Текст книги "Время Красной Струны"

Автор книги: Window Dark

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 22 страниц)

Глава 6
Лишний флаг

У военных много праздников. День артиллериста, скажем. Или день военно-морского флота. Я не слыхал только про день разведчика и про день мотострелка. Но Венька Борзов, у которого брат весной дембельнулся, сказал, что день мотострелка празднуют не раз в год, а ежемесячно, и праздник, в основном, совпадает с выдачей получки. Оставался невыведанным праздник разведслужб. Засекретили его что ли, чтобы шпиона не раскрыли, когда он в пьяном виде будет шататься по городу и орать: «Наша служба и опасна, и трудна!» Не долго думая, я перенёс день разведчика на сегодня. Поэтому и решил ознаменовать его славными свершениями, достойными лучших бойцов невидимого фронта.

Слежку за Электричкой я решил начать ещё до утренней линейки. Гречневая каша торопливо запихалась в широко открытый рот. Золотистый кирпичик масла даже не удостоился чести быть размешанным. Чай, обжигая нёбо и горло, заглотнулся в три подхода. И я ринулся к выходу из столовой.

Добежать до директорского особняка не составило особого труда. Дополнительные этажи растворились вместе с утренним туманом. Окна безразлично темнели, словно им уж десять веков хотелось заснуть и не просыпаться. Коттедж выглядел грустным, устало поникшим. Лампочку у входа уже выключили. Обстановка не выглядела грозной. Так, лёгкая печаль в ожидании, когда солнце займётся делом и прогреет доски с капельками застывшей смолы на ещё один длинный летний день.

Покинула Электричка своё убежище или ещё нет? Я попрыгал, заглядывая в окна, но сквозь запотевшие стёкла мне удалось разглядеть лишь цветастые занавески. Глубины комнат утопали в непроглядном сумраке. Подвиги срывались, и я в самых расстроенных чувствах припустил к эспланаде.

Главное теперь – успеть на построение. Пробираться на глазах у всех к законному месту правофлангового значило оставить о себе в народной памяти если и не памятник нерукотворный, то уж неизгладимый след на весь день. Нет, не такими методами действовали легендарные разведчики прошлых лет. Главное их достоинство – умение незаметно затеряться в толпе, даже если ты на голову выше соотрядников и губастый, словно негр. Кроме того, мне казалось, что если я дам шанс Электричке выделить себя из общей массы, то она запомнит меня раз и навсегда.

Я успел. Наш отряд как раз заканчивал разворот по центральной аллее. Шли обычные разборки по поводу того, кому посчастливиться стоять во второй шеренге. Колька Сухой Паёк, которому на роду написано всегда стоять впереди, вздохнул и сдвинулся влево. Его мечта – побыть хоть разочек правофланговым – снова растаяла первым снегом. Я бы ему охотно уступил место. Я даже хотел потолкаться и выбить себе местечко в задних рядах, чтобы затеряться от проницательных глаз директрисы, да передумал. Взгляд проскальзывает не мимо тех, кто прячется. Взгляд никогда не останавливается на том, кто стоит на привычном месте. Кто знает, может Электричка, обводя подвластные территории, забеспокоится, увидев, что в третьем отряде неожиданно сменился правофланговый.

Я замер по стойке «вольно» и принялся вникать в дела, происшедшие в моё отсутствие.

– Э, пацаны! – суетился шустрый Виталя Щукин из соседней палаты. – А чо я ночью видал!

– Ну, – недружелюбно осведомились соседи.

– Инопланетянина, – гордо заявил Виталя. – «Секретные материалы» смотрели? Ну вот точняк такой же!

– Ну, – голоса разом приобрели скептический оттенок.

– Голова – во! – руки Витали описали довольно значительный круг. – Ножки и ручки как проволочки. И туловище – хоть за швабру прячь. Зырь – ни хрена не разглядишь. Если б не башка. Но башка… Огроменная. Никогда в жизни такой громадной башки не видал.

