Текст книги "95-16"

Автор книги: Ян Рудский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 10 страниц)

– А ты не боишься, что инспектор Грубер может тебе напакостить?

– Ему ничего не известно. Он мог напакостить доктору Менке. Кроме того, я окольным путем сумею его предупредить, что ему лучше держать язык за зубами.

– А Визнер?

– Ах, этот служака! – Джонсон иронически скривил губы. – Ну, он, даже если что-то подозревает, предпочитает не лезть на рожон.

– Словом, прокурор Джонсон из Гроссвизена, совершив два убийства, вышел сухим из воды и может продолжать – конечно, за определенную мзду – опекать своих нацистских питомцев.

– Ты прав. А с теми, кто попытается нам помешать, мы всегда найдем способ управиться.

– Я очень благодарен тебе, Пол, за такую откровенность. Итак, сегодня 17 сентября, – мимоходом бросил он. – Через три дня я снова буду дома.

– Сегодня 16 сентября, – поправил его Джонсон.

– Ну конечно! Пятница, 16 сентября 1960 года. Передай привет Кэрол.

Джонсон протянул руку.

– Счастливого пути, Ян.

Шель на секунду заколебался, но все-таки подал американцу руку и проводил его до двери.

Через несколько минут, прислушавшись и убедившись, что его гость вышел из дома, он вытащил магнитофон вместе с микрофоном из-под кровати и торопливо перемотал пленку. Когда она дошла до конца, он нажал кнопку, обозначенную словом «Spielen» [32]32
  Воспроизведение (нем.).


[Закрыть] . Раздался негромкий шум, и потом звук, похожий на поскрипывание пружин.

Шель повернул регулятор громкости звука. Комнату внезапно заполнил женский голос: «Здравствуйте, господин прокурор! Я принесла чай». Шель поспешил уменьшить силу звука. «Фрау Гекль – толковая женщина», – услышал он немного искаженный собственный голос. Занявшись магнитофоном, Шель не обратил внимания на приближающиеся шаги. При стуке в дверь он вскочил, растерявшись и не сразу сообразив, что нужно делать, но быстро опомнился, нажал клавиш «Стоп», захлопнул крышку магнитофона и подошел к двери.

– Кто там? – слишком громко спросил он.

– Это я. – Журналист узнал голос фрау Гекль.

– Одну минуточку, я как раз кончаю одеваться.

Он задвинул магнитофон поглубже под кровать, потом быстро снял пиджак и, ослабив узел галстука, вернулся к двери.

Хозяйка беспокойным взглядом окинула комнату. Не заметив ничего подозрительного, она с ног до головы осмотрела Шеля, завязывавшего галстук.

– Переодевался. Мне скоро уезжать.

– Ах, как жаль! – вздохнула старуха. – Вот уж не знаю, удастся ли найти нового жильца. – Она собрала чашки и вышла, бормоча что-то себе под нос.

Шель опять вытащил магнитофон, прослушал плёнку до конца и, оставшись доволен четкой записью, собрал и упаковал свои вещи. Сняв временную электропроводку, он привел провода в порядок и вышел из комнаты.

Рассчитавшись и попрощавшись с хозяйкой, Шель отправился в магазин, где взял магнитофон напрокат.

– Уже возвращаете? – радостно приветствовал его продавец. – Вот это действительно быстро. Надеюсь, магнитофон экзамен выдержал?

– Полностью, – заверил его Шель. – Однако у меня к вам еще одна просьба. Я взял краткие интервью у некоторых обитателей лагеря на Веберштрассе. Запись понадобится для передачи по радио. Чтобы придать ей более достоверный характер, а также отметить любезность вашей фирмы, я попрошу вас сказать несколько слов перед микрофоном. Например: «Меня зовут так-то и так-то, работаю я там-то. 16 сентября я дал напрокат магнитофон Яну Шелю и получил его обратно в тот же день».

Молодой человек с готовностью согласился.

– Интервью будет передано по радио? – спросил он.

– Думаю, что да.

