Текст книги "Сотворение брони"

Автор книги: Яков Резник

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 20 страниц)

Перед отъездом Вячеслав Александрович Малышев встретился еще раз с академиком Патоном.

– Я рад, Евгений Оскарович, что вы осели на танковом заводе. Но на вашу помощь вправе рассчитывать вся танковая промышленность.

И тут же продиктовал помощнику приказ по Наркомату:

– В связи с необходимостью в ближайшее время увеличить производство при недостаточной квалификации сварщиков единственно надежным средством для выполнения программы по корпусам является применение уже зарекомендовавшей себя и проверенной на ряде заводов автоматической сварки под слоем флюса по методу академика Патона,

4

Заводские проблемы в начале войны решались трудно, но другой такой острой, сверхсложной проблемы, как сварка брони, не было на Уральском танковом.

Директор и академик встречались каждые сутки после полуночи. Поначалу делились событиями на фронте, а потом говорили о своих делах,

– Вы, конечно, знаете, Евгений Оскарович, – напоминал Максарев, – что по меньшей мере до декабря мы будем получать бронекорпуса из других мест, а уж затем заложим у себя основы корпусною производства. Если будем рассчитывать на ручную сварку, нам потребуются сотни квалифицированных сварщиков, а взять их неоткуда. Какой же выход?…

Патон теребил копчик густых серебристых, опущенных по-запорожски книзу усов и, глядя по-отцовски ласково на Максарева, гудел чистым низким голосом:

– Единственный выход – в скоростной сварке. На один корпус опытный сварщик затратит примерно двадцать часов, а наш автомат выполнит ту же работу за один час, и качественней. К тому же управлять автоматом может любой подросток.

– Вот именно, в вашей сварке – спасение. Что вы, Евгений Оскарович, успели сделать со времени приезда на Урал?

Патон рассказывал, как трудно было с аппаратурой. Сотрудники института нашли несколько старых, громоздких, выпущенных в Киеве еще перед войной сварочных аппаратов. Они помогли подступиться к работе над новым, более простым и вместе с тем универсальным прибором. Вскоре чертежи поступили в маленькую кустарную мастерскую, и патоновцы изготовили два первых аппарата скоростной сварки. Когда убедились в их преимуществах, главный инженер приказал выпустить еще двадцать подобных установок.

Чем ближе подходило время выпуска первых уральских тридцатьчетверок, тем чаще навещал Максарев академика и его сотрудников в лаборатории или в главном корпусе, где проводились опыты с аппаратом скоростной сварки брони.

Максарева теперь уже не удовлетворяли рассказы об экспериментах, он сам стал учеником Патона, как Портной, как заместитель главного технолога Окунев – вместе с патонов-цами они учились сваривать броню.

Академик и его ученики производили самые различные эксперименты: заправляли автомат разной электродной проволокой, засыпали место сварки флюсом другого состава,. меняли режим сварки. Наконец натолкнулись на правильное решение. Молодые ученые Дятлов и Иванов предложили применить присадочную проволоку, и эта идея оказалась счастливой. Швы стали получаться без трещин, увеличилась производительность.

Первая сварка броневых плит по новому методу проходила торжественно. Вокруг станка собрались рабочие, инженеры, все сотрудники института. В наступившей тишине ясно слышно было, как под флюсом трещит сварочная дуга, плавит металл.

Собравшиеся увидели безупречно гладкий, красивый, серебристый шов. Ни пор, ни раковин! Шов прочно связал края двух броневых плит.

Через некоторое время на полигоне испытали корпус танка. На одном из его бортов швы были сварены по-старому, вручную, на другом – автоматом под флюсом.

Танк подвергли обстрелу с короткой дистанции бронебойными и фугасными снарядами. Первые же попадания снарядов в борт, сваренный вручную, вызвали разрушение шва. После этого танк повернули, и под огонь попал второй борт, сваренный автоматом. „

Стрельба велась прямой наводкой с такого же расстояния – семь попаданий подряд, но швы Патона выдержали – они оказались крепче самой брони!