– Дурень, – ласково сказал Венька Лаптев. – В кино вчера ходил? Ходил. Ужастики смотрел? Смотрел…

– Да я спал! – взвился рассказчик.

– Ну-у-у, – протянул народ, показывая, что ни грамма доверия к Виталиным словам не осталось.

– Разве? – хмыкнул Венька, и его пальцы прищепкой зацепили кончик Щукинского носа.

Виталя издал протестующее мычание, обижаясь всеобщему неверию, но захвативший инициативу Лаптев истолковал звуки в свою пользу.

– Смотрел, смотрел, – повторил он. – Не фиг отпираться, что спал. Спал ты в палате. И снилась тебе, Щучка, всякая лабудень.

– Во-во, – слаженно добавил народ, решивший немного разнообразить свой лексикон.

На полминуты наступило затишье, во время которого Виталик усиленно растирал пострадавшую часть тела. За разговорами я, как и большинство из нас, прохлопал удивительное отличие данного построения от всех предыдущих, уже ставших историей. Те же товарищи, кто успел заметить, скромно промолчали о своих наблюдениях, поскольку на первый взгляд история про инопланетянина с огромной башкой выглядела куда занимательнее.

Глаза открылись, когда Электричка развернула полотнище флага. Я машинально вздёрнул голову и убедился, что прежний флаг никуда не делся. Более того, сырость ночи не принесла ему никакого вреда. Серебряное созвездие гордо сверкало на чёрном поле, словно его подняли на вершину флагштока минутой назад. Ну, и куда же нам прикажете цеплять новое знамя?

А оно притягивало внимание не меньше поднятого вчера. Его скроили из красной материи. Чёрная дуга длиннохвостой кометы наискось протянулась по блестящему полотнищу. С трудом уворачиваясь от ветра, рвущего флаг из рук, Электричка прошествовала к краю эспланады, и только тогда я с изумлением отметил, что в семи шагах от ступенек кто-то врыл ещё один флагшток. Пока мой мозг осмысливал явную несуразность происходящего, Электричка завладела всеобщим вниманием.

– Согласно традициям нашего лагеря флаг поднимет достойнейший, – отчеканил металлический голос. – Сегодня им станет…

Я напрягся. Не знаю почему, но мне донельзя хотелось собственноручно поднять флаг. Выйти из строя, подняться на эспланаду, развернуться, вглядеться в толпу, торопливо уворачиваясь от ответных взглядов, принять в руки полотнище, издали кажущееся маленьким кирпичиком, а сейчас бьющееся в руках неудержимой простынёй. Почувствовать ткань. Мне почему-то казалось, что она будет скользящей, шелковистой. Прицепить полотнище к тросу, взяться за переплетение остывших ночью проволочек, потянуть вниз, услышать лёгкое дребезжание блочного колеса. И, задирая голову выше и выше, наблюдать, как знамя возносится в небеса.

– …Блинов Олег! – закончила Электричка.

Воздух разочаровано извёргся из моих лёгких. Нашли, кого выбрать. Налысо бритое чучело с пудовыми кулаками. Соседям по палате житья от него не было с утра до вечера. Я так радовался, что не попал в один с ним отряд. В прошлую смену его чуть не исключили из лагеря, потому что он в одиночку изловчился выломать целый блок изгороди. А теперь надо же, флаги ему положено поднимать.

Выпятив губу от обиды, я наблюдал, как Блинов спокойно, по-деловому, перебирает руками, направляя знамя к верхушке флагштока.

– Следующий флаг, – продолжила Электричка подобревшим, но в то же время не терпящим возражений голосом, – поднимет наш заслуженный активист Таблеткин.

Что ещё за следующий флаг?

– Первый, второй отряды – налево! Седьмой, восьмой – направо! Остальные кру-угом! – приказала наша грозная начальница, и народ послушно заворочался в указанных направлениях. Из рощицы, что раскинулась за площадкой, где проводились линейки, торчал ещё один флагшток.

