелегко.

– Где же он?

– У Грубера. Оснабрюкерштрассе. Ты знаешь точный адрес?

– Да, но…

– Не будем терять времени. Такси ждет. Джонсон захлопнул дверь и побежал за Шелем.

– Оснабрюкерштрассе, 34,– кинул он шоферу.– А теперь расскажи толком, что случилось. Откуда эти сенсационные сведения?

– Мы с Грубером договорились встретиться вечером в «Красной шапочке». Придя туда, я увидел, что он беседует с Кэрол.

Джонсон нервно заерзал на сиденье.

– Мне удалось случайно подслушать их разговор. Они меня не видели. Грубер уговаривал Кэрол уехать вместе с ним из Гроссвизена. Они, мол, созданы для лучшей жизни и все такое.

– А что Кэрол?

– Не думаю, чтобы она отнеслась всерьез к его предложениям. По-моему, она над ним подсмеивалась.

– Когда они ушли из ресторана?

– Минут двадцать назад.

– Рассказывай дальше.

– Грубер хвастался, будто раздобыл нечто такое, что позволит ему совершить переворот в жизни и коренным образом улучшит его финансовое положение. Говорил он туманно. Утверждал, например, что это я косвенно помог ему найти золотое дно.

– Из этого еще не следует, что у него в руках те… бумаги.

– Нет? Ты помнишь сцену на вокзале?

– Разумеется!

– Грубер расспрашивал старика из камеры хранения крайне осторожно и поверхностно. Я уже тогда удивился – ведь, как полицейский инспектор, он должен уметь допрашивать. А сегодня вечером он сказал: «Мне удалось добыть одну вещь, которой буквально нет цены. Я неплохо позабавился, глядя, как все ее ищут…» Ты же помнишь, что мы искали? Грубер имеет в своем распоряжении сыщиков, полицейских…

– Да, да, вроде бы все так, но зачем ему это? Откуда он знал, что лежит в чемодане? Человек, получивший чемодан, описал его содержимое.

– Вот это нам и предстоит выяснить.

– Нелепое положение. Мне нелегко будет объяснить, начальству, как все это получилось.

Несколько мгновений они сидели молча, глядя на скользившие впереди машины лучи фар.

– Грубер был знаком с твоей женой? – спросил Шель.

– Да. Он когда-то пытался за ней ухаживать. Я сказал ему пару теплых слов, он извинился, на том и покончили.

– Гм… Скажи, Пол, а не кажется ли тебе странным, что инспектора заинтересовало такое пустячное дело, как исчезновение чемодана из камеры хранения? Я полагал, что он пришлет кого-нибудь из сыщиков.

– Странным? Ты не знаешь Грубера. Он необычайно честолюбив и старается усердием компенсировать некоторые недостатки в… – Джонсон покосился в сторону водителя.– Надеюсь, ты понимаешь? И наконец, об этом попросил его я… В чиновничьей иерархии положение, которое я занимаю в прокуратуре, выше, чем его. Однако после того, что ты рассказал, меня тоже начинают интересовать его истинные побуждения.

– Номер тридцать четыре? – переспросил шофер, притормаживая.– Тот же самый дом, где мы только что были.

– Да, сколько с нас? – ответил Джонсон, доставая бумажник.

Шель вышел из машины. Черный «опель» стоял еще на обочине. Когда такси отъехало, друзья отворили калитку, ведущую в сад, и оказались перед низким строением из необожженного кирпича. Через газон вела дорожка, выложенная светлым плоским камнем. Во всех окнах, кроме одного с левой стороны, было темно.

– Попытаемся войти через заднюю дверь,– шепнул Джонсон.– Я бы предпочел, чтобы ему не хватило времени приготовиться к встрече с нами.

Они бесшумно обогнули дом и остановились на маленьком дворике. Джонсон потянул дверную ручку.

– Открыто, заходи.

Перед ними был темный коридор. В доме царила тишина. Из какой-то щели выбивалась узкая полоска света. Тихонько, на цыпочках, они подкрались к двери, и Джонсон рывком распахнул ее.

Кэрол широко раскрыла глаза при виде незваных гостей; она вскочила с тахты, силясь закричать, но не смогла произнести ни звука. Грубер побледнел, появившееся в первый момент выражение гнева и удивления у него на лице быстро сменилось замешательством и страхом. Он пригладил растрепанные волосы и сделал движение, будто хотел подняться, но так и не встал.

Напряженную тишину нарушил крик Джонсона:

– Ах ты, развратный негодяй!

Грубер не отвечал. Он сидел, низко опустив голову, и был очень похож на нашкодившего школьника, застигнутого на месте преступления. Кэрол нервно кусала губы. Шель почувствовал тоже нечто вроде жалости. «Бедняга Кэрол! – подумал он.– В веселенькую же историю ты впуталась».

