Текст книги "Воронцов. Перезагрузка. Книга 6 (СИ)"

Автор книги: Ян Громов

Соавторы: Ник Тарасов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 15 страниц)

Глава 9

Осмотрев все, что было на столе, я не стал дожидаться момента, пока все мои заказы принесут, и приступил к работе. Кузнец тут же подошёл ко мне и со всей серьёзностью спросил, какая от него требуется помощь и чем он может быть полезным в моём деле. Я сказал, что пока никакой, но пусть выделит мне пару человек из своих помощников, чтоб были рукастые и понимали, что я от них хочу – нужно, чтобы они были на подхвате, а у тебя, мол, и так есть заказ интересный.

Кузнец кивнул:

– Да, есть заказ, но если вы, Егор Андреевич, не против, я бы все-таки и посмотрел, и поприсутствовал, и помог.

– Не возражаю, – ответил я, мысленно прокручивая последовательность действий.

Я разложил на верстаке принесенные материалы. Ещё раз прокрутив в голове то, что мне нужно сделать, я принялся за работу.

Из медных пластин и таких же пластин цинка я сложил одинаковое количество штук. Помнил, что чем больше их будет, тем выше будет напряжение. Сложил их столбиком: медная пластина, прокладка (её нужно будет потом пропитать электролитом), потом цинковая пластина, потом снова медная, потом снова прокладка, потом снова цинковая и так далее.

В итоге у меня получилось как раз десять таких блоков. Сверху и снизу столба сделал, чтоб были разные металлы – медь и цинк. После этого к верхней и к нижней пластине при помощи проволоки прикрепил медные выводы – тут мне помог кузнец.

– Эти выводы как раз и будут плюс – медь, и минус – цинк, – пояснил я, заметив любопытные взгляды. Но после моего объяснения, понимания стало еще меньше.

По моим прикидкам, собранная батарея должна дать достаточное напряжение. Помню из физики, что это где-то от 0,7 до вольта на такую пару элементов. У меня их десять, то есть, в принципе, десяти вольт должно получиться. Для запуска процесса вполне достаточно.

Тут, пока я все это собрал, прибежал какой-то парень и громко сказал Ивану Дмитриевичу:

– Приехали!

Тот развернувшись на пятках, ушёл, а буквально через несколько минут пришёл с Фомой, который нёс две банки и бутылку. Его появление было как нельзя кстати – для завершения сборки мне как раз требовалось то, что он привез.

– Егор Андреевич, добрый день! – громко поздоровался Фома. – Что случилось?

– Все хорошо, Фома, – ответил я, принимая у него банки и бутылку из рук. – Занимайся пока своими делами, а у меня тут, – кивнул головой, – своё нарисовалось.

Я осторожно поставил принесенное на стол.

– Как добрались-то? – уточнил я.

– Да все хорошо, Егор Андреевич. Вот только в город въехали, а на воротах сказали, чтоб сразу мы к кузне правили. Представляете, даже телегу не досматривали!

Я посмотрел на Ивана Дмитриевича, а тот лишь плечами пожал и слегка улыбнулся. В его улыбке читалась гордость за собственную значимость.

Я же занялся электролитом. Взял старые серебряные монеты – нужно было приготовить некий ляпис, нитрат серебра, AgNO₃. Налил в банку азотной кислоты и перед тем, как опустить туда серебряные монеты, громко объявил, чтобы все были аккуратны, а ещё лучше, чтоб отошли чуть подальше.

– Процесс будет активный, с выделением ядовитого рыжего пара. Не дай Бог, чтобы кто-то его вдохнул. Придётся уже не только с градоначальником заниматься, а ещё и с тем, кто вдохнёт. Он очень ядовит.

Помощники кузнеца отшатнулись, словно от огня. Даже Иван Дмитриевич, сделал осторожный шаг назад. В его глазах читалось любопытство, смешанное с опаской.

– Именно поэтому вы настаивали работать на улице, Егор Андреевич? – спросил Иван Дмитриевич.

– Именно поэтому, – ответил я.

Вокруг нас расстилался просторный двор кузницы. Я выбрал место подальше от построек и дорожек, чтобы ядовитые испарения не причинили никому вреда.