Сердце похолодело и защемило. Я чувствовал, происходит что-то неправильное, но объяснить не мог. Лагерное знамя, как Дед Мороз, должно быть в единственном экземпляре. Если перед ребёнком появляются два одинаковых, счастливо улыбающихся Деда Мороза, он хмурится, а потом заходится в отчаянном рёве. Он чувствует неправильность ситуации. Он понимает, раз Деды Морозы ведут себя как ни в чём ни бывало, под добрыми личинами кроется нечто отвратительное. И самое ужасное случится, когда затаившаяся беда догадается, что её раскрыли, и сбросит маску.

А тут уже получается не второй Дед Мороз, а третий. Я поворочал башкой, думая, что обнаружу ещё с десяток флагштоков. Не тут-то было. Больше ничего подозрительного. Однако, в чью ж это умную голову пришла бредовая идея: украшать флагштоками окрестные леса?

Пока размышления тяжко ворочались внутри, я чуть не прохлопал появление флага. Он оказался не хуже предыдущих. Лимонное полотно, на нём зелёное солнце с чёрным змеиным зрачком, словно ведьмин глаз.

Жгуче захотелось мне стать тем, кто поднимет флаг. Аж вспотели плотно сжавшиеся кулаки. Но праздник подарили Таблеткину, и он спешил к месту триумфа, раздвигая ветки молодой еловой поросли. Не прошло и трёх минут, а ослепительно жёлтое полотнище весело плескалось над угрюмыми верхушками елей. И солнце по сравнению с ним казалось блёклым, словно его простирали не одну тысячу раз.

Линейка закончилась. Когда отрядные шеренги развернулись к спальному корпусу, я выскользнул из строя и бросился обратно.

– Куба! – остановил меня строгий голос воспитательницы. – Куда тебя опять понесло?

Я заплясал на месте, сделал страдальческое лицо и зыркнул в сторону далёкой кабинки с двумя чернобуквенными отметинами. После лицо моё наполнилось вселенской скорбью, недвусмысленно намекая, что стоит меня задержать ещё на секунду, как случится непоправимая гуманитарная катастрофа. Воспитательница милостиво кивнула, подарив долгожданную свободу. Правда, в строю раздалось непочтительное хрюканье, но мне было плевать. Четвёртый отряд давно отправился восвояси, и Эрика не могла видеть разыгрываемую комедию. Ноги весело рванули сквозь кусты. Как только зона повышенного внимания осталась позади, я смело свернул за эспланаду.

Электричка неспешно поднималась по крыльцу. Ещё чуть-чуть, и я останусь в полном неведении по поводу беспредела, творящегося на территории нашего лагеря. Даже не оглянувшись, директриса скрылась в своём пристанище. Моё сердце обливалось горючими слезами, когда тяжёлый прямоугольник заскользил к дверному косяку.

«Ну не закрывайся, – тоскливо упрашивал я неведомо кого. – Ну, пожалуйста, не закрывайся!»

Словно вняв моим мольбам, угол шаркнул по выпирающей доске настила, скорость упала до нуля, и дверь замерла, оставив узкую щель, вполне пригодную для совершения разведоперации. Скинув кроссовки, чтобы пол предательски не скрипел под их резиновыми подошвами, на носочках я быстро преодолел ступеньки. Доски поскрипывали и под босыми ступнями, но возле двери чьи-то заботливые руки расстелили потрёпанную ковровую дорожку, разом заглушившую торопливые продвижения отважного разведчика. И пытливый глаз приник к тёмной щели.

Тусклая лампа освещала коридор вполне сносно, чтобы я мог вникнуть в происходящие события. Электричка стояла ко мне боком на середине пути от входа до двери своего кабинета. А рядом с ней в метре от пола подвис сгусток, напоминающий нечто среднее между уродливым грибом и грозовой тучей, испещренной седыми прожилками. Череп, перепугавший меня в минувшую ночь, казался в сравнении с ним мирным и добрым.

– Наши собираются сбежать, – скрипуче произнесло страшилище, – как только откроется первый проход. Дыхание времени затихает. Пепел забивается в ноздри. Скоро нам будет не продохнуть.