Джонсон не двигался с места. Тягостное молчание становилось просто невыносимым. Наконец Грубер превозмог испуг и хрипло спросил:

– Что вам надо?

Кэрол взглянула на Шеля так, словно только что его заметила. Журналисту стало не по себе, но он не отвел глаз.

– Двуличная тварь! – громко произнес Джонсон и сделал шаг вперед.

Грубер выпрямился. Он чувствовал, что должен каким-то образом защищать свое достоинство.

– Не стоит волноваться,– неуверенно моргая, начал он.– Давайте лучше поговорим спокойно.

– Заткнись! – рявкнул американец, подходя еще ближе. Ноздри инспектора раздулись, мускулы на широком лице задрожали, глаза сузились.

– Как вы смеете…

Джонсон замахнулся. Резкий удар прервал дальнейшие объяснения. Немец покачнулся, его лицо залила густая краска. Он сжал кулаки, пытаясь сдержать волнение, и бросил быстрый взгляд на неподвижного Шеля.

– Джонсон! – сдавленным от ярости голосом произнес он. – Ты ведешь себя, как скотина. Скажи, что тебе нужно, и убирайся отсюда.

– А ее я могу забрать или она уже стала твоей собственностью? – Джонсон большим пальцем указал на Кэрол.

– Кэрол сама распорядится своей судьбой.

– Неужели? А сколько ты ей заплатил за ночь? Видно, немало, если судить по твоей гнусной физиономии!

– Пол! – резко поднялась со своего места Кэрол.– Разве я спрашиваю, сколько ты платишь за визит к своей секретарше? У тебя не может быть ко мне никаких претензий…

– Эту чепуху, конечно, он тебе нагородил? От такого негодяя ничего другого и не следовало ожидать!

– Скажешь, неправда? – вызывающе спросила Кэрол.

– Это не имеет значения.

– Джонсон! – вмешался инспектор. – Повторяю тебе последний раз: выкладывай, зачем пришел, а потом убирайся.

Американец взглянул на него.

– Я тебя предупреждал, Грубер: руки прочь от Кэрол! – процедил он сквозь зубы.– В тот раз ты признал свою ошибку… А сейчас у меня только одно желание: плюнуть тебе в лицо!

– Вон отсюда! Немедленно! – взорвался Грубер.– Убирайтесь!

Шель заметил, что Джонсон отвел назад руку. «Сейчас он его ударит…» – подумал он. Кэрол неуверенно отступила назад.

Удар был нанесен молниеносно. Грубер охнул и скорчился, но тут же овладел собой и, обхватив американца обеими руками, попытался перегнуть его назад. Не сумев вырваться из тесных объятий, Джонсон ударил инспектора ногой. Противники в остервенении сцепились друг с другом и с грохотом повалились на пол. Грубер ослабил хватку, но лишь для того, чтобы схватить американца за горло, а тот запустил пятерню в волосы немца и яростно принялся колотить его головой об пол.

– Сделайте что-нибудь! – умоляла Шеля перепуганная Кэрол.– Они же убьют друг друга!

– Нет уж! – ответил Шель.– Это их личное дело…

Грубер протяжно взвыл. Шель и Кэрол повернулись к катающимся по полу мужчинам. Джонсон надавливал большими пальцами немцу на глаза и, тяжело дыша, пытался стать коленом ему на грудь. Грубер вслепую молотил кулаками куда попало. В какой-то момент ему удалось согнуть ноги в коленях и изо всех сил оттолкнуть противника назад. Джонсон покатился по полу, с шумом переворачивая стол и стоявший за ним стул, но сразу же вскочил на ноги. Из глубокой раны на подбородке текла кровь, воротник рубашки был разорван, лицо искажено. Когда Грубер, сопя, встал, он одним прыжком подскочил к нему и кулаком нанес сильный удар в одутловатое лицо. Немец взвыл от боли и, прижав ладонь ко рту, тяжело упал на спину.

Кэрол вонзила ногти в ладонь Шеля. Джонсон склонился над Грубером и, не сводя с него глаз, следил за каждым движением. Немец приподнялся на локтях, блуждающим взором огляделся вокруг и без чувств повалился на пол.

Американец отвернулся и исподлобья поглядел на всхлипывающую жену.

– Перестань,– спокойно сказал он.

Подняв одной рукой перевернутый стол, он уселся за него, с трудом переводя дыхание.

– Мерзавец! – уже беззлобно проворчал он.– Думал, что так ему все и сойдет с рук.

Шель подошел к Груберу, взял его под мышки и поволок на тахту. Потом обратился к Кэрол:

– Займитесь, пожалуйста, инспектором, нужно привести его в чувство.

Молодая женщина послушно поднялась и, держась неестественно прямо, вышла из комнаты. Вскоре она вернулась с тазом и полотенцем. Шель зажег две сигареты и сунул одну в рот американцу. Джонсон жадно затянулся.

– Открой окно, Ян,– сказал он.– Надо проветрить эту конюшню.

