Текст книги "Воронцов. Перезагрузка. Книга 6 (СИ)"

Автор книги: Ян Громов

Соавторы: Ник Тарасов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 15 страниц)

Глава 17

Мы ещё не успели спешиться, а я уже стал замечать неподдельное удивление в глазах кузнеца. Савелий Кузьмич стоял, словно вкопанный, его взгляд медленно скользил по всей территории лесопилки, впитывая каждую деталь. Он смотрел на мост – крепкий, добротный, на толстых брёвнах. Потом его взгляд нашёл вагонетку, стоящую на направляющих. Дальше он перевёл взгляд на другой берег, где у нас стояла кузница.

На всё это Савелий Кузьмич смотрел с таким удивлением, будто перед ним предстало не простое рабочее место, а какое-то невиданное чудо. Его брови поднялись, морщины на лбу обозначились чётче, а рот приоткрылся от изумления.

– Ну, пойдём, – сказал я, спрыгивая с коня. – Буду показывать, что тут да как.

Конь фыркнул, выпустив облако пара из ноздрей, и нетерпеливо переступил копытами, разбивая тонкую корочку льда на лужице. Пахом, подоспевший вовремя, принял у меня поводья и повёл лошадь к коновязи, где уже стояло несколько наших коней.

Нетерпение в глазах Савелия Кузьмича прям кричало, что ему всё очень интересно. Он даже не замечал, как потирает руки от холода или, скорее, от волнения. Его взгляд метался от одной постройки к другой, словно он не мог решить, что хочет осмотреть в первую очередь.

Остальные мужики тоже спешились и, переговариваясь вполголоса, стали разбредаться по территории – кто к кузнице, кто к ангару, кто к ямам с углем да опилками. Каждый знал своё дело и не нуждался в указаниях. Только Ричард держался поближе к нам, явно желая поучаствовать в экскурсии.

Проходя мимо места, где у нас была каретка с пилами – сейчас снятая для зимнего хранения – я указал на жёлоб, по которому спускались брёвна. Жёлоб был широким, с гладкими краями, отполированными до блеска от постоянного трения.

– Вот здесь вот каретка была, – объяснял я, показывая рукой, где именно она располагалась, – с пилами, которые ты нам выковывал.

Кузнец кивнул, вспоминая заказы, которые мы ему делали не раз.

– Вот тут подавались брёвна, и здесь они распиливались на доски, – продолжил я, проводя рукой по воздуху, чтобы показать траекторию движения.

– А как оно всё работало? – спросил Савелий Кузьмич, присаживаясь на корточки, чтобы лучше рассмотреть нижнюю часть конструкции.

Его глаза горели любопытством, как у ребёнка перед новой игрушкой.

– Вот видишь, – я указал на толстый деревянный вал, окованный металлическими обручами для прочности, – вал идёт. К нему через кривошип крепилась каретка, которая ездила туда-сюда и пилила брёвна.

Я продемонстрировал движение руками, имитируя работу механизма. Савелий Кузьмич внимательно следил за моими движениями, соотнося их с тем, что видел перед собой.

– Вот этот вал, видишь, идёт к площадке, которая возле моста, – продолжил я, указывая на продолжение конструкции, уходящей к реке. – Сейчас она пустая, потому что на зиму мы сняли водяное колесо. Оно крутилось за счёт течения, придавая движение всему механизму.

Ричард, стоявший рядом с нами, слушал с не меньшим интересом, чем кузнец, хотя и видел саму конструкцию в действии ранее. Несмотря на холод, он расстегнул верхнюю пуговицу своего кафтана, чтобы было удобнее наклоняться и рассматривать механизмы.

– А как брёвна пилились? – не унимался кузнец, разглядывая жёлоб. – Их же как-то толкать нужно было?

– Так ты посмотри, – я указал на конструкцию жёлоба, – жёлоба-то под уклоном идут. Вот брёвна своим весом на пилы и давили, а сверху подавались новые брёвна, которые давили на предыдущие. Так и распиливалось.

Я взял небольшой обрезок дерева и положил его на жёлоб, чтобы продемонстрировать, как он скользит вниз под собственным весом. Деревяшка проехала по гладкой поверхности и упала на конце с тихим стуком.