Через некоторое время по инициативе Максарева был создан конвейер для сварки корпусов – автоматы нашли применение на потоке.

НОКАУТ ГУДЕРИАНУ

1

30 сентября 2-я танковая группа генерал-полковника Гудериана, прорвав фронт южнее Брянска, устремилась сотнями танков на северо-восток и 3 октября овладела Орлом.

Угроза нависла над Мценском и Тулой.

Стремительное движение в оперативную глубину русских, быстрый захват Орла возродили в душе Гейнца Гудериана восхищение самим собой, своим талантом стратега, в голове которого и возникла идея обхода Москвы с юга, подхваченная высшим командованием.

Вошедшая в Орел 4-я танковая дивизия, любимица Гудериана, участница всех его походов, торжественно встречала его в захваченном городе. С командиром дивизии бароном фон Лангерманом поднялся Гудериан на Т-Ш, стоявший на взгорке посреди плаца. Окинул улыбающимися глазами строй танкистов, поблагодарил за взятие Орла.

– Вчера началось еще одно крупное наступление. Наши боевые соседи, ударные армии «Центра», пронзили оборону русских, – сказал Гудериан сочным голосом. – Третья и четвертая танковые группы берут в клещи вяземскую группировку врага. Близок день падения большевистской столицы. Кто войдет в нее первым – вы, орлы мои, или солдаты Геппнера? – Он умышленно назвал имя своего давнего соперника,.командующего 4-й танковой группой.

– Орлы возьмут Москву – не курицы! – гаркнули на правом фланге.

– Слава нашему боевому старику!

– Слава быстроходному Гейнцу! – подхватил весь плац.

Волна восторга охватила Гудериана. Такое он испытывал лишь раз в яшзни, когда, разгромив английские и французские войска, его танки вышли к Ла-Маншу.

И все же восторженное самолюбование не лишило Гудериана трезвости. Как бы ни были велики успехи его танкистов, он, пытаясь заглянуть вперед и ставя себя на место противника, не исключал возможности появления на открытых флангах его дивизий мобильных частей Красной Армии. Правда, сейчас, после охвата армиями «Центра» вяземской группировки, опасения его уменьшились. Танковых подразделений, которых и раньше было мало у русских, теперь и вовсе, наверное, не осталось. Если даже большевистская Ставка и решится перебросить с других, дальних фронтов часть войск, чтобы заткнуть пробитую его танками брешь, то пока они достигнут намеченных рубежей, он уже выйдет на штурм Москвы.

Однако, отправляясь подтянуть отставшие тылы с горючим и боеприпасами, Гудериан приказал генералу барону фон Лангерману вести неослабную круговую танковую разведку, особенно в направлении Мценска и Тулы.

2

В те дни, когда гудериановские танки мчались к Орлу, генерал Дмитрий Данилович Лелюшенко был назначен командиром первого стрелкового корпуса, который имел пока только название – ни штаба, ни частей у него не было.

2 октября Ставка выделила в распоряжение Лелюшенко из резерва Главного Командования мотоциклетный полк со 150 мотоциклами и единственным танком Т-34, да еще отряд командиров и курсантов Тульского артиллерийского училища с несколькими пушками. Полагавшиеся корпусу по штату две стрелковые дивизии должны были прибыть с Ленинградского фронта; две танковые бригады заканчивали формирование – одна из них на Дону. Что касается штатных кавалерийских дивизий и двух артполков, то даже их местопребывание комкору пока не сообщили.

Зато приказ Ставки объявили немедленно: остановить Гудериана. Дальше Мценска не пускать!

Со штабом, укомплектованным лишь утром 2 октября, Лелюшенко выехал в Тулу, а оттуда – в район Мценска, где мотоциклетный полк и отряд артучилища сразу же начали активную разведку.