Ещё раз посмотрев, чтобы все отошли, я прикинул – ну, вроде бы всё просто. Я помнил ещё с уроков химии школьной программы: серебро плюс азотная кислота по формуле получается AgNO₃ плюс вода, и выделяется газ NO2, который собственно и был ядовит.

Я бросил серебряную монету в кислоту, и все увидели процесс. Та с пузырьками стала растворяться в кислоте, и, да, действительно, стал выделяться над поверхностью рыжеватый дымок.

– Господи, сохрани и помилуй, – прошептал кто-то из подмастерьев, крестясь.

– Не бойтесь, – успокоил я, не отрывая глаз от реакции. – Всё под контролем. Просто не подходите близко.

Монета медленно растворялась, отдавая кислоте своё серебро. Временами я осторожно помешивал раствор, ускоряя процесс.

Тут пришёл очередной парнишка и принёс что-то в шкатулке. Юный гонец, едва ли старше пятнадцати лет, с любопытством смотрел на мои манипуляции, но держался на почтительном расстоянии. Его глаза широко раскрылись при виде рыжего дыма.

– От ювелира, – сказал он, протягивая шкатулку Ивану Дмитриевичу, который принял её и передал мне.

В ней оказалась иголка, которую сделал ювелир. Я осторожно взял её в руки и, да, не зря говорили, что мастера могут и блоху подковать. Работа была действительно ювелирной, это было просто поразительно. Не имея технологий двадцать первого века, так тонко сделать! Я даже на свет посмотрел отверстие – пусть и с трудом, но оно просматривалось, и это было просто невероятно. Оно было гладким даже изнутри.

– Чудеса, – выдохнул я, вертя иголку в руках.

Тонкая металлическая трубочка, едва различимая невооружённым глазом, была словно насмешкой над моими представлениями о технологических возможностях этого времени. В моём мире подобные вещи делали на станках с числовым программным управлением, а здесь – руками мастера.

Я положил её обратно в шкатулку, а сам же стал собирать осадок AgNO₃ путём выпаривания на слабом огне, пока не получил белые кристаллы нитрата серебра.

Тут же сказал, чтоб не вздумали трогать руками эти кристаллики – они ядовиты и оставляют чёрные пятна на коже, как ожоги.

Ну, благо что никто не стал хватать их руками. Подмастерья с уважением и страхом смотрели на образовавшиеся белые кристаллы. Для них это было настоящее волшебство – превращение серебряной монеты в белое кристаллическое вещество.

Я все думал над тем, что электролит должен быть качественным, но понимал, что время поджимает, и так уже несколько часов здесь возимся. Придётся ограничиться минимумом.

Сделал просто: раствор ляписа растворил в воде. Я понимал, что электролиз такого раствора будет идти хотя и не очень эффективно, но тем не менее на катоде будет осаждаться серебро. На аноде должен выделяться кислород – этого должно хватить.

Я взял стеклянную банку и перелил туда получившийся раствор. Жидкость была прозрачной, с едва заметным голубоватым оттенком – характерный признак присутствия ионов серебра. Бережно, стараясь не расплескать ни капли, я установил банку на деревянную подставку, которую один из помощников кузнеца предусмотрительно подложил.

– А теперь самое интересное, – пробормотал я, больше для себя, чем для окружающих.

Я поместил анод – тот самый кусок серебра – и катод, на который закрепил иглу, в раствор так, чтобы они были близко друг от друга, но не прикасались. Расстояние между ними было критически важным: слишком далеко – и процесс будет идти медленно, слишком близко – и возникнет риск короткого замыкания.

– Подай мне те щипцы, – обратился я к одному из помощников, указывая на инструмент, лежащий на верстаке.

Молодой парень с веснушчатым лицом быстро подал мне требуемое. Его руки, слегка дрожали от волнения. Было видно, что происходящее вызывает у него искренний интерес.

Подсоединил куски тонкой меди к аноду, который был соединён с серебром, к медному выводу батареи – это был мой плюс. Иглу же присоединил к катоду, к цинковым выводам батареи – это минус.

