Текст книги "Латинская Америка - традиции и современность"
Автор книги: Яков Шемякин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 14 страниц)
Значение «испанского начала» в социальной сфере не ограничивалось культурно-этнической формой проявления ретроградных тенденций. Подспудное, но мощное воздействие продолжала оказывать и демократическая традиция иберийского происхождения.
Значительное влияние на судьбы испанского наследия в Латинской Америке оказала европейская иммиграция конца XIX – начала XX в. Она привела к слому тех форм метисной культуры (например, социально-этнического комплекса гаучо), которые сложились в XIX в. в Аргентине и Уругвае, и способствовала в результате резкого усиления воздействия представителей других западно– и восточноевропейских культур некоторому уменьшению «веса» иберийского элемента в тех странах и регионах (помимо названных, здесь следует назвать юг Бразилии, а также Чили), которые оказались в наибольшей мере затронуты новым «великим переселением» народов из Старого в Новый Свет на рубеже веков. Однако, несмотря на это, названный элемент явно продолжал играть ведущую роль в процессах культурного синтеза даже в «переселенческих» странах. Убедительным подтверждением этого явилось сохранение испаноамериканской основы целостности формировавшихся национальных культур Аргентины, Уругвая, Чили{132}.
Такому развитию событий в немалой степени способствовало то обстоятельство, что очень значительная часть иммигрантов из Европы в испаноязычные страны (по общему правилу, они делили с итальянцами первое-второе места по численности среди общей массы переселенцев из Старого Света) были выходцами из Испании. Это была вторая «историческая встреча» «матери-родины» с ее уже повзрослевшими детьми. Следует отметить, что наплыв переселенцев из Испании привел к резкому усложнению облика испанского элемента в Латинской Америке как с точки зрения культурно-этнической (многие новые выходцы с Пиренейского полуострова были представителями национальных меньшинств Испании, особенно много было басков), так и (что особенно важно) с точки зрения социальной. Иммиграция способствовала усилению наметившейся в XIX в. тенденции к расширению многообразия социальных типов, объединенных общими чертами испанской культуры.
Наряду с преобладавшими ранее латифундистами и традиционными купцами испанского происхождения в конце рассматриваемого периода значительный вес приобретают (главным образом в «переселенческих» странах) мелкие и средние буржуа – выходцы с Пиренейского полуострова. Испанские трудящиеся, представители пролетариата, переселившиеся за океан, способствуют возникновению и развитию рабочего движения, принимают самое активное участие в классовых боях. И, несмотря на незрелость первых форм пролетарского движения, в немалой степени обусловленную большим влиянием в среде трудовой испанской иммиграции идей анархизма и анархо-синдикализма, сам факт появления рабочих организаций имел огромное положительное значение, а деятельность их создателей, в том числе и испанцев, способствовала обогащению политической культуры стран Латинской Америки.
Все эти социальные и этнические процессы находят сложное и неоднозначное отражение в общественном сознании. Сохранение основ оставшейся от колониального периода социально-экономической структуры предполагало и соответствующее идеологическое оформление. Учитывая тот факт, что в данный период в противоречивом единстве испанской культуры в Америке преобладала реакционная сторона, представляется вполне закономерным, что знаменем реакционных сил региона в XIX в. стал испанистский традиционализм. Эта идеология была теснейшим образом связана с аналогичным по своему социальному содержанию направлением в испанской общественной мысли.
Традиционализм испанского образца стал знаменем таких реакционных клерикальных режимов, как режимы Росаса в Аргентине и Гарсия Морено в Эквадоре. С особой ясностью сущность подобного традиционализма отразили представители консервативных сил Аргентины – диктатор Росас и ого идейные оруженосцы, прежде всего П. де Анхелис{133}. Позднее, в последней трети XIX – начале XX в., виднейшим идеологом этого направления стал М. А. Каро в Колумбии.
Содержание идеологии консервативных сил сводилось к утверждению необходимости сохранения без каких-либо существенных изменений социальных порядков колониального периода и тех традиций, которые обеспечивали осуществление принципов «порядка и иерархии» в обществе.
Весьма характерно прозвище, которым наградили консерваторов в странах Латинской Америки – «годы» (тот же термин, которым обозначали испанцев и в колониальный период, и после завоевания независимости).