Первое боевое донесение прислал командир мотоциклетного полка. Днем 3 октября одна из его разведгрупп обнаружила движущиеся по шоссе Орел – Мценск пять танков, несколько бронетранспортеров и мотоциклов. Танки шли почти без интервалов, немцы, видимо, были уверены, что противника в этом районе не встретят. Командир тридцатьчетверки занял позицию на южной опушке рощи, тянувшейся параллельно шоссе, и, пропустив шедшие впереди колонны мотоциклы поближе к засаде пулеметчиков, открыл огонь. Первые же снаряды угодили в цель: два танка и бронетранспортер загорелись. Тем временем пулеметчики обстреляли застигнутых врасплох автоматчиков на мотоциклах. После короткого боя враг повернул назад, в сторону Орла.

Возможно, потери в этом неожиданном бою, а возможно, и что-то другое принудило Гудериана почти на сутки отложить движение 4-й танковой дивизии на Мценск. Эта задержка значительно облегчила положение Лелюшенко. Как раз в ту ночь на станцию Мценск прибыл первый эшелон 4-й танковой бригады. Его, как и другие части, провожал на фронт народный комиссар танковой промышленности, заместитель Председателя Совнаркома Вячеслав Александрович Малышев.

…Они познакомились пять недель назад, когда Лелюшенко, после ранения и лечения в госпитале, назначили заместителем начальника Главного бронетанкового управления Красной Армии. Малышев расспрашивал генерала, как показали себя новые танки в боях, а он, ветеран гражданской войны, один из первых советских танкистов, рассказывал о преимуществах тридцатьчетверки перед T-III и T-IV: «Беда только: наших – единицы, а у них – тучи». «А БТ, Т-26?» – продолжал допытываться Малышев. «Эти явно устарели», – отвечал Лелюшенко.

Встречи с Малышевым раскрыли генералу натуру молодого наркома – талантливого, дальновидного, постоянно думающего об исключительных обстоятельствах войны. А сколько их было, этих «исключительных», в сорок первом году!

К августу – сентябрю армия осталась почти без танков. Танкостроительные заводы Ленинграда и Украины, свернувшие перед эвакуацией производство KB и Т-34, были в пути на восток. Машиностроительные гиганты Урала, спешно перестраивающиеся с выпуска мирного оборудования на корпусное, башенное производство и сборку танков, не получали пока даже четвертой доли необходимых броневых листов и других заготовок. Множество проблем приходилось решать наркому безотлагательно, безошибочно, иначе еще больше жертв понесла бы армия, еще больше мирных людей закабалил бы враг.

Занимаясь главными вопросами создания новых баз танкостроения на востоке, Малышев не чурался и черновой работы, кажущейся кое-кому несолидной для человека его ранга, а иной раз взваливал на свои плечи дела, не связанные с прямыми обязанностями наркома.

Так было и в эти октябрьские дни: на Сталинградском тракторном Малышев подключил к выпуску Т-34 все цехи, отправил в корпус Лелюшенко шестнадцать танков Т-34 и КВ. Он знал – у Лелюшенко всего 150 мотоциклов и одна тридцатьчетверка, а группа Гудериана насчитывает несколько дивизий, и в каждой, при всех потерях, остается не менее 100 – 150 танков на боевом ходу. Успеют ли эти шестнадцать танков прибыть до того, как Гудериан навалится на формирующийся корпус Лелюшенко?

Мысли эти заставляли Малышева подстегивать бег эшелона, принимать самые жесткие меры, чтобы только не опоздать.

И эшелон не опоздал. Еще не все машины сошли с платформ, а Лелюшенко уже отдал приказ: двум группам на танках Т-34 и KB боем разведать в самом Орле силы противника.

Шли в обход дорог и селений – лесами, нолями, оврагами. Незаметно приблизившись к окраинам Орла, оставили в засаде четыре тщательно замаскированных КВ. Их задача была – не пропустить новые немецкие части в город, не дать им закрыть выходы из него семи тридцатьчетверкам под командованием капитана Гусева, которые получили приказ ворваться в Орел и атаковать его гарнизон.

Разделившись на две группы, танки Гусева с двух сто рон ворвались в ночной город, открыв стрельбу из пушек и пулеметов. KB из засад добавили огня по согласованным секторам. Одновременные разрывы снарядов в противоположных точках города, нарастающий моторный гул, возникшие пожары вызвали у врага панику. Гитлеровцы метались вокруг своих горящих машин, вели беспорядочный огонь, многие попадали под. гусеницы наших танков. А те шквалом прошли из конца в конец ночного, освещаемого пожарами Орла, оставляя за собой раздавленные, сожженные танки, орудия, грузовики.

