Текст книги "95-16"

Автор книги: Ян Рудский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 10 страниц)

– Гм, он прочел мне краткую лекцию о болезни Леона; говорил толково, сжато и с большой уверенностью, но…

– Но что?

– Его глаза… Впрочем, это неважно… – Шель погасил окурок и взглянул в сосредоточенное лицо хозяина дома. – Я отрекомендовался как Ян Шель из Польши. Рассказал, что был другом Леона Траубе и что ты можешь подтвердить мои слова. Но меня насторожило одно. Во время нашей беседы Менке спросил, руководствуюсь ли я интуицией. Я сказал, что обладаю шестым чувством, на что он саркастически заметил, что для моей профессии это необходимо. Понимаешь, Пол? Доктору Менке, которого я вижу впервые в жизни, известна моя профессия!

– Ты не спросил, откуда?..

– Конечно, нет.

– Странно, очень странно. – Джонсон задумался, но тут же хлопнул себя рукой по лбу. – Ты знаешь, Леон мог ему рассказать, что ждет твоего приезда, и упомянуть попутно, чем ты занимаешься. Ведь Лютце тоже знал о тебе.

– Верно, – согласился Шель. – Пожалуй, это объяснение. Но если он слышал обо мне раньше, то зачем ему было спрашивать, кто в Гроссвизене знает меня?

– О, Менке – старый позер и формалист!

– И еще одно…

– Что именно?

– В саду у доктора меня встретил странный тип…

– Знаю, это Гюнтер. Садовник, шофер и вообще правая рука старика.

– Грубиян. Он держал себя со мной возмутительно.

– Это меня не удивляет. К доктору почти ежедневно поступают жалобы на него.

– Почему же он его не уволит?

– Их что-то связывает, но подробностей я не знаю. Гюнтер беззаветно предан старику.

– А разве Менке…

– Не сплетничайте, друзья мои, – сказала Кэрол, входя в комнату. – Какое преступление совершил этот седовласый клоун?

Шель повернулся к ней. Она остановилась, чувствуя на себе его восхищенный взгляд. Воцарилось неловкое молчание. Джонсон сидел с угрюмым видом, вокруг рта у него обозначились гневные складки.

– Мы говорили о докторе Менке, – начал Шель, чтобы хоть что-нибудь сказать и разрядить атмосферу.

– Да, я слышала. В Гроссвизене его называют дедом Морозом с рыбьими глазами.

– Очень метко!

– Он уговаривал меня участвовать вместе с ним в святочном представлении – в костюме черта…

– Идеальная роль для тебя, – буркнул Джонсон.– Могу тебе одолжить рога.

– Успокойся, старина! Я это выдумала, чтобы отвлечь вас от вашего подвала.

Она протиснулась между столом и коленями Шеля, положив ему руку на плечо, когда он попытался встать.

– Господин помощник прокурора, – обратилась она к мужу. – Вы забываете о своих обязанностях. Рюмки не налиты.

Джонсон поднялся.

– Что ты будешь пить: бенедиктин, шерри-бренди или смирновскую водку?

– Мне принеси шерри, милый! – попросила Кэрол. Когда муж вышел из комнаты, она кокетливо взглянула на гостя.

– После скольких рюмок вас удается расшевелить?

– Смотря когда. Я выпиваю редко, но голова у меня крепкая. Да и не знаю, следует ли мне особенно «расшевеливаться».

– Вы что, боитесь? – она лукаво подмигнула ему. Шель почувствовал себя неловко. Ему не хотелось стать причиной супружеской ссоры. К счастью, вернулся. Джонсон. Ставя на стол бутылки и рюмки, он спросил:

– Тебе с водой или со льдом?

– Если можно, чистую.

– Ну да, – заметила Кэрол. – Вы, поляки, не разбавляете водку.

Диктор объявил:

– Сейчас перед телезрителями выступит знаменитый оркестр Карло Боландера.

– За здоровье деда Мороза! – сказала Кэрол, раздав рюмки.

Комната наполнилась звуками ритмичной танцевальной мелодии. Вино было замечательное, и по всему телу Шеля растекалось приятное тепло. Кэрол бросила ему призывный взгляд. Темпераментные звуки оркестра действовали возбуждающе. В комнате становилось все жарче…

* * *

Шель лежал в постели в темной комнате на Эйхенштрассе. Сквозь открытое окно врывался прохладный ветерок и шевелил полинявшую занавеску.