Я, как сейчас помню, как учитель химии говорил главное правило: «То, что хотим покрыть, должно быть на минусе». Старик Семён Петрович, с его вечно растрёпанными седыми волосами и запахом табака, был, пожалуй, единственным учителем, уроки которого я вспоминал с теплотой. «Запомните, господа хорошие,» – говорил он, постукивая указкой по столу, – «электрохимия – это не фокусы, а строгая наука. Минус притягивает положительно заряженные ионы металлов. Запомнили? То, что хотим покрыть – всегда на минусе!»

Вокруг стало так тихо, словно весь мир замер в ожидании результата эксперимента. Я оглянулся и увидел, что все присутствующие смотрят на меня с таким напряжением, будто от успеха опыта зависит что-то большее, чем просто покрытие иглы серебром.

Когда все было готово, я, не сдержавшись, таинственно произнес:

– А теперь будет главное волшебство!

Все аж замерли в предвкушении. Я включил все это в цепь и опустил выводы в раствор. Далее подозвал одного из помощников, и мы надёжно их закрепили.

Буквально сразу же на поверхности иглы стал появляться тёмно-серый налёт.

– Ха, работает! – аж воскликнул я.

Честно говоря, я сам до конца не мог поверить, что у меня получится. Как сейчас помню, что в школе на лабораторной по аналогичной теме, только там мы с медным купоросом проводили электролиз, получил тройбан. А вот теперь, оказывается, пригодились все те знания.

– Вот и осаждается серебро, – сказал я, показывая пальцем, как буквально на глазах темнеет иголка.

Иван Дмитриевич и все остальные неверяще смотрели.

– Это на самом деле серебро? – спросил один из помощников, наклоняясь поближе, чтобы лучше рассмотреть процесс.

– Оно самое, – уверенно сказал я, тут же добавив: – Но оно будет немного рыхлым и непрочным.

Он покачал головой, словно не веря своим глазам:

– Удивительно, Егор Андреевич. Я, признаться, думал, что вы что-то эдакое задумали, но чтобы так… Прямо на глазах металл на металл наносить…

– Наука, Иван Дмитриевич, – ответил я, довольный произведенным впечатлением. – Многие считают её чуть ли не чародейством, а на самом деле всё подчиняется строгим законам. Нужно только их знать и уметь применять.

Время шло, а мы продолжали наблюдать за процессом. Слой серебра на игле становился все толще. Пару раз я проверял контакты – не ослабли ли, не сместились ли в процессе работы. Всё было в порядке.

– А долго ещё? – нетерпеливо спросил самый молодой из помощников Ивана Дмитриевича с живыми, любопытными глазами.

– Терпение, – ответил я. – Хорошее дело быстро не делается. Лучше расскажи, как тебя зовут и давно ли ты у Ивана Дмитриевича работаешь?

Парень смутился от неожиданного внимания:

– Алексеем крещён, а у Ивана Дмитриевича третий год уже. Он меня из сирот взял.

Тот положил руку на плечо парня:

– Толковый малый, схватывает всё на лету.

Так, за разговорами, незаметно пролетело время. Примерно через минут сорок, а может быть, час, я извлёк иглу, промыл в воде и, аккуратно положив в ту же самую шкатулку, отдал Ивану Дмитриевичу.

Игла преобразилась – теперь она была покрыта ровным слоем серебра, который, впрочем, выглядел пока матовым и немного шероховатым. Но даже в таком виде было очевидно, что все прошло как надо.

– Передайте ювелиру, – обратился я к нему. – Нужно произвести механическую обработку. Налёт нужно уплотнить. Эту иглу можно прокатать между двумя гладкими пластинами, например, из твёрдого дерева. Или отполировать замшей или мягкой тканью. Ну, думаю, ювелир сам разберётся. В общем, нужно придать плотности, заодно отполировать – серебро должно аж блестеть.

Иван Дмитриевич посмотрел на парня, тот кивнул, что все запомнил, и убежал со шкатулкой.

Мне же оставалось сделать только трубки. Да, собственно, и сам физраствор.

– Воду дистиллированную подготовили?

Иван Дмитриевич повернулся, кивнул, и к нему подошёл мужик, который сказал, что уже две крынки из пара насобирали.

– Ну, пусть несут, – сказал я.

