Текст книги "Воронцов. Перезагрузка. Книга 6 (СИ)"

Автор книги: Ян Громов

Соавторы: Ник Тарасов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 15 страниц)

Только спустя несколько минут, которые я его не трогал, давая обдумать все возможные варианты, он наконец шевельнулся. Его взгляд снова сфокусировался на мне, но теперь в нём не было ни гнева, ни страха – только глубокая задумчивость и, возможно, принятие.

– Спасибо, Егор Андреевич, – сказал он тихо.

Его акцент, сейчас проявился сильнее – признак волнения, которое он не мог полностью скрыть.

– После того, как жена ваша родит, – спросил он уже слегка подавленным голосом, – вы меня прогоните? Или сдадите… к… в мою страну?

В его вопросе сквозила нескрываемая тревога.

– Нет, Ричард, – ответил я ему, улыбнувшись. – У меня слишком много на тебя планов, чтобы отдавать такого ценного кадра.

На его лице отразилось удивление, смешанное с облегчением. Брови поднялись, а в глазах появилась искра надежды, которой не было ещё минуту назад.

– Да? – удивился он, выпрямляясь на стуле. – И каких же?

Теперь он смотрел на меня с интересом человека, перед которым внезапно открылась новая перспектива, новая дорога в будущее, о которой он даже не думал.

– Будем с тобой делать больницу, – сказал я просто, как будто речь шла о самой обыденной вещи в мире.

– Какую больницу? – переспросил он, не веря своим ушам.

– Самую настоящую, – ответил я, наслаждаясь эффектом, который произвели мои слова. – Только где – я ещё не решил – здесь, в Уваровке, или же в Тулу тебя определить?

– Егор Андреевич, – сказал он с неожиданной твёрдостью в голосе, – если моё мнение важно, то я бы лучше остался здесь, вместе с вами.

– Посмотрим, Ричард, как оно получится, – ответил я. И мы вышли из дома. Я хотел поехать на лесопилку, показать как и что сделать для токарного станка по дереву, чтоб он был стационарным и уже собирался кликнуть Степана, чтоб тот седлал коня…

Как вдруг услышал истошный крик из своего же дома. Сердце моментально ухнуло куда-то вниз, а потом забилось с утроенной силой. В голове промелькнула только одна мысль – Машенька!

Резко развернувшись, я бросился в сторону крыльца. Не успел я добежать, как на порог выскочила Анфиса – растрёпанная, с выбившейся из-под платка прядью седых волос, с глазами, полными паники.

– Егор Андреевич! Егор Андреевич! – закричала она, размахивая руками. – Маше плохо!

Её голос сорвался на последнем слове, а лицо было таким бледным, что казалось прозрачным.

– Да отойди ты! – сказал я, не злобно, а больше переживая.

Анфиса метнулась в сторону, пропуская меня в дом. Я влетел в сени, сбивая какую-то утварь, стоявшую на пути, и, не задерживаясь ни на мгновение, ворвался в светёлку.

То, что я увидел, заставило моё сердце сжаться. Машка лежала возле кровати. Её длинные волосы разметались по дощатому полу, одна рука была вытянута вперёд, как будто она пыталась за что-то ухватиться перед падением. Видать, упала, пытаясь встать с постели.

Тут же за мной вбежал Ричард.

– Воды! – рявкнул он на Анфису, которая замерла в дверях, прижав руки ко рту.

Она тут же встрепенулась, словно очнувшись от оцепенения, засуетилась и через мгновение подала кувшин с водой. Вода плескалась через край, орошая пол мелкими каплями.

Ричард подбежал к Машке, опустился рядом с ней на колени, и потрогал пульс на запястье.

Я на эмоциях слегка растерялся, стоя как вкопанный возле Машки. В голове пульсировала только одна мысль: «Только бы жива… только бы жива…» Но тут же я тоже включился, опустился рядом с Ричардом, вглядываясь в лицо жены.

– Пульс есть, – коротко бросил Ричард, и эти слова словно вдохнули в меня жизнь.

Он зачерпнул воды из кувшина и побрызгал прохладной водой на щеки Машеньки. Капельки скатились по её бледной коже, как слёзы, но она не шевелилась. Тогда Ричард слегка похлопал её по щекам, при этом покосившись на меня, как бы спрашивая разрешения на такие меры.

Я кивнул, мол, всё правильно, делай что нужно.