Впечатления минувшего дня не давали ему уснуть. В памяти, как в калейдоскопе, одни за другими, возникали и исчезали картины и ощущения, толпились обрывки мыслей, уступая место все новым волнам воспоминаний.

Кэрол! Молодая, красивая, изящная… Они танцевали весь вечер так, словно им никогда не предстояло разлучаться. Только когда смолкли звуки последнего танго, они неохотно вернулись к столу.

Шель глубоко вдохнул воздух. Его огорчало, что он расстроил Джонсона своим поведением. Пол много пил, становился все угрюмее и, наконец, погрузился в упрямое, сердитое молчание.

Поздно ночью он проводил Шеля. Приятели холодно попрощались, и американец ушел обиженный и сердитый. «На черта мне сдалось все это: и Гроссвизен, и Пол, и Лютце? – подумал Шель. – Уеду завтра, и все будет кончено».

В голове у него зашумело, мысли рассеялись. Очертания мебели расплылись, картина с мельницей превратилась в бесформенное пятно.

Засыпая, Шель опять думал о Кэрол.

Коричневый

фибровый

чемодан

Тихие ночные часы проходили один за другим. Шель видел тяжелые сны и беспокойно ворочался с боку на бок.

Проснулся он усталым и разбитым как раз в тот момент, когда тщетно пытался убежать от большеголового паукообразного существа с глазами, укрепленными на столбиках. Освобождаясь от ночного кошмара, Шель медленно возвращался к действительности. В висках стучало, язык был сухим и тяжелым.

Он поднялся, когда солнце уже стояло высоко и играло на подоконнике теплыми бликами. Бреясь и одеваясь, он перебирал в памяти события минувшего дня и пытался угадать, что принесет ему предстоящее посещение блиндажа. Прочел ли Лютце записку? И вообще помнит ли он вчерашнюю встречу?

В это время на кухне у фрау Гекль мужчина в синем костюме вертел в руках мятый голубой конверт.

– Вы уверены, что он еще у себя?

– Совершенно. Вернулся поздно ночью и теперь спит. Десять минут назад я проходила мимо его комнаты. Там никто даже не шевелился…

– Гм… Отправитель не указан…

– И марки нет. Пришлось заплатить тридцать пфеннигов почтальону. Надеюсь, он мне вернет?..

– Что он делал вчера?

– Утром ходил к герру Джонсону. Вернулся около часу ночи. Где был и чем занимался, не знаю.

– Проверьте еще раз, не встал ли он. Мне не хочется, чтобы он застал меня здесь.

– Ну ладно, пойду посмотрю, хотя я и без того целый день бегаю вверх и вниз…

Когда фрау Гекль вышла, мужчина подошел к окну и поднес конверт к свету.

– Любопытно, от кого это, – буркнул он. – Приехал вчера, никого почти здесь не знает… – Мужчина всматривался в конверт, пытаясь разобрать содержание письма. – Заклеено крепко. Какая-то печатная бумажка… Квитанция… Gepackaufbewahrung,[19]19
  Камера хранения багажа (нем.).


[Закрыть] Гроссвизен… Что-то неразборчивое, наверное, дата. Предмет: ein Koffer[20]20
  Чемодан (нем.).


[Закрыть]– медленно расшифровывал он. – Любопытно!

Раздались шаги, и мужчина снова сел на стул.

– Проснулся, – сообщила, входя, фрау Гекль. – Вышагивает по комнате и что-то болтает на своем языке. Наверное, сейчас спустится.

– Тогда разрешите откланяться. Вот письмо. Если поляк принесет днем какой-нибудь багаж – быть может, чемодан, – постарайтесь выведать, что в нем находится. Вы понимаете, никогда не знаешь, что могут выкинуть эти туристы из-за железного занавеса. Нам необходимо быть бдительными…

– Конечно. Вы можете положиться на меня. Я еще не забыла, что мой сын погиб под Варшавой…

Несколько минут спустя внизу появился Шель. Фрау Гекль встретила его в коридоре.

– С добрым утром! – воскликнула она с деланным радушием. – Как спали?

– Ничего, спасибо.

– У меня есть для вас кое-что, – она достала из кармана передника голубой конверт.

– Для меня? От кого?

– Понятия не имею. Почтальон принес утром. Доплатное. Я уплатила, не знаю, нужно ли было это делать, но вы вчера вернулись поздно, и я не рискнула вас разбудить.