Три часа вели тридцатьчетверки бой с врагом, во много раз превосходящим по силе группу Гусева. Потери немцев были велики, хотя с точностью их никто, конечно, не подсчитывал – у наших танкистов была задача поважнее: уйти так же внезапно, как и появились.

Соединившись с KB, тридцатьчетверки Гусева устремились в обратный путь – к Мценску. Промчавшись километров двадцать, они натолкнулись на пять немецких бронетранспортеров и с ходу атаковали врага. Четыре машины были сожжены, а экипаж пятой сдался. Среди пленных оказался штабной офицер и при нем карта, подтверждающая, что гудериановская группировка нацеливается на Тулу и Москву. Пленного с картой срочно отправили в Генеральный штаб, а вскоре оттуда по прямому проводу поблагодарили танкистов – сведения оказались для Генштаба весьма ценными.

Внезапный ночной налет русских встревожил и озадачил Гудериана. Он обязан был, но не решился сразу донести в штаб группы армий о появлении в Орле русских танков. Решил сообщить об этом позже, когда возьмет Мценск – после победной реляции не так будут колоть глаза начальству две-три строчки о потерях 4-й танковой дивизии в Орле…

Перед тем как бросить эту дивизию на Мценск, Гудериан попросил у командования авиационной поддержки.

«Юикерсы» начали наносить массированные удары по Мценску вечером 5 октября. Загорелись жилые и станционные здания. Под бомбежку попал эшелон 6-й стрелковой дивизии, только что прибывшей с Ленинградского фронта. Но и под бомбами солдаты и командиры сумели быстро выгрузиться и освободить пути появившемуся второму эшелону 4-й танковой бригады во главе с полковником Катуковым.

Малышев считал себя обязанным определить боевые качества KB и Т-34 в сражениях, до конца разобраться в преимуществах и уязвимых местах каждого, сравнить их, попытаться заглянуть в их завтра – смогут ли эти машины побеждать не только T-III и T-IV, но и будущие, более совершенные танки, над которыми (он был в этом уверен, хотя точных данных не имел) работают конструкторы Германии… Фронт ждал от него, наркома танковой промышленности, не сотни, а тысячи танков, и давать столько машин могли лишь заводы с поточным производством – конвейерной сборкой. Все острее ощущалась необходимость концентрации усилий на выпуске какого-то одного, основного, типа танка, который стал бы главной боевой машиной Красной Армии. Ей – предпочтение, ее – на массовый поток и, по возможности, на всех танковых заводах!… В недавнем прошлом конструктор, Малышев сумел бы простым сравнением тактико-технических данных отдать предпочтение тридцатьчетверке. Вооруженная такой же длинноствольной 76-миллиметровой пушкой, что и KB, имеющая тот же дизель-мотор В-2, уступающая лишь в толщине противоснарядной брони, она была почти вдвое легче KB – 26 против 47 тонн. Эта легкость давала тридцатьчетверке преимущество в скорости и маневренности – важнейших достоинствах танка в современном бою. Но это еще не исчерпывало всех «за» и «против»… И, обсуждая их в своем наркомате с военными специалистами, Малышев все еще не решался внести в ГКО уже всесторонне обдуманное предложение, чтобы кроме уральского завода, головного предприятия по выпуску Т-34, кроме Сталинградского тракторного и «Красного Сормова», уже подключенных к их производству, тридцатьчетверку начали выпускать и танковые цехи Уралмаша, и Кировский завод, слившийся с Челябинским тракторным. Требовалась объективная безошибочная проверка в боевой обстановке.

В конце первой недели октября зачастили дожди. Ночами были заморозки, падал снег. По утрам он таял, и грунтовые дороги, тем более поля, превращались в трясину.