Кузнец почесал затылок, представляя всю эту конструкцию в действии. В его воображении, должно быть, вставала картина: как огромное колесо крутится под напором воды, как вал передаёт это движение каретке, как пилы со свистом врезаются в дерево, превращая цельное бревно в ровные доски.

Он только хмыкнул, оценив простоту и гениальность этой задумки.

– А ну-ка, пойдём дальше, – сказал я, направляясь к выходу. – Ещё есть что показать.

Мы зашли в сам ангар.

– Вот, – сказал я, указывая на ровные штабеля досок, сложенные так, чтобы воздух мог циркулировать между ними, – поставили. Здесь доски, складируем.

Савелий Кузьмич провёл рукой по верхней доске, ощупывая её так, как только мастер может – проверяя и качество распила, и влажность, и наличие сучков.

Тут же, чуть дальше стояло само колесо. Правда, без лопастей – они рядышком были сложены в аккуратную стопочку у стены. Каждая лопасть – широкая доска из лиственницы, обработанная смолой и маслом для защиты от гниения.

– Вот, – показал я ему на колесо, на лопасти. – Это и есть сердце всей лесопилки.

Даже в неполном виде колесо впечатляло своими размерами.

Савелий Кузьмич обошёл его, словно совершая некий ритуал, несколько раз. Его шаги эхом потерялись между рядов досок. Он осмотрел колесо со всех сторон, потрогал обод, проверяя его на прочность, погладил. Такое впечатление, что ещё только понюхать осталось, но разглядывал он молча, полностью погружённый в изучение механизма. Он словно мысленно разбирал колесо на части, анализировал каждую деталь и собирал обратно.

Ричард стоял чуть поодаль, боясь нарушить эту почти священную церемонию изучения. Его глаза тоже блестели от интереса, но он сдерживал свои вопросы, уважая момент.

Наконец кузнец выпрямился, аж хекнул от переполнявших его эмоций и сказал:

– Ну, в общем-то, понятно, – в его голосе звучало уважение и даже некоторая зависть мастера к хорошо сделанной работе. – Только вот странно, почему раньше никто до такого не додумался?

Потом он снова перевёл взгляд на аккуратно сложенные доски. Их было множество – свежераспиленные, с янтарными капельками смолы. Доски были разложены по толщине и длине: массивные, подходящие для стропил и балок, тонкие – для обшивки и внутренней отделки, и отдельно горбыль – для настилов и полов.

– Это ещё до ледостава сделали? – спросил Савелий Кузьмич, проводя рукой по гладкой поверхности одной из досок.

– Да, так и есть, – кивнул я. – Сейчас же колесо сняли, вот работа прекратилась.

Я указал рукой в сторону реки, где под толщей прозрачного льда угадывалось течение.

– Но с помощью пневмодвигателя, который ты помог сделать, сможем хоть сейчас снова запустить процесс распилки, – продолжил я. – Но пока, думаю, и этих хватит досок, а там дальше видно будет.

Кузнец при упоминании о пневмодвигателе аж встрепенулся, словно его кольнули шилом. Его глаза, до того внимательно изучавшие доски, теперь горели нетерпением и любопытством.

– Егор Андреевич, так давайте уже! – в его голосе слышалось плохо скрываемое возбуждение. – Покажете, что из этого пневма… пневмодвигателя получится у вас?

Он немного запнулся на непривычном слове, но это не умаляло его энтузиазма.

Я улыбнулся, глядя на его нетерпение.

– Успеется, – сказал я, похлопав его по плечу. – Пойдём дальше, покажу, что тут у нас ещё есть.

Савелий Кузьмич на секунду призадумался, шагая рядом со мной по утоптанной снежной тропинке, а потом тут же сказал, словно что-то вспомнив:

– Егор Андреевич, а вы же рассказывали, чтобы пневмодвигатель начал работать, ему нужен воздух… сжатый. Где и как вы его берёте?

– Ну, пойдём, покажу, – кивнул я, направляясь к мосту, перекинутому через Быстрянку.