И тут глаза Машки под веками зашевелились. Она чуть глубже вдохнула, и от этого движения я почувствовал такое облегчение, словно гора с плеч свалилась. Ещё мгновение – и она приоткрыла глаза, сначала непонимающе глядя в потолок, а потом сфокусировав взгляд на моём лице.

Я бережно поднял её на руки и осторожно положил на кровать. Её волосы рассыпались по подушке, а глаза, такие родные и любимые, смотрели на меня с испугом и растерянностью.

– Машенька, солнышко, что случилось? – спросил я, взяв её холодную ладонь в свои руки, словно пытаясь передать ей своё тепло.

– Ой, Егорушка, не знаю, – её голос был слабым. – Что-то голова закружилась… А дальше уже вы возле меня…

Ричард наблюдал за ней очень внимательно, его глаза быстро оценивали состояние пациентки.

– Попей водички, – сказал я, подавая ей кружку, которую уже держала в руках Анфиса.

Машенька приподнялась на локте, сделала несколько глотков и хотела было встать с постели.

– Лежи, лежи, – я мягко придержал её за плечи, возвращая в лежачее положение. В её глазах мелькнуло что-то похожее на протест, но сил спорить у неё явно не было.

– Мне уже хорошо, Егорушка, – пробормотала она, пытаясь улыбнуться, но улыбка вышла слабой и неуверенной.

– Ты мне скажи такое, – начал я, присаживаясь на край кровати и внимательно вглядываясь в её лицо, всё ещё бледное, но уже с проступившим лёгким румянцем. – Что ты сегодня кушала?

Машенька задумалась, её тонкие брови сошлись на переносице, словно она решала сложную задачу. А потом на её лице появилось виноватое выражение, и она захлопала глазками.

– Ой, Егорушка, – произнесла она почти шёпотом, – а ничего… С утра не хотелось…

Я почувствовал, как внутри поднимается волна тревоги, смешанной с лёгким раздражением. Как можно было так относиться к себе, особенно в её положении?

– Ну вот тебе и плохо стало, – сказал я, стараясь говорить строго, но не сердито. – Ты же сейчас не одна, а вас двое, и в первую очередь должна думать за двоих.

Ричард, стоявший рядом с кроватью, решительно кивнул, поддерживая мои слова.

– Да, Мария Фоминична, – произнёс он своим глубоким, уверенным голосом. – Нельзя вам не кушать, нужно беречь себя. В вашем положении питание должно быть регулярным и полноценным.

– Слышишь, что лекарь говорит? – напустив важности, сказал я, хотя сам испугался не на шутку.

Ещё бы! При мысли о том, что могло случиться с Машенькой и с нашим будущим ребёнком, мне становилось холодно. Сердце до сих пор колотилось как бешеное, а в голове проносились страшные картины.

Анфиса, стоявшая в стороне, всхлипнула и покачала головой:

– А я ведь, Егор Андреевич, говорила ей. Кашку сварила утром, да только она и ложки не взяла. Всё говорила, что не хочется ей.

Машенька виновато улыбнулась:

– Ну правда, Егорушка. Я думала, что ничего страшного, если раз пропущу…

– Раз пропустишь, другой пропустишь, – проворчал я, но уже без строгости в голосе. Злиться на неё долго я не умел. – И что тогда? Так и будешь падать посреди комнаты?

Ричард деликатно кашлянул, привлекая наше внимание.

– Думаю, сейчас самое важное – накормить Марию Фоминичну, – сказал он практичным тоном. – Что-нибудь лёгкое, но питательное. И чай с мёдом не повредит.

Анфиса тут же встрепенулась:

– Сейчас, сейчас, голубчики! У меня и бульончик есть, и каша гречневая с маслом осталась. Мигом подогрею!

Она выскочила из комнаты, и через минуту из кухни донеслось звяканье посуды и суету у печи. Машенька слабо улыбнулась, глядя на меня:

– Не сердись, Егорушка. Я больше не буду так делать. Обещаю.

Я взял её руку в свои ладони, чувствуя, как постепенно к ней возвращается тепло.

Глава 21

Весь оставшийся день я провёл с Машенькой. По правде говоря, очень боялся, чтобы она снова не упала в обморок, да и просто радовался, что пусть и не совсем хороший повод, но именно из-за него появилась возможность провести время вместе. А то вечно в делах – наскоком то в город, то дела, то ещё что-то.

