Текст книги "Время Красной Струны"

Автор книги: Window Dark

Глава 35
А до двери четыре шага…

 
Бросает ветер мягкие снежинки
И по лицу их ласково катает,
Рождая грусть и горькие слезинки,
Тихонько песню в уши напевает.
 

* * *

Мягко светится оранжевое время. Время зрелости, словно кожура спелого апельсина. Но впереди посвистывает метель. Первые снежинки уже неподалёку. Всё сильнее ветер. Всё настойчивее холод. И душа в желании найти тепло расстаётся с памятью, позволяя метели запорошивать всё новые и новые участки.

Время, когда гаснут настоящие имена.

* * *

– Пить, – прохрипело неведомое существо.

Я нагнулся и протянул бутылку с водой, внутренне содрогаясь от ужаса и омерзения. Тело, лежащее у моих ног, может и не умирало когда-то, однако, по всей вероятности, подверглось жесткой операции по сдиранию кожи и большей части мяса. После такого обычно не выживают. Да и оставшаяся плоть предстала мне в весьма подгнившем состоянии. А нюхнули б вы воздух, отравленный испарениями изуродованной твари… Наверное, тогда вы просто попросили бы меня больше не вспоминать об этой встрече.

Костяные пальцы, на которых ещё чудом удерживались кусочки плоти, сомкнулись, без труда обхватив бутылку одной рукой. Вот ведь загребущий размерчик. Я немедленно выпустил тяжёлый сосуд и отодвинулся на расстояние, казавшееся мне безопасным.

– Держись, Куба, – в три голоса раздались шепотки группы поддержки, скромно топтавшейся в отдалении у самой лестницы. Им-то легко говорить, а у меня каждый нерв натянулся до предела. Влажно дышащая тьма вокруг. Только гниющее тело озаряет ближайшие просторы мертвенным фосфором. И хлещет себе из горла, будто не пило с доисторических времён. Вода булькала и холодно поблёскивающими сгустками выпрыгивала из бутылки, чтобы закончить свой путь, свалившись в неправдоподобно широкий рот странного существа. Оно гулко глотало, отхаркивалось, похрипывало чем-то в пробитой груди. А я стоял и прикидывал, как нам его обойти и отправиться дальше. Дверь, возле которой на плане нарисовали блестящую молнию, пряталась где-то неподалёку. Сейчас существо напьётся, утихомирится, и мы спокойно пройдём мимо. Не будет же оно рвать на кусочки своих спасителей от жгучей жажды.

Существо рыгнуло и резким рывком село. И я подумал, что пройти дальше будет не так-то просто. Огромная уродливая голова страшилища клацнула зубами на уровне моей шеи. Нет-нет, оно не бросилось на меня, просто отгрызло пластиковый верх бутыли и принялось хлестать более глубокими глотками. Но к тому, кто зубами мог без особого труда отхватить горлышко двухлитровой ёмкости, я не испытывал особого доверия.

Положение усложнилось. Однако, подвал же огромный. И если мы по широкой дуге обходя…

Существо скрипнуло костями и ловко встало на ноги. И я подумал, что самое разумное будет немедленно отступить.

Бутылка опустела. Ободранный великан отбросил её в непроглядную мглистую даль и очень нехорошо улыбнулся. Сердце испугано ёкнуло. И тут сзади раздался топоток. Враги коварно подобрались с тыла.

Испугаться по-настоящему я не успел. Слева от меня объявилась Эрика, справа Колька. Затылок поглаживало тёплое дыхание Говоровской.

– Вам понравилось? – спросила Эрика. Голос её дрожал.

Великан улыбнулся ещё страшнее и прокашлялся. Витиеватые сгустки слюны разлетелись по сторонам. Один размазался по моей рубахе, и я подумал, что, наверное, вряд ли её когда-нибудь надену ещё раз. Потом страшилище развернулось и противными шлепками шагов удалилось. Мерцающее сияние, напоминающее фосфорный блеск, погасло вдали. Вот тогда и стало понятно, что такое абсолютная тьма.

– Ну, как водится, – проворчал я. – Напились и ушли. Ни спасибо вам, Егор Ильич, ни до свиданья.

– Ты же говорил, Куба, что оно отведёт нас к Красной Струне, – подала голос Говоровская.