– Ах, да это же превосходная реклама для нашей фирмы! Нажав клавиш, журналист сказал:

– Не откажите в любезности подтвердить, что магнитофон был взят напрокат в вашей фирме.

Продавец откашлялся и громко произнес:

– Меня зовут Вернер Менцль. Я работаю в электротехнической фирме «Херлигер» в Гроссвизене. 16 сентября 1960 года около половины одиннадцатого утра господин Ян Шель взял у нас напрокат магнитофон с пленкой и вернул его через два часа.

– Большое спасибо, – сказал Шель и выключил магнитофон. – А теперь последняя просьба: я хотел бы купить еще одну пленку и переписать на нее всю программу. Наверное, у вас есть какая-нибудь приспособленная для этого комнатка?

– Да, конечно. Сейчас там никого нет. Я дам вам другой магнитофон…

Спустя сорок минут журналист буквально влетел на перрон и, задыхаясь, вскочил на подножку как раз в тот момент, когда начальник станции давал сигнал к отъезду.

Полицейский сыщик Альфред Земмингер, одетый, как обычно, в служебную синюю форму, стоял у окна дежурки и следил за выезжающим со станции поездом.

– Наконец-то! – с облегчением пробормотал он.

Шель положил свой чемодан на полку и опустил оконное стекло. Дома городка все быстрее мелькали у него перед глазами, стук колес сливался в однообразное стаккато. Джонсон… Кэрол… Менке… Лица и фамилии уходили в область воспоминаний.

Вечер 18 сентября застал Шеля на пограничной станции в ФРГ. Паровоз отъехал на запасной путь, чтобы пополнить запас воды. Железнодорожные рабочие простукивали оси, проверяли вентили и соединения. «Orangen! Zigaretten! Соса-соlа!» [33]33
  Апельсины! Сигареты! Кока-кола! (нем.).


[Закрыть] – выкрикивал разносчик, подталкивая перед собой большую никелированную тележку.

Шель проснулся и широко зевнул. В купе было душно и накурено. Он выглянул в окно и прочитал название станции: Гельмштадт.

– Боже мой! – вздохнула сидящая напротив него немка. – Я страшно волнуюсь. Я еще никогда не была на той стороне.

В распахнутых дверях появились двое таможенников в мундирах.

– Добрый вечер! Приготовьте паспорта! Просматривая документы Шеля, один из таможенников задержался взглядом на его фотографии и фамилии; потом оглядел поляка с ног до головы и, повернувшись, шепнул что-то товарищу. Тот вошел в купе, внимательно проверил паспорт и вернул его Шелю.

– Попрошу открыть чемоданы! – обратился он к пассажирам.

Таможенники бегло осмотрели багаж всех путешественников, чемодан же журналиста перерыли до дна. Не найдя ничего подозрительного, они удалились.

Час отъезда миновал, а поезд все еще стоял на станции. Шель начал волноваться. Преграды со стороны властей могли помешать осуществлению тщательно разработанного плана.

Сумрак сгущался, в вагонах зажгли свет. Наконец, с десятиминутным опозданием, к непрерывным призывам разносчика присоединились возгласы кондукторов:

– Закрывайте двери! Поезд трогается!

Оказавшись за пределами Гельмштадта, Шель почувствовал приятное облегчение. Он уселся поудобнее и начал вспоминать все сначала… Уехав из Гроссвизена, он провел сутки во Франкфурте-на-Майне, а также несколько часов в Бонне.

В ночь накануне отъезда Шель не сомкнул глаз. Все свободное время он посвятил составлению подробного рапорта о событиях в Гроссвизене. Ясными четкими фразами он описывал причины, побудившие его предпринять поездку, посещение Эйхенштрассе, встречу с Джонсоном, отдельные инциденты с Лютце, Менке, Грубером… Кончил он свой отчет словами:

«В связи с ограниченностью срока пребывания в ФРГ, а также учитывая возможность необъективной позиции властей при рассмотрении дела Джонсона – Траубе, я решил продолжить свое путешествие по первоначально намеченному плану и в назначенный срок вернуться в Польшу. Если возникнет необходимость в каких-нибудь дополнительных объяснениях, я пришлю их в письменном виде или, по желанию правительства ФРГ и с согласия правительства Польской Народной Республики, вновь приеду в ФРГ, чтобы дать показания».