– Очень хорошо, спасибо, – он с удивлением посмотрел на конверт: чья-то неумелая рука нацарапала адрес: «Ян Шель, Гроссвизен, Эйхенштрассе, 15». Адреса отправителя не было. – Хорошо, – повторил Шель, – сколько я вам должен?

– Тридцать пфеннигов. Вернете при случае. Надеюсь, там нет плохих известий?

– Думаю, нет. Прочту по дороге. Простите, я спешу на свидание.

– Если вам что-нибудь будет нужно, скажите! – крикнула она вдогонку.

– Разумеется!

Выйдя на улицу, Шель разорвал конверт. Внутри лежала небольшая бумажка: багажная квитанция, выданная камерой хранения на вокзале. В первый момент Шель ничего не понял. Но тут же вспомнил: Лютце! Лютце вчера говорил о чемодане. И он знал фамилию и адрес Шеля. Но к чему было посылать квитанцию по почте, если они должны встретиться? Шель взглянул на часы: восемь пятьдесят. До встречи с Джонсоном оставалось десять минут. На вокзал не успеть. Впрочем, лучше пойти туда вместе с ним. Неизвестно, что лежит в чемодане, при получении могут возникнуть трудности. Шель внимательно изучил квитанцию. Чемодан сдали на хранение четыре дня назад, то есть сразу же после смерти Леона. Лютце, если это он сдал чемодан, несомненно, получил его от своего друга и не хотел держать у себя. Возможно, он кого-нибудь опасался и поэтому отнес его в камеру хранения? Поделился ли Леон своими открытиями с Лютце? Но зачем задавать себе вопросы, на которые не знаешь ответа?

Шель прибавил шагу. Джонсон ждал в условленном месте у ратуши. Повернувшись спиной к мостовой, он следил за поднимавшимся на крышу трубочистом.

– Здравствуй, Пол. Как самочувствие?

– О, ты уже здесь! – американец кисло улыбнулся.– Ничего. А у тебя?

– С утра голова трещала, но теперь как будто ничего. Надеюсь, твое дурное настроение тоже прошло?

– Настроение?

Шель посмотрел на него в упор.

– Послушай, Пол, мы вчера немного выпили, и мне кажется, что ты кое-что видел в искаженном свете.

– Ты имеешь в виду Кэрол и ее явное заигрывание с тобой? – Джонсон махнул рукой. – Ты с ней танцевал, а я с ней спал, – сказал он грубо. – Но не будем об этом. Мы как, поедем в блиндаж или пойдем пешком?

– Пока что идти туда незачем. Визит можно отменить.

– Почему?

– Ты помнишь мой рассказ о вчерашней встрече с Лютце? Он упоминал о каком-то чемодане…

– Конечно, ведь за этим мы к нему и идем.

– Сегодня утром я получил письмо. В конверте лежала квитанция камеры хранения. – Он достал бумажку из кармана. – На, прочти.

Джонсон посмотрел на квитанцию и нахмурил брови.

– Ну и что ты предполагаешь?

– Думаю, что это тот самый чемодан, который Лютце получил от Леона. Непонятно, почему он сдал его в камеру хранения. Меня интересует также, почему он не дождался утра и не передал мне квитанцию сам.

– Я отнюдь не уверен, что квитанцию прислал тебе Лютце, – сказал Джонсон.

– А кто же еще? Ведь это он говорил о чемодане!

– Не забудь, что он был пьян.

– Согласен. Но допустим, что у нас квитанция именно на «его» чемодан. То, что он сдал его на хранение, доказывает, что он боялся кого-то.

– Или не доверял сам себе?

– Возможно. Но мне почему-то кажется, что есть люди, которым мешает содержимое этого чемодана.

– Я знаю всех видных людей Гроссвизена, – сказал Джонсон, подумав. – Их политическое прошлое, быть может, не безукоризненно, но все они были мелкими сошками.

– Почему именно политическое прошлое? – удивился Шель. – Возможно, дело здесь совсем в другом.

– Например?

– Может быть, это касается какого-нибудь уголовного преступления или шпионской деятельности, а может, Леон сделал ценное изобретение? Но не будем гадать. Поехали поскорее на вокзал, там узнаем, в чем дело.

