Текст книги "Время Красной Струны"

Автор книги: Window Dark

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 22 страниц)

– Свободен, Егор Ильич, – холодные пальцы Электрички вцепились в бока и заставили оторваться от флагштока. С великим неудовольствием я вернулся с небес на землю и обвёл округу опустошённым взглядом.

Я поднял флаг! Сам! Пусть в мире вспыхивают тысячи Красных Струн! Пусть появляются сотни Электричек. Я готов примириться и с большими трудностями, только… Только пусть мне и завтра разрешат поднять флаг. Строй отрядов ещё не нарушился. Вожатые ждали моего возвращения. А может, и сигнала Электрички. Меня это не заботило. По договору я и завтра буду стоять на эспланаде. По договору я и завтра буду выбирать достойнейших. Но уже решил совершенно точно, что если завтра в мир явятся тридцать два флага, в небеса их запустят мои руки.

Глава 22
На вершине пьедестала

Как и планировалось, я почистил зубы и направился к корпусу, чтобы минут через пять отрубиться до утра. Если смогу заснуть. Я дрожал от возбуждения, как холодильник. И одобрительные возгласы соотрядников успокоить меня не могли. «Молоток, Куба!» – пророкотал бульдозерообразный Толян Петров и хлопнул меня по плечу, словно выбивал ковёр. «Могёшь, Куба, могёшь!» – улыбался вечно насупленный Вадик Аракелов. Девчонки не подходили на близкую дистанцию. Но не отрывали от меня глаз и перешёптывались без вечных хиханек, да хаханек.

У корпуса мою персону поджидал более значительный подарок судьбы. К перилам крыльца прислонилась Эрика. Надо же, стоит разок прославиться, и всё сразу становится таким легко достижимым. Не надо никакой дискотеки, чтобы самая красивая девочка лагеря начала пристраиваться тебе в хвост.

К сожалению, Эрика пришла не за этим. Никаких «Егоров», никаких восторгов, никаких «Ну, Куба, можно я сяду с тобой, когда будет прощальный костёр?»

– Не забудь, завтра после подъёма встречаемся за эспланадой, – вот и всё, что прозвучало в мой адрес.

– Зачем? – недоумённо выдавил я.

Потом вспомнил. Странно, единственный подъём флага сделал меня иным человеком. Я забыл о наших планах. Я забыл о предстоящем побеге. Я забыл даже о сказочном городе. Оказывается, не думать о Красной Струне совсем несложно, особенно, если утром тебя поджидают тридцать два неподнятых флага.

– Ты тормоз, Куба, – печально констатировала Эрика.

– Кого ты назвала тормозом? – закипятился я. Правда, тихо. Не хотелось привлекать внимание. Пусть народ топчется в сторонке, кидая косые взгляды, и думает, что Эрика признаётся мне в любви.

Эрика не ответила. Просто смотрела грустными глазами. Она словно чувствовала, что мне уже не хочется ничего предпринимать, но не могла подобрать слова. Губы её сжались. Я ещё ни разу не видел её сердитой. Даже теперь она продолжала оставаться на диво привлекательной. Пусть сердится. Пусть злится. Я даже готов стерпеть, если она назовёт меня «козлом», но только пусть так и стоит рядом.

Мозги медленно закипали. Присутствие Эрики размягчало их. Стоило огромных трудов заставить их работать. Надо срочно придумать что-то такое, что бы оставило Эрику вместе со мной.

– Хочешь, – сказал я, – когда вернёмся в город, я буду прибегать к тебе каждый день?

Лицо Эрики исказила гримаса скорби.

– У меня есть потрясающие краски, – попробовал зайти я с другой стороны. – Из Германии. Могу отдать.

Нет, не интересовали Эрику чужие краски.

– Если кто к тебе полезет, – начал я обычную песенку всех парней, – скажи мне, я ему…

На Эрику не действовали обычные песенки. На Эрику не лезли. Перед ней прогибались.

– А давай, устроим персональную выставку твоих рисунков, – засияли мои глаза. – Я могу сказать Электричке. Вряд ли она мне откажет.

Знакомства с сильными мира сего Эрику не впечатлили. Эрика молчала. Эрика ждала моих слов. По правде ждала! Вот только каких?