– Скатертью дорожка, – сердито процедила Электричка. – Я остаюсь. Сам знаешь, надо проследить, чтобы струны натянулись по всем флагам. Каждый компрессор должен втягивать время на полную мощь. В отличии от вас мне приходится отрабатывать право на уход.

– Время на исходе, – выдох страшилища пронёсся по коридору, словно ветер, и запутался изморозью в моих волосах. – Если струны не натянутся, то Красная предстанет воочию даже перед теми, кто вовсе не обязан знать о её существовании. Думается, именно этого ты желаешь меньше всего.

– Знаю, знаю, – ворчливо перебила Электричка. – Всё неплохо рассчитано. Как видишь, прогрессию я уже запустила. Сегодня – два флага, завтра – четыре. А шестьдесят четвёртый прорастёт на шестой день. Пока мы вполне укладываемся.

– Да, – скрипнул сгусток. – Но повелительница забывает, что Красную можно будет наблюдать уже пятым вечером.

– Вечером, – наставительно повторила Электричка. – Кого потянет шататься через потаённые места на ночь глядя? Кроме того, их надо сначала отыскать. Риск, конечно, имеется. Ты не думай, я тоже беспокоюсь. Просто наложилось одно на другое. А раньше начинать ворожбу было слишком опасно. Ты ведь помнишь, что случилось с теми, кто решил поторопить события и запустил процессы раньше явления знамений? Риск есть, но на пути к Красной Струне выставлены стражи. Кто бы ни отправился на её поиски, ему придётся прорваться сквозь три засады. Как минимум. Таковы изначальные условия. А гонцы-перехватчики всегда у меня наготове. И количество их растёт с каждым днём.

– Так-то оно так, – проскрежетал сгусток. – Да, думается мне, кто-то всё равно недоволен твоим появлением.

В чёрной клубящейся туче раскрылось шесть огненных глаз. И все они смотрели на щель, у которой притаился я. Меня пулей снесло с крыльца. «Красная Струна», повторял я снова и снова. «Красная Струна!» – звенело на всю вселенную. Мир смазался и проносился мимо с удивительной скоростью. Обстановка приняла чёткие очертания, когда я оказался вблизи клуба.

Там уже ошивалась Говоровская. Но только я раскрыл рот, намереваясь окликнуть спутницу ночных приключений, как она заметила меня сама. Но кричать не стала. Наоборот. Инна быстро приложила палец к губам и другой рукой поманила к себе.

Пожав плечами, я нехотя двинулся навстречу. Движения Инниной руки стали энергичнее. «Быстрее», – приказывали они. Что-то там творилось, пока незримое, но донельзя интересное. Сгорая от любопытства, я припустил, что было силы.

Когда я вылетел с тропинки на предклубную поляну, то увидел следующую картину: от клуба к маленькому сарайчику удалялась наша прежняя директриса Ирина Андреевна.

Глава 7
Солнце становится ближе

 
Голая стена,
На стене портрет,
Скупым на слова
Будет мой сюжет.
Вот стена стоит,
Вот портрет висит.
Это ни о чём
Нам не говорит
 

* * *

Мир перестраивается незаметно, когда события подчиняются незримой логике. Можно просто подменять одни реалии другими, и никто не обратит внимания, что ещё вчера тут высился телеграфный столб, а переулок вовсе не заканчивался замусоренным тупичком. Не следует выдирать особые приметы. Начинать всегда надо с мелочей. Поменять вывеску магазина, убавить один или два подъезда, взмахом волшебной резинки стереть заброшенную голубятню, и тогда нервно ворочающийся в тревожном ожидании мир повернётся куда хотелось. Не сразу, а по чуть-чуть. И два счастья протянутся по твоей дороге: счастье течения процесса и счастье результата.