Тот кивнул и убежал, а через несколько минут вернулся с бутылкой, между прочим, сделанной в Уваровке, в которой была вода. Я взял её в руки, покрутил, разглядывая на просвет – ни единой примеси, ни малейшей мути. Чистейшая дистиллированная вода, собранная из пара – именно то, что нужно.

– Хорошо, – пробормотал я, ставя бутылку на стол.

Помощники кузнеца, наблюдавшие за мной всё это время, переглядывались с нескрываемым любопытством. Для них происходящее казалось настоящим волшебством – непонятные манипуляции с медью и цинком, странные приспособления, и вот теперь какая-то особенная вода. Иван Дмитриевич сохранял внешнее спокойствие, но и в его глазах я замечал живой интерес.

Высчитав чёткую пропорцию, чтоб получился именно девятипроцентный раствор, я отмерил соли. Засыпав отмеренное количество соли в бутылку, я стал её трясти, чтобы та растворилась. Кристаллы медленно исчезали в воде, превращая её в прозрачный раствор, который должен был спасти человеческую жизнь. Я поднял бутылку к свету – ни одной крупинки не осталось. Отложил её в сторону и принялся осматривать кишки, которые принесли – те оказались плотными и очень хорошо выделанными. Ещё раз присмотрелся к ним – те аж просвечивались, настолько качественными были. В моих руках они казались живыми, гибкими, готовыми служить той цели, для которой я их предназначил.

– Да, хороши, – пробормотал я. – С такими можно работать.

Я объяснил, показывая на бутылку, какую пробку мне нужно сделать из кожи.

– Кожу тоже предварительно хорошо нужно вымыть и обработать спиртом… ну водкой крепкой. Саму пробку сделайте так, чтобы одна трубка плотно в неё вставлялась, а вторая трубка чтоб доставала до самого дна. Когда я переверну бутылку, через нее мог поступать воздух.

Иван Дмитриевич внимательно выслушал меня и кивнул одному из своих помощников:

– Степан, займись.

Тот тут же принялся за работу. Вырезал из кожи идеальную пробку, промыл её в чистой воде, затем высушил над огнём и стал делать в ней отверстия для трубок.

Тем временем я взял самые длинные кишки и прикинул, что длины мне не хватает. Мысленно рассчитал требуемое расстояние – бутылка должна висеть высоко над больным, чтобы давление было достаточным. Нужно не менее полутора метров, а то и больше.

Подозвал одного из помощников и объяснил:

– Нужно вставить одну кишку в другую так, чтобы они плотно крепились, чтобы не пропускали ни в коем разе воздух.

Помощник, поняв, что я хочу, занялся этим делом. Буквально через несколько минут все было готово. Он пропихнул одну трубку в другую достаточно далеко – соединение получилось надёжным и плотным.

Я проверил соединение, слегка потянув в разные стороны – держалось крепко. И в итоге длины должно было хватить, чтобы установить бутылку на высоте в полтора метра над больным.

Степан закончил с пробкой и передал мне. Она была выполнена безупречно – два отверстия точно по размеру трубок, сама пробка идеально подходила к горлышку бутылки.

– Отличная работа, – похвалил я, вставляя трубки в пробку. – Теперь нужно проверить, как всё работает.

Я вставил одну трубку так, чтобы она доставала до дна бутылки, вторую – лишь немного вглубь пробки. Заткнул пробкой бутылку, перевернул её, держа на весу. Через короткую трубку в бутылку начал поступать воздух, о чём свидетельствовали пузырьки, поднимающиеся в растворе, а через длинную – раствор начал медленно вытекать.

– Работает! – не смог сдержать я восклицания.

– Что это такое будет, Егор Андреевич? – спросил Иван Дмитриевич, разглядывая моё изобретение.

– Это, – я указал на бутылку с трубками, – позволит ввести физраствор прямо в кровь больному. Поверьте, это единственное, что может спасти жизнь градоначальнику.

Он задумчиво покачал головой:

– Чудны дела твои, Господи… Прямо в кровь, говорите?

– Именно так, – кивнул я. – Но для этого нужна ещё игла. Её ювелир уже должен доделать. Так что пойдёмте к градоначальнику, только через ювелира заберём иголку.