Машенька лежала на кровати и слегка приподнявшись на подушках, вышивала какую-то рубашечку для будущего младенца. Время от времени она поднимала глаза и ловила мой взгляд, отчего румянец проступал на её щеках.

– Егорушка, – тихо сказала она, не отрываясь от работы, – а как думаешь, мальчик у нас будет или девочка?

Я посмотрел на неё и улыбнулся:

– А какая разница? Лишь бы здоровый родился. И чтобы на тебя похож был – умный и красивый.

Машенька засмеялась.

– На меня похожий мальчик – это что-то новенькое, – поддразнила она. – А вот если девочка, то пусть лучше на папу похожа будет – рассудительная да хозяйственная.

Бусинка, которая всё это время дремала у печи, вдруг встрепенулась, подошла к кровати и запрыгнула прямо Машеньке на живот. Та осторожно погладила кошку, приговаривая:

– И ты хочешь с малышом познакомиться? Ну ничего, потерпи ещё немножко.

Вечером, когда стемнело, я затопил печь пожарче. Анфиса приготовила ужин – наваристый борщ, пироги с мясом и травяной чай с мёдом. Машенька ела с аппетитом, и я радовался, что обморок не отбил у неё желания нормально питаться.

– Машунь, – сказал я, наблюдая, как она уплетает второй пирожок, – завтра я поеду на лесопилку. Я пересел к ней на кровать и взял её руку:

– Ненадолго. И Ричарда попрошу, чтобы почаще к тебе заглядывал, проверял, как ты себя чувствуешь.

– Не нужно, Егорушка, – запротестовала она. – И так столько народу вокруг меня хлопочет. Анфиса из дому не выходит, Прасковья забегает, да маменька заглядывает часто…

– Нужно, – твёрдо сказал я. – После сегодняшнего я за тебя волнуюсь. А Ричард – врач, он лучше знает, на что обращать внимание.

Машенька вздохнула, но спорить не стала. Мы ещё немного поговорили и легли спать.

На следующее утро, после завтрака, я позвал Ричарда.

– Ричард, попрошу тебя об одном одолжении, – начал я серьёзно. – Несколько раз до обеда и несколько раз после обеда обязательно наведывайся ко мне домой и следи за состоянием Машеньки. Понимаешь, после вчерашнего я спокойно работать не смогу, если не буду знать, что за ней кто-то присматривает.

Ричард кивнул с пониманием:

– Конечно, Егор Андреевич. Буду заходить каждые два-три часа. И если что-то будет не так, сразу же пришлю за вами человека.

Анфиса, которая присутствовала при этом разговоре, тоже кивнула:

– Егор Андреевич, не переживайте, всё будет сделано. Буду следить за ней, как за родной дочкой. И кушать заставлю, и отдыхать уложу, если что.

– Спасибо вам, – сказал я искренне.

После этого я отправился на лесопилку, где меня уже ждали мужики. За несколько дней мы с ними сделали полноценный стационарный токарный станок по дереву.

Семён и Фёдор закрепили массивное основание из дуба, которое должно было гасить вибрацию. Прохор с Митяем установили направляющие, по которым должен был двигаться резец. Сложнее всего оказалось подвести пневматический привод – трубу нужно было протянуть так, чтобы нигде не было перегибов или перекосов, которые могли бы нарушить равномерную подачу сжатого воздуха.

– Митяй, смотри, вот здесь загиб слишком крутой, – показал я на место соединения. – Воздух будет с завихрениями идти.

– А как же тогда, Егор Андреевич? – почесал затылок Митяй. – Тут же стенка, не обогнуть.

– Дуги сделаем, – предложил Семён. – Из тонкого железа согну, плавные переходы получатся.

Когда станок был готов, я с волнением дал сигнал Фёдору запускать двигатель. Послышался знакомый свист сжатого воздуха, и патрон токарного станка медленно, но верно начал вращаться.

– Работает! – воскликнул Петька, хлопая в ладоши.

Я взял заготовку – обычное липовое полешко – и зажал его в патроне. Подвёл резец, включил подачу, и стружка тонкой лентой потекла на пол. Мужики обступили меня плотным кольцом, наблюдая за процессом с неподдельным интересом.

– Ишь ты, как ровно идёт! – удивился Прохор, когда из грубого полена начал проступать правильный цилиндр.