– Я хочу, – медленно отчеканила она, – чтобы завтра после подъёма ты и Говоровская ждали меня за эспланадой. Куба, почему ты решил наплевать на расследование? Ты же обещал!

Эрику тянуло в верхние пределы, а меня они уже нисколечко не интересовали. Но не хотелось отпускать Эрику. Я страстно желал завтра с эспланады разглядеть её стройную фигурку. Эрика не отводит глаза. Эрика всегда смотрит в центр. А в центре завтра буду стоять я. И поднимать флаги.

– Наверное, – нехотя начал я, – нам не стоит соваться, куда не следует. Может, ну её, Красную Струну. Жили ведь раньше, не знали ничё такого, и хорошо было.

– Куба, – Эрика встряхнула меня за плечи, как какого-то несмышлёныша. Осталось всего два утра. Никто не знает, что произойдёт после того, как будет поднято сто двадцать семь флагов.

– Вот и посмотрим! – с деланным интересом отозвался я.

Мне не верилось, что когда-нибудь всё закончится. Гораздо приятнее представлять, что флаги будут подниматься до конца смены.

– Как ты не понимаешь, – рассердилась Эрика, – только мы знаем про Красную Струну. Только нам дан шанс отыскать подвал. Только мы можем всё это остановить.

Остановить! Да за это я!.. Будь рядом другая девчонка, я бы давно взбеленился. Но Эрика была так хороша, что хотелось прощать её раз за разом, какой бы огромной не оказалась её вина. Мозг размягчился окончательно и теперь медленно плескался в сладких волнах эйфории. Когда мы вернёмся в город, я обязательно приглашу Эрику в кинотеатр с Долби Сурраунд. Каких бы деньжищ это ни стоило!

– Так ты придёшь?

– Знаешь, Элиньяк, – предложил я компромисс. – Если тебя не напрягают с тихим часом, давай, встретимся вместо него у клуба. Я покажу тебе парочку потрясающих мест. Думаю, никто не заметит, что мы на полчасика сбежим из лагеря.

Носик Эрики смешно раздулся. Я вспомнил, как осенним вечером малюсенький котёнок тихо дышал мне в ладонь. Две тонкие струйки тёплого воздуха гладили замерзающую кожу. Почему-то мне казалось, что Эрика дышит точно так же.

– Куба, что с тобой? – глаза Эрики наполнились испугом. – Тебя заколдовали?

– Ни в коем разе! – гневно отмёл я неподобающие гипотезы. – Кому надо меня заколдовывать? Электричке? Пойми, Эрика, она не такая уж плохая. Просто мы тут нафантазировали кучу всего, а на самом-то деле…

Эрика повернулась и пошла прочь. Я секунды три постоял, думая, как скажется на моём имидже, если взять и броситься следом. А Эрика уходила, и мне стало наплевать на имидж, словно я стал главным героем рекламного ролика «Спрайта». Реактивным самолётом я сорвался с места, легко обогнал Элиньяк, загородил дорогу и посмотрел в её грустное лицо. Я не хотел, чтобы она уходила. Я готов был пойти на самые страшные жертвы.

– Хочешь, – спросил я дрогнувшим голосом, – поднять флаги вместо меня?

Глаза Эрики раскрылись. А потом лицо стало чужим и холодным.

– А ты, Куба, скучный, – она легко отстранила меня с дороги и пошла к своему корпусу.

Я смотрел вслед ошарашенным взором. Я не мог подобрать подходящих слов. Я не умел останавливать тех, кому со мной было неинтересно.

Но я уже отдал завтрашние флаги, пусть даже их и отвергли с презрением. А когда я отдал их, оказалось, что нужны они мне не так уж сильно. Я подумал, что смогу прожить без тридцати двух флагов, хотя это будет весьма неприятно. А ещё я подумал, что надо всё-таки вместо зарядки проверить полянку за эспланадой.

Вдруг меня всё-таки там будут ждать?

Глава 23
Эрика Элиньяк в сказочном городе

Именно так Эрика назвала бы газетную статью, если бы кто вздумал писать о ней. Но журналистов поблизости не наблюдалось. Собственно говоря, никого не виделось на странных улочках волшебного города.