– Верно, – согласился американец. – К этому делу нужно отнестись со всей серьезностью. Но я не могу сам вести следствие. Если за этим действительно что-нибудь кроется, нам лучше прибегнуть к помощи полиции. Зайдем ко мне на службу. Это ведь отсюда недалеко. Я позвоню в полицейский участок и попрошу прислать сопровождающего. Согласен?

Они пришли в суд, и Джонсон ввел Шеля в кабинет прокурора.

– Старика нет на месте, – объяснил он.– Уехал в Ганновер и вернется только к вечеру. Располагайся.

Он придвинул телефон, снял трубку и набрал номер.

– Алло? Говорит Джонсон из прокуратуры. Соедините меня с инспектором Грубером.

Шель рассматривал статуэтку Фемиды на книжном шкафу.

– Здравствуйте, инспектор! Мне нужна ваша помощь в одном запутанном деле… Нет, по телефону я вам не могу всего объяснить… Расскажу вкратце. В Гроссвизене появился какой-то таинственный чемодан. Сейчас он находится в камере хранения на вокзале. Есть предположение, что его содержимое представляет большой интерес. У меня в руках багажная квитанция… Она к нам попала случайно, и мы бы хотели немедленно отправиться на вокзал и ознакомиться с содержимым чемодана. Так как это дело не входит в мою компетенцию, прошу вас прислать сопровождающего… Я у себя в суде… Да, мы подождем… Кто? Мой приятель Ян Шель из Польши… Вчера приехал… Хорошо, до скорого свидания.– Джонсон положил трубку.

– Они приедут?

– Да, инспектор Грубер будет здесь через несколько минут, и мы вместе поедем на вокзал. – Они закурили. Джонсон играл спичечной коробкой. – Ты знаешь, – сказал он после минутного молчания, – я думаю о том, как плохо я, в сущности, знал Леона. Он был очень скрытен. Похоже, что он родился с комплексами и пронес их сквозь все свое печальное детство и сквозь войну. Типичный неудачник, вечно всем недовольный. Лагерь и другие тяжелые переживания сделали его еще впечатлительнее… Я пытаюсь найти в прошлом Леона, в его образе жизни хоть что-нибудь, что могло бы соответствовать твоим предположениям.

– Возможно, это дело связано с его сотрудниками по работе?

– Он работал в нескольких местах, дольше всего – в городской управе. Считался честным и добросовестным работником, но как-то не сумел нигде удержаться. Право же, я не знаю, в каком направлении строить догадки.

– Чемодан из подвала, – буркнул Шель, – письмо с просьбой о срочной помощи, внезапное самоубийство… Я упомянул вчера о неплотно закрытой двери в комнату Леона, но считал эти подозрения слишком смутными, чтобы останавливать на них твое внимание.

– А что ты думаешь сегодня?

– Известно, что большинство самоубийц кончает с собой в изолированных местах. Готовясь в свой последний путь, Леон, несомненно, запер дверь. И все-таки с утра она была открытой.

– Ну и?..

– Думаю, что кто-то пробрался в комнату к покойному и что-то оттуда унес.

– Предположим, что так оно и было, – сказал Джонсон. – Но откуда человек, не сумевший запереть за собой дверь, знал, что Леон Траубе покончит с собой именно в эту ночь?

– Ты прав, – согласился Шель. – Я сейчас подумал, что в чемодане могли находиться предметы, представлявшие ценность именно для Леона, – какие-нибудь сувениры, памятные вещи. Но какую роль играет Лютце во всем этом? Почему он ведет себя так странно?

– Возможно, он послал багажную квитанцию по почте, потому что не хотел с тобой встречаться…

В дверь постучали.

– Герр Штайнер пришел, – доложила секретарша.

– Мне некогда, Эльза.

– Он настаивает. Говорит, у него к вам срочное дело.

– Я могу подождать в приемной, – предложил Шель.

– Ладно, – нехотя согласился Джонсон.– Зови его, Эльза.

Проводив посетителя в кабинет, секретарша обратилась к Шелю:

– Не хотите ли посмотреть свежие газеты? Вот «Дас мекленбургер тагеблат» и «Гроссвизенер анцайгер».

Шель сел за столик и развернул местную газету. Он просмотрел заголовки политических материалов, скользнул взглядом по рекламам, но ему никак не удавалось сосредоточиться. Он машинально переворачивал страницы, пока, наконец, не дошел до последней. Там печатались сообщения о помолвках, бракосочетаниях, рождениях и смертях, а также хроника происшествий. Шель улыбнулся, вспомнив, как много лет назад ему пришлось составлять подобную «хронику» для «Вроцлавской трибуны».