Мы вышли на середину моста и остановились. Отсюда открывался вид на всю лесопилку.

Савелий Кузьмич внимательно смотрел на направляющие, проложенные вдоль настила моста – две параллельные доски, тянущиеся от одного берега к другому. Они были чуть присыпаны снегом, но всё равно заметны.

– Вот по ним, чтобы лучше катилась? – спросил Савелий Кузьмич, указывая на вагонетку и присаживаясь на корточки, проводя пальцем по направляющей.

– Да, всё так, – подтвердил я и слегка толкнул вагонетку.

Она легко пошла по направляющим, почти без усилий пересекая мост. Колёса тихо постукивали на стыках досок, и этот звук эхом разносился над замёрзшей рекой.

– Видишь, так груз довольно проще переправлять на другой берег, – пояснил я, наблюдая за движением вагонетки. – Уголь, доски, инструмент… Всё, что тяжело нести на себе.

Савелий Кузьмич кивнул, наблюдая за тем, как вагонетка достигла противоположного берега и остановилась. В его глазах читалось одобрение – мол, да, хорошо придумано.

Мы пошли дальше. Буквально через десяток шагов, где подо льдом работала турбина, в месте, где была площадка, кузнец оживился, услышав звук работы – ритмичное, размеренное сдавливание воздуха. Этот звук был похож на дыхание какого-то огромного существа, спрятанного в недрах постройки.

Но самих мехов за стенами не было видно. Над площадкой поднимался лёгкий пар – признак того, что механизм работал, несмотря на зимний холод.

Савелий Кузьмич указал на закрытую площадку, обшитую досками и укрытую от непогоды.

– А там что? – в его голосе звучало искреннее любопытство.

– Савелий Кузьмич, – я улыбнулся, видя его нетерпение, – там обновленное… как бы вам объяснить – не колесо, а турбина. Она от течения под водой работает и передает крутящий момент вверх. А дальше уже сам компрессор, о котором я вам рассказывал. Вот он как раз и сжимает воздух.

– Покажете? – с энтузиазмом и с горящими глазами спросил он, переминаясь с ноги на ногу от нетерпения.

– Конечно, покажу, – кивнул я. – Только давай перейдём сначала на ту сторону. Кузницу свою покажем тебе.

При упоминании кузницы он заметно оживился. Для кузнеца его мастерская – это храм, место силы, и возможность увидеть, как устроена кузница в другом месте, была для него не менее интересной, чем все эти новомодные механизмы.

– Да, идёмте! – он энергично кивнул. – Интересно, что вы тут и как затеяли.

Он всё ещё смотрел на площадку, закрытую досками.

По дороге к кузнице, которая стояла на другом берегу быстрянки, он наконец нарушил молчание:

– А куда вы этот воздух потом подаёте? Ну, который сжимаете?

Вопрос был задан с таким искренним любопытством, что я невольно улыбнулся.

– Пойдём, вот как раз сейчас и покажу, – ответил я.

Когда мы приблизились к кузнице, из трубы уже вился дымок, говорящий о том, что внутри затоплена печь. Из приоткрытой двери доносился характерный запах раскалённого металла и угля.

– Семён уже как раз растопил печь, – заметил я, потирая озябшие руки.

Мы зашли в кузницу, и сразу же нас охватило благодатное тепло. После морозного воздуха казалось, что попали в настоящую баню. Лицо моментально обдало жаром.

Савелий Кузьмич оглянулся, внимательно осматривая помещение. Его опытный глаз моментально выхватывал каждую деталь – наковальню, молоты различных размеров, щипцы, развешанные по стенам, бадью с водой для закалки. Всё было на своих местах, как и положено в хорошей кузнице.

– Неплохая, – ответил он после осмотра, но в его голосе слышалось недоумение. – Только вот не пойму, что это за кузница, что без мехов?

Действительно, в помещении отсутствовали привычные кожаные мехи, которые обычно используются для раздувания огня в горне. Вместо них у печи был установлен странный агрегат с лопастями.

Я усмехнулся, видя его замешательство, и указал на вентилятор – круглое устройство с деревянными лопастями, установленное сбоку от горна.