Испанизм реакционеров вызвал ответную реакцию со стороны прогрессивных сил. Значительная их часть считала, что именно сохранение испанского наследия является источником всех бед Латинской Америки. Соответственно делался вывод о необходимости его полного искоренения. Знамя радикального антииспанизма подняли такие видные мыслители и общественные деятели Аргентины, как Э. Эчеверрия, X. Б. Альберди, Д. Ф. Сармьенто. На аналогичных позициях стоял и X. В. Ластаррия в Чили. Это были самые выдающиеся представители данного течения. Их деятельность имела общеконтинентальный резонанс. Свои мысли они выражали четко и образно. Так, по словам Э. Эчеверрии, «современное американское поколение несет в своей крови привычки и тенденции прошлого поколения… Освободилось его тело, но не его разум. Можно было бы сказать, что революционная Америка, уже освободившаяся от когтей испанского льва, еще находится под влиянием его чар и могущества.
Независимая Америка еще несет на себе признаки подчинения – остатки имперской одежды той нации, которая была ее госпожой, и украшает себя ее ливреей, изъеденной молью. Это чудовищно!.. Революционная Америка, до сих пор завернутая в пеленки той, которая была ее мачехой!.. Испания больше не угнетает нас, но ее традиции тяготеют над нами». Эчеверрия ставит задачу полного освобождения от этих традиций{134}.
Антииспанизм идеологов прогрессивного буржуазно-демократического направления не был принадлежностью лишь узкого слоя интеллигенции. Он был также и отражением широко распространившихся в массах антииспанских настроений. Характерен в этом плане один из лозунгов периода так называемой Федеральной войны (1859–1863) в Венесуэле: «Долой годов!»
Антииспанские настроения в регионе подогревались и неоднократными попытками бывшей метрополии восстановить свое колониальное господство (1-я Тихоокеанская война 1864–1866 гг., участие Испании совместно с Англией и Францией в агрессии против Мексики в 1861–1862 гг. и др.). Новый бурный всплеск таких настроений был связан с Войнами за независимость Кубы в 1868–1878 и в 1895–1898 гг., в ходе которых негативные стороны испанского характера и испанского начала в жизни региона проявились с особой силой.
В подобных условиях в сознании очень значительной части латиноамериканцев в XIX в. испанское наследие целиком отождествлялось с преобладающей реакционной стороной испанского феномена. Чтобы разглядеть за ретроградными «завалами» иную Испанию, требовались политическая прозорливость и немалая сила духа.
Все представители прогрессивного лагеря резко осуждали наследие испанского колониального господства. В то же время ряд видных латиноамериканских мыслителей сознавали социальную противоречивость испанского элемента. Это относится и к некоторым из тех, кого нередко рассматривают как односторонних антииспанистов – в соответствии с тем стереотипом, который был навязан их идейными противниками и современными националистами испанистского толка. В качестве наиболее яркого примера здесь можно привести Д. Ф. Сармьенто. Ярый противник «варварства», неразрывной и определяющей стороной которого он действительно считал испанское колониальное наследие, Сармьенто в то же время выделял отличные по своему социальному содержанию испанские традиции. В частности, он высоко оценивал роль традиций муниципального самоуправления, кабильдо. Учитывая сказанное, следует вместе с тем согласиться, что для Сармьенто была характерна определенная недооценка потенциальных возможностей иной, демократической и прогрессивной Испании{135}.
Пожалуй, наиболее взвешенная и правильная оценка противоречивой роли испанского начала в жизни региона содержится в трудах А. Бельо, единомышленника Боливара и продолжателя намеченной им линии на четкое различение «двух Испаний» при одновременном признании огромной значимости испанского элемента в становлении латиноамериканских наций{136}.
Эта линия нашла свое дальнейшее развитие в творчестве мыслителей, стоящих у истоков современной революционно-демократической традиции: М. Гонсалеса Прады и особенно X. Марти{137}.
С наступлением эпохи империализма на восприятие проблемы испанского наследия начинает влиять новый мощный фактор – осознание того обстоятельства, что на новом историческом этапе главную опасность для Латинской Америки стали представлять развитые капиталистические государства, в первую очередь США. В то же время Испания после потери в результате испано-американской войны 1898 г. своих последних колониальных владений в Новом Свете (Кубы и Пуэрто-Рико) вообще перестала представлять какую-либо реальную опасность для независимости государств региона.
Экспансия же США, помимо прямой угрозы суверенитету латиноамериканских стран, несла в себе также и потенциальную опасность обезлички, нивелирования в культурном плане. В подобных условиях ряд мыслителей Латинской Америки поставили вопрос о необходимости защиты национальных традиций, определявших неповторимые черты исторического облика стран региона. Это предполагало, в свою очередь, напряженную духовную работу по осмыслению их самобытности, поиск и исследование исторических корней латиноамериканских народов.
Закономерно, что в подобной ситуации обостряется интерес к испанским истокам. Одним из первых, кто воплотил эту тенденцию в общественной мысли, был крупный уругвайский философ X. Э. Родо. В системе его взглядов указание на опасность для стран региона «нивелирующего рубанка» североамериканской империалистической экспансии неотделимо от утверждения определяющего значения латинской цивилизации и культуры, одним из ответвлений которых выступает у него испанское наследие. В то же время Родо отнюдь не идеализировал это наследие, ясно сознавал, что современная ему Испания находилась в состоянии упадка. У Родо, как и у других мыслителей, в особенности у М. Угарте, интерес к испанским по своему происхождению традициям был связан и с поисками того общего начала, которое объединяло бы различные народы Латинской Америки и одновременно отличало всех их от другой, англосаксонской Америки. Новая переоценка роли испанского элемента была связана и с утверждением идей солидарности и континентального (точнее, регионального) единства Латинской Америки, восходящих еще к трудам Боливара и получивших затем развитие в работах X. Марти, утверждавшего концепцию «нашей Америки» в противовес США{138}.
Следует отметить, что существование названной тенденции не означало полного исчезновения с духовного горизонта Латинской Америки радикального антииспанизма. Это было прямо связано с тем, что и в начале XX в. задача преодоления наследия испанского колониального господства продолжала оставаться весьма актуальной. Одним из ярких подтверждений этому может служить тот факт, что во время Мексиканской революции 1910–1917 гг. вновь зазвучал старый лозунг народных выступлений, выдвигавшийся еще в колониальный период и приобретший широкую популярность в эпоху Войны за независимость: «Смерть гачупинам [т. е. испанцам]!» Этот лозунг поддерживался вождями революционного крестьянства Э. Сапатой и Ф. Вильей, которые рассматривали помещиков испанского происхождения (а таких было большинство), этих традиционных угнетателей мексиканских тружеников, как главных врагов освободительной борьбы. Так, Ф. Вилья заявлял: «Испанцам не должно быть места в Мексике… Мы, мексиканцы, достаточно натерпелись от испанцев в течение трех столетий… Они пользовались [своими] правами с той целью, чтобы похищать у нас нашу землю, порабощать наш народ и поднимать оружие против нашей свободы»{139}.
Однако, особенно на уровне идеологических разработок и построений философско-исторического порядка, в начале XX в. наблюдается в целом несомненное ослабление той линии радикального антииспанизма, которая во многом определила духовную атмосферу Латинской Америки второй половины XIX в. Помимо названных позитивных моментов, это было связано и с социальным фактором негативного порядка, действие которого в полной мере проявилось на следующем историческом этапе: уже в конце XIX – начале XX в. обнаруживается тенденция латиноамериканской буржуазии к отказу от идей радикальной ломки восходящих к колониальному периоду структур «традиционного общества», прежде всего латифундизма, и к компромиссу с этими структурами, в том числе и в идейном плане. Это было прямо связано и с возникшей в условиях развертывания рабочего и крестьянского движения, обострения классовой борьбы в конце рассматриваемого периода потребностью в формировании единого фронта имущих классов против революционной опасности. В полной мере названная тенденция получила развитие уже на новом историческом этапе, связанном с началом глубочайшего кризиса латиноамериканского и мирового капитализма.
Проблема испанского наследия
в условиях структурного кризиса
Решающее влияние на судьбы испанского наследия и на специфику его восприятия в общественном сознании на новом этапе оказало резкое обострение классовых антагонизмов и возникновение социалистической альтернативы развития. Одним из конкретных проявлений этого стало усиление борьбы противоположных по своему социальному содержанию тенденций в «испанском начале», фронтальное столкновение «двух Испаний» как на Пиренейском полуострове, так и в Латинской Америке, как в действительности, так и в сознании испанцев и латиноамериканцев. Наблюдается все более резкое размежевание участников полемики по вопросу о традициях «матери-родины».
Таков был в самых общих чертах социально-политический фон тех этнических процессов, которые развивались в Латинской Америке. На новом этапе основной формой бытования испанской традиции в связи со все более усиливающейся метисацией, как биологической, так и культурной, окончательно становится ее существование в рамках возникающего в ходе процесса синтеза качественно нового социально-этнического целого.
На судьбы испанского наследия на новом этапе оказал значительное влияние и такой фактор, как общая интернационализация жизни в мире в XX в., усиление и расширение связей различного рода, в том числе и духовных, между странами и народами. Эта тенденция получила особо благоприятные условия для развития в тех случаях, когда речь шла о родственных по языку и культуре человеческих общностях. Примером здесь может служить существенное расширение контактов между Испанией и Испанской Америкой, которые в первые десятилетия нашего столетия как бы заново открывают друг друга. Причем наблюдается встречное движение (особенно в области духовной культуры) – как со стороны Испании, так и со стороны Латинской Америки. Большую роль в активизации этого провеса сыграла деятельность таких испанских и латиноамериканских мыслителей, как М. де Унамуно, X. Ортега-и-Гассет, X. Э. Родо, М. Угарте, X. Васконселос, Р. Бланко Фомбона и др.
В условиях, когда появляется угроза самим основам эксплуататорского общества, в идейно-политической жизни стран региона к югу от Рио-Гранде возникает весьма влиятельное течение, представители которого прокламируют отход от революционных и даже либеральных традиций прошлого, традиций буржуазно-демократических прогрессивных сил XIX в. Историческое обоснование эта линия нашла в работах представителей различных школ буржуазной историографии. Она оказалась неразрывно связана с реакционным испанизмом. С особой ясностью данная тенденция дала о себе знать в Чили и в Аргентине, где возникло течение «исторического ревизионизма»{140}.
По мере обострения структурного кризиса выявляется постепенное изменение социального содержания реакционного испанизма. Будучи, как и прежде, идеологическим выражением позиции наиболее ретроградных, связанных с докапиталистическими пережитками сил, оп во все большей степени становится одним из орудий защиты буржуазного статус-кво в его латиноамериканском варианте.
Весьма характерен в этом плане тот сдвиг в отношении к США, который наблюдается у представителей этого направления в 40–50-е годы. Долгое время сторонники реакционно-клерикального испанизма занимали резко отрицательную позицию по отношению к северному соседу. Рецидивы такой позиции встречаются и на современном этапе, в 60–80-е годы: декларативный антиамериканизм характерен для известной части латиноамериканских ультраправых (X. Мейнвиелье, X. Бруно Хента в Аргентине и др.). Наличие этого феномена объясняется главным образом патологической ненавистью деятелей подобного типа к любым разновидностям демократии, включая буржуазную. Тем более симптоматично, что в годы «холодной войны» у многих реакционных испанистов наметилась тенденция к пересмотру антиамериканских позиций, к примирению паниспанизма с панамериканизмом и идеями единства «западной и христианской цивилизации» во имя совместной борьбы с «коммунистической опасностью».
Хотя по сравнению с ультрареакционным вариантом западничества крайне правый испанизм стал играть в последние десятилетия вспомогательную роль в идейном арсенале латиноамериканской реакции, он, несомненно, сохраняет определенное значение. Так, после фашистского переворота в Чили в 1973 г. этот вариант идеологии был взят на вооружение хунтой. Рецидивы реакционного испанизма наблюдались и в идеологии аргентинских правоавторитарных режимов 1966–1973 и 1976–1983 гг. Учеником и последователем Ф. Франко объявил себя парагвайский диктатор А. Стресснер.
Очень тяжелым ударом для ультраправого испанизма стало падение фашистских режимов в Испании и Португалии в 70-е годы. С тех пор он переживает тяжелый кризис.
Крайне правое течение является не единственным вариантом идеологии испанизма. В первой половине 80-х годов нынешнего века в связи с переходом к конституционному правлению в ряде стран Латинской Америки (Аргентине, Бразилии, Уругвае) и с приходом к власти в Испании правительства Испанской социалистической рабочей партии довольно быстро набирает силу новая разновидность испанизма, буржуазно-реформистская по своему социальному содержанию. Ядро этой разновидности рассматриваемой идеологии – в утверждении новой версии концепции «третьего пути». В интерпретации ее сторонников именно «испаноамериканское сообщество», возглавляемое демократической Испанией, призвано стать реальной альтернативой «двум империализмам» – СССР и США – и открыть новые горизонты перед человечеством. Отвергая эту концепцию, следует в то же время иметь в виду, что в современной конкретной ситуации данный вариант испанизма главным своим острием повернут все же не против СССР, а против американского империализма, политики администрации Р. Рейгана, а также против наиболее ретроградных версий испанизма и в самой Испании, и в Латинской Америке{141}.
Претензиям правых кругов на «монопольное представительство» испанской цивилизации в Латинской Америке противостояли прогрессивные ученые различных направлений, продолжившие на новом этапе традиции С. Боливара, X. Марти, X. Э. Родо. В трудах X. Васконселоса (в 20-е годы), М. Угарте, П. Энрикеса Уреньи, А. Рейеса утверждение значимости испанского наследия было связано как с бескорыстным стремлением решить сложнейшую мировоззренческую проблему самобытности Латинской Америки, так и с конкретно-политической задачей выработки действенных средств идеологического противостояния империалистической, прежде всего североамериканской, экспансии. Одним из таких средств должна была стать идея единства стран региона, опирающаяся на общую историческую судьбу и общее культурное наследие.
Для прогрессивных мыслителей было совершенно не типично утверждение исключительной роли какого-либо одного из культурно-этнических элементов при одновременном умалении или сознательном игнорировании остальных. Для них характерно ясное понимание того, что судьбы испанского наследия неразрывно связаны с судьбами других участников исторической драмы Латинской Америки.
В трудах представителей передовой интеллигенции утверждается ценность испанской традиции не самой по себе, а как важнейшего участника синтеза культур. Именно с метисацией они связывают ее будущее. С наибольшей ясностью эта тенденция проявилась у X. Васконселоса в его концепции «космической расы». Идею культурного синтеза отстаивал и П. Энрикес Уренья, которому принадлежит немало тонких и точных замечаний о роли и соотношении культурно-этнических элементов{142}.
Крупнейший венесуэльский писатель и историк М. Брисеньо Ирагорри видел в процессе метисации основу развития латиноамериканской демократии, в том числе и в социальной области. В его интерпретации ведущую роль в процессе синтеза играет испанский элемент, трактуемый им в духе прямо противоположном реакционным испанистам. Так, в интерпретации Брисеньо Ирагорри подлинная испанская традиция, получившая новую жизнь в Латинской Америке, – «это традиция свободы и независимости». Ее корни – в древнем мятежном духе, воплотившемся в старинных муниципальных вольностях, в восстании «комунерос», в «критическом и индивидуалистическом» характере испанского парода. Согласно М. Брисеньо Ирагорри, Война за независимость в Латинской Америке была столкновением двух Испаний, боровшихся между собой уже в XVI в. Причем революционеры Латинской Америки воплощали демократическую испанскую традицию. В данном случае венесуэльский мыслитель прямо продолжал традицию своего земляка А. Бельо. М. Брисеньо Ирагорри решительно выступал против реакционного пспанизма, против ориентации на франкистскую Испанию{143}.
Проблеме испанского наследия много внимания уделил такой видный представитель современной философской мысли Латинской Америки, как Л. Cea. Стремление использовать идею «снятия» положительного содержания прошлого (в ее гегелевской интерпретации) позволяет ему взвешенно оценить всю сложность проблемы испанского наследия, поставить вопрос о необходимости преодоления отрицательных сторон в нем при одновременном сохранении всего ценного, что было накоплено в течение веков. Причем и для Л. Cea перспективы развития испанской традиции связаны с процессом метисации, которому мексиканский мыслитель придает решающее значение{144}.
Таковы лишь основные примеры трактовки проблемы испанского наследия прогрессивными философами, историками, писателями. Их концепции не были свободны от серьезных недостатков, главным из которых являлась, с марксистской точки зрения, недооценка классового подхода и переоценка значения духовной культуры. Тем не менее в трудах таких людей, как П. Энрикес Уренья, X. Васконселос (на ранних этапах его творчества), А. Рейес, М. Брисеньо Ирагорри, Л. Cea и др., отразился напряженный духовный поиск, приведший к весьма плодотворным результатам.
Определяющим фактором, способствовавшим осознанию латиноамериканскими мыслителями социального содержания испанской проблемы, были события конкретной истории. Важнейшим среди них, несомненно, стала гражданская война в Испании 1936–1939 гг. Очень многие латиноамериканцы, в том числе представители интеллигенции, приняли самое активное участие в движении солидарности с Испанской республикой, сражались против фашизма с оружием в руках. Ясное осознание представителями передовых течений общественной мысли континента факта существования «двух Испаний» выразил в лапидарной поэтической форме перуанский поэт С. Вальехо: «Будь начеку, Испания, бойся самой Испании!»{145} Очень многие деятели культуры Латинской Америки, выступившие в защиту демократической, революционной Испании, посвятили ей свои произведения. Суть их позиции выразил П. Неруда в названии сборника стихов, посвященных национально-революционной войне испанского народа, – «Испания в сердце». Отвергая реакционный испанизм, прогрессивные латиноамериканские мыслители в то же время исключительно высоко оценивали творческие достижения испанской культуры. «Не было у Испании посла лучшего, чем Дон Кихот Ламанчский» – так выразил свое отношение к ней А. Карпентьер{146}.
Стремление опереться на прогрессивную, демократическую испанскую традицию окончательно становится в ходе гражданской войны в Испании важной составной частью мировоззрения прогрессивных и революционных сил Латинской Америки, превращается в постоянный фактор общественной жизни региона. Иначе говоря, приобретает прочность духовной традиции.
Новый этап в развитии этой традиции начался во второй половине 70-х – начале 80-х годов в связи с падением франкистского режима в Испании и ряда правоавторитарных режимов в Латинской Америке и переходом к демократическому правлению как обеих стран Пиренейского полуострова, так и ряда крупнейших государств региона к югу от Рио-Гранде. Выдвигаемая в настоящее время многими идея солидарности и единства Испании и Латинской Америки на основе общих демократических идеалов приобретает, бесспорно, положительный смысл.
Учитывая первостепенную важность социально-классового аспекта «испанского вопроса» в Латинской Америке, следует в то же время подчеркнуть, что проблемы, связанные с взаимодействием испанской и латиноамериканской культур, этим не ограничиваются. Здесь имели место свои сложности, для разрешения которых простой констатации факта существования «двух Испаний» недостаточно. Пожалуй, главная из этих сложностей – необходимость самоутверждения национальных культур стран Испанской Америки перед лицом культуры, им глубоко родственной, но именно потому и стимулирующей самим фактом своего существования стремление к подражанию, в том числе и некритическому. Речь идет об одном из многочисленных искушений латиноамериканского духа, которое в данном случае можно было бы охарактеризовать как «искушение легкостью заимствования».
Об этой проблеме писал, в частности, еще в 20-е годы А. Карпентьер. Возражая против предложения превратить Мадрид «в интеллектуальный меридиан Испаноамерики», он заметил: «Сегодня Америка все более и более отдаляется от Европы, спокойно собираясь со своими творческими силами. Причем Испания – это наиболее опасная Европа, ибо ее влияние по языковым причинам является наиболее порабощающим… Мы братья испанцев и всегда будем ими… Но именно в силу того, что наши взаимоотношения с людьми Пиренейского полуострова так дружественны, кажется неуместным этот излишек в проявлении чувств»{147}. С момента написания этих строк латиноамериканские национальные культуры вполне самоутвердились и ведут диалог с другими культурами, в том числе и испанской, «на равных». Однако, по-видимому, не все проблемы здесь решены.
Так или иначе, в настоящее время в прямой связи с начавшейся подготовкой к празднованию 500-летия открытия Америки (1992 г.) наблюдается процесс актуализации общего духовного наследия испаноязычных народов по обе стороны Атлантики. А параллельно с этим с новой силой разгораются споры об оценке конкисты, колониального периода, иберийского наследия. Впрочем, «полемика о Новом Свете XX века» только еще начинает развертываться.
Важнейший вклад в исследование проблемы роли испанского наследия вносили и вносят латиноамериканские коммунисты. Основы марксистского подхода к этому вопросу были заложены еще в 20–30-е годы X. К. Мариатеги, А. Понсе, X. А. Мельей. В 60–80-е годы их взгляды получили дальнейшее развитие в работах современного поколения исследователей-марксистов. Здесь можно выделить два крупных имени – Р. Фернандес Ретамар на Кубе и Э. П. Агости в Аргентине.
Коммунисты решительно отвергают реакционный ис-панизм. При этом особо подчеркивается, что представители данного течения трактуют проблему воздействия Испании на процесс становления латиноамериканских государств крайне односторонне, отождествляя «испанскую традицию» лишь с реакционными сторонами исторического наследия этой страны, с Испанией Филиппа II, инквизиции, Примо де Ривера и Франко. Напротив, демократические силы региона опирались и опираются на прогрессивные испанские традиции, на Испанию «комунерос», Лас Касаса, Риэго и Ибаррури{148}.
Продолжая традицию прогрессивных деятелей прошлого, латиноамериканские марксисты отвергали и отвергают не только «розовую легенду» о роли Испании в Новом Свете, распространяемую реакционными испанистами, но и «черную легенду», сторонники которой трактовали все испанское однозначно отрицательно: как воплощение реакции, обскурантизма и т. д.{149}
В последние десятилетия «черная легенда» используется буржуазными, в первую очередь североамериканскими, теоретиками, рассматривающими «испанское наследие» во всех областях жизни как главный тормоз на пути развития стран Латинской Америки. В результате такой операции полностью снимается ответственность развитых капиталистических стран, прежде всего США, за последствия империалистической эксплуатации региона.
В интерпретации некоторых латиноамериканских публицистов резко отрицательная оценка «испанско-католического» наследия, отождествляемого с традициями авторитаризма, политического насилия, религиозной нетерпимости, иррационализма, непосредственно связывается с критикой с либеральных позиций современных левых, прежде всего социалистических, сил. Идейно-политическая линия этих сил, включая марксистов, трактуется как прямое продолжение названных ретроградных «испанско-католических» традиций{150}.
Коммунисты, представители других революционных течений решительно отвергают такую постановку вопроса. Выступая за преодоление еще сохраняющегося балласта реакционного наследия испанского колониального господства, марксисты вместе с тем неоднократно указывали на большое значение испанской культуры в формировании исторического облика стран Латинской Америки, стремились и стремятся сберечь все ценное в наследии этой культуры.
Один из главных недостатков различного рода буржуазных, в том числе западных, теорий, авторы которых рассматривают проблему «иберийского наследия» в Латинской Америке, – трактовка испанской (и испаноамериканской) традиции как чего-то застывшего, не подверженного изменению. Классическим примером здесь может служить интерпретация иберийской политической традиции только и исключительно как традиции авторитаризма, корпоративизма, милитаризма, отсутствия демократических правовых гарантий, полного преобладания государства над «гражданским обществом» в политической системе и т. д. Между тем названная традиция – это сложная развивающаяся система, на протяжении своего развития вбиравшая в себя достижения других народов. Так, если в начале XIX в. традиция политической демократии (в ее зрелом виде) еще не была ибероамериканской политической традицией, то на протяжении XIX–XX вв. она (несмотря на все возможные оговорки относительно слабости институтов представительной демократии в регионе) стала таковой. Другой яркий пример, касающийся уже темы восприимчивости испаноамериканской духовной традиции к прогрессивным новациям, – марксизм, учение, первоначально возникшее на почве индустриального Запада, но интернациональное по основной своей сути, к настоящему времени превратился в неразрывную составную часть национальных культур как Испании, так и стран Латинской Америки. Идеология научного социализма – это теперь и часть испаноамериканской духовной традиции.