Но внезапно улыбка исчезла с его лица.

«Прошлой ночью, в 22 часа, – прочитал он, – попал под машину житель Гроссвизена Герберт Лютце. Машина не остановилась, и номер ее до сих пор не установлен. Герберта Лютце доставили в городскую больницу в тяжелом состоянии».

В это время дверь из коридора открылась, и в приемную вошел крупный, широкоплечий мужчина. У него были квадратный, выдвинутый вперед подбородок, толстые губы и высокий лоб. Светлые волосы были откинуты назад.

– Здравствуйте! Где прокурор Джонсон?

– Прокурор занят, – ответила секретарша, вставая. – А вы…

– Привет, Грубер – раздался голос Джонсона. – Вы пришли как раз вовремя, – он проводил посетителя и представил своего польского приятеля.

Инспектор посмотрел на Шеля с нескрываемым любопытством и протянул ему руку:

– Очень приятно.

– Пол! – Шель повернулся к Джонсону. – Лютце в больнице.

– Что такое?

– Вчера вечером попал под машину.

– Кто сказал?

– Вот, прочти.

– Действительно, – покачал Джонсон головой, пробежав глазами заметку. – Бедный пьянчуга!

– Объясните, ради бога, о чем идет речь, – вмешался Грубер.

– Ян приехал в Гроссвизен навестить Леона Траубе…

– Того, что повесился пять дней назад?

– Того самого. Хозяйка рассказала Яну, что дверь в комнату самоубийцы была приоткрыта. Это вызвало у него подозрения. Оттолкнувшись от этой детали, он стал строить дальнейшие догадки. В частности, отыскал друга Леона Траубе, Лютце. Пытался поговорить с ним о покойном, но Лютце был, как всегда, пьян. Спьяну он говорил о каком-то чемодане. Ян оставил ему записку, предупреждая, что зайдет к нему сегодня утром. Но утром на имя Яна пришел конверт с квитанцией камеры хранения на чемодан. Есть предположение, что это тот самый чемодан, который Леон почему-то передал Лютце. Мы решили просить полицию помочь нам в дальнейшем расследовании. Если тревога окажется ложной, мы принесем вам свои извинения и пойдем все вместе обедать.

– А происшествие с Лютце? – спросил Шель. – Вам что-нибудь известно об этом, инспектор?

– Да, я видел рапорт, но не вникал в подробности. Разве этот случай связан с вашим делом?

– Это зависит от того, что находится в чемодане, а также от многого другого.

– Тогда не будем терять времени. Поехали на вокзал! Шель вышел вслед за инспектором. Он был растерян.

Дело принимало более сложный оборот, чем он предполагал. Лютце, несомненно, попал под машину тогда, когда возвращался в блиндаж, опустив письмо в почтовый ящик. Он что-то знал или предчувствовал… По-видимому, есть люди, заинтересованные в том, чтобы его обезвредить. И если они прибегли к столь крайним мерам, значит, тайна, раскрытая Леоном, была для кого-то очень важной и опасной. Но пока что все было чрезвычайно туманно и противоречиво.

– Как ты думаешь, Пол, неужели происшествие с Лютце было простой случайностью? – обратился Шель к шагавшему рядом с ним Джонсону.

– Конечно, это довольно странное стечение обстоятельств. В первый момент я подумал, что его сшибли умышленно. Но не забывай, что за человек Лютце. Кому мог мешать этот пьянчуга?

Спускаясь по лестнице, Джонсон спросил у инспектора:

– Он тяжело ранен?

– Кто, Лютце?

– Да.

– Кажется, его здорово помяло. Сломано несколько ребер. Насколько это серьезно, покажут дальнейшие обследования. – Инспектор открыл дверцу большой черной машины, жестом пригласил их сесть и добавил: – Ничего, выживет. А если и отправится на тот свет, никто плакать не будет.

Джонсон и Шель расположились на заднем сиденье.

– Вокзал, Гейнц! – приказал Грубер сидевшему за рулем полицейскому.

– Почему ты так расстроен, Ян? – спросил американец, когда машина тронулась с места.