Я уже сделал шаг к выходу, но вдруг остановился, вспомнив ещё одну важную деталь.

– Ах да, – я снова повернулся к кузнецу. – Нужно какое-то крепление придумать, чтобы закрепить бутылку на вот такой высоте. – Я поднял руку, показывая примерно полтора метра от земли. – Можно на рейках. Придумайте что-то.

Кузнец задумался на мгновение:

– Сделаю, – кивнул он. – Из реек стойку, а наверху крепление для бутылки. Прочно будет, не сомневайтесь.

– Отлично, – я был доволен. – Прям к градоначальнику несите, а мы пока пошли к ювелиру.

Глава 10

Мы вышли из двора кузницы на яркий солнечный свет. День был в разгаре, на улицах города кипела обычная жизнь – торговцы зазывали покупателей, ремесленники стучали молотками, скрипели колёса телег. Мальчишки, словно воробьи, сновали между прохожими, играя в какую-то замысловатую игру.

Никто из горожан даже не подозревал, что буквально в нескольких метрах от них только что создавалось нечто такое, о чём здесь в ближайшие полвека даже и мыслить не могли. Для них это был обычный осенний день, ничем не примечательный, в то время как я отчётливо понимал, что сегодня, возможно, изменю ход истории медицины.

– Егор Андреевич, сказать по правде, я не совсем понимаю, – заговорил Иван Дмитриевич, пока мы шли к ювелиру. Его лицо выражало смесь уважения и недоумения. – Как всё то, что вы сейчас делали, может помочь? Мы здесь полдня провозились, а в итоге у нас какие-то трубки, вода смешанная с солью, да игла, пусть даже покрытая серебром, которую мы сейчас заберём у ювелира. А градоначальнику, между прочим, не легчает.

Он вздохнул, поправляя сюртук, и добавил с нескрываемым беспокойством:

– Если он умрёт… это будет… – Иван Дмитриевич не закончил фразу, но в его голосе отчётливо слышалась тревога.

Солнечный луч, пробившийся между облаками, на мгновение ослепил меня. Я прикрыл глаза рукой, выигрывая время для ответа. Моя уверенность в успехе не была стопроцентной – слишком много факторов могло повлиять на исход. Но говорить об этом Ивану Дмитриевичу не стоило.

Я догадывался, что ему докладывают о состоянии больного, и тут же, пользуясь моментом, спросил:

– А как у него состояние сейчас? Хуже, лучше?

Мы повернули за угол, где было тише. Торговые ряды остались позади, и теперь мы шли по узкой улочке, вымощенной неровным булыжником. Здесь располагались мастерские и небольшие лавки ремесленников.

Иван Дмитриевич посмотрел на меня и ответил, слегка понизив голос:

– Ну, то, что мне сказали… такое же, может быть, слегка стало лучше спустя некоторое время, когда второй раз уголь заставили съесть.

Его глаза внимательно изучали моё лицо, словно ища в нём ответы на невысказанные вопросы. Я заметил, как его рука непроизвольно сжалась в кулак – нервничает.

– Это же хорошо, Иван Дмитриевич, это очень хорошо, – сказал я с нарочитой уверенностью, хотя внутри меня грызло беспокойство.

Я остановился, повернувшись к нему, и заговорил тише, но с убеждением в каждом слове:

– Послушайте, то, что мы делаем, может показаться вам странным, даже нелепым. Но это настоящая медицина. Уголь абсорбирует яд, не даёт ему всасываться дальше. А физраствор, который мы ввёдем через иглу прямо в кровь, поможет разбавить оставшийся яд и поддержать работу сердца.

Я невольно провёл рукой по волосам, собираясь с мыслями.

– Видите ли, когда человек отравлен, его организм теряет жидкость. Кровь становится густой, сердцу трудно качать её. А с ней ещё и яд циркулирует. Солевой раствор, попадая прямо в кровь, разбавляет её, облегчает работу сердца и помогает почкам быстрее вывести яд.

Прохожий, случайно задевший меня плечом, пробормотал извинения и поспешил дальше. Иван Дмитриевич проводил его взглядом и задумчиво произнёс:

– Звучит… необычно. Но если это поможет…

Вскоре показалась лавка ювелира.