– Вот смотри, Савелий Кузьмич, когда было водяное колесо установлено, сюда шёл второй вал, – я провёл рукой, показывая траекторию. – Который через вот эту вот систему…

Я указал на переходники – сложную систему шестерён и ремней, соединяющих основной вал с вентилятором.

– И крутили вот этот вентилятор, – показал я на него. – Мы им и как раз воздух нагнетали в горн.

Савелий Кузьмич подошёл ближе, разглядывая устройство с профессиональным интересом.

– Но сейчас вот пока кузница, чтоб не простаивала, и пока не сделали компрессор, вот сделали как временное явление, – продолжил я и показал ему на странное устройство в углу кузницы.

Это был велосипед, но не совсем обычный. Его рама была закреплена на деревянной платформе. От педалей шёл привод к вентилятору через систему ремней и шкивов.

– А ну, Митяй, покажи гостю, как работает.

Тот подбежал к велосипеду, уселся на седло и стал крутить ногами педали. Постепенно набирая скорость, он заставил вентилятор вращаться всё быстрее и быстрее.

Вентилятор заработал, и поток воздуха через воронку стал дуть в горн. Угли, до этого тлевшие, моментально разгорелись ярким пламенем, осветив кузницу оранжевым светом и отбросив тени на стены.

– Хитро придумано, – снова почесал затылок кузнец, обходя весь механизм.

Он осматривал устройство со всех сторон, приседал, чтобы взглянуть снизу, вставал на цыпочки, чтобы увидеть сверху.

Так посмотрел, сяк посмотрел, а потом как вывод сказал:

– Неплохо, но оно же тоже требует, чтоб отдельно человек сидел, крутил…

Я кивнул, признавая его правоту:

– Да, человеческий ресурс тут немаловажен.

Митяй, продолжавший крутить педали, уже начал тяжело дышать. По его лбу струился пот, а ноги двигались всё медленнее. Видно было, что долго так работать невозможно – слишком тяжёлая нагрузка даже для молодого крепкого парня.

– Но сейчас всё стало проще, – сказал я с улыбкой, предвкушая реакцию кузнеца.

Я подошёл к глиняной трубе, которая тянулась от стены кузницы к печи.

– Отдохни, Митяй, – бросил я ему, который с облегчением прекратил крутить педали и вытер лоб рукавом.

На трубе я открыл створку – небольшой металлический клапан, закреплённый на рычаге. Раздался свист выходящего воздуха.

И тут поток этого воздуха вырвался и пошёл прямо в печь. Там загудело, пламя усилилось, заполнив все пространство в горне, а у кузнеца глаза полезли на лоб от удивления. Жар от печи стал настолько сильным, что всем пришлось отступить на шаг назад.

– Это как, Егор Андреевич? – выдавил он из себя, не отрывая взгляда от горна.

– А вот оттуда, – я махнул рукой за спину, в сторону реки. – Вот с компрессора и гонит сюда воздух.

У кузнеца просто дар речи потерялся. Он стоял, открыв рот, и переводил взгляд с трубы на печь и обратно, не в силах поверить своим глазам.

– То есть там качаете воздух, подаёте сюда, а он здесь дует прямо в печь? – наконец произнёс он, словно пытаясь уложить это в голове.

– Ну, как-то так, – кивнул я. – Изначально задумывалось сделать это через пневмодвигатель и подключить к вот этому механизму, – я указал на всё тот же механизм, который должен был приводить вентилятор в действие, – но так тоже сойдёт. Вот когда сделаете остальные такие же устройства, переделаем конструкцию, тогда расход воздуха будет гораздо меньше.

Савелий Кузьмич ходил вокруг трубы, рассматривая её соединения, касаясь руками, словно не верил, что это настоящее. Его лицо выражало такое изумление, какое бывает у людей, впервые увидевших паровоз или телеграф.

– Егор Андреевич, – наконец произнёс он с таким волнением в голосе, будто просил о величайшем одолжении в своей жизни, – Богом молю, покажите мне этот компресс, как вы сказали…

– Компрессор, – подсказал я.

– Да, его! – кузнец даже руки сложил в мольбе.