– Ты, конечно, скажешь, что у меня слишком буйное воображение, но подумай сам: Леон, который хотел повидаться со мной, лежит на кладбище; Лютце, которому Леон что-то передал, лежит в больнице! Если мы вернемся в прошлое и начнем свои рассуждения с того, что одно из отправленных им писем до меня не дошло…

– Стоит ли к этому возвращаться? Я же тебе объяснил…

– Разумеется. Объяснить можно все. Остальную дорогу они молчали.

Шофер-полицейский вел машину ловко и быстро. На вокзальной площади он описал полукруг и остановился у главного подъезда.

– Подожди здесь, Гейнц, – приказал инспектор. – Мы ненадолго.

В холле они подошли к широкому окну с надписью «Aufbewahrung» [21]21
  Камера хранения (нем.).


[Закрыть] , где дежурил маленький сгорбленный старик в форме железнодорожника.

– Выдайте, пожалуйста, чемодан! – попросил Джонсон, вручая ему квитанцию.

Старик наклонился над бумажкой, поднес ее к глазам и ушел искать. Несколько минут спустя он вернулся расстроенный.

– Вы сами сдавали этот багаж? – спросил он у Джонсона.

– Нет. Вероятно, его принес некто Лютце.

– Чемодана здесь уже нет.

– Что значит «уже нет»? – крикнул Грубер. Старик смущенно мял в руках квитанцию.

– Сюда приходил недавно какой-то мужчина и забрал его.

Шель не верил собственным ушам. «Это похоже на кошмар!» – мелькнуло у него в голове.

– Как он мог забрать, если квитанция у нас?! – гремел Грубер. Он показал стоявшему в растерянности железнодорожнику свое служебное удостоверение. – Я полицейский инспектор. Расскажите подробно, кто и при каких обстоятельствах унес чемодан.

– Я уже сказал, герр инспектор, – ответил железнодорожник, нервно теребя воротник рубашки. – Минут десять или двадцать назад пришел мужчина и попросил выдать ему чемодан, сданный на хранение четыре дня назад. «Квитанция, – сказал он, – потерялась, но я могу сказать, что находится в чемодане». Он говорил так уверенно…

– Черт возьми! – крикнул Грубер, краснея от ярости.– С каких это пор выдают багаж каждому, кто приходит без квитанции, но зато «говорит уверенно»? Вы давно здесь работаете?

– Двадцать шесть лет, герр инспектор.

– Вот и хватит. Пора на пенсию. А как выглядел этот «уверенно говорящий» тип?

Старик сделал судорожный глоток и ответил:

– Невысокий, очень любезный…

– Послушайте! – вмешался Джонсон. – Что значит «невысокий»? Метр шестьдесят? Шестьдесят пять? Семьдесят?

– Пожалуй, такой же, как вы – показал он дрожащей рукой на Шеля.

– Метр семьдесят три, – определил инспектор. – Цвет волос?

– Блондин.

– Глаза?

– Не помню… Кажется, голубые… Нет, карие.

– Лицо? Круглое, продолговатое?

– Как будто продолговатое.

– А сколько примерно он весит?

– Килограммов восемьдесят или девяносто.

– Как одет?

– В синем костюме и, кажется, в белой сорочке с галстуком. Точно не помню, здесь столько бывает народу…

– Этому чрезвычайно точному описанию соответствует по меньшей мере четвертая часть всех жителей Гроссвизена, – язвительно сказал инспектор, обращаясь к Джонсону и Шелю. – Вы не запомнили никаких особых примет? – продолжал он спрашивать напуганного железнодорожника.– Какого-нибудь перстня, часов, шрама?

– Нет, герр инспектор. Я ведь не подозревал, что тут не все в порядке.

Они говорили громко, и на них начали оглядываться. Шель, молчавший до сих пор, придвинулся к окну.

– Значит, тот мужчина описал содержимое чемодана? – спросил он спокойно.

– Таковы правила. В случае потери квитанции вы можете получить багаж, если расскажете, что в нем находится.

– Ну и что было в чемодане?

– Бумаги.

– Какие бумаги? Разве чемодан был не заперт? Как он выглядел?

– Нет, он был не заперт, а только перетянут ремнем. Небольшой, очень старый, фибровый, коричневого цвета. Бумаги лежали в одинаковых серых папках.

– Вы их открывали?

– Нет. Тот мужчина сказал: «В чемодане двадцать четыре серые папки с порядковыми номерами на обложках». Мне казалось, что этого достаточно.