Глаза, разучившиеся видеть, хлопнут ресницами и подумают, что именно таким мир и был до сего дня. Что он просто не мог получиться иным. И миллионы других глаз увидят то же самое, уже не успев удивиться. Они забудут, что здесь никогда не проходила скоростная дорога, а три клёна подменили тремя мусорными баками. Из увиденных картинок и сложится новый мир, главное, чтобы в подсунутые картинки верилось с первого взгляда. Чтобы они не вызывали удивления. И тогда через несколько дней новый директорский особняк будет казаться чем-то изначально задуманным на нужном месте. Однако, не забудьте подменить старый корпус какой-нибудь безделицей.

Серый, унылый сарайчик, пожалуй, подойдёт лучше всего.

* * *

– О! – выкрикнул я. – Иринушку обратно прислали. Давно пора. А то Электричка такого бы тут наворотила. Я тебе ещё расскажу.

– А чего она не пошла в директорский корпус?

– Ну… – протянул я. – Может, она это… обстановку вентилирует. Её тут почитай три дня не было.

– А давай спросим!

– Ну… – снова протянул я и не сдвинулся ни на шаг.

– Боишься? – понимающе спросила Инна.

– И вовсе нет! – вспыхнул я. Не говорить же девчонке, что я просто озадачен, потому что такая гениальная мысль пришла не в мою голову.

Ирина Андреевна, тем временем, зашла в сарай и плотно притворила дверь.

– Говорил ведь, обстановочку ей надо проинспектировать, – подвёл я предварительные итоги. – Щас выйдет, тут мы и спросим.

Ждать пришлось долго. Мимо прошёл Венька Комлев – вечный баскетболист. На его коленях темнели свежие ссадины, но мяч постукивал об асфальт всё так же бодро. Затем проскользнула группа девчонок-малолеток. Каждая волокла полуодетую в замызганное тряпьё Барби. Вся эта шарага что-то весело напевала под нос и, видимо, собиралась устроить со своими подопечными очередную разборку в духе «Беверли-Хиллз» или «Санта-Барбары». Прошествовали два паренька, на ходу рассматривая альбом, наполовину заполненный наклейками с «Трансформерами». Когда я заметил пятый отряд, в полном составе выдвигавшийся на помывку, терпение лопнуло.

– Пошли, – я дёрнул Говоровскую за руку и решительно зашагал в сторону сарая.

Заходить без приглашения я всё же поостерёгся. Поэтому постучался по-партизански. Один гулкий удар, два отрывистых и снова одиночный, поставленный громкой точкой. Потом я гордо оглянулся, торжествуя, как замечательно у меня получилось стукнуть. Инна по-птичьи вытянула шею вперёд.

Дверь открылась. Несомненно, на пороге стояла наша Иринушка. И несомненно, что она должна была нас узнать. Меня, по крайней мере. Как никак, три смены перед глазами. Но не узнала.

– Здравствуйте, Ирина Андреевна! – осторожно начал я.

– Здравствуйте, дети, – улыбнулась в ответ Иринушка. – Вас прислали мне помогать?

– Нет, – замотал я головой, но, получив локтем от Инны, тут же переменил стратегию. – А чего делать-то надо?

– Здесь будет радиорубка, – Иринушка махнула рукой в тенистую глубь. – Вы ведь заметили, что в последнее время лагерные передачи прекратились?

Ага, прекратились. А, по-моему, они никогда и не начинались. Вся энергия щетинистого дяденьки обе смены тратилась лишь на вынос аппаратуры к дискотекам и старательное оберегание её от наглых рук, так и норовивших засунуть в её драгоценное нутро непроверенные кассеты и компакты. В эту смену обладатель рыжей щетины не объявился. Но никто огорчаться не стал, потому что колонки с усилителями никуда не делись. Просто теперь их выдавали воспитатели.

Ничего этого я говорить не стал. Просто кивал с видом самого внимательного слушателя.

– Трансляцию необходимо начать уже в ближайшие дни, – Ирина Андреевна откинула мешающую ей прядь волос. – Поэтому мы должны как можно скорее привести аппаратуру в работоспособное состояние.

Ну-ну, нашли электронщиков. Я вам спаяю. Я вам так спаяю. Я бы сейчас вспомнил, как один раз в результате смелого эксперимента с трансформатором оставил весь подъезд без света. Но Иринушка зашла в сарай. И, чтобы дверь снова не отрезала тайны от наших глаз, мы незамедлительно нырнули вслед.