– А теперь посмотрите, что можно сделать, – сказал я и, переставив резец, начал вытачивать что-то похожее на бокал.

За полчаса работы в моих руках оказался изящный бокал с тонкими стенками и ровной поверхностью, какую никогда не получишь при ручной работе.

– Батюшки светы! – ахнул Илья. – Да это же чистое волшебство!

– Не волшебство, а наука, – улыбнулся я. – И теперь вас всех этой науке обучу.

Следующие дни я посвятил обучению мужиков работе на станке. Вспоминая уроки труда в школе, я показал им все тонкости, которые сам знал – как правильно держать резец, под каким углом подводить, как регулировать скорость подачи.

– Главное правило, – объяснял я Петьке, который оказался самым способным учеником, – резец должен быть острым. Тупой инструмент дерево рвёт, а не режет.

– А если заготовка неровная? – спросил Семён.

– Сначала обдираем на малых оборотах, – показал я, регулируя подачу воздуха. – А уж потом, когда круглая стала, можно и на полную мощность.

Даже показал им, как можно крепко закрепить заготовку со стороны привода так, что если делать какой-то кубок или даже деревянную вазу, то можно прямо на станке выбрать изнутри полость. Для этого использовался специальный изогнутый резец, который я выковал вместе с Петькой в кузнице.

– Смотрите, – продемонстрировал я, – вот так, постепенно, слой за слоем, и получается внутренняя полость. Главное – не торопиться и следить, чтобы стенки одинаковой толщины были.

Мужики были очень довольны возможностью что-то сделать своими руками, да ещё и на таком удивительном аппарате. Каждый норовил попробовать, и вскоре под станком образовалась целая гора стружки и опилок.

– Егор Андреевич, – подошёл ко мне Семён, когда мы делали перерыв, – а что, если нам на продажу такие кубки делать? В городе за такие деньги хорошие дают.

– Правильная мысль, – одобрил я. – Только сначала научиться нужно как следует. А потом – почему бы и нет.

Когда основные работы по установке станка были закончены, я сказал мужикам:

– На будущее, ближе к весне, не забудьте подвести такую же трубу или сделать разветвление к месту, где была раньше каретка. Там потом установим ещё один пневмодвигатель, только, наверное, помощнее закажу у Савелия Кузьмича.

– Обязательно сделаем, Егор Андреевич, – заверил меня Фёдор. – А что там ставить будем?

– Так под каретку с пилами, – ответил я. – Может, и ещё один станок, а может, что-то другое полезное.

Когда мы закончили со станком, Митяй подошёл ко мне с гордым видом:

– Егор Андреевич, гляньте, что я тут наделал! – он показал на стол, заставленный различными стеклянными изделиями.

Я присмотрелся и удивился – за это время парень сделал очень много разных банок. Были там и маленькие баночки для лекарств, и большие – для солений, и средние – непонятно для чего, но очень красивые. Кроме того, он изготовил несколько колбочек разной формы и даже соорудил ещё один дистиллятор – более совершенный, чем первый.

– Митяй, да ты просто мастер! – похвалил я его. – Такое разнообразие!

Семён тоже не отставал. Он показал мне два десятка фарфоровых чашек с блюдцами – аккуратных, белоснежных, с тонкими стенками. И стекла немало отлил уже – были там и оконные стёкла, и бутылки разного размера.

– Семён, да у тебя настоящая мануфактура получается! – восхитился я.

Очередной день близился к концу, и мне хотелось домой, к Машеньке. За это время я успел соскучиться по ней, хотя Ричард исправно докладывал, что всё в порядке, самочувствие хорошее, аппетит нормальный.

– Ну что, мужики, – сказал я, оглядывая мастерскую, – на сегодня хватит. Завтра продолжим.

– Егор Андреевич, – остановил меня Илья, – а можно я ещё немного поработаю на станке? Хочется попробовать ещё раз.

– Конечно, – разрешил я. – Только осторожно. И не забудь станок выключить и компрессор остановить, когда закончишь.

– Не забуду, – заверил он.

Дома меня встретил аромат свежеиспечённого хлеба и довольная Анфиса:

– Егор Андреевич, Машенька сегодня весь день была бодрая. И покушала хорошо, и даже во дворе немного прогулялась.

– Это прекрасно, – обрадовался я. – А где она сейчас?

– В светлице сидит, рубашки перебирает.