Уныло становилось на душе Гудериана. Попытка с ходу прорваться к Мценску по шоссе провалилась. С рассвета шоссе оседлали КВ. Немецкая артиллерия и танки с расстояния триста и даже двести метров не в силах были пробить броню этих гигантов. Всего три KB двигались по шоссе, но они метко поражали машины Гудериана, принуждали их свертывать на обочины, искать обходы. А там немецкие танки попадали под огонь артиллерии, занявшей позиции на скатах холмов, и тридцатьчетверок, выскакивавших из-за пригорков. Танки Гудериана увязали на полях, словно в болоте, советские же машины как ни в чем не бывало маневрировали на своих широких гусеницах.

Но KB не удержались на шоссе. Налетевшие «юнкерсы» покалечили головную машину, две другие стали отходить, свернули на поле. Раскисшая земля стала засасывать 47-тонные крепости. Если б не огонь тридцатьчетверок и дивизионных орудий, не уцелеть бы неподвижным тяжеловесам.

Через час после боя тракторные тягачи, захваченные у немцев, вытаскивали KB из трясины. Экипаж скребками и лопатами сдирал с гусениц и передка липкие наросты грязи.

Больно было танкистам, что в ненастье их могучая машина оказывается немощной.

Тут, на фронте, выкристаллизовалось решение: KB нуждается в существенных улучшениях. Занимаясь его модернизацией, Челябинский и другие заводы должны наладить производство тридцатьчетверок. Малышев решил бесповоротно: только Т-34 может и должна стать главной боевой машиной танковых войск.

Одним из решающих доводов в пользу машины Кошкина стал победоносный бой танкистов бригады полковника Катукова 6 октября 1941 года.

РОЖДЕНИЕ ТАНКОВОЙ ГВАРДИИ

К полудню неприятель открыл сильный артиллерийский огонь по нашему переднему краю, а спустя полчаса начали наступление до полусотни танков с пехотой. За ними двигалась вторая волна – около 40 машин. Наши штурмовики расстреливали и бомбили их. Приказываю двум артиллерийским дивизионам открыть подвижной заградительный огонь. 7 немецких танков подорвались на минах,. 14 горят, подбитые нашей авиацией и артиллерией.

Теперь мы… уже невооруженным глазом видим, как примерно 50 танков вклиниваются в оборону корпуса. На них прямой наводкой обрушивают огонь наши орудия и танки. Несмотря на потери, гитлеровцы продолжают продвигаться…

С НП видно, как танк Т-34 лейтенанта Кукарйна, который одновременно с другими вышел из леса, вскоре вырвался вперед. Заметив стремительно приближающуюся машину, немецкие танки сосредоточили по ней огонь. Кукарин вдруг остановился и стал стрелять с места, За считанные минуты он подбил пять танков противника.

Позже мы узнали, что, когда наводчик Любушкпн вел огонь, вражеский снаряд повредил рычаги управления, и двигаться вперед стало невозможно. Раненый механик-водитель Федотов с трудом включил задний ход, и танк, отстреливаясь, стал пятиться к лесу…

Кукарин и Любушкин вынесли раненых товарищей из машины, а сами продолжали бой и подбили еще четыре вражеских танка…

Вторая половина дня оказалась еще более тяжелой…

Противник продолжал наступать, хотя потерял более 30 танков и до полка пехоты… Казалось, враг вот-вот окончательно прорвет оборону, обойдет рубеж у Мценска и двинется на Тулу, а дальше – и на Москву. Положение становилось критическим.

Но на войне случаются всякие неожиданности. В самый тяжелый момент в тылу наступающих немецких танков внезапно появились наши тридцатьчетверки и стали в упор расстреливать фашистские машины. В боевых порядках врага началось смятение…

Выручил нас… Александр Бурда. Он со своей боевой ротой вышел-таки из вражеского тыла, повел машины прямо на гул сражения и ударил по боевым порядкам и штабу 4-й танковой дивизии врага…

Атака подразделения Бурды была ошеломляющей. Фашисты, по-видимому, решили, что их окружают, и стали отступать. Воспользовавшись этим, части корпуса перешли в контратаку…

Мы уничтожили до 50 танков, 35 орудий, много живой силы неприятеля и отбросили его на исходное положение…

А ведь танков у противника на этом участке было в 20 раз больше!…

За отважные действия 4-я танковая бригада получила звание 1-й гвардейской. Это явилось.началом рождения танковой гвардии.