– Значит, – вмешался Грубер, – увидев папки, вы закрыли чемодан и отдали его?

– Да. Я действительно думал…

– Ладно, ладно! Ваши мысли нас не интересуют. Он расписался в получении?

– Да, конечно, – старик достал из ящика потрепанную книгу и раскрыл ее.

Шель заглянул через плечо инспектора. Подпись, разумеется, нельзя было разобрать.

– Не везет нам, Пол, мы пытаемся вырваться, как мухи из паутины, но какие-то невидимые нити мешают всем нашим движениям.

– Гм, – буркнул Джонсон, отодвигая книгу. – Как теперь быть, инспектор?

– Постараемся найти того негодяя, который забрал чемодан. И если он его украл…

– А вы допускаете другую возможность?

– Вряд ли этот чемодан принадлежал Лютце.

– Мы ведь вам объяснили, как он попал к нему! – крикнул Шель нетерпеливо.

– Это все предположения без конкретных доказательств, – сказал инспектор пренебрежительным тоном. Он взглянул на прислушивающихся к их разговору зевак и на стоявшего с несчастным видом железнодорожника. – И вообще давайте вернемся в машину, – добавил он, – и все обсудим без свидетелей. Здесь нам больше делать нечего.

Они вышли из здания вокзала и сели в машину. Грубер повернулся к Шелю.

– Историю происхождения чемодана вы слышали от Лютце, не так ли?

– Да.

– Он был в нетрезвом состоянии?

– Да.

– Вам не кажется, что нельзя строить гипотезы, опираясь на пьяный бред алкоголика?

– А вы хотите мне внушить, что все дело высосано из пальца?

– Я ничего не хочу вам внушать, но когда поработаешь в полиции с мое, не так-то легко даешь волю фантазии.

– Я не могу возражать представителю местной власти. К тому же, если вы убеждены, что все эти события – результат простого стечения обстоятельств, то все равно спорить бесполезно,– ответил Шель, разозленный пассивностью инспектора.

– Насколько мне известно, – сказал Грубер, – вы журналист. У людей вашей профессии есть тенденция повсюду искать сенсацию.

– На что вы намекаете?..

Джонсон тронул его за плечо:

– Не горячись, Ян. Инспектор Грубер не знает всех обстоятельств дела. Мне тоже вначале не верилось, что за этим что-то кроется. Но последние события убедили меня, что необходимо начать энергичное следствие. Мы должны выяснить, кто сшиб Лютце и кто взял чемодан из камеры хранения. Очень важно найти эти бумаги.

– Раз вы так считаете, герр прокурор, мы сделаем все, что в наших силах, – сухо заявил инспектор.

– Да, займитесь этим делом, – сказал Джонсон. – Может быть, стоит допросить Лютце, хотя это вряд ли даст что-нибудь новое.

– Я пошлю сотрудника следственного отдела в больницу. – Грубер повернулся к шоферу: – Поехали, Гейнц! Вам куда? – спросил он, когда машина тронулась.

– Я зайду на службу. Мне необходимо заняться часок-другой текущими делами, – сказал Джонсон. – А ты, Ян? Надеюсь, ты останешься в нашем прекрасном городе до выяснения дела?

– Да. Хотелось бы узнать, что все это значит.

– Заходи к нам, если будет настроение. Я вернусь домой часа в три, – пригласил Джонсон, когда машина остановилась у здания суда.

– Спасибо, вечером зайду.

– А что ты собираешься делать сейчас?

– Еще не решил. Позавтракаю, а потом, пожалуй, вернусь к себе в комнату и отдохну немного.

– Я подвезу вас, – предложил Грубер. – Где вы живете?

– На Эйхенштрассе, но, право же, не стоит…

– Пустяки! – Грубер обратился к Джонсону: – Как только мне станет что-нибудь известно, герр прокурор, я вам сообщу. До свидания.

– Всего хорошего.

По дороге на Эйхенштрассе инспектор расспрашивал Шеля о впечатлениях от ФРГ и о дальнейших планах. Он полюбопытствовал также, что его связывает с Джонсоном. Подвезя Шеля к дому и прощаясь, он предложил:

– Вы знаете, во время войны я провел два года в Бреслау [22]22
  Немецкое название Вроцлава. – Прим. пер.


[Закрыть] , хотелось бы узнать, как там сейчас. Может быть, мы встретимся и потолкуем за кружкой пива?