Я прошёл в светлицу и увидел Машеньку, сидящую за столом с грудой белого полотна. Она что-то кроила, время от времени прикладывая выкройки к себе.

– Машенька, солнышко, – сказал я, подходя к ней, – как дела? Как самочувствие?

Она подняла голову и улыбнулась:

– Егорушка! Как хорошо, что ты вернулся! Дела отличные, самочувствие тоже. Смотри, что я делаю, – она показала на разложенные перед ней ткани. – Пелёнки шью и рубашечки для малыша.

Я сел рядом с ней и взял одну из готовых рубашек. Крохотная, белоснежная, с тонкой вышивкой по воротнику – настоящее произведение искусства.

– Красота какая, – восхитился я. – И маленькая же какая… Неужели наш ребёнок будет такой крошечный?

Машенька засмеялась:

– Все дети такими рождаются. Но быстро растут, не беспокойся.

Мы ещё немного поговорили о делах, о планах, о будущем. Машенька рассказала, как провела день, а я – о новых достижениях в мастерской. Когда стемнело, мы поужинали и легли спать.

На следующий день после возвращения с лесопилки я решил заняться распределением всего накопившегося стекла и фарфора. Зашёл в мастерскую, где Митяй как раз выкладывал на полки очередную партию готовых изделий.

– Митяй, покажи-ка, что у нас тут накопилось, – попросил я, оглядывая стеллажи.

Парень с гордостью начал демонстрировать свою работу. Банок разного размера было действительно много – и маленькие для лекарств, и средние для солений, и большие. Плюс несколько десятков бутылок различной формы, колбочки какие-то.

– А вот это, – Митяй показал на отдельную полку, – стекло. Семён делал.

Я взял один лист и поднёс к свету. Стекло было прозрачным, почти без пузырей – качество заметно улучшилось за последнее время.

Осмотрев всё готовое стекло, я решил: часть оставим себе – в Уваровке окна делать будем. Почему бы и нет? А банки, остальное стекло и комплекты чашек с Фомой отправим в Тулу на продажу. Как раз кстати – Никифор с Пахомом из города вернулись, после того как проводили кузнеца. Вот пускай снова едут, теперь уже вместе с Фомой.

– Фома, – сказал я, подозвав купца, – обязательно зайди к градоначальнику. Если вдруг не будут пускать, сошлись на меня.

Фома внимательно кивнул, запоминая наказ.

– И непременно спроси у его превосходительства, как здоровье? – продолжил я. – И записку, которую Иван Дмитриевич тебе для меня передаст, обязательно привези.

Фома вопросительно поднял брови:

– А почему вы думаете, Егор Андреевич, что он будет записку вам передавать?

– Да я в этом уверен, – ответил я, улыбнувшись. В голосе не было ни тени сомнения.

– Хорошо, Егор Андреевич, всё исполню как велено, – заверил Фома, поклонившись.

– Ну и не забудь там прикупить что в деревне нужно. Степана спроси – он список составит.

– Сделаю всё, Егор Андреевич.

Я посмотрел на готовые изделия и спросил:

– Фарфор, как обычно, будешь через аукцион продавать?

– Да, Егор Андреевич, так и выручить больше можно, да и потеха та ещё будет – все уже её ждут! – оживился Фома, предвкушая торги.

После их отъезда, я нашёл Степана возле конюшни.

– Степан, пока морозы сильные не ударили, мужиков, кто на лесопилке да в кузнице не задействован, отправь лес валить. Чтоб брёвна заготавливали – зимой это делать правильнее.

Сам я думал: «Не виноват же я в том, что попал сюда в начале лета. Так хоть новые бревна на будущий год будут правильно заготовлены.»

Степан энергично кивнул:

– Займусь, Егор Андреевич. Лично всё проконтролирую.

А вечером, я позвал к себе Петьку и стал на листе бумаги зарисовывать паровой двигатель – только в миниатюре. Всё пытался вспомнить каждую деталь из тех, что видел в музее да в документальных фильмах. Прикинул, что если он будет небольшой, маленький, то его можно будет использовать прямо здесь, в деревне, для разных нужд. От лесопилки-то трубу не дотянуть сюда, а здесь бы тоже не помешала какая-то энергия.

Петька смотрел на чертёж, всё спрашивал да уточнял детали. Потом мы пришли к выводу, что некоторые части проще сделать у Савелия Кузьмича.