ЛЕЛЮШЕНКО Д.,

генерал армии, дважды Герой Советского Союза.

Москва – Сталинград – Берлин – Прага. М.: Наука, 1973, с. 42 – 43, 44, 45, 51.

ЗАПИСКИ ГУДЕРИАНА

6 октября южнее Мценска 4-я танковая дивизия была атакована русскими танками, и ей пришлось пережить тяжелый момент. Впервые проявилось в резкой форме превосходство русских танков Т-34. Дивизия понесла значительные потери. Намеченное быстрое наступление на Тулу пришлось пока отложить.

8 октября мне доложили, что отмечено усиление противника, действующего против 4-й танковой дивизии,-и установлено прибытие еще одной пехотной дивизии и танковой бригады.

Особенно неутешительными были полученные нами донесения о действиях русских танков, а главное, об их новой тактике. Наши противотанковые средства успешно действуют против танков Т-34 только при особо благоприятных условиях: T-IV со своей короткоствольной 75-мм пушкой может уничтожить танк Т-34 только с тыльной стороны, поражая его мотор через жалюзи. Для этого требуется большое искусство. Русская пехота наступала с фронта, а танки наносили массированные удары по нашим флангам. Я отправился в 4-ю танковую дивизию. Ее командир барон фон Лангерман на поле боя показал мне результаты боев 6 и 7 октября, в которых его боевая группа выполняла ответственные задачи. Подбитые с обеих сторон танки еще оставались на своих местах. Потери русских были значительно меньше наших потерь. Впервые со времени начала этой напряженной кампании у офицеров был усталый вид, причем чувствовалось, что это не физическая усталость, а душевное потрясение.

В районе действий 24-го танкового корпуса у Мценска, северо-восточнее Орла, развернулись ожесточенные бои, в которые втянулась 4-я танковая дивизия. В бой было брошено большое количество русских танков Т-34, причинивших большие потери нашим танкам. Превосходство материальной части наших танковых сил, имевшее место до сих пор, отныне потеряно и теперь перешло к противнику. Тем самым исчезли перспективы на быстрый и непрерывный успех. Об этой новой для нас обстановке я написал в своем докладе командованию группы армий, обрисовал преимущество танка Т-34, указав на необходимость изменения конструкции наших танков.

В ноябре 1941 г. видные конструкторы, промышленники и офицеры управления вооружения приезжали в мою танковую армию для ознакомления с русским танком Т-34. Предложения офицеров-фронтовиков выпускать точно такие же танки, как Т-34, для выправления в наикратчайший срок чрезвычайно неблагоприятного положения германских бронетанковых сил, не встретили у конструкторов никакой поддержки. Конструкторов смущало, между прочим, не отвращение к подражанию, а невозможность выпуска с требуемой быстротой важнейших деталей Т-34, особенно дизельного мотора. Кроме того, наша легированная сталь, качество которой снижалось от-, еутствием необходимого сырья, также уступала легированной стали русских.

Гудериан Г.

Воспоминания солдата, с. 223, 224 – 225, 227 – 228, 268,

НАЗОВЕМ ИМЕНА

Все годы Великой Отечественной войны танк Т-34 был основной машиной танковых частей Красной Армии.

Воюющие страны за время войны, как правило, значительно обновили свое танковое вооружение. Немецкая армия, например, принуждена была даже полностью перевооружиться и перейти на новые типы танков. Это немцам пришлось сделать потому, что в первых же боях их танки и противотанковая артиллерия оказались неспособными вести эффективную борьбу с нашими танками Т-34 и КВ. Танк Т-34 имел более мощную пушку, чем немецкие легкие и средние машины, и по своей бронестойкости являлся почти неуязвимым для немецкой танковой и противотанковой артиллерии. Одновременно танк Т-34 превосходил немецкие танки в подвижности и проходимости.