По левую руку стоял одноэтажный дом, весело поблёскивающий глазами-окнами. А вот выгнувшаяся аркой пасть темнела весьма неприветливо. В заполненном тенями дворе колыхался белёсый туман. Туда Эрика заходить не собиралась. Пока не собиралась. Она надеялась повстречать кого-то на улице, прежде чем рискнуть нарушить границы частной собственности. За вторым окном дом переходил в башню, двумя этажами взметнувшуюся над зелёными пластинками черепичной крыши. От башни вдоль улицы тянулась древняя, обтрёпанная ветрами стена, в которую вмуровали фонари, изукрашенные чугунными узорами. Верх стены порос невысокими деревцами. Из-за стены выглядывала ещё одна башня. Её четырёхскатная крыша нежно зеленела на фоне безмятежного неба.

По правую руку выстроилась шеренга маленьких домишек, плотно прильнувших друг к другу. К стенам приткнулись цветы, похожие на подсолнухи, вот только лепестки у них были небесно-голубые. В мире, где остался лагерь, лето незаметно подбиралось к концу. Здесь же властвовала весна. Почки только-только раскрылись. Поэтому по улочке незримо вился дурманящий аромат ранних листьев. Пели невидимые скворцы, и завистливо каркала ворона. Прямо посередине дороги, вымощенной разноцветными, в основном розовыми квадратиками плиток, беспечно прыгали воробьи, ввязываясь в шумные драки, когда какому-то счастливчику удавалось выволочь из жирной земли газонов неудачливого червя.

Двери некоторых домиков были распахнуты, но Эрика решила, что всё-таки заходить туда пока не следует. Что же ждало её в верхних пределах? Или кто?

Раньше, мечтая о том, когда она очутится в сказке, Эрика рисовала встречу с высокой феей, длинные волосы которой опутаны серебряной сеткой, где переливаются блёстки алмазов. Или с седобородым волшебником, опирающимся на посох, в набалдашнике которого мягким светом горит голубой камень. Эрика улыбнётся им и попросится в ученицы. А они улыбнутся в ответ и отведут Эрику во дворец, где будет ещё очень много маленьких девочек-волшебниц.

Но сейчас Эрика уже не надеялась на встречу с волшебником. Теперь ей мечталось до обеда успеть облазить как можно большую часть сказочного города. Даже если он на самом деле не сказочный, Эрика будет думать о нём, как о сказочном. И тогда любая встреча покажется волшебной.

Улочка круто повернула, стена оборвалась, чтобы на смену себе пустить двухэтажный дом с четырьмя миниатюрными башенками по углам. На длинных шпилях замерли стрельчатые флюгера, покрытые кружевной вязью. Было по-весеннему прохладно, но совершенно безветренно. Поэтому лучей солнца вполне хватало, чтобы чувствовать себя в этом мире уютно.

Эрика скользнула в проём между старинной стеной и домом с башенками и замерла, ошеломлённая. Земля обрывалась крутым склоном, покрытым порослью начинавших зеленеть кустов. А внизу расстилались тысячи улочек и сотни шпилей старинных, не похожих одна на другую башен, расчерчивали небо над горизонтом чёрными полосками. Но взор притягивала высоченная серебристая мачта. Узкая игла, лежащая на столе, покрытом скатертью из голубого атласа. Эрика поняла, что сейчас она будет искать путь вниз, а потом пробираться извилистыми маршрутами на восток, чтобы залезть на самую верхотуру и увидеть, какой он, мир, с высоты, где даже птицы не летают.

Девочка не могла оторваться от величественного зрелища. Поэтому отступала в переулок она вперёд спиной. Шажок за шажком, а глаза так и скользят, так и стараются охватить всю эту красотищу и удержать в памяти навсегда. Шажок за шажком, пока не врезалась во что-то жёсткое и округлое, словно в ребро старого холодильника.

За спиной послышалось рассерженное гудение. Эрика стремительно обернулась. Перед ней на четырёх лапках стоял самый настоящий жук! Тёмно-фиолетовый! Ростом под два метра!

Его глаза навыкат блестели капельками ртути. Панцирь на спине подрагивал надкрыльями. Подрагивал быстро-быстро, отчего воздух и трепетал так надрывно.

– Здравствуйте, господин жук! – воскликнула Эрика. – Вы не расскажете мне о Красных Струнах.