Воспользовавшись остановкой в Брауншвейге, Шель послал письмо с копией рапорта комиссару Визнеру.

Путь казался бесконечно долгим. Но вот, наконец, за окном море домов, лабиринты улиц, Шпандау-Берлин: поезд въехал под своды огромного перрона.

Шель переночевал в маленькой гостинице неподалеку от вокзала. Рано утром он заказал два телефонных разговора на девять часов: первый – с комиссаром полиции в Гроссвизене, второй – с прокуратурой того же города.

Время тянулось невыносимо медленно. Закуривая одну сигарету за другой, журналист нервно мерил шагами маленький холл, ежеминутно поглядывая на часы. Ровно в девять телефонистка сообщила, что связь налажена. Шель быстро вошел в кабину. Ответившего ему дежурного полицейского он попросил позвать комиссара.

– Алло! Кто говорит? – услышал он голос Визнера.

– Ян Шель!

– Шель? Это вы! Ваш рапорт!.. Мне просто не хватает слов. Это сенсация! Где вы сейчас? Откуда звоните?

– Из Берлина.

– О! Не понимаю, как все это могло случиться! Я как раз читаю про ваш трюк с записью разговора…

– Вы получили квитанцию из камеры хранения?

– Да, она была подколота к вашему рапорту. Я послал сыщика на вокзал. Но я не могу понять, зачем она нужна. Вы можете объяснить?..

– Записав разговор, я запаковал одну из пленок и перед самым отъездом оставил ее в камере хранения в Гроссвизене. А квитанцию послал вам.

– Вы, кажется, сказали «одну»?

– Да. Я записал две пленки. Вторую я отдал вместе с рапортом представителю ПАП в Бонне Михалинскому с просьбой показать ее сегодня уполномоченному министерства юстиции. Таким способом я обезопасил себя от дальнейших попыток фальсифицировать правду. Оспаривать подлинность пленки никому не удастся – я отдал ее в камеру хранения через несколько минут после того, как вышел из магазина «Херлигер».

– Вы обо всем позаботились! А Джонсон говорил, будто бы вы его агитировали… чтобы… ну, вы знаете… Мне пришлось передать его информацию дальше.

– Я учитывал эту возможность и ее последствия и поэтому не забрал пленку с собой, а оставил ее в нашем Агентстве Печати.

– Вы очень предусмотрительны!

– События в Гроссвизене научили меня осторожности.

– Да, да. Разумеется.

– У вас есть какие-нибудь специальные вопросы, господин комиссар?

– Вопросов у меня много, но я еще не успел внимательно прочитать рапорт. Кроме того, я должен отдать приказ об аресте Джонсона. У меня куча дел!

– В таком случае желаю вам… успеха!

К телефону в кабинете прокурора подошла секретарша Эльза. Шель попросил ее позвать Джонсона.

– Это ты, Ян? Ты где? – в голосе звучало удивление.

– Да, это я. Я в Берлине. Слушай, Пол. Слушай внимательно: в настоящий момент в руках у комиссара Визнера подробнейший рапорт, проливающий свет на все обстоятельства, сопутствовавшие смерти Леона, несчастному случаю с Лютце и убийству Шурике.

– Ты что, спятил? Да ты же со всей этой чепухой превратишься в посмешище.

– Нет, Пол, я не превращусь в посмешище. Когда ты сидел у меня на Эйхенштрассе перед отъездом, весь наш разговор был записан на пленку.

–Что? – крикнул Джонсон.

– Ты обезвредил всех свидетелей, но теперь они не нужны, ты разоблачаешь себя сам.

– Это невозможно! Ты не мог… Это…

– Прощай, Пол! – и Шель повесил трубку.

Перевод с польского Э. ГЕССЕН и К. СТАРОСЕЛЬСКОЙ