Да, тут было над чем поработать. Внутри он делился на две части. В крохотной комнатушке теснились кровать с провисшей сеткой, тем не менее, заправленная самым аккуратным образом, исцарапанная тумбочка, да стол, под обломанную ножку которого подсунули несколько книг. Оставшегося места хватило ровно настолько, чтобы такому, как я, передвигаться бочком и, по возможности, затаив дыхание. Ну, и как тут перемещалась Иринушка?

Куда более вместительную часть предполагалось отдать аппаратной. Возле стен небрежно корячилась клубная аппаратура: двухкассетный стационарный магнитофон, несколько усилителей, щетинящийся сотней тумблеров микшер. Позади внушительной баррикады просматривалась изящная подставка для микрофона, давно уже расставшаяся со своим изрядно фонящим обитателем. В клубе, видимо, остались лишь гигантские колонки. И всё валявшееся барахло следовало расставить, подключить и проверить.

Настроение мигом испортилось. И чего я потащился именно к клубу? Лежал бы сейчас за раскидистыми кустами, загорал бы, да проводил расследование, мысленно сопоставляя факты и полученную информацию.

– Кого выперло выкинуть всю технику из клуба? – кряхтя, проворчал я, водрузив на трёхъярусную стойку тяжеленную металлическую коробку с округлыми рёбрами. Благо, добрая душа неизвестного гения удосужилась снабдить это пудовое сокровище двумя никелированными ручками.

– А разве она должна находиться в клубе? – удивилась Иринушка.

– Должна, должна, – прохрипел я и выволок из хлама следующую стойку, а потом с помощью Инны прислонил её к стене для большей устойчивости. И тут же осёкся. Эй, дружок, как ты думаешь, кого заставят тащить всю эту неподъёмщину обратно в клуб? Следовало прикусить язычок и больше внимание уделить не болтовне, а текущей работе. К счастью с Иринушкой мы мыслили в разных направлениях.

– Никогда бы не подумала, – Иринушка пожала плечами, – если есть радиорубка, то почему не хранить оборудование там, – и забросила на верхнюю полку непонятную штуковину, тоже не из разряда самых лёгких.

Я хотел высказаться, что данное помещение не тянет на радиорубку изначально, но тут набор отвёрток соскользнул с высокого ящика и приземлился точнёхонько на пальцы правой ноги. Я смахнул слёзы и ещё раз подумал, что молчание – золото.

– А почему Вы начальницей не остались? – тихо спросила Инна.

– Я – начальница?!!! – рассмеялась Иринушка. – По-моему, на директора лагеря учиться надо. Смутно припоминаю, что вроде хотела когда-то ей стать. Но не стала. Наверное, разочаровалась.

Хм, и её нисколько не беспокоило, что две смены она, как положено, оттрубила директрисой. Ну ничегошеньки не помнит! Говорят, если потерявшему память человеку правильно вдарить по затылку изогнутым обрезком водопроводной трубы, то память немедленно возвращается, а в некоторых случаях излеченный счастливчик начинает в совершенстве разговаривать по-английски. Причём, с оксфордским акцентом. У меня сразу зачесались руки опробовать нетрадиционную медицину.

Но задуманное по ряду обстоятельств осуществить не удалось. Во-первых, я вряд ли решился бы стукнуть Иринушку. Во-вторых, несмотря на бардак, царивший вокруг, ни одного обрезка трубы рядом не валялось. И в-третьих, снаружи раздалось слаженное топанье: отряды выдвигались на обед.

Желудок пронзительно заурчал, реагируя на привычные звуки. Будь тут Эрика, я сгорел бы от стыда. А так нет, кого смущаться? Ну, и в крайнем случае, что естественно, то не безобразно.

– Вам, наверное, обедать пора, – догадалась Иринушка.

– Угу, – немедленно согласился я. А перед глазами стояла тарелка, наполненная белыми трубочками макарон. И сверху, как памятник, лежала котлета, обильно политая дурманящим соусом.