По гордо выгнутому рту жука пробежала судорога. Зудение усилилось, а потом панцирь встопорщился двумя крылами и жук, теперь напоминавший маленький самолёт, отважно подпрыгнул и бросился с обрыва, закладывая потрясающие виражи.

Отвечать Эрике он не счёл нужным. Может быть, тут шли не те времена? Может быть, жука следовало назвать «товарищ»?

Но сделанного не воротишь. И Эрика двинулась дальше в поисках лестницы, ведущей вниз. Маленькие домишки остались за поворотом. Теперь по сторонам поднимались дома, стены которых были сложены из яшмы. Окна обрамляли малахитовые и нефритовые полосы. Иногда пластина малахита красовалась над козырьком крыльца. Чёрные извилины на яркой зелени обрисовывали то стайку морских чаек, то прорыв оленя через кусты, то гористую местность и заросшую елками долину. Солнце расцвечивало узорную мостовую. То один квадрат, то другой таинственно вспыхивал бликами, словно его не выточили из каменной глыбы, а отлили из стекла.

Эрика погладила узоры бронзового фонарного столба. Закопчённое окошко приветливо качнулось. То ли благодарило Эрику, то ли просто выпорхнул на волю один из сотен воробьёв. Вокруг царило умиротворение. Но не сонное и усталое, а бодрое, зовущее в путь, обещающее, что подлых ударов в спину не будет.

Девочка прошла мимо пары высоченных арок. Окна казались рядом с ними игральными картами. Обе они были заперты пыльными воротами. Створки перечёркивали тёмные полосы засовов. В одной створке обнаружилась дверца, чуть подавшаяся внутрь. Из щели тянуло болотной сыростью, и Эрика поспешила прочь.

Улочка упиралась в башню. Девочка беспомощно заозиралась в поисках прохода. Донельзя не хотелось возвращаться назад. Ведь эту улочку она уже видела. Вот бы перепрыгнуть через крыши и очутиться на соседней. А ещё лучше вознестись и пролететь над всем городом, а приземлиться прямо на верхнюю площадку серебряной мачты. Вздохнув от жалости к невыполнимым желаниям, Эрика заметила, что вход в башню открыт настежь.

Рискнуть стоило. Там мог оказаться проходной подъезд. Да и посмотреть башню изнутри тоже хотелось. Вдруг в ней выставлены рыцарские латы! Или в тёмных нишах спрятаны кувшины, наполненные золотыми монетами и драгоценностями.

Девочка шагнула под арку. Солнце испуганно скакнуло прочь. Лестница, завиваясь спиралью, поднималась в туманный сумрак. Оттуда нисходили волны мягко щекочущей прохлады. Эрика, поглаживая рукой шероховатые камни, оставляла за спиной одну ступеньку за другой. Камни льнули к рукам, стремясь выцепить кусочек тепла и хоть немножечко согреться. Солнце никогда не заглядывало в эти мрачные просторы, и тепла было ждать неоткуда, кроме как от десятка чадящих факелов, ютившихся в чугунных петлях. Камни, в которые был вмурован металл, напитывались теплом и торжествовали. Но пламя, делясь жаром, щедро делилось и копотью. Узор, высеченный руками древних мастеров, скрывался под слоями сажи, и камни-теплолюбы теряли уважение чистеньких соседей, пусть даже те скрежетали в тщетных попытках согреться.

Пятый виток спирали закончился дверью. На тёмном дубе сверкали жёлтые завитушки резьбы, складываясь в картину, где на лесной поляне танцевали два единорога. И сокол распростёр крылья, украсив собой дверной косяк.

Отсюда отступать тем более не хотелось. Закрыта ли дверь. А если открыта, то можно ли хоть одним глазочком посмотреть на то, что за ней. И если нельзя, то всё равно ведь ничего плохого не будет, если Эрика быстренько глянет, кто там живёт. Ведь если бы этот таинственный кто-то не желал видеть Эрику, он непременно повесил бы табличку «Не входить!» А раз никакой таблички не видно, значит, обитатели здешних мест будут совсем не против, если Эрика заглянет к ним на огонёк.