Мы зашли внутрь. Звякнул колокольчик над дверью, оповещая хозяина о посетителях. Ювелир, увидев меня, аж просиял. Создавалось такое впечатление, что он смотрит на меня как на какого-то мессию. Он отложил в сторону лупу и инструменты и поспешил к нам.

– Егор Андреевич! – начал он вместо приветствия, в его голосе звучало неприкрытое восхищение. – Как вы это сделали? Это именно та же самая игла, которую я вам передавал, но теперь она тончайшим слоем покрыта серебром. Как вам это удалось? Поделитесь секретом⁈ Это же невероятно!

Его глаза лихорадочно блестели.

– Вы представляете? Это же можно делать украшения из обычного металла, а потом покрывать их серебром. Разницы никто не увидит!

Ювелир потёр руки, явно представляя открывающиеся перспективы. На его лице отражались быстро сменяющие друг друга эмоции – от восторга до жадного предвкушения.

Я молча посмотрел на него, потом кивнул в сторону Ивана Дмитриевича:

– За технологией – вон к нему обращайтесь, – сказал я, слегка склонив голову набок.

Иван Дмитриевич чуть вздрогнул от неожиданности, но быстро овладел собой и понимающе кивнул. Возможно, это был первый раз, когда я увидел на его лице что-то похожее на благодарность. На мгновение в воздухе между нами возникло негласное понимание – я делюсь знаниями с государством, а не с отдельными людьми.

Ювелир хмыкнул, но протянул мне ту же самую коробочку. Открыв её, я аккуратно взял в руки иглу. Она была холодной и удивительно тяжёлой для своего размера.

Да, он действительно её отполировал. Работа была выполнена мастерски – серебряное покрытие выглядело безупречно, ни единой шероховатости, ни одного изъяна. Я даже не ожидал такого качества, учитывая спешку.

Ювелир, видя, что я тщательно её разглядываю, уточнил:

– Сукном полировал, а внутри сукновую нитку протягивал, пока всё не стало гладким.

– Спасибо, – сказал я, – хорошая работа.

Я бережно положил иглу обратно в шкатулку и защёлкнул крышку. Эта маленькая металлическая трубочка, возможно, станет первой в истории России примененной для внутривенных инъекций. От мысли о том, что я делаю то, что будет открыто лишь спустя много десятилетий, по спине пробежал холодок.

Потом снова посмотрел на ювелира и искренне сказал:

– Вы знаете, я бы честно с вами ещё пообщался, но дела не терпят, – развёл я руками.

– Да, нам пора идти, – подтвердил Иван Дмитриевич, нервно поглядывая на дверь.

Ювелир лишь кивнул, пальцами поглаживая свою аккуратно подстриженную бороду.

– А потом добавил: – Как и обещал, к вечеру ещё две иглы сделаю.

– Отлично, – сказал я. – Или сам зайду, или кого-то пришлю. – Да, и скажите, сколько я вам должен? – спросил я, доставая кошель.

Иван Дмитриевич тут же выступил вперёд, встав между мной и ювелиром:

– Уже всё уплачено.

– Ну хорошо, – не стал я переспрашивать, кем и сколько.

Мы вышли из мастерской на улицу, где нас уже ждали двое молодцов – широкоплечих, с внимательными глазами. Охрана, не иначе. Как только мы появились в дверях, они подобрались и без слов двинулись впереди нас, расчищая дорогу в потоке горожан.

– Так быстрее будет, – сказал Иван Дмитриевич, заметив мой взгляд.

Когда мы снова попали в светлицу градоначальника, обстановка была, конечно, лучше, чем утром. Комната проветрена, не было той духоты, прелости и затхлости. В открытые окна проникал свежий воздух, а по углам уже зажгли свечи, создававшие тёплый, успокаивающий свет.

Сам больной выглядел… не лучше, но и не хуже. Такой же бледный, тяжело дышал, на лбу была испарина. «Ну хоть не хуже», – подумал я. Это радовало. В его состоянии даже отсутствие ухудшения можно было считать добрым знаком.