– Ну, пойдём смотреть, – махнул я ему, и мы вышли из кузницы.

Морозный воздух после жаркой кузницы обжёг лицо, заставив на мгновение задержать дыхание. Мы направились обратно через мост к закрытой площадке, на которой был размещен механизм компрессора. Она была похожа на сарай над водой.

По пути я объяснял:

– Видишь ли, Савелий Кузьмич, компрессор – это устройство, которое сжимает воздух и подаёт его по трубам куда нужно. Мы его будем использовать не только для кузницы, но и для других нужд. Вопрос только в тех механизмах, которые ты обещал сделать.

Глава 18

Когда мы подходили к площадке, на которой был установлен компрессор, Савелий Кузьмич заметно ускорил шаг. Его глаза блестели любопытством.

– Неужто правда такая хитрая штуковина? – пробормотал он себе под нос, словно не решаясь поверить до конца.

– Осторожнее тут, – предупредил я, пропуская кузнеца вперед. – Доски местами влажные.

Аккуратно приоткрыв дверку, мы зашли на площадку, где было достаточно тесно. Тем не менее, вдвоём мы с ним поместились, хоть и стояли плечом к плечу.

А здесь работали меха. Огромные кожаные мешки то раздувались, то опадали. Воздух с шипением проходил через клапаны, создавая непрерывный фоновый гул.

Пришлось говорить чуть громче, перекрикивая шум от их работы, сдавливания и нагнетания воздуха. Я поймал взгляд кузнеца – в нем читалось изумление и жадный интерес.

– Вот смотрите, Савелий Кузьмич, – я стал объяснять ему принцип работы, чувствуя, как собственный голос тонет в окружающем шуме. – Вся эта система работает от силы воды.

Я ткнул пальцем вниз, туда, где сквозь щель в полу виднелся лёд.

– Под льдом находится колесо, почти такое, как мы только что смотрели в ангаре, только оно слегка изменённое. Его постоянно крутит течение, оно не краешком цепляется за воду, а всегда находится под водой.

Савелий Кузьмич аж вскинул бровь и приложил ладонь к уху, чтобы лучше слышать. Затем отступил на полшага назад, внимательно оглядывая конструкцию снизу вверх, будто пытаясь охватить всю систему единым взглядом.

– Так это получается, что неважно, зима это или лето, – высказался он, и в голосе его слышалось уважение. – Течение-то есть, всегда! Правда, зимой оно подо льдом…

– Именно, – подтвердил я, довольный его сообразительностью. – Река никогда не останавливается, даже в самые суровые морозы. Вода подо льдом продолжает свой бег.

И продолжил объяснение, указывая на отдельные элементы системы. Каждое движение моей руки сопровождалось внимательным взглядом кузнеца.

– Так вот, течение толкает лопасти, которые, в свою очередь, крутят, ну или вращают вал. Там же у нас немного другое колесо, и лопасти сделаны по другому. Так, чтоб вода омывала их своим течением, приводя в движение. А на конце вала установлен кривошип.

Я провел рукой вдоль системы переходников, передающих движение, и остановил палец на валу, который выходил из воды. Дерево поблескивало от влаги, образуя крошечные радуги в лучах света, проникающих сквозь щели.

– А другой вал поднимается и опускается уже здесь, – я ему пальцем показал на механизм. – И через другой кривошип и систему передач распределён между мехами.

Савелий Кузьмич потер подбородок, размышляя. Его глаза метались от одной части механизма к другой, выстраивая в уме полную картину. Руки кузнеца, словно хотели прикоснуться к каждой детали, понять ее назначение через прикосновение.

– Так вот, – продолжил я, чувствуя, как собственное воодушевление нарастает. – Через вот эту всю систему мы приводим в действие вот эти меха. – Я показал на нагнетающий воздух. – Две пары мехов, – добавил я.

– А зачем их столько, Егор Андреевич? – спросил кузнец, и глаза его сузились. – И почему они как-то так странно работают… в перебой?

Я улыбнулся.

– А в этом-то, Савелий Кузьмич, и вся суть! – воскликнул я, чувствуя прилив гордости за свое детище. – Они работают, как вы видите, попарно.