– Ну что, Петька, – сказал я, откладывая перо, – те детали, которые ты не сможешь сделать, закажем в Туле. А большую часть?

– Большую часть, Егор Андреевич, осилю сам! – уверенно ответил Петька, разглядывая чертёж горящими глазами мастера.

Как-то мы с Петькой работали в кузнице над деталями для парового двигателя, и мне пришла одна любопытная мысль. Я помнил кое-что о дамасской стали из документальных фильмов – как её делали в старину, какой удивительный узор получался на клинке.

– Петька, – сказал я, откладывая молот, – а хочешь попробовать сделать что-то особенное?

– А что такое, Егор Андреевич? – заинтересовался он, вытирая пот со лба.

Я взял две металлические пластины – одну из более мягкого железа, другую из твёрдой стали, которую мы получали из красной глины.

– Смотри, – сказал я, соединяя пластины тонкой проволокой, – а теперь вот этой смесью обсыпай.

Я смешал кварцевый песок с поташом – эта смесь должна была предохранить металл от окисления при ковке и помочь слоям лучше сцепиться друг с другом.

– А что это будет, Егор Андреевич? – спросил Петька, с любопытством разглядывая приготовленную заготовку.

– Увидишь, – таинственно ответил я. – Вот это тебе сейчас нужно сковать в одну пластину.

Петька принялся за работу с присущей ему сноровкой. Удары молота звенели в такт, искры сыпались во все стороны, а металл под его руками постепенно превращался в ровную пластину. Всего за десять минут работа была готова.

– А дальше? – спросил он, вытирая руки о фартук.

– Дальше сгибай её пополам, снова посыпай смесью и выковывай в одну пластину, – объяснил я. – И так чтобы раз десять.

– А зачем, Егор Андреевич? – не понял Петька.

– А затем, что когда в последний раз будешь выковывать – сделай толщину в полпальца. А потом покажу.

Петька пожал плечами, но взялся за дело. Работа предстояла кропотливая – каждый раз сгибать пластину, обсыпать смесью, снова проковывать. Но парень не роптал, хоть и не понимал смысла происходящего.

Я тем временем наблюдал за процессом, время от времени подсказывая:

– Температуру держи равномерную, не перегревай. И следи, чтобы удары были одинаковой силы.

К вечеру Петька завершил положенное количество складываний. Металл приобрёл особую плотность, а на срезе уже можно было различить тонкие слои разного цвета.

На следующий день Петька показал мне готовую пластину – ровную, плотную, с едва заметными переливами на поверхности.

– Хорошо, – одобрил я. – Теперь раздели её на три части и сделай три заготовки для ножей.

– Для ножей? – удивился Петька. – Да из этого железа топор можно сделать!

– Не топор, а ножи, – настоял я. – Только особенные. Увидишь сам.

Пока Петька занимался заготовками, я позвал Илью с Семёном и попросил их помочь мне собрать примитивную батарею – такую же, как делал в Туле. Солевой раствор на этот раз я приготовил более концентрированный.

– Что делать будем, Егор Андреевич? – спросил Илья, наблюдая за тем, как я подключал медные пластины.

– Увидите, – ответил я, проверяя силу тока простейшим способом – прикоснувшись языком к контактам. Язык слегка защипало – значит все собрали как надо – ток был.

Когда Петька закончил с ножами – выковал три клинка классической формы, – я взял первый из них.

– А теперь, ребята, увидите настоящее чудо, – сказал я, опуская клинок в солевой раствор.

Подключив к ножу положительный полюс батареи, а в раствор опустив кусок железа в качестве отрицательного электрода, я включил ток. Раствор тут же начал бурлить, а от клинка пошли мелкие пузырьки.

– Что происходит? – ошарашенно спросил Семён, наблюдая за процессом широко раскрытыми глазами.

– Подождите, – сказал я, внимательно следя за временем. – Нужно не переборщить.

Через несколько минут я выключил ток и вынул нож из раствора. На его поверхности проступил удивительный узор – волнистые линии, завитки, переплетения, словно морозные узоры на стекле.

– Батюшки светы! – воскликнул Петька, хватая нож. – Да что же это такое⁈

Рисунок был действительно впечатляющим – тёмные и светлые полосы создавали неповторимый узор, который, казалось, живёт своей жизнью, переливаясь при изменении угла зрения.