А у кровати стоял практически штатив для капельницы – конечно, он был слегка массивнее, чем те, к которым я привык в своём времени, но, судя по конструкции, свою функцию должен был выполнить на ура. Кузнец не подвёл – деревянная конструкция выглядела прочной и надёжной, с удобным креплением для бутылки наверху.

В комнате находились несколько человек – двое слуг, стоявших у стены с настороженными лицами, и пожилой человек в тёмном одеянии, вероятно, местный лекарь. Он посмотрел на меня с нескрываемым скептицизмом, но отступил, когда Иван Дмитриевич кивнул ему.

Я попросил, чтобы мне дали чистые тряпки, ремень, спирт, несколько чистых тарелок. Не медля ни секунды, попросил слугу полить мне на руки и тщательно вымыл их с мылом. Потом плеснул на них спирт, тщательно растёр его по коже до ощущения жжения – максимальная стерильность была критически важна.

– Отойдите все, кроме вас, – кивнул я Ивану Дмитриевичу. – Вы мне понадобитесь как помощник.

Лекарь начал было возражать, но Иван Дмитриевич одним взглядом заставил его умолкнуть. Слуги без слов отступили к дверям, а местный эскулап, недовольно бормоча что-то под нос, встал у окна, скрестив руки на груди.

Я вылил немного спирта в тарелку и хорошо промыл иглу, поворачивая её в жидкости. Затем осторожно извлёк и дал спирту испариться на воздухе. Присоединил к игле трубку из кишки – она плотно вошла, создавая герметичное соединение.

– Подержите, только не касайтесь кончика иглы, – передал я трубку с иглой Ивану Дмитриевичу, который принял её с видимым напряжением, словно держал в руках змею.

Бутылку с физраствором я перевернул и установил в приготовленное крепление. Высота была примерно два метра – самое то. Градоначальник лежал на кровати, которая была сантиметров пятьдесят от пола, то есть получалось, что до него как раз будет полтора метра – необходимая высота для правильного давления жидкости в системе.

На курсах по выживанию и оказанию первой помощи нас лишь учили, как ставить уколы. Я умел их ставить и не раз ставил, но вот капельницу… Нет, капельницу я только видел, как ставят, да и то – как мне самому ставили. Не самое приятное воспоминание, надо сказать.

«Ну что ж, все бывает в первый раз», – подумал я, собираясь с духом.

Подошёл к постели больного. Лицо градоначальника в мерцающем свете свечей казалось восковым, с глубокими тенями под глазами и заострившимися чертами. Но глаза его были открыты и следили за моими движениями с мучительным вниманием.

Я взял кусок сукна, смочил его в спирте и тщательно протёр градоначальнику руку с внутренней стороны у локтя, где отчётливо виднелась голубоватая вена.

– Иван Дмитриевич, пододвиньте штатив поближе, – попросил я, не отрывая взгляда от вены.

Он молча выполнил просьбу, и теперь бутылка с физраствором нависала прямо над постелью больного. Я взял трубку, присоединённую к бутылке, и дождался, пока жидкость сверху дотечёт до иглы, выдавив тем самым воздух, и не начнёт капать с кончика.

«Воздух в вене – это смерть», – вспомнил я предостережение из курса медицины.

Тут вспомнил я ещё одну немаловажную деталь и попросил, чтобы кто-то из слуг приготовил щепку, расколотую с краю, так, чтоб можно было слегка пережимать трубку.

– Вот так, – показал я пальцами, изображая ножницы, – чтобы можно было регулировать поток жидкости.

Молодой слуга кивнул и сорвался с места. Не прошло и минуты, как он вернулся с несколькими щепками разного размера. Я выбрал самую подходящую и указал на нее пальцем – тонкую, но прочную, с аккуратно расщеплённым концом.

Ну что ж. Я смотрел на градоначальника и понимал, что тяни не тяни, а капельницу ставить придётся. На его бледном лице выступали капельки пота, губы потрескались от жара, а дыхание было частым и поверхностным. Время работало против нас.

Проверив ещё раз систему – бутылку с физраствором, трубки, иглу – я глубоко вздохнул и повернулся к больному:

– Ваше превосходительство, мне нужно будет ввести эту иглу вам в вену на руке. Это поможет восстановить силы, которые отравление забрало.