Я все это дело сопровождал жестами, указывая то на одну пару, то на другую.

– В первом такте вот эти два работают, – показал я на первую пару мехов, чья кожа выглядела чуть темнее. – Они работают на сжим и, соответственно, подают воздух в трубу.

Кузнец кивнул, его взгляд неотрывно следил за движением мехов. Он даже слегка наклонился вперед, чтобы лучше рассмотреть соединение между системой шестерен и рабочей частью мехов.

– Потом, когда они разжимаются и нагнетают воздух в себя, вот эти два других, – я перевел палец на вторую пару, – они работают на подачу воздуха, в то время, пока эти набирают.

Скрип кожи, шорох шестерен, плеск воды внизу – все эти звуки сливались в единую мелодию, которой я невольно начал дирижировать рукой, показывая смену тактов работы.

– Потом, когда эти выдувают, другие набирают, и так раз за разом. Получается, они меняются, а поток воздуха… – я сделал паузу для эффекта, – он постоянный! И именно это позволяет сжимать воздух и держать его под стабильным давлением.

– Интересно, – почесал затылок Савелий Кузьмич, и его глаза сверкнули пониманием.

Он задумался на несколько мгновений, погрузившись в свои размышления, а потом посмотрел на трубу, по которой подавался этот самый воздух. Кузнец провел пальцем по изгибу трубы, ощущая легкую вибрацию и продолжил, будто соглашаясь с какими-то своими выводами:

– И получается, вот по ним вы воздух этот гоните к кузнице, чтоб там не работать мехами? – спросил он, и в глазах его читалось уважение пополам с сомнением.

– Ну, в общем-то да, – ответил я, глядя, как кузнец смотрит на всю конструкцию. – Но кузница – это только одно из многочисленно возможных применений.

Глаза Савелия Кузьмича загорелись еще ярче. Он оторвал взгляд от трубы и посмотрел на меня с нескрываемым любопытством.

– А что ещё можно сделать, Егор Андреевич? – спросил он, и в голосе его звучало нетерпение человека, которому показали только половину чуда. – Вы так и не сказали.

– Ну что ж, – сказал я, положив руку на плечо кузнеца, тем самым направляя его в сторону выхода с площадки. – Пойдём, будем пробовать да смотреть, что ещё можно.

Мы вернулись к ангару. По моему кивку Семён с Федей убежали, поняв меня без слов.

Через минуту они вернулись, бережно неся тот самый механизм, который Савелий Кузьмич с такой тщательностью собирал по моим чертежам и объяснениям. Было заметно, как его глаза следят за каждым движением мужиков, словно это не просто механизм, а его дитя, в которое он вложил частицу собственной души.

Перед тем, как все соединять, я мысленно еще раз прокрутил в голове заранее придуманный план: как именно я продемонстрирую работу пневмодвигателя. Цеплять каретку с пилами – это, конечно, заняло бы слишком много времени. Да и не было сейчас желания запускать пилораму – такая демонстрация потребовала бы много разных приготовлений, а нетерпеливые взгляды собравшихся мужиков говорили о том, что они ожидают чего-то немедленного, впечатляющего.

К тому же, я давно обещал им сделать одно устройство, о котором подумал еще несколько месяцев назад. И вот теперь настал момент воплотить ее в жизнь.

– Петька, Илья, – окликнул я, – а ну давайте быстренько!

Парни тут же подскочили, готовые выполнять распоряжения.

– Сделайте следующее, – продолжил я, тут же взяв небольшое полено из липы сантиметров двадцать толщиной. Оно было почти идеально ровным, без сучков.

– Вот это крепление, – я указал на специально сделанное крепление на конце вала пневмодвигателя, где металл был отполирован до блеска и имел крестообразную форму в виде лапок для надежной фиксации, – присоедините скобами к этому полену, только так, чтобы было ровно посередине, понятно?

Петька с Ильей кивнули синхронно и тут же взяв в руки инструменты, принялись за дело. Взяли небольшие зазубренные скобы, которые Петька сам выковывал. Потом, со знанием дела вымеряли ровно середину полена. Они с Ильей споро прикрепили полено к валу пневмодвигателя. Все присутствующие смотрели на это с неким недоумением, переглядываясь и пожимая плечами. В их взглядах читался немой вопрос: «Что это будет?»