У Шеля еще не было времени обдумать все как следует, но тем не менее он уже начинал догадываться, что кое-кто из тех, с кем он здесь столкнулся, знает намного больше, чем говорит. Кто же? Лютце?.. Менке?.. Грубер? Кто из них носит маску? Он взглянул на улыбавшегося инспектора и ответил:

– Охотно, весьма охотно. Я плохо знаю город, но помню, где находится ресторан «Красная шапочка». Если вы согласны, я приду туда вечером, часов в девять. Это не слишком поздно?

– Прекрасное время! Итак, до скорой встречи. – Он протянул Шелю потную руку. – Не забудьте, в девять. Поговорим о Бреслау…

* * *

Шель, не выспавшийся ночью и утомленный утренними похождениями, лег на кровать и немедленно уснул. Он спал до часу, а, проснувшись, попытался обдумать все происшедшее. Он был уверен, что оказался против своей воли втянутым в опасное дело. И прекрасно сознавал, что, как поляк, не может рассчитывать на поддержку окружающих и на беспристрастную помощь со стороны властей в случае необходимости. Поэтому он решил отныне действовать осмотрительнее и хитрее. Противники оставались пока неизвестными, а это означало, что нужно постоянно быть начеку и внимательно наблюдать за всеми, с кем приходилось иметь дело. У него мелькнула мысль о том, единственной ли целью неизвестного было любой ценой завладеть чемоданом и не исчезнет ли он теперь.

Шель встал, умылся, достал из чемодана все свои документы и спрятал их в бумажник. Затем он выдвинул ящик стола, еще раз просмотрел лежавшие там проспекты и после минутного раздумья засунул их в карман вместе с рецептами. Инстинкт подсказывал ему, что лучше не оставлять в комнате никаких бумаг.

Спускаясь по лестнице, он увидел высунувшуюся из кухни взлохмаченную голову фрау Гекль. Старуха попыталась остановить его, спросив, не нужно ли ему чего-нибудь и как ему нравится Гроссвизен.

– Удалось вам уладить свои дела? – поинтересовалась она.

Буркнув что-то в ответ, Шель выбежал из затхлого коридора на улицу и быстро зашагал к городской больнице. Там он объяснил швейцару цель своего посещения и прошел в палату, где лежал Лютце.

Бледный, с забинтованной головой, больной лежал на спине, уставившись в потолок широко раскрытыми глазами.

– Ваша фамилия Шель? – спросила аккуратная медсестра, пододвигая стул к кровати.

– Да, это я.

– Больной спрашивал о вас. Но постарайтесь не утомлять его долгими разговорами. Утром у него был уже кто-то из полиции, – добавила она шепотом. – Лютце очень слаб. Он пережил сильный шок.

– Что нашли у него врачи?

– Трещины двух ребер и ушиб головы. Пролежит не больше недели. Таким всегда везет… – Она не договорила, с испугом взглянула на посетителя и отошла к одному из больных, который давно уже нетерпеливо звал ее.

Шель наклонился над кроватью.

– Вы узнаете меня?

Лютце ответил не сразу. Он испытующе смотрел на посетителя и, казалось, колебался, не мог принять решения.

– Шель? – спросил он наконец.

– Да. Вчера мы с вами беседовали. Не знаю, помните ли вы?

– Вчера было давно, очень давно, – пробормотал Лютце.

– Если вас это не утомит, я бы хотел задать несколько вопросов.

– В чем дело?

– Леон передал вам чемодан?

– Чемодан?

– Тот, что вы сдали несколько дней назад в камеру хранения на вокзале. Квитанцию вы прислали мне.

– Откуда вы знаете?

– Я не знаю, мы просто догадываемся.

– Кто мы?

– Прокурор Джонсон, полицейский инспектор Грубер и я.

Лютце закрыл глаза и сжал губы. Больной на соседней койке громко застонал. На паркетном полу зашуршали тихие шаги медсестры.

– Не знаю, что было в чемодане, – сказал Лютце вполголоса. – Леон хотел передать его вам. Что там было, не знаю.

– Почему вы послали квитанцию по почте?

Лютце молчал.

– Что вы еще можете рассказать мне о Леоне?

– Он повесился.

– Вчера вы были другого мнения.

– Разве? А что я говорил вчера?

– Вы сказали, что Леона убили.

– Кто его убил?

– Черт возьми! Это я хочу узнать от вас!

– От меня? Я ничего не знаю.