Градоначальник слабо кивнул, его взгляд был мутным, но в нём всё ещё читалось понимание.

Взяв ремень, я перетянул руку градоначальника выше локтя, затягивая достаточно сильно, чтобы вены проступили, но не слишком, чтобы не перекрыть кровоток полностью.

– Пожалуйста, несколько раз сожмите и разожмите кулак, – попросил я.

Градоначальник с недоверием смотрел на подвешенную над ним бутылку и на иголку в моих руках, но просьбу выполнил. Вена на его руке проступила ещё отчётливее.

– Что ты… что вы собираетесь делать? – спросил он хриплым от слабости голосом.

– Спасать вас, – просто ответил я. – Постарайтесь не дёргаться. Будет немного неприятно.

Тот лишь кивнул, прикрывая глаза, словно готовился к худшему.

Вокруг собрались несколько человек, затаив дыхание. Я почувствовал, как по спине побежал холодок – ответственность давила на плечи, словно тяжёлый груз. Ведь от моих действий зависела человеческая жизнь.

Аккуратно прицелившись в вену, благо её хорошо было видно, я медленно, но уверенно ввёл иглу чётко в середину выступа. Градоначальник слегка вздрогнул и сжал зубы, но не издал ни звука.

Вроде бы вошла ровно посередине. Вена не «сыграла», не сместилась под давлением иглы. Показалась маленькая капелька крови – хороший знак, значит, я попал точно в вену.

Куском чистого сукна я легонько перетянул место прокола, а чуть ниже закрепил иглу, чтобы она не двигалась. Кожаной тесёмкой привязал трубку к руке больного, обеспечивая дополнительную фиксацию. Каждое движение я делал медленно и осторожно, боясь повредить вену или сместить иглу.

– Ну, вроде получилось, – пробормотал я себе под нос, ослабляя ремень на руке градоначальника.

Бутылка с физраствором висела над кроватью, а прозрачная жидкость начала медленно спускаться по трубке, направляясь прямо в вену больного. Зрелище было одновременно завораживающим и пугающим – ведь я впервые в жизни ставил настоящую капельницу, руководствуясь лишь теоретическими знаниями и тем, что когда-то видел в больнице.

– Получилось? – шёпотом спросил Иван Дмитриевич, который наблюдал за моими действиями из-за моего плеча. В его голосе слышалось напряжение, смешанное с надеждой.

– Скорее всего, да, – ответил я, не отрывая взгляда от иглы. – Нужно выждать несколько минут. Если я вдруг не попал в вену или пробил её насквозь, то физраствор, попадая в ткани, будет растекаться, и рука начнёт отекать. Это будет видно сразу. Но, вроде, попал.

Я повернулся к Ивану Дмитриевичу и тихо прошептал:

– Я, по правде говоря, первый раз это делаю.

Его глаза расширились от удивления, но он сдержал возглас, лишь сильнее сжав губы. Мы оба повернулись к градоначальнику, внимательно наблюдая за его рукой.

Время тянулось мучительно медленно. Каждая секунда казалась вечностью. В комнате стояла такая тишина, что можно было услышать, как потрескивают свечи. Все взгляды были прикованы к руке градоначальника и к медленно пустеющей бутылке.

Понаблюдав несколько минут, я облегчённо выдохнул – рука не опухала, физраствор в бутылке стал немного уменьшаться. Значит, жидкость действительно попадала в кровь, а не растекалась под кожей.

Я взял приготовленную щепку и прикрепил её на трубке так, чтобы она слегка пережала её, уменьшив поток жидкости. Нужно было, чтобы раствор поступал медленно, постепенно восстанавливая объём циркулирующей крови.

– Вот так, – пробормотал я, регулируя поток. – Теперь должно идти с правильной скоростью.

Посмотрев ещё раз на всю конструкцию и убедившись, что всё работает как надо, я сказал градоначальнику:

– Ваше превосходительство, ни в коем случае не двигайте рукой. Даже малейшее резкое движение может повредить иглу или сместить её, и нам придётся всё начинать сначала. Эта жидкость, – я указал на бутылку, – должна вся перетечь вам в вену. Это поможет вашему организму бороться с ядом.