Ладошка легла на деревянную гладь и толкнула. Бесшумно дверь отворилась. Глазам предстала круглая комната. В её центре стояли старинные часы. Как и положено, они покоились в шкафу. Стенки покрывали красновато-чёрные извилины. Переднюю стенку заменяла дверца из мутного стекла. За стеклом мерно покачивался маятник. Два стрельчатых окна были прорублены в стенах. Две дороги, сотканные из серебряного света, уткнулись в циферблат.

Эрика подошла поближе. Странными оказались эти часы. Прежде всего на круге располагалось не двенадцать чисел, а пятнадцать. И стрелок было три, причём третья не прыгала, как полоумная, отмеряя секунды. Секунды не соскакивали с замершего острия, а пробирались чёрными ходами. Они рождались в переплетениях скрытых от глаз шестерёнок и просачивались сквозь стены, неприступные для людей и стихий, но совершенно прозрачные для времени. Тик-так. И ещё одна секунда уносилась в поисках лучшей доли, чтобы уж не вернуться никогда. Тик-так. Но звонкое тиканье перекрывалось невыносимым скрежетанием. И секунды не задерживались, а стремились убежать из неприветливой комнаты как можно быстрее.

А потом на испещрённой трещинками эмали циферблата Эрика заметила глаза. Круглые. Бледно-голубые. С алыми точками зрачков. Один прятался в нижнем кольце тройки, что составляла «13». Другой обрисовывал дугу цифры «2». Толстая маленькая стрелка мясистым носом легла между четырнадцатью и пятнадцатью. Две других указывали на «8» и «6», словно обвисшие усы и надменно выгнутый рот. Всё вместе представляло картину неприятно перекошенного лица.

– Здравствуйте, – на всякий случай сказала Эрика. Вдруг да прячется кто-то за часами, вдруг да выглянет и ответит Эрике на все вопросы.

– Зд-кра-ствуй, д-кре-вочка, – проскрежетали часы.

– Ой, – не удержалась Эрика. – Самые настоящие говорящие часы.

– Д-кра, – согласились часы. – Гово-кря-щие.

– И вы расскажете мне про Красную Струну! – это прозвучало даже не вопросом.

– Кра-сная Ст-кру-на, – неодобрительно пророкотал обитатель старинной башни. – З-кра-чем т-кра-кой хо-кро-шей д-кре-вочке Кра-сные Ст-кру-ны?

– Совсем-совсем не нужны, – замотала головой Эрика. – Просто в нашем лагере творится всякая жуть. Каждую ночь появляются всё новые чудища, а поутру вырастают новые флагштоки. И нам известно, что после того, как сто двадцать семь знамён поднимутся в небеса, произойдёт что-то ужасное. И есть Красная Струна, которой боятся те, кто знамёна поднимает.

– Н-кро-вые фл-гра-ги, – задумались часы. – Ес-кри Кра-с-кры-е Ст-кру-ны з-кра-в-кру-тся с-кри-рал-кью…

– Стойте, – взмолилась Эрика. – Хочу сказать, что я ничегошеньки не поняла. Вы не можете не скрежетать.

– С-кра-жь м-кро-и шес-кре-рён-кри, – пророкотали часы.

– Смазать?

– Д-кра, – тот глаз, что в двойке, довольно подмигнул.

– Да, пожалуйста, – кивнула Эрика. – Где тут у вас масло?

– Зд-кре-сь мас-кра н-кре-т, – речь часов становилась всё неразборчивей. Ма-кро у се-крых гн-кро-мов.

– У кого? – вытянулось лицо Эрики.

– Гн-кро-мы, – попытались объяснить часы. – Х-кра-нители зем-крых нед-кр.

– А, гномы! – обрадовалась Эрика. – Хорошо, я к ним сбегаю!

– Не т-кро-кро-пись! – заверещали часы. – Пос-кру-шай нас-кр. Над-кро ждат-кр.

– Я не могу ждать! – пояснила Эрика. – У меня времени всего до обеда. А я хочу ещё залезть на серебристую вышку. Ту, что у горизонта.

Часы что-то неразборчиво прохрипели и замолкли. Наступила оглушительная тишина.

– Эй, – тихо позвала Эрика. – Вы ещё живы.

Часы молчали. Зрачки в глазах скакнули кверху и слились с чернотой цифр. Часы казались остановившимися сто лет назад.