– Отведёт, – кивнул я. – Куда-то ещё отведёт. Но ты, – в моём тоне проснулось ехидство, – ещё успеваешь его догнать. Вперёд, Говоровская. Как знать, может, ты достигнешь Красной Струны самой первой.

Говоровская вздохнула и осталась. Никто не хотел бежать за страшным великаном. Все помнили его весьма недружелюбную улыбку.

– Хорошо хоть с дороги оно ушло, – сказала Эрика. – Есть у кого-нибудь фонарик?

– Нету, – подвёл я итоги после минутного молчания. – Но в темноте топтаться тоже толка никакого. Давайте вперёд продвигаться наощупь.

И я, вытянув руки вперёд, начал обшаривать пустоту.

– Так мы потеряемся, – сказала Эрика.

– И что ты предлагаешь? – спросил я, чтобы не молчать. Варианты не придумывались. Мне хотелось немедленно приступить к поискам. Каждая секунда, проведённая в темноте, выбивала частичку уверенности и впускала на освободившееся место кусочек холодного ужаса перед опасностями, затаившимися во мраке.

– Давайте положим левые руки друг другу на плечо, – сказала Эрика. – Так будет хоть какая-то уверенность, что мы ещё вместе.

– Лады, – сказал я и принялся извлекать все выгоды из принятого предложения. – Значит, так. Элиньяк идёт за мной, Говоровская следом, группу замыкает Сухой Паёк. Есть возражения?

Вместо ответа моего плеча коснулась рука Эрики.

Мы двинулись в путь. Вытянув руки вперёд, я перебирал пальцами и больше всего боялся наткнуться на что-нибудь влажное и липкое. И в то же время я очень хотел отыскать стену. Блуждание по пустоте постепенно опустошало душу. Не давали свалиться в пропасть мерзкого страха только шаги девочек да громкое шарканье Кольки. То ли он неимоверно устал, то ли звуками отгонял свой страх, тоже, наверное, далеко не слабый.

– Куба, – простонал Сухпай, – ты где?

– Да тут я, – пришлось отозваться мне. – Впереди, где мне ещё быть?

– А кто тогда положил руку мне на плечо?

Я вздрогнул и остановился. Появление дополнительного попутчика путало все карты. Что бы вы думали, нарисовалось у меня в голове? Картинка из романа Стивена Кинга, где группа ребят блуждала по старинным подземельям в поисках злобного существа, маскирующегося под клоуна с отвратительной зубастой пастью. И там тоже на плечо одного легла посторонняя рука. И этот парень погиб в первую очередь. Что случится, если неизвестная рука рванёт Кольку и уведёт его к неминучей погибели?

– Колька, – тихо сказал я, не переставая продвигаться вперёд. – Ты, главное, Говоровскую не отпускай. Ни за что на свете.

– Ладно, – плаксиво сказал Колька. И я на него ничуточки не рассердился. Попробуйте-ка сами погулять в потустороннем подвале, когда на твоём плече лежит чья-то лапища.

И тут пальцы правой руки коснулись стены. Я сначала чуть не умер от страха, а потом меня охватили волны неизъяснимого блаженства. По стеночке мы куда-нибудь да доберёмся. Без всяких сомнений. А ещё, если удалось отыскать стену, то, может быть, в ней скоро встретится и дверь.

– Царапается, – жаловался Колька.

– Терпи, – строго отвечал я. – А то, смотри, будешь плакаться, скажу, чтобы оставили тебя одного.

Колька всхлипнул. Ему сейчас всех страшнее. Но я пугал его специально. Если он меня будет бояться сильнее, то станет слушаться моих приказаний, а не постороннюю руку, невесть что вытворяющую сейчас с его плечом.

– Царапается, – снова донеслось сзади. Мне показалось, что это говорил уже не Колька. Но я не успел проникнуться ужасом потери. Ладонь зацепила пластину, на которой обнаружилось нечто знакомое и невероятно желанное – клавиша выключателя, которую я немедленно нажал.

Впереди вспыхнула лампочка и осветила невысокую дверь, обитую мятой жестью, выкрашенной в светло-коричневый цвет. Но я не обрадовался двери. Осторожно повернув голову, с замиранием сердца я посмотрел на Кольку, опасаясь обнаружить вместо него гадко ухмыляющуюся клоунскую рожу.

Но позади всех стоял Колька. А на плече у него сидела летучая мышь.