– Так бегите, – милостиво разрешила Иринушка.

– Мы после обеда вернёмся, – встряла Говоровская.

Я таких скоропалительных обещаний давать не стал. Просто кивнул неопределённо. И так натаскался, вся рубаха в пыли. Теперь минут пять в умывальнике плескаться придётся. И опаздывать никак нельзя, а то кто-нибудь, вроде Таблеткина, без зазрения совести проглотит твою порцию, и ходи потом голодный до самого ужина. Поэтому к отряду я припустил так, словно мне пообещали олимпийскую медаль высшей пробы.

Обед пролетел незаметно. А когда от супа с гренками, второго и компота, наполненного сморщенными грушами и ярко-жёлтыми абрикосинками, осталось лишь тепло, приятно греющее живот, Инна потянула меня к клубу почти насильно. Мышцы ныли, работать до ужаса не хотелось, и я упирался, как ишак на узкой горной тропинке. Мне хотелось упасть на прогретую солнцем скамейку параллельно линии горизонта и провести хотя бы полчасика в блаженном ничегонеделаньи.

– Пошли, – строго выговаривала Говоровская. – Я обещала, что мы вернёмся.

– Вот и иди, – мой голос огрызался изо всех сил, а взгляд блуждал по округе в поисках подходящей скамейки. – Я-то ведь ничего не обещал.

– Ну и пойду, – Инна обиделась и отпустила мою руку. Я обрадовался налетевшей свободе, но не тут-то было.

– Мы же у Иринушки ничего не спросили, – Инна попробовала воздействовать на меня с другой стороны. – Ты не забыл? Мы же проводим расследование.

Я вздохнул и приготовился покориться неласковой судьбе. Но тут ноги остановились. Причины были весьма уважительными: метрах в десяти впереди на левой от дорожки скамейке сидела Эрика и что-то тщательно вырисовывала в альбоме. Казалось немыслимым не заглянуть в её альбом. Ноги радостно оттаяли и дружно зашагали к указанной цели. Инна повеселела. Она-то думала, что я поддался уговорам. Разочаровывать её я пока не собирался.

Возле скамейки я присел и начал перевязывать шнурок. Эрика на меня ноль внимания. Мало ли пацанов за долгий день бросает судьба к её ногам. Я тщательно завязал узел, поднялся, разогнулся, словно невзначай наклонился над альбомом. И замер, как вкопанный.

С белого листа на меня смотрело существо, одновременно напоминающее уродливый гриб и спустившуюся с небес грозовую тучу.

– Ты где с ним встречалась? – выпалил я.

– Тебе-то что? – холодно отозвалась Эрика. – Ведь всё равно не поверишь.

– Да я сам такого же видел, – и руки мои описали круг, показывая реальные размеры клубящегося монстра.

Досадливо кривя губы, приблизилась Инна. Мне показалось, что она сейчас вцепится в меня и утащит к клубу. Но не было в эту минуту таких сил, что могли меня сдвинуть с места. Между мной и Эрикой словно протянулись тысяча невидимых цепей.

– Я даже скажу, где ты его видела! – пообещал я. – У директорского особнячка!

– Не совсем, но рядом, – не стала спорить Эрика. – Я чуть не врезалась в него с обратной стороны эспланады. Теперь вот думаю, откуда могло выползти такое страшилище?

– А мы не думаем! – гордо сказал я. – Мы проводим расследование. Да ты знаешь, кого мы уже успели увидеть?

И я начал рассказ. Мне хватило одного взгляда, чтобы заметить, какими тоскливыми стали глаза Говоровской. Поэтому в её сторону я не смотрел. Для меня существовала только Эрика. И я детально описывал каждого монстра из сонма чудищ, топтавшихся ночью возле клуба. А когда отряды начали собираться на ужин, моя команда увеличилась на ещё одного человека. Каждая клеточка моего мозга пропиталась бешеной радостью: в расследование согласилась включиться сама Эрика Элиньяк.