Ничего не поделать, хочешь узнать о Красных Струнах, ищи гномов. А найдёшь, думай, как раздобыть масло. И времени мало.

Раздумывая об этом, Эрика уже вприпрыжку спускалась. Она представляла, как пронесётся по улочке, найдёт первую же дверь и забарабанит, чтобы разбудить даже ждущих живую воду. И кто бы ни вышел, он обязательно расскажет Эрике, как найти гномов.

Только Эрика вознамерилась выскочить наружу, как резко затормозила и едва удержалась на каменной плите. Улица исчезла. Плита обрывалась в пропасть. В далёком низу всё также переплетались улочки, застроенные домишками с небесно-голубой черепицей. Только теперь город не радовал Эрику. Мир отгородился от девочки ужасающей высотой. А серебристая мачта странным образом перебралась к северу.

– Доброго дня, Эрика! – прощебетала чёрногалстучная синица, опускаясь на плечо.

– Ты считаешь, что он добрый? – расстроено пробормотала девочка, уже не удивляясь ни тому, что синица разговаривает, ни тому, что Эрика ей знакома.

– Я не сказала «добрый», – зачирикала синица. – Я сказала «доброго дня». И если бы ты не была Эрикой Элиньяк, я бы тут же упорхнула. Была нужда выслушивать незаслуженные оскорбления.

– А чем я тебе так симпатична? – удивилась Эрика.

– Чем-чем, – рассердилась синица. – А кто меня нарисовал? Разве не ты?

– Но я никогда не видела, чтобы нарисованные синицы оживали!

– Не все нарисованные синицы оживают! Оживают лишь ЗАБЫТЫЕ нарисованные синицы! И не только синицы! Всё то, что нарисовано на забытых рисунках, тут же переносится в забытые нарисованные миры. Да что о нас, нарисованных. Со стихами та же история. Ты даже не представляешь, сколько пишется стихов. А большая-то часть забывается почти сразу. Вот и возникают в неведомых пространствах кем-то сочинённые миры, чтобы не пригодиться создателю, зато прожить долгую и самостоятельную жизнь. Ну, поняла? Но у нас с тобой всё иначе.

Эрика вглядывалась в синицу. Не помнила она её и всё тут. Мало ли кого она рисовала. Вспомнить хотя бы, когда. Может быть, во время похода в зоопарк. Эрика представила мамину зелёную тетрадку, а в ней спящего волка, вытаращившего глаза зайца и гордого павлина с пышным хвостом. Но была ли там синица? Если да, то на последних страницах, которые Эрика не открывала уже много лет. Нет желания смотреть свои детские рисунки. Стоп, если бы она рисовала синицу в пять лет, та получилась бы донельзя кривой. Значит, гораздо позднее. Недавно! Может быть, прямо в лагере. Впрочем, если синица ожила, значит, она была по-настоящему забытой, и напрягать мозги не стоило.

– А чем ты мне можешь пригодиться? – спросила девочка.

– Хочешь, доставлю тебя в Гномью Слободу? – и синица весело запрыгала и затрещала, как сорока.

– И как ты это собираешься сделать, – скептически сказала Эрика, даже не надеясь на лучшее.

– Нам повезло, что на листе была я одна, – синица прихорошилась. – Только я и бледная пустота вокруг. Ни веточки, ни листочка, ни единой сравнительной единицы. Сейчас я предстала перед тобой в привычном размере. Но никто не мешает нам допустить, что ты решила запечатлеть для истории гигантскую синицу, непонятно как очутившуюся в Уральских лесах. Нарисовала и забыла.

– Синицу в два метра. Забудешь такую, как же!

– Ты мне не веришь, – коготки больно оцарапали кожу. – Тогда смотри!

Теперь перед Эрикой сидела гигантская птица. Когти проскребли не по плечу, а по плите. Размах крыльев вызвал бы зависть даже у короля орлов.

Через минуту город бросился навстречу девочке. Мечта сбылась. Она летела над паутиной проспектов, бульваров и переулков. Шпили проплывали совсем близко. Чёрным клином мимо пронеслась стая молоденьких ведьмочек, оседлавших растрёпанные метёлки. Из огромного полукруглого окна башни, сложенной из чёрных камней, высунулся седобородый старец и проводил девочку взором, наполненным нескрываемым восхищением.