Назовем имена конструкторов танка Т-34, отдавших все свои знания и технический опыт на его создание, на увеличение могущества Красной Армии.

Основы конструкции танка Т-34 заложил и разработал Михаил Ильич Кошкин. Он организовал коллектив молодых конструкторов, постоянно учил их не бояться трудностей, которых. бывает всегда немало при решении сложных задач. Этому замечательному конструктору мы в первую очередь обязаны появлением такого совершенно нового типа танка; каким является Т-34.

В борьбе за создание Т-34 ближайшими помощниками М. И. Кошкина были конструкторы Н. А. Кучеренко, М. И. Таршинов, А. А. Малоштанов, М. А. Набутовский, Я. И. Баран, В. Г. Матюхин, П. П. Васильев, Б. А. Черняк, А. Я. Митник, В. Я. Курасов, А. С. Бондаренко, В. К. Байдаков, А. И. Шпайхлер, Г. П. Фомепко, М. Б. Шварцбург.

Опыт создания танка Т-34 показал, что советские инженеры способны решать самые сложные задачи.

Морозов А. Герой Социалистического Труда, лауреат Государственной премии.

Трудовой подвиг советских танкостроителей. М.: Профиздат, 1946, с. 33, 36.

УРАЛЬСКАЯ ТРИДЦАТЬЧЕТВЕРКА

В сборочном цехе бурлило людское море. Посередине застыл броневой остов танка, на который поднялись нарком Малышев, директор завода Максарев, академик Патон, парторг Центрального Комитета партии Скачков и медник Захаров с Красным знаменем.

На башне машины белели два слова: «МИХАИЛ КОШКИН».

Внизу, у передка танка, стоял одетый в меховую куртку, унты и танкошлем механик-испытатель Игорь Мальгин, прибывший по требованию наркома с Уралмаша. Трое суток, дни и ночи, испытывал он эту первую уральскую тридцатьчетверку. Заводского танкодрома еще не успели оборудовать, и Игорь выискивал препятствия, потяжелее узаконенных, – ямы и овраги, лесные и каменные завалы, – гоняя по ним машину на всех скоростях, мыслимых и немыслимых.

В один из таких дней Александр Александрович Морозов нагнал Игоря на вездеходе у кромки оврага.

– Бесчинствуешь, Мальгин! – раскричался главный конструктор. – Искалечишь машину!

– Не даст она себя искалечить, – ответил Игорь. – Эта «уралочка» все одолеет. Испытания выдержала нельзя лучше. Докладываю об этом, Александр Александрович, с удовольствием.

…Вернувшись на рассвете с заключительного пробега, Игорь услышал, что предложение кадровых рабочих и конструкторов бывшего Южного завода о присвоении первому уральскому танку имени Михаила Кошкина одобрено коллективами всех цехов и отделов. Едва он остановил машину в главном корпусе и вышел из нее, как появился Остап Вирозуб в фартуке, с малярной кистью и ведерцем белил. Встав на перекладину железной лесенки, Остап начал выводить на башне имя творца Т-34.

До последних дней о Михаиле Ильиче знали одни танкостроители юга и Ленинграда. Теперь о нем узнали уральцы, москвичи, киевляне, слившиеся в семью Уральского танкового завода и собравшиеся на стыке смен под крышей главного корпуса.

Огромный цех вместил тысячи людей. В будки крановщиков и на уцелевшие от былого конвейера широкие колонны забрались мальчишки-сорвиголовы – не торчать же им, малорослым, в толчее, за спинами взрослых, в этот первый за пять месяцев войны праздничный на заводе день. Пусть матерый, под сорок градусов, мороз, влетая в калитки вместе с запоздавшими, продирает сквозь дохлые фуфайки, ватные штаны и валенки, сводит пальцы рук и ног – ничего, от этого не помирают. Зато им с высоты прекрасно видна броневая «уралочка», отправляющаяся на фронт. Им бы с ней! Да разве кто отпустит их, танкостроителей?…

Открыв митинг, парторг предоставил слово Малышеву. Тот руками в кожаных перчатках оперся о башню танка, взглянул на ребят под потолком, на людское море внизу, ожидающее речи наркома. Но ожидание затянулось. Малышеву будто что-то мешало разжать губы, произнести подходящие для долгожданного события слова.