Свет, видимо, испугал её. Распахнув крылья и задев Колькину щеку, она неловко вспорхнула и скрылась в тёмных высотах. Колька присел от страха, но смеяться над ним никому не хотелось.

Найденному мной выключателю подчинялась не одна лапочка. Кроме наддверной зажглась ещё и у самой лестницы. Ступени нижнего пролёта отсюда виднелись совершенно отчётливо. Не таким уж и огромным оказалось расстояние от лестницы до двери. И совершенно непонятно было, где это мы блуждали столь продолжительное время. Выходило, что мы бродили кругами по центру зала. Теперь обстановка прояснилась, и я почувствовал себя намного спокойнее.

На каких-то десять секунд.

А потом спокойствие разлетелось вдребезги.

Из мглистого угла на нас выдвинулась стая странных чешуйчатых существ. Их головы напоминали кошачьи, если сбрить мех и оклеить серыми чешуйками. В полметра высотой они бесшумно продвигались на задних лапах, а передние протянули в нашу сторону. Даже при тусклом свете я увидел, какие крючья когтей жаждали с нами познакомиться.

– Ой, – испуганно выдохнула Инна.

Пришельцы разом повернулись к ней.

Колька испугано перебежал поближе ко мне и подпёр спиной стену. Головы существ метнулись, следя за Колькиным продвижением. Огромные глаза. Их заполняла сплошная матовая белизна. Не в силах сдержаться, я шмыгнул носом, и внимание чешуйчатых котов переключилось на меня. Я отпрыгнул к самой двери.

Коты злобно ощерились. Все разом. И меня охватила тоскливая волна собственной никчёмности и беспомощности. Коты зашипели. Они продолжали вышагивать прямо на меня, пройдя мимо девочек. Тогда-то я и догадался.

– Эй, – крикнул я, перекрывая злющее шипение. – Их глаза разучились видеть в темноте. Они ориентируются по звукам. Отступайте к лестнице, пока я буду их отвлекать.

Стараясь как можно меньше шуметь, моя команда поспешно отступала. Даже, если какие-то звуки и доносились до ушей чешуйчатых пришельцев, они не могли идти ни в какое сравнение с тем шумом, который производил я. Мои ноги подпрыгивали, стараясь приземлиться с жутким гулом, руки хлопали по стене, зубы скрежетали. А в перерывах я ещё умудрялся свистеть. Коты разозлились не на шутку. Они расположились полумесяцем, отрезав мне отступление. Команда кидала жалобные взгляды в мою сторону, но я грозно мотал головой, предупреждая, что вмешиваться ни в коем случае нельзя. Затем девочки и Сухой Паёк стали далёкими смутными силуэтами. Их застилал туман, белёсый, как глаза когтистых существ, сжимавших полукруг. Внезапно туман разросся и скрыл их тоже. Пространство подвала заполнилось молочным светом. Недозревшим персиком мутно просвечивала далёкая лампочка у лестницы. Я совершенно растерялся.

Рядом со мной неожиданно возникла высокая фигура. Я бы перепугался не на шутку, но неведомые силы предстали передо мной в виде девушки, закутанной то ли в глухое платье, то ли в плотно облегающий плащ. Удивительное одеяние лучилось миллионами блёсток, словно снег под солнечными лучами.

– Вот дверь, которую ты так страстно разыскивал, – сказала девушка высоким певучим голосом, и я подумал, что если бы она угодила в парад Эм-Ти-Ви, то вряд ли когда бы опустилась ниже пятой строчки. – Зайди. Испытание тебе досталось наипростейшее. Нажмёшь на Красную Кнопку – доберёшься до Красной Струны.

И мило так улыбнулась.

– А вы… – сбился я, но тут же решился спросить. – Вы – хранительница этой двери?

– Я просто проходила мимо, – мелодичный голос завораживал, словно любимая песня. – Вот и решила тебе помочь. Ведь всем известно, что в одиночку двери не откроешь. Ты смотришь на дверь. Ты думаешь, что это она и есть. А на самом деле сейчас она – лишь обходной путь. Но ты ещё можешь вернуться за своей командой. Остаётся достаточно времени, чтобы повторить попытку.

– Не, – помотал я головой, кося на притихшую стаю белоглазых. – В обход-то в одиночку можно?

– Разумеется, – кивнула девушка.