– Это, братцы, дамасская сталь, – объяснил я с гордостью. – Такие ножи в старину только мастера высшего разряда делать умели.

Илья с благоговением провёл пальцем по узору:

– А он же как живой! Смотрите, как переливается!

Я взял второй нож и повторил процедуру. Узор получился другой – кольца и спирали, словно годовые кольца дерева. Третий клинок дал ещё один рисунок – прямые полосы с мелкими завитками.

– Егор Андреевич, – сказал Петька дрожащим голосом, разглядывая все три ножа, – да такие клинки – царю дарить можно!

– Можно, – согласился я, наслаждаясь эффектом. – И не только царю. Такие ножи ценятся на вес золота.

Семён осторожно взял один из ножей и попробовал его остроту на куске дерева. Клинок резал как бритва, не цепляясь за волокна.

– А как же так получается, что узор такой красивый выходит? – спросил Илья, не в силах оторвать взгляд от переливающегося металла.

– Видишь, когда Петька десять раз складывал и проковывал металл, слои стали и железа уплотнялись и число таких слоев перевалило за две тысячи, – начал я объяснять. – А когда мы клинок в раствор опустили и ток пустили, разные слои по-разному растворились. Одни больше, другие меньше. Вот и получился узор.

– А почему именно десять раз складывать нужно было? – уточнил Петька.

– Потому что каждое складывание удваивает количество слоёв, – ответил я. – После десяти складываний получается больше двух тысяч тончайших прослоек. Именно они и дают такой узор.

Мужики переглянулись с восхищением. Даже Петька, который своими руками делал всю работу, смотрел на результат как на чудо.

– А можно ещё такие сделать? – осторожно спросил Семён.

– Конечно, – кивнул я. – Теперь, когда знаете технологию, можете делать сколько угодно. Правда, работа кропотливая.

– Для таких ножей любую работу сделаешь! – воскликнул Петька. – Даже если сто раз складывать придётся!

Я засмеялся:

– Сто раз не нужно. А то узор слишком мелкий получится, красоты не будет.

Илья вертел нож в руках, рассматривая его со всех сторон:

– А как вы догадались, Егор Андреевич, что так делать нужно?

Я пожал плечами:

– В книгах читал. Древние мастера такие секреты знали.

На самом деле, конечно, знания пришли из совершенно другого времени, но объяснять это было ни к чему.

– А ножны для таких ножей особенные нужны, – заметил Семён. – Не подойдут ведь простые деревянные. Из кожи, наверное.

– Правильно думаешь, – одобрил я. – Но это уже другая наука. Сначала научимся сами ножи делать как следует.

Петька бережно положил все три клинка на верстак:

– Егор Андреевич, а если такие ножи в город отвезти, сколько за них дать могут?

Я задумался. В XIX веке качественные клинки действительно ценились очень высоко, особенно с таким узором.

– Думаю, за один такой нож можно корову купить, – сказал я наконец. – А может, и две.

Глаза у всех троих загорелись. Корова была серьёзным богатством для крестьянской семьи.

– Тогда нужно побольше наделать! – возбуждённо сказал Илья.

– Не торопись, – остудил я его пыл. – Сначала технологию отточить нужно. И потом, такие ножи редкость должны быть. Если их много сделать, цена упадёт.

Семён кивнул с пониманием:

– Правда. Лучше мало, но дорого, чем много, но дёшево.

– А ещё, – добавил я, – такую работу афишировать не стоит. Это секрет должен быть. Мало кто должен знать, что мы умеем такое делать.

– А почему? – удивился Петька.

– Потому что если все узнают, нас заставят только ножи и делать. А у нас дел и без того много.

– Понятно, – согласился Петька. – Значит, никому ни слова.

– Вот именно. Это наш секрет, – подтвердил я. – А сейчас давайте эти ножи как следует отполируем. Чтобы узор ещё ярче проявился.

Мы провели в кузнице ещё пару часов, доводя клинки до совершенства. Петька показал класс в полировке – под его руками металл засиял зеркальным блеском, а дамасский узор стал ещё более выразительным.

Когда работа была закончена, я взял один из ножей и внимательно осмотрел его на свет. Узор переливался, как живой, создавая впечатление текущей воды или языков пламени.

– Красота, – тихо сказал Семён, и все согласно закивали.

Красота действительно была неземная. И главное – теперь мы знали, как её создавать.