Нетерпеливым мальчишкам на птичьей высоте странным показалось и молчание наркома, и то, что ему словно бы зябко в дубленом полушубке, в добротных бурках, армейской шапке-ушанке со звездочкой – разве бывает холодно в такой одежде?

А Малышеву было зябко не от мороза – от нахлынувших вдруг воспоминаний о совсем недавнем…

В середине ноября двинулись на Москву 13 танковых, 7 моторизованных и 31 пехотная дивизия немцев. После жестоких боев в октябре в наших батальонах, а нередко и в полках оставалось по 3 – 5 танков. Жуков просил у Ставки хотя бы около двухсот танков, а Сталин вынужден был отказать – негде было взять такое количество машин.

С октября Ставка Верховного Главнокомандования учитывала каждую новую тридцатьчетверку, решая, какому фронту направить сколько машин с единственного оставшегося неэвакуированным танкового цеха Сталинградского тракторного. А в конце ноября положение стало еще сложнее. Начальник Генштаба докладывал Государственному Комитету Обороны, что, хотя немецкие дивизии за десять дней боев потеряли не меньше половины своих танков, преимущество в броневых силах они все еще сохраняют.

На том заседании начальник Генштаба и Жуков, указывая на огромные потери врага и докладывая о прибытии к исходным рубежам свежих сибирских и уральских дивизий, высказали убеждение, что наступил выгодный момент для контрнаступления. Нужны только танки. Их очень мало у подошедших войск и еще меньше у частей фронта, обескровленных в последних боях. «В 30-й армии, – сообщил Жуков, – осталось всего двадцать танков, половина из них – устаревшие Т-26. Я прошу для фронта к началу контрнаступления двести танков».

Просьба и на этот раз была скромной – для наступления требовалось несравненно больше танков. Но и сейчас, как и в октябре, еще неоткуда было брать эти двести машин. «Скажите, Малышев, вплоть до дня скажите: когда наконец будут уральские танки? – Голос Сталина наливался гневом: – Вы нарком, вы в ответе перед фронтом за танки!»

Так сурово еще не разговаривали с Малышевым на заседаниях ГКО. Он доложил, что после телеграммы руководству Уралмаша увеличенная на октябрь и ноябрь программа по бронекорпусам выполнена и Кировский завод в Челябинске, получив корпуса, начинает выпускать тяжелые танки согласно заданию ГКО.

Сталин остро ткнул трубкой в его сторону: «Об Уральском танковом доложите, Малышев! Гигант, объединивший лучшее, что было в танкостроении и науке Украины и что есть на Урале, еще не дал ни одного танка. До каких пор?!» И, услышав, что через два дня начнутся испытания первой уральской тридцатьчетверки, что 8 декабря ожидается отправка ее на фронт, через неделю – еще девяти машин, а к Новому году – еще пятнадцати, – потребовал немедленно вылететь на завод и обеспечить сборку, испытания и отправку всех двадцати пяти машин в первой декаде декабря. «Передайте рабочим и инженерам завода: от уральских тридцатьчетверок зависит судьба Москвы, судьба наступления, которое мы готовим. Передайте: ГКО ждет от уральцев подвига!»

Эти две фразы Сталина Малышев произнес первыми на митинге в сборочном цехе.

– Полчаса назад, – звучал над людским морем голос наркома, – я сообщил товарищу Сталину, что первая уральская тридцатьчетверка отправляется сегодня на фронт, что завод приступил к сборке партии машин. Товарищ Сталин передал вам благодарность Красной Армии за самоотверженный труд и велел порадовать долгожданной вестью: началось контрнаступление под Москвой, фашистские армии под ударами наших войск отступают. Поздравляю вас с великим днем! Призываю поддержать героическое– наступление Красной Армии небывалым трудовым штурмом!