Шель отодвинул занавеску и приоткрыл ставню. С улицы повеяло приятной прохладой.

Кэрол намочила полотенце и положила компресс на голову Груберу. На столике возле тахты стояли бутылка и две рюмки. Шель налил вино.

– Выпей.

– Брр! – передернул плечами Джонсон, отодвигая пустую рюмку.– Ну, что будем делать дальше, Ян?

– Ерунда! Обойдемся без него. Пойдем осмотрим квартиру. Если этот чемодан или бумаги действительно у него, мы их отыщем.– Шель с трудом поднялся, подошел к открытому окну и глубоко вздохнул.

– Давай! – сказал он, осматриваясь.– Начнем с этой комнаты.

– В доме нет ничего,– заявил Джонсон после двадцати минут бесплодных поисков.

– Он мог спрятать бумаги где-нибудь снаружи, хотя вряд ли… Он собирался покинуть Гроссвизен… – Шель поглядел в сторону тахты.

Грубер дышал спокойней, глаза у него были закрыты. Кэрол меняла компресс.

– Надо еще заглянуть в машину,– без особой уверенности сказал Шель.– Если мы и там ничего не найдем, придется подождать, пока он придет в себя. Ключи, наверное, у него при себе. Он подошел к немцу и, бегло осмотрев его карманы, потряс связкой ключей.– Есть!

Друзья вышли в сад, а оттуда на шоссе. В машине лежали только плед и несколько журналов. Шель открыл багажник. Было слишком темно, чтобы что-нибудь разглядеть, поэтому он засунул туда руку и сразу же наткнулся на неровную фибровую поверхность, а потом нащупал ручку.

– Есть там что-нибудь? – спросил Джонсон. В ответ Шель вынул чемодан.

– Есть! – радостно шепнул он.– На сей раз ключик к решению загадки у нас в руках.

Захватив небольшой потрепанный чемодан с собой, они вернулись в комнату. Кэрол, усевшись в кресло, следила за ними с нескрываемым любопытством. Она чувствовала, что приближается переломный момент в ее жизни, хотя и не знала, насколько благоприятным окажется для нее исход.

Шель открыл чемодан. Он был набит самыми обычными серыми картонными папками, уложенными в две ровные стопки. Шель вынул верхнюю и с нетерпением развязал тесемки.

«Experimente und Forschungen zur Feststellung des Wesens und der Ursache der Angst»[25]25
  Опыты и исследования для установления сущности и причины страха (нем.).


[Закрыть],– с удивлением прочитал он заголовок на первом листе.

«Drohung als Stimulus der Angst und die Konsequenzen»[26]26
  Угроза как стимул страха и ее последствия (нем.).


[Закрыть].

– Ты что-нибудь понимаешь? – спросил он сидящего рядом Джонсона.

– Пока не очень.

В течение следующих двадцати минут Шелем овладело такое ощущение, будто он погружается в нереальный мир, заселенный чудовищными порождениями больного воображения. Об ужасных, невероятных преступлениях рассказывалось человеческими словами, тщательно составленными и аккуратно записанными фразами. С растущим ужасом он пробегал глазами текст бумаг. Порой торопливо прочитанные формулировки были ему непонятны, он не вдумывался в смысл сложных диаграмм и многочисленных статистических данных, то и дело терялся в массе непонятных определений, выводов и сложных диагностических описаний.

«Органические состояния страха, вызванные адреналином,– читал он.– Подопытный объект: женщина славянской расы, 26 лет, физическое состояние удовлетворительное».

Затем следовало перечисление периодически увеличиваемых доз и наблюдаемых эффектов.

«Учащенный пульс, понижение температуры рук и ног, дрожание конечностей… Объект взволнован и возбужден».

Еще целый ряд экспериментов, сдержанные комментарии.

«Попытки вызывать испуг неправдоподобной угрозой… Результаты отрицательные… Отсутствие реакции. Опыты, основанные на реальной угрозе, например страх перед смертельной инфекцией… Результаты положительные. Исследования в ходе проводимых процедур показывают: сердечные спазмы, высокое кровяное давление, учащенное, спазматическое дыхание…»

Далее:

«Детальное описание реакции индивида после зачтения смертного приговора. Давление, пульс, дыхание… Исполнение приговора переносят на следующий день – изменение физических реакций. Выводы… Смертный приговор подтвержден… Реакция… Угроза… испуг… страдание – реакция.

Опыты по определению градаций испуга, вызванного условиями, которые объект привык связывать с физической болью… Выводы. Для появления признаков ужаса достаточно создать обстоятельства, сопутствующие ситуации, вызывающей особенно страшные последствия… Непосредственная угроза нанесения увечий. Импульсивное желание убежать… Исследование реакции объекта, лишенного свободы движения в то время, когда ему причиняют боль, в отличие от реакции человека, который в аналогичной ситуации имеет возможность защищаться».