– Митяй! – кликнул я парня. – Пойди на ту сторону, сбегай в кузницу к Семену, принеси стамески и гуся.

При слове «гусь» многие удивленно подняли брови, а кто-то даже тихонько хохотнул. Я слегка хмыкнул, заметив их реакцию.

– Да, да, те самые, что Петька по моему чертежу делал, – пояснил я, вспомнив, как Петьке объяснял, как сделать крепеж, который действительно был изогнут буквой «Г». Тогда Петька, рассматривая готовую деталь, задумчиво произнес: «Вылитая шея гуся». Вот с тех пор и повелось называть этот инструмент «гусем». Правда, еще ни разу не пришлось его использовать – все ждали подходящего случая, который, наконец, представился.

Петька, услышав упоминание своего творения, расправил плечи от гордости и наклонился к Митяю, быстро объяснив, где лежат те самые стамески и «гусь».

– Так, – сказал я, хлопнув в ладоши, привлекая внимание собравшихся. – А теперь, мужики, принесите-ка бревно потолще да побольше.

Мужики переглянулись, кивнули друг другу и быстро разбежались, сорвавшись с места одновременно, они направились под навес, где хранились запасы древесины. Через несколько минут, кряхтя и подбадривая друг друга короткими возгласами, они вшестером еле притащили толстое бревно.

– Крепите его здесь, чтобы не шаталось, – скомандовал я.

Мужики быстро оббили бревно досками, поставили на распорки и закрепили в указанном мной месте.

– Вот тут, – я ткнул пальцем в конкретную точку, – так, чтоб было недалеко и дотягивалась труба.

– Крепите пневмодвигатель, – продолжил я, указывая на специальные места под скобы, предусмотрительно сделанные на корпусе устройства. – Давайте пока временно его здесь закрепим.

Я подбадривал мужиков, которые с сосредоточенными лицами прикрепляли изделие к бревну.

В этот момент в ангар влетел запыхавшийся Митяй. Его растрепанные волосы говорили о том, что он бежал со всех ног, боясь пропустить что-то важное. В руках он держал стамески разных размеров и так называемого «гуся» – ту самую Г-образную металлическую деталь, которую он прижимал к груди, как величайшее сокровище.

Я взял «гуся» из его рук. Подпер им полено, которое, было прикреплено к валу пневмодвигателя. Расположил так, чтобы оно плотно упиралось в полено с другой стороны, тоже идеально ровно посередине.

– Тут крепите, чтобы не соскочило, – сказал я, отступая на шаг, чтобы оценить конструкцию в целом.

Мужики, понимая что я от них хочу, быстро загнали скобы поверх площадки «гуся» к бревну. Савелий Кузьмич внимательно наблюдал за процессом, его опытный глаз подмечал каждую деталь, и он одобрительно кивал, видя, как ловко управляются мужики с креплением.

Когда работа была закончена, все с выжиданием смотрели на меня. В ангаре повисла тишина – такая полная, что можно было услышать, как снаружи шумят вдалеке меха компрессора. Все ждали развязки – что же это будет.

Я обвел взглядом собравшихся, намеренно выдерживая паузу для пущего эффекта.

– А теперь будет самое интересное, – произнес я с легкой улыбкой, наблюдая, как глаза мужиков загораются предвкушением.

– Конечно, все это дело сейчас нужно будет регулировать заслонкой в трубе, чтобы выдерживать нужную скорость вращения, – проговорил я, осматривая собранную конструкцию. – Но как временное явление пойдёт.

«Потом, конечно, переделаем на ременную систему подачи вращения, но для эксперимента и так сойдёт», – подумал я

Дальше мы с мужиками продолжили работу. Я взял несколько досточек и сказал, чтобы быстренько прибили к большому бревну, которое принесли. Я очертил в воздухе линию будущей конструкции.

– Вот здесь и здесь, – показал я на бревно, – так, чтобы у меня получилась вдоль липового полена некая полочка.