Мне враз полегчало. А то возвращайся, ищи испуганный народ. Да неизвестно, пропустят ли меня эти грозные кошаки.

– Значит, можно? – решил уточнить я на всякий случай ещё разочек.

– Иди, – кивнула девушка.

Я взялся за прохладную скобу ничем не примечательной стальной ручки, но прежде, чем открыть дверь, посмотрел на девушку ещё разочек. Если б такая вдруг стала нашей отрядной воспитательницей, я бы без разговоров остался бы в лагере ещё месяца на три. И перестал бы так сильно западать на Эрику.

– Не медли, – голос девушки стал тревожным. – Сейчас перед тобой не самый сложный путь. Когда время перетекает в пространство, не угадаешь, куда попадёшь, если простоишь хотя бы одну лишнюю минуту.

Вняв предостережениям, я тут же распахнул дверцу. В глаза ударил ослепительный свет. Когда я перешагнул порог, кошачья ватага с противным мявом бросилась мне на спину.

Глава 36
Три старушки, три колдуньи

Три раскидистых тополя. В их тени выстроились кружком три белых пластиковых кресла. С широкого крыльца приземистого особняка, похожего на лагерную библиотеку, чинно спускались три старушки. Яркий солнечный день. И никаких следов ни подвала, ни злющих чешуйчатых котов. Докуда достал, почесав спину, где по неведомым причинам так и не отметились когти белоглазых, я сунул руки в карманы. Мятый билет, пятирублёвка, корпус от будильника, неработающая зажигалка, огрызок карандаша, полпластика жвачки – всё тут же отыскалось на своих местах. Кроме ножичка, которым я расплатился за проезд в двухъярусном автобусе.

– Прислали, прислали, – обрадовалась худощавая старушка и завальсировала вокруг меня. Ясные голубые глаза сверкали отшлифованными драгоценными камнями.

– Ну, – сурово осведомилась высокая, располагавшая крючковатым носом и карими раскосыми глазами, – ты готов.

– Готов? – переспросил я. – К чему готов?

– Не он, – разочаровано сказала третья, пухленькая, в жёлтом платье с выцветшими алыми розами, из под подола которого выглядывал край белой в чёрный горошек ночнушки. – Раньше они отвечали «Всегда готов!».

– Может быть, он забыл? – пришла на выручку ясноглазая.

– Напомним, – хмуро сказала крючконосая. – Держи вот, на твой случай литература специальная имеется.

И мне вручили тонюсенький журнал. На обложке красовалось «Мурзилка». Под надписью на фоне зимнего декабрьского неба ярко сверкала звезда Спасской башни. Мимо башни двигалась ватага странных пацанов, физии которых напоминали незабвенных Братьев Пилотов. На страницах напечатали историю в картинках, как красногалстучный мальчуган отправился гулять на морской берег. Тут-то его подкараулили отвратные чудовища, схватили и запихали в котёл, под которым весело пылал огонь. А как сварили, так и съели. Грустная такая история. Грустная, но поучительная. Предостерегающая от прогулок по морскому побережью в гордом одиночестве.

– Теперь понял, – спросила пухленькая.

– Понял, – бодро кивнул я. – Только я ведь это… не пионер.

– А как звать-то тебя, милок? – осведомилась ясноглазая.

– Куба! – выпалил я по привычке и только потом понял, что сморозил глупость.

– Вот! – просияла пухленькая. – А ты говорил. Самое что ни на есть пионерское у тебя имя. Помню, девочку одну прислали, так она тоже всё про Кубу, да про Кубу. И пела-то как задушевно. Про тебя пела.

– Про меня? – рот разинулся шире возможного. Вот сколько лет живу, а никто про меня песен не сочинял. Вернее, сочинили уже. Просто я об этом ещё не знал.

– Про тебя, – кивнула пухленькая, а ясноглазая запела. – Куба далеко, Куба далеко, Куба рядом, Куба рядом. Это говорим, это говорим мы!

– Ага, – разочаровано пробурчал я. – Крошка моя, я по тебе скучаю, что ты далеко от меня. Я-то думал, чего стоящее.

– Боевая была девчоночка, – проскрипела крючконосая. – Вылитая я в молодости. Бороться, говорит, давайте. Мы, бабушки, ещё покажем этим проклятым империалистам.

– Покажем? – удивился я. – А что покажем?

– И нам неведомо, – вздохнула ясноглазая. – А мы так старались узнать. Мы даже ей вызвали проклятых империалистов, чтобы она показала.

– И показала? – заинтриговался я.

– Куда там, – всплеснула руками пухленькая. – Вы, говорит, ни за что на свете не добьётесь, чтобы я попросила у вас политическое убежище.

– А они? – история по непонятным причинам заинтересовывала меня всё сильнее.

– А они говорят, мол, мы и не предлагаем, – сухо сказала крючконосая.

– А дальше? – спросил я, видя, что пауза затянулась.

– А дальше неинтересно, – вздохнула ясноглазая. – Дальше ругань одна. Пришлось обратно всех отправить.

Я аж запрыгал. Мне тоже захотелось показать кому-то, да так, чтобы меня непременно отправили обратно. Потом я вспомнил, что обратно – это мрачный подвал, и на время передумал.

– Ну, – не дала мне помечтать крючконосая. – Ты уже определился?

– С чем? – испугался я.

– Не с чем, а куда, – ласково произнесла ясноглазая.

– У нас ведь только два пути, – кивнула пухленькая. – Или в котёл, или колдовать учиться. Так зачем тебя сюда прислали?

– Колдовать, – мигом выпалил я, но тут же поправился. – Вернее, это… учиться.

– И замечательно, – впервые улыбнулась крючконосая. – А то запропастился наш котёл, а на базар тащиться за новым, понимаешь, сынок, годы уже не те.

Я усиленно закивал, поскольку вариант с котлом меня никоим образом не устраивал.

Тут пухленькая склонилась надо мной, а ясноглазая неловко отодвинулась и наступила пухленькой на тапочку.

– Эй, – рассердилась пухленькая. – Ведаешь ли ты, дитя лесов, что только что отдавила пальцы полномочной принцессе Бритерианского престола?

– Фу-ты, ну-ты, – подмигнула ясноглазая. – Ведаешь ли ты, полномочная принцесса, что престол твой давно сгнил, а замок расхитили недобрые люди. А вот лес мой, верю, до сих пор стоит.

– Не следует наступать на ноги тем, чьё происхождение ведётся от небесных богов, – упёрла руки в бока пухленькая.

– Кто помнит богов твоего неба? – рассмеялась ясноглазая. – А обо мне слава гремела полтора века. И моя башня увековечена на полотнах великих мастеров. Так что посмотрим ещё, чьё положение ниже.

– Да ты… Да ты, – распалялась пухленькая. – Кому ты сейчас нужна? Кто ждёт тебя в твоём лесу?

– Не ждут, – сурово согласилась ясноглазая. – Кто ж знал, что большие города так иссушают волшебниц. Но и у тебя, знаешь ли, видок далеко не…

– Да помнишь ли ты, – перебила её пухленькая, зло вытаращив глаза и приподнявшись на цыпочки, – что меня ещё совсем недавно приглащали в Академию Юных Ведьм?

– Ага, – криво улыбнулась ясноглазая. – И чего ж не пошла? Не прельстила должность завхоза, после того как полтыщи лет держала в страхе Фландрию, а после четверь века слыла клыкастым ужасом Антверпена? Неужто ждала, что пригласят Повелительницей Тьмы? Знаешь ли, в твои годы такая должность…

Пухленькая внезапно пыхнула огнём, как далеко не самый маленький дракон, но пламя обвилось вокруг ясноглазой, не причинив ей видимого вреда. Ясноглазая высунула язык, словно первоклассница, и засмеялась, заскакав на одной ножке.

– Это что, – крючконосая знала правило «двое дерутся – третий не лезь», поэтому обращалась ко мне. – Я тоже не последней фигурой была, – глаза её мечтательно закатились. – Корчму держала. Кто только в этой корчме не бывал…

– О! – обрадовался я. – Знаем, знаем, – и, встав в позу, продекламировал:

 
Я хотел въехать в город на белом коне,
Но хозяйка корчмы улыбнулася мне.
Развернулся и въехал с другой стороны,
Но и там улыбалась хозяйка корчмы.
Три недели с конем мы ползли по кустам,
Но хозяйка корчмы улыбалась и там.
Я проделал подкоп, не слезая с коня,
Но хозяйка и там ожидала меня.
И домой принесла меня лошадь сама.
Я вернулся, гляжу: вместо дома – корчма.
 

– Да ты, сынок, по балладам мастер, – похвалила меня победительница всадников и хвастливо повернулась к притихшим соперницам. – Слыхали, сколько веков прошло, а до сих пор про меня песни складывают.

– Это не я, – возможность присвоить чужую славу была скромно отвергнута. Это КВН.

– Ну так что ж, – милостиво кивнула крючконосая. – Тоже, видать, наш человек.

– И не человек вовсе, – горячо заспорил я.

– Тем более, наш, – мягко оборвала мой порыв героиня весёлой песни.

– Давайте лучше колдовать учиться, – проворчал я, опасаясь, что затишье вновь перейдёт в выяснение отношений.

– С чего начнём? – спросила ясноглазая.

Вот тут я замолк. Не обучали меня чудесам раньше. Я знал, что в школе сначала учат писать палочки, а уж потом цифры и буквы. Но с чего начинается колдовство, даже предположить не мог.

– Звёзды зажигать ему ещё рано, – проворчала крючконосая и уставилась на небо.

Естественно, кому придёт в голову зажигать звёзды, когда на дворе полдень. Тут в желудке весьма неприлично заурчало, и, чтобы загладить свой промах, я громко завопил:

– Давайте с еды.

– Неплохо для начала, – улыбнулась ясноглазая. Из всех она мне нравилась больше. Настолько, насколько могут нравится старушки.

– Давайте я, – выдвинулась вперёд пухленькая. – Никто ведь не будет спорить, что в еде мастериц лучше меня не сыскать.

Никто спорить не стал.

– Тут всё просто, – ласково сказала она, видно, отдавленные пальцы больше её не беспокоили. – Прежде всего, представь, что желание уже свершилось. Если трудно так сразу, то можешь закрыть глаза.

Я представил. Рядом с крыльцом в тени тополей я поставил столик, так чтобы белые кресла не смотрелись бесхозно. Столик тоже был белым, дабы не нарушать гармонии. Почему нельзя её нарушать, я не знал, но чувствовал, что это важно. На столике первым делом возникла громадная чаша, наполненная мандаринами с горкой. Потом четыре вскрытых консервных банки с минтаем, горбушей, ставридой и килькой в томате. Затем широченная коробка конфет «Камские Огни» и напоследок глубокая тарелка, наполненная солянкой, где в переплетениях капустных водорослей плавали кусочки розового мяса и ровненькие сосисочные колечки. Тут же я обругал себя и соорудил ещё три точно таких же тарелки. Пришлось добавить ещё и стул. Редкий такой, без спинки, зато с крутящимся сиденьем. На таких положено сидеть только тем, кто умеет играть на рояле. Я не умел, но решил, что колдун ничем не хуже, чем пианист, пусть даже он – прославленный лауреат всевозможных конкурсов.

– Представил картинку? – донёсся голос пухленькой.

Картинка получилась на славу, и я кивнул.

– Теперь обозначь, что ей мешает возникнуть наяву, – посоветовала пухленькая.

Что мешает? Да ничего! Я даже мандариновый запах почувствовал. И чуть-чуть шоколада. Поэтому, наверное, и распахнул свои моргалки. И первым делом увидел столик, на котором красовалось всё вышеперечисленное.

Колдуний мои успехи озадачили. Крючконосая осторожно трогала зубчатый край откупоренной банки. Спец по еде принюхивалась к аромату, поднимающемуся от тарелок. И только ясноглазая радовалась тому, что у меня получилось.

– Странные дела творятся, господи, – прокряхтела крючконосая.

– Надо б испробовать, – пухленькая кивнула в сторону тарелки.

– Кто ж рискнёт-то? – задумалась ясноглазая. – Дело новое, непроверенное.

Я не думал. Я плюхнулся на круглое скользкое сиденье, крутанулся налево, крутанулся направо и принялся наворачивать за обе щёки. Шутка ли, сутки не ел. Ложка забрасывала в рот всё новые порции обжигающе острой жидкости и успевала попутешествовать по всем четырём банкам. Я жалел лишь об одном: что не заказал хлеба!

Видя мои успехи в конкурсе проглотов, колдуньи, приземлившись в кресла, осторожно попробовали солянку. Скоро их ложки заметно убыстрили темп, но до скорости олимпийской команды по академической гребле, которую демонстрировал я, старушкам было далековато. Тарелка опустела. Оставив консервы на откуп колдуньям, я распечатал коробку, загрёб три конфеты разом, а потом принялся заедать шоколад мандаринами. Это вам не апельсины или грейпфруты. Чистятся моментально. Гора оранжевой кожуры росла на глазах. В таких же пропорциях увеличивалось и уважение ко мне со стороны волшебниц.

Они насытились, разом вытащили белоснежные салфетки и вытерли жирные губы. Платка в моих карманах, естественно, не обнаружилось, и я просто облизнулся, искренне надеясь, что вид у меня после незатейливой процедуры стал гораздо культурнее.

– Ну что ж, девочки! – звонко возвестила ясноглазая. – По-моему, нам прислали кого следует.

Я благодушно закивал.

– Прими, Куба, и от нас подарочек, – захехекала крючконосая и, откуда ни возьмись, в её сморщенных руках возникло блюдечко с тремя пирожками.

– Откушай, Куба, на милость! – подмигнула пухленькая.

– А они с чем? – уточнил я. – Если с рыбой, то я не люблю. У меня вечно кости в горле застревают.

– С яблоками пирожки, – запечалилась ясноглазая. – Только знай, что одно отравленное.

Аппетит сразу пропал, но блюдце уже подсунули к носу. Я медленно приподнял руку, пристально всматриваясь, чтобы она не дрожала. Осторожно взял пальцами верхний пирожок, тут же вернул его на место и вытянул тот, что лежал справа. Колдуньи неотрывно наблюдали за мной.

«Не буду есть, – решил я. – Вот возьму и заброшу его в кусты».

Подходящих кустов поблизости не нашлось. Я с тоской мял произведение кулинарного искусства в руках, чувствуя, как корочка приятно согревает пальцы, а внутри при надавливании тихо чавкает начинка.

«А вдруг там пауки? – пришла в голову страшная мысль. – Только надкушу, а они выскочат. И по лицу! По лицу!»

Пальцы чуть не разжались от ужаса. Старушки терпеливо ждали. И я подумал о ждущих в подвале. Интересно, успели они отступить? А если нет, то что с ними произошло? Наверное, теперь при каждом открытии входной двери вместе с призрачными воинами будет выходить на свободу и Колька. А за ним, смешавшись с прозрачными амазонками, Инна и Эрика. А может и я буду выходить. Да запросто, если пирожок окажется отравленным.

Ну не хотелось мне его есть. Интересно, а сколько ещё я могу оттягивать неминуемое?

Вдруг я аж просиял. Милостивые государи и государыни, а чего ж мы с вами так переполошились? Ну сжимает рука отравленный пирожок, так не простая рука, а рука волшебника. Вот захочу, и будет пирожок самым, что ни на есть, нормальным!

И, чтобы не передумать, я вонзил зубы в АБСОЛЮТНО НОРМАЛЬНЫЙ пирожок.

Внутри оказались не пауки, а яблоки. Причём, вкусные. Подло сбежавший аппетит тут же вернулся и помог мне прикончить пирог в три укуса.

– Испугался? – осведомилась крючконосая.

– Ещё чего! – взвился я. – Надо, так все съем. Даром, что отравленные.

После одного пирожка мне казалось плёвым делом исцелить целый чумной город.

– Да никакие они не отравленные, – рассердилась пухленькая. – Ты что, поверил? Стали бы мы травить долгожданного ученика. Тем более, такого способного и симпатичного.

А ясноглазая взъерошила мне волосы. Я тут же рассерженно отскочил.

– Не отравлены?!!! – разнёсся мой вопль. – Да как вы могли… Да знаете, кто вы после этого… Вы… Вы…

Слова вертелись на языке, так и норовя соскочить. С трудом мой рот захлопнулся. Я стоял и тяжело дышал.

– А он ведь не знает, кто мы, – серьёзно сказала ясноглазая. – Мы не представились. С кого начнём, девочки?

– Как и положено, с меня, – пухленькая раздвинула подруг могучим бюстом, Милый рыцарь Куба, тебя рада приветствовать Леона, полномочная принцесса Бритерианского престола. Всегда рада быть к вашим услугам.

Я мрачно кивнул. Лёгкие продолжали сердито выпихивать воздух.

– Перед тобой, – ясноглазая приблизилась ко мне так, что я чувствовал её дыхание, словно лежал в гуще цветочного луга, – Лесная Фея Бренда, покровительница друидов и лепреконов, – голос её звучал напевно. – Сам видишь, насколько обширны мои владения.

– Были когда-то, – еле слышно проворчала крючконосая.

Ясноглазая сделала вид, что ничего не случилось, и резво отбежала в сторону. Крючконосая отвернулась.

– Даже не знаю, – говорила она себе, – стоит ли выкладывать имя вот так, сразу. Имя, оно для ведьмы многое значит, – но, заметив укоризненные взоры подруг, решилась. – Знай же, Куба, что видишь саму Ядвигу, которая держала корчму на границе Чёрных Лесов.

Тут и мне захотелось представиться позначительней.

– К вам явился Камский Егор Ильич по прозвищу Куба, – отчеканил я, словно на школьной линейке, и на всякий случай добавил. – Обладатель грамот за хорошую физическую подготовку и примерное поведение во втором классе.

Торжественное минутное молчание только подчеркнуло значимость моих слов.

– Тогда не будем терять времени, Куба, – вступила ясноглазая. – Мы тут много чего про себя наговорили, – подруги посуровели. – И наговорим ещё, – пообещала она. – Прости уж нас. Такие мы на старости лет. Нам бы только повспоминать, да понадеяться. А надежда у нас одна – ты! Научишься колдовать, прославишь себя и нас, как учителей своих, во всех царствах-королевствах. И в качестве второго урока приподнесу тебе назидание.

Я засунул руки в карманы и приготовился выслушивать мораль. Но ясноглазая лишь взяла меня за руку и неспешно повела в дом. Шуршание травы за спиной, а затем и шаги по ступенькам показали, что бабушки Леона и Ядвига тоже собираются поприсутствовать.

Мы прошли гостиную, уставленную мрачными шкафами от пола до потолка, миновали внушительных размеров кухню, забитую под завязку всевозможной чудной посудой. С деревянных балок свисали пучки засохшей травы, под ногами распласталась порядком облысевшая тигровая шкура, в жерле печи полыхали зелёные языки огня. Из пламени выскакивали серебристые шарики и проваливались в щели некрашеного пола. Глаза разбегались, не в силах сосчитать ужасающее количество пузырьков и бутылей, чуть не сыпавшихся с полок и столов. После мы проследовали вдоль спальни, где на аккуратно застеленной кровати громоздилась пирамида из пяти подушек, а с кривоногого столика головами кивали семь слонов, выстроившихся по ранжиру. По запутанным коридорчикам мы бродили достаточно долго. Я помню лишь смутные очертания материков на картах, затянутых паутиной, да полки, уставленные шеренгами трёхлитровых банок. Сквозь одну на меня печально уставилась мышь, прильнувшая к пыльному стеклу. Шаги превратились в шуршание, словно пол устилала прошлогодняя листва, но сумрак мешал разглядеть, так ли оно на самом деле.

Бренда остановилась, лукаво посмотрела на меня и толкнула дверцу, которой закончился коридор. По маленькой комнате метались пыльные тени, убегающие от света покачивающейся тусклой лампы без абажура. Слева полки с книгами. Справа полки с книгами. Впереди – бледный квадрат. На квадрате алеет круг с мою ладонь.

– Красная Кнопка, – торжественно возвестил хор трёх колдуний.

Я заулыбался. Ну, бабушки, готовьтесь. Сейчас впечатаю её в стену, да исчезну. Вернусь обратно в подвал. За Красной Струной. Заслужил я её. Заработал. Не будет у вас ученика. Другие у меня заботы. Доставили бы сюда Эрику, тогда бы остался. А так, извиняйте.

Раскрывшаяся рука плавно двинулась вперёд.

– Ты что! – истошно завопила Леона. – Смерти нашей хочешь?

Я поспешно отдёрнул руку.

– Осторожнее, Куба, – предостерегла меня Бренда. – Это ось, удерживающая наш мир. Нажмёшь, ни тебя, ни нас не станет. В этом и урок. Чтобы мог, да не нажал.

– А если нажму? – упорствовал я. Меня жгло знание, что ничего плохого не случится. По крайней мере со мной. Как сказала та мерцающая фея: «Нажмёшь на Кнопку – получишь Струну».