Семён и Федя, переглянувшись, взялись за дело.

Остальные работники столпились вокруг, наблюдая за процессом с молчаливым интересом. Даже Митяй, стоял тихо, боясь пропустить что-то важное. Его лицо выражало такое напряжение, словно от исхода этого эксперимента зависела судьба всего мира.

– Ну что, пробуем? – спросил я, когда последняя доска была прибита и площадка готова.

Все закивали, не сговариваясь, как один человек. В воздухе повисло ощутимое напряжение, смешанное с нетерпением. Каждый из присутствующих хотел увидеть, что же произойдет дальше, что за чудо я собираюсь им показать.

Мы подсоединили трубу, где было узкое горлышко, в пневмодвигателе.

Петька, аккуратно обмотал проволокой место крепления. Он работал сосредоточенно, закусив от усердия кончик языка.

– Потуже затягивай, – посоветовал я, – чтобы не стравливался воздух.

Петька кивнул и сделал еще несколько оборотов проволокой, после чего закрепил конец, ловко закрутив его клещами. Соединение выглядело надежным – именно таким, как требовалось для нашего эксперимента.

Я сказал Илюхе, чтобы потихоньку открывал заслонку. Он немножко открыл заслонку, всего на палец, и застыл в ожидании. Воздух с тихим шипением устремился по трубе, наполняя собой цилиндры пневмодвигателя. Буквально через секунду мы услышали первые щелчки – глухие, неуверенные, как будто механизм раздумывал, стоит ли ему просыпаться.

И вдруг – вал пришёл в движение! Сначала медленно, неохотно, словно преодолевая невидимое сопротивление, а затем всё увереннее. Закрепленное на нем полено начало вращаться, превращаясь в размытый темный круг.

– Медленно ещё открывай, – скомандовал я, не отрывая взгляда от вращающегося полена.

Илья, затаив дыхание, приоткрыл заслонку где-то на четверть. Эффект не заставил себя ждать – вал закрутился быстрее, щелчки ускорились, сливаясь в равномерное гудение. Воздух теперь поступал с большим напором, создавая характерный свистящий звук.

– Давай теперь до половины, – сказал я, прикидывая оптимальную скорость для обработки древесины.

Илья, с сосредоточенным выражением лица, открыл заслонку до половины. Пневмодвигатель отозвался мгновенно – вал набрал обороты, а полено превратилось в сплошной темный диск. Шум усилился – механизм пел свою механическую песню, наполняя ангар гулом и вибрацией.

По моим прикидкам, скорость вращения составила где-то порядка двухсот оборотов в минуту.

Дальше я взял стамески у Митяя, который так их и держал всё это время, словно боясь, что если отпустит, то волшебство рассеется. На его лице читалось такое изумление, что я не смог сдержать улыбки.

И только после этого я обратил внимание на остальных мужиков, которые с удивлением смотрели, как липовое полено превратилось в размытый круг. Их лица выражали целую гамму чувств: от недоверия до восторга.

– Петь, возьми немножко жира и вот тут, где гусь упирается в дерево – капни, – распорядился я, заметив первые признаки нагрева в месте контакта.

Петька метнулся в сторонку, к небольшой кадушке, стоявшей у стены. И палочкой аккуратно смазал место, где гусь соприкасался с вращающимся деревом.

– А то гореть будет, – пояснил я, зная, как опасно может быть трение в нашем деревянном ангаре, где пожар мог уничтожить месяцы труда за считанные минуты.

Сам же я взял самую узкую стамеску и начал обрабатывать крутящееся дерево, точно так, как это делал в школе на уроках труда.

Липа была мягким деревом, я специально его выбрал для первого эксперимента. Стружка – тонкая, кудрявая, полетела во все стороны, устилая площадку и пол вокруг янтарным ковром. Лезвие стамески входило в древесину, как нож в масло, снимая слой за слоем, обнажая структуру дерева, его природный рисунок.

Я работал, полностью погрузившись в процесс, забыв обо всем на свете. Стамеска то углублялась в дерево, формируя выемки и углубления, то едва касалась поверхности, сглаживая переходы и